Страница:
– Ну, меня ты уговорил. А им сам скажешь, или я должен?
– Давай ты, ладно? Избавь меня от такой напасти! Улыбка Джеко засияла как солнце, выглянувшее из-за грозовой тучи, полная чарующих обещаний, словно час перед первым свиданием. Эта улыбка запечатлялась в сознании его зрителей подобно родовой памяти. Женщины отдавались своим мужьям с большим энтузиазмом, когда перед их закрытыми глазами стоял притягательный взгляд и будто специально созданный для поцелуев рот Джеко. Девочки-подростки связывали с ним свои неопределенные сексуальные мечты. Пожилые дамы души в нем не чаяли и никогда не возлагали на него ответственность за приступы накатывавшей на них порой ничем не объяснимой грусти.
Мужчинам он нравился тоже, но не потому, что они считали его сексуальным. Мужчины любили Джеко Вэнса за то, что он, вопреки всему, был свой парень. Чемпион Великобритании, чемпион Содружества, чемпион Европы в метании копья, рекордсмен мира – у любимца спортивных новостей олимпийское золото, казалось, было уже в руках. А потом как-то вечером, возвращаясь со сборов в Гэйтсхеде, Джеко Вэнс на автомагистрали влетел в густую полосу тумана. И не он один.
В то утро во всех газетах появились сообщения, назывались цифры от двадцати семи до тридцати пяти – число машин, превратившихся в груду покореженного железа. И речь шла не о шести погибших.
Внимание всех приковал к себе героизм Джеко Вэнса, надежды британского спорта. Несмотря на многочисленные травмы, полученные во время столкновения, и три сломанных ребра, Джеко выбрался из остатков того, что прежде было его машиной, и спас двух детей с заднего сиденья другого автомобиля, спас за пару секунд до того, как автомобиль взлетел на воздух. Оттащив их на своих сильных плечах подальше от места аварии, он вернулся к покореженным обломкам и попытался высвободить водителя грузовика, зажатого между рулем и погнувшейся дверцей кабины…
Скрип металлических обломков перешел в пронзительный скрежет, неожиданно давление на кабину возросло, и крыша провалилась внутрь. Водителя не могло бы спасти даже чудо. Как и правую руку Джеко Вэнса, ту самую, которой он метал копье. Пожарным понадобилось три часа лихорадочных усилий, прежде чем они смогли вытащить его из-под железных обломков, превративших его руку в кусок мяса и раздробивших его кости в мелкие осколки. Хуже всего было то, что большую часть этого времени он пробыл в сознании. Спортсменов учат преодолевать болевой барьер.
О награждении его крестом святого Георгия стало известно на следующий день после того, как врачи приладили ему первый протез. Слабая компенсация за утрату мечты, на которой добрый десяток лет были сосредоточены его помыслы. Но горечь утраты не лишила его природной проницательности. Он уже имел случай убедиться, насколько переменчивы могут быть средства массовой информации. Воспоминание о том, какие заголовки появились в газетах, когда он упустил свою первую возможность завоевать европейское золото, до сих причиняло ему острую боль. «Джек-плюх»! И это был еще самый милосердный удар в сердце человека, которого они всего лишь накануне звали «Джеком-душкой».
Он понимал, что от славы нужно как можно скорее получать дивиденды, иначе очень быстро он превратится в очередного забытого героя, новоиспеченного кандидата в рубрику «Кто они сейчас?». Так что он кому-то позвонил, кого-то попросил, обновил знакомство с Биллом Ричи и в конце концов оказался на месте комментатора тех самых Олимпийских игр, на которых ему прочили пьедестал почета. Начало было положено. Одновременно он постарался упрочить свою репутацию неутомимого активиста благотворительности, человека, который никогда не позволит собственной известности встать между ним и людьми, нуждающимися в его помощи, – беднягами, кому не так повезло, как ему.
Сейчас он добился положения куда более устойчивого, чем у кого бы то ни было. Благодаря своему хорошо подвешенному языку и обаянию он очутился в первых рядах спортивных комментаторов, проложив себе дорогу решительно, но столь хитроумно, что многие его жертвы так до конца и не осознали, что им хладнокровно поставили подножку. Едва укрепившись на захваченной территории, он тут же взялся вести ток-шоу, на три года возглавившее рейтинг развлекательных программ. Когда на четвертый год оно спустилось на третье место, он без сожаления расстался с ним и начал вести «Встречи с Вэнсом».
Все должно было происходить как бы экспромтом. На самом деле появлению Джеко среди, выражаясь словами репортеров, «обычных людей, занятых своей повседневной жизнью», неизменно предшествовали те многочисленные приготовления, которыми встречают прибытие персоны королевских кровей, – разве что делалось это втихую. Иначе он привлекал бы толпы большие, чем члены оскандалившегося Виндзорского дома. Особенно если Вэнс появлялся вместе с женой. Но ему было мало и этого.
Кэрол купила кофе. Это было ее начальственной привилегией. Она подумала было не тратиться на шоколадное печенье, справедливо полагая, что участники совещания со старшим инспектором вряд ли осилят по три шоколадки «кит-кэт». Но решив, что ее могут неправильно понять, усмехнулась и раскошелилась. Она заботливо провела свою тщательно отобранную гвардию в укромный уголок, отгороженный от остального помещения кафе шеренгой синтетических пальм. Сержант Томми Тэйлор, констебль Ли Уайтбред и констебль Ди Эрншоу – в каждом из них Кэрол по достоинству оценила сообразительность и решительный настрой. Возможно, действительность ее разочарует, но в Центральном полицейском управлении Сифорда лучше них не было никого – за это Кэрол готова была поручиться.
– Не хочу даже пробовать делать вид, что пригласила вас просто так, для знакомства, чтобы мы могли получше узнать друг друга, – объявила она, раскладывая по трем тарелкам печенье. Ди Эрншоу смотрела на нее глазами, похожими на изюмины в пудинге, ненавидя начальницу за то, как элегантно смотрелась та в своем льняном пиджаке, помятом, как у обитательницы ночлежки, в то время как сама Эрншоу ухитрялась выглядеть неуклюжей даже в безупречно отглаженном костюме из фирменного магазина.
– Слава богу, – промолвил Томми, и его лицо медленно расплылось в улыбке. – А то я уже стал опасаться, не подфартило ли нам получить старшего инспектора, который не понимает важности чашечки крепкого «Тетли» для исправной работы управления.
В ответ Кэрол сухо улыбнулась:
– Я ведь к вам из Врэдфилда, помните?
