Глава 24
Зазвонил телефон, и Флетч, еще окончательно не проснувшись, спрыгнул с кровати и пересек комнату.
— Слушаю.
— Флетч? — Марти Саттерли уже мог выдавать информацию.
— Доброе утро, Марти, — Флетч сел на стул у телефонного столика. — Который нынче час в Нью-Йорке? За окном только забрезжил рассвет.
— Четверть шестого утра.
— Здесь, должно быть, столько же, — Мокси не лежала в его постели. Она решила провести ночь в гамаке на балконе. — Что-нибудь выяснили?
— Не так много, как могли, если бы нам не помешали. Час тому назад в контору Питермана заявилась полиция и потребовала все бухгалтерские книги со счетами мисс Муни. Нас же вежливо, но твердо попросили удалиться.
— Какие шустрики. Ты показал им разрешение Мокси?
— Разумеется. Я же не хотел, чтобы меня приняли за взломщика. Но их бумагу подписала более высокая инстанция.
— То есть их клочок бумаги побил твой?
— Их бумагу подписал судья. Мою — кинозвезда.
— Ты хочешь сказать мне, что все в порядке, и Мокси лишь приснился плохой сон?
— Фильм «Желтая орхидея». Это название тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— «В постели Рамона»?
— Нет.
— «Без двадцати двенадцать»?
— Тоже нет.
— «Безумие летней ночи»?
— Разумеется, говорит. В нем снимается Мокси.
— Его действительно снимают?
— Сейчас вроде бы нет. Но снимали.
— «Сад скульптур»?
— Нет.
— Их все финансирует компания «Джампинг коу продакшн».
— И что из этого?
— А единственный владелец этой «Прыгающей коровы» — мисс Мерилин Муни.
— Святая корова!
— А исполнительный директор и казначей — ныне покойный Стивен Питерман.
— Давай вернемся чуть назад Марти. «Джампинг коу продакшн» принадлежит Мокси?
— На все сто процентов.
— Боюсь, Мокси об этом понятия не имеет. Она говорит о «Джампинг коу» только в третьем лице. «Они», «их». Насколько я понимаю, она ждет, пока кто-то из «Джампинг коу» не примет решения продолжать съемки «Безумия летней ночи» или нет.
— Решение может принять только она.
— Однако!
— Ты, конечно, можешь говорить, что она ничего не знает, но ее подпись красуется во всех положенных местах. Заявка на регистрацию компании в штате Делавер[37], договоры о займах…
— Расскажи мне об этих договорах, Марти.
— Всего я тебе рассказать не могу. Помешала полиция. Мы лишь смогли узнать, что под эти фильмы занимались огромные суммы денег. Миллионы долларов. Доказательств, что фильмы эти существуют, хотя бы в форме сценариев, мы не нашли. За исключением «Безумия летней ночи». Однако этот фильм располагает на удивление скромным бюджетом. Деньги брались в швейцарских, колумбийских и боливийских банках. Часть займов использовалась, чтобы оплатить другие займы, взятые ранее, в Гондурасе, Мексике, на Багамских островах. Все как следует запутано. По некоторым займам нет сроков возвращения денег. По другим, уже возвращенным, нет документов, подтверждающих, что сами займы были-таки получены.
Флетч подтянул колени к груди, а ступни поставил на стул. Стало чуть теплее.
— И все это делалось под знаменем «Джампинг коу продакшн»?
— Нет. Масса денег бралась лично Мокси.
— Это плохо.
— И я того же мнения.
— Марти, а каково положение в целом? Она с прибылью, по нулям или в долгах?
— Ты, похоже, меня не слушал. Миллионы долларов, переведенные на ее имя или компании «Джампинг коу продакшн», испарились, как дым.
— Их украли?
— Они исчезли.
— То есть, она в долгах.
— Если коротко, то да. Так что, если ты искал мотив для убийства, то он перед тобой.
— Я, в общем-то, его и не искал.
— Даже не представляю себе, как она сможет выкрутиться. Несмотря на то, что она еще совсем молоденькая. Пропали миллионы. Разумеется, если бы нам позволили посидеть над бухгалтерскими книгами еще недели три, часть мы бы отыскали.
— Разве она не может объявить себя банкротом?
— Я же говорю не о деньгах, Флетч. От ее имени велись малопонятные финансовые операции. Я не успел достаточно полно ознакомиться с документами, чтобы воспользоваться термином «подлог».
— Ну и ну!
— А еще налоги. Она же их практически не платила. Минимальные взносы, максимальные отсрочки. Она перечисляла Департаменту налогов и сборов какие-то гроши, не имеющие ничего общего с ее доходами.
— Тюрьма!
— Пожалуй, на ее месте, я бы не звал гостей на новогоднюю вечеринку.
— Но она ничего этого не делала. Ни о чем не имела ни малейшего понятия.
— Все делалось от ее имени. И везде стоит ее подпись.
— Марта, а как обстоят дела с ее личной собственностью?
— У нее кооперативная квартира в Нью-Йорке, заложенная и перезаложенная. Очень дорогое поместье в Малибу, также заложенное. Какие-то странные манипуляции с акциями. Она покупала их по пятьдесят-шестьдесят долларов за штуку, а продавала по двенадцать-шестнадцать.
— Всегда?
— За редким исключением.
— Уменьшение общей суммы налога? Может, Питерман таким образом пытался уменьшить ее доходы?
— Доходы он уменьшал. Да еще как. Почему-то она вкладывала деньги в акции зарубежных компаний, о которых никто не слышал. К примеру, в сеть пекарен в Гватемале.
— Наверное, эти пекарни приносили большую прибыль.
— Мексиканская компания грузоперевозок. Ресторан в Каракасе, столице Венесуэлы.
— Caramba!
