Дункан слегка присвистнул, поняв, насколько он был близок к смерти.
   – Мэгги – не моя сестра.
   Настала очередь Саймона удивляться. И, кроме того, он испытал некоторое облегчение. Ему нравился Шотландский Молот, нравились его смелость и бесстрашие. Если бы не обстоятельства, они могли бы стать друзьями.
   – Мне приятно слышать это, – просто сказал Саймон.
   – А твоему брату?
   Саймон с симпатией взглянул на Дункана и улыбнулся.
   – Ты начинаешь понимать Доминика. В битве он самый яростный воин, которого я только видел. Потому что он считает, что война – это ошибка, произошедшая от недостатка ума, и она должна быть исправлена как можно быстрее. Он предпочитает мир войне.
   – По нему я бы этого не сказал.
   – И я тоже, – поддержал его Саймон.
   Мужчины посмотрели друг на друга и рассмеялись. Доминик повернулся в ту сторону, откуда раздавался смех, и покачал головой.
   – Что там? – спросила Мэг.
   – Мой брат и Шотландский Молот.
   Мэг озадаченно посмотрела на него.
   – Они смеются вместе, как друзья, – объяснил Доминик. – Как будто бы и не пытались только что в церкви убить друг друга.
   – Может быть, поэтому они и смеются. Они живы, на дворе весна, их ждет роскошный пир. Чего еще они могут просить от жизни сейчас?
   Взгляд серых глаз остановился на Мэг. Доминик медленно склонил голову, когда уяснил себе, что она сказала.
   – А ты мудра, хотя и женщина.
   Она запальчиво сверкнула зелеными глазами.
   – Мудрее, чем иные мужчины, уверяю тебя.
   Доминик приподнял уголок рта в кривой улыбке.
   – Я запомню это.
   Доминик и Мэг двинулись через двор, окруженные плотной толпой вассалов. Казалось, что каждый житель Блэкторна вознамерился лично удостовериться, что его госпожа жива и здорова. Эдит нетерпеливо ждала в стороне от толпы, через которую не могла пробиться.
   – В чем дело, Эдит? – наконец Мэг заметила ее. – Иди сюда.
   Вассалы расступились, чтобы пропустить служанку Мэг. Дневной свет подчеркнул то, что Эдит предпочла бы скрыть, – бедность ее одежды. Впрочем, простые люди были одеты еще хуже, совсем в лохмотья.
   – Лорду Джону гораздо хуже, – выпалила Эдит. – Однако он хочет вскоре поднять свадебный тост.
   На мгновение Мэг закрыла глаза. Она боялась сталкиваться лицом к лицу с гневом отца. Или… он не отец ей?
   Доминик заметил ее смятение. Он обнял Мэг за талию. Близость ее тела под серебристой тканью возбуждала его.
   – Передай лорду Джону, что мы скоро придем к нему, – сказал Доминик.
   Эдит удивленно посмотрела на него. Его повелительный холодный тон давал ей понять, что она должна привыкнуть к тому, что придется исполнять его приказания. Она торопливо кивнула и побежала назад сквозь толпу. Бледно-оранжевое платье и длинные светлые волосы четко выделялись на фоне пыльных серых камней замка, когда она поднималась по ступеням сторожки.
   Доминик взглянул в потемневшие глаза Мэг и догадался о причине ее страха.
   – Ты моя жена. А я способен защитить то, что принадлежит мне. Амбиции твоего отца не должны тебя больше беспокоить.
   Длинные золотистые ресницы Мэг опустились, на мгновение скрыв ее глаза. Ей было интересно, будет ли Доминик так же охранять ее, когда узнает о родовом проклятии, почти наверняка лишавшем его сыновей.
   – Но не пытайся опять обвести меня вокруг пальца, как в тот раз, у птичьих клеток, – добавил он холодно. – Такие фокусы дважды со мной не проходят.
