– В Англии, – бормотал Козебродски, вставляя в обойму картинки, и тут же прикладываясь к бутылке, которую вытащил из кармана, – такие вещи называются «Что видел дворецкий».
   Карточки, в самом деле, были сделаны так, словно вы подглядывали в замочную скважину.
   – Ой, – бормотали компаньоны. – Ничего себе! Ой, посмот… нет, лучше не смотри! Ой, ты видел!
   Гудела лампа. Дамы на экране падали в объятия кавалеров и потом проделывались такие шалости, что фотограф, посмотрев на компаньонов, прокашлялся.
   – Это люди соглашаются вот так позировать? – изумился Джейк.
   – Ну, – фотограф нервно засмеялся, – как сказать. Немного специальных фокусов требуются непременно. Иначе меня бы просто убили.
   – Ничего себе! – подскочил М.Р.
   – Что вы хотите сказать в этом смысле? – обиделся Козебродски.
   – Во-первых, – заявил Дюк, – при съемке возникает сильный дым. Во-вторых, а как же магний? От этой же вспышки кто угодно, как бы он там ни был занят, вскочит и побежит бить вам морду!
   – Нет, молодой человек, нет. Никто ниоткуда не вскочил и никто никуда не побежит. Все останутся на своих местах.
   – А вспышка? От нее еще и звуки!
   – Вспышка совершенно необязательна.
   – Ну и что? – не сдавался М.Р. – А снимать откуда? Вы там в шкафу сидели или на дереве за окном?
   Фотограф примирительно сделал руками, как если бы дирижировал оркестром.
   – Не надо заходить далеко, давайте заходить близко! – компаньоны решили было, что у него нервный тик, но это он так подмигивал. – Вот, извольте любоваться, «Вест-Камера»!
   Козебродски расстегнул пиджак, поманил рукой М.Р., чтобы тот наклонился, и молодые люди увидели в пуговичной петле жилета крохотный объектив.
   Худые, с тяжелыми суставами, похожие на бамбук, пальцы – на овальном ногте указательного желтое, как от йода, пятно, – расстегнули пуговицы жилета. На шее фотографа висела круглая штука, похожая на плоскую флягу.
   – Всего восемь кадров, – скромно сказал фотограф. – Но, поверьте мне, этого достаточно!
   – Еще бы не достаточно, – буркнула Ширли. – Особенно перед выборами. Козебродски прячется в шкафу.
   – Мисс Ширли, ай-ай! – торчащие по краям лысины седые космы укоризненно покачались, а девчонка сделала невиноватые глаза. – Зачем же выдавать наши маленькие профессиональные секреты?
   Он надел пиджак обратно, подергал обшлага.
   – Можно, наконец, прямо в салоне, посреди общего веселья, особенно, когда шампанское… Я же говорю вам: не надо ходить далеко, давайте ходить близко! О, о, посмотрите на это! Думаете, восемнадцать голых дам так-таки и позировали вокруг этого господина?
   Господин на этой линейке стоял, очевидно, в салоне заведения до катастрофы. Из одежды иона нем имелись чрезвычайно пышные усы на довольной подрумяненой физиономии, сияющий цилиндр, белоснежный шелковый воротничок с галстуком, манжеты на голых руках – и более ничего. Восемнадцать дамочек – по девять с каждой стороны его упитанной фигуры – из нарядов только сережки и диадемы с перьями.
   – Если посмотреть более внимательно, – фотограф опять подмигнул компаньонам, а девчонки захихикали, – то можно увидеть, что перед нами одна и та же мадемуазель в различных позах и различных головных уборах!
   – Да ну, все это ерунда, мальчики, – Ширли махнула рукой. – Давайте лучше танцевать!
   – Запросто! – сказал Дюк. – Только я не умею.
   – Э-э-э… – промычал Джейк.
   – Ерунда! – перебила Ширли, развернула искателя приключений за плечи и поставила перед собой. – Начнем с чего попроще. Козебродски, матчиш!
