Страница:
«Ну к терапевту так к терапевту», – устало подумала Лика.
Лифт оказался просто широким кругом в полу, выделенным лишь цветом да несколько приподнятым над уровнем пола. Никакого ограждения не было, но в третьем по счету лифте, в котором они уже не спускались, а поднимались, Лика все-таки разглядела, что во время движения лифт превращается во что-то, похожее на стакан, почти прозрачные стенки которого создает неяркое свечение голубоватого цвета. По-видимому, это было какое-то поле, обозначающее границы «стакана». Такое же свечение Лика увидела, когда они проходили по узкому невесомому мосту без перил, перекинутому на огромной высоте над самым настоящим парком – с озерцами и речками! – который она увидела далеко внизу. Голубое свечение ограничивало мост с обеих сторон.
А потом они вошли в небольшой круглый зал, отделанный белым и розовым мрамором. В стенах зала было прорезано семь дверей, через одну из которых они вошли. Все они были сделаны из полированного серебра. Во всяком случае, так показалось Лике, рассматривавшей все на крейсере с живейшим интересом. «Интересно, – горько усмехнулась Лика. – С чего бы это?»
– Так, – сказал Макс, озираясь. – И куда же теперь?
– Будем пробовать, – пожала плечами Вика и пошла к первой из дверей.
– Ну-ну, – ответил ей Макс, не трогаясь с места.
Между тем Вика дошла до первой из дверей и открыла ее, коснувшись чего-то невидимого Лике на поверхности самой двери. Дверь скользнула в стену, и Вика вошла в белую, насколько могла видеть Лика, комнату.
– Макс! – позвала Вика через секунду. – Идите сюда!
Макс без вопросов быстро прошел через зал и шагнул в проем двери. И Лика увидела, что они вошли в относительно небольшое пустое помещение, всю обстановку которого составлял довольно грубо вырубленный из серого камня саркофаг, предмет, более подходящий, скажем, для подвальных залов Эрмитажа, чем для суперсовременного космического крейсера.
– Это что, музей здесь? – спросила Лика.
– Да нет, – сразу ответил ей Макс, а Вика позвала, обращаясь в никуда:
– Федя, милый! Ты где?
– На посту! – ответил откуда-то из-под потолка Федор.
– Федя, – сказал Макс. – Будь добр, включи камеры и посмотри, что мы здесь нашли.
– Это какой уровень? – спросил Федор.
– Двадцать седьмой. Зал напротив лифта, – ответила Вика.
– Так. Сейчас. Минута. А, вот! Есть… да, дела!
– Ты что-нибудь знал? – спросил Макс.
– Ни сном ни духом. Вот тебе честное комсомольское! – выпалил Федор.
– Ладно. Учтем, – сказал на это Макс. – Ты там посмотри, может быть, все это как-то объясняется?
– Посмотрю, конечно, – ответил Федор. – Воистину, чудны дела твои, Господи.
– Аминь! – сказал Макс, и они снова вернулись в мраморный зал.
«Богато живут, сволочи», – грустно подумала Лика, у которой начали «замерзать» ступни ног и кисти рук. Сигнал был ясен – сейчас придет боль.
Они еще несколько минут простояли в зале – и боль уже успела прийти и зажить своей привычной жизнью внутри нее – пока Вика заглядывала во все подряд двери. Лика уже не слышала, да и не слушала, что там говорит Вика и что ей отвечает Макс. Боль поднималась, неумолимая, как океанский прилив, и Лика была занята сейчас только одним: она «держалась».
«Не кричать, – вот был ее простой девиз. – Не кричать! Ни за что!»
Если уж умирать, то хоть не…
Она уже почти потеряла сознание от боли. Перед глазами стояло красное марево, в ушах – колокольный набат. Это оказалось последним, что она запомнила. Потом была только тьма…
Глава 4
Лифт оказался просто широким кругом в полу, выделенным лишь цветом да несколько приподнятым над уровнем пола. Никакого ограждения не было, но в третьем по счету лифте, в котором они уже не спускались, а поднимались, Лика все-таки разглядела, что во время движения лифт превращается во что-то, похожее на стакан, почти прозрачные стенки которого создает неяркое свечение голубоватого цвета. По-видимому, это было какое-то поле, обозначающее границы «стакана». Такое же свечение Лика увидела, когда они проходили по узкому невесомому мосту без перил, перекинутому на огромной высоте над самым настоящим парком – с озерцами и речками! – который она увидела далеко внизу. Голубое свечение ограничивало мост с обеих сторон.
А потом они вошли в небольшой круглый зал, отделанный белым и розовым мрамором. В стенах зала было прорезано семь дверей, через одну из которых они вошли. Все они были сделаны из полированного серебра. Во всяком случае, так показалось Лике, рассматривавшей все на крейсере с живейшим интересом. «Интересно, – горько усмехнулась Лика. – С чего бы это?»
– Так, – сказал Макс, озираясь. – И куда же теперь?
– Будем пробовать, – пожала плечами Вика и пошла к первой из дверей.
– Ну-ну, – ответил ей Макс, не трогаясь с места.
Между тем Вика дошла до первой из дверей и открыла ее, коснувшись чего-то невидимого Лике на поверхности самой двери. Дверь скользнула в стену, и Вика вошла в белую, насколько могла видеть Лика, комнату.
– Макс! – позвала Вика через секунду. – Идите сюда!
Макс без вопросов быстро прошел через зал и шагнул в проем двери. И Лика увидела, что они вошли в относительно небольшое пустое помещение, всю обстановку которого составлял довольно грубо вырубленный из серого камня саркофаг, предмет, более подходящий, скажем, для подвальных залов Эрмитажа, чем для суперсовременного космического крейсера.
– Это что, музей здесь? – спросила Лика.
– Да нет, – сразу ответил ей Макс, а Вика позвала, обращаясь в никуда:
– Федя, милый! Ты где?
– На посту! – ответил откуда-то из-под потолка Федор.
– Федя, – сказал Макс. – Будь добр, включи камеры и посмотри, что мы здесь нашли.
– Это какой уровень? – спросил Федор.
– Двадцать седьмой. Зал напротив лифта, – ответила Вика.
– Так. Сейчас. Минута. А, вот! Есть… да, дела!
– Ты что-нибудь знал? – спросил Макс.
– Ни сном ни духом. Вот тебе честное комсомольское! – выпалил Федор.
– Ладно. Учтем, – сказал на это Макс. – Ты там посмотри, может быть, все это как-то объясняется?
– Посмотрю, конечно, – ответил Федор. – Воистину, чудны дела твои, Господи.
– Аминь! – сказал Макс, и они снова вернулись в мраморный зал.
«Богато живут, сволочи», – грустно подумала Лика, у которой начали «замерзать» ступни ног и кисти рук. Сигнал был ясен – сейчас придет боль.