— Странные пристрастия у твоей подруги. В этой стране она деньги не вкладывала. Если не считать ферму по разведению лошадей в Окале, штат Флорида. Половина фермы принадлежит ей.
— Правда? — изумился Флетч. — А я — то думал, что ее хозяин — Тед Стилл. Кстати, приятель Питермана. Я встретился со Стиллом на квартире Мокси в Нью-Йорке. Питерман нас и познакомил.
— Твоя подруга немало заплатила за перевозку скаковых лошадей из Флориды в Венесуэлу и обратно.
— Но, Марта, Мокси не знает, кто такой Тед Стилл. Она никогда не слышала этого имени. Мы сейчас в его доме.
— Мир тесен.
— Даже я вложил кое-какие деньги в скаковых лошадей этого пройдохи.
— Может мне следует взглянуть и в твои бухгалтерские книги.
— Может, и стоит, но не сейчас Марта, что все это значит?
— Не знаю. Я не успел вникнуть во все подробности. Но с первого взгляда нет ни малейшего сомнения в том, что у Мокси Муни был мотив для убийства Стива Питермана.
— К этому выводу придет и полиция, так?
— Полагаю, что да.
— Марта, все эти манипуляции с деньгами могли принести Мокси какую-то прибыль?
— Не знаю.
— Разве из этих документов не видно, что она — жертва обмана.
Марта Саттерли задумался.
— Предполагается, Флетч, что человек, пускающийся в рискованные финансовые операции, рассчитывает на прибыль.
— Но, Марта, здесь же одни убытки!
— Обычно так и случается с теми, кто рискует. Они чаще всего проигрывают. Так что убытки, Флетч, еще не доказательство добродетели.
— Кошмар.
— А кроме того, раз уж ты обратился ко мне за советом, я должен обратить твое внимание и на такой вариант. Вполне возможно, что твоя подруга, Мокси Муни, лгала тебе от начала и до конца.
— Для этого надо быть превосходным лжецом.
— А кто такой хороший актер, как не лжец?
— Перестань, Марта.
— Подумай об этом, Флетч. Мне-то не судить твою подругу. А вот кому-то придется. Вполне возможно, что она участвовала в этой игре вместе с Питерманом, а убила его, лишь узнав, что он обманывал и ее. Я же, на основе имеющейся у меня, естественно, неполной информации могу сказать только одно: твоя подруга, Мокси Муни, или виновна во всем, или очень уж глупа.
— Она просто попала в беду.
— И она это знает, не правда ли?
— Почему ты так ставишь вопрос?
— А с чего еще ей просить меня заглянуть в бухгалтерские книги Питермана?
— Мокси — убийца. Такое просто не укладывается в голове.
Марта Саттерли вздохнул.
— Я уверен, что едва ли не у каждого убийцы где-нибудь да найдется близкий друг.
— Слушаю.
— Флетч? — Марти Саттерли уже мог выдавать информацию.
— Доброе утро, Марти, — Флетч сел на стул у телефонного столика. — Который нынче час в Нью-Йорке? За окном только забрезжил рассвет.
— Четверть шестого утра.
— Здесь, должно быть, столько же, — Мокси не лежала в его постели. Она решила провести ночь в гамаке на балконе. — Что-нибудь выяснили?
— Не так много, как могли, если бы нам не помешали. Час тому назад в контору Питермана заявилась полиция и потребовала все бухгалтерские книги со счетами мисс Муни. Нас же вежливо, но твердо попросили удалиться.
— Какие шустрики. Ты показал им разрешение Мокси?
— Разумеется. Я же не хотел, чтобы меня приняли за взломщика. Но их бумагу подписала более высокая инстанция.
— То есть их клочок бумаги побил твой?
— Их бумагу подписал судья. Мою — кинозвезда.
— Ты хочешь сказать мне, что все в порядке, и Мокси лишь приснился плохой сон?
— Фильм «Желтая орхидея». Это название тебе что-нибудь говорит?
— Нет.
— «В постели Рамона»?
— Нет.
— «Без двадцати двенадцать»?
— Тоже нет.
— «Безумие летней ночи»?
— Разумеется, говорит. В нем снимается Мокси.
— Его действительно снимают?
— Сейчас вроде бы нет. Но снимали.
— «Сад скульптур»?
— Нет.
— Их все финансирует компания «Джампинг коу продакшн».
— И что из этого?
— А единственный владелец этой «Прыгающей коровы» — мисс Мерилин Муни.
— Святая корова!
— А исполнительный директор и казначей — ныне покойный Стивен Питерман.
— Давай вернемся чуть назад Марти. «Джампинг коу продакшн» принадлежит Мокси?
— На все сто процентов.
— Боюсь, Мокси об этом понятия не имеет. Она говорит о «Джампинг коу» только в третьем лице. «Они», «их». Насколько я понимаю, она ждет, пока кто-то из «Джампинг коу» не примет решения продолжать съемки «Безумия летней ночи» или нет.
— Решение может принять только она.
— Однако!
— Ты, конечно, можешь говорить, что она ничего не знает, но ее подпись красуется во всех положенных местах. Заявка на регистрацию компании в штате Делавер[37], договоры о займах…
— Расскажи мне об этих договорах, Марти.
— Всего я тебе рассказать не могу. Помешала полиция. Мы лишь смогли узнать, что под эти фильмы занимались огромные суммы денег. Миллионы долларов. Доказательств, что фильмы эти существуют, хотя бы в форме сценариев, мы не нашли. За исключением «Безумия летней ночи». Однако этот фильм располагает на удивление скромным бюджетом. Деньги брались в швейцарских, колумбийских и боливийских банках. Часть займов использовалась, чтобы оплатить другие займы, взятые ранее, в Гондурасе, Мексике, на Багамских островах. Все как следует запутано. По некоторым займам нет сроков возвращения денег. По другим, уже возвращенным, нет документов, подтверждающих, что сами займы были-таки получены.
