Страница:
Тут до Яны дошло, что Банни и Диего тоже ни разу не разлучались и все время держатся вместе.
- Да, Диего тоже будет сегодня петь. Так что ты не одинока, - сказал Шон, заметив направление ее взгляда. Потом он рассмеялся и потащил Яну к Банни и Диего, спросив:
- Может, несчастным жертвам по нраву держаться вместе?
Яна обратила внимание на то, с каким выражением Баника смотрит на своего Диего, и, прикинув кое-что в уме, сказала:
- Нет, Шон, давай лучше не будем им мешать. Шон задумчиво посмотрел на юную пару.
- Нет, я думаю, мы им не помешаем. Банни обхаживает его, как заправская хозяйка.
- Обхаживает его?! - взвилась Яна. Шон безразлично пожал плечами.
- Ну, если хочешь - занимает его разговором. У него здесь знакомых даже меньше, чем у тебя.
Они как раз шли мимо танцующих в паре Шинид и Эйслинг. Шинид, как всегда, вела. Обе женщины были одеты в длинные кожаные рубахи, украшенные затейливой вышивкой, только у Эйслинг рубаха была белая, а у Шинид - светло-коричневая. И на Шинид, и на Эйслинг были надеты искусно сделанные украшения, с таким вкусом подобранные к одежде, что даже драгоценные бриллианты не смотрелись бы лучше.
- Веселитесь? Нравится? - спросила Шинид, вроде бы самым обычным тоном, но что-то в ее голосе давало понять, что этот простой вопрос содержит и некое скрытое послание, предназначенное только для Шона.
- Раз уж ты об этом заговорила, то - да, веселимся, по крайней мере - я, ответил Шон точно таким же многозначительным тоном, и они с Шинид обменялись понимающими взглядами. - А ты как, Яна?
- О, и я тоже. Мне здесь нравится, правда, нравится, - сказала Яна. Шинид кивнула, и они с Эйслинг двинулись дальше.
- Что это с твоей сестрой? - спросила Яна у Шона, когда он, ловко маневрируя между танцующими парами, провел ее на противоположную сторону зала.
- Не стоит из-за нее беспокоиться, - сказал Шон.
Яна заметила, что уголок его рта едва заметно дернулся, как будто в легком раздражении. Что ж, сестринская опека всегда, от самого сотворения мира, немного раздражала братьев, и с этим ничего нельзя поделать.
Яна как раз задумалась, играют ли все время одни и те же музыканты или они время от времени меняются с другими, на вид не отличимыми от прежних, - чтобы головокружительно быстрая, зажигательная танцевальная музыка не замолкала? И тут те музыканты, что сейчас стояли на помосте, отложили свои инструменты и спустились в зал.
Шон Шонгили каким-то образом умудрился подгадать так, что, когда затихла последняя музыкальная нота, они с Яной как раз стояли возле бочки с пуншем наверное, дна у этой бочки не было вообще, потому что пунш никак не кончался. Шон быстро сунул Яне очередную кружку с веселящим напитком.
- Меня так развезет, что я не смогу петь, - сказала Яна, пытаясь отставить кружку в сторону.
- Выпей. Тебе пора выходить.
С этими словами Шон довольно поспешно и бесцеремонно потащил ее прямо через зал к помосту для выступлений.
- Нет, Шон, нет, - пыталась отпираться Яна. Она заметила, что внимание всех собравшихся в зале обратилось сейчас на них. Шон неумолимо тащил ее к помосту, а люди в зале расступались, давая им пройти. Все как-то сразу притихли и стали рассаживаться по местам. Даже дети оставили шумную возню и затихли, а младенцы, казалось, все разом уснули.
- Да, Яна, да.
- Но почему именно я? - протестовала Яна, но ноги как будто сами несли ее вслед за Шоном.
- Ты - героиня.
Она попробовала высвободить руку, но Шон только чуть сильнее сжал пальцы и вот Яна уже шагнула на ящик, подставленный к краю помоста вместо ступеньки. Она стояла на возвышении, с ужасом сознавая, что взгляды всех присутствующих в зале обращены на нее и столько людей внимательно наблюдают, как она справится со своим тяжким испытанием. Господи, ну как может ее рассказ или песня помочь этим людям, облегчить горечь их утраты?
