Страница:
Националисты делают упор на том, что между разными нациями существуют непримиримые конфликты, и наоборот, правильно понятые интересы представителей одной нации гармоничны. Нация может преуспевать только за счет других наций; отдельный гражданин может жить хорошо только если его нация процветает. Либералы имеют иное мнение на этот счет. Они считают, что интересы различных наций гармонируют не меньше, чем интересы различных групп, классов и страт в пределах одной нации. Они считают, что мирное международное сотрудничество более подходящее средство, чем конфликты для достижения целей, которые преследуют и они, и националисты – благосостояния их собственных наций. Вопреки обвинениям националистов, они отстаивают мир и свободную торговлю не с целью предательства интересов своей нации в пользу интересов иностранцев. Напротив, они считают мир и свободную торговлю лучшим средством сделать свою нацию богаче. Сторонников свободной торговли и националистов разделяют не цели, а средства, рекомендуемые для достижения общих для тех и других целей.
Разногласия, касающиеся религиозных убеждений не могут быть урегулированы с помощью рациональных методов. Религиозные конфликты по своей сути безжалостны и непримиримы. Однако как только религиозное сообщество выходит на поле политической деятельности и обсуждает проблемы социальной организации, она вынуждена брать в расчет земные интересы, хотя это может противоречить ее догмам и символам веры. Ни одна религия в своей предназначенной для непосвященных деятельности еще не рискнула прямо сказать людям: "Реализация наших планов общественного устройства сделает вас беднее и повредит вашему земному благополучию". Те, кто последовательно предан жизни в нищете удаляются с политической сцены и находят спасение в затворническом уединении. Но церкви и религиозные общины, стремившиеся увеличить число новообращенных и оказывать влияние на политическую и социальную деятельность своих последователей, всегда поддерживали принципы мирского поведения. В трактовке проблем земного пути человека они вряд ли отличаются от любой другой партии. В предвыборной агитации они делают упор не на блаженство загробной жизни, а на материальные преимущества, припасенные для братьев по вере.
И лишь мировоззрения, чьи сторонники отказываются от любой земной деятельности могут не обращать внимание на рациональные соображения, демонстрирующие, что общественное сотрудничество является лучшим средством достижения человеческих целей. Поскольку человек является общественным животным, которое может преуспевать лишь в рамках общества, все идеологии вынуждены признавать исключительную важность общественного сотрудничества. Они должны стремиться к более удовлетворительной организации общества и одобрять озабоченность человека улучшением своего материального благосостояния. Таким образом, все они имеют под собой общую почву. А разделены они друг с другом не мировоззрением и трансцендентными вопросами бытия, не подлежащими разумному обсуждению, а проблемами средств и методов. Такое идеологическое противоборство поддается тщательному исследованию методами праксиологии и экономики.
Борьба с ошибками
3. Могущество
Традиционализм как идеология
Разногласия, касающиеся религиозных убеждений не могут быть урегулированы с помощью рациональных методов. Религиозные конфликты по своей сути безжалостны и непримиримы. Однако как только религиозное сообщество выходит на поле политической деятельности и обсуждает проблемы социальной организации, она вынуждена брать в расчет земные интересы, хотя это может противоречить ее догмам и символам веры. Ни одна религия в своей предназначенной для непосвященных деятельности еще не рискнула прямо сказать людям: "Реализация наших планов общественного устройства сделает вас беднее и повредит вашему земному благополучию". Те, кто последовательно предан жизни в нищете удаляются с политической сцены и находят спасение в затворническом уединении. Но церкви и религиозные общины, стремившиеся увеличить число новообращенных и оказывать влияние на политическую и социальную деятельность своих последователей, всегда поддерживали принципы мирского поведения. В трактовке проблем земного пути человека они вряд ли отличаются от любой другой партии. В предвыборной агитации они делают упор не на блаженство загробной жизни, а на материальные преимущества, припасенные для братьев по вере.
И лишь мировоззрения, чьи сторонники отказываются от любой земной деятельности могут не обращать внимание на рациональные соображения, демонстрирующие, что общественное сотрудничество является лучшим средством достижения человеческих целей. Поскольку человек является общественным животным, которое может преуспевать лишь в рамках общества, все идеологии вынуждены признавать исключительную важность общественного сотрудничества. Они должны стремиться к более удовлетворительной организации общества и одобрять озабоченность человека улучшением своего материального благосостояния. Таким образом, все они имеют под собой общую почву. А разделены они друг с другом не мировоззрением и трансцендентными вопросами бытия, не подлежащими разумному обсуждению, а проблемами средств и методов. Такое идеологическое противоборство поддается тщательному исследованию методами праксиологии и экономики.
Борьба с ошибками
Критическое исследование философских систем, созданных величайшими мыслителями человечества, очень часто обнаруживает трещины и щели во впечатляющих построениях, кажущихся стройным и логически последовательным комплексом всеобъемлющего учения. Даже гениям, создающим проекты мировоззрения, иногда не удается избежать противоречий и ошибочных силлогизмов.
