Страница:
Мать Клэр принялась гладить дочь по голове, утешая и успокаивая. Амброуз ждал.
– Похоже, Дженнифер сегодня была сама не своя, – заметил он. – Вела себя не так, как обычно, верно?
– Не знаю, – дернула плечом Клэр. – Возможно.
Амброуз, сам гордый отец сына-подростка, быстро перевел ее слова на язык взрослых – не «возможно», а «точно». Он ободряюще улыбнулся девочке:
– Я понимаю, что тебе не хочется подводить Дженнифер, но, как ты понимаешь, когда расследуется убийство, никаких секретов от полиции быть не должно. Как ты считаешь, может, Дженнифер собиралась с кем-то встретиться? С каким-нибудь человеком, о котором никому не рассказывала?
Клэр шмыгнула и вытерла нос рукой.
– Она бы никогда не стала от меня такое скрывать. Да ни за что на свете. Наверняка на нее напал какой-нибудь псих, когда она шла в магазин. Или на обратном пути.
Амброуз промолчал. Не стоит спорить с Клэр и настраивать ее против полиции.
– А в Интернете вы с ней тоже вместе сидели?
– Ага, – кивнула Клэр. – Мы в основном в Сеть выходили у нее дома, у нее компьютер мощнее моего. Ну и разговаривали все время – то эсэмэски друг другу писали, то в чатах торчали.
– А какой-нибудь социальной сетью вы пользовались?
Клэр посмотрела на него как на идиота и кивнула.
– Разумеется. Мы на «Ригмароль» зарегистрированы.
Разумеется, подумал Амброуз. Несколько лет назад все сходили с ума по «Майспейс», потом его сменил «Фейсбук». А затем открылся сайт «Ригмароль» – с еще более дружелюбным интерфейсом, с бесплатной программой, позволяющей распознавать голоса. Теперь даже текст набирать не надо. Захотел пообщаться с дружками со схожими интересами и выдающими себя за детей извращенцами – пожалуйста, говори себе в микрофон, сколько захочется. Амброуз пытался отслеживать интернет-жизнь своих собственных детей и контролировать круг их общения, но понимал, что это бесполезно.
– А ты не знаешь пароля Дженнифер? Если бы мы могли зайти на ее страничку и просмотреть переписку, нам бы это здорово помогло.
Клэр мельком глянула на мать. Очевидно, ей не хотелось раскрывать в ее присутствии свои собственные секреты.
– У нас с ней был код, – нехотя сказала она. – Чтобы никто не догадался. Ее пароль – мои инициалы и последние шесть цифр мобильника. Ка-эль-дэ, четыре-три-пять-семь-шесть-семь.
Амброуз быстро вбил пароль в свой телефон.
– Клэр, ты даже не представляешь себе, как ты нам помогла. Мы уже почти закончили. Но у меня остался еще один вопрос. Дженнифер никогда не говорила тебе, что кого-то боится? Или что ей угрожают? Какой-нибудь взрослый, например сосед? Или одноклассники? Все равно кто.
Клэр с несчастным видом покачала головой.
– Она никогда не говорила мне ничего подобного, – жалобным голосом сказала она. – Все любили Дженнифер. И зачем кому-то понадобилось ее убивать?
4
5
– Похоже, Дженнифер сегодня была сама не своя, – заметил он. – Вела себя не так, как обычно, верно?
– Не знаю, – дернула плечом Клэр. – Возможно.
Амброуз, сам гордый отец сына-подростка, быстро перевел ее слова на язык взрослых – не «возможно», а «точно». Он ободряюще улыбнулся девочке:
– Я понимаю, что тебе не хочется подводить Дженнифер, но, как ты понимаешь, когда расследуется убийство, никаких секретов от полиции быть не должно. Как ты считаешь, может, Дженнифер собиралась с кем-то встретиться? С каким-нибудь человеком, о котором никому не рассказывала?
Клэр шмыгнула и вытерла нос рукой.
– Она бы никогда не стала от меня такое скрывать. Да ни за что на свете. Наверняка на нее напал какой-нибудь псих, когда она шла в магазин. Или на обратном пути.
Амброуз промолчал. Не стоит спорить с Клэр и настраивать ее против полиции.
– А в Интернете вы с ней тоже вместе сидели?
– Ага, – кивнула Клэр. – Мы в основном в Сеть выходили у нее дома, у нее компьютер мощнее моего. Ну и разговаривали все время – то эсэмэски друг другу писали, то в чатах торчали.
– А какой-нибудь социальной сетью вы пользовались?
Клэр посмотрела на него как на идиота и кивнула.
– Разумеется. Мы на «Ригмароль» зарегистрированы.
Разумеется, подумал Амброуз. Несколько лет назад все сходили с ума по «Майспейс», потом его сменил «Фейсбук». А затем открылся сайт «Ригмароль» – с еще более дружелюбным интерфейсом, с бесплатной программой, позволяющей распознавать голоса. Теперь даже текст набирать не надо. Захотел пообщаться с дружками со схожими интересами и выдающими себя за детей извращенцами – пожалуйста, говори себе в микрофон, сколько захочется. Амброуз пытался отслеживать интернет-жизнь своих собственных детей и контролировать круг их общения, но понимал, что это бесполезно.
– А ты не знаешь пароля Дженнифер? Если бы мы могли зайти на ее страничку и просмотреть переписку, нам бы это здорово помогло.
Клэр мельком глянула на мать. Очевидно, ей не хотелось раскрывать в ее присутствии свои собственные секреты.
– У нас с ней был код, – нехотя сказала она. – Чтобы никто не догадался. Ее пароль – мои инициалы и последние шесть цифр мобильника. Ка-эль-дэ, четыре-три-пять-семь-шесть-семь.
Амброуз быстро вбил пароль в свой телефон.
– Клэр, ты даже не представляешь себе, как ты нам помогла. Мы уже почти закончили. Но у меня остался еще один вопрос. Дженнифер никогда не говорила тебе, что кого-то боится? Или что ей угрожают? Какой-нибудь взрослый, например сосед? Или одноклассники? Все равно кто.
Клэр с несчастным видом покачала головой.
– Она никогда не говорила мне ничего подобного, – жалобным голосом сказала она. – Все любили Дженнифер. И зачем кому-то понадобилось ее убивать?