   Говорят, дуракам, пьяным и влюбленным везет. По крайней мере два пункта из трех у веселой компании было. И, по всей видимости, только по этим причинам потолок, и так державшийся на честном слове, не рухнул им на головы: матчиш, немножко вальса (потому что матчиш – это почти, как вальс, только быстро и на пятке нужно специально переступать), кекуок, рэгтайм… рэгтайм, матчиш, кекуок… рэгтайм…
 

Глава пятая, в которой искатели приключений сообразуют свои возможности с существующей реальностью

 
   Ширли минутку подумала.
   – Нет, так не надо. Искренне Ваша…
   И закончила диктовать:
   – Миссис К., Тридцать Шестая улица.
 
 
   Старенькая, но работящая «Сан» стреляла, как из пистолета. Д.Э. закончил печатать. Он мрачно поднял глаза на молчащего компаньона. М.Р. как стоял, опираясь на ручку кресла и глядя в этот… документ, так ни на кого больше и не смотрел.
   Они находились в руинах первого этажа, в комнате, где когда-то вела дела мадам Клотильда. Искатели приключений (при некотором содействии Козебродски) раскопали в обломках тяжелое бюро и увесистое кожаное кресло. В котором сидел теперь Д.Э. Саммерс с обреченностью на физиономии, и тоскливо лупил по клавишам пишущей машинки.
   – Ну? – поторопил он. – Все, что ли?
   – Сейчас, – ответила с пола Ширли, продолжая копаться в ящиках. – Карточки нашла!
   – Какие карточки?
   По коленке шлепнули пачкой простых визиток, даже и не подумаешь. Адрес – и все.
   – Значит, так, – Ширли выбралась из-под стола, отряхнула платье и заглянула ему через плечо. – Ага, хорошо.
   Над головой тяжело вздохнул М.Р.
   – Значит, так, – продолжила Ширли. – Ничего сложного. Смотришь, не садится ли кто в экипаж. Открываешь двери, вежливенько всучиваешь ему карточку. Но смотри, чтобы он понял! А то знаю я вас. Образованных.
   Козебродски, расчистивший себе кресло и вертевший там ножкой, сделал сообразную рожу: – Примерно так, молодые люди.
   – Точно! – порадовалась Ширли. – Ну, что-нибудь о заведении красивенько вы там придумаете, на то и образованные.
   Двое джентльменов вздохнули хором.
   – Улицы, – продолжала девица, – рестораны, мюзик-холлы, в фойе театров еще хорошо, отели – годится все.
   – Очень рекомендую также кулачные бои и бокс, – прищурился фотограф. – Это, правда, все вещи запрещенные, действовать нужно аккуратно, и очень возможно, что ничего не сохранилось, но если посчастливится узнать такое место, молодые люди, будет очень, очень хорошо!
   М.Р. дрогнул ноздрями, собираясь высказаться, но посмотрел на поникшие плечи компаньона, и смолчал.
 
 
   – Хорошее «не горячись!» – бубнил Д.Э. сквозь зубы.
   Оба трусливо прижимались к обшарпанной стене заведения. Вид – ни дать, ни взять, сутенеры-неудачники, дальше некуда. Двое джентльменов четыре дня, как обнаружили, что денег больше нет, где их взять – неизвестно, и, в общем, получалось, что…
   – Хорошее, говорю, «не горячись»! Когда…
   Дюк не дал ему закончить.
   – Мисс, – позвал он, не вынимая рук из карманов. – Да-да, я вам. Мисс, вы не могли бы перейти на другую улицу? Эта – наша. То есть, я хотел сказать, не то, чтобы наша, просто…
   Он запнулся, потому что «просто» было совсем непросто, но уличная уже отозвалась. Слова и выражения проистекали из ее накрашенного рта с легкостью, от которой у М.Р., державшегося в непринужденной позиции, окаменели локти.
   – Послушай, а что мы делать-то с ними будем? – нервным шепотом спросил он компаньона. – Ты посмотри на нее!
   Смотреть не хотелось совершенно: девка, теперь уже с преувеличенной наглостью, фланировала туда-сюда прямо перед носом.
   Наверху поднялась рама.