Они еще несколько минут простояли в зале – и боль уже успела прийти и зажить своей привычной жизнью внутри нее – пока Вика заглядывала во все подряд двери. Лика уже не слышала, да и не слушала, что там говорит Вика и что ей отвечает Макс. Боль поднималась, неумолимая, как океанский прилив, и Лика была занята сейчас только одним: она «держалась».
«Не кричать, – вот был ее простой девиз. – Не кричать! Ни за что!»
Если уж умирать, то хоть не…
Она уже почти потеряла сознание от боли. Перед глазами стояло красное марево, в ушах – колокольный набат. Это оказалось последним, что она запомнила. Потом была только тьма…
Глава 4
ЧТО МЫ ИМЕЕМ С ГУСЯ
Он смертельно устал. Даже для его нового старого тела такие нагрузки были чрезмерны. Пятый день без нормального сна и отдыха, на ногах и на нервах, а ведь еще и побегать пришлось, и пострелять, и изверги эти…
«Не надо ля-ля, уважаемый Виктор Викентьевич, – сказал он себе, обрывая готовое стать бесконечным перечисление бед и напастей. – Списочек и длиннее изобразить можно, только ведь не в реестрике дело, не правда ли?»
Он встал из-за пульта и прошелся по просторной рубке. Места здесь было много, хоть отбавляй. Рубка была рассчитана на полтора десятка человек, но сейчас он был здесь один. Один на один с собой и с громадой крейсера. Правда, есть еще двое, где-то там, в дальней дали жилых отсеков. Объективно, не двое даже, а трое, но Лику в расчет можно не брать. Девочке хотя бы выжить, и то будет чудо, а в управлении кораблем она, по любому, не помощник. Значит, остаются они трое. Трое рядовых необученных на все про все и вершина инженерного гения империи – ударный крейсер «Шаис». Виктор таких кораблей не водил никогда. Он вообще никогда не рулил ничем крупнее штурмового бота. У него ведь и другие задачи имелись, а для всего прочего на борту всегда команда была. Коки там разные, да штурмана с академией за плечами… много народу, много должностей. На такой лайбе экипаж под тысячу лбов должен быть. Не меньше. А их трое. Виктор знал, конечно, как управляться с крейсером, но только в принципе, а не в частностях. Макс и Вика больших кораблей тоже не водили. Их уровень – яхты, скутеры, а тут…
Он достал пачку «Кента», уворованную еще в Норвегии, да так и завалявшуюся в кармане рубашки, и закурил, глядя в огромный ходовой экран, как в великанское окно, прорезанное прямо в открытый космос. За последние шесть часов скорость крейсера ощутимо возросла, но в положении звезд никаких видимых изменений еще не произошло. «И не должно, по идее», – тоскливо подумал Виктор, возвращаясь в кресло шеф-пилота.
На душе было неспокойно, пасмурно. Маята какая-то ощущалась. Неудобство. Эйфория начального этапа рекондиционирования прошла. Прошло опьянение внезапно вернувшейся молодостью и всем, что с этим связано. Пришло похмелье. Угар. Умом Виктор понимал, что это ответ организма на сопряженный стресс, вызванный взрывной перестройкой физиологии и боевым напряжением. Умом понимал, но легче не становилось, да и не только в этом было дело. Психологию ведь тоже из расчетов не выбросишь. Сама обратно влезет, продажная девка империализма.
В прошлый раз, когда со звезд на Землю вернулся, такого не было. Было бы, запомнил. Но ничего эдакого не вспоминалось. Когда вернулся, как будто заново родился. Вроде бы все помнил, что и как там, на звездах, было, в империях и эмпиреях, но только смутно помнил, как под наркозом. Потому и жизнь новую начинал легко и весело, как и положено, когда живешь в первый и последний раз. Теперь же все было по-другому. Иначе, сложнее, мучительнее. Ведь это только представить! Жил-был человек. Дело делал, любил, страдал, воевал, да мало ли чем он только ни занимался при его-то биографии. Потом состарился, приготовился помирать, давно свыкнувшись с идеей конечности человеческих сроков, а тут раз – и в дамки. Призыв, набат и все такое. И закрутилось колесо перемен, стремительных и неожиданных, заодно походя ломая и корежа построенную годами праведных и неправедных трудов психологию Федора Кузьмича. Да что там психология! А волосы, а зубы? Вроде радоваться надо. Плясать и песни петь, но это как посмотреть. Когда полезли зубы, свои, настоящие, о существовании которых давно успел забыть, Виктор чуть не взвыл. «Бедные детки!» – думал он тогда, несясь на встречу с Максом во Флоренцию. О волосах и говорить нечего. Голова чесалась так, что хоть сам собственный скальп снимай. «Да нет, – сказал он себе. – Это ты, брат, загибаешь. Терпел и радовался. Не вали все в кучу. Есть вещи и посильнее «Фауста» Гете. Есть, есть. Он семьдесят лет прожил, как Федор Кузьмич. А теперь он кто? Или что? Всплыл из небытия и уже никуда не хотел уходить, казалось, навсегда вычеркнутый из списка живых мальчик Витя Дмитриев, и это было скорее хорошо, чем плохо, хотя и больно, чего уж тут. Но только это не все. Из совсем другого небытия начали прорастать в нем аназдар Абель Вараба, черный полковник, верк командира Гарретских Стрелков[53]; и другой Вараба, второй второй Правой руки императорского Легиона. И это в нынешних обстоятельствах было не просто хорошо, а жизненно необходимо.
Но, с другой стороны, все эти личности, прораставшие в нем, теснившиеся и конкурирующие, буквально разрывали его на части, норовя превратить его, Виктора, черт знает в кого или во что. Возможно, именно поэтому он и цеплялся за образ Феди, Федора Кузьмича, с которым худо-бедно, а прожил, почитай, семьдесят лет; с которым ему было хорошо и уютно; к которому он просто привык за долгие и непростые годы своей последней (или теперь уже предпоследней?) жизни.
«Выпить бы сейчас», – с тоской подумал Виктор. Идея ему, однако, понравилась, но реализация ее, к сожалению, зависела не от него. «Но нет таких крепостей, – сказал он себе твердо, – которых большевики не могли бы взять». Виктор повернулся к вспомогательному пульту справа от себя и запустил поисковую программу. Вычислитель довольно быстро – в считаные секунды – обнаружил Макса в одной из кухонь жилой зоны. Макс методично перекладывал в холодильник продукты, доставленные с бота сервисными роботами. Обычное, в общем-то, дело. Роботы услужливы и исполнительны, но глупы. Замудохаешься объяснять этим вундеркиндам, почему мороженых курей надо класть в одно место, а ветчину – совсем в другое, если, конечно, на них не стоит аханская маркировка.