Флетч подтянул колени к груди, а ступни поставил на стул. Стало чуть теплее.
— И все это делалось под знаменем «Джампинг коу продакшн»?
— Нет. Масса денег бралась лично Мокси.
— Это плохо.
— И я того же мнения.
— Марти, а каково положение в целом? Она с прибылью, по нулям или в долгах?
— Ты, похоже, меня не слушал. Миллионы долларов, переведенные на ее имя или компании «Джампинг коу продакшн», испарились, как дым.
— Их украли?
— Они исчезли.
— То есть, она в долгах.
— Если коротко, то да. Так что, если ты искал мотив для убийства, то он перед тобой.
— Я, в общем-то, его и не искал.
— Даже не представляю себе, как она сможет выкрутиться. Несмотря на то, что она еще совсем молоденькая. Пропали миллионы. Разумеется, если бы нам позволили посидеть над бухгалтерскими книгами еще недели три, часть мы бы отыскали.
— Разве она не может объявить себя банкротом?
— Я же говорю не о деньгах, Флетч. От ее имени велись малопонятные финансовые операции. Я не успел достаточно полно ознакомиться с документами, чтобы воспользоваться термином «подлог».
— Ну и ну!
— А еще налоги. Она же их практически не платила. Минимальные взносы, максимальные отсрочки. Она перечисляла Департаменту налогов и сборов какие-то гроши, не имеющие ничего общего с ее доходами.
— Тюрьма!
— Пожалуй, на ее месте, я бы не звал гостей на новогоднюю вечеринку.
— Но она ничего этого не делала. Ни о чем не имела ни малейшего понятия.
— Все делалось от ее имени. И везде стоит ее подпись.
— Марта, а как обстоят дела с ее личной собственностью?
— У нее кооперативная квартира в Нью-Йорке, заложенная и перезаложенная. Очень дорогое поместье в Малибу, также заложенное. Какие-то странные манипуляции с акциями. Она покупала их по пятьдесят-шестьдесят долларов за штуку, а продавала по двенадцать-шестнадцать.
— Всегда?
— За редким исключением.
— Уменьшение общей суммы налога? Может, Питерман таким образом пытался уменьшить ее доходы?
— Доходы он уменьшал. Да еще как. Почему-то она вкладывала деньги в акции зарубежных компаний, о которых никто не слышал. К примеру, в сеть пекарен в Гватемале.
— Наверное, эти пекарни приносили большую прибыль.
— Мексиканская компания грузоперевозок. Ресторан в Каракасе, столице Венесуэлы.
— Caramba!
— Странные пристрастия у твоей подруги. В этой стране она деньги не вкладывала. Если не считать ферму по разведению лошадей в Окале, штат Флорида. Половина фермы принадлежит ей.
— Правда? — изумился Флетч. — А я — то думал, что ее хозяин — Тед Стилл. Кстати, приятель Питермана. Я встретился со Стиллом на квартире Мокси в Нью-Йорке. Питерман нас и познакомил.
— Твоя подруга немало заплатила за перевозку скаковых лошадей из Флориды в Венесуэлу и обратно.
— Но, Марта, Мокси не знает, кто такой Тед Стилл. Она никогда не слышала этого имени. Мы сейчас в его доме.
— Мир тесен.
— Даже я вложил кое-какие деньги в скаковых лошадей этого пройдохи.
— Может мне следует взглянуть и в твои бухгалтерские книги.
— Может, и стоит, но не сейчас Марта, что все это значит?
— Не знаю. Я не успел вникнуть во все подробности. Но с первого взгляда нет ни малейшего сомнения в том, что у Мокси Муни был мотив для убийства Стива Питермана.
— К этому выводу придет и полиция, так?
— Полагаю, что да.
— Марта, все эти манипуляции с деньгами могли принести Мокси какую-то прибыль?
— Не знаю.
— Разве из этих документов не видно, что она — жертва обмана.
Марта Саттерли задумался.
— Предполагается, Флетч, что человек, пускающийся в рискованные финансовые операции, рассчитывает на прибыль.
— Но, Марта, здесь же одни убытки!
— Обычно так и случается с теми, кто рискует. Они чаще всего проигрывают. Так что убытки, Флетч, еще не доказательство добродетели.
— Кошмар.
— А кроме того, раз уж ты обратился ко мне за советом, я должен обратить твое внимание и на такой вариант. Вполне возможно, что твоя подруга, Мокси Муни, лгала тебе от начала и до конца.
— Для этого надо быть превосходным лжецом.
— А кто такой хороший актер, как не лжец?
— Перестань, Марта.
— Подумай об этом, Флетч. Мне-то не судить твою подругу. А вот кому-то придется. Вполне возможно, что она участвовала в этой игре вместе с Питерманом, а убила его, лишь узнав, что он обманывал и ее. Я же, на основе имеющейся у меня, естественно, неполной информации могу сказать только одно: твоя подруга, Мокси Муни, или виновна во всем, или очень уж глупа.
— Она просто попала в беду.
— И она это знает, не правда ли?
— Почему ты так ставишь вопрос?
— А с чего еще ей просить меня заглянуть в бухгалтерские книги Питермана?
— Мокси — убийца. Такое просто не укладывается в голове.
Марта Саттерли вздохнул.
— Я уверен, что едва ли не у каждого убийцы где-нибудь да найдется близкий друг.
Глава 25
— Похоже, ты не выспался, — Мокси смотрела на него с гамака, висящего на балконе второго этажа Голубого дома.
— Да, спал я неважно, — признал Флетч.
Без четверти шесть он уже лежал в постели, но заснуть так и не смог. Вслушивался в тишину дома, и поднялся в половине девятого, когда пришли Лопесы. С улицы доносилось шуршание шин проезжающих грузовиков и автобусов, изредка — визг тормозов. Мокси потянулась, зевнула.