   – Быстро вон пошла!
   Уличная задрала голову, посмотрела. Перешла на ту сторону.
   – Чего вылупилась, мочалка драная? – продолжала Ширли. – Вон пошла, чтобы я тебя здесь в последний раз видела!
   На ответ конкурирующей стороны компаньоны смотрели долго, молча, не без некоторого уважения.
   – Вот это корма! – высказался, наконец, Д.Э.
   Уличная девица (возраст и внешность которой было бы правильнее описать словом «тетка») поправила панталоны, одернула юбки и продолжила променад: от угла до угла. М.Р. выдохнул.
   – Что же с ними делать-то, сэр? – убито спросил он. – Не бить же, в самом деле?
   – Ты у меня разрешения, что ли, спрашиваешь? – поддел Джейк. – Так, попробую теперь я. Эй, мисс!
   Он перебежал через улицу, но был вынужден повернуть обратно: из окна заведения выплеснули содержимое горшка. Конкурентка, грязно ругаясь, покинула поле боя: Ширли попала в цель.
   – А это выход! – одобрил Дюк.
   – Горшков не напасемся, – буркнул компаньон. – Вон, еще две крали.
   – Где? – Дюк ахнул и завертел головой.
   – Да вон же, – Джейк прикусил заусенец на пальце, – в подворотне одна, и на самом углу маячит какая-то.
   – На самом углу улица не наша! – немедленно возразил М.Р.
   – Все равно заведению прямой убыток! – не дал выкрутиться компаньон. – Я, в общем, попробую.
   – Может, все-таки не надо?
   – Я аккуратно! – заверил Джейк и убежал.
   – Почему каждый раз, когда ты говоришь «я аккуратно», мне делается страшно? – пробормотал Дюк.
   Д.Э. сдержал слово: подошел к девице, не прикасаясь к шляпе, что-то проговорил, терпеливо, судя по всему, повторил, а затем, действительно очень аккуратно, подхватил ее, перекинул через плечо и попросту вынес с улицы под хохот, подбадривания и аплодисменты из окна. М.Р. оценил свои возможности. Пришел к выводу, что комплекция нарушительниц, пожалуй, не позволит повторить фокус компаньона – тот, вон, тоже штормовой крен дает. Они еще и брыкаются – нет, лучше не конфузиться.
   – Однако, сэр, однако! – хмыкнул он, когда компаньон, хромая, вернулся обратно. – Какие у вас радикальные меры!
   – Да я просто не знал, что ей сказать! – все еще тяжело дыша, стеснялся Д.Э.
   Лоб и щеку искателя приключений украшало несколько свежих царапин. Подрагивающие пальцы, которыми он зажег спичку, прикурить – тоже в отметинах.
   – А мы никому не скажем, – утешил Дюк. – Пускай боятся. Дел-то ты ее куда?
   – На помойку, – буркнул Джейк.
   – Как – на помойку? – моргнул М.Р. – Ты где помойку нашел, тут кругом теперь помойка!
   – Ничего, – уверил Д.Э. – Тут, за одним домом, есть настоящая помойка. По крайней мере, раньше была. Как раз за два квартала получилось.
   Еще три пункта полученной от барышень инструкции гласили: «сигналить, если копы», «провожать клиента до двери» и «избавляться от подозрительных». Вообще говоря, сообщать о подозрительных обстоятельствах любого свойства следовало мадам, но без нее, к счастью, барышни решили обойтись. Так же, как и от излишеств в виде салона с танцами. Цену, правда, пришлось сбросить, но тут уже ничего нельзя было поделать. Источник дополнительного дохода находился при компаньонах и в буквальном смысле жег карман.
   – Я не могу продавать порнографические карточки! – стонал М.Р.
   Д.Э. сгрыз заусенцы до крови и принялся за ногти: у него не получалось изобразить нужное выражение лица, провожая клиента до места назначения, по каковой причине двое осторожных субъектов, которые могли бы таковыми стать, ретировались от греха подальше.
   – Компаньон, – голос искателя приключений был бледным, но решительным, – у меня предложение.