– Привет, Геракл! – сказал Виктор бодро.
– Соскучился? – не оборачиваясь – а куда ему, собственно, оборачиваться? – ответил Макс.
– Вот именно, – согласился Виктор. – Как там наша девочка?
– Комплекс работает, – пожал могучими плечами Макс. Он, как нарочно, задержался, рассматривая какую-то аппетитно выглядевшую бутылку. – Сказал, пока не беспокоить. – Макс поставил бутылку в стенной шкаф.
– Что это у тебя? – запоздало спросил Виктор.
– Виски шотландский «Чивас Ригал». Выпить хочется? – Макс перенес на ту же полку еще несколько бутылок.
– Хочется, – не стал отрицать Виктор.
– Потерпи, – с пониманием откликнулся Макс, не перестававший тем не менее методично расставлять по местам «покупки». – Закончу, принесу.
– А когда ты закончишь?
– Ну, – Макс окинул оценивающим взглядом оставшееся несделанным, – полчаса. И… да. Пятнадцать минут.
– Не понял, – опешил Виктор. – Так полчаса или пятнадцать минут?
– Полчаса, чтобы все разложить, – обстоятельно объяснил Макс, выкладывая в холодильник большие плитки швейцарского шоколада. – И еще пятнадцать минут, приготовить закуску. Бутерброды сделаю… еще что-нибудь.
– Ладно, – согласился Виктор с обстоятельствами. А что ему, если подумать, оставалось?
– А Вика где? – спросил он.
– Полагаю, чистит перья, – не отвлекаясь от процесса, сказал Макс. – Я ее отпустил.
– Спасибо.
– Не за что.
– Ну бывай! – сказал Виктор и стал искать свою даму Йя.
Виктория нашлась так же быстро, как и Макс. Она стояла под душем, с видимым удовольствием подставляя свое божественное тело под тугие струи воды.
– Камеры в ванной следует отключать, – ворчливо заметил Виктор, любуясь своей Викторией.
– В самом деле? – Она не вздрогнула и даже не удивилась. – Но тебе же нравится?
– Мне нравится, – с нажимом на мне сказал Виктор.
– Вот и любуйся, – ответила дама Йя, поворачиваясь к нему спиной. – Ты с какой стороны?
Виктор усмехнулся и переключился на другую камеру.
– Я везде, – с усмешкой объяснил он.
– Это облегчает мою задачу, – улыбнулась Вика, снова поворачиваясь к нему задом.
– Вика, ты знаешь, что все бабы стервы?
– Не все, – возразила Виктория, выключая душ. – Но ты прав, милый. У Жирных Котов стервозность стала частью генотипа. – Она взяла полотенце и начала вытираться.
Она ему нравилась. Это правда. И смотреть на нее было чистым удовольствием. Виктор усмехнулся, представив, в какой экстаз пришли бы любители глянцевых журналов для мужчин, представься им только случай увидеть Викторию, стоявшую под душем или вот так, как сейчас, вытирающуюся после него. Хотя по возрастной категории она в модели «Космополитена» не годилась – ближе к тридцати, чем к двадцати. Но у дамы Йя было удивительное сложение. Сильные, тренированные мускулы профессионального игрока в Жизнь были практически незаметны. Только плавные линии, гладкая матовая кожа и соблазнительные выпуклости ровно там, где надо, и столько, сколько надо, там и тут. А еще пепельного цвета волосы, не крашеные, а редкого природного происхождения, удлиненное лицо и огромные серые глаза.
В общем, дама Йя была неординарно красива, и она ему нравилась. Но дело в том, что он ее еще и любил. А вот за что он ее любил, поди разберись. Виктор, однако, хотел думать, что не за длинные ноги, и не за роскошную грудь, и не за стремительную плавность движений, заставляющую вспоминать о больших кошках, пантерах, тигрицах или львицах. Хотя и поэтому тоже, вероятно. «Потому что все мы, мужики, козлы, – подумал он с печалью. – И я козел, но люблю ее, как лев!»
– Федя, ты обратил внимание, что здесь все было готово к нашему прибытию?
– Обратил, – ответил Виктор, соображая, что есть еще один пункт, по которому следовало бы прояснить обстановку. – Но это не специально для нас – я имею в виду конкретно нас, – здесь триста кают, кубриков и апартаментов в полной готовности. Ты представь, светлая госпожа, сколько это народу… Белье, полотенца… Ты придешь?
– Конечно. – Вика отбросила полотенце и пошла к двери. – Я зайду за Максом, и мы вместе придем к тебе.
Она вышла из ванной и начала одеваться. «Н-да», – с восхищением подумал Виктор, глядя, как Виктория извлекает из карманов шубы упаковки с трусиками, кофточкой и носками.
– Кстати, – сказала Виктория, разрывая пластиковый пакет и доставая оттуда белоснежные трусики, – проверь, пожалуйста. – Она натянула трусики, и от этого простого, в сущности, действия Виктора всего обдало жаром. – Может быть, наши неизвестные доброжелатели и об одежде побеспокоились. А то… – Она улыбнулась прямо в объектив. («Чувствует она их, что ли?») – Не хотелось бы каждый день стирать единственные трусы.
«Ну, положим, не единственные. У тебя небось еще пара упаковок захована, но ты права, моя радость. Проверить надо. У меня-то…»
– Приходи, – сказал он вслух. – Жду!
Виктор отключил камеру и, перейдя на голосовой режим, стал задавать вычислителю вопросы. Процедура была рутинная, всплыла в памяти, как если бы и не прошло семидесяти лет. Вычислитель без промедления начал выбрасывать на вспомогательные экраны таблицы учетных ведомостей, схемы распределения грузов, оценки их состояния, прогнозы и рекомендации. Увлекшись, Виктор не заметил, как пробежало время: и полчаса, и еще пятнадцать минут, и еще пятнадцать. (Макс ведь не мог знать, рассчитывая время, что придется делать поправку на фактор по имени Виктория.) От увлекательнейшего занятия, коим, несомненно, является учет нежданно свалившихся тебе на голову богатств («Читайте Жюля Верна, молодые люди! Старик знал жизнь».), Виктора отвлек только приход долгожданных гостей.
Свалив пакеты и емкости на пустующие кресла навигаторов, Макс сноровисто вытащил из стены, недалеко от места шеф-пилота, стол и перегнал к нему три мобильных полукресла. Вика, также споро разобравшись с принесенными Максом яствами, быстро и со вкусом сервировала стол. К тому моменту, когда, убрав с экранов справочные таблицы, Виктор подсел к столу, Макс уже откупорил бутылку и разливал виски по стаканам.