Идеологии, принятые общественным мнением, в еще большей степени заражены несовершенством человеческого разума. Обычно они представляют собой эклектичное соединение идей совершенно несовместимых друг с другом. Они неспособны выдержать логическую проверку своего содержания. Их непоследовательность непоправима и не позволяет соединить различные части в систему идей, совместимых друг с другом.
Некоторые авторы пытаются оправдать противоречия общепринятых идеологий, указывая на, как они говорят, преимущества компромисса (хотя и неудовлетворительного с логической точки зрения) для ровного функционирования межчеловеческих отношений. Они ссылаются на популярное заблуждение, что жизнь и реальность "не логичны" и утверждают, что противоречивая система может доказать свою целесообразность и даже истинность работая удовлетворительно, в то время как логически последовательная система может привести к катастрофе. Нет необходимости в который раз опровергать подобные распространенные ошибки. Логическое мышление и реальная жизнь существуют не отдельно друг от друга. Для человека логика является единственным средством справиться с проблемами реальной действительности. То, что противоречиво в теории, точно так же противоречиво в реальности. Никакая идеологическая непоследовательность не может обеспечить удовлетворительного, т. е. работающего, решения проблем, выдвигаемых обстоятельствами реального мира. Противоречивая идеология лишь скрывает реальные проблемы и, таким образом, не позволяет людям вовремя найти подходящие методы их решения. Непоследовательные идеологии могут иногда оттянуть возникновение явного конфликта. Но они определенно усиливают пороки, которые они маскируют, и делают окончательное решение более трудным. Они увеличивают страдания, усиливают ненависть и делают мирное урегулирование невозможным. Считать идеологические противоречия безвредными и даже полезными является грубой ошибкой.
Основной целью праксиологии и экономической теории является заменить противоречивые принципы популярного эклектизма последовательной корректной идеологией. Кроме разума не существует никакого иного средства для предотвращения распада общества и гарантированная устойчивого улучшения условий жизни человека. Люди должны попытаться разобраться со всеми возникшими проблемами, до той точки, дальше которой человеческий разум идти не в силах. Они никогда не должны молча соглашаться ни с одним решением, сообщенным старшими поколениями, снова и снова подвергая сомнению каждую теорию и каждую теорему; они никогда не должны прекращать попыток устранения ошибок и получения максимально возможного знания. Они должны бороться с ошибками, разоблачая ложные доктрины и развивая истинные.
Любая проблема является исключительно интеллектуальной и должна рассматриваться в качестве таковой. Переводить ее в область морали и расправляться со сторонниками противостоящей идеологии, называя их негодяями, было бы катастрофой. Бесполезно настаивать на том, что все, к чему стремимся мы – это хорошо, а все, чего хотят наши противники – плохо. Необходимо решить вопрос, что следует считать хорошим, а что – плохим. Непреклонный догматизм, свойственный религиозным группам и марксизму приводит только к неразрешимым конфликтам. Он заранее признает всех инакомыслящих преступниками, ставит под вопрос их добрые намерения и предлагает сдаться без предварительных условий. Там, где господствует подобная позиция невозможно никакое общественное сотрудничество.
Ничем не лучше очень популярная в наши дни склонность приклеивать к сторонникам чуждых идеологий ярлык душевнобольных. Психиатры колеблются, проводя четкую границу между душевным здоровьем и психической болезнью. Конечно, нелепо неспециалисту вторгаться в фундаментальные проблемы психиатрии. Тем не менее, ясно, что если человека считают умственно больным просто потому, что он разделяет ошибочные взгляды и соответственно этому действует, то очень трудно будет найти человека, которому можно присвоить эпитет нормальный или в здравом уме. Тогда мы вынуждены назвать душевнобольными все прошлые поколения, потому что их представления о проблемах естественных наук и, соответственно, их методики отличались от наших. По той же причине следующие поколения назовут сумасшедшими нас. Человек склонен ошибаться. Если совершение ошибок было бы отличительной чертой умственной неполноценности, то любой должен быть назван умственно больным.
Точно также, то, что человек не соглашается с мнением большинства своих современников не характеризует его как ненормального. Были ли Коперник, Галилей или Лавуазье психически больными? Выдвижение человеком новых идей, противоречащих идеям других людей, является нормальным ходом истории. Некоторые из этих идей впоследствии включаются в систему знания, признаваемого общественным мнением в качестве истинного. Неужели допустимо применять эпитет "психически здоров" только к неотесанным хамам, никогда не имевшим собственных идей, и отказывать в нем всем новаторам?
Методики некоторых нынешних психиатров действительно возмутительны. Они совершенно незнакомы с теориями праксиологии и экономической науки. Их знакомство с современными идеологиями поверхностно и некритично. и тем не менее они с чистым сердцем называют сторонников некоторых идеологий параноиками.