4
Попав в кабинет, прежде служивший Джону Брендону, Кэрол не узнала помещение – здесь уже ничто не напоминало о бывшем начальнике. В интерьере тот предпочитал спокойные тона и самую обычную скромную мебель, а о личности самого Брендона можно было судить только по семейной фотографии на столе да по навороченной кофемашине. Джеймс Блейк оказался человеком совсем другого склада. Он заставил кабинет кожаными креслами, антикварными шкафами и столами, пытаясь стилизовать комнату под жилище деревенского сквайра. Все стены были увешаны дипломами и фотографиями, демонстрирующими успехи хозяина кабинета, – там красовался и сертификат об окончании колледжа в Эксетере, и снимки Брендона в компании двух министров и принца Уэльского, разбавленные фотографиями с министрами внутренних дел и другими знаменитостями рангом пониже. Кэрол пока для себя не определила, говорит ли это о баснословном тщеславии Джеймса или скорее об осторожности – мол, знайте, с кем имеете дело. Кэрол решила, что слишком мало его знает, чтобы выносить подобные суждения.
Блейку шла форма – в ней он казался особенно элегантным и подтянутым. Он махнул рукой в сторону одного из пухлых кресел, приглашая Кэрол садиться. Правда, в отличие от Брендона, ни чая, ни кофе предлагать не стал. Обмениваться любезностями он тоже явно не намеревался.
– Я перейду сразу к делу, Кэрол, – заявил он.
Значит, вот как теперь будем работать, хмыкнула про себя Кэрол. Ни тебе неискренних попыток наладить контакт, ни фальшивых заверений в преданности общему делу. Кэрол сразу поняла, что и по имени он ее назвал не потому, что хотел сблизиться, а только чтобы принизить, «забыв» про ее звание.
– Рада слышать, сэр, – отозвалась она.
Ей хотелось сесть нога на ногу и скрестить руки на груди, но вместо этого она решила принять такую же расслабленную позу, в какой сидел Блейк. Все-таки недаром она столько лет общалась с Тони, кое-чему научилась.
– Я просмотрел ваше досье, – продолжил Блейк. – Вы, Кэрол, прекрасный полицейский. И вам удалось сколотить отличную команду, – добавил он и умолк, выжидающе на нее глядя.
– Благодарю вас, сэр.
– Вот в этом-то и проблема. – Блейк чуть улыбнулся, явно радуясь собственному остроумию и находчивости.
– Надо же, а мы даже не догадывались, что хорошая работа – на самом деле проблема, – сказала Кэрол, прекрасно понимая, что Блейк ждал от нее совсем не такого ответа.
– Скажите, правильно ли я понимаю правила работы вашей группы? Вы расследуете особо важные дела, которые не попали в другие ведомства и остались в нашей юрисдикции?
– Верно, – кивнула Кэрол.
– Но когда таких дел нет, вы занимаетесь «висяками»? – с нескрываемым презрением произнес он.
– Да. И надо сказать, в этой сфере мы не раз добивались успеха.
– Кэрол, я не собираюсь это с вами обсуждать. Просто сомневаюсь, что, расследуя «висяки», вы наиболее эффективно используете свои способности.
– Но «висяки» надо расследовать. Мы говорим устами мертвых. Даем семьям погибших надежду, сажаем за решетку негодяев, похитивших жизни у добропорядочных граждан.
– Это так ваш доктор Хилл считает? – осведомился Блейк. Ноздри его раздувались, как будто он унюхал что-то крайне неприятное.
– Мы все так думаем, сэр. «Висяки» очень важны. И не стоит недооценивать эффект, который оказывают на публику удачные расследования таких дел. Люди понимают, что полиция не забывает об убийствах через неделю после их совершения, а стремится раскрывать все тяжкие преступления.
Блейк вытащил коробочку с мятными конфетками и забросил одну из них в рот.
– Это, конечно, так, Кэрол. Но, между нами говоря, «висяки» – дело тупых рабочих лошадок. Ломовых лошадей, а не скаковых – таких, как вы и члены вашей группы. Заглохшие дела раскрывают благодаря упрямству и упорству, а не творческой работе на грани возможностей – то, чем занимаетесь вы.
– Боюсь, я не могу согласиться с вашими умозаключениями, сэр, – вспыхнула Кэрол. Она даже не могла понять, почему так взбесилась. – Если бы все было так просто, такие дела не становились бы «висяками», а раскрывались бы сразу же. Тут дело не только в том, чтобы опробовать новые методики и технику на старых делах. Надо смотреть на преступления с новой точки зрения, свежими глазами. Надо выдвигать самые невероятные, самые странные гипотезы. В этом моя команда не знает себе равных.
– Возможно. Но экономически это не целесообразно. Ваша группа – результат гигантских инвестиций. Вы обладаете таким опытом, такими навыками и знаниями, какие необходимы для раскрытия свежих дел. Не только тяжких преступлений, но и других важных расследований Скотленд-Ярда. Наш народ заслуживает того, чтобы его защищала эффективная полиция. А моя работа как раз и состоит в том, чтобы это обеспечить – и при этом не выйти за рамки бюджета. В общем, я вас предупреждаю, Кэрол. Какое-то время пусть все остается как есть, но знайте – я буду внимательно следить за работой вашей группы. Считайте, что у вас испытательный срок. Через три месяца я внимательно изучу, какие дела были вам поручены за этот срок, и оценю проведенную по ним работу. Тогда-то я и вынесу окончательное решение. Но хочу вас предупредить: и опыт, и интуиция подсказывают мне, что перевести вас в общую команду будет правильным решением.
– Похоже, сэр, вы его уже приняли, – сказала Кэрол, стараясь, чтобы это прозвучало любезно.
– Все зависит от вас, – расплылся в самодовольной улыбке Блейк. – И, раз уж мы заговорили о деньгах… Вы, кажется, платите доктору Хиллу немалые суммы за его консультации, верно?
Медленно закипавшая в Кэрол ярость взметнулась ярким пламенем.
– Доктор Хилл – ключевой компонент нашей успешной работы, – процедила она.
– Он – психолог-клиницист, а не криминалист. И я вовсе не считаю его незаменимым. – Открыв ящик, Блейк вытащил папку и, взглянув на Кэрол, кажется, даже удивился, что она все еще здесь. – Юридический факультет нашего университета уже давно обучает полицейских методикам профайлинга и бихевиористики. Воспользовавшись их услугами, мы сэкономим целое состояние.
