— А что случилось с вашим мужем? — спросила Mapa. Дженни улыбнулась, но губы у нее при этом задрожали.
   — Вот вам превратности судьбы! Стоило преодолеть такой трудный и опасный путь, чтобы погибнуть по глупой случайности уже здесь, в Сан-Франциско. Джон вышел вечером покурить на улицу и попал под грузовой фургон. Ему переломало все кости, он и дня не прожил. Какая бессмысленная смерть!
   — Простите меня, Дженни, — тихо сказала Mapa и осторожно коснулась ее руки, пожалуй, впервые в своей жизни выражая сочувствие незнакомому человеку.
   — Теперь уж ничего не поделаешь. Приходится мириться со своей судьбой.
   — А вам никогда не хотелось вернуться домой?
   — Раньше я подумывала об этом, но теперь понимаю, что это невозможно, — обреченно покачала головой Дженни. — Что меня там ждет? Мои родители давно умерли, а родители Джона если и живы, то слишком немощны и бедны, чтобы поддержать меня и моих малышей. К тому же я привыкла к этому городу. Здесь можно вырастить и воспитать детей не хуже, чем в любом другом месте.
   Заслышав голоса в прихожей и стук входной двери, Дженни торопливо поднялась. Mapa узнала ирландский выговор Джэми и взяла с лавки шляпку и накидку.
   — Пойду встречу Пэдди. Большое спасибо за кофе. Мне было очень приятно поговорить с вами, Дженни.
   — Я тоже очень рада, Mapa, — ответила Дженни, неожиданно решив нарушить соглашение. — Вы ничего не узнали о своем брате сегодня?
   — Нет, и боюсь, все мои попытки напрасны. Брендан сам объявится, когда придет время.
   Mapa направилась к двери, но тут в комнату ворвались два рыжеволосых мальчика и кинулись к матери, едва не сбив ее с ног.
   — Извините, мэм, — бросил на ходу старший и обратился к Дженни. — У нас с Горди теперь тоже есть новые ботинки, мама! Такие же, как у Пэдди!
   Пэдди вбежал в комнату следом за друзьями, но Mapa ловко подхватила его на бегу и, остановив, развернула к себе лицом.
   — Разве так джентльмен должен входить в комнату, Падрик? — пожурила она малыша.
   — Извини, Mapa, — поднял он на нее невинные глаза и обезоруживающе улыбнулся, так что на щеках появились очаровательные ямочки. — Посмотри, какие у меня ботинки!
   Mapa отклонилась назад, чтобы лучше видеть, и оценила качество кожи и цвет, выбранный Джэми.
   — Очень красивые, — одобрительно кивнула она. Ботинки были несколько грубоваты, но для здешних улиц лучшей обуви и не придумаешь. Пэдди выглядел в них совсем взрослым мальчиком. Он и вправду сильно вырос за последний год, недаром ему уже исполнилось семь лет.
   Джэми тоже заглянула в комнату и с довольной улыбкой молча наблюдала за тем, как мальчики хвастаются перед матерью обновкой. Mapa и Дженни между тем гадали, откуда Джэми нашла деньги, чтобы купить не одну пару, а три.
   Дженни перевела грустный взгляд с Мары на своих сыновей и сказала:
   — К сожалению, у нас нет денег, чтобы заплатить за них. Боюсь, что ботинки придется вернуть, мальчики.
   — Нет-нет, об этом не может быть и речи, — вмешалась Джэми, предваряя возгласы протеста, готовые вырваться у детей.. — Я купила их на распродаже у торговца, которого обманули поставщики, прислав целый фургон ботинок маленького размера. Они достались мне очень дешево. Бедняга радуется каждому покупателю. Ведь ботинки на детскую ногу, а не для взрослого человека, — объяснила она. — А вашим малышам нужны ботинки, ведь так? Разве можно было упускать такую возможность! Со временем вы отдадите деньги мисс Маре. Это не к спеху.
   Дженни увидела мольбу на лицах своих сыновей и смягчилась.
   — Хорошо, так тому и быть, — кивнула она с улыбкой. — Только прошу вас, Джэми, скажите точно, сколько они стоят. — Ее последние слова потонули в радостных криках детей, принявшихся прыгать вокруг нее, подражая Пэдди, танцующему ирландскую джигу.