   – Ты удивляешь меня. Я не была одета должным образом. Мы встретились не в парадном зале, ни тебя, ни меня не сопровождала свита. Отец запретил мне видеть тебя до самого дня свадьбы. Могла ли я поступить иначе? Неужели ты не можешь простить мне этот невинный обман?
   Мэг торопливо говорила первое, что приходило на ум, чтобы скрыть свою неуверенность. Доминик слушал ее с повышенным вниманием. Мэг вдруг ясно поняла, что он может сделать с нею все, что хочет. Она в его власти. Этот брак был сделкой: за мир и благополучие замка и окрестных земель она заплатила собой.
   Когда через минуту Мэг опять подняла глаза, по ее лицу уже нельзя было прочесть ничего. Главная цель была достигнута – замок Блэкторн спасен от разрушительной войны. А все остальное… В остальном Мэг, по совету матери, положилась на волю Божью.
   Доминик и Мэг вместе поднялись по ступеням и у самых дверей замка повернулись к толпе, чтобы в последний раз принять поздравления. Уже под сводами башни Мэг нерешительно посмотрела на Доминика.
   – На свадебном пиру ты тоже будешь в кольчуге? – спросила она.
   – Да.
   Прежде чем она успела произнести еще слово, Доминик прикоснулся пальцем к ее губам. Удивленная, она стояла неподвижно, наблюдая за ним огромными серьезными глазами. Ее платье мерцало, как луна на ночном небе, окруженная мириадами звезд.
   – Не бойтесь, моя леди, – мягко сказал Доминик. – Я сниму кольчугу и меч в спальне.
   Дыхание Мэг согревало пальцы Доминика. Странная улыбка появилась на его лице, делая его неожиданно притягательным.
   – Хотя меч, может быть, и не сниму, – добавил он насмешливо. – Он устал от сражений и странствий, я надеюсь, ему будет хорошо в твоих теплых ножнах.
   Мэг так поразила перемена, показавшая ей нового, неожиданного Доминика, что ей потребовалось некоторое время, чтобы понять смысл его слов. Потом краска залила ее лицо.
   Он увидел этот румянец и тихо засмеялся.
   – Я владею этим моим мечом не хуже, чем другим, – произнес Доминик с удовлетворением. – Я, конечно, собирался исполнять свой супружеский долг, но не думал, что буду получать от этого много удовольствия. Теперь я вижу, что ошибался. Это будет приятно.
   – Приятно кому, мой господин?
   – Нам обоим!
   – О, ты, наверное, хочешь иметь наследников?
   – Конечно, я хочу наследников. Иначе зачем жениться?
   – Земля и замок – разве это не достаточный повод для женитьбы? – холодно предположила Мэг.
   – Без сыновей земля – непосильная ноша, а женитьба – подлый обман, – отрезал Доминик.
   Прежде чем Мэг успела что-нибудь ответить, в башню вошли Саймон и Дункан. Когда Дункан увидел Мэг, он резко остановился. Саймон посмотрел на Доминика, и тот жестом приказал ему следовать дальше в одиночестве. Но когда Дункан хотел заговорить, Доминик опередил его.
   – Прежде чем ты начнешь бранить мою жену, – сказал он холодно, – вспомни, что ты жив только благодаря ей.
   Дункан внимательно посмотрел на Доминика, глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и ответил:
   – Мэгги не имеет никакого отношения к нашему разговору.
   – Они просто использовали меня как пешку, – вмешалась Мэг, прежде чем Доминик успел что-либо ответить.
   Оба мужчины смотрели на нее с удивлением, поскольку тон, которым она это произнесла, был для нее необычен. Она продолжала таким же злым голосом:
   – Мой отец – или он мне не отец, а может, и вообще никто? – был очень горд своим жестоким планом. Он предполагал сделать из меня приманку. С какой же стати Дункану извиняться за такую замечательную идею?
   Шотландский Молот тяжело переступил с ноги на ногу. То, что сказала Мэг, было правдой, но, произнесенное вслух, звучало весьма неприятно.