– Они не так компетентны. И у них нет того опыта, какой накопил доктор Хилл. Он – уникум. И мистер Брендон всегда придерживался этого мнения, – заявила Кэрол.
Повисла долгая пауза.
– Кэрол, – заговорил Блейк. – Мистера Брендона тут больше нет, и прикрывать вас некому. Может, он и думал, что это нормально – платить такие суммы вашем у… – Блей к замялся. – Вашему домовладельцу, – с нажимом сказал он, – но я так не считаю. Раз уж вам так необходим профайлер, пользуйтесь услугами других специалистов, а не доктора Хилла, из-за которого мы все выглядим прожженными коррупционерами. Договорились?
У Паттерсона забилась жилка на виске – верный признак подступающей мигрени. Неудивительно, учитывая, что спал он каких-то два часа. Если бы сейчас его показать по телевизору, зрители при виде его седых волос и серой кожи наверняка решили бы, что какой-то негодяй спер у них навороченный ящик, подсунув взамен черно-белое старье. И только покрасневшие глаза выбивались бы из общей картины. За этот день он уже выпил столько кофе, что хватило бы завести мотор «харлея», но все равно не производил впечатления человека, которому вы доверили бы расследовать собственное убийство. Нет ничего хуже, чем вести пресс-конференцию, если кроме голых фактов об убийстве предъявить журналистам абсолютно нечего.
Впрочем, может, им повезет. Может, поднятый СМИ переполох заставит какого-нибудь трусливого свидетеля припомнить, что он видел Дженнифер Мейдмент после того, как та попрощалась со своей подружкой. Это уж точно станет победой надежды над опытом. А опыт подсказывал, что, скорее всего, на них обрушится шквал звонков от псевдосвидетелей – одни из них будут жертвами искреннего заблуждения, другие захотят привлечь к себе внимание, третьи – и вовсе помешать полиции нормально работать.
Как только журналисты разошлись, Паттерсон направился на поиски Амброуза и обнаружил его нависшим над безропотным компьютерщиком. Гэри Хэркапа за полночь вытащили из теплой постели и усадили за ноутбук Дженнифер. Амброуз мельком глянул на босса и, прищурив уставшие карие глаза, вновь уставился в монитор.
– То есть ты хочешь сказать, что каждый раз он разговаривал с ней с разных компьютеров? – уточнил он у Гэри. – Но никнейм не менял?
– Верно, – кивнул Гэри.
Ответ явно расстроил Амброуза.
– Как ему это удалось?
– Думаю, человек, беседовавший с Дженнифер, выходил в сеть из библиотек и интернет-кафе. И никогда не использовал одно и то же место дважды, – объяснил Гэри.
Хэркап, как и Альвин Амброуз, отличался массивной фигурой, но этим их сходство и ограничивалось. Атлетически сложенный Амброуз выглядел подтянутым и ухоженным; очкарик Гэри – рыхлым и помятым, с взъерошенной копной каштановых волос и такой же неопрятной бородой. Больше всего он походил на мультяшного медведя.
– Кроме того, он использовал бесплатные почтовые серверы, а их отследить практически невозможно, – почесав голову, продолжил Гэри. – Ни один разговор не длился дольше получаса, так что в кафе на него никто не обращал внимания.
– Что тут у вас? – поинтересовался Паттерсон, пододвигая себе стул. – Вы что-то откопали? – обратился он к Гэри.
Ответил ему Амброуз:
– Клэр Дарси сообщила, что они с Дженнифер постоянно сидели в сети «Ригмароль». А Гэри удалось извлечь оттуда записи ее разговоров в чате и приватные сообщения.
– Что-нибудь полезное нашли? – Паттерсон наклонился, чтобы лучше видеть экран.
От Амброуза приятно пахло мылом, и Паттерсону тут же стало стыдно – он решил не тратить время на душ и лишь быстро пробежался по лицу бритвой.
– Много мусора. Обычная трескотня про всякие реалити-шоу типа «Большого брата» и «Икс-фактора», обсуждение поп-звезд и сериальных актеров, сплетни об одноклассниках и учителях. По большей части Дженнифер общалась с ребятами из школы и поклонницами некоторых мальчиковых поп-групп.
– Слышу немое но, – заметил Паттерсон.
– И правильно делаешь. Один из ее знакомых выбивается из общего ряда, – кивнул Амброуз. – Он явно прикидывался их ровесником с похожими интересами, но некоторые фразы его выдают. И он очень настойчиво выяснял всякие детали, которые помогли бы ему понять, где живут и учатся другие собеседники чата. Гэри, ты не покажешь?
Пальцы Гэри запорхали над клавиатурой, и через секунду на экране всплыло окошко с историей сообщений. Паттерсон прочитал все очень внимательно, не понимая, впрочем, что же конкретно он ищет.
– Думаете, это педофил в поиске?
– Не похоже, – покачал головой Амброуз. – Кто бы это ни был, он пытался разговорить Дженнифер и ее приятелей. Подружиться с ними. А педофилы предпочитают вычленять жертву из толпы и беседовать с ней тет-а-тет. В разговорах они играют на том, что подростки обычно не уверены в себе, считают себя толстыми, некрасивыми, непопулярными. Тут же – ничего подобного. Скорее он стремится проявить с ними солидарность, стать одним из них. – Амброуз постучал пальцем по монитору: – Обычными педофильскими трюками здесь даже не пахнет.
– Но есть и кое-что занятное, – добавил Гэри, проматывая сообщения с такой скоростью, что текст расплылся, превратившись в мутный поток закорючек и смайликов. – Вот, это запись разговора пятидневной давности.
– А что было завтра? – спросил Паттерсон.
– Тут у нас проблема. – Откинувшись в кресле, Гэри запустил руку в шевелюру. – Зет-Зет сообщил Дженнифер что-то такое, после чего она стерла запись разговора.
– А я всегда думал, что окончательно стереть что-нибудь из памяти компьютера невозможно – если только не шандарахнуть по жесткому диску молотком, – заметил Паттерсон. Мигрень наконец добралась до него и теперь глухо пульсировала в черепной коробке. В надежде утихомирить боль он с силой потер переносицу.