Есть люди, которых обычно называют монетарными маньяками. Монетарные маньяки предлагают способ, как с помощью монетарных мер сделать всех людей процветающими. Их планы иллюзорны. Однако они являются последовательным применением монетарной идеологии, целиком одобряемой современным общественным мнением, и поддерживаются политикой почти всех правительств. Возражения, выдвигаемые против этих идеологических ошибок экономистами, не берутся в расчет правительствами, политическими партиями и прессой.
Среди тех, кто незнаком с экономической теорией широко распространено мнение, что кредитная экспансия и увеличение количества денег в обращении являются эффективными методами понижения ставки процента ниже уровня, которого она бы достигла в условиях нерегулируемого рынка заимствований и капитала. Эта теория абсолютно иллюзорна[2]. Но она лежит в основе денежной и кредитной политики почти любого современного правительства. На основе этой порочной идеологии нельзя сделать никакого обоснованного возражения против планов, выдвигавшихся Пьером Жозефом Прудоном, Эрнестом Сольви, Клиффордом Хью Дугласом и множеством других кандидатов в реформаторы. Они лишь более последовательны, чем остальные. Они хотят снизить ставку процента до нуля и вообще ликвидировать редкость "капитала". Тот, кто хочет доказать их несостоятельность, должен критиковать теории, лежащие в основе монетарной и кредитной политики великих государств.
Психиатры могут возразить, что признаком, характеризующим человека как душевнобольного является недостаток выдержки. Там, где нормальный человек достаточно благоразумен, чтобы сдержаться, параноик переходит все допустимые границы. Это недостаточно удовлетворительный ответ на критику. Все аргументы, выдвигаемые в пользу тезиса, что путем кредитной экспансии ставка процента может быть снижена с 4 или 5 процентов до 3 или 2 процентов, имеют силу и для снижения до нуля. "Монетарные маньяки" абсолютно правы с точки зрения монетарных заблуждений, разделяемых широко распространенным мнением.
Некоторые психиатры называют немцев, разделяющих нацистские принципы, душевнобольными и хотят лечить их терапевтическими методами. Доктрины нацизма порочны, но в сущности они не противоречат идеологиям национализма и социализма в том виде, в каком их одобряет общественное мнение других народов. То, что отличало нацистов, было лишь последовательным применением этих идеологий к особым условиям Германии. Как и все остальные государства, нацисты хотели правительственного контроля над экономикой и экономической самодостаточности, т. е. автаркии, своего государства. Отличительной чертой их политики стало то, что они отказались соглашаться с ущербом, наносимым им в том случае, если бы все остальные государства установили у себя такую же систему. Они не были настроены на то, чтобы навечно быть "запертыми", как они говорили, на сравнительно перенаселенной территории, материальные условия которой делают усилия людей менее производительными, чем в других странах. Они считали, что большое население их страны, благоприятное географическое положение и прирожденная мощь и доблесть вооруженных сил дает им хороший шанс с помощью агрессии исправить эту несправедливость.
Так что те, кто считает идеологии национализма и социализма истинными и принимает их в качестве стандарта для собственной государственной политики, не в состоянии опровергнуть заключения, выведенные из этих идеологий нацистами. Для иностранных государств, разделяющих эти два принципа, оставался единственный способ опровергнуть нацизм, – победить нацистов в войне. И до тех пор, пока идеология социализма и национализма будет преобладать в мировом общественном мнении, немцы или другие народы, как только им представится соответствующая возможность, всегда могут еще раз попытаться добиться успеха путем агрессии и завоеваний. Пока не будут полностью разоблачены заблуждения, порождающие агрессивные умонастроения, нет никакой надежды на их искоренение. Это задача не психиатров, а экономистов[3].
У человека есть только одно средство борьбы с ошибками – разум.
Идеологии, принятые общественным мнением, в еще большей степени заражены несовершенством человеческого разума. Обычно они представляют собой эклектичное соединение идей совершенно несовместимых друг с другом. Они неспособны выдержать логическую проверку своего содержания. Их непоследовательность непоправима и не позволяет соединить различные части в систему идей, совместимых друг с другом.
Некоторые авторы пытаются оправдать противоречия общепринятых идеологий, указывая на, как они говорят, преимущества компромисса (хотя и неудовлетворительного с логической точки зрения) для ровного функционирования межчеловеческих отношений. Они ссылаются на популярное заблуждение, что жизнь и реальность "не логичны" и утверждают, что противоречивая система может доказать свою целесообразность и даже истинность работая удовлетворительно, в то время как логически последовательная система может привести к катастрофе. Нет необходимости в который раз опровергать подобные распространенные ошибки. Логическое мышление и реальная жизнь существуют не отдельно друг от друга. Для человека логика является единственным средством справиться с проблемами реальной действительности. То, что противоречиво в теории, точно так же противоречиво в реальности. Никакая идеологическая непоследовательность не может обеспечить удовлетворительного, т. е. работающего, решения проблем, выдвигаемых обстоятельствами реального мира. Противоречивая идеология лишь скрывает реальные проблемы и, таким образом, не позволяет людям вовремя найти подходящие методы их решения. Непоследовательные идеологии могут иногда оттянуть возникновение явного конфликта. Но они определенно усиливают пороки, которые они маскируют, и делают окончательное решение более трудным. Они увеличивают страдания, усиливают ненависть и делают мирное урегулирование невозможным. Считать идеологические противоречия безвредными и даже полезными является грубой ошибкой.