– Ну, – спросил он, закончив разливать, – что вы имеете нам сообщить, уважаемый Федор Кузьмич? Мы с дамой Викторией, – Макс положил себе на тарелку огромный бутерброд с ветчиной, маринованными овощами и сыром («А еще, елки, еврей, называется…»), – просто сгораем от нетерпения узнать захватывающие подробности ваших штудий.
Вика улыбнулась, а Виктор покачал головой.
– У тебя с головой все в порядке? – спросил он, беря стакан. – Или тоже, как у некоторых – не будем показывать пальцем, – гормоны крышу снесли? Ну, со свиданьицем! – Он приподнял стакан, приветствуя друзей, и выпил.
– У нас у всех голова кругом идет, – откликнулась с опозданием Вика. Она тоже выпила. – Рассказывай!
Макс промолчал, сосредоточенно пережевывая бутерброд, стремительно исчезнувший за сомкнувшимися зубами. «Вот же монстр! – мысленно покачал головой Виктор. – Но есть в нем особое обаяние. Не откажешь. Бабы должны просто…» – Виктор споткнулся об эту мысль, как о булыжник, и помрачнел, вспомнив о бедной девочке, лежащей сейчас в медицинском отсеке.
– Ладно, – сказал он вслух. – Слушайте. Только я кушать буду с вашего, дамы и господа, позволения. – Он ехидно улыбнулся Максу. – А то жрать хочется… – ухмылка Вике, – так, что сил просто нету терпеть.
Виктор демонстративно откусил кусок бутерброда побольше, решив, что начнет говорить, только закончив жевать.
– Полковник, у вас дурная манера интриговать по любому поводу, – сказала госпожа Йя, проследив за тем, как тщательно пережевывает Виктор пищу. – Ё, мой смарагд, налейте мне еще.
Ветерок пролетел по лицу Макса – «Именно так!» – и его светлость Ё улыбнулся госпоже младшей Йя улыбкой поощрения младших и покровительства достойным. Бутылка исчезла со стола и оказалась над ее стаканом столь стремительно, что Виктор с трудом удержал в поле зрения траекторию ее движения. Короткий толчок, и тугая струя ударила в стенку стакана – без брызг! – наполнив его сразу на треть, а бутылка оказалась уже над стаканом Виктора.
«Ну, если вам так хочется, сыграем вашими картами», – усмехнулся в душе Виктор.
– Мне следует удалиться? – Голос полковника Абеля Варабы был холоден, как сталь, а глаза мертвы, как лед.
– Ни в коем случае, аназдар! Прошу вас. – Ладонь его светлости среднего Ё легла параллельно столешнице. – Вы мой гость и друг. – Ладонь повернулась ребром к столу.
– Шуата[54], милый! – Голос светлой госпожи Йя поднялся и опустился, обозначив сожаление, граничащее с раскаянием. – Ты не смеешь обижаться на свою виштзой! – Интонация виртуозно выразила раздражение с оттенком извинения.
– Порезвились, и хватит, – угрюмо буркнул Виктор, «оттаивая». – Дайте доесть бутерброд. – И он с остервенением принялся пережевывать хлеб с ветчиной. Больше ему никто не мешал. Его светлость Ё меланхолично попивал виски, время от времени забрасывая в себя очередную порцию пищи, а светлая госпожа Йя, при всей утонченности ее манер, буквально сметала бутерброды с подноса один за другим. Таким образом, в течение нескольких минут за столом царило сосредоточенное молчание. Затем, вытерев губы носовым платком – салфеток на столе не оказалось, – Виктор достал сигареты и, предложив сначала Виктории, а затем и Максу, закурил.
– Итак? – спросил Макс, выдыхая дым.
– Ну что сказать? Я, собственно, только по верхам прошелся. Память у главного вычислителя знаете какая? Вот. Но, если честно, для первого раза информации вполне достаточно. Даже не знаю, с чего начать…
Виктор был смущен и заинтригован картиной, открывшейся ему при изучении памяти вычислителя. С одной стороны, они стали обладателями неслыханных, нежданных и совсем не лишних в их положении богатств, но, с другой стороны, вся эта история выглядела предельно странно. Настолько странно, что уже не радовала, а пугала даже видавшего виды («Во всех видах!») Виктора.
– Начнем, пожалуй, с главного. – Виктор посмотрел на Вику и Макса, как бы призывая их быть сейчас особенно внимательными. – Тут должен был быть обычный борт. Что-нибудь простое, незатейливое и несложное в управлении, с маршрутом в один конец – до ближайшей базы Легиона. Так было всегда, но пятнадцать лет назад кто-то поменял малый транспорт «Вектор 238бис» на «Шаис». При этом, заметьте, не сказав об этом ни единого слова мне. Но все коды доступа, заточенные под «Вектор», были аккуратненько перенесены на крейсер. Это раз. Дальше – больше. Крейсер болтается тут пятнадцать лет, и все это время, что естественно, в пассивном режиме отслеживает обстановку и все важное выкладывает отдельной графой. А важное у вычислителей определено программой. Вот программа и фиксирует… – Он увидел, как сразу насторожились оба. – В общем, так, нашу систему за это время посетили четыре раза. – Виктор увидел, что его поняли, и кивнул, подтверждая их невысказанные мысли: – Именно! Если забыли, повторю: никаких контактов с тысяча девятьсот семьдесят первого года у меня ни с кем оттуда не было, а я был все-таки координатором. Значит, что получается. Кто-то из наших в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году ставит сюда крейсер, но мне ничего не говорит. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом крейсер фиксирует заход в систему вспомогательного крейсера-рейдера класса «Кот», который выходит на орбиту Земли и болтается там полтора стандартных месяца[55]. И на что это, по-вашему, похоже?
– Это похоже на вербовочную компанию. – Вика встала и прошлась по рубке, рассматривая приборы управления, как будто искала в них ответ на вопрос Виктора. А Виктор с замиранием сердца смотрел на нее, и все мысли его сейчас снова были только о ней.
– Вот и я так думаю, – наконец сказал Виктор. – Вербовочная компания. – Он быстро взглянул на молчавшего Макса. – Но в пятьдесят восьмом, когда Карл проводил очередной набор, я об этом знал, а в восемьдесят девятом – нет. Почему?
– Это какой Карл? – спросил Макс.
– Я думаю – Четырехглазый. Или нет? – откликнулась от центрального пульта Вика.
– Точно, – кивнул Виктор. – Четырехглазый. Но почему меня не поставили в известность? И ведь не сменили. Вообще в контакт не вступили. Шестьдесят пять дней на орбите – и ни слова, ни жеста…
– Да, любопытно. – Макс тоже встал и уперся взглядом в окно ходового экрана.