— Думаю, сегодня неплохо поплавать под парусом, — добавил Флетч. — Мы можем взять напрокат катамаран.
— Отличная идея.
Тут раздался звон разбившегося стекла. На улице перед домом поднялся крик.
— Оставайся здесь, — бросил Флетч Мокси, а сам обогнул угол, благо балкон окольцовывал дом.
Там он столкнулся с Джерри и Стеллой Литтлфорд. Они смотрели на улицу. При появлении Флетча повернулись к нему. На их лицах отражались изумление, боль, горечь, замешательство. Они промолчали.
У тротуара перед Голубым домом стояли два старых школьных автобуса, три грузовика для перевозки скота, несколько микроавтобусов, пять или шесть допотопных автомобилей. На каждом автобусе под окнами чернела надпись: СПАСЕМ АМЕРИКУ.
Люди, приехавшие на этих колымагах, толпились между ними и Голубым домом. Некоторые были одеты в длинные белые балахоны, с прорезями для глаз в капюшонах. Другие — в коричневые рубашки и брюки, дополненные черными сапогами, галстуками и нарукавными повязками с красной свастикой. Мужчин сопровождали женщины в простеньких, из хлопчатобумажной ткани, платьях и дети.
— Посмотрите на детей, — воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.
— Полагаю, речь идет обо мне, — процедил Джерри Литтлфорд.
— Нет, — покачала головой Стелла. — Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.
Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.
— Должно быть, эти люди ехали всю ночь, — заметил Флетч.
— Это не люди, — отрезала Мокси.
С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.
Флетч повернулся к Мокси.
— Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.
— Психи, глупцы, трусы, — фыркнула Мокси.
Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.
— Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет… они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны…
Мокси хихикнула.
— Странная, однако, ситуация.
Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:
«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».
Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.
— …земля свободы…
Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.
Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.
Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.
Флетч коснулся локтя Мокси.
— Пошли.
— Куда?
— Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.
На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.
— Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей…
— Больные люди, — покачала головой Мокси.
Лопес встретил их в холле. В белом пиджаке, белых брюках.
— Мистер Флетчер, звонит мистер Стилл. Обещает уволить меня, если я не подзову вас к телефону.
Из столовой, с чашечкой кофе, вышел Сай Коллер.
— Мы — участники международного заговора? — спросил он Мокси.
— Брось им сценарий, Сай, — ответила Мокси. — Пусть они убедятся сами, сколь он плох.
— Если б Питермана не убили, я бы подумал, что за всем этим спектаклем стоит он. Ради рекламы продюсеры готовы на все.
— Вы сказали Стиллу о том, что творится на улице? — спросил Флетч Лопеса.
Оттуда доносились завывание сирен и истерические крики.
— Нет.
По коридору Флетч прошел в биллиардную, затем — в кабинет.
Снял трубку, поднес к уху.
— Доброе утро, Тед. У нас прекрасная погода. Собираемся вот поплавать под парусом.
— А почему я слышал сирены?
— Сирены?
— Да, да. Полицейские сирены. Пока ты не взял трубку.
— Не может быть.
— И людские крики. Почему кричат?
— Скорее всего, помехи на линии.
— Что у вас происходит, Флетч?
— Мы как раз садились за стол, чтобы позавтракать.
Разбилось еще одно стекло.
— А это что такое? — спросил Тед Стилл.
— О чем вы?
— Какой-то резкий звук. Словно разбилось стекло.
— У вас не в порядке телефон.
— Такое впечатление что кто-то хочет разгромить мой дом.
— Подергайте лучше за провод. Возможно, помехи исчезнут.
— Флетчер, я же просил тебя убраться из моего дома. Вместе со всей честной компанией.
— Да, вы просили, Тед.
— А ты все еще там.
— Отдыхаю в мире и покое.
— В утреннем выпуске новостей сообщили, что ты все еще в Голубом доме.
— Кстати, Тед. В какое время увозят мусор? Вдруг Лопес забудет выставить мешки.
— Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома ко всем чертям! — прокричал Стилл.
— Успокойся, Тед. Стоит ли так волноваться из-за помех на линии.
— Хорошо, Флетчер. Я приеду сам. С дробовиком. И если к тому времени ты не уберешься…
— Между прочим, Тед, вы никогда не говорили мне, что половина вашего ранчо принадлежит Мокси Муни.
На другом конце провода воцарилась тишина. Зато с улицы донеслись три выстрела.
— Я случайно узнал об этом сегодня утром, — продолжил Флетч. — А мне-то казалось, что вы незнакомы.
— Мисс Муни вкладывала деньги в «Пять тузов». А что, собственно, тебя волнует?
— Да ничего. Но мне странно слышать, что вы хотите выгнать из своего дома двух ваших финансовых компаньонов, Мокси и меня.
— Флетчер… — Тед Стилл тяжело вздохнул. — Я не знаю, что ты затеял. Но мой дом, я чувствую, перевернут вверх дном.
— Моей вины в этом нет.
На пороге кабинета возникла Мокси, с округлившимися глазами.
— Стеллу Литтлфорд зашибли.
— Извините, Тед, — бросил Флетч в трубку. — Мне пора.
— А что я только что услышал? — завопил Стилл. — Кого зашибли?
— Вы все перепутали. Тут разбили яйцо, которое хотели сварить всмятку. Теперь мне придется есть яичницу, — он положил трубку на рычаг и последовал за Мокси.
В холле Стелла Литтлфорд сидела на полу, привалившись спиной к стене, прижимая руки ко лбу. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Над ней суетился Сай Коллер.
— Наверняка придется накладывать швы, — поделился он с Флетчем своими наблюдениями.