Шон Шонгили поднял над головой руки - и малейший шум в зале затих.
- Это - майор Янаба Мэддок, - объявил он и медленно обвел взглядом зал, чтобы убедиться, что все слушают с должным вниманием. - Вы все ее знаете. Она будет петь. - Сказав так, Шон, как ни странно, торжественно поклонился залу и предложил Яне сесть на одинокий стул, который кто-то заблаговременно водрузил на самую середину помоста.
Ноги у Яны подкосились, она безвольно соскользнула на стул и почувствовала, как жесткое сиденье болезненно впилось в ее крестец. Петь? Они что, думают, что она будет сейчас петь?
Тут раздались негромкие, гулкие удары. Яна увидела у Шона в руках бубен. Он тихонько барабанил пальцами по туго натянутой коже. Яна моргнула и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, начала нараспев читать стихи, которые сложились у нее после ночи у горячих источников. Она не повторяла их с той самой ночи, после которой миновала уже не одна неделя, когда Шон терпеливыми уговорами вынудил ее записать на диктофон рассказ о Бремпорте и эти стихи. Но, как бы то ни было, слова лились плавно и без запинки, те самые, нужные слова, в правильном ритме, под удары бубна - и это она их говорила. И Яна перестала обращать внимание на то, что ее окружало. Она вся была сейчас там, в Бремпорте, она заново переживала те несколько невообразимо кошмарных минут дикого ужаса и опустошающей беспомощности. Яне все время казалось, что она не сможет произнести больше ни слова - нестерпимо болело в груди, горло сжимали спазмы, из глаз лились слезы, которые она и не пыталась вытирать. Она жалела, что не успела опьянеть еще сильнее, чтобы легче пережить то, что с ней сейчас творилось.
Яна слышала свой голос как будто со стороны. Она никогда не думала, что у нее может быть такой голос - сильное контральто, такое богатое и глубокое. Она даже не задумывалась над смыслом тех слов, которые поет - до тех пор, пока не дошла до последних строк:
Меня тоже послали сюда умирать.
Сюда, где живут снега, где живет вода,
Где живут звери и деревья,
И ты.
Когда последние отзвуки песни растаяли в тишине зала, Яна склонила голову. Слезы продолжали катиться по щекам и капали на ладони. Она не могла пошевелиться и совершенно не знала, что надо делать дальше. Может, Шон поможет, подскажет?
Поверх ее рук легли чьи-то мозолистые, натруженные ладони, тихонько сжали и отстранились, но только для того, чтобы уступить место следующей паре рук. Когда уже третий человек подошел и пожал ей руки, Яна подняла голову - потому что эти прикосновения были как благословение, от которого исцелялась, таяла ее скорбь, высыхали слезы. Яна смогла даже улыбнуться, когда следующая пара осиротевших после Бремпорта родителей подошла пожать ей руки и так, без слов, выразить свою признательность. Их лица были залиты слезами затаенного горя, и от этих родительских слез Яне стало легче, боль в груди отпустила, тугой ком в горле растаял без следа.
Когда этот небольшой ритуал завершился, Шон подхватил Яну под руку и, не говоря ни слова, повел прямо к бочке с пуншем. Там Клодах собственноручно наполнила кружку золотистым напитком и, выразив благодарность и одобрение торжественным, церемонным поклоном, протянула кружку Шону, который так же торжественно передал напиток Яне.
Потом Шон крепко обнял Яну за плечи и повел к появившемуся как по волшебству свободному месту на лавке у стены. Они сели рядом, их плечи соприкасались, и ее нога была совсем рядом с бедром Шона. У Яны было такое чувство, будто ее выжали, как лимон, однако это чувство не было неприятным, она даже ощущала необъяснимый душевный подъем. Скорбь ушла, оставив по себе лишь умиротворение и бесконечный покой. Яна сидела, склонив голову, и маленькими глотками пила пунш. Ей ни с кем не хотелось встречаться взглядом, она просто наслаждалась тем, что Шон Шонгили назвал "исцелением".