– Ты слушай, дальше еще любопытнее. – Виктор взял новую сигарету, но не закурил, а стал крутить в пальцах. – Через тридцать два часа после вхождения в систему «Кота» «Шаис» зафиксировал группу кораблей, идущих в режиме строжайшей маскировки. Он их все же засек, но идентифицировать не смог. Предположительно от пяти до девяти бортов – тяжелых классов – проследовавших внутрь системы, а спустя тридцать восемь дней – обратно. Куда они ходили неизвестно, но маршрут у них – империя.
– Ты говорил про четыре посещения. Это два или одно? – уточнил Макс, не оборачиваясь. Он смотрел в звездную ночь, в вечную ночь великого космоса.
– Два. Третье и четвертое в девяносто третьем и девяносто седьмом соответственно. В первый раз это был тяжелый крейсер класса «Леопард», во второй – снова «Кот». «Леопард» подходил к Земле и оставался там трое суток, а «Кот» месяц гулял по системе без видимой цели. Впрочем, мне показалось, что это было похоже на поисковую операцию, но я в делах флота не авторитет. К Земле он не приближался.
– Свои позывные они, естественно, не сообщали, – не то спросил, не то просто констатировал Макс, возвращаясь к столу и беря в руку бутылку. – Будешь?
– Буду, – первой откликнулась Вика, тоже возвращаясь к столу. – А при чем здесь позывные?
– При том, что корабли могли быть и не наши, – ответил ей Виктор. – Мне тоже налей.
– Думаете, кто-то в империи узнал про Землю?
– Трудно сказать, – пожал плечами Виктор. – Но, с другой стороны… три года прошло, и ничего. Никто Землю не оккупировал. Это внушает некоторый оптимизм.
– Ну что ж… – Вика аккуратно отпила из своего стакана и, посмотрев сначала на Виктора, а потом на Макса, подытожила: – И еще пара тайн. Наш вопросник стремительно удлиняется, но, по сути, для нас сейчас это ничего не меняет. Мы все в том же положении. На Земле нам делать нечего. Более того, нам там и оставаться-то нельзя. Не так ли? А в империи – переворот, и Легиона больше нет. Во всяком случае, нам так сказали.
– Вот именно, сказали. – Виктор наконец решил закурить, но обнаружил, что сигарета в его пальцах потеряла всякий товарный вид. Бросив ее в мусороприемник, он взял другую и закурил. Пока он прикуривал, воспользовавшись возникшей паузой, заговорил Макс:
– Как ни крути, в империи у нас сейчас больше шансов, чем на Земле, и там существует потенциальная возможность получить ответы на все или хотя бы на некоторые из наших вопросов. Но мы отвлеклись. Федя, а что с крейсером?
– А что крейсер? С крейсером как раз все в порядке, – ответил Виктор, готовясь обрушить на друзей новую порцию ребусов различной степени сложности. – Что такое «Шаис», вы оба, вероятно, знаете, но думаю, не все, и оценить по-настоящему не можете. Сказочный корабль! – Виктор даже прищурился, пытаясь визуально передать свое впечатление от «Шаиса». – Ударный крейсер из самых новых. Учитывая время смены поколений в императорском флоте – новодел. Корабль большой, мощный и предназначен для выполнения особых заданий. Высшая степень автономности. Ну что тут добавить? – Виктор усмехнулся. Он был не в силах коротко описать все чудеса «Шаиса». – Животное не стадное и не серийное. Хищник индивидуальной выделки. Так скажем.
Он внимательно следил за их реакцией, и, судя по тому, что он видел, оба поняли его правильно.
– Поехали дальше. На крейсер навешано очень специфическое оборудование. Нестандарт! – поднял вверх указательный палец Виктор. Он уже видел, что интерес к его новому рассказу растет в ожидаемой пропорции, и мысленно усмехнулся. «То ли еще будет», – без всякой радости сказал он себе. – Оснащение для скрытого перемещения, в том числе и в границах империи, с системами комплексной дезинформации и изменения статуса.
«Не надо ля-ля, уважаемый Виктор Викентьевич, – сказал он себе, обрывая готовое стать бесконечным перечисление бед и напастей. – Списочек и длиннее изобразить можно, только ведь не в реестрике дело, не правда ли?»
Он встал из-за пульта и прошелся по просторной рубке. Места здесь было много, хоть отбавляй. Рубка была рассчитана на полтора десятка человек, но сейчас он был здесь один. Один на один с собой и с громадой крейсера. Правда, есть еще двое, где-то там, в дальней дали жилых отсеков. Объективно, не двое даже, а трое, но Лику в расчет можно не брать. Девочке хотя бы выжить, и то будет чудо, а в управлении кораблем она, по любому, не помощник. Значит, остаются они трое. Трое рядовых необученных на все про все и вершина инженерного гения империи – ударный крейсер «Шаис». Виктор таких кораблей не водил никогда. Он вообще никогда не рулил ничем крупнее штурмового бота. У него ведь и другие задачи имелись, а для всего прочего на борту всегда команда была. Коки там разные, да штурмана с академией за плечами… много народу, много должностей. На такой лайбе экипаж под тысячу лбов должен быть. Не меньше. А их трое. Виктор знал, конечно, как управляться с крейсером, но только в принципе, а не в частностях. Макс и Вика больших кораблей тоже не водили. Их уровень – яхты, скутеры, а тут…
Он достал пачку «Кента», уворованную еще в Норвегии, да так и завалявшуюся в кармане рубашки, и закурил, глядя в огромный ходовой экран, как в великанское окно, прорезанное прямо в открытый космос. За последние шесть часов скорость крейсера ощутимо возросла, но в положении звезд никаких видимых изменений еще не произошло. «И не должно, по идее», – тоскливо подумал Виктор, возвращаясь в кресло шеф-пилота.
На душе было неспокойно, пасмурно. Маята какая-то ощущалась. Неудобство. Эйфория начального этапа рекондиционирования прошла. Прошло опьянение внезапно вернувшейся молодостью и всем, что с этим связано. Пришло похмелье. Угар. Умом Виктор понимал, что это ответ организма на сопряженный стресс, вызванный взрывной перестройкой физиологии и боевым напряжением. Умом понимал, но легче не становилось, да и не только в этом было дело. Психологию ведь тоже из расчетов не выбросишь. Сама обратно влезет, продажная девка империализма.