   – Мэгги, – проговорил он хрипло, – я не хотел причинять тебе никакого вреда. Ты веришь мне?
   – В таком случае почему же ты собирался затеять битву, когда она стояла беззащитная в центре поля боя? – язвительно спросил Доминик.
   – У моих людей был приказ! – закричал Дункан. – Я поклялся убить каждого, кто причинит Мэг хоть малейший вред.
   – А мои люди? Что ты приказал им? – холодно поинтересовался Доминик. – Как бы ты сумел предотвратить тот вред, который могли причинить ей они?
   Дункан побледнел.
   – Мэгги, это не должно было произойти, – обратился он к ней. – Я бы смог защитить тебя!
   – Зачем? Смерть – это избавление.
   Мужчинам понадобилось некоторое время, чтобы осознать смысл ее горьких слов. Когда это произошло, оба удивленно воззрились на нее.
   – Почему ты так говоришь, дорогая? – прошептал Дункан.
   – Лорд Джон пытался использовать меня как предлог для того, чтобы начать войну с норманнами, с тех пор, как мне исполнилось восемь лет, – сказала Мэг. – Если бы ему это удалось, я не смогла бы жить с сознанием того, что являюсь причиной бедствий и смерти множества людей. Моя смерть принесла бы покой мне самой и множеству других.
   – Ты не можешь так говорить, Мэгги.
   – Могу. И говорю.
   Доминик не сомневался ни в одном слове Мэг. Он видел зеленый огонь, горящий в ее глазах, и чувствовал, что на ней сосредоточены все надежды жителей поместья Блэкторн. Жить с сознанием этой надежды и понимать, что ты не сможешь оправдать ее, – это могло сломить даже такую женщину, как Мэг.
   Взволнованный ее словами, Дункан провел своей большой рукой по волосам Мэг, не в состоянии произнести ни слова.
   Мэг почувствовала его страдание и коснулась его руки своими ласковыми пальцами.
   – Я верю, что ты не хотел моих ран или смерти, – сказала она.
   – Спасибо, – ответил Дункан низким, дрожащим голосом. – Я… – Он тряхнул головой и обнял Мэг. – Я не хотел потерять тебя, Мэгги. Я не хотел подвергать тебя даже малейшему риску.
   – Я не упрекаю тебя. – Она горько улыбнулась. – Ты настоящий мужчина и делаешь то, что всегда делают мужчины.
   – И что же всегда делают мужчины? – холодно спросил Доминик, убирая руку Дункана с плеча Мэг.
   – Воюют за то, чтобы иметь землю и сыновей.
   Доминик хмыкнул:
   – Это все равно что сказать: солнце занимается только тем, что встает и садится.
   Странно, но слова Мэг не понравились Доминику. Он не хотел, чтобы его ставили в один ряд с Джоном, который готов воевать и с королем, и с церковью, лишь бы его незаконнорожденный сын унаследовал Блэкторн.
   – Для мужчины есть и другие ценности, кроме сыновей и земли, – произнес он.
   – В самом деле? – удивилась Мэг. – Назови хоть одну из них.
   – Когда ты прикасаешься к моим губам, жена, меня в этом мире не волнует больше ничего – ни земля, ни сыновья.
   Мэг опустила ресницы, чтобы скрыть свой трепет.
   – Прости меня, муж. Боюсь, что события сегодняшнего дня лишили меня способности рассуждать. Я никогда больше не поставлю тебя в один ряд с обычными смертными.
   – Твои извинения звучат еще обиднее, чем обвинения.
   Дункан усмехнулся, наблюдая, как слова Мэг действуют на Доминика. На ее губах возникла легкая улыбка, которую она постаралась тут же погасить.
   – Я приношу вам обоим свои поздравления. Теперь я оставлю вас.
   – Подожди, – резко возразил Доминик.
   Дункан удивленно обернулся.
   – Ты пойдешь с нами в большой зал, – продолжал Доминик. – Я хочу, чтобы все видели, что ты цел и невредим и тебя все-таки не кастрировали на свадебной церемонии.