– Именно это и внушало самые большие опасения, мэм, – отозвался Томми.
Ли, не сдержавшись, фыркнул, потом закашлялся и пробормотал:
– Прошу прощения, мэм.
– То ли еще будет, – почти ласково сказала Кэрол. – У меня есть задание для вас троих. С тех пор как я тут, я внимательно просматриваю все сводки о происшествиях, и мое внимание привлекло высокое число непонятных поджогов и необъяснимых случаев возгорания на нашей территории. За последний месяц в сводках значатся пять таких поджогов, когда же я устроила одну-другую официальную проверку, обнаружилось еще столько же непонятных пожаров.
– В портовом районе такое происходит сплошь и рядом, – сказал Томми, небрежно вздернув могучие плечи под видавшей виды шелковой рубахой, какие уже пару лет как вышли из моды.
– Да, я это учитываю, но тем не менее мне видится здесь нечто из ряда вон выходящее. Согласна, два, ну три небольших возгорания – обычное дело, но у меня сложилось впечатление, что тут имеет место кое-что посерьезней.
Кэрол нарочно не договаривала. Ей хотелось посмотреть, продолжит ли кто-то ее мысль.
– Хотите сказать, поджигатель? Да, мэм? – Это была Ди Эрншоу: голос ровный, но на лице чуть ли не презрение.
– Вот именно. Маньяк-поджигатель.
Воцарилась тишина. Кэрол подумала, что читает их мысли. Хотя подразделение Восточного Йоркшира только что сформировали, эти полицейские пахали здесь еще при прежнем руководстве. Они тут с пеленок, а она в городе новичок, выскочка, желающая пробиться наверх за их счет. И они не знали, соглашаться им или вставлять ей палки в колеса. Так или иначе, а она должна доказать им, что для них будет лучше держаться ее и двигаться дальше вместе.
– В его действиях чувствуется система, – сказала она. – Безлюдье, ранний час. Школы, мелкие фабрики, склады. Ни одного крупного объекта. Нигде не может оказаться сторожа. Но это довольно большие пожары. Все как один – серьезные возгорания. Нанесен немалый ущерб, и страховые компании наверняка обеспокоены.
– О том, что тут орудует поджигатель, и речи не было, – спокойно парировал Томми. – Обычно пожарные дают нам знать при малейшем подозрении.
– Или пожарные, или люди с улицы, – с набитым ртом поддержал его Ли. Это был уже второй его «кит-кэт».
«Печенье, три ложки сахара в кофе – и в то же время тощ, как борзая, – отметила про себя Кэрол. – Очень реактивен, за таким глаз да глаз».
– Считайте, что я привередничаю, но я предпочитаю самой определять, чем мне заниматься, не полагаясь на местных шлюх и пожарников, – с неудовольствием сказала Кэрол. – Поджог – это не детские игрушки. Как и убийство, он может иметь страшные последствия. И так же, как с убийством, здесь всегда масса возможных мотивов. Мошенничество, уничтожение улик, устранение конкурентов, месть и, как «логическое» следствие, заметание следов. А если зайти с другой, так сказать, извращенной стороны, то имеются такие, кто делает это из хулиганства или для сексуального удовлетворения. Как и серийные убийцы, они следуют некой внутренней логике, которую ошибочно полагают явной для остальных.
К счастью, маньяки-убийцы встречаются гораздо реже, чем маньяки-поджигатели. По мнению страховых компаний, в Великобритании четверть всех пожаров – это поджоги. Представляете, что было бы, если бы убийства составляли четверть от общего числа смертей?
У Тэйлора на лице ясно обозначилась скука. Ли Уайтбред смотрел на нее без всякого выражения, его рука замерла на полпути к пачке сигарет. Единственным человеком, захотевшим внести свою лепту в обсуждение, оказалась Ди Эрншоу.
– Я слышала, что число поджогов – один из показателей экономической стабильности. Чем больше поджогов в стране, тем хуже обстоят дела с экономикой. Тут кругом полно безработных, – смиренно произнесла она тоном человека, привыкшего, что к его мнению не прислушиваются.
– И мы не должны этого забывать, – кивнув, поддержала ее Кэрол. – Теперь о том, что я от вас хочу. Тщательный просмотр ежедневных отчетов, поступающих с участков в управление, и официальная проверка всего за последние шесть месяцев с целью выяснить, что тут у нас творится. Я хочу, чтобы вы заново опросили пострадавших и проверили, не окажется ли каких-нибудь явных совпадений, например общей страховой компании. Сами распределите все между собой. Моей задачей будет переговорить с начальником пожарной охраны, прежде чем мы все четверо снова соберемся… скажем, через три дня. Согласны? Отлично, У вас есть вопросы?
– С начальником пожарной охраны могла бы поговорить и я, мэм, – с готовностью предложила Ди Эрншоу. – Мне и раньше приходилось с ним встречаться.
– Спасибо за предложение, Ди, но лучше будет мне самой завести с ним знакомство пораньше.
Ди Эрншоу обиженно поджала губы, но ограничилась кивком.
– Вы хотите, чтобы мы забросили все другие дела? – спросил Томми.
Улыбка Кэрол была колкой, как ледяной шип. Нахалов она не жаловала.
– Да бросьте, сержант, – вздохнула она. – Я в курсе, сколько у вас дел. Я уже говорила, что приехала из Брэдфилда. Сифорд, может быть, и не самый большой город, но это не повод для нас работать со скоростью деревенских бобби.
Она встала, с удовлетворением отмечая замешательство на их лицах.
– Я приехала сюда не для ссор. Но, если будет нужно, могу и поссориться. Если вам кажется, что я заставляю вас работать, а сама ничего не делаю, последите за мной. Как бы вы ни выкладывались, я всегда буду делать не меньше вашего. Мне бы хотелось, чтобы мы стали единой командой. Но играть придется по моим правилам.
И она ушла. Томми Тэйлор в задумчивости поскреб подбородок:
– Вот как, значит, с нами заговорили. Ли, ты по-прежнему думаешь, что ее стоит трахнуть?
Ди Эрншоу скривила тонкие губы:
– Разве что тебе захочется петь фальцетом.
– Вряд ли вообще у нас тут будет время для пения, – подытожил Ли. – Кто -нибудь.претендует на последний «кит-кэт»?
Шэз потерла кулаками глаза и отвернулась от экрана. Она пришла рано, чтобы еще раз наскоро просмотреть, что им объясняли накануне. Обнаружив Тони уже сидящим за одним из компьютеров, Шэз обрадовалась неожиданной удаче. Судя по его виду, увидеть ее в дверях в самом начале восьмого было для него сюрпризом.