По залу пронесся легкий шорох, зазвучали приглушенные голоса, и Яна подняла голову - Банни вела Диего к помосту.
- Это Диего Метаксос, - представила юношу Баника, подняв руки над головой и медленно обведя взглядом зал - точно так же, как это сделал до нее Шон Шонгили. - Он должен спеть песню.
Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.
Я появился здесь недавно, и была буря.
Буря была в моем сердце, в уме и в душе.
Я попал в бурю вместе с Лавиллой.
Она спасла меня, когда перевернулись сани.
Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.
Она спасла и моего отца - своей мудростью.
Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,
Которой, как все говорят, я не видел.
Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.
И все же я видел пещеру, и видел воду,
И видел узоры из воды и ветра.
Я видел - снег сверкал, как россыпь алмазов.
Я видел - ветры кивали мне, воды пели,
А лед отвечал им, и снег смеялся.
Я видел зверей в воде и на суше,
И они тоже смеялись и пели.
Они были добры ко мне,
И отвечали на все мои вопросы,
Но я не знаю, о чем я их спрашивал,
И не знаю, что они мне отвечали.
Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,
Говорящие льды и смеющийся снег
И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню
И поверьте мне. Потому что я видел
То же, что видели вы.
И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!
Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.
Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:
- Мы верим! Мы верим! Мы верим!
И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:
- Мы верим!
Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул - с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.
Вероятно, песни в инуитской манере специально рассчитаны на такой эффект.
Яна все еще была во власти чувств, навеянных песней Диего Метаксоса, когда совершенно неожиданно, у самого ее уха раздался голос, и это был голос не Шона Шонгили.
- Это действительно очень трогательно... Это был голос Торкеля Фиске, который непонятно как оказался возле нее. Торкель легонько тронул Яну за плечо, чтобы она к нему не поворачивалась. Шона Шонгили рядом уже не было.
- Да, очень трогательно. Я так рад, что уговорил Джианкарло отпустить мальчика на эту вечеринку. Очевидно, ему крайне необходимо было найти выход своим эмоциям. Весьма любопытно, что поселяне согласились с мальчишкой - когда он в такой своеобразной поэтической манере принялся утверждать, что тот бессмысленный вздор, который несет в бреду его отец, - чистая правда.
- Возможно, это потому, Торкель, что местные поселяне более наблюдательны, чем люди Компании, - с плохо скрытой издевкой ответила Яна.
- Ну, эти поселяне тоже в какой-то мере люди Компании" Только, похоже, раньше Компания уделяла им недостаточно внимания.
- Звучит весьма зловеще, - как можно беспечнее сказала Яна.
- Наверное, потому, что в этом есть что-то пророческое? - продолжал Торкель, наклонившись к ее уху и вдыхая запах ее волос. - Надеюсь, никто не обратит внимания на то, что я сюда пришел. Собственно, я хотел только посмотреть своими глазами на эту замечательную вечеринку, которой и ты, и Диего почему-то придавали такое значение. Разреши пригласить тебя на танец если, конечно, ты танцуешь?
- Вообще-то, честно говоря, меня вроде бы уже пригласили, - призналась Яна, высматривая в толпе Шона Шонгили. - И, кроме того, музыканты не играют, ей вдруг стало неловко за свой наряд. Это, наверное, смотрится довольно смешно - самодельное платье, под ним - штаны от мундира, а на ногах - толстые носки вместо ботинок. Она сейчас похожа на пугало или, в лучшем случае, на персонаж какого-то средневекового романа. Яна стряхнула с плеч руки Торкеля и повернулась к нему лицом. - Слушай, Торкель, это очень здорово, что мы с тобой увиделись, и мне очень льстит твое внимание. При обычных обстоятельствах...
Даже не знаю, как бы я устояла перед искушением. Только, понимаешь...