   Мэг издала какой-то сдавленный звук и посмотрела на Дункана. Он при этих словах вспыхнул.
   – Обопрись на его руку, – сказал Доминик Мэг. – Но больше ты никогда не прикоснешься к нему.
   Жестокость в голосе Доминика заставила Мэг посмотреть на него. То, что она прочла в его глазах, повергло ее в смятение. Не говоря ни слова, она взяла Дункана под руку. В молчании все трое подошли к большому залу, который был освещен факелами, развешанными на стенах. Серебряные приборы сияли на длинных столах. Саксонцы и норманны сидели вперемешку, ожидая новобрачных. За ними внимательно наблюдали мужчины, стоявшие вдоль стен вместе со слугами. Однако эти люди слугами не являлись. В руках у них были заряженные арбалеты.
   Это придавало всем движениям замедленность и даже некоторую заторможенность. Под дулами веселиться неуютно. Лорд Джон тоже ждал появления Мэг и Доминика. Он сидел за столом, которой несколько возвышался над остальными. Три золотых прибора стояло на этом столе. После того как супруги появились в зале, слуга по знаку Джона наполнил вином золотой бокал, украшенный драгоценными камнями.
   – Тост за новобрачных, – произнес Джон.
   Несмотря на то что голос его прозвучал едва слышно, все разговоры в зале моментально стихли, и рыцари повернулись к столу лорда Джона.
   – Посмотрите на великого норманнского лорда, – начал Джон голосом, полным презрения. – Посмотрите на дурака, который доверился королю Генриху и был обманут им.
   Подавленные возгласы и вздохи послышались в зале.
   Доминик улыбнулся хищной улыбкой.
   – Ты прекрасно разбираешься в предательствах, потому что всю свою жизнь занимался ими. Объясни же, как король Генрих предал меня.
   – Это очень просто. Посмотри на свою жену.
   Доминик искоса посмотрел на Мэг. Ее губы были бледны и плотно сжаты. Он взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе.
   – Нет, мой король любит меня сильнее, чем ты можешь представить, – громко проговорил Доминик. – Он дал мне в жены самую прекрасную леди в своем королевстве.
   – Это не прекрасная леди, а красивая ведьма! – ответил Джон.
   – Ты болен, старик. Скажи свой тост и дай нам спокойно продолжать праздник.
   Джон визгливо засмеялся, а Мэг напряглась в молчаливом протесте.
   – Это именно то, что я собираюсь сделать, – заявил Джон. – Мы должны выпить за короля, который ненавидит тебя настолько, что дал тебе в жены женщину из рода Глендруидов.
   – Это не самое большое бремя для меня, – усмехнулся Доминик.
   – Ха! Ты спокоен, как камень. А между тем для мужчины и рыцаря нет ничего хуже. У тебя, так же как и у меня, никогда не будет сыновей.
   Усмешка сошла с лица Доминика.
   – Что ты сказал? Твоя дочь бесплодна?
   – Я же тебе говорю, что она ведьма. – Джон в сердцах сплюнул. – Если между вами не будет любви, она никогда не родит тебе сына.
   Доминик хмыкнул:
   – То же самое можно сказать о любой женщине.
   – Обычные женщины не вольны рожать или не рожать, но род Глендруидов проклят.
   Против своей воли Доминик взбесился, увидев в глазах Джона безумие, опустошенность и триумф одновременно.
   Быстрый взгляд на Дункана и Мэг показал ему, что они знают о проклятии и верят а него. Все рыцари, сидящие в зале, наблюдали за Домиником с интересом, пытаясь угадать, что он будет делать, узнав тайну Глендруидов.
   – Все женщины из этого рода рожали только дочерей, и то не всегда, – продолжал Джон.
   – Если это правда, почему же ты хотел выдать леди Маргарет за своего сына? – спросил Доминик.
   – Потому что это был единственный способ оставить Блэкторн Дункану. И… – голос Джона прервался.
   Доминик ждал.