Основной целью праксиологии и экономической теории является заменить противоречивые принципы популярного эклектизма последовательной корректной идеологией. Кроме разума не существует никакого иного средства для предотвращения распада общества и гарантированная устойчивого улучшения условий жизни человека. Люди должны попытаться разобраться со всеми возникшими проблемами, до той точки, дальше которой человеческий разум идти не в силах. Они никогда не должны молча соглашаться ни с одним решением, сообщенным старшими поколениями, снова и снова подвергая сомнению каждую теорию и каждую теорему; они никогда не должны прекращать попыток устранения ошибок и получения максимально возможного знания. Они должны бороться с ошибками, разоблачая ложные доктрины и развивая истинные.
Любая проблема является исключительно интеллектуальной и должна рассматриваться в качестве таковой. Переводить ее в область морали и расправляться со сторонниками противостоящей идеологии, называя их негодяями, было бы катастрофой. Бесполезно настаивать на том, что все, к чему стремимся мы – это хорошо, а все, чего хотят наши противники – плохо. Необходимо решить вопрос, что следует считать хорошим, а что – плохим. Непреклонный догматизм, свойственный религиозным группам и марксизму приводит только к неразрешимым конфликтам. Он заранее признает всех инакомыслящих преступниками, ставит под вопрос их добрые намерения и предлагает сдаться без предварительных условий. Там, где господствует подобная позиция невозможно никакое общественное сотрудничество.
Ничем не лучше очень популярная в наши дни склонность приклеивать к сторонникам чуждых идеологий ярлык душевнобольных. Психиатры колеблются, проводя четкую границу между душевным здоровьем и психической болезнью. Конечно, нелепо неспециалисту вторгаться в фундаментальные проблемы психиатрии. Тем не менее, ясно, что если человека считают умственно больным просто потому, что он разделяет ошибочные взгляды и соответственно этому действует, то очень трудно будет найти человека, которому можно присвоить эпитет нормальный или в здравом уме. Тогда мы вынуждены назвать душевнобольными все прошлые поколения, потому что их представления о проблемах естественных наук и, соответственно, их методики отличались от наших. По той же причине следующие поколения назовут сумасшедшими нас. Человек склонен ошибаться. Если совершение ошибок было бы отличительной чертой умственной неполноценности, то любой должен быть назван умственно больным.
Точно также, то, что человек не соглашается с мнением большинства своих современников не характеризует его как ненормального. Были ли Коперник, Галилей или Лавуазье психически больными? Выдвижение человеком новых идей, противоречащих идеям других людей, является нормальным ходом истории. Некоторые из этих идей впоследствии включаются в систему знания, признаваемого общественным мнением в качестве истинного. Неужели допустимо применять эпитет "психически здоров" только к неотесанным хамам, никогда не имевшим собственных идей, и отказывать в нем всем новаторам?
Методики некоторых нынешних психиатров действительно возмутительны. Они совершенно незнакомы с теориями праксиологии и экономической науки. Их знакомство с современными идеологиями поверхностно и некритично. и тем не менее они с чистым сердцем называют сторонников некоторых идеологий параноиками.
Есть люди, которых обычно называют монетарными маньяками. Монетарные маньяки предлагают способ, как с помощью монетарных мер сделать всех людей процветающими. Их планы иллюзорны. Однако они являются последовательным применением монетарной идеологии, целиком одобряемой современным общественным мнением, и поддерживаются политикой почти всех правительств. Возражения, выдвигаемые против этих идеологических ошибок экономистами, не берутся в расчет правительствами, политическими партиями и прессой.
Среди тех, кто незнаком с экономической теорией широко распространено мнение, что кредитная экспансия и увеличение количества денег в обращении являются эффективными методами понижения ставки процента ниже уровня, которого она бы достигла в условиях нерегулируемого рынка заимствований и капитала. Эта теория абсолютно иллюзорна[2]. Но она лежит в основе денежной и кредитной политики почти любого современного правительства. На основе этой порочной идеологии нельзя сделать никакого обоснованного возражения против планов, выдвигавшихся Пьером Жозефом Прудоном, Эрнестом Сольви, Клиффордом Хью Дугласом и множеством других кандидатов в реформаторы. Они лишь более последовательны, чем остальные. Они хотят снизить ставку процента до нуля и вообще ликвидировать редкость "капитала". Тот, кто хочет доказать их несостоятельность, должен критиковать теории, лежащие в основе монетарной и кредитной политики великих государств.
Психиатры могут возразить, что признаком, характеризующим человека как душевнобольного является недостаток выдержки. Там, где нормальный человек достаточно благоразумен, чтобы сдержаться, параноик переходит все допустимые границы. Это недостаточно удовлетворительный ответ на критику. Все аргументы, выдвигаемые в пользу тезиса, что путем кредитной экспансии ставка процента может быть снижена с 4 или 5 процентов до 3 или 2 процентов, имеют силу и для снижения до нуля. "Монетарные маньяки" абсолютно правы с точки зрения монетарных заблуждений, разделяемых широко распространенным мнением.