- Ого! Даже так? - Глаза Торкеля улыбались, но губы насмешливо кривились он явно был разочарован. - Выходит, я не единственный, кто ищет твоего расположения? Надеюсь, местные слишком нерасторопны и не успели ничего заметить. Впрочем, мое мнение об этом месте с каждой минутой становится все выше и выше.
Хвала богам, что Торкель так высоко себя ценит. Можно было не бояться, что она потеряет его дружеское расположение - и покровительство - даже после того, как отвергла его ухаживания. Она поцеловала его в щеку.
- Черт возьми!
Торкель приобнял ее за плечи и удержал поближе к себе, и этот дружеский поцелуй продлился несколько дольше, чем Яне хотелось.
- Признаться, я даже не рассчитывал на такой подарок, когда сюда шел.
И тут рядом с ними возникла Эйслинг и, протянув руки, тоже заключила Яну в объятия, под таким благовидным предлогом вызволив ее от Торкеля.
- Ах, Яна, я просто должна это сказать - у тебя получилась прекрасная песня, ты даже не представляешь, как много она значит для меня и для всех остальных!
- Спасибо, Эйслинг. И еще раз спасибо тебе за это великолепное платье.
Эйслинг засветилась от удовольствия.
- Я рада, что тебе понравилось. Ты в нем такая красавица! - Эйслинг внимательно глянула на Торкеля, и, как Яне показалось, в этом взгляде было больше недоверия и подозрительности, чем радушия.
- Эйслинг, познакомься, это капитан Торкель Фиске, мой старый друг. Мы когда-то вместе служили. Это он помог мне раздобыть материю на платье и устроил так, что Диего смог прийти сегодня на праздник.
- Это очень мило с вашей стороны, капитан, - сказала Эйслинг и протянула ладонь, чтобы пожать капитану руку. Но Торкель, верный своим привычкам, вместо рукопожатия поднял ладонь Эйслинг к губам и поцеловал.
Тут, откуда ни возьмись, рядом с ними возникла Шинид и, тоже протянув Торкелю руку, сказала:
- Эй, Яна! Скажи этому парню, что мы с Эйслинг все делим поровну - так что мне причитается то же, что и ей.
И снова Яне показалось, что за непринужденным и дружеским тоном Шинид кроется нечто большее - предостережение, на этот раз с примесью угрозы, причем вовсе не из-за того, что Торкель поцеловал руку ее Эйслинг. Яна решила, что Шинид, наверное, ревнует к Торкелю ее саму - из-за Шона.
- Познакомьтесь: Торкель, Шинид Шонгили. Оба внимательно посмотрели друг на друга - словно фехтовальщики, которые оценивают силу противника. Потом Торкель наклонился и поцеловал Шинид руку, после чего она несказанно его удивила, тоже поцеловав ему руку. Облизав губы, Шинид заметила:
- М-м-м!.. Волосатые кулаки... У моего дедушки были волосатые кулаки.
- А она мне нравится! - сказал Торкель, поворачиваясь к Яне.
- Мне тоже! - вмешалась Эйслинг, обнимая Шинид за плечи.
- Слушайте, дамы, - доверительно сказал Торкель, обращаясь не только к Яне, но и к Шинид с Эйслинг. - Может, вы сумеете помочь мне справиться с кое-каким очень важным и трудным делом? Может, вы даже подскажете, когда лучше за это взяться - прямо сейчас или после того, как эта вечеринка закончится?
- Конечно, Торкель, - сказала Эйслинг. А Шинид спросила:
- А что за дело-то, парень?
- Мне нужно найти ближайших родственников женщины по имени Лавилла Малони.
- Лавилла! - воскликнула Шинид. - А что, с ней что-то случилось? Где она?
Торкель скрипнул зубами и поднял руку, успокаивая расходившуюся Шинид.
- Простите, я думаю, что в первую очередь мне все же нужно поговорить с родственниками Лавиллы Малони, прежде чем что-то рассказывать кому-нибудь другому. Но, впрочем, после того, как я поговорю с ее родными, им может понадобиться ваша поддержка.
- Ой, нет... - прошептала Эйслинг. Шинид нежно погладила ее по руке, стараясь успокоить подругу.