   — Ты действительно купила их дешево? — шепотом спросила Mapa у Джэми, когда они двинулись по коридору к своим комнатам. — Если это те ботинки, которые выставлены в витрине магазина за углом, то каждая пара обошлась тебе по меньшей мере в сорок долларов.
   — Нет, всего в двадцать пять, — ответила Джэми. — Их уценили из-за маленького размера. И потом, мальчикам правда не в чем ходить.
   — Да, конечно, — согласилась Mapa, размышляя над тем, как восполнить неожиданно возникшую брешь в бюджете. — Ну что ж, придется чуть более соблазнительно улыбаться сегодня вечером и чуть пристальнее смотреть в похотливые глаза клиентов, тогда и чаевые будут щедрыми. Ты представить себе не можешь, сколько они готовы заплатить только за то, чтобы я посидела с ними за столиком и выпила за их счет.
   — Не хотелось бы мне, чтобы вы работали в этом богопротивном заведении, мисс. И этот ваш хозяин мне не нравится. Отвратительный тип!
   — Джэми, — спокойно возразила Mapa, стараясь вложить в свои слова всю силу убеждения, — ты же знаешь, что я не могу заработать в театре достаточно денег, чтобы содержать нас всех. За одну ночь в казино я получаю больше, чем могла бы заработать на сцене за полгода. И платят мне только за то, что я привлекаю игроков к зеленому сукну. Мне грех жаловаться.
   — И все равно. Казино — неподходящее место для порядочной девушки. Тамошняя публика не знает приличного обращения, — сердито бубнила Джэми.
   — По-твоему, мне доставляет удовольствие ходить туда каждый вечер? — вздохнула Mapa и подошла к окну. На улице стеной шел дождь, по тротуарам текли потоки мутной воды. — Ничего, долго это продолжаться не будет. Скоро вернется Брендан, и мы заживем по-другому. Он обязательно вернется, Джэми, надо только верить.
 
   — Проходите, монсеньор, делайте ставки. Возможно, этот день станет самым счастливым в вашей жизни, — ворковала Mapa с улыбкой, намеренно вплетая в свою речь французские словечки. Джентльменам нравилось иметь дело с француженками, они находили их более привлекательными и соблазнительными, чем англичанки. И это предпочтение явственно выражалось в размерах чаевых. Mapa запустила колесо рулетки и равнодушно следила за его оборотами, в то время как игрок нервно потирал покрывшийся испариной лоб, моля Бога, чтобы выпало заветное число. Маленький шарик подпрыгнул несколько раз и замер. — Сожалею, монсеньор. Судя по всему, удача сегодня от вас отвернулась.
   Mapa сгребла проигранные старателем деньги и снова запустила рулетку. Так повторялось изо дня в день, и, как правило, эти несчастные люди скорее проигрывались в пух и прах, нежели пополняли свои карманы. Пока колесо вертелось, Mapa оглядывала зал, уставленный столами под зеленым сукном, за которыми теснились десятки мужчин, пришедших сюда испытать судьбу. Публика в казино была разношерстной, но здесь никого не интересовало, как человек выглядит и во что одет. Главное, чтобы у него не переводился золотой песок. В дальнем конце зала находилась стойка бара, где можно было отпраздновать удачу или напиться с горя, просадив все деньги. Небольшой оркестр играл модную песенку, а на сцене танцевал кордебалет для увеселения посетителей, ждавших, пока освободятся места за игровым столом. Стены украшали зеркала и лубочные картины скабрезного содержания, на окнах колыхались алые бархатные шторы. Свет от люстр, висевших над столами, едва пробивался сквозь пелену табачного дыма, поэтому в зале царил полумрак. Спертый воздух, липкий от застоявшихся запахов немытых тел, пота, сигарного дыма, винных паров и аромата китайских благовоний, которыми окуривали помещение, невозможно было протолкнуть в легкие, настолько он был тошнотворен.
   Этот игорный дом ничем не отличался от прочих, обосновавшихся на площади Портсмут. Будь то «Эльдорадо», «Белла-унион», «Паркер-хаус» или «Веранда» — везде клиентам предлагался один и тот же скудный набор развлечений. И везде в качестве платы охотно принимался золотой песок.