Некоторые психиатры называют немцев, разделяющих нацистские принципы, душевнобольными и хотят лечить их терапевтическими методами. Доктрины нацизма порочны, но в сущности они не противоречат идеологиям национализма и социализма в том виде, в каком их одобряет общественное мнение других народов. То, что отличало нацистов, было лишь последовательным применением этих идеологий к особым условиям Германии. Как и все остальные государства, нацисты хотели правительственного контроля над экономикой и экономической самодостаточности, т. е. автаркии, своего государства. Отличительной чертой их политики стало то, что они отказались соглашаться с ущербом, наносимым им в том случае, если бы все остальные государства установили у себя такую же систему. Они не были настроены на то, чтобы навечно быть "запертыми", как они говорили, на сравнительно перенаселенной территории, материальные условия которой делают усилия людей менее производительными, чем в других странах. Они считали, что большое население их страны, благоприятное географическое положение и прирожденная мощь и доблесть вооруженных сил дает им хороший шанс с помощью агрессии исправить эту несправедливость.
Так что те, кто считает идеологии национализма и социализма истинными и принимает их в качестве стандарта для собственной государственной политики, не в состоянии опровергнуть заключения, выведенные из этих идеологий нацистами. Для иностранных государств, разделяющих эти два принципа, оставался единственный способ опровергнуть нацизм, – победить нацистов в войне. И до тех пор, пока идеология социализма и национализма будет преобладать в мировом общественном мнении, немцы или другие народы, как только им представится соответствующая возможность, всегда могут еще раз попытаться добиться успеха путем агрессии и завоеваний. Пока не будут полностью разоблачены заблуждения, порождающие агрессивные умонастроения, нет никакой надежды на их искоренение. Это задача не психиатров, а экономистов[3].
У человека есть только одно средство борьбы с ошибками – разум.
3. Могущество
Общество является продуктом человеческой деятельности. Человеческая деятельность направляется идеологиями. Таким образом, общество и любой конкретный общественный строй является результатом идеологий; вопреки утверждениям марксистов, идеологии не являются продуктом определенной структуры общества. Разумеется, мысли и идеи людей не являются достижением изолированных индивидов.
Размышление точно также добивается успеха только посредством сотрудничества мыслителей. Ни один индивид ни на шаг не продвинулся бы в своих рассуждениях, если был бы вынужден начинать с самого начала. Человек может добиться прогресса в размышлении только потому, что его усилия облегчаются людьми из прошлых поколений, создавших инструменты размышления, концепции и терминологию и поднявших определенные проблемы.
Любое данное общественное устройство было продумано и спроектировано, прежде чем быть реализованным. Это временное и логическое предшествование идеологического фактора не подразумевает утверждения, что люди разрабатывают полный план общественной системы, подобно тому, как делали утописты. Заранее должна быть продумана не договоренность о включении действий индивида в интегрированную систему общественной организации, а действия индивидов в отношении окружающих его людей и групп индивидов в отношении других групп. Прежде чем человек поможет кому-либо спилить дерево, такое сотрудничество должно быть обдумано. Прежде чем произойдет акт мены, необходимо постигнуть идею взаимного обмена товарами и услугами. Необязательно, чтобы соответствующие индивиды осознавали, что такая взаимность приводит к установлению общественных обязательств и возникновению общественной системы. Индивид не планирует и не выполняет действий, направленных на построение общества. Его поведение и соответствующее поведение других порождает общественные образования.
Любое существующая структура общества является продуктом предварительно продуманных идеологий. В обществе могут возникнуть новые идеологии и вытеснить старые, таким образом, преобразовав общественную систему. Однако общество всегда является творением идеологий, предшествующих ему во времени и логически. Деятельность всегда направляется идеями; она реализует то, что спланировало мышление.
Если мы наделим понятие идеологии самостоятельным бытием или человеческими качествами, мы можем сказать, что идеологии обладают могуществом по отношению к людям. Могущество – это способность или сила направлять действия. Как правило только о людях и о группах людей говорят, что они могущественны. Тогда могущество можно определить следующим образом: могущество – это сила направлять поведение других людей. Тот, кто является могущественным, обязан свои могуществом идеологии. Только идеология может сообщить человеку силу влияния на выбор и поведение других людей. Лидером можно стать только при поддержке идеологии, которая делает других людей сговорчивыми и смирными. Могущество, поэтому, не является материальной и осязаемой вещью, а суть моральное и духовное явление. Королевское могущество зиждется на признании его подданными монархической идеологии.
Тот, кто использует свое могущество для управления государством, т. е. общественным аппаратом сдерживания и принуждения, – правит. Правление – это использование могущества в политическом органе. Правление всегда основано на могуществе, т. е. силе направлять действия других людей.