- Пойди, наверное, и скажи Шону и Клодах, что они нужны, а мы вместе с Торкелем и Яной найдем Лайэма. - Повернувшись к Торкелю, Шинид сказала:
- Муж Лавиллы уже давно болеет, и сегодня его здесь нет. Мы возьмем ее сына, Лайэма, и пойдем к ним домой, а там ты поговоришь с его отцом. Дочь Лавиллы живет в Танана-Бэй, а еще один сын служит в Космическом корпусе, на Макерджи-3.
Тут Яна увидела Шона. Он шел в ее сторону, обняв за плечи Банни и Диего, и серьезно разговаривал о чем-то с парнем. Следом за ними шла Клодах. Заметив их, Шинид замолчала.
Клодах нетерпеливо взмахнула рукой, делая знак Шинид не спешить со своими новостями. Она направилась прямо к Яне и Торкелю.
"Она знает", - подумала Яна, глядя на Клодах, которая величаво плыла к ним сквозь толпу, словно космический лайнер, пронзающий пояс астероидов. - Она уже знает. Но как такое возможно?"
Торкель перехватил Шона с детьми.
- Диего, сынок, у тебя настоящий талант! - сказал он.
Торкель похвалил Диего совсем по-отцовски и вдруг показался Яне очень мужественным и привлекательным. Он поступил очень разумно, одевшись для этой поездки в гражданскую одежду, а не в мундир, невзирая на сугубо официальную причину визита. На нем были ржаво-коричневые шерстяные брюки и толстый свитер с рисунком мшисто-зеленого, кремового и рыжеватого цветов, которые хорошо сочетались с золотисто-каштановыми волосами и светло-карими глазами Торкеля. Торкель был выше ростом, чем Шон Шонгили, и более крепкого телосложения. И, конечно же, они очень различались цветом волос и глаз: один красно-коричневый, второй - серебристый - словно огонь и лед. Впрочем, на самом деле Шон Шонгили вовсе не был равнодушной ледышкой, насколько Яна успела его узнать со времени их знакомства. От этих мыслей щеки Яны залились краской смущения.
- Шон, - говорила Шинид, - этот человек пришел сюда, потому что с Лавиллой что-то случилось.
Шон закрыл глаза, его губы сжались в тонкую линию, как от боли. Но это было ничто по сравнению с отчаянием Диего.
- Что? Что с ней случилось? - спрашивал он у Торкеля. Глаза мальчика полыхнули огнем, кулаки сжались. - Гады, что вы с ней сделали?
На лице Торкеля отобразилось искреннее сожаление.
- Ничего, сынок. Мы не совсем понимаем, что с ней случилось, и не узнаем ничего нового до тех пор, пока не будут известны результаты вскрытия.
Шон резко поднял голову.
- Вскрытия?
- То есть вы хотите сказать, что она умерла? - медленно, растягивая слова, спросила Шинид и посмотрела на Торкеля, хищно сощурив глаза.
Торкель тяжело вздохнул.
- Прошу вас... Вначале я должен сообщить родственникам.
- Шинид, - мягко упрекнула ее Клодах, и Шинид отошла, затерялась в толпе.
Диего, который поначалу вроде бы даже обрадовался, увидев Торкеля, неожиданно взорвался.
- Черт бы вас всех побрал, сволочи, вы убили ее! - выкрикнул он. Шон крепко обнял его за плечи, и вовремя, потому что Диего, сам не свой, брызгал слюной от злости и хотел кинуться на капитана с кулаками. - Вы, гады, мучили и мучили ее своими дурацкими вопросами, а сами не верили ни единому ее слову, не верили ни ей, ни нам, вообще никому не верили! Вы, ублюдки чертовы, запытали ее до смерти! Будьте вы прокляты! Ну почему вы не оставили ее в покое? Вы же все равно не верите, даже когда вам говорят правду. Она ведь честно рассказала вам, что случилось И мы с папой рассказали вам, а вы обошлись с ней как звери - вы ведь не верили ей, и она умерла - Нет, сынок...