– А я-то думал, что я здесь единственный страдающий бессонницей трудоголик, – приветствовал он ее.
– У меня с компьютером плоховато, – угрюмо сказала она, пытаясь скрыть удовольствие от того, что он в полном ее распоряжении. – Чтобы не плестись в хвосте, мне всегда приходилось в два раза больше вкалывать, чем другим.
Брови Тони вскинулись. Не в обычае копов признаваться в своих слабостях посторонним. Или Шэз Боумен еще большая оригиналка, чем ему показалось вначале, или они наконец перестают видеть в нем чужака.
– Я считал, что все, кому еще нет тридцати, – компьютерные маги, – постарался он сгладить неловкость.
– Не хочу разочаровывать вас, но, когда раздавали волшебные палочки, я, наверное, оставалась за дверью, – отозвалась Шэз.
Она уселась перед экраном и закатала повыше рукава хлопчатобумажной кофточки.
– Сначала вспомнить пароль, – пробормотала она, прикидывая, что он должен теперь о ней думать.
За внешней невозмутимостью Шэз Боумен, попеременно овладевая ею, кипели и боролись две силы. С одной стороны, ее мучил постоянный страх неудачи, сводя на нет все, чем она обладала и чего ей удалось добиться. Когда она смотрела на себя в зеркало, то никогда не замечала своих достоинств – одни тонкие губы и лишенную определенности линию носа. Когда же ей случалось думать о своих свершениях, она видела одни только провалы, а также вершины, на которые не смогла подняться. Второй силой, уравновешивавшей первую, было ее честолюбие. С тех самых пор, как она научилась формулировать свои честолюбивые замыслы, заставлявшие ее двигаться вперед, они так или иначе восстанавливали ее веру в себя и не давали ранимости слишком сильно портить ей жизнь, превращая ее в моральную калеку. Когда же честолюбие грозило перерасти в презрение к окружающим, в решающую минуту являлся страх и в ней пробуждалось что-то человеческое.
Открытие особого подразделения настолько полно и совершенно совпало с ее самыми сокровенными мечтами, что она увидела в нем перст судьбы. Но это отнюдь не означало, что можно пустить дело на самотек. Долгосрочный план карьеры, разработанный Шэз, предполагал, что она должна быть в этом подразделении лучше всех. Одна из придуманных ею для достижения успеха тактик состояла в том, чтобы подобрать у Тони Хилла каждую крупицу знания, какую только ей удастся отыскать. Одновременно она собиралась пробить брешь в бастионах его сдержанности, чтобы, когда ей понадобится его помощь, он с радостью ей ее оказал. Ради осуществления этого плана – в первую очередь потому, что она боялась отстать и выставить себя на посмешище в группе, где все, она была уверена в этом, лучше нее, – она, никому не говоря, записывала на пленку все их занятия и потом каждую свободную минуту прослушивала их снова и снова. А теперь случай предоставил ей такую замечательную возможность.
И вот Шэз, нахмурившись, вперилась в экран, изучая длинный официальный отчет и сравнивая его детали с деталями других описаний преступлений, хранившихся в базе данных. Когда Тони поднялся со своего места, она краем уха уловила это слабое движение, но усилием воли заставила себя не отвлекаться. Меньше всего она хотела, чтобы он подумал, будто она старается втереться к нему в доверие.
Сосредоточенности, к которой она себя принудила, оказалось достаточно, чтобы, когда он вернулся, пройдя в дверь прямо за ее столом, не замечать его, пока подсознание не уловило слабый мужской запах, который она определила как принадлежащий ему. Ей понадобилось все самообладание, чтобы не выдать себя. Не оборачиваясь, она продолжала стучать по клавишам, когда в самом углу ее поля зрения показалась рука, держащая картонный стаканчик с кофе, накрытый булочкой, который он и поставил на стол рядом с ней.
– Не пора ли передохнуть?
Только тут она оторвалась от экрана и потерла глаза.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Не за что. Остались непонятные места? Если хотите, я мог бы вам объяснить.
И снова ей пришлось сдержаться. Не кидайся на его предложение, сказала она себе. Она не хотела пользоваться симпатией, которую испытывал к ней Тони Хилл, до того, как ей позарез понадобится помощь, а еще лучше – когда она и сама сможет в чем-то ему помочь.
– Дело не в том, что я не понимаю представленных доказательств, – сказала она, – просто я не очень этому доверяю.
Тони улыбнулся: ему нравилась ее упрямая неуступчивость.
– Уж не из тех ли вы, кому требуются доказательства, что два плюс два каждый раз будет четыре?
Быстро подавив вспышку радости оттого, что удалось его развеселить, Шэз взяла булочку и открыла кофе.
– Доказательства всегда были моей страстью. Иначе почему, как вы думаете, я пошла работать в полицию?
С понимающим видом Тони криво усмехнулся:
– Могу себе представить. А здесь вы устроили испытательный полигон.
– Да нет. Полигон уже существует без меня. Американцы давно этим занимаются, у них и учебники написаны, и кино снято. Нам понадобилась целая вечность, чтобы нагнать их. Все как всегда. Но и вы были в авангарде. Так что нам больше доказывать нечего.
Шэз впилась зубами в булочку и одобрительно кивнула, ощутив во рту вкус абрикосовой глазури.
– Напрасно вы так думаете, – мрачно обронил Тони, возвращаясь к своему столу. – Инерция еще даст о себе знать. Даже признать целесообразность работы психологов полиции удалось не сразу. А теперь вот газетчики, еще два года назад превозносившие нас до небес, вовсю кричат о наших неудачах. Они перехвалили нас, а сейчас обвиняют в том, что мы не оправдываем ожиданий, которые они же в первую очередь и внушили публике.
– Ну не знаю, – сказала Шэз. – По-моему, единственное, что помнят, так это ваш успех. Расследование, которое вы в прошлом году вели в Бредфилде. Психологический портрет был составлен четко. И когда наступила развязка, полиция точно знала, где искать.
Не обращая внимания на то, что лицо Тони вдруг окаменело, она с воодушевлением продолжала:
– Вы ведь планируете посвятить занятие разбору этого дела? Слухи до нас, конечно, доходили, но писали об этом мало, а сработано классно, хоть в учебник помещай!
– Это дело мы разбирать не будем, – сказал он без всякого выражения.
Шэз быстро взглянула на него и в ту же секунду поняла, что ее энтузиазм был неуместен. Осечка – да еще какая!