Конечно, можно установить руководство путем жестокого подавления сопротивляющихся людей. Отличительной чертой государства и руководства как раз и является применение насильственного принуждения или его угрозы против тех, кто не готов подчиниться добровольно. Но подобное жестокое подавление точно также основывается на идеологическом могуществе. Те, кто желает применить насилие, нуждается в добровольном сотрудничестве определенного количества людей. Индивид, целиком полагающийся на себя, никогда не сможет править при помощи только физического насилия[4]. Для того, чтобы покорить группу людей, он нуждается в идеологической поддержке другой группы людей. Тиран должен быть окружен сторонниками, которые повиновались бы его приказам по собственной воле. Их добровольное повиновение обеспечивает тирана аппаратом, в котором он нуждается для покорения других людей. Сможет ли он продлить свое господство зависит от численного соотношения между двумя группами, теми, кто поддерживает его добровольно, и теми, кого он заставляет подчиняться. Хотя тиран и может временно править с помощью меньшинства, если это меньшинство вооружено, а большинство – нет, в долгосрочной перспективе меньшинство не может держать большинство в подчинении. Угнетенные поднимут мятеж и сбросят ярмо тирании.
Долговечная система правления должна опираться на идеологию, признаваемую большинством. "Реальный" фактор, реальные силы, лежащие в основе руководства, и дающие правителям власть использовать насилие против оказывающего сопротивление различных групп, представляющих меньшинство, по своей сущности являются идеологическими, моральными и духовными. Правители, неспособные осознать этот первый принцип руководства и, полагаясь на мнимую неотразимость своих вооруженных сил, пренебрегающие духом и идеями, в конце концов свергаются в результате вооруженного выступления своих противников. Вполне обычная для многих политических и исторических сочинений интерпретация могущества как "реального" фактора, независящего от идеологий, является ошибочной. Термин Realpolitik имеет смысл только в том случае, если используется для обозначения политики, берущей в расчет общепринятые идеологии в противоположность политике, основывающейся на недостаточно признанных идеологиях и поэтому не годящейся для поддержки долговечной системы правления.
Тот, кто интерпретирует могущество как осуществление материальной или "реальной" власти и рассматривает насильственные действия в качестве подлинной основы руководства, видит обстоятельства с узкой точки зрения подчиненного офицера, командующего подразделением в армии или полиции. Для этих подчиненных в системе правящей идеологии определена конкретная задача. Начальники вверяют их заботам войска не только не экипированные, не вооруженные и не подготовленные к сражениям, но и не наполненные духом, который заставит их повиноваться отдаваемым приказам. Командиры таких подразделений считают моральный фактор само собой разумеющимся, поскольку сами они воодушевлены тем же самым духом и не могут представить иной идеологии. Сила идеологии как раз и заключается в том, что люди подчиняются ей без всяких сомнений и колебаний.
Но для главы правительства все выглядит по другому. Он должен стремиться к сохранению моральной силы вооруженных сил и лояльности остального населения. Так как именно эти моральные факторы и являются единственными "реальными" элементами, от которых зависит продолжительность его господства. Его власть уменьшится, если поддерживающая его идеология потеряет силу.
Меньшинство тоже иногда может одержать верх с помощью превосходства в военных навыках и установить свое правление. Но такой порядок вещей не может продолжаться долго. Если победившие завоеватели не смогут затем преобразовать систему правления посредством насилия в систему на основе идеологического согласия тех, кем правят, они не выстоят в новых битвах. Любое победившее меньшинство, установившее длительную систему правления, сделало свое господство долговечным с помощью последующего идеологического господства. Они узаконили свое превосходство или подчинившись идеологии побежденных, или трансформировав ее. Если не соблюдено ни одно из этих условий, угнетенные изгонят угнетателей либо с помощью открытого восстания, либо путем тихого, но непоколебимого действия идеологических сил[5].
Многие из великих исторических завоеваний оказались долговечными, потому что захватчики вступили в союз с теми классами побежденного народа, которые поддерживались правящей идеологией и таким образом рассматривались как законные правители. Такие системы были созданы татаро-монголами на Руси, турками в дунайских княжествах и, в той или иной степени, в Венгрии и Трансильвании, а также Британией и Голландией в Индии. Сравнительно небольшое число британцев смогло управлять многими сотнями миллионов индийцев, так как индийские раджи и аристократы-землевладельцы видели в британском правлении средство сохранения своих привилегий и обеспечили его поддержкой, которую общепризнанная в Индии идеология оказывала их собственному превосходству. Господство Англии в Индии было прочным до тех пор, пока общественное мнение одобряло традиционный общественный порядок. Pax Britannica гарантировала привилегии раджей и землевладельцев и защищала массы от страданий войн между княжествами и последующих войн внутри них. В наши дни проникновение подрывных идей из-за рубежа покончило с британским правлением и угрожает сохранению старого общественного порядка в стране.