В прошлый раз, когда со звезд на Землю вернулся, такого не было. Было бы, запомнил. Но ничего эдакого не вспоминалось. Когда вернулся, как будто заново родился. Вроде бы все помнил, что и как там, на звездах, было, в империях и эмпиреях, но только смутно помнил, как под наркозом. Потому и жизнь новую начинал легко и весело, как и положено, когда живешь в первый и последний раз. Теперь же все было по-другому. Иначе, сложнее, мучительнее. Ведь это только представить! Жил-был человек. Дело делал, любил, страдал, воевал, да мало ли чем он только ни занимался при его-то биографии. Потом состарился, приготовился помирать, давно свыкнувшись с идеей конечности человеческих сроков, а тут раз – и в дамки. Призыв, набат и все такое. И закрутилось колесо перемен, стремительных и неожиданных, заодно походя ломая и корежа построенную годами праведных и неправедных трудов психологию Федора Кузьмича. Да что там психология! А волосы, а зубы? Вроде радоваться надо. Плясать и песни петь, но это как посмотреть. Когда полезли зубы, свои, настоящие, о существовании которых давно успел забыть, Виктор чуть не взвыл. «Бедные детки!» – думал он тогда, несясь на встречу с Максом во Флоренцию. О волосах и говорить нечего. Голова чесалась так, что хоть сам собственный скальп снимай. «Да нет, – сказал он себе. – Это ты, брат, загибаешь. Терпел и радовался. Не вали все в кучу. Есть вещи и посильнее «Фауста» Гете. Есть, есть. Он семьдесят лет прожил, как Федор Кузьмич. А теперь он кто? Или что? Всплыл из небытия и уже никуда не хотел уходить, казалось, навсегда вычеркнутый из списка живых мальчик Витя Дмитриев, и это было скорее хорошо, чем плохо, хотя и больно, чего уж тут. Но только это не все. Из совсем другого небытия начали прорастать в нем аназдар Абель Вараба, черный полковник, верк командира Гарретских Стрелков[53]; и другой Вараба, второй второй Правой руки императорского Легиона. И это в нынешних обстоятельствах было не просто хорошо, а жизненно необходимо.
Но, с другой стороны, все эти личности, прораставшие в нем, теснившиеся и конкурирующие, буквально разрывали его на части, норовя превратить его, Виктора, черт знает в кого или во что. Возможно, именно поэтому он и цеплялся за образ Феди, Федора Кузьмича, с которым худо-бедно, а прожил, почитай, семьдесят лет; с которым ему было хорошо и уютно; к которому он просто привык за долгие и непростые годы своей последней (или теперь уже предпоследней?) жизни.
«Выпить бы сейчас», – с тоской подумал Виктор. Идея ему, однако, понравилась, но реализация ее, к сожалению, зависела не от него. «Но нет таких крепостей, – сказал он себе твердо, – которых большевики не могли бы взять». Виктор повернулся к вспомогательному пульту справа от себя и запустил поисковую программу. Вычислитель довольно быстро – в считаные секунды – обнаружил Макса в одной из кухонь жилой зоны. Макс методично перекладывал в холодильник продукты, доставленные с бота сервисными роботами. Обычное, в общем-то, дело. Роботы услужливы и исполнительны, но глупы. Замудохаешься объяснять этим вундеркиндам, почему мороженых курей надо класть в одно место, а ветчину – совсем в другое, если, конечно, на них не стоит аханская маркировка.
– Привет, Геракл! – сказал Виктор бодро.
– Соскучился? – не оборачиваясь – а куда ему, собственно, оборачиваться? – ответил Макс.
– Вот именно, – согласился Виктор. – Как там наша девочка?
– Комплекс работает, – пожал могучими плечами Макс. Он, как нарочно, задержался, рассматривая какую-то аппетитно выглядевшую бутылку. – Сказал, пока не беспокоить. – Макс поставил бутылку в стенной шкаф.
– Что это у тебя? – запоздало спросил Виктор.
– Виски шотландский «Чивас Ригал». Выпить хочется? – Макс перенес на ту же полку еще несколько бутылок.
– Хочется, – не стал отрицать Виктор.
– Потерпи, – с пониманием откликнулся Макс, не перестававший тем не менее методично расставлять по местам «покупки». – Закончу, принесу.
– А когда ты закончишь?
– Ну, – Макс окинул оценивающим взглядом оставшееся несделанным, – полчаса. И… да. Пятнадцать минут.
– Не понял, – опешил Виктор. – Так полчаса или пятнадцать минут?
– Полчаса, чтобы все разложить, – обстоятельно объяснил Макс, выкладывая в холодильник большие плитки швейцарского шоколада. – И еще пятнадцать минут, приготовить закуску. Бутерброды сделаю… еще что-нибудь.
– Ладно, – согласился Виктор с обстоятельствами. А что ему, если подумать, оставалось?
– А Вика где? – спросил он.
– Полагаю, чистит перья, – не отвлекаясь от процесса, сказал Макс. – Я ее отпустил.
– Спасибо.
– Не за что.
– Ну бывай! – сказал Виктор и стал искать свою даму Йя.
Виктория нашлась так же быстро, как и Макс. Она стояла под душем, с видимым удовольствием подставляя свое божественное тело под тугие струи воды.
– Камеры в ванной следует отключать, – ворчливо заметил Виктор, любуясь своей Викторией.
– В самом деле? – Она не вздрогнула и даже не удивилась. – Но тебе же нравится?
– Мне нравится, – с нажимом на мне сказал Виктор.
– Вот и любуйся, – ответила дама Йя, поворачиваясь к нему спиной. – Ты с какой стороны?
Виктор усмехнулся и переключился на другую камеру.
– Я везде, – с усмешкой объяснил он.
– Это облегчает мою задачу, – улыбнулась Вика, снова поворачиваясь к нему задом.
– Вика, ты знаешь, что все бабы стервы?
– Не все, – возразила Виктория, выключая душ. – Но ты прав, милый. У Жирных Котов стервозность стала частью генотипа. – Она взяла полотенце и начала вытираться.
Она ему нравилась. Это правда. И смотреть на нее было чистым удовольствием. Виктор усмехнулся, представив, в какой экстаз пришли бы любители глянцевых журналов для мужчин, представься им только случай увидеть Викторию, стоявшую под душем или вот так, как сейчас, вытирающуюся после него. Хотя по возрастной категории она в модели «Космополитена» не годилась – ближе к тридцати, чем к двадцати. Но у дамы Йя было удивительное сложение. Сильные, тренированные мускулы профессионального игрока в Жизнь были практически незаметны. Только плавные линии, гладкая матовая кожа и соблазнительные выпуклости ровно там, где надо, и столько, сколько надо, там и тут. А еще пепельного цвета волосы, не крашеные, а редкого природного происхождения, удлиненное лицо и огромные серые глаза.
В общем, дама Йя была неординарно красива, и она ему нравилась. Но дело в том, что он ее еще и любил. А вот за что он ее любил, поди разберись. Виктор, однако, хотел думать, что не за длинные ноги, и не за роскошную грудь, и не за стремительную плавность движений, заставляющую вспоминать о больших кошках, пантерах, тигрицах или львицах. Хотя и поэтому тоже, вероятно. «Потому что все мы, мужики, козлы, – подумал он с печалью. – И я козел, но люблю ее, как лев!»