   – Как, опять?
   Ну, а кому еще могла принадлежать идея остановиться напоследок в «Палас», авось подвернется что-нибудь получше китобоя?
   – Да. Давай смоемся? Прямо сейчас!
   М.Р. опять впал в раздумья. Думал он долго, значительно дольше, чем когда выбирал между «Палас» и «Гранд». Наконец, посмотрел на голубеющее сквозь дым небо, проводил до самого последнего перекрестка Тридцать Шестую улицу, заглянул в полные надежды глаза компаньона и ответил: – Нет.
 
 
   – Какая агентша, ты что, рехнулся, что ли? Сэр, вам просто порядочный бордель доверить нельзя, вы же его по ветру пустите!
   – М-да, – Джейк задумчиво вытянул на бюро ноги. – Ну ладно, не Пинкертона. Иностранная тайная агентша. Бывшая.
   – Иностранная? – прищурился Дюк. – Француженка? Ах черт, они же по-французски ни в зуб ногой. Может быть, русская?
   – Здравствуйте, теперь тебя понесло! Из кого мы русскую-то сделаем?
   – Из Ширли.
   – С таким носом? – Д.Э. засмеялся.
   – Можно подумать! – фыркнул компаньон. – У нее, может быть, отец с носом, а мать – русская! Графиня!
   – У твоей Ширли акцент за милю Чикаго отдает! – возмутился Джейк. – Нет, сэр, идея у вас, конечно, красивая, но не получается.
   Дюк помолчал.
   – Воспитать ее надо. Заговорит по-другому – никто никакого акцента и не заметит. Я вон, когда в Канаду приехал, вообще полгода никого не понимал: у всех акцент, и у каждого свой, штук двадцать разных!
   – Ну ладно, акцент, – сдался Джейк. – Но ты же посмотри на нее! Тощая, ни спереди, ни сзади, глазки близоруконькие, сама конопатая, рот огромный, еще и коленки острые!
   – Это как посмотреть, – заметил Дюк. – Не тощая, а хрупкая. Коленки не острые, а тонкие. Нос не горбатый, а породистый. Рот не огромный, а чувственный, и глаза не близоруконькие, а загадочные. Натурально, аристократка.
   Д.Э. помолчал.
   – Да? – спросил он.
   – Не сомневайся даже! – заверил Дюк. – И вон ресницы какие – огромные, пушистые, с ума сводят. Сейчас придумаем ей историю и тащи свою аристократку сюда, будем ее манерам учить.
   – Что-то не придумывается история, – пробормотал Джейк. – Ладно. Ширли мы отложим, сначала что попроще закончим. Вон, Лола – титул «Самые…»
   Он показал руками.
   – Просто, со вкусом и не придерешься.
   – А конкурс девяносто седьмого года, в Нью-Йорке! – добавил Дюк. – Я про Нью-Йорк в газете читал.
   – Почему девяносто седьмого? – вскочил Джейк. – Что ты из нее лошадь старую делаешь!
   – Почему это лошадь? – обиделся Дюк. – Сколько ей, лет двадцать пять?
   – Выглядит на все тридцать, коровища.
   – Ну все равно: в девяносто седьмом году ей было шестнадцать! Самое то!
   Д.Э. барабанил пальцами по пыльным разводам на бюро.
 
 
   – Ладно, – нехотя признался Дюк. – С годом, правда, не то. Но черт, конкурс пораньше ведь и вспомнить могут!
   – Не в Нью-Йорке, – предложил Джейк. – В Сан-Диего. И не девяносто седьмого, а девятьсот первого.
   – А что, был такой?
   – Был-был, – заверил Джейк. – Не сомневайся. Филантропическое общество устраивало.
   Двое джентльменов посмотрели друг другу в глаза.
   – Да что ты? – изумился М.Р.
   – Ну, сэр, – укорил компаньон, – такие вещи не знать стыдно.
   Дюк почесал нос.
   – Только как это сказать? Победительница конкурса красоты в Сан-Диего тысяча девятьсот первого года, титул…
   – Сказать-то можно прямо, – отмахнулся Джейк. – Тут главное – смысл.