   Mapa вздрогнула и отвлеклась от своих размышлений, когда почувствовала, что кто-то поцеловал ее обнаженное плечо. Она резко обернулась, исполненная решимости грубо осадить наглеца, но натолкнулась на ласковый взгляд карих глаз Жака д'Арси.
   — Mapa, — усмехнулся он, прочитав недовольство в ее глазах. — Почему ты никогда не улыбнешься бедному Жаку? А между тем щедро расточаешь улыбки этим идиотам?
   — Разве вы забыли, что платите мне именно за это? — равнодушно отозвалась Mapa, отнимая руку, которую Жак норовил погладить.
   — Я мог бы платить тебе и за другие услуги, моя крошка. — При этих словах голос Жака стал глухим, а глаза заволокла влажная пелена. Его страстный взгляд, казалось, прожигал ее кожу, медленно скользя по груди, выступающей из декольте красного бархатного платья, которое Mapa надела в тот день впервые.
   Какая глупость с ее стороны! Ведь это платье приносило ей только несчастья. С того самого дня, когда она получила его в подарок от Джулиана, начались ее страдания. Когда по приезде в Сан-Франциско Джэми стала распаковывать дорожный сундук, присланный, доном Андресом, и достала из него аккуратный сверток с платьем, Mapa застонала от отчаяния. Наверное, платье осталось в ее комнате, и слуги упаковали его вместе с другими вещами. Откуда им было знать, что это платье ей не принадлежит! Каково же было изумление Джэми, которая не видела платья с тех пор, как вернула его прежнему владельцу в Лондоне! Маре пришлось поведать ей историю его чудесного появления, и Джэми, узнав о том, кто такой Николя, лишь без сил опустилась на край кровати. Но в этот вечер Mapa решила надеть что-нибудь новенькое и вспомнила о злополучном платье. Ее повседневный гардероб был довольно скуден, и девушке вдруг захотелось разнообразия. Кроме того, Mapa надела его для самоутверждения. Ей было необходимо доказать себе, что она в состоянии забыть Николя, что трагические воспоминания, связанные с этим платьем, перестали для нее что-либо значить. Но оказалось, что она ошиблась. Одно лишь прикосновение мягкого бархата к коже напомнило ей о руках Николя, ласковых и чутких в ту единственную ночь, когда они любили друг друга, сильных и грубых в тот момент, когда Шанталь в ярости натягивал на нее это платье.
   — Благодарю вас, Жак, — как можно более мягко ответила Mapa. — Мне хватает жалованья. И перестаньте называть меня своей крошкой.
   — Когда-нибудь ты сама придешь ко мне и будешь лезть из кожи вон, чтобы снискать мое расположение. — Улыбка на его лице тут же сменилась жестокой ухмылкой. — А пока, моя крошка, занимайся делом, а не то мне придется тебя уволить.
   — Я хорошо справляюсь со своими обязанностями, Жак, — резко отозвалась Mapa. — И потом, вы же не хотите, чтобы я устроилась на работу в другое казино? Мне без труда удастся переманить туда половину ваших клиентов, и вам это прекрасно известно. Зачем же подрывать свой бизнес?
   Жак пристально посмотрел в ее надменное лицо, и гримаса ярости исказила его черты.
   — Кому захочется брать на работу крупье женщину с изуродованным лицом? — угрожающе тихо вымолвил Жак, проводя кончиками пальцев по ее щеке. — Она всех клиентов распугает. Как ты считаешь, моя крошка? А твой любовник, который сейчас называет тебя «красоткой», не станет даже смотреть, в твою, сторону. Так что запомни, — работать ты будешь только на меня, и ни на кого другого. Иначе придется разукрасить твое хорошенькое личико, — предупредил ее Жак, но тут же примирительно улыбнулся. — И все же я не понимаю, зачем тебе торчать за этим столом и получать чаевые, если ты могла бы иметь по пятьсот долларов с каждого клиента, работая в номерах на втором этаже. Ты глупая женщина, крошка. К чему такая разборчивость в выборе мужчины?