– Угу, так оно и есть, – кивнул Гэри. – Правда, это не значит, что заполучить эту инфу можно по одному клику мышки. Впрочем, вряд ли девочка знала, что надо делать, чтобы совсем уничтожить какие-то данные. Тем не менее, чтобы узнать, что же она хотела стереть, мне придется прогнать через компьютер кое-какие программы.
– Ну ё-мое! – застонал Амброуз. – Это надолго?
– Зависит от… – пожал плечами Гэри, и стул под ним заскрипел. – Может, за пару часов справлюсь, а может, и несколько дней провожусь. – Он беспомощно развел руками. – Сами понимаете, это вам не машину чинить. Никаких точных и определенных сроков сообщить не могу.
– Разумно, – согласился Паттерсон. – Когда я вошел, вы с Амброузом как раз обсуждали, что этот субъект каждый раз выходил в Сеть с разных компьютеров. Есть хоть малейший шанс выяснить, где находились эти компьютеры?
Гэри вновь пожал плечами и, переплетя пальцы, хрустнул суставами.
– Чисто теоретически это возможно, но гарантировать я ничего не могу. Существуют сайты, на которых сохраняются идентификаторы каждого компьютера, но люди-то за ними сидят разные. – Гэри скорчил рожу, став похожим на грустного клоуна. – Возможно, часть компьютеров нам удастся отследить.
– Так мы хотя бы получим представление, где этот ублюдок обитает, – сказал Паттерсон. – На данный момент это одна из самых важных задач. Вы сможете провернуть это, пока программы будут шерстить компьютер? Или вызвать вам кого-нибудь в подмогу?
Если бы Гэри был собакой, у него бы тут же на загривке встала шерсть.
– Справлюсь как-нибудь, – ответил он. – Запущу софт на ноуте Дженнифер, а сам займусь поисками.
– Отлично. – Паттерсон встал. – Если поймете, что зашиваетесь, дайте знать – выделим вам кого-нибудь для черновой работы.
– Никакой черновой работы тут нет, – сердито посмотрел на него Гэри.
Паттерсон едва сдержался, чтобы не закатить глаза.
– Нет, конечно нет. Извините, Гэри, я не хотел вас обидеть. – Говоря это, Паттерсону очень хотелось похлопать Гэри по плечу – так, как он похлопывал свою дворняжку. – Альвин, можно тебя на пару слов?
Выйдя в коридор, Паттерсон облокотился о стену. Отсутствие прогресса в расследовании легло ему на плечи тяжелым грузом.
– Никакого просвета, – сказал он. – Даже свидетелей нет, ни одного! Девочка сошла с автобуса, но ни до какого магазина так и не добралась. Такое ощущение, будто по дороге туда она просто испарилась.
Альвин криво ухмыльнулся:
– Если она вообще в этот магазин собиралась.
– В смысле? Ты же сам сказал, что, согласно показаниям Клэр Дарси, Дженнифер пошла в магазин за шоколадом для торта. Она даже видела, как девочка туда направилась. И та ей помахала.
– Дженнифер могла ей соврать, – с безмятежным видом заметил Амброуз. – То, что она пошла в сторону магазина, еще не значит, что она шла туда на самом деле. Клэр, кстати, сказала, что вся эта затея с тортом показалась ей странной – на Дженнифер это было совсем не похоже. Так что у девочки вполне могли быть другие планы, не имеющие никакого отношения ни к магазину, ни к торту. Вполне возможно, про торт она выдумала в последнюю минуту.
– Думаешь, у нее было с кем-то свидание?
Альвин пожал плечами:
– А что еще могло заставить девочку врать своей лучшей подруге? В таких случаях все дело обычно в каком-нибудь парне.
– Наверное, она решила, что незваный гость в их чате – парень, и захотела с ним встретиться. Как тебе эта мысль?
– Не знаю. Вряд ли она была настолько продвинутой. Мне кажется, она пошла на свидание, чтобы выяснить что-то про «тайну», на которую он намекал.
– И если Гэри не совершит для нас чудо, мы так и не узнаем, что же это за тайна.
– Ага. Но пока он работает, мы могли бы поговорить с ее родителями. Выяснить, правда ли Дженнифер хотела испечь торт или он был просто отмазкой.
Блейку шла форма – в ней он казался особенно элегантным и подтянутым. Он махнул рукой в сторону одного из пухлых кресел, приглашая Кэрол садиться. Правда, в отличие от Брендона, ни чая, ни кофе предлагать не стал. Обмениваться любезностями он тоже явно не намеревался.
– Я перейду сразу к делу, Кэрол, – заявил он.
Значит, вот как теперь будем работать, хмыкнула про себя Кэрол. Ни тебе неискренних попыток наладить контакт, ни фальшивых заверений в преданности общему делу. Кэрол сразу поняла, что и по имени он ее назвал не потому, что хотел сблизиться, а только чтобы принизить, «забыв» про ее звание.
– Рада слышать, сэр, – отозвалась она.
Ей хотелось сесть нога на ногу и скрестить руки на груди, но вместо этого она решила принять такую же расслабленную позу, в какой сидел Блейк. Все-таки недаром она столько лет общалась с Тони, кое-чему научилась.
– Я просмотрел ваше досье, – продолжил Блейк. – Вы, Кэрол, прекрасный полицейский. И вам удалось сколотить отличную команду, – добавил он и умолк, выжидающе на нее глядя.
– Благодарю вас, сэр.
– Вот в этом-то и проблема. – Блейк чуть улыбнулся, явно радуясь собственному остроумию и находчивости.
– Надо же, а мы даже не догадывались, что хорошая работа – на самом деле проблема, – сказала Кэрол, прекрасно понимая, что Блейк ждал от нее совсем не такого ответа.
– Скажите, правильно ли я понимаю правила работы вашей группы? Вы расследуете особо важные дела, которые не попали в другие ведомства и остались в нашей юрисдикции?
– Верно, – кивнула Кэрол.
– Но когда таких дел нет, вы занимаетесь «висяками»? – с нескрываемым презрением произнес он.
– Да. И надо сказать, в этой сфере мы не раз добивались успеха.
– Кэрол, я не собираюсь это с вами обсуждать. Просто сомневаюсь, что, расследуя «висяки», вы наиболее эффективно используете свои способности.
– Но «висяки» надо расследовать. Мы говорим устами мертвых. Даем семьям погибших надежду, сажаем за решетку негодяев, похитивших жизни у добропорядочных граждан.