   – Это твое «прямо» нам самых состоятельных клиентов отобьет, одна шушера останется!
   – Почему это?
   – А потому, – Дюк уперся руками в столешницу, нависнув над компаньоном. – Ты бы сам пошел за типом, который шепчет тебе на ушко: «знойная испанка»?
   – Во-первых, мексиканка, – испортил картину Д.Э.
   – Ну и ладно, – подумав, сказал Дюк. – Знойная красотка.
   – Таких «знойных красоток» – полный Фриско, – отрезал Джейк.
   – Тогда темпераментная. И пусть кто-нибудь скажет, что я вру!
   – Темпераментной – недостаточно, – опять придрался Д.Э.
   – Ну да, – огорчился М.Р. – Нет того эффекта.
   – С эффектами, чем меньше возишься, – сказал на это сын похоронного церемониймейстера, – тем эффектов больше. Страстная.
   – А как главное сказать? – усомнился Дюк. – Самая выдающаяся грудь? Бюст? Формы?
   Вид у компаньона сделался сначала задумчивый, потом очень задумчивый, и, наконец, несчастный.
   – А давайте, сэр, сначала займемся Идой!
   Заняться Идой двое джентльменов не успели. С лестницы кто-то смачно харкнул, тяжелые шаги протопали наверх и прежде, чем двое джентльменов успели пробраться через развалины, послышался идиотский хохот на два голоса, за которым последовал истошный женский визг. Кресло в комнате Ширли валялось с задранными оборками чехла, неприлично показывая ножки. Девчонка как раз вчера выставила на трюмо всякие свои банки-склянки – теперь они перекатывались по засыпанному пудрой ковру. В борделе были гости. Первый, с лысым шишкастым черепом лапал Иду, смеясь тем самым радостным смехом кретина, который услышали из кабинета компаньоны. Ширли брыкалась, пытаясь вырваться из здоровых, как ковши, лап Второго. Судя по потоку испанских ругательств, доносящихся из коридора, был еще и третий.
   М.Р. быстро прокрутил в голове, что можно сказать.
   Во-первых: «Уберите клешни, крабьи ваши яйца, сорок каракатиц вам в жопу!».
   (Не годится и вообще категорически не рекомендуется к использованию в светских беседах с подонками общества).
   Во-вторых: «Добрый день, джентльмены. Чем это вы здесь занимаетесь?»
   (Ну, так они просто ответят, чем занимаются, да еще и на деле для наглядности покажут.) В-третьих: «Вы, вероятно, ошиблись, помойка через два квартала отсюда. Счастливого пути.»
   (Остроумно, ничего не скажешь.)
   И тут открыл рот Д.Э.
   – Это кто тут к нам в гости пришел? – развязно поинтересовался он. – В чем дело, мальчики? Ворвались, устроили какое-то безобразие, напугали барышень… Вас что, не учили манерам?
   Это показалось первому из «мальчиков» (который в случае ранней женитьбы вполне мог стать Д.Э. отцом) смешным до такой степени, что он прямо-таки согнулся пополам.
   – А что, – спросил второй, – нельзя? Вам наших куколок обижать можно, а ваших – ни-ни?
   – Ну как же, – Джейк и глазом не моргнул, развел руками, – должен ведь я сказать Лису, кто это тут шалит.
   Бандиты обменялись взглядами.
   – Не знаю никакого Лиса, – сказал второй.
   М.Р. скрестил на груди руки.
   – Как скажете, ребята, – спокойно сказал он. – Я ему так и передам.
   – Э, стой, – Первый почесал свою уродливую голову. – Что за Лис такой?
   Д.Э. снисходительно развел руками.
   – Пупсик, – сказал он, – если ты до сих пор не знаешь, кто такой Лис, так Лис парень не гордый – сам придет и все тебе разъяснит.
   – Даром, что по его личику скучают все резиновые подошвы Соединенных Штатов. И все копы.
   Про «резиновые подошвы» Дюк удачно вспомнил: так в детективных рассказах из «Черной кошки» называли сыщиков.
   – А чего это они скучают? – Второй длинно сплюнул на ковер.
   – Да так, – М.Р. скромно опустил ресницы, – было дело.
   – Трех фараонов уложил, – подал голос Д.Э. – Тонкой души парень – чуть что, пулю в лоб – и привет.
   Второй снова сплюнул.
   – Давно на него работаете?
   – Не-а, – Д.Э. небрежно растягивал слова. – С год, что ли.
   Он повернулся к компаньону.
   – Правильно, Герцог? С год?
   – Угу, – подтвердил Дюк. – Правильно, Ланс. Как из жестянки выпустили. За недостатком улик.
   Джейк хлопнул компаньона по спине.
   – Потопали, Герцог. Мальчикам и так все понятно, а нам еще клиентов искать. Черт знает, что творится, раньше присесть некогда было, теперь бегай за ними по всему городу!
   – Погоди, – отмахнулся М.Р., – надо же разобраться!
   – Да ну, – фыркнул Д.Э., – разбираться. Пусть там Лис сам разбирает, больно нам надо. Наше дело с кошкин хрен.
   Он сплюнул себе под ноги, старательно не замечая третьего, мордастого креола, вставшего в дверях и загородившего собой весь проем.
   – Ладно, парни, – сказал Третий. – Пошли, что ли, с нашим главным полялякаем.
   – Не-а, – сказал М.Р. – Нам работать нужно. Сам знаешь, как сейчас с клиентами. Лис нам бошки снимет.
   – Не треснет твой Лис, – Первый показал гнилые зубы. – Пошли-пошли, ща разберемся, что за птицы.
   – Нет, цукерпупхен, – Джейк поднял перевернутое кресло и поставил его на место, – ты нам не указ. Лис, мотать твою каракатицу лысым колом с шишками, сказал, чтобы дела были поправлены, и мы, якорь тебе в корму, их поправим. Claro?
   Второй посмотрел на Первого. Первый на Третьего.
   – Какой-то Лис, – пробормотал Третий. – Кто его знает, сейчас ничего не поймешь. Когда, говоришь, он явится?
   – Когда угодно, – не моргнул глазом Д.Э. – Он у нас личность непредсказуемая. Специально не говорит ничего, черт хитрый, чтобы мы тут сложа руки не сидели.
   Он повернулся к застывшим посреди комнаты подопечным. Лицо искателя приключений сделалось усталым и раздраженным.
   – А вам что, – рявкнул он так, что Ширли вздрогнула, – нужно напоминать ваши обязанности? Быстро приводите себя в порядок, лахудры! Каждый клиент на счету!
   Девчонки, не пикнув, бросились из комнаты.
   – Пошли, Герцог.
   М.Р. повернулся к двери и слегка растерялся. Он ни секунды не сомневался в том, что мордастый уйти не даст. Хуже того: у него, как заметил, холодея, Дюк, в руке был нож. Но Третий отчего-то не торопился пускать его в ход. И лицо сделалось странное. И тишина какая-то тоже.
   Дюк бросил осторожный взгляд через плечо и обмер: компаньон, оказывается, держал мордастого на прицеле. Первый было дернулся, но кольт немедленно повернулся в его сторону. Тот самый, музейный экспонат образца тысяча восемьсот семьдесят второго года, который искателям приключений так ловко втер год назад продавец в Уинчендоне. Вчера были недалеко от Чайна-тауна, и этот тип все клянчил: давай да давай пойдем, посмотрим, вдруг саквояж в целости. Совершенно помешался на этом Фоксе, хоть врачу показывай. Саквояж, точно, не пострадал, так и стоял в том подвале в переулке около Росс-Элли, только подкоптился вместе с одним слишком крепко спавшим ловцом опиумных грез. В саквояже осталась одна дребедень, не считая часов. Вот если бы их продать… только кто же теперь покупает шикарные цацки!
   То ли вид музейного экспоната подействовал, то ли физиономия искателя приключений располагала к доверию, но и Первый, и Второй тоже что-то впали в задумчивость. Джейк поймал взгляд компаньона, улыбнулся лучезарно гостям и махнул головой: проваливайте, мол.
   – Пушку убери, – Первый сплюнул сквозь зубы.
   – Не могу, – отозвался Джейк ему в спину. – Она мне приносит удачу.
   Он почесал стволом взмокший лоб и добавил уже более себе:
   – Наследство, знаете ли.
   – Чокнутый, – схватился за голову М.Р., когда голоса незваных гостей послышались сначала на лестнице, потом на улице, и, наконец, стихли. – Совсем. Окончательно.
   – Но ведь получилось, – не соглашался Д.Э.
   Девицы, как мышки, вернулись и забились в кресло, мигая и переглядываясь. На них не обращали внимания.
   – А если бы не получилось?
   – Но ведь получилось, – опять сказал Д.Э.
   М.Р. сурово промолчал.
   – Идиот, – с сердцем сказал он в конце концов.
   Повернулся к девицам, глянул на одну, на вторую, отобрал у компаньона револьвер, приставил себе к животу, нажал курок. Раздался негромкий хлопок и… все.
   – Непонятно? – спросил он у онемевших барышень.
   Убедившись, что, кажется, непонятно, щелкнул барабаном. Девчонки ахнули.
   – Мало того, что один сопляк против трех кабанов, – М.Р. был мрачен, – мало того, что патронов нет, так это (он защелкнул барабан обратно) еще и видно. Вот.
   Барабан был открытый. Девчонки снова ахнули. Восхищенно.
   – Дуры! – рявкнул М.Р., которому изменил талант дипломата. – То, что они ничего не заметили – чистое везение, больше ничего!
   – Ну, не кипятитесь, сэр, – Д.Э., совершенно наоборот, был спокоен (только смех немножко нервный остался). – Надо быть не знаю, кем, чтобы разглядывать револьвер, из которого в тебя же и целятся.
   – Так то из револьвера, а не из музейного экспоната!
   – Да хватит вам гавкаться! – встряла Ширли. – У них такие же. Этот ваш Лис, он что, на самом деле есть?
   – Ну, вы даете, мисс! – рассмеялся Д.Э. – Мы сами по себе.
   – А, – девчонка прикусила губу, – ага. Ну, тогда еще лучше. В общем, половина выручки ваша, половина – наша, идет?
   Она достала платочек (проживший, похоже, долгую и трудную жизнь) и принялась им обмахиваться.
   – Что ж вы сразу-то не сказали? – засмеялась радостно, как маленькая девочка, которой сказали, что поведут к дантисту, а привели есть мороженое. – Приличных из себя корчили!
   – Про имена сразу подумать, – сказала Ида. – Я тебе говорить, цукерпупхен.
   – А что имена? – невинным голосом спросил Джейк.
   – Ой, ладно! – Ширли шутливо шлепнула его по заду. – Не напрашивайся!
   – Я не напрашиваюсь, – Джейк честно-пречестно посмотрел ей в глаза.
   – Ну конечно! И жестянки в глаза не видал.
   – Никогда в жизни!
   – И ручки чистые, чужого добра не трогали!
   – Ну что вы, мисс! Как можно! – Д.Э. еле сдерживал смех.
   Он осмотрел ладони, изобразил ужас и спрятал руки за спиной.
   – Я не виноват, воды нет! Вся на вас уходит!
   – Бабке своей расскажи!
   – У него и бабки нет! – пошутил Дюк.
   – Неправда! – возмутился компаньон. – Она у меня такая почтенная старушка, ты себе представить не можешь. Зубы сводит!
   – Да-да, – кивнул компаньон, – и папенька – священник.
   – Вот уж точно – джейк, – засмеялась Ширли. – Зенки бесстыжие!
   – Это есть хорошо, что все кончилось джейк-пот! – отозвалась Ида.
   – Чего? – поразился Д.Э. Саммерс.
   – Все хорошо, Джейк, что кончается джейк, – успокоила Ширли.[1]
   Она надвинула ему шляпу на нос и повернулась к М.Р.
   – А что сразу я? – округлил глаза тот.[2]