   — Я не проститутка, Жак, — ответила Mapa, отвернувшись. Ее вдруг охватил страх. Когда Mapa начала у него работать, он только что открыл свое заведение и был заинтересован в привлечении клиентов, поэтому сразу же оценил ее, как крупье. Но теперь Жак прочно встал на ноги и стал вести себя наглее. Маре все труднее было удерживать его на расстоянии, и она понимала, что пройдет совсем немного времени, и отвергать его домогательства, сводя все к шутке, станет невозможно.
   — Пойдем к столу, где играют в фаро. Там собралось несколько серьезных клиентов. Я хочу, чтобы ты занялась ими, — сказал Жак и сделал знак другой женщине, чтобы та оставалась у рулетки.
   Mapa пошла за ним следом, чувствуя на себе скользкие взгляды подвыпивших мужчин, готовых сорвать с нее одежду. Mapa привыкла к тому, что мужчины теряют рассудок в ее присутствии, но даже ей было невдомек, что испытывают старатели, оторванные от своих жен и возлюбленных, истосковавшиеся в горах по женской ласке, когда ее видят. Тем не менее, никому из них и в голову не приходило наброситься на девушку или проводить скабрезным замечанием. Mapa обладала неким таинственным свойством, убеждающим мужчин, что она истинная леди, и вынуждавшим их держаться в рамках приличий.
   Mapa села за стол, сделала глоток шампанского из бокала, поднесенного официантом, и, взяв в руки колоду карт, с улыбкой оглядела джентльменов, расположившихся напротив. Она разложила пиковую масть и стала терпеливо ждать, когда игроки сделают ставки на ту или иную карту. Затем, поставив перед собой ящик-фаро, Mapa стала держать банк. Она доставала по две карты разом и выкладывала их на стол, чтобы игроки могли определить, чья карта бита, а чья выиграла. Если ставка сделана на восьмерку пик, а первой выпадает восьмерка червей, игрок в проигрыше. Если наоборот, банкиру приходится расплачиваться.
   Mapa провела за этим столом больше двух часов и начала уставать. От духоты и табачного дыма у нее разболелась голова. Кое-кто из ее противников, отчаявшись выиграть, отправился попытать счастья в рулетку. Пока состав игроков менялся, Mapa успела сделать глоток шампанского. Она вернулась к своим обязанностям, даже не взглянув на тех, кто пришел на смену выбывшим из игры.
   — Делайте вашу ставку, месье. В этот вечер вам обязательно повезет. Удача капризна и любит подкрадываться незаметно, когда ее совсем не ждешь, — подбадривала Mapa игрока, укладывая новую колоду в ящик-фаро. Она подняла глаза на того, кто занял вакантное место на противоположном конце стола, и зал закачался у нее перед глазами, лица посетителей закружились в водовороте, утрачивая резкость. И только одно лицо оставалось неподвижным — то, на котором насмешливо сияли изумрудные глаза.
   — Я и не предполагал, что ты так же хорошо владеешь французским, как ирландским, английским и испанским, — саркастически заметил Николя Шанталь. — По всему видно, что у тебя было колоритное прошлое, Mapa. Или ты теперь носишь другое имя? Может быть, Анжелика или Дениз? — Он рассмеялся, желая скрыть свое удивление. — Похоже, ты не ожидала меня увидеть или рассчитывала, что твой братец меня укокошил? — Николя задал этот вопрос совсем тихо, так что никто, кроме Мары, не расслышал.
   — Давайте начинать! — нетерпеливо воскликнул сосед Николя справа.
   — Ставки сделаны. Чего ждать?
   — Да, мадемуазель, к чему зря тратить время, — согласился Николя. — Если вы хорошо проведете игру, можете рассчитывать на щедрые чаевые.
   Mapa ничего не ответила и принялась метать карты на стол, стиснув зубы, чтобы не дать волю негодованию. К ее полному изумлению, Николя раз за разом выигрывал.
   — Мадемуазель оказалась правдивой прорицательницей, — сказал Шанталь, поднимаясь из-за стола час спустя и распихивая по карманам выигранные деньги. — Она предсказала мне удачу, так и вышло. — Он неожиданно схватил Мару за руку и добавил шепотом, так чтобы его услышала только она: — А теперь я настаиваю, чтобы мадемуазель поужинала со мной и выпила бокал шампанского за мое здоровье.