– Это так ваш доктор Хилл считает? – осведомился Блейк. Ноздри его раздувались, как будто он унюхал что-то крайне неприятное.
– Мы все так думаем, сэр. «Висяки» очень важны. И не стоит недооценивать эффект, который оказывают на публику удачные расследования таких дел. Люди понимают, что полиция не забывает об убийствах через неделю после их совершения, а стремится раскрывать все тяжкие преступления.
Блейк вытащил коробочку с мятными конфетками и забросил одну из них в рот.
– Это, конечно, так, Кэрол. Но, между нами говоря, «висяки» – дело тупых рабочих лошадок. Ломовых лошадей, а не скаковых – таких, как вы и члены вашей группы. Заглохшие дела раскрывают благодаря упрямству и упорству, а не творческой работе на грани возможностей – то, чем занимаетесь вы.
– Боюсь, я не могу согласиться с вашими умозаключениями, сэр, – вспыхнула Кэрол. Она даже не могла понять, почему так взбесилась. – Если бы все было так просто, такие дела не становились бы «висяками», а раскрывались бы сразу же. Тут дело не только в том, чтобы опробовать новые методики и технику на старых делах. Надо смотреть на преступления с новой точки зрения, свежими глазами. Надо выдвигать самые невероятные, самые странные гипотезы. В этом моя команда не знает себе равных.
– Возможно. Но экономически это не целесообразно. Ваша группа – результат гигантских инвестиций. Вы обладаете таким опытом, такими навыками и знаниями, какие необходимы для раскрытия свежих дел. Не только тяжких преступлений, но и других важных расследований Скотленд-Ярда. Наш народ заслуживает того, чтобы его защищала эффективная полиция. А моя работа как раз и состоит в том, чтобы это обеспечить – и при этом не выйти за рамки бюджета. В общем, я вас предупреждаю, Кэрол. Какое-то время пусть все остается как есть, но знайте – я буду внимательно следить за работой вашей группы. Считайте, что у вас испытательный срок. Через три месяца я внимательно изучу, какие дела были вам поручены за этот срок, и оценю проведенную по ним работу. Тогда-то я и вынесу окончательное решение. Но хочу вас предупредить: и опыт, и интуиция подсказывают мне, что перевести вас в общую команду будет правильным решением.
– Похоже, сэр, вы его уже приняли, – сказала Кэрол, стараясь, чтобы это прозвучало любезно.
– Все зависит от вас, – расплылся в самодовольной улыбке Блейк. – И, раз уж мы заговорили о деньгах… Вы, кажется, платите доктору Хиллу немалые суммы за его консультации, верно?
Медленно закипавшая в Кэрол ярость взметнулась ярким пламенем.
– Доктор Хилл – ключевой компонент нашей успешной работы, – процедила она.
– Он – психолог-клиницист, а не криминалист. И я вовсе не считаю его незаменимым. – Открыв ящик, Блейк вытащил папку и, взглянув на Кэрол, кажется, даже удивился, что она все еще здесь. – Юридический факультет нашего университета уже давно обучает полицейских методикам профайлинга и бихевиористики. Воспользовавшись их услугами, мы сэкономим целое состояние.
– Они не так компетентны. И у них нет того опыта, какой накопил доктор Хилл. Он – уникум. И мистер Брендон всегда придерживался этого мнения, – заявила Кэрол.
Повисла долгая пауза.
– Кэрол, – заговорил Блейк. – Мистера Брендона тут больше нет, и прикрывать вас некому. Может, он и думал, что это нормально – платить такие суммы вашем у… – Блей к замялся. – Вашему домовладельцу, – с нажимом сказал он, – но я так не считаю. Раз уж вам так необходим профайлер, пользуйтесь услугами других специалистов, а не доктора Хилла, из-за которого мы все выглядим прожженными коррупционерами. Договорились?
У Паттерсона забилась жилка на виске – верный признак подступающей мигрени. Неудивительно, учитывая, что спал он каких-то два часа. Если бы сейчас его показать по телевизору, зрители при виде его седых волос и серой кожи наверняка решили бы, что какой-то негодяй спер у них навороченный ящик, подсунув взамен черно-белое старье. И только покрасневшие глаза выбивались бы из общей картины. За этот день он уже выпил столько кофе, что хватило бы завести мотор «харлея», но все равно не производил впечатления человека, которому вы доверили бы расследовать собственное убийство. Нет ничего хуже, чем вести пресс-конференцию, если кроме голых фактов об убийстве предъявить журналистам абсолютно нечего.
Впрочем, может, им повезет. Может, поднятый СМИ переполох заставит какого-нибудь трусливого свидетеля припомнить, что он видел Дженнифер Мейдмент после того, как та попрощалась со своей подружкой. Это уж точно станет победой надежды над опытом. А опыт подсказывал, что, скорее всего, на них обрушится шквал звонков от псевдосвидетелей – одни из них будут жертвами искреннего заблуждения, другие захотят привлечь к себе внимание, третьи – и вовсе помешать полиции нормально работать.
Как только журналисты разошлись, Паттерсон направился на поиски Амброуза и обнаружил его нависшим над безропотным компьютерщиком. Гэри Хэркапа за полночь вытащили из теплой постели и усадили за ноутбук Дженнифер. Амброуз мельком глянул на босса и, прищурив уставшие карие глаза, вновь уставился в монитор.
– То есть ты хочешь сказать, что каждый раз он разговаривал с ней с разных компьютеров? – уточнил он у Гэри. – Но никнейм не менял?
– Верно, – кивнул Гэри.
Ответ явно расстроил Амброуза.
– Как ему это удалось?
– Думаю, человек, беседовавший с Дженнифер, выходил в сеть из библиотек и интернет-кафе. И никогда не использовал одно и то же место дважды, – объяснил Гэри.
Хэркап, как и Альвин Амброуз, отличался массивной фигурой, но этим их сходство и ограничивалось. Атлетически сложенный Амброуз выглядел подтянутым и ухоженным; очкарик Гэри – рыхлым и помятым, с взъерошенной копной каштановых волос и такой же неопрятной бородой. Больше всего он походил на мультяшного медведя.
– Кроме того, он использовал бесплатные почтовые серверы, а их отследить практически невозможно, – почесав голову, продолжил Гэри. – Ни один разговор не длился дольше получаса, так что в кафе на него никто не обращал внимания.