Входная дверь была распахнута. Над улицей висело облако слезоточивого газа. Перед Голубым домом остались лишь сваленные заграждения, которыми полиция хотела остановить заезжую компанию, да один коричневорубашечник, сидевший на тротуаре примерно в той же позе, что и Стелла Литтлфорд, так же схватившись руками за разбитую голову. Тут и там валялись изорванные белые балахоны.
Справа, однако, в некотором отдалении от Голубого дома и слезоточивого газа, продолжалась драка. Мелькали кулаки, к небу возносились проклятья.
Напротив Голубого дома, сухощавый рыбак деловито вспарывал ножом шины автобусов и грузовиков.
Джерри Литтлфорд вбежал в холл в сопровождении двух парней с носилками. Его глаза покраснели от слезоточивого газа.
— Стеллу хватили по голове бутылкой, — пояснил он Флетчу.
К крыльцу Голубого дома подъехала машина «скорой помощи». В холле миссис Лопес приносила Мокси мокрые тряпки, которая та передавала Саю Коллеру, а последний прикладывал к голове Стеллы. Молодые люди, пришедшие с носилками, оборвали этот процесс. На рану наложили сухую марлевую прокладку и закрепили пластырем, Затем они помогли Стелле лечь на носилки.
— Хотите, чтобы я тоже поехал в больницу? — спросил Флетч Джерри Литтлфорда.
— Нет.
— Тогда пусть едет Сай.
— Не надо.
— Как вам угодно, — пожал плечами Флетч. — До скорого.
Джерри последовал за парнями с носилками. Флетч постоял на крыльце, наблюдая, как носилки вкатывают в машину «скорой помощи».
— Смотри под ноги, — предупредил он подошедшую к нему Мокси. — Везде разбитое стекло.
Кто-то разбил на крыльце недопитую бутылку рома. Кроме осколков темнели лужицы вышеуказанного напитка.
От легкого ветерка концентрация слезоточивого газа на Дувэл-стрит быстро падала. Визжащую толпу полиция оттесняла назад, к Голубому дому, с тем, чтобы, как догадался Флетч, затолкать их в автобусы и грузовики, на которых те прибыли. Плакаты демонстрантов порвали, у многих одежда превратилась в лохмотья. Дубинки полиции, однако, работали без устали.
И тут с балкона Голубого дома загремел хорошо поставленный, знакомый всей Америке голос.
— Восемьдесят семь лет тому назад отцы-основатели…
— О, Боже! — ахнула Мокси.
Люди на улице подняли головы. Фредерик Муни! Драка разом прекратилась.
— …возвестили о появлении нового государства…
— Фредди просто душка, — Флетч потянул Мокси в холл. — Пошли на море.
Они прошли через дверь черного хода. Даже во дворе они слышали, как Муни декламировал «Геттисбергское обращение».[38] Других звуков с улицы не доносилось.
— Да, спал я неважно, — признал Флетч.
Без четверти шесть он уже лежал в постели, но заснуть так и не смог. Вслушивался в тишину дома, и поднялся в половине девятого, когда пришли Лопесы. С улицы доносилось шуршание шин проезжающих грузовиков и автобусов, изредка — визг тормозов. Мокси потянулась, зевнула.
— Думаю, сегодня неплохо поплавать под парусом, — добавил Флетч. — Мы можем взять напрокат катамаран.
— Отличная идея.
Тут раздался звон разбившегося стекла. На улице перед домом поднялся крик.
— Оставайся здесь, — бросил Флетч Мокси, а сам обогнул угол, благо балкон окольцовывал дом.
Там он столкнулся с Джерри и Стеллой Литтлфорд. Они смотрели на улицу. При появлении Флетча повернулись к нему. На их лицах отражались изумление, боль, горечь, замешательство. Они промолчали.
У тротуара перед Голубым домом стояли два старых школьных автобуса, три грузовика для перевозки скота, несколько микроавтобусов, пять или шесть допотопных автомобилей. На каждом автобусе под окнами чернела надпись: СПАСЕМ АМЕРИКУ.
Люди, приехавшие на этих колымагах, толпились между ними и Голубым домом. Некоторые были одеты в длинные белые балахоны, с прорезями для глаз в капюшонах. Другие — в коричневые рубашки и брюки, дополненные черными сапогами, галстуками и нарукавными повязками с красной свастикой. Мужчин сопровождали женщины в простеньких, из хлопчатобумажной ткани, платьях и дети.
— Посмотрите на детей, — воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.
— Полагаю, речь идет обо мне, — процедил Джерри Литтлфорд.
— Нет, — покачала головой Стелла. — Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.
Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.
— Должно быть, эти люди ехали всю ночь, — заметил Флетч.
— Это не люди, — отрезала Мокси.
С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.
Флетч повернулся к Мокси.
— Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.
— Психи, глупцы, трусы, — фыркнула Мокси.
Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.
— Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет… они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны…
Мокси хихикнула.
— Странная, однако, ситуация.
Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:
«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».
Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.
— …земля свободы…
Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.
Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.
Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.
Флетч коснулся локтя Мокси.
— Пошли.
— Куда?
— Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.
На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.
— Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей…
— Больные люди, — покачала головой Мокси.
Лопес встретил их в холле. В белом пиджаке, белых брюках.
— Мистер Флетчер, звонит мистер Стилл. Обещает уволить меня, если я не подзову вас к телефону.
Из столовой, с чашечкой кофе, вышел Сай Коллер.
— Мы — участники международного заговора? — спросил он Мокси.
— Брось им сценарий, Сай, — ответила Мокси. — Пусть они убедятся сами, сколь он плох.
— Если б Питермана не убили, я бы подумал, что за всем этим спектаклем стоит он. Ради рекламы продюсеры готовы на все.
— Вы сказали Стиллу о том, что творится на улице? — спросил Флетч Лопеса.
Оттуда доносились завывание сирен и истерические крики.
— Нет.
По коридору Флетч прошел в биллиардную, затем — в кабинет.