   — Я думаю, не стоит, — сквозь зубы процедила Mapa и постаралась высвободить руку, оглядываясь на Жака, который с интересом наблюдал за тем, что происходит возле стола для фаро.
   — Возникли какие-то проблемы, месье? — поинтересовался Жак, подойдя ближе. — Могу вас заверить, что в моем заведении играют честно и среди моих крупье нет жуликов. Но если вы считаете, что с вами обошлись нечестно, эту женщину ждет серьезное наказание.
   Mapa подивилась тому, что в манерах Жака появилась угодливость. Он откровенно раболепствовал перед Николя и, казалось, готов был ползать перед ним на коленях. Маре стало невыносимо противно видеть это, и она отвернулась от них обоих.
   — Нет, все в порядке, — великодушно отозвался Николя. — Как видите, мне не на что жаловаться, — с улыбкой добавил он, вынимая из кармана пачку банкнот. — Я просто хочу, чтобы мадемуазель выпила со мной бокал шампанского. Вы ведь не будете против, месье? Насколько я понимаю, вам причитается процент с чаевых?
   Жак натужно улыбнулся, стараясь не подавать виду, что взбешен. Он терпеть не мог, когда лезли в его дела.
   — Мадемуазель свободна и вполне может составить вам компанию, — сказал он, подзывая на смену другого крупье. Mapa не верила своим ушам, но Жак поспешил рассеять ее сомнения. — Иди с ним, Mapa. Мишель тебя заменит.
   Mapa понимала, что выбора у нее нет. Можно, правда, устроить скандал, но разве так избавишься от Николя! Сильные пальцы француза по-прежнему сжимали ей запястье, и Mapa побрела следом за ним к свободному столику. Она наотрез отказалась от шампанского и напустила на себя самый равнодушный и недружелюбный вид, какой только смогла.
   — Полагаю, что здесь у стены я буду в безопасности, — язвительно заметил Николя. — Надеюсь, твой брат не прячется под половицами с пистолетом?
   — Брендан всего лишь хотел защитить меня. Это вполне естественно, тем более что он действительно мой брат.
   — Охотно верю. Вы невероятно похожи друг на друга не только внешне. Хотя, мне кажется, твоему брату недостает силы воли, которой ты обладаешь сполна, К тому же вы e полуслова понимаете друг друга, что просто неоценимо, когда люди промышляют обманом или воровством, — усмехнулся Николя.
   — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Mapa. — Мы с Бренданом никогда не были ворами.
   — Неужели? — вопросительно приподнял бровь Николя. — Оказывается, ты не только воровка, но и бессовестная лгунья. Впрочем, чего еще можно ожидать от О'Флиннов, которым ничего не стоит напасть на человека сзади, оглушить, а потом обчистить, не дожидаясь, пока тот придет в сознание.
   Mapa прикусила губу, вспомнив тот день, когда они с Бренданом простились в Сономе. Тогда он дал деньги, а ей в голову не пришло поинтересоваться, откуда они! Mapa покраснела до корней волос и умоляюще взглянула в безжалостные глаза Николя.
   — Я… я не знала, откуда у него деньги. Клянусь! Ты должен мне поверить, Николя. Брендан сделал это втайне от меня. Я никогда не взяла бы у тебя деньги.
   Николя всплеснул руками и рассмеялся.
   — Браво! Оскорбленная невинность в твоем исполнении выглядит очень убедительно, моя дорогая. Особенно трогательно страдальческое выражение золотистых глаз. Если бы я не знал тебя лучше, то, безусловно, поверил бы, что ты не имела никакого отношения к краже. Но сожалею, переубедить меня тебе не удастся.
   — Мерзавец! — Ее голос задрожал от ярости. — Кто ты такой, черт побери, чтобы оскорблять меня! — Она достала из сумочки пачку мелких купюр, заработанных за вечер, и швырнула их на стол. — Вот возьми. Это компенсация за причиненный тебе ущерб.
   — Тихо, тихо, — сказал Николя с самодовольной улыбкой, даже не взглянув на деньги и игнорируя широкий жест Мары. — Зачем же привлекать к себе всеобщее внимание? Впрочем, продолжай, пожалуйста, демонстрировать передо мной свой необузданный ирландский нрав. Я жажду, наконец, во всей красе увидеть настоящую актрису.