   Джон посмотрел на Мэг и Дункана.
   – Они привязаны друг к другу, – проговорил он наконец.
   Ответ не удовлетворил Доминика.
   – И что? – поинтересовался он мрачно.
   – То, что был какой-то шанс, что у них родится сын, – просто сказал Джон. – А если даже и нет, то всегда полно крестьянок, которые будут горды родить сына от своего господина. Так или иначе, мои земли унаследовал бы мой прямой потомок.
   Глаза Доминика сузились, когда он услышал свою мечту из уст ненавистного старика.
   – Но, – деловито продолжал Джон, – ни один мужчина не может увлечь ведьму, поскольку в ведьме слишком мало страсти. А даже если такой и найдется, то это точно будет не ее муж. И она, как обычно, родит дочь, и эта дочь будет незаконнорожденной.
   Эти слова заставили всех присутствующих посмотреть на Мэг.
   – Это правда, – горько произнес лорд Джон. – Маргарет не моя дочь.
   Он повернулся и указал пальцем на седоволосую женщину, которая наблюдала за происходящим с другого конца зала.
   – Скажи ему то, что он должен знать, – злорадно воскликнул лорд Джон. – Скажи ему сейчас.
   Старая Гвин взошла на возвышение с легкостью, удивительной для ее возраста. Она повернулась к Доминику и посмотрела ему прямо в глаза, не боясь их холода.
   – Это правда, – подтвердила Старая Гвин. – Мея госпожа уже была беременна от другого, когда выходила замуж.
   Она замолчала.
   – Скажи ему! – визжал старческий голос. – Скажи ему, что произойдет, если он силой попробует заставить свою жену родить ему ребенка!
   Тишина.
   – Старуха, – с угрозой обратился к ней Доминик. – Лучше скажи мне все.
   – Если ты будешь принуждать Мэг к супружескому ложу, твои поля не дадут урожая, стада погибнут, а вассалы перемрут, – ответила Старая Гвин.
   Доминик недоверчиво приподнял бровь.
   – Но если ты достаточно опытен, чтобы доставить ей удовольствие в постели, твое поместье будет процветать.
   – Продолжай, – велел Доминик, когда молчание затянулось.
   – А если между вами возникнет большая любовь, есть шанс, что она родит тебе сына.
   Неясный шум пробежал по залу. Но в этом ропоте ясно слышались два слова, повторяемые снова и снова: Волк Глендруидов, Волк Глендруидов, Волк Глендруидов…
   – Пусть будут прокляты все ведьмы из рода Глендруидов! – выкрикнул Джон. – Они холодны, как могильные курганы! Они никогда никого не любят!
   В порыве безумия он вскочил и поднял вверх бокал.
   Выгнать, чтобы не умерли все твои люди. Пусть ты каждую минуту своей жизни будешь мучиться, что твой род умирает вместе с тобой!
   Я дарю тебе в жены ведьму Маргарет.
   Старик одним глотком выпил содержимое бокала и с размаху бросил его на пол. Вдруг он вздрогнул, покачнулся и упал на стол, сшибая приборы. Когда Доминик подбежал к нему, Джон Кемберленд, лорд замка Блэкторн, был мертв.
   И улыбался.
 

Глава 9

   – Что ты собираешься делать? – спросил Саймон брата.
   Доминик безучастно смотрел на занавеси, которые отделяли маленькую комнату, где он сейчас, находился, от большого зала. Факелы на стенах уже почти догорели. Неясный шум доносился из зала, но это не был шум пиршества. Столы опустели, гости разошлись. Сейчас слуги начали уборку, но никто не трогал господский стол, стоящий на возвышении, – стол покойного лорда Джона. Остатки пищи, собранные со столов, отдали охотничьим псам.
   Доминик пожелал слугам приятного аппетита. Естественно, никто, кроме них, не получил от сегодняшнего пиршества никакого удовольствия.
   – Доминик! – окликнул его Саймон.