Победившее меньшинство иногда обязано своим успехом технологическому превосходству. Но это ничего не меняет. В долгосрочной перспективе невозможно уберечь лучшее вооружение от представителей большинства. Не оснащение армии, а идеологические факторы охраняли Британию в Индии[6].
Общественное мнение страны может быть идеологически разделено на части так, что ни одна группа не обладает достаточной силой, чтобы установить длительное правление. Тогда возникает анархия. Революции и гражданские войны становятся бесконечными.
Размышление точно также добивается успеха только посредством сотрудничества мыслителей. Ни один индивид ни на шаг не продвинулся бы в своих рассуждениях, если был бы вынужден начинать с самого начала. Человек может добиться прогресса в размышлении только потому, что его усилия облегчаются людьми из прошлых поколений, создавших инструменты размышления, концепции и терминологию и поднявших определенные проблемы.
Любое данное общественное устройство было продумано и спроектировано, прежде чем быть реализованным. Это временное и логическое предшествование идеологического фактора не подразумевает утверждения, что люди разрабатывают полный план общественной системы, подобно тому, как делали утописты. Заранее должна быть продумана не договоренность о включении действий индивида в интегрированную систему общественной организации, а действия индивидов в отношении окружающих его людей и групп индивидов в отношении других групп. Прежде чем человек поможет кому-либо спилить дерево, такое сотрудничество должно быть обдумано. Прежде чем произойдет акт мены, необходимо постигнуть идею взаимного обмена товарами и услугами. Необязательно, чтобы соответствующие индивиды осознавали, что такая взаимность приводит к установлению общественных обязательств и возникновению общественной системы. Индивид не планирует и не выполняет действий, направленных на построение общества. Его поведение и соответствующее поведение других порождает общественные образования.
Любое существующая структура общества является продуктом предварительно продуманных идеологий. В обществе могут возникнуть новые идеологии и вытеснить старые, таким образом, преобразовав общественную систему. Однако общество всегда является творением идеологий, предшествующих ему во времени и логически. Деятельность всегда направляется идеями; она реализует то, что спланировало мышление.
Если мы наделим понятие идеологии самостоятельным бытием или человеческими качествами, мы можем сказать, что идеологии обладают могуществом по отношению к людям. Могущество – это способность или сила направлять действия. Как правило только о людях и о группах людей говорят, что они могущественны. Тогда могущество можно определить следующим образом: могущество – это сила направлять поведение других людей. Тот, кто является могущественным, обязан свои могуществом идеологии. Только идеология может сообщить человеку силу влияния на выбор и поведение других людей. Лидером можно стать только при поддержке идеологии, которая делает других людей сговорчивыми и смирными. Могущество, поэтому, не является материальной и осязаемой вещью, а суть моральное и духовное явление. Королевское могущество зиждется на признании его подданными монархической идеологии.
Тот, кто использует свое могущество для управления государством, т. е. общественным аппаратом сдерживания и принуждения, – правит. Правление – это использование могущества в политическом органе. Правление всегда основано на могуществе, т. е. силе направлять действия других людей.
Конечно, можно установить руководство путем жестокого подавления сопротивляющихся людей. Отличительной чертой государства и руководства как раз и является применение насильственного принуждения или его угрозы против тех, кто не готов подчиниться добровольно. Но подобное жестокое подавление точно также основывается на идеологическом могуществе. Те, кто желает применить насилие, нуждается в добровольном сотрудничестве определенного количества людей. Индивид, целиком полагающийся на себя, никогда не сможет править при помощи только физического насилия[4]. Для того, чтобы покорить группу людей, он нуждается в идеологической поддержке другой группы людей. Тиран должен быть окружен сторонниками, которые повиновались бы его приказам по собственной воле. Их добровольное повиновение обеспечивает тирана аппаратом, в котором он нуждается для покорения других людей. Сможет ли он продлить свое господство зависит от численного соотношения между двумя группами, теми, кто поддерживает его добровольно, и теми, кого он заставляет подчиняться. Хотя тиран и может временно править с помощью меньшинства, если это меньшинство вооружено, а большинство – нет, в долгосрочной перспективе меньшинство не может держать большинство в подчинении. Угнетенные поднимут мятеж и сбросят ярмо тирании.
Долговечная система правления должна опираться на идеологию, признаваемую большинством. "Реальный" фактор, реальные силы, лежащие в основе руководства, и дающие правителям власть использовать насилие против оказывающего сопротивление различных групп, представляющих меньшинство, по своей сущности являются идеологическими, моральными и духовными. Правители, неспособные осознать этот первый принцип руководства и, полагаясь на мнимую неотразимость своих вооруженных сил, пренебрегающие духом и идеями, в конце концов свергаются в результате вооруженного выступления своих противников. Вполне обычная для многих политических и исторических сочинений интерпретация могущества как "реального" фактора, независящего от идеологий, является ошибочной. Термин Realpolitik имеет смысл только в том случае, если используется для обозначения политики, берущей в расчет общепринятые идеологии в противоположность политике, основывающейся на недостаточно признанных идеологиях и поэтому не годящейся для поддержки долговечной системы правления.