   — Николя, оставь меня в покое, — устало вымолвила Mapa. — Разве тебе недостаточно того, как ты отомстил мне?
   Николя задумчиво разглядывал ее. Она заметно похудела с тех пор, как он видел ее в последний раз, но стала от этого еще красивее, а главное, ее утонченные черты хранили неизменное достоинство, хотя губы заметно дрожали, а на глаза наворачивались слезы.
   — Может быть, мне нужно от тебя нечто большее, чем девственная кровь? — жестко усмехнулся он.
   Его слова оглушили Мару, она не успела одуматься, схватила бокал с шампанским и выплеснула в лицо Николя. Словно завороженная, девушка с минуту наблюдала за тем, как с его подбородка на белоснежную сорочку стекает шампанское, затем поднялась, подошла к Николя, не чувствуя под собой ног, и принялась вытирать капли с его лица, которое в это время оставалось спокойным и безучастным.
   — Ты не разочаровываешь меня, Mapa, — только и вымолвил он.
   Девушка не в силах была дольше сносить его насмешки. Она бросилась прочь через зал, наталкиваясь на посетителей, многие из которых были уже настолько пьяны, что не могли играть, и только бесцельно бродили между столами, не забывая периодически посещать стойку бара. Ей удалось беспрепятственно добраться до двери, когда она почувствовала, что кто-то крепко держит ее за локоть. Mapa вздохнула с облегчением, когда, обернувшись к своему преследователю, обнаружила, что это не Николя, а Жак д'Арси.
   — Бог мой! — воскликнул он, выталкивая ее в темноту холла. — Я не поверил своим глазам, когда увидел, как ты выплеснула шампанское в лицо Шанталю. Готов поклясться, что никому еще не удавалось проделать с ним такую штуку… и остаться в живых, — искренне восхищался Жак.
   — Вы знакомы с Николя? — спросила Mapa.
   — Николя? Ах вот оно что! — понимающе кивнул Жак. — Хотелось бы мне побольше узнать о твоих отношениях с человеком, которого ты так презираешь и, как мне показалось, побаиваешься. А что касается ответа на твой вопрос… — задумчиво протянул он. — Да, я его знаю. Каждый человек, когда-либо бывавший в Новом Орлеане, не мог не слышать о Николя Монтань-Шантале. Когда мы столкнулись с ним несколько лет назад в Париже, выяснилось, что он утратил половину своей громкой фамилии. Шанталь принадлежит к одному из самых знатных родов в Луизиане, кроме того, Монтань-Шантали сказочно богаты. Их плантации Бомарэ известны на всю страну.
   — Николя рассказывал мне, что ему пришлось уехать из Нового Орлеана из-за дуэли. Он не был там уже пятнадцать лет, — вставила Mapa.
   — Это была не простая дуэль, моя крошка, — усмехнулся Жак и понизил голос до полушепота. — Он убил своего брата. Его звали Франсуа, и ему предстояло не только унаследовать состояние Шанталей, но и стать мужем прекрасной Амариллис Сандоне. Поговаривали, что любила она не своего нареченного, а именно Николя. Более того, они спелись до того, как папаша Амариллис просватал ее за Франсуа. Ходили слухи, что Амариллис мечтала выйти замуж за Николя и получить к тому же плантации Бомаре. Она не оставляла надежды на это даже после помолвки, и ее связь с Николя со временем только крепла. Разумеется, это хранилось в строжайшем секрете, но нет такой тайны, которая, в конце концов, не выплыла бы наружу. И вот накануне свадьбы между двумя братьями состоялась дуэль. Никакой видимой ссоры не произошло, и Николя впоследствии клялся, что они не дрались, а просто тренировались. Однако разве можно представить себе более удачный способ избавиться от соперника? Таким образом, Николя в один момент стал счастливым обладателем состояния и любимой женщины, которые предназначались для его родного брата. Но, к сожалению, Франсуа всегда был любимчиком отца. После дуэли тот проклял Николя и запретил ему когда бы то ни было переступать порог дома. Мало того, что отец лишил Николя наследственных прав на плантации, он отказывался узнавать сына, если они случайно сталкивались в городе. В конце концов, двери всех приличных домов в Новом Орлеане закрылись для отверженного братоубийцы. Грустная история, не так ли?