   – Я похороню старого пса по христианскому обычаю, что же еще? – произнес он раздраженно.
   – Я не это имею в виду.
   Повисло тяжелое молчание.
   Рука Доминика медленно сжалась в кулак, и удар этого кулака потряс крепкий деревянный стол.
   – Я жалею, что не убил Дункана тогда, когда у меня был для этого повод, – процедил он сквозь зубы.
   – Почему? – спросил Саймон. – Он ушел без ссоры, забрав всех своих людей.
   – Мне придется, по правилам хорошего тона, позвать его на похороны.
   Доминик издал звук, похожий на яростное рычание охотничьего пса.
   – Но к тому времени прибудут все остальные твои рыцари, – напомнил Саймон. – Замок не сможет покорить никто, кроме короля.
   Нетерпеливым движением Доминик повернулся к брату.
   – Ты слышал, что сказал Джон? – За холодом в голосе Доминика скрывалась боль. – Между моей женой и этим шотландским отродьем существует «привязанность». Господи, может быть, она беременна от него!
   – Все может быть, – задумчиво проговорил Саймон. – Вот я и спрашиваю: что ты собираешься делать?
   – Я не буду торопиться переспать со своей женой.
   – Я думал, – хмыкнул Саймон, – тебе интересно узнать о ее добрачной жизни. Всякие там Дунканы…
   – Когда – или если – я буду уверен, что она не беременна, – продолжал Доминик, не обращая внимания на слова брата, – я буду знать наверняка, что я – отец ребенка, которого она когда-нибудь родит.
   Саймон понимающе кивнул.
   – А пока я не получу этому подтверждения, я буду изучать неприступную крепость, кбторая зовется моей женой.
   Я узнаю о ней всю правду, все ее секреты и тайны, изучу все ее слабости. Вот тогда я начну осаду и проведу ее по всем правилам. Опыт у меня есть: я осаждал немало крепостей.
   – И успешно, надо заметить.
   – Так будет и в этот раз, – категорически заявил Доминик. – Смирить Глендруидскую ведьму доставит мне огромное удовольствие. Я не оставлю от так называемой привязанности даже воспоминания.
   – Мне почти жаль девушку, – заметил Саймон. Горящие глаза Доминика вопросительно уставились на брата.
   – Она не догадывается, какого демона разбудила, бросив тебе вызов, – пояснил Саймон.
   Пожав плечами, Доминик вновь принялся рассматривать громадный зал. Эти стены часто слышали, как прежние хозяева проклинали новых хозяев. И все-таки проклятие умирающего – это не шутка. О нем нелегко думать даже такому грозному человеку, как Доминик Ле Сабр.
   – Доминик!
   Он обернулся к Саймону.
   – Что, если она уже воспитывает отродье Дункана? – резко спросил Саймон.
   Доминик пожал плечами:
   – Я отправлю его в Нормандию. А затем…
   Саймон ждал, глядя на брата большими черными глазами.
   – А затем я заставлю свою жену, будь она Глен-друидская ведьма или кто угодно, покориться мне. Если будет иначе – клянусь! – она взмолится Господу, чтобы он избавил ее от того ада, в который я превращу ее жизнь.
   – Но как же быть с глендруидским проклятием?
   – Ну и что с ним? – вызывающе произнес Доминик.
   – Веришь ты или нет, но другие верят этому. Если ты будешь открыто насмехаться над ним… – голос Саймона затих.
   – Если ведьма не даст мне сына, я собственноручно спалю весь урожай и уничтожу все стада, – яростно проговорил Доминик. – Ты знаешь мое мнение. Земля и богатство – всего лишь насмешка, если у человека нет наследника, которому можно передать плоды своей жизни.
   Кулак Доминика вновь обрушился на стол с такой силой, что старое дерево затрещало.
   – Кровь Господня, меня так нагло использовали! Подойти так близко к своей мечте и увидеть, как все летит в пропасть!