– Что тут у вас? – поинтересовался Паттерсон, пододвигая себе стул. – Вы что-то откопали? – обратился он к Гэри.
Ответил ему Амброуз:
– Клэр Дарси сообщила, что они с Дженнифер постоянно сидели в сети «Ригмароль». А Гэри удалось извлечь оттуда записи ее разговоров в чате и приватные сообщения.
– Что-нибудь полезное нашли? – Паттерсон наклонился, чтобы лучше видеть экран.
От Амброуза приятно пахло мылом, и Паттерсону тут же стало стыдно – он решил не тратить время на душ и лишь быстро пробежался по лицу бритвой.
– Много мусора. Обычная трескотня про всякие реалити-шоу типа «Большого брата» и «Икс-фактора», обсуждение поп-звезд и сериальных актеров, сплетни об одноклассниках и учителях. По большей части Дженнифер общалась с ребятами из школы и поклонницами некоторых мальчиковых поп-групп.
– Слышу немое но, – заметил Паттерсон.
– И правильно делаешь. Один из ее знакомых выбивается из общего ряда, – кивнул Амброуз. – Он явно прикидывался их ровесником с похожими интересами, но некоторые фразы его выдают. И он очень настойчиво выяснял всякие детали, которые помогли бы ему понять, где живут и учатся другие собеседники чата. Гэри, ты не покажешь?
Пальцы Гэри запорхали над клавиатурой, и через секунду на экране всплыло окошко с историей сообщений. Паттерсон прочитал все очень внимательно, не понимая, впрочем, что же конкретно он ищет.
– Думаете, это педофил в поиске?
– Не похоже, – покачал головой Амброуз. – Кто бы это ни был, он пытался разговорить Дженнифер и ее приятелей. Подружиться с ними. А педофилы предпочитают вычленять жертву из толпы и беседовать с ней тет-а-тет. В разговорах они играют на том, что подростки обычно не уверены в себе, считают себя толстыми, некрасивыми, непопулярными. Тут же – ничего подобного. Скорее он стремится проявить с ними солидарность, стать одним из них. – Амброуз постучал пальцем по монитору: – Обычными педофильскими трюками здесь даже не пахнет.
– Но есть и кое-что занятное, – добавил Гэри, проматывая сообщения с такой скоростью, что текст расплылся, превратившись в мутный поток закорючек и смайликов. – Вот, это запись разговора пятидневной давности.
Дженни. Че ты х-шь этим сказать, zz?– Потом в чат зашли другие ребята, и разговор перекинулся на другую тему, – объяснил Гэри. – Но затем Зет-Зет отправил Дженнифер приват-сообщение.
ZZ. У всех есть секреты к-рых мы стыдимся. Узнают твои дружки обо всем – здохнешь со стыда.
Дженни. Неправда. Моя лучшая подруга все про меня знает.
ZZ. Ага, все так говорят. И все врут.
ZZ. Надо поговорить, наедине.– На этом их разговор и кончился, – объявил Гэри.
Дженни. нафиг?
ZZ. патаму шта у тебя есть БОЛЬШАЯ тайна.
Дженни. Ты з-шь больше меня.
ZZ. иногда мы и сами не знаем сваих сикретов. Зато я знаю тваю тайну, к-ую ты не захочешь рассказать дивченкам.
Дженни. че за хрень ты несешь?
ZZ. выйди завтра в сеть и мы все перетрем.
– А что было завтра? – спросил Паттерсон.
– Тут у нас проблема. – Откинувшись в кресле, Гэри запустил руку в шевелюру. – Зет-Зет сообщил Дженнифер что-то такое, после чего она стерла запись разговора.
– А я всегда думал, что окончательно стереть что-нибудь из памяти компьютера невозможно – если только не шандарахнуть по жесткому диску молотком, – заметил Паттерсон. Мигрень наконец добралась до него и теперь глухо пульсировала в черепной коробке. В надежде утихомирить боль он с силой потер переносицу.
– Угу, так оно и есть, – кивнул Гэри. – Правда, это не значит, что заполучить эту инфу можно по одному клику мышки. Впрочем, вряд ли девочка знала, что надо делать, чтобы совсем уничтожить какие-то данные. Тем не менее, чтобы узнать, что же она хотела стереть, мне придется прогнать через компьютер кое-какие программы.
– Ну ё-мое! – застонал Амброуз. – Это надолго?
– Зависит от… – пожал плечами Гэри, и стул под ним заскрипел. – Может, за пару часов справлюсь, а может, и несколько дней провожусь. – Он беспомощно развел руками. – Сами понимаете, это вам не машину чинить. Никаких точных и определенных сроков сообщить не могу.
– Разумно, – согласился Паттерсон. – Когда я вошел, вы с Амброузом как раз обсуждали, что этот субъект каждый раз выходил в Сеть с разных компьютеров. Есть хоть малейший шанс выяснить, где находились эти компьютеры?
Гэри вновь пожал плечами и, переплетя пальцы, хрустнул суставами.
– Чисто теоретически это возможно, но гарантировать я ничего не могу. Существуют сайты, на которых сохраняются идентификаторы каждого компьютера, но люди-то за ними сидят разные. – Гэри скорчил рожу, став похожим на грустного клоуна. – Возможно, часть компьютеров нам удастся отследить.
– Так мы хотя бы получим представление, где этот ублюдок обитает, – сказал Паттерсон. – На данный момент это одна из самых важных задач. Вы сможете провернуть это, пока программы будут шерстить компьютер? Или вызвать вам кого-нибудь в подмогу?
Если бы Гэри был собакой, у него бы тут же на загривке встала шерсть.
– Справлюсь как-нибудь, – ответил он. – Запущу софт на ноуте Дженнифер, а сам займусь поисками.
– Отлично. – Паттерсон встал. – Если поймете, что зашиваетесь, дайте знать – выделим вам кого-нибудь для черновой работы.
– Никакой черновой работы тут нет, – сердито посмотрел на него Гэри.
Паттерсон едва сдержался, чтобы не закатить глаза.
– Нет, конечно нет. Извините, Гэри, я не хотел вас обидеть. – Говоря это, Паттерсону очень хотелось похлопать Гэри по плечу – так, как он похлопывал свою дворняжку. – Альвин, можно тебя на пару слов?
Выйдя в коридор, Паттерсон облокотился о стену. Отсутствие прогресса в расследовании легло ему на плечи тяжелым грузом.
– Никакого просвета, – сказал он. – Даже свидетелей нет, ни одного! Девочка сошла с автобуса, но ни до какого магазина так и не добралась. Такое ощущение, будто по дороге туда она просто испарилась.
Альвин криво ухмыльнулся:
– Если она вообще в этот магазин собиралась.
– В смысле? Ты же сам сказал, что, согласно показаниям Клэр Дарси, Дженнифер пошла в магазин за шоколадом для торта. Она даже видела, как девочка туда направилась. И та ей помахала.
– Дженнифер могла ей соврать, – с безмятежным видом заметил Амброуз. – То, что она пошла в сторону магазина, еще не значит, что она шла туда на самом деле. Клэр, кстати, сказала, что вся эта затея с тортом показалась ей странной – на Дженнифер это было совсем не похоже. Так что у девочки вполне могли быть другие планы, не имеющие никакого отношения ни к магазину, ни к торту. Вполне возможно, про торт она выдумала в последнюю минуту.
– Думаешь, у нее было с кем-то свидание?
Альвин пожал плечами:
– А что еще могло заставить девочку врать своей лучшей подруге? В таких случаях все дело обычно в каком-нибудь парне.
– Наверное, она решила, что незваный гость в их чате – парень, и захотела с ним встретиться. Как тебе эта мысль?
– Не знаю. Вряд ли она была настолько продвинутой. Мне кажется, она пошла на свидание, чтобы выяснить что-то про «тайну», на которую он намекал.
– И если Гэри не совершит для нас чудо, мы так и не узнаем, что же это за тайна.
– Ага. Но пока он работает, мы могли бы поговорить с ее родителями. Выяснить, правда ли Дженнифер хотела испечь торт или он был просто отмазкой.
5
Дэниела Моррисона с самого рождения холили, лелеяли и баловали. Вряд ли в мире существовал другой ребенок, появления которого на свет ждали бы с таким же нетерпением. В стремлении сделать его жизнь как можно приятнее и удобнее родители не считались ни с какими соображениями и затратами. Во время беременности его мать Джессика отказалась не только от алкоголя и продуктов, содержащих насыщенные жиры, но и от лака для волос, дезодорантов, средств против насекомых и услуг химчистки. Любой продукт, подозреваемый в канцерогенности, тут же исчезал со стола Джессики. Если ее муж Майк возвращался из паба с намеком на табачный запах, то, прежде чем дотронуться до своей беременной супруги, он должен был переодеться и принять душ.
Когда после операции кесарева сечения Дэниела извлекли из аккуратного надреза и наградили высочайшими оценками по шкале Апгар, Джессика поняла, что ее старания не прошли даром. Она не замедлила поделиться этим открытием со всеми, кто был готов ее слушать, а также с теми, кто не был.
Но Джессика не удовольствовалась идеальными родами и принялась лепить идеального сына. На каждой ступени его развития она покупала соответствующие возрасту образовательные и развивающие игрушки. В четыре Дэниела записали в лучшую частную подготовительную школу Брэдфилда. На занятия он ходил, наряженный в серые фланелевые шорты, рубашку с галстуком, бордовый блейзер и кепочку – в пятидесятых подобный костюм даже выглядел бы не очень старомодным.
В таком духе все и продолжалось. Одежда от именитых дизайнеров, походы к лучшим стилистам; зимой поездки в Шамони, летом – в Тоскану; крикет и регби; «Цирк дю Солей», концерты классической музыки и театр. Если Джессика считала, что Дэниелу что-то нужно, Дэниел немедленно это получал. Будь ее муж другим человеком, он бы, несомненно, взбрыкнул. Но Майк любил жену – и сына, конечно, тоже, но не так, как Джессику. Ее он обожал и потому во всем с ней соглашался, лишь бы любимая была счастлива. Она баловала Дэниела, он баловал ее. В начале девяностых Майку повезло – он оказался в числе первых бизнесменов, обративших внимание на перспективы рынка мобильных телефонов. Это было даже лучше, чем просто печатать деньги. Кроме того, Джессика всегда умела разумно тратить деньги, и финансовых проблем у Моррисонов никогда не возникало.
Но недавно Майк Моррисон понял одну простую и неприятную истину: его четырнадцатилетний сын – на редкость противный субъект. За последние месяцы всем стало ясно, что Дэниел по горло сыт Джессикой и тем, что она целиком и полностью распоряжается его жизнью. У Дэниела появились собственные представления о том, что ему нужно, а благодаря Джессике, прежде потакавшей его капризам, он привык к моментальному исполнению всех своих желаний. Не раз и не два в их доме разгорались грандиозные скандалы, в результате которых Джессика заливалась слезами, а Дэниел уходил, хлопнув дверью, к себе в комнату, где и запирался в добровольной ссылке порой на несколько дней.
Но Майк переживал не из-за ссор, хоть они расстраивали и злили Джессику. У него тоже когда-то был переходный возраст, когда он регулярно устраивал бунты против родительского всевластия. Беспокоило Майка недавно зародившееся подозрение, переходящее в уверенность, что он понятия не имеет, чем набита голова его родного сына.
Он помнил, каково это – быть подростком. В четырнадцать лет его мало что заботило. Футбол – и по телику, и на настоящем поле; девчонки, выдуманные и настоящие; сравнение достоинств групп «Крим» и «Блайнд Фэйт»; страх, что ему придется еще очень долго ждать, прежде чем его пригласят на вечеринку с травкой и выпивкой. Майк рос вовсе не пай-мальчиком и надеялся, что собственное бунтарское прошлое и непохожесть на консервативных родителей помогут ему наладить отношения с сыном, когда тот станет подростком.
Как же он заблуждался! На все попытки отца поговорить Дэниел реагировал одинаково – пожимал плечами, презрительно усмехался и совершенно не желал его слушать. Отчаявшись, Майк неохотно признал, что даже не догадывается, о чем думает и чем живет его сын. Мечты и желания, страхи и фантазии, склонности и хобби Дэниела – все это оставалось для него тайной за семью печатями.
Майк мог только предполагать, как его сын проводит многие часы вне дома. Варианты, которые подбрасывало воображение, ему совсем не нравились, так что он решил вообще на этом не зацикливаться. Похоже, что Дэниела это полностью устраивало.
Кто бы мог подумать, что это полностью устраивало и убийцу Дэниела.
Иногда совещания лучше всего проводить в нерабочей обстановке. Кэрол, руководствуясь интуицией, всегда придерживалась этого правила, а недавно Тони подвел под ее поведение рациональную базу.
– Когда людей вырывают из привычной обстановки, общепринятая иерархия перестает работать. Человек чувствует себя не в своей тарелке и одновременно пытается показать, на что он способен, старается как-то выделиться. Потому на таких совещаниях люди проявляют больше смекалки и чаще выдвигают интересные предложения, без которых эффективная работа любой опергруппы невозможна. В такой четко структурированной организации, какой является наша полиция, поддерживать поток свежих мыслей и теорий очень трудно.
Для команды Кэрол результативность работы была особенно важна. Как подчеркнул Джеймс Блейк, элитные группы привлекают к себе гораздо более пристальное внимание, чем обычные подразделения. Самый простой способ обезоружить критиков – предлагать эффективные инновационные методики работы. Теперь на Кэрол и ее сотрудников давили сильнее, чем прежде, но она верила в них и знала, что они будут сражаться за команду так же яростно, как она сама. Потому и сидела сейчас в караоке-зале любимого тайского ресторана и выясняла, кто что будет пить.
Когда после операции кесарева сечения Дэниела извлекли из аккуратного надреза и наградили высочайшими оценками по шкале Апгар, Джессика поняла, что ее старания не прошли даром. Она не замедлила поделиться этим открытием со всеми, кто был готов ее слушать, а также с теми, кто не был.
Но Джессика не удовольствовалась идеальными родами и принялась лепить идеального сына. На каждой ступени его развития она покупала соответствующие возрасту образовательные и развивающие игрушки. В четыре Дэниела записали в лучшую частную подготовительную школу Брэдфилда. На занятия он ходил, наряженный в серые фланелевые шорты, рубашку с галстуком, бордовый блейзер и кепочку – в пятидесятых подобный костюм даже выглядел бы не очень старомодным.
В таком духе все и продолжалось. Одежда от именитых дизайнеров, походы к лучшим стилистам; зимой поездки в Шамони, летом – в Тоскану; крикет и регби; «Цирк дю Солей», концерты классической музыки и театр. Если Джессика считала, что Дэниелу что-то нужно, Дэниел немедленно это получал. Будь ее муж другим человеком, он бы, несомненно, взбрыкнул. Но Майк любил жену – и сына, конечно, тоже, но не так, как Джессику. Ее он обожал и потому во всем с ней соглашался, лишь бы любимая была счастлива. Она баловала Дэниела, он баловал ее. В начале девяностых Майку повезло – он оказался в числе первых бизнесменов, обративших внимание на перспективы рынка мобильных телефонов. Это было даже лучше, чем просто печатать деньги. Кроме того, Джессика всегда умела разумно тратить деньги, и финансовых проблем у Моррисонов никогда не возникало.
Но недавно Майк Моррисон понял одну простую и неприятную истину: его четырнадцатилетний сын – на редкость противный субъект. За последние месяцы всем стало ясно, что Дэниел по горло сыт Джессикой и тем, что она целиком и полностью распоряжается его жизнью. У Дэниела появились собственные представления о том, что ему нужно, а благодаря Джессике, прежде потакавшей его капризам, он привык к моментальному исполнению всех своих желаний. Не раз и не два в их доме разгорались грандиозные скандалы, в результате которых Джессика заливалась слезами, а Дэниел уходил, хлопнув дверью, к себе в комнату, где и запирался в добровольной ссылке порой на несколько дней.
Но Майк переживал не из-за ссор, хоть они расстраивали и злили Джессику. У него тоже когда-то был переходный возраст, когда он регулярно устраивал бунты против родительского всевластия. Беспокоило Майка недавно зародившееся подозрение, переходящее в уверенность, что он понятия не имеет, чем набита голова его родного сына.
Он помнил, каково это – быть подростком. В четырнадцать лет его мало что заботило. Футбол – и по телику, и на настоящем поле; девчонки, выдуманные и настоящие; сравнение достоинств групп «Крим» и «Блайнд Фэйт»; страх, что ему придется еще очень долго ждать, прежде чем его пригласят на вечеринку с травкой и выпивкой. Майк рос вовсе не пай-мальчиком и надеялся, что собственное бунтарское прошлое и непохожесть на консервативных родителей помогут ему наладить отношения с сыном, когда тот станет подростком.
Как же он заблуждался! На все попытки отца поговорить Дэниел реагировал одинаково – пожимал плечами, презрительно усмехался и совершенно не желал его слушать. Отчаявшись, Майк неохотно признал, что даже не догадывается, о чем думает и чем живет его сын. Мечты и желания, страхи и фантазии, склонности и хобби Дэниела – все это оставалось для него тайной за семью печатями.
Майк мог только предполагать, как его сын проводит многие часы вне дома. Варианты, которые подбрасывало воображение, ему совсем не нравились, так что он решил вообще на этом не зацикливаться. Похоже, что Дэниела это полностью устраивало.
Кто бы мог подумать, что это полностью устраивало и убийцу Дэниела.
Иногда совещания лучше всего проводить в нерабочей обстановке. Кэрол, руководствуясь интуицией, всегда придерживалась этого правила, а недавно Тони подвел под ее поведение рациональную базу.
– Когда людей вырывают из привычной обстановки, общепринятая иерархия перестает работать. Человек чувствует себя не в своей тарелке и одновременно пытается показать, на что он способен, старается как-то выделиться. Потому на таких совещаниях люди проявляют больше смекалки и чаще выдвигают интересные предложения, без которых эффективная работа любой опергруппы невозможна. В такой четко структурированной организации, какой является наша полиция, поддерживать поток свежих мыслей и теорий очень трудно.
Для команды Кэрол результативность работы была особенно важна. Как подчеркнул Джеймс Блейк, элитные группы привлекают к себе гораздо более пристальное внимание, чем обычные подразделения. Самый простой способ обезоружить критиков – предлагать эффективные инновационные методики работы. Теперь на Кэрол и ее сотрудников давили сильнее, чем прежде, но она верила в них и знала, что они будут сражаться за команду так же яростно, как она сама. Потому и сидела сейчас в караоке-зале любимого тайского ресторана и выясняла, кто что будет пить.