Снял трубку, поднес к уху.
— Доброе утро, Тед. У нас прекрасная погода. Собираемся вот поплавать под парусом.
— А почему я слышал сирены?
— Сирены?
— Да, да. Полицейские сирены. Пока ты не взял трубку.
— Не может быть.
— И людские крики. Почему кричат?
— Скорее всего, помехи на линии.
— Что у вас происходит, Флетч?
— Мы как раз садились за стол, чтобы позавтракать.
Разбилось еще одно стекло.
— А это что такое? — спросил Тед Стилл.
— О чем вы?
— Какой-то резкий звук. Словно разбилось стекло.
— У вас не в порядке телефон.
— Такое впечатление что кто-то хочет разгромить мой дом.
— Подергайте лучше за провод. Возможно, помехи исчезнут.
— Флетчер, я же просил тебя убраться из моего дома. Вместе со всей честной компанией.
— Да, вы просили, Тед.
— А ты все еще там.
— Отдыхаю в мире и покое.
— В утреннем выпуске новостей сообщили, что ты все еще в Голубом доме.
— Кстати, Тед. В какое время увозят мусор? Вдруг Лопес забудет выставить мешки.
— Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома ко всем чертям! — прокричал Стилл.
— Успокойся, Тед. Стоит ли так волноваться из-за помех на линии.
— Хорошо, Флетчер. Я приеду сам. С дробовиком. И если к тому времени ты не уберешься…
— Между прочим, Тед, вы никогда не говорили мне, что половина вашего ранчо принадлежит Мокси Муни.
На другом конце провода воцарилась тишина. Зато с улицы донеслись три выстрела.
— Я случайно узнал об этом сегодня утром, — продолжил Флетч. — А мне-то казалось, что вы незнакомы.
— Мисс Муни вкладывала деньги в «Пять тузов». А что, собственно, тебя волнует?
— Да ничего. Но мне странно слышать, что вы хотите выгнать из своего дома двух ваших финансовых компаньонов, Мокси и меня.
— Флетчер… — Тед Стилл тяжело вздохнул. — Я не знаю, что ты затеял. Но мой дом, я чувствую, перевернут вверх дном.
— Моей вины в этом нет.
На пороге кабинета возникла Мокси, с округлившимися глазами.
— Стеллу Литтлфорд зашибли.
— Извините, Тед, — бросил Флетч в трубку. — Мне пора.
— А что я только что услышал? — завопил Стилл. — Кого зашибли?
— Вы все перепутали. Тут разбили яйцо, которое хотели сварить всмятку. Теперь мне придется есть яичницу, — он положил трубку на рычаг и последовал за Мокси.
В холле Стелла Литтлфорд сидела на полу, привалившись спиной к стене, прижимая руки ко лбу. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Над ней суетился Сай Коллер.
— Наверняка придется накладывать швы, — поделился он с Флетчем своими наблюдениями.
Входная дверь была распахнута. Над улицей висело облако слезоточивого газа. Перед Голубым домом остались лишь сваленные заграждения, которыми полиция хотела остановить заезжую компанию, да один коричневорубашечник, сидевший на тротуаре примерно в той же позе, что и Стелла Литтлфорд, так же схватившись руками за разбитую голову. Тут и там валялись изорванные белые балахоны.
Справа, однако, в некотором отдалении от Голубого дома и слезоточивого газа, продолжалась драка. Мелькали кулаки, к небу возносились проклятья.
Напротив Голубого дома, сухощавый рыбак деловито вспарывал ножом шины автобусов и грузовиков.
Джерри Литтлфорд вбежал в холл в сопровождении двух парней с носилками. Его глаза покраснели от слезоточивого газа.
— Стеллу хватили по голове бутылкой, — пояснил он Флетчу.
К крыльцу Голубого дома подъехала машина «скорой помощи». В холле миссис Лопес приносила Мокси мокрые тряпки, которая та передавала Саю Коллеру, а последний прикладывал к голове Стеллы. Молодые люди, пришедшие с носилками, оборвали этот процесс. На рану наложили сухую марлевую прокладку и закрепили пластырем, Затем они помогли Стелле лечь на носилки.
— Хотите, чтобы я тоже поехал в больницу? — спросил Флетч Джерри Литтлфорда.
— Нет.
— Тогда пусть едет Сай.
— Не надо.
— Как вам угодно, — пожал плечами Флетч. — До скорого.
Джерри последовал за парнями с носилками. Флетч постоял на крыльце, наблюдая, как носилки вкатывают в машину «скорой помощи».
— Смотри под ноги, — предупредил он подошедшую к нему Мокси. — Везде разбитое стекло.
Кто-то разбил на крыльце недопитую бутылку рома. Кроме осколков темнели лужицы вышеуказанного напитка.
От легкого ветерка концентрация слезоточивого газа на Дувэл-стрит быстро падала. Визжащую толпу полиция оттесняла назад, к Голубому дому, с тем, чтобы, как догадался Флетч, затолкать их в автобусы и грузовики, на которых те прибыли. Плакаты демонстрантов порвали, у многих одежда превратилась в лохмотья. Дубинки полиции, однако, работали без устали.
И тут с балкона Голубого дома загремел хорошо поставленный, знакомый всей Америке голос.
— Восемьдесят семь лет тому назад отцы-основатели…
— О, Боже! — ахнула Мокси.
Люди на улице подняли головы. Фредерик Муни! Драка разом прекратилась.
— …возвестили о появлении нового государства…
— Фредди просто душка, — Флетч потянул Мокси в холл. — Пошли на море.
Они прошли через дверь черного хода. Даже во дворе они слышали, как Муни декламировал «Геттисбергское обращение».[38] Других звуков с улицы не доносилось.
Глава 26
Мокси заговорила, когда они отплыли от берега на приличное расстояние.