- Если вы не оставите моего папу, я никогда не вернусь туда, обратно! Никогда! Отпустите нас. Оставьте нас в покое. Вы слишком тупоголовые, чтобы...
Клодах попыталась утихомирить мальчика, заговорила с ним ласково, успокаивающе, но она не знала Диего.
Яна тоже его не знала, зато она прекрасно понимала, что с ним сейчас происходит. Ей довелось на собственной шкуре испытать, каково это. Мальчик за очень короткое время пережил слишком много сильнейших потрясений. Сегодняшняя песня стала еще одним тяжелым испытанием для его духа. Это испытание вскрыло глубокую душевную рану, чтобы помочь исцелить ее. Но не успела рана затянуться, как появился Торкель и своим известием причинил мальчику новую бездну боли вдобавок к прежним страданиям.
- Метаксос, послушай меня, - сказала она тихо, но очень твердо. - Мы обязательно докопаемся до правды. Они составят докладную записку, они вернут сюда ее тело. Я сама поеду с тобой на космобазу и выясню, в чем дело, даже если мне лично придется полететь и вернуть Лавиллу.
Диего резко дернул головой, обратив горящий болью и гневом взгляд теперь на Яну.
- Вы тоже одна из них! Как я могу вам верить?
- Диего, пойдем со мной, пойдем, - сказала Банни. Тут как раз подошел Шон Шонгили, ведя за собой молодого человека с непроницаемым выражением лица.
- Капитан Фиске, это Лайэм Малони, сын Лавиллы.
- Значит, моя мама умерла? - спросил Лайэм Торкеля. В отличие от Диего, Лайэм казался совершенно спокойным. Яне подумалось, что молодой человек как будто заранее ожидал этого известия.
- Да. Я бы хотел поговорить с вами и с вашим отцом.
- Не обижайтесь, капитан, но, по-моему, папа вряд ли захочет сейчас видеть кого-нибудь из ваших людей. Я ему все расскажу. - Он повернулся к Клодах, и женщина обняла его, как будто Лайэм все еще был маленьким мальчиком. Они отошли в сторону. Молодой человек склонил голову и спрятал лицо на широкой груди Клодах.
- Ну что ж, капитан, теперь, когда вы исполнили свой долг перед родственниками Лавиллы, все мы хотим знать, что же там произошло, - сказал Шон.
- Давайте лучше пойдем ко мне, - предложила Яна, адресуя свое приглашение Шону, Банни, Диего, Шинид и Эйслинг. Потом, сочувственно посмотрев на Торкеля, добавила:
- Я угощу вас настоящим кофе.
Глава 10
- От чего она умерла? - спросил Шон.
- Мы пока точно не знаем. Когда я уезжал с космобазы, результаты вскрытия еще не были готовы, - ответил Торкель. - Возможно, причина смерти - отдаленные последствия переохлаждения. Очевидно, они проявились в виде дыхательной недостаточности. Врачи полагают, что она могла отморозить легкие, но это никак не проявлялось, пока ее не стали переправлять на челночном корабле в управление. Старик тоже не очень хорошо перенес полет, зато у девушки, Брит, по-видимому, не обнаружилось никаких новых болезненных проявлений. Мы собираемся переправить их дальше, в госпиталь на станции "Андромеда", для обследования и дальнейшего лечения.
- Не делайте этого, - сказал Шон. - Верните их обратно, сюда. Если вам так нужно, оставьте их на космобазе, но если вы увезете их с планеты - они очень скоро ослабеют и умрут. Они приспособлены к жизни только на этой планете и только в таких условиях, как здесь. В любом другом месте они просто погибнут. Верните их обратно.
- Я не уверен, что могу это сделать, - сказал Торкель с легким оттенком раздражения в голосе. Он, конечно, не сказал этого, но Яна и так прекрасно понимала, что Торкель сейчас чувствует: он так душевно отнесся к этим темным туземцам, приехал к ним рассказать, что случилось с их соотечественницей, а они, нахалы этакие, вздумали указывать ему, что он должен