Тот, кто интерпретирует могущество как осуществление материальной или "реальной" власти и рассматривает насильственные действия в качестве подлинной основы руководства, видит обстоятельства с узкой точки зрения подчиненного офицера, командующего подразделением в армии или полиции. Для этих подчиненных в системе правящей идеологии определена конкретная задача. Начальники вверяют их заботам войска не только не экипированные, не вооруженные и не подготовленные к сражениям, но и не наполненные духом, который заставит их повиноваться отдаваемым приказам. Командиры таких подразделений считают моральный фактор само собой разумеющимся, поскольку сами они воодушевлены тем же самым духом и не могут представить иной идеологии. Сила идеологии как раз и заключается в том, что люди подчиняются ей без всяких сомнений и колебаний.
Но для главы правительства все выглядит по другому. Он должен стремиться к сохранению моральной силы вооруженных сил и лояльности остального населения. Так как именно эти моральные факторы и являются единственными "реальными" элементами, от которых зависит продолжительность его господства. Его власть уменьшится, если поддерживающая его идеология потеряет силу.
Меньшинство тоже иногда может одержать верх с помощью превосходства в военных навыках и установить свое правление. Но такой порядок вещей не может продолжаться долго. Если победившие завоеватели не смогут затем преобразовать систему правления посредством насилия в систему на основе идеологического согласия тех, кем правят, они не выстоят в новых битвах. Любое победившее меньшинство, установившее длительную систему правления, сделало свое господство долговечным с помощью последующего идеологического господства. Они узаконили свое превосходство или подчинившись идеологии побежденных, или трансформировав ее. Если не соблюдено ни одно из этих условий, угнетенные изгонят угнетателей либо с помощью открытого восстания, либо путем тихого, но непоколебимого действия идеологических сил[5].
Многие из великих исторических завоеваний оказались долговечными, потому что захватчики вступили в союз с теми классами побежденного народа, которые поддерживались правящей идеологией и таким образом рассматривались как законные правители. Такие системы были созданы татаро-монголами на Руси, турками в дунайских княжествах и, в той или иной степени, в Венгрии и Трансильвании, а также Британией и Голландией в Индии. Сравнительно небольшое число британцев смогло управлять многими сотнями миллионов индийцев, так как индийские раджи и аристократы-землевладельцы видели в британском правлении средство сохранения своих привилегий и обеспечили его поддержкой, которую общепризнанная в Индии идеология оказывала их собственному превосходству. Господство Англии в Индии было прочным до тех пор, пока общественное мнение одобряло традиционный общественный порядок. Pax Britannica гарантировала привилегии раджей и землевладельцев и защищала массы от страданий войн между княжествами и последующих войн внутри них. В наши дни проникновение подрывных идей из-за рубежа покончило с британским правлением и угрожает сохранению старого общественного порядка в стране.
Победившее меньшинство иногда обязано своим успехом технологическому превосходству. Но это ничего не меняет. В долгосрочной перспективе невозможно уберечь лучшее вооружение от представителей большинства. Не оснащение армии, а идеологические факторы охраняли Британию в Индии[6].
Общественное мнение страны может быть идеологически разделено на части так, что ни одна группа не обладает достаточной силой, чтобы установить длительное правление. Тогда возникает анархия. Революции и гражданские войны становятся бесконечными.
Традиционализм как идеология
Традиционализм является идеологией, которая считает правильным, и целесообразным сохранять верность ценностям, традициям и образу действий, полученных или якобы полученных от предков. Праотцы не обязательно должны быть предками в биологическом смысле этого термина, или считаться таковыми. Иногда они могли быть просто людьми прежде населявшими данную страну, или сторонниками тех же религиозных убеждений, или предшественниками в выполнении некоторой особой задачи. Кто должен считаться предком и в чем состоит передаваемая традиция определяется конкретным учением. Идеология возносит одних предков и отправляет в забытье других. Иногда она называет предками людей, которые не имеют ничего общего с мнимым потомством. Она создает "традиционные" доктрины недавнего происхождения и расходящиеся с идеологией, которой действительно придерживались предки.
Традиционализм пытается оправдать свои догматы, указывая на успех, обеспеченный в прошлом. Как эти утверждения согласуются с фактами, другой вопрос. Исследования иногда могут вскрыть ошибки в исторических утверждениях традиционных верований. Однако это не всегда разрушает традиционную доктрину. Поскольку ядром традиционализма являются не реальные исторические факты, а мнения о них, хотя бы и ошибочные, и желание верить в вещи, которым приписывается власть древнего происхождения.
Традиционализм пытается оправдать свои догматы, указывая на успех, обеспеченный в прошлом. Как эти утверждения согласуются с фактами, другой вопрос. Исследования иногда могут вскрыть ошибки в исторических утверждениях традиционных верований. Однако это не всегда разрушает традиционную доктрину. Поскольку ядром традиционализма являются не реальные исторические факты, а мнения о них, хотя бы и ошибочные, и желание верить в вещи, которым приписывается власть древнего происхождения.