— Полагаю, мне следует задать тебе этот вопрос. Не так давно ты усадил меня в самолет, чтобы пообедать, но приземлились мы достаточно далеко от места преступления, создав впечатление, будто я сбежала от полиции. Теперь, раз уж мы собрались поплавать под парусом, ты намерен вывезти меня из страны?
— Черт, — Флетч шевельнул рулем. — Ты поймала меня за руку. Разгадала мой замысел.
Глаза Мокси наполнял солнечный свет, отраженный от водяной поверхности.
— Я всегда думала, что на Кубе бесподобная природа. До этого они перебросились едва ли десятком слов. Неспешно позавтракали в маленьком ресторанчике. Некоторые из посетителей узнавали Мокси и дружески ей улыбались, но не подходили, уважая ее право на уединение. За завтраком Мокси спросила Флетча, останется ли у Стеллы шрам. Флетч ответил утвердительно, добавив, что Стелла наверняка получила сотрясение мозга, ибо ей в голову угодили не пустой, а наполовину полной бутылкой. По просьбе Флетча хозяйка ресторана приготовила им несколько сэндвичей и вместе с фруктами уложила в картонную коробку. Флетч также купил шесть банок лимонада.
Потом они спустились к берегу, Флетч взял напрокат катамаран, занес на борт еду и питье. Мальчишки стащили катамаран в воду. Флетч помог Мокси подняться на палубу, затем последовал за ней.
Ветер наполнил парус, и катамаран заскользил по водной глади. Вскоре Мокси скинула лифчик-бикини, оставшись в одних трусиках, но уселась в тени паруса.
— Поговори со мной, — обратилась она к Флетчу.
— О чем?
— Скажи что-нибудь приятное.
— Эдит Хоуэлл утверждает, что не говорят только мертвые.
— Если Эдит Хоуэлл вдруг перестанет говорить, умрут все. От изумления.
— Она положила глаз на миллионы твоего отца.
Мокси фыркнула.
— Миллионы пустых бутылок из-под коньяка. Пусть забирает их все, — она легла на бок, опустила пальчики в лазурную воду. — Давай поговорим о другом. Расскажи, как тебе удалось стать таким богатым?
— Ты полагаешь, что я богат?
— Ты же не работаешь. И у тебя прекрасная вилла в Италии.
— Мне представляется, это бестактный вопрос.
— Я знаю, но все равно хочу услышать ответ.
— Это долгая история.
— У нас впереди целый день.
— Рассказать ее невозможно. Тем более, в подробностях.
— Ты сделал что-то противозаконное, Флетч? Ты — преступник?
— Кто, я? Нет. Не думаю.
— Так что все-таки случилось?
— В общем-то, ничего особенного. Однажды вечером я оказался в одной комнате с большой суммой денег. Наличными. Деньги попали туда, потому что меня попросили совершить нехороший поступок. Я его не совершил. Но то, о чем меня просили, произошло. В силу случайного стечения обстоятельств.
— Слушай, а почему бы тебе не поделиться со мной подробностями?
— Говорю тебе, история длинная.
— Значит, ты взял деньги…
— Мне пришлось. Оставить их я не мог. Они вызвали бы вопросы, ответов на которые лица заинтересованные предпочли бы избежать.
— Грабеж, как доброе деяние?
— Именно из этой мысли я и исходил.
— И что ты сделал с деньгами?
— Я не знал, что с ними делать. В деньгах я не силен.
— Я знаю. Это я испытала на себе.
— Когда же?
— Забудем об этом. Я все еще злюсь на тебя.
— В дружеских отношениях места деньгам нет.
— Случается, что нет и самих денег. Помнится, ты пригласил меня в один из самых дорогих ресторанов Лос-Анджелеса.
— А, в тот раз.
— Да, да. В тот самый.
— Понятно.
— Я бы не стала возражать, если б получила обратно мои часы. Которые пришлось оставить в ресторане в залог.
— «Пьяже», не так ли?
— С маленькими бриллиантиками.
— Который теперь час? — спросил Флетч.
Мокси перевернулась на живот.
— Какая разница?
— Именно это я и хотел сказать.
Мокси глубоко вдохнула, шумно выдохнула.
— Флетч, ты никогда не меняешься.
Флетч широко улыбнулся.
— Отнюдь, я становлюсь лучше.
— Хуже. Так что ты сделал с деньгами, которые украл?
— Я их не крал.
— Они просто свалились с неба тебе в руки.
— Что-то в этом роде. Длинная история. Деньги держали путь в Латинскую Америку, так что я отправился вместе с ними.
— Потому-то ты не сумел закончить биографию Эдгара Артура Тарпа?
— Я все еще работаю над ней. Попав в Латинскую Америку, я все еще не знал, что делать с деньгами. Может, их наличие мучило мою совесть. Может, я просто пытался избавиться от них. Короче, я купил золото.
— О, нет.
— Да, купил.
— И цена на золото поднялась?
— Кто-то сказал мне об этом. В баре. Совесть совсем меня замучила. Я продал золото. Тут же. Я ненавидел нефтяные компании, полагаю, что они эксплуатируют весь мир, а потому должен придти час расплаты…
— И ты вложил деньги в акции нефтяных компаний?
— Да.
— А их стоимость взлетела вверх?
— Вроде бы да. Но настроение у меня лишь ухудшилось.
— Могу себе это представить.
— Я незамедлительно продал все акции.
— И где же теперь твои деньги?
— Я решил, что моя инвестиционная политика в корне ошибочна. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я покупал то, что мне не нравилось.
— А потому ты решил перестроиться и покупать только то, что тебе нравилось?
— Я решил помогать деньгами тем, кто этого заслуживал. Прослышал, что «Дженерал моторс»[39] переживает тяжелые времена, что никто не покупает ее акции.