   В наступившей за этим тишине все обычные звуки замка показались неестественно громкими: скрип ворота, которым поднимали воду из колодца в соседнем зале, смех и ругань слуг. Сердитый голос выговаривал кому-то, что он не следит за огнем в камине. И все это заглушал шум дождя за окном. Он шептал что-то настолько знакомое, что казалось: еще мгновение, и ты поймешь, что он шепчет.
   Вздохи дождя напомнили Доминику дыхание Мэг, затрепетавшей от прикосновения мужской руки.
   Он резко выпрямился и вышел из комнаты. В апартаменты Мэг вела винтовая лестница. Во время подъема он бормотал тщательно подобранные стихи из Экклезиаста, напоминая себе, что и до него многие бросались в жизненные водовороты и выходили из них, вооруженные мудростью.
   Повторение стихов было тем волшебством, с помощью которого Доминику удалось не сойти с ума в тюрьме султана. Под жестокими пытками он научился держать себя в руках, не давая выхода крикам боли и ярости. Пережитый кошмар изменил Доминика. Он стал прислушиваться к холодному голосу рассудка, а не к своей жестокой крови викинга, которая говорила в нем так же громко, как в Дункане из Максвелла.
   Однако сегодня стоическое повествование Экклезиаста о человеческих поражениях и безрадостных судьбах едва сдерживало отчаяние Доминика. Внешне он сохранял спокойствие, а в душе кипело множество чувств. Поднимался гнев на жену, разрушившую все его мечты и планы. Одновременно воспоминание о Мэг, идущей к нему в серебристом тумане, окатило его поясницу волной жара. Это ощущение испугало его. Он и не предполагал, что его самообладание так слабо.
   Он также не представлял, насколько желал эту ведьму.
   Если бы Доминик не увидел молчаливый, неистовый огонь в зеленых глазах Мэг, он, возможно, попытался бы угрозами заставить ее лечь с ним в постель. Но испугать ее было так же сложно, как его самого. Когда в церкви она ответила согласием на вопрос о браке, она знала, что за этим может последовать. Пытаясь сохранить мир, она рисковала жизнью. Нашлось бы много мужчин, которые одобрили бы ее действия, но мало таких, кто смог бы их повторить. Доминик никогда не сталкивался раньше с женщиной такой беззаветной храбрости.
   В раздумье он остановился перед ее комнатой.
   Думай, жестко сказал себе Доминик. Что будет более действенным: решительное нападение или упорная осада?
   Ничего, ответил он на свой вопрос. Она слишком хорошо защищена родовым проклятием. Грубая сила принесет короткую победу, которая превратится в пожизненное поражение.
   Что же дальше? Думай!
   Лучший способ взять неприступную твердыню – проникнуть в нее изнутри.
   Эти мысли грохотали в его голове, как гром. Когда последнее эхо затихло, тяжесть, сжимавшая грудь Доминика с того момента, как лорд Джон выкрикнул свои проклятия и упал, стала ослабевать.
   Проникновение.
   Изнутри.
   «Я слышу, как она сдерживает дыхание, и вижу, как ее щеки покрываются краской. Она не бесчувственна. Я использую это в своих целях».
   К тому моменту, когда Доминик взялся за ручку двери, он снова полностью овладел собой. Он собирался на битву, и знал это. Покорение Глендруидской ведьмы будет самой важной и сложной победой в его жизни.
   Но для начала он должен войти в комнату.
   В отличие от других залов, где не знали таких тонкостей, на дверях Мэг висела штора, скрывавшая комнату от взгляда, даже если двери останутся открытыми. Однако двери были заперты. Они были окованы тяжелыми медными полосами. Чтобы их взломать, нужен по меньшей мере боевой топор.
   Рука в тяжелой металлической перчатке ударила в дверь, и грохот разнесся чуть ли не по всему замку. Поморщившись, он постучал еще раз, но уже потише.
   – Кто там? – раздался голос Эдит.
   – Муж, идущий к своей новобрачной, – отозвался Доминик.
   Мэг слегка вздрогнула, услышав голос Доминика.