– Простите, – тихо сказала она, – я увлеклась и проявила бестактность. Не сообразила.
Тупая корова, мысленно обругала она себя. Если он прошел тогда курс терапии, – а после такого кошмара ему это, конечно, понадобилось, – то понятно, почему ему меньше всего хочется выкладывать подробности сгорающей от любопытства дуре, даже если это любопытство замаскировано под законный научный интерес.
– Вам не за что извиняться, Шэз, – голос Тони звучал устало. – Вы правы, это действительно ключевое расследование. Причина, почему мы не будем говорить о нем, чисто психологическая. Так что придется вам меня извинить. Может быть, когда-нибудь и вам попадется дело, которое оставит после себя похожий след. Ради вашего же блага надеюсь, что этого не случится.
Он посмотрел на булочку, как на что-то ненужное, и отложил ее в сторону. Видимо, если у него и был аппетит, то теперь пропал.
Шэз пожалела, что не может перемотать пленку, вернув разговор к той минуте, когда он поставил рядом с ней кофе, прежде чем была безвозвратно упущена возможность попытаться наладить с ним контакт.
– Честное слово, простите, доктор Хилл, – неизвестно зачем повторила она.
Он поднял глаза и выдавил из себя еле заметную улыбку:
– Право, Шэз, не стоит извиняться. А что, если мы навсегда забудем про «доктора Хилла»? Я думал предложить это еще вчера, но вылетело из головы. Я не хочу, чтобы здесь, как в школе, вы были бы классом, а я – учителем. Сейчас я возглавляю группу по той простой причине, что у меня уже есть кое-какой опыт. Пройдет совсем немного времени, и мы все начнем работать на равных, так что лишние барьеры нам ни к чему. Итак, отныне и впредь – «Тони». Идет?
– Согласна, Тони. – Шэз вслушалась в его голос, внимательно всмотрелась в его глаза и, убедившись, что он и в самом деле не сердится, проглотила остаток булочки и снова повернулась к экрану.
Пока он находился тут вместе с ней, это было невозможно, но в следующий раз, оставшись одна в компьютерном классе, она использует свой доступ в Интернет, чтобы поднять архивы и перечитать все, что писали в газетах о бредфилдском маньяке. В свое время Шэз уже читала большую часть этих материалов, но то было еще до ее знакомства с Тони Хиллом, сейчас же все иначе. Теперь у нее был особый интерес. Закончив, она будет знать о самом известном деле Тони Хилла столько, что сможет написать книгу. Книгу, которая по так и не понятной для нее причине осталась ненаписанной. В конце концов, она ведь сыщик, разве нет?
Кэрол Джордан вертела в руках хитроумную хромированную кофеварку – подарок брата Майкла, призванный придать уют ее новому сифордскому дому. Ей повезло больше, чем большинству пострадавших в период обвала цен на недвижимость. Она недолго искала покупателя на свою половину их общей с Майклом квартиры. Женщина-адвокат, с которой ее брат с некоторых пор делил постель, выразила такое горячее желание дать ей денег, чтобы она убралась оттуда, что у Кэрол возникли сомнения: неужели она даже больше, чем ей казалось, была у них в доме третьим лишним.
Теперь ей принадлежал этот приземистый каменный коттедж над самым устьем реки на холме напротив Сифорда. Дом, где она была единственной и полноправной хозяйкой. Или почти единственной, поправила она себя, почувствовав вдруг, как в ее ногу пониже колена ткнулась чья-то твердая голова.
– Ты прав, Нельсон, – сказала она, нагибаясь, чтобы почесать у черного кота за ушами. – Я знаю, что ты хочешь сказать.
Пока закипал кофе, она загребла миской кошачьего корма, повинуясь настойчивому мяуканью, за которым последовало энергичное чавканье, с которым Нельсон поедал свой завтрак. Она прошла в гостиную, из окна которой открывался прекрасный вид на устье реки, где в воздухе парила неправдоподобно легкая арка подвесного моста. Бросив взгляд на реку, окутанную туманом, в котором, казалось, без всякой опоры повис мост, она думала о своем предстоящем разговоре с начальником пожарной охраны. Высоко задрав хвост, в комнату вошел Нельсон. Кот немедленно вспрыгнул на подоконник, блаженно вытянулся и, выгнув шею, повернул голову назад, к Кэрол, требуя ласки. Кэрол погладила густую шерстку и произнесла:
– Это моя единственная возможность убедить того типа, что я кое-чего стою, Нельсон. Нужно, чтобы он был на моей стороне. Господи, ведь должен же хоть кто-то быть на моей стороне.
Как будто отвечая на ее слова, Нельсон лапой ударил ее по руке. Кэрол одним глотком допила оставшийся кофе и поднялась на ноги таким же легким движением, как ее кот. Одним из преимуществ графика ее новой работы, которое она скоро обнаружила, было то, что теперь она могла больше чем раз в месяц использовать свое членство в спортивном клубе. И это преимущество уже сказывалось в приятно окрепших мышцах и постройневшей фигуре. Было бы вдвойне приятно, имей она кого-нибудь, кто оценил бы ее фигуру, но занималась она не для этого. Занималась она для себя, потому что так чувствовала себя лучше. Она гордилась своим телом, наслаждаясь его силой и гибкостью.
Час спустя, обходя в обществе старшего пожарного Джима Пендлбери территорию центральной станции, она радовалась своей хорошей форме, пытаясь угнаться за местным длинноногим начальством.
– Вижу, дело у вас поставлено лучше некуда. Нам в полицейском управлении о таком только мечтать, – сказала Кэрол, когда они, наконец, добрались до его кабинета. – Вы просто обязаны рассказать, как это у вас получается.
– Нам столько раз урезали финансирование, что мы были буквально вынуждены оптимизировать все ресурсы, – ответил он. – Раньше у нас на каждой станции круглосуточно дежурил целый наряд штатных офицеров, но это, честно говоря, пустая трата денег. Я знаю, многие ребята были недовольны, но пару лет назад мы перешли на смешанный график дежурства штатных пожарных и почасовиков. Несколько месяцев потребовалось, чтобы утрясти штатное расписание, но в конце концоз мне как начальнику стало значительно легче.
На лице Кэрол отразилось разочарование.
– Для нас это, к сожалению, не подходит. Пендлбери пожал плечами:
– Мне трудно судить. Вы могли бы оставить часть сотрудников, чтобы справляться с ежедневной рутиной, а кроме них организовать ударную команду, которую использовали бы только в тех случаях, когда эти люди действительно были бы нужны.
– Давай ты, ладно? Избавь меня от такой напасти! Улыбка Джеко засияла как солнце, выглянувшее из-за грозовой тучи, полная чарующих обещаний, словно час перед первым свиданием. Эта улыбка запечатлялась в сознании его зрителей подобно родовой памяти. Женщины отдавались своим мужьям с большим энтузиазмом, когда перед их закрытыми глазами стоял притягательный взгляд и будто специально созданный для поцелуев рот Джеко. Девочки-подростки связывали с ним свои неопределенные сексуальные мечты. Пожилые дамы души в нем не чаяли и никогда не возлагали на него ответственность за приступы накатывавшей на них порой ничем не объяснимой грусти.
Мужчинам он нравился тоже, но не потому, что они считали его сексуальным. Мужчины любили Джеко Вэнса за то, что он, вопреки всему, был свой парень. Чемпион Великобритании, чемпион Содружества, чемпион Европы в метании копья, рекордсмен мира – у любимца спортивных новостей олимпийское золото, казалось, было уже в руках. А потом как-то вечером, возвращаясь со сборов в Гэйтсхеде, Джеко Вэнс на автомагистрали влетел в густую полосу тумана. И не он один.
В то утро во всех газетах появились сообщения, назывались цифры от двадцати семи до тридцати пяти – число машин, превратившихся в груду покореженного железа. И речь шла не о шести погибших.
Внимание всех приковал к себе героизм Джеко Вэнса, надежды британского спорта. Несмотря на многочисленные травмы, полученные во время столкновения, и три сломанных ребра, Джеко выбрался из остатков того, что прежде было его машиной, и спас двух детей с заднего сиденья другого автомобиля, спас за пару секунд до того, как автомобиль взлетел на воздух. Оттащив их на своих сильных плечах подальше от места аварии, он вернулся к покореженным обломкам и попытался высвободить водителя грузовика, зажатого между рулем и погнувшейся дверцей кабины…
Скрип металлических обломков перешел в пронзительный скрежет, неожиданно давление на кабину возросло, и крыша провалилась внутрь. Водителя не могло бы спасти даже чудо. Как и правую руку Джеко Вэнса, ту самую, которой он метал копье. Пожарным понадобилось три часа лихорадочных усилий, прежде чем они смогли вытащить его из-под железных обломков, превративших его руку в кусок мяса и раздробивших его кости в мелкие осколки. Хуже всего было то, что большую часть этого времени он пробыл в сознании. Спортсменов учат преодолевать болевой барьер.
О награждении его крестом святого Георгия стало известно на следующий день после того, как врачи приладили ему первый протез. Слабая компенсация за утрату мечты, на которой добрый десяток лет были сосредоточены его помыслы. Но горечь утраты не лишила его природной проницательности. Он уже имел случай убедиться, насколько переменчивы могут быть средства массовой информации. Воспоминание о том, какие заголовки появились в газетах, когда он упустил свою первую возможность завоевать европейское золото, до сих причиняло ему острую боль. «Джек-плюх»! И это был еще самый милосердный удар в сердце человека, которого они всего лишь накануне звали «Джеком-душкой».
Он понимал, что от славы нужно как можно скорее получать дивиденды, иначе очень быстро он превратится в очередного забытого героя, новоиспеченного кандидата в рубрику «Кто они сейчас?». Так что он кому-то позвонил, кого-то попросил, обновил знакомство с Биллом Ричи и в конце концов оказался на месте комментатора тех самых Олимпийских игр, на которых ему прочили пьедестал почета. Начало было положено. Одновременно он постарался упрочить свою репутацию неутомимого активиста благотворительности, человека, который никогда не позволит собственной известности встать между ним и людьми, нуждающимися в его помощи, – беднягами, кому не так повезло, как ему.
Сейчас он добился положения куда более устойчивого, чем у кого бы то ни было. Благодаря своему хорошо подвешенному языку и обаянию он очутился в первых рядах спортивных комментаторов, проложив себе дорогу решительно, но столь хитроумно, что многие его жертвы так до конца и не осознали, что им хладнокровно поставили подножку. Едва укрепившись на захваченной территории, он тут же взялся вести ток-шоу, на три года возглавившее рейтинг развлекательных программ. Когда на четвертый год оно спустилось на третье место, он без сожаления расстался с ним и начал вести «Встречи с Вэнсом».
Все должно было происходить как бы экспромтом. На самом деле появлению Джеко среди, выражаясь словами репортеров, «обычных людей, занятых своей повседневной жизнью», неизменно предшествовали те многочисленные приготовления, которыми встречают прибытие персоны королевских кровей, – разве что делалось это втихую. Иначе он привлекал бы толпы большие, чем члены оскандалившегося Виндзорского дома. Особенно если Вэнс появлялся вместе с женой. Но ему было мало и этого.
Кэрол купила кофе. Это было ее начальственной привилегией. Она подумала было не тратиться на шоколадное печенье, справедливо полагая, что участники совещания со старшим инспектором вряд ли осилят по три шоколадки «кит-кэт». Но решив, что ее могут неправильно понять, усмехнулась и раскошелилась. Она заботливо провела свою тщательно отобранную гвардию в укромный уголок, отгороженный от остального помещения кафе шеренгой синтетических пальм. Сержант Томми Тэйлор, констебль Ли Уайтбред и констебль Ди Эрншоу – в каждом из них Кэрол по достоинству оценила сообразительность и решительный настрой. Возможно, действительность ее разочарует, но в Центральном полицейском управлении Сифорда лучше них не было никого – за это Кэрол готова была поручиться.
– Не хочу даже пробовать делать вид, что пригласила вас просто так, для знакомства, чтобы мы могли получше узнать друг друга, – объявила она, раскладывая по трем тарелкам печенье. Ди Эрншоу смотрела на нее глазами, похожими на изюмины в пудинге, ненавидя начальницу за то, как элегантно смотрелась та в своем льняном пиджаке, помятом, как у обитательницы ночлежки, в то время как сама Эрншоу ухитрялась выглядеть неуклюжей даже в безупречно отглаженном костюме из фирменного магазина.
– Слава богу, – промолвил Томми, и его лицо медленно расплылось в улыбке. – А то я уже стал опасаться, не подфартило ли нам получить старшего инспектора, который не понимает важности чашечки крепкого «Тетли» для исправной работы управления.
В ответ Кэрол сухо улыбнулась:
– Я ведь к вам из Врэдфилда, помните?
– Именно это и внушало самые большие опасения, мэм, – отозвался Томми.
Ли, не сдержавшись, фыркнул, потом закашлялся и пробормотал:
– Прошу прощения, мэм.
– То ли еще будет, – почти ласково сказала Кэрол. – У меня есть задание для вас троих. С тех пор как я тут, я внимательно просматриваю все сводки о происшествиях, и мое внимание привлекло высокое число непонятных поджогов и необъяснимых случаев возгорания на нашей территории. За последний месяц в сводках значатся пять таких поджогов, когда же я устроила одну-другую официальную проверку, обнаружилось еще столько же непонятных пожаров.
– В портовом районе такое происходит сплошь и рядом, – сказал Томми, небрежно вздернув могучие плечи под видавшей виды шелковой рубахой, какие уже пару лет как вышли из моды.
– Да, я это учитываю, но тем не менее мне видится здесь нечто из ряда вон выходящее. Согласна, два, ну три небольших возгорания – обычное дело, но у меня сложилось впечатление, что тут имеет место кое-что посерьезней.
Кэрол нарочно не договаривала. Ей хотелось посмотреть, продолжит ли кто-то ее мысль.
– Хотите сказать, поджигатель? Да, мэм? – Это была Ди Эрншоу: голос ровный, но на лице чуть ли не презрение.
– Вот именно. Маньяк-поджигатель.
Воцарилась тишина. Кэрол подумала, что читает их мысли. Хотя подразделение Восточного Йоркшира только что сформировали, эти полицейские пахали здесь еще при прежнем руководстве. Они тут с пеленок, а она в городе новичок, выскочка, желающая пробиться наверх за их счет. И они не знали, соглашаться им или вставлять ей палки в колеса. Так или иначе, а она должна доказать им, что для них будет лучше держаться ее и двигаться дальше вместе.
– В его действиях чувствуется система, – сказала она. – Безлюдье, ранний час. Школы, мелкие фабрики, склады. Ни одного крупного объекта. Нигде не может оказаться сторожа. Но это довольно большие пожары. Все как один – серьезные возгорания. Нанесен немалый ущерб, и страховые компании наверняка обеспокоены.
– О том, что тут орудует поджигатель, и речи не было, – спокойно парировал Томми. – Обычно пожарные дают нам знать при малейшем подозрении.
– Или пожарные, или люди с улицы, – с набитым ртом поддержал его Ли. Это был уже второй его «кит-кэт».
«Печенье, три ложки сахара в кофе – и в то же время тощ, как борзая, – отметила про себя Кэрол. – Очень реактивен, за таким глаз да глаз».
– Считайте, что я привередничаю, но я предпочитаю самой определять, чем мне заниматься, не полагаясь на местных шлюх и пожарников, – с неудовольствием сказала Кэрол. – Поджог – это не детские игрушки. Как и убийство, он может иметь страшные последствия. И так же, как с убийством, здесь всегда масса возможных мотивов. Мошенничество, уничтожение улик, устранение конкурентов, месть и, как «логическое» следствие, заметание следов. А если зайти с другой, так сказать, извращенной стороны, то имеются такие, кто делает это из хулиганства или для сексуального удовлетворения. Как и серийные убийцы, они следуют некой внутренней логике, которую ошибочно полагают явной для остальных.
К счастью, маньяки-убийцы встречаются гораздо реже, чем маньяки-поджигатели. По мнению страховых компаний, в Великобритании четверть всех пожаров – это поджоги. Представляете, что было бы, если бы убийства составляли четверть от общего числа смертей?
У Тэйлора на лице ясно обозначилась скука. Ли Уайтбред смотрел на нее без всякого выражения, его рука замерла на полпути к пачке сигарет. Единственным человеком, захотевшим внести свою лепту в обсуждение, оказалась Ди Эрншоу.
– Я слышала, что число поджогов – один из показателей экономической стабильности. Чем больше поджогов в стране, тем хуже обстоят дела с экономикой. Тут кругом полно безработных, – смиренно произнесла она тоном человека, привыкшего, что к его мнению не прислушиваются.
– И мы не должны этого забывать, – кивнув, поддержала ее Кэрол. – Теперь о том, что я от вас хочу. Тщательный просмотр ежедневных отчетов, поступающих с участков в управление, и официальная проверка всего за последние шесть месяцев с целью выяснить, что тут у нас творится. Я хочу, чтобы вы заново опросили пострадавших и проверили, не окажется ли каких-нибудь явных совпадений, например общей страховой компании. Сами распределите все между собой. Моей задачей будет переговорить с начальником пожарной охраны, прежде чем мы все четверо снова соберемся… скажем, через три дня. Согласны? Отлично, У вас есть вопросы?
– С начальником пожарной охраны могла бы поговорить и я, мэм, – с готовностью предложила Ди Эрншоу. – Мне и раньше приходилось с ним встречаться.
– Спасибо за предложение, Ди, но лучше будет мне самой завести с ним знакомство пораньше.
Ди Эрншоу обиженно поджала губы, но ограничилась кивком.
– Вы хотите, чтобы мы забросили все другие дела? – спросил Томми.
Улыбка Кэрол была колкой, как ледяной шип. Нахалов она не жаловала.
– Да бросьте, сержант, – вздохнула она. – Я в курсе, сколько у вас дел. Я уже говорила, что приехала из Брэдфилда. Сифорд, может быть, и не самый большой город, но это не повод для нас работать со скоростью деревенских бобби.
Она встала, с удовлетворением отмечая замешательство на их лицах.
– Я приехала сюда не для ссор. Но, если будет нужно, могу и поссориться. Если вам кажется, что я заставляю вас работать, а сама ничего не делаю, последите за мной. Как бы вы ни выкладывались, я всегда буду делать не меньше вашего. Мне бы хотелось, чтобы мы стали единой командой. Но играть придется по моим правилам.
И она ушла. Томми Тэйлор в задумчивости поскреб подбородок:
– Вот как, значит, с нами заговорили. Ли, ты по-прежнему думаешь, что ее стоит трахнуть?
Ди Эрншоу скривила тонкие губы:
– Разве что тебе захочется петь фальцетом.
– Вряд ли вообще у нас тут будет время для пения, – подытожил Ли. – Кто -нибудь.претендует на последний «кит-кэт»?
Шэз потерла кулаками глаза и отвернулась от экрана. Она пришла рано, чтобы еще раз наскоро просмотреть, что им объясняли накануне. Обнаружив Тони уже сидящим за одним из компьютеров, Шэз обрадовалась неожиданной удаче. Судя по его виду, увидеть ее в дверях в самом начале восьмого было для него сюрпризом.
– А я-то думал, что я здесь единственный страдающий бессонницей трудоголик, – приветствовал он ее.
– У меня с компьютером плоховато, – угрюмо сказала она, пытаясь скрыть удовольствие от того, что он в полном ее распоряжении. – Чтобы не плестись в хвосте, мне всегда приходилось в два раза больше вкалывать, чем другим.
Брови Тони вскинулись. Не в обычае копов признаваться в своих слабостях посторонним. Или Шэз Боумен еще большая оригиналка, чем ему показалось вначале, или они наконец перестают видеть в нем чужака.
– Я считал, что все, кому еще нет тридцати, – компьютерные маги, – постарался он сгладить неловкость.
– Не хочу разочаровывать вас, но, когда раздавали волшебные палочки, я, наверное, оставалась за дверью, – отозвалась Шэз.
Она уселась перед экраном и закатала повыше рукава хлопчатобумажной кофточки.
– Сначала вспомнить пароль, – пробормотала она, прикидывая, что он должен теперь о ней думать.
За внешней невозмутимостью Шэз Боумен, попеременно овладевая ею, кипели и боролись две силы. С одной стороны, ее мучил постоянный страх неудачи, сводя на нет все, чем она обладала и чего ей удалось добиться. Когда она смотрела на себя в зеркало, то никогда не замечала своих достоинств – одни тонкие губы и лишенную определенности линию носа. Когда же ей случалось думать о своих свершениях, она видела одни только провалы, а также вершины, на которые не смогла подняться. Второй силой, уравновешивавшей первую, было ее честолюбие. С тех самых пор, как она научилась формулировать свои честолюбивые замыслы, заставлявшие ее двигаться вперед, они так или иначе восстанавливали ее веру в себя и не давали ранимости слишком сильно портить ей жизнь, превращая ее в моральную калеку. Когда же честолюбие грозило перерасти в презрение к окружающим, в решающую минуту являлся страх и в ней пробуждалось что-то человеческое.
Открытие особого подразделения настолько полно и совершенно совпало с ее самыми сокровенными мечтами, что она увидела в нем перст судьбы. Но это отнюдь не означало, что можно пустить дело на самотек. Долгосрочный план карьеры, разработанный Шэз, предполагал, что она должна быть в этом подразделении лучше всех. Одна из придуманных ею для достижения успеха тактик состояла в том, чтобы подобрать у Тони Хилла каждую крупицу знания, какую только ей удастся отыскать. Одновременно она собиралась пробить брешь в бастионах его сдержанности, чтобы, когда ей понадобится его помощь, он с радостью ей ее оказал. Ради осуществления этого плана – в первую очередь потому, что она боялась отстать и выставить себя на посмешище в группе, где все, она была уверена в этом, лучше нее, – она, никому не говоря, записывала на пленку все их занятия и потом каждую свободную минуту прослушивала их снова и снова. А теперь случай предоставил ей такую замечательную возможность.
И вот Шэз, нахмурившись, вперилась в экран, изучая длинный официальный отчет и сравнивая его детали с деталями других описаний преступлений, хранившихся в базе данных. Когда Тони поднялся со своего места, она краем уха уловила это слабое движение, но усилием воли заставила себя не отвлекаться. Меньше всего она хотела, чтобы он подумал, будто она старается втереться к нему в доверие.
Сосредоточенности, к которой она себя принудила, оказалось достаточно, чтобы, когда он вернулся, пройдя в дверь прямо за ее столом, не замечать его, пока подсознание не уловило слабый мужской запах, который она определила как принадлежащий ему. Ей понадобилось все самообладание, чтобы не выдать себя. Не оборачиваясь, она продолжала стучать по клавишам, когда в самом углу ее поля зрения показалась рука, держащая картонный стаканчик с кофе, накрытый булочкой, который он и поставил на стол рядом с ней.
– Не пора ли передохнуть?
Только тут она оторвалась от экрана и потерла глаза.
– Спасибо, – поблагодарила она.
– Не за что. Остались непонятные места? Если хотите, я мог бы вам объяснить.
И снова ей пришлось сдержаться. Не кидайся на его предложение, сказала она себе. Она не хотела пользоваться симпатией, которую испытывал к ней Тони Хилл, до того, как ей позарез понадобится помощь, а еще лучше – когда она и сама сможет в чем-то ему помочь.
– Дело не в том, что я не понимаю представленных доказательств, – сказала она, – просто я не очень этому доверяю.
Тони улыбнулся: ему нравилась ее упрямая неуступчивость.
– Уж не из тех ли вы, кому требуются доказательства, что два плюс два каждый раз будет четыре?
Быстро подавив вспышку радости оттого, что удалось его развеселить, Шэз взяла булочку и открыла кофе.
– Доказательства всегда были моей страстью. Иначе почему, как вы думаете, я пошла работать в полицию?
С понимающим видом Тони криво усмехнулся:
– Могу себе представить. А здесь вы устроили испытательный полигон.
– Да нет. Полигон уже существует без меня. Американцы давно этим занимаются, у них и учебники написаны, и кино снято. Нам понадобилась целая вечность, чтобы нагнать их. Все как всегда. Но и вы были в авангарде. Так что нам больше доказывать нечего.
Шэз впилась зубами в булочку и одобрительно кивнула, ощутив во рту вкус абрикосовой глазури.
– Напрасно вы так думаете, – мрачно обронил Тони, возвращаясь к своему столу. – Инерция еще даст о себе знать. Даже признать целесообразность работы психологов полиции удалось не сразу. А теперь вот газетчики, еще два года назад превозносившие нас до небес, вовсю кричат о наших неудачах. Они перехвалили нас, а сейчас обвиняют в том, что мы не оправдываем ожиданий, которые они же в первую очередь и внушили публике.
– Ну не знаю, – сказала Шэз. – По-моему, единственное, что помнят, так это ваш успех. Расследование, которое вы в прошлом году вели в Бредфилде. Психологический портрет был составлен четко. И когда наступила развязка, полиция точно знала, где искать.
Не обращая внимания на то, что лицо Тони вдруг окаменело, она с воодушевлением продолжала:
– Вы ведь планируете посвятить занятие разбору этого дела? Слухи до нас, конечно, доходили, но писали об этом мало, а сработано классно, хоть в учебник помещай!
– Это дело мы разбирать не будем, – сказал он без всякого выражения.
Шэз быстро взглянула на него и в ту же секунду поняла, что ее энтузиазм был неуместен. Осечка – да еще какая!
– Простите, – тихо сказала она, – я увлеклась и проявила бестактность. Не сообразила.
Тупая корова, мысленно обругала она себя. Если он прошел тогда курс терапии, – а после такого кошмара ему это, конечно, понадобилось, – то понятно, почему ему меньше всего хочется выкладывать подробности сгорающей от любопытства дуре, даже если это любопытство замаскировано под законный научный интерес.
– Вам не за что извиняться, Шэз, – голос Тони звучал устало. – Вы правы, это действительно ключевое расследование. Причина, почему мы не будем говорить о нем, чисто психологическая. Так что придется вам меня извинить. Может быть, когда-нибудь и вам попадется дело, которое оставит после себя похожий след. Ради вашего же блага надеюсь, что этого не случится.
Он посмотрел на булочку, как на что-то ненужное, и отложил ее в сторону. Видимо, если у него и был аппетит, то теперь пропал.
Шэз пожалела, что не может перемотать пленку, вернув разговор к той минуте, когда он поставил рядом с ней кофе, прежде чем была безвозвратно упущена возможность попытаться наладить с ним контакт.
– Честное слово, простите, доктор Хилл, – неизвестно зачем повторила она.
Он поднял глаза и выдавил из себя еле заметную улыбку:
– Право, Шэз, не стоит извиняться. А что, если мы навсегда забудем про «доктора Хилла»? Я думал предложить это еще вчера, но вылетело из головы. Я не хочу, чтобы здесь, как в школе, вы были бы классом, а я – учителем. Сейчас я возглавляю группу по той простой причине, что у меня уже есть кое-какой опыт. Пройдет совсем немного времени, и мы все начнем работать на равных, так что лишние барьеры нам ни к чему. Итак, отныне и впредь – «Тони». Идет?
– Согласна, Тони. – Шэз вслушалась в его голос, внимательно всмотрелась в его глаза и, убедившись, что он и в самом деле не сердится, проглотила остаток булочки и снова повернулась к экрану.
Пока он находился тут вместе с ней, это было невозможно, но в следующий раз, оставшись одна в компьютерном классе, она использует свой доступ в Интернет, чтобы поднять архивы и перечитать все, что писали в газетах о бредфилдском маньяке. В свое время Шэз уже читала большую часть этих материалов, но то было еще до ее знакомства с Тони Хиллом, сейчас же все иначе. Теперь у нее был особый интерес. Закончив, она будет знать о самом известном деле Тони Хилла столько, что сможет написать книгу. Книгу, которая по так и не понятной для нее причине осталась ненаписанной. В конце концов, она ведь сыщик, разве нет?
Кэрол Джордан вертела в руках хитроумную хромированную кофеварку – подарок брата Майкла, призванный придать уют ее новому сифордскому дому. Ей повезло больше, чем большинству пострадавших в период обвала цен на недвижимость. Она недолго искала покупателя на свою половину их общей с Майклом квартиры. Женщина-адвокат, с которой ее брат с некоторых пор делил постель, выразила такое горячее желание дать ей денег, чтобы она убралась оттуда, что у Кэрол возникли сомнения: неужели она даже больше, чем ей казалось, была у них в доме третьим лишним.
Теперь ей принадлежал этот приземистый каменный коттедж над самым устьем реки на холме напротив Сифорда. Дом, где она была единственной и полноправной хозяйкой. Или почти единственной, поправила она себя, почувствовав вдруг, как в ее ногу пониже колена ткнулась чья-то твердая голова.
– Ты прав, Нельсон, – сказала она, нагибаясь, чтобы почесать у черного кота за ушами. – Я знаю, что ты хочешь сказать.
Пока закипал кофе, она загребла миской кошачьего корма, повинуясь настойчивому мяуканью, за которым последовало энергичное чавканье, с которым Нельсон поедал свой завтрак. Она прошла в гостиную, из окна которой открывался прекрасный вид на устье реки, где в воздухе парила неправдоподобно легкая арка подвесного моста. Бросив взгляд на реку, окутанную туманом, в котором, казалось, без всякой опоры повис мост, она думала о своем предстоящем разговоре с начальником пожарной охраны. Высоко задрав хвост, в комнату вошел Нельсон. Кот немедленно вспрыгнул на подоконник, блаженно вытянулся и, выгнув шею, повернул голову назад, к Кэрол, требуя ласки. Кэрол погладила густую шерстку и произнесла:
– Это моя единственная возможность убедить того типа, что я кое-чего стою, Нельсон. Нужно, чтобы он был на моей стороне. Господи, ведь должен же хоть кто-то быть на моей стороне.
Как будто отвечая на ее слова, Нельсон лапой ударил ее по руке. Кэрол одним глотком допила оставшийся кофе и поднялась на ноги таким же легким движением, как ее кот. Одним из преимуществ графика ее новой работы, которое она скоро обнаружила, было то, что теперь она могла больше чем раз в месяц использовать свое членство в спортивном клубе. И это преимущество уже сказывалось в приятно окрепших мышцах и постройневшей фигуре. Было бы вдвойне приятно, имей она кого-нибудь, кто оценил бы ее фигуру, но занималась она не для этого. Занималась она для себя, потому что так чувствовала себя лучше. Она гордилась своим телом, наслаждаясь его силой и гибкостью.
Час спустя, обходя в обществе старшего пожарного Джима Пендлбери территорию центральной станции, она радовалась своей хорошей форме, пытаясь угнаться за местным длинноногим начальством.
– Вижу, дело у вас поставлено лучше некуда. Нам в полицейском управлении о таком только мечтать, – сказала Кэрол, когда они, наконец, добрались до его кабинета. – Вы просто обязаны рассказать, как это у вас получается.
– Нам столько раз урезали финансирование, что мы были буквально вынуждены оптимизировать все ресурсы, – ответил он. – Раньше у нас на каждой станции круглосуточно дежурил целый наряд штатных офицеров, но это, честно говоря, пустая трата денег. Я знаю, многие ребята были недовольны, но пару лет назад мы перешли на смешанный график дежурства штатных пожарных и почасовиков. Несколько месяцев потребовалось, чтобы утрясти штатное расписание, но в конце концоз мне как начальнику стало значительно легче.
На лице Кэрол отразилось разочарование.
– Для нас это, к сожалению, не подходит. Пендлбери пожал плечами:
– Мне трудно судить. Вы могли бы оставить часть сотрудников, чтобы справляться с ежедневной рутиной, а кроме них организовать ударную команду, которую использовали бы только в тех случаях, когда эти люди действительно были бы нужны.