— Полагаю, мне следует задать тебе этот вопрос. Не так давно ты усадил меня в самолет, чтобы пообедать, но приземлились мы достаточно далеко от места преступления, создав впечатление, будто я сбежала от полиции. Теперь, раз уж мы собрались поплавать под парусом, ты намерен вывезти меня из страны?
— Черт, — Флетч шевельнул рулем. — Ты поймала меня за руку. Разгадала мой замысел.
Глаза Мокси наполнял солнечный свет, отраженный от водяной поверхности.
— Я всегда думала, что на Кубе бесподобная природа. До этого они перебросились едва ли десятком слов. Неспешно позавтракали в маленьком ресторанчике. Некоторые из посетителей узнавали Мокси и дружески ей улыбались, но не подходили, уважая ее право на уединение. За завтраком Мокси спросила Флетча, останется ли у Стеллы шрам. Флетч ответил утвердительно, добавив, что Стелла наверняка получила сотрясение мозга, ибо ей в голову угодили не пустой, а наполовину полной бутылкой. По просьбе Флетча хозяйка ресторана приготовила им несколько сэндвичей и вместе с фруктами уложила в картонную коробку. Флетч также купил шесть банок лимонада.
Потом они спустились к берегу, Флетч взял напрокат катамаран, занес на борт еду и питье. Мальчишки стащили катамаран в воду. Флетч помог Мокси подняться на палубу, затем последовал за ней.
Ветер наполнил парус, и катамаран заскользил по водной глади. Вскоре Мокси скинула лифчик-бикини, оставшись в одних трусиках, но уселась в тени паруса.
— Поговори со мной, — обратилась она к Флетчу.
— О чем?
— Скажи что-нибудь приятное.
— Эдит Хоуэлл утверждает, что не говорят только мертвые.
— Если Эдит Хоуэлл вдруг перестанет говорить, умрут все. От изумления.
— Она положила глаз на миллионы твоего отца.
Мокси фыркнула.
— Миллионы пустых бутылок из-под коньяка. Пусть забирает их все, — она легла на бок, опустила пальчики в лазурную воду. — Давай поговорим о другом. Расскажи, как тебе удалось стать таким богатым?
— Ты полагаешь, что я богат?
— Ты же не работаешь. И у тебя прекрасная вилла в Италии.
— Мне представляется, это бестактный вопрос.
— Я знаю, но все равно хочу услышать ответ.
— Это долгая история.
— У нас впереди целый день.
— Рассказать ее невозможно. Тем более, в подробностях.
— Ты сделал что-то противозаконное, Флетч? Ты — преступник?
— Кто, я? Нет. Не думаю.
— Так что все-таки случилось?
— В общем-то, ничего особенного. Однажды вечером я оказался в одной комнате с большой суммой денег. Наличными. Деньги попали туда, потому что меня попросили совершить нехороший поступок. Я его не совершил. Но то, о чем меня просили, произошло. В силу случайного стечения обстоятельств.
— Слушай, а почему бы тебе не поделиться со мной подробностями?
— Говорю тебе, история длинная.
— Значит, ты взял деньги…
— Мне пришлось. Оставить их я не мог. Они вызвали бы вопросы, ответов на которые лица заинтересованные предпочли бы избежать.
— Грабеж, как доброе деяние?
— Именно из этой мысли я и исходил.
— И что ты сделал с деньгами?
— Я не знал, что с ними делать. В деньгах я не силен.
— Я знаю. Это я испытала на себе.
— Когда же?
— Забудем об этом. Я все еще злюсь на тебя.
— В дружеских отношениях места деньгам нет.
— Случается, что нет и самих денег. Помнится, ты пригласил меня в один из самых дорогих ресторанов Лос-Анджелеса.
— А, в тот раз.
— Да, да. В тот самый.
— Понятно.
— Я бы не стала возражать, если б получила обратно мои часы. Которые пришлось оставить в ресторане в залог.
— «Пьяже», не так ли?
— С маленькими бриллиантиками.
— Который теперь час? — спросил Флетч.
Мокси перевернулась на живот.
— Какая разница?
— Именно это я и хотел сказать.
Мокси глубоко вдохнула, шумно выдохнула.
— Флетч, ты никогда не меняешься.
Флетч широко улыбнулся.
— Отнюдь, я становлюсь лучше.
— Хуже. Так что ты сделал с деньгами, которые украл?
— Я их не крал.
— Они просто свалились с неба тебе в руки.
— Что-то в этом роде. Длинная история. Деньги держали путь в Латинскую Америку, так что я отправился вместе с ними.
— Потому-то ты не сумел закончить биографию Эдгара Артура Тарпа?
— Я все еще работаю над ней. Попав в Латинскую Америку, я все еще не знал, что делать с деньгами. Может, их наличие мучило мою совесть. Может, я просто пытался избавиться от них. Короче, я купил золото.
— О, нет.
— Да, купил.
— И цена на золото поднялась?
— Кто-то сказал мне об этом. В баре. Совесть совсем меня замучила. Я продал золото. Тут же. Я ненавидел нефтяные компании, полагаю, что они эксплуатируют весь мир, а потому должен придти час расплаты…
— И ты вложил деньги в акции нефтяных компаний?
— Да.
— А их стоимость взлетела вверх?
— Вроде бы да. Но настроение у меня лишь ухудшилось.
— Могу себе это представить.
— Я незамедлительно продал все акции.
— И где же теперь твои деньги?
— Я решил, что моя инвестиционная политика в корне ошибочна. Ты понимаешь, что я имею в виду? Я покупал то, что мне не нравилось.
— А потому ты решил перестроиться и покупать только то, что тебе нравилось?
— Я решил помогать деньгами тем, кто этого заслуживал. Прослышал, что «Дженерал моторс»[39] переживает тяжелые времена, что никто не покупает ее акции.