– Федя, ты обратил внимание, что здесь все было готово к нашему прибытию?
– Обратил, – ответил Виктор, соображая, что есть еще один пункт, по которому следовало бы прояснить обстановку. – Но это не специально для нас – я имею в виду конкретно нас, – здесь триста кают, кубриков и апартаментов в полной готовности. Ты представь, светлая госпожа, сколько это народу… Белье, полотенца… Ты придешь?
– Конечно. – Вика отбросила полотенце и пошла к двери. – Я зайду за Максом, и мы вместе придем к тебе.
Она вышла из ванной и начала одеваться. «Н-да», – с восхищением подумал Виктор, глядя, как Виктория извлекает из карманов шубы упаковки с трусиками, кофточкой и носками.
– Кстати, – сказала Виктория, разрывая пластиковый пакет и доставая оттуда белоснежные трусики, – проверь, пожалуйста. – Она натянула трусики, и от этого простого, в сущности, действия Виктора всего обдало жаром. – Может быть, наши неизвестные доброжелатели и об одежде побеспокоились. А то… – Она улыбнулась прямо в объектив. («Чувствует она их, что ли?») – Не хотелось бы каждый день стирать единственные трусы.
«Ну, положим, не единственные. У тебя небось еще пара упаковок захована, но ты права, моя радость. Проверить надо. У меня-то…»
– Приходи, – сказал он вслух. – Жду!
Виктор отключил камеру и, перейдя на голосовой режим, стал задавать вычислителю вопросы. Процедура была рутинная, всплыла в памяти, как если бы и не прошло семидесяти лет. Вычислитель без промедления начал выбрасывать на вспомогательные экраны таблицы учетных ведомостей, схемы распределения грузов, оценки их состояния, прогнозы и рекомендации. Увлекшись, Виктор не заметил, как пробежало время: и полчаса, и еще пятнадцать минут, и еще пятнадцать. (Макс ведь не мог знать, рассчитывая время, что придется делать поправку на фактор по имени Виктория.) От увлекательнейшего занятия, коим, несомненно, является учет нежданно свалившихся тебе на голову богатств («Читайте Жюля Верна, молодые люди! Старик знал жизнь».), Виктора отвлек только приход долгожданных гостей.
Свалив пакеты и емкости на пустующие кресла навигаторов, Макс сноровисто вытащил из стены, недалеко от места шеф-пилота, стол и перегнал к нему три мобильных полукресла. Вика, также споро разобравшись с принесенными Максом яствами, быстро и со вкусом сервировала стол. К тому моменту, когда, убрав с экранов справочные таблицы, Виктор подсел к столу, Макс уже откупорил бутылку и разливал виски по стаканам.
– Ну, – спросил он, закончив разливать, – что вы имеете нам сообщить, уважаемый Федор Кузьмич? Мы с дамой Викторией, – Макс положил себе на тарелку огромный бутерброд с ветчиной, маринованными овощами и сыром («А еще, елки, еврей, называется…»), – просто сгораем от нетерпения узнать захватывающие подробности ваших штудий.
Вика улыбнулась, а Виктор покачал головой.
– У тебя с головой все в порядке? – спросил он, беря стакан. – Или тоже, как у некоторых – не будем показывать пальцем, – гормоны крышу снесли? Ну, со свиданьицем! – Он приподнял стакан, приветствуя друзей, и выпил.
– У нас у всех голова кругом идет, – откликнулась с опозданием Вика. Она тоже выпила. – Рассказывай!
Макс промолчал, сосредоточенно пережевывая бутерброд, стремительно исчезнувший за сомкнувшимися зубами. «Вот же монстр! – мысленно покачал головой Виктор. – Но есть в нем особое обаяние. Не откажешь. Бабы должны просто…» – Виктор споткнулся об эту мысль, как о булыжник, и помрачнел, вспомнив о бедной девочке, лежащей сейчас в медицинском отсеке.
– Ладно, – сказал он вслух. – Слушайте. Только я кушать буду с вашего, дамы и господа, позволения. – Он ехидно улыбнулся Максу. – А то жрать хочется… – ухмылка Вике, – так, что сил просто нету терпеть.
Виктор демонстративно откусил кусок бутерброда побольше, решив, что начнет говорить, только закончив жевать.
– Полковник, у вас дурная манера интриговать по любому поводу, – сказала госпожа Йя, проследив за тем, как тщательно пережевывает Виктор пищу. – Ё, мой смарагд, налейте мне еще.
Ветерок пролетел по лицу Макса – «Именно так!» – и его светлость Ё улыбнулся госпоже младшей Йя улыбкой поощрения младших и покровительства достойным. Бутылка исчезла со стола и оказалась над ее стаканом столь стремительно, что Виктор с трудом удержал в поле зрения траекторию ее движения. Короткий толчок, и тугая струя ударила в стенку стакана – без брызг! – наполнив его сразу на треть, а бутылка оказалась уже над стаканом Виктора.
«Ну, если вам так хочется, сыграем вашими картами», – усмехнулся в душе Виктор.
– Мне следует удалиться? – Голос полковника Абеля Варабы был холоден, как сталь, а глаза мертвы, как лед.
– Ни в коем случае, аназдар! Прошу вас. – Ладонь его светлости среднего Ё легла параллельно столешнице. – Вы мой гость и друг. – Ладонь повернулась ребром к столу.
– Шуата[54], милый! – Голос светлой госпожи Йя поднялся и опустился, обозначив сожаление, граничащее с раскаянием. – Ты не смеешь обижаться на свою виштзой! – Интонация виртуозно выразила раздражение с оттенком извинения.
– Порезвились, и хватит, – угрюмо буркнул Виктор, «оттаивая». – Дайте доесть бутерброд. – И он с остервенением принялся пережевывать хлеб с ветчиной. Больше ему никто не мешал. Его светлость Ё меланхолично попивал виски, время от времени забрасывая в себя очередную порцию пищи, а светлая госпожа Йя, при всей утонченности ее манер, буквально сметала бутерброды с подноса один за другим. Таким образом, в течение нескольких минут за столом царило сосредоточенное молчание. Затем, вытерев губы носовым платком – салфеток на столе не оказалось, – Виктор достал сигареты и, предложив сначала Виктории, а затем и Максу, закурил.
– Итак? – спросил Макс, выдыхая дым.
– Ну что сказать? Я, собственно, только по верхам прошелся. Память у главного вычислителя знаете какая? Вот. Но, если честно, для первого раза информации вполне достаточно. Даже не знаю, с чего начать…
Виктор был смущен и заинтригован картиной, открывшейся ему при изучении памяти вычислителя. С одной стороны, они стали обладателями неслыханных, нежданных и совсем не лишних в их положении богатств, но, с другой стороны, вся эта история выглядела предельно странно. Настолько странно, что уже не радовала, а пугала даже видавшего виды («Во всех видах!») Виктора.
– Начнем, пожалуй, с главного. – Виктор посмотрел на Вику и Макса, как бы призывая их быть сейчас особенно внимательными. – Тут должен был быть обычный борт. Что-нибудь простое, незатейливое и несложное в управлении, с маршрутом в один конец – до ближайшей базы Легиона. Так было всегда, но пятнадцать лет назад кто-то поменял малый транспорт «Вектор 238бис» на «Шаис». При этом, заметьте, не сказав об этом ни единого слова мне. Но все коды доступа, заточенные под «Вектор», были аккуратненько перенесены на крейсер. Это раз. Дальше – больше. Крейсер болтается тут пятнадцать лет, и все это время, что естественно, в пассивном режиме отслеживает обстановку и все важное выкладывает отдельной графой. А важное у вычислителей определено программой. Вот программа и фиксирует… – Он увидел, как сразу насторожились оба. – В общем, так, нашу систему за это время посетили четыре раза. – Виктор увидел, что его поняли, и кивнул, подтверждая их невысказанные мысли: – Именно! Если забыли, повторю: никаких контактов с тысяча девятьсот семьдесят первого года у меня ни с кем оттуда не было, а я был все-таки координатором. Значит, что получается. Кто-то из наших в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году ставит сюда крейсер, но мне ничего не говорит. В тысяча девятьсот восемьдесят девятом крейсер фиксирует заход в систему вспомогательного крейсера-рейдера класса «Кот», который выходит на орбиту Земли и болтается там полтора стандартных месяца[55]. И на что это, по-вашему, похоже?
– Это похоже на вербовочную компанию. – Вика встала и прошлась по рубке, рассматривая приборы управления, как будто искала в них ответ на вопрос Виктора. А Виктор с замиранием сердца смотрел на нее, и все мысли его сейчас снова были только о ней.
– Вот и я так думаю, – наконец сказал Виктор. – Вербовочная компания. – Он быстро взглянул на молчавшего Макса. – Но в пятьдесят восьмом, когда Карл проводил очередной набор, я об этом знал, а в восемьдесят девятом – нет. Почему?
– Это какой Карл? – спросил Макс.
– Я думаю – Четырехглазый. Или нет? – откликнулась от центрального пульта Вика.
– Точно, – кивнул Виктор. – Четырехглазый. Но почему меня не поставили в известность? И ведь не сменили. Вообще в контакт не вступили. Шестьдесят пять дней на орбите – и ни слова, ни жеста…
– Да, любопытно. – Макс тоже встал и уперся взглядом в окно ходового экрана.
– Ты слушай, дальше еще любопытнее. – Виктор взял новую сигарету, но не закурил, а стал крутить в пальцах. – Через тридцать два часа после вхождения в систему «Кота» «Шаис» зафиксировал группу кораблей, идущих в режиме строжайшей маскировки. Он их все же засек, но идентифицировать не смог. Предположительно от пяти до девяти бортов – тяжелых классов – проследовавших внутрь системы, а спустя тридцать восемь дней – обратно. Куда они ходили неизвестно, но маршрут у них – империя.
– Ты говорил про четыре посещения. Это два или одно? – уточнил Макс, не оборачиваясь. Он смотрел в звездную ночь, в вечную ночь великого космоса.
– Два. Третье и четвертое в девяносто третьем и девяносто седьмом соответственно. В первый раз это был тяжелый крейсер класса «Леопард», во второй – снова «Кот». «Леопард» подходил к Земле и оставался там трое суток, а «Кот» месяц гулял по системе без видимой цели. Впрочем, мне показалось, что это было похоже на поисковую операцию, но я в делах флота не авторитет. К Земле он не приближался.
– Свои позывные они, естественно, не сообщали, – не то спросил, не то просто констатировал Макс, возвращаясь к столу и беря в руку бутылку. – Будешь?
– Буду, – первой откликнулась Вика, тоже возвращаясь к столу. – А при чем здесь позывные?
– При том, что корабли могли быть и не наши, – ответил ей Виктор. – Мне тоже налей.
– Думаете, кто-то в империи узнал про Землю?
– Трудно сказать, – пожал плечами Виктор. – Но, с другой стороны… три года прошло, и ничего. Никто Землю не оккупировал. Это внушает некоторый оптимизм.
– Ну что ж… – Вика аккуратно отпила из своего стакана и, посмотрев сначала на Виктора, а потом на Макса, подытожила: – И еще пара тайн. Наш вопросник стремительно удлиняется, но, по сути, для нас сейчас это ничего не меняет. Мы все в том же положении. На Земле нам делать нечего. Более того, нам там и оставаться-то нельзя. Не так ли? А в империи – переворот, и Легиона больше нет. Во всяком случае, нам так сказали.
– Вот именно, сказали. – Виктор наконец решил закурить, но обнаружил, что сигарета в его пальцах потеряла всякий товарный вид. Бросив ее в мусороприемник, он взял другую и закурил. Пока он прикуривал, воспользовавшись возникшей паузой, заговорил Макс:
– Как ни крути, в империи у нас сейчас больше шансов, чем на Земле, и там существует потенциальная возможность получить ответы на все или хотя бы на некоторые из наших вопросов. Но мы отвлеклись. Федя, а что с крейсером?
– А что крейсер? С крейсером как раз все в порядке, – ответил Виктор, готовясь обрушить на друзей новую порцию ребусов различной степени сложности. – Что такое «Шаис», вы оба, вероятно, знаете, но думаю, не все, и оценить по-настоящему не можете. Сказочный корабль! – Виктор даже прищурился, пытаясь визуально передать свое впечатление от «Шаиса». – Ударный крейсер из самых новых. Учитывая время смены поколений в императорском флоте – новодел. Корабль большой, мощный и предназначен для выполнения особых заданий. Высшая степень автономности. Ну что тут добавить? – Виктор усмехнулся. Он был не в силах коротко описать все чудеса «Шаиса». – Животное не стадное и не серийное. Хищник индивидуальной выделки. Так скажем.
Он внимательно следил за их реакцией, и, судя по тому, что он видел, оба поняли его правильно.
– Поехали дальше. На крейсер навешано очень специфическое оборудование. Нестандарт! – поднял вверх указательный палец Виктор. Он уже видел, что интерес к его новому рассказу растет в ожидаемой пропорции, и мысленно усмехнулся. «То ли еще будет», – без всякой радости сказал он себе. – Оснащение для скрытого перемещения, в том числе и в границах империи, с системами комплексной дезинформации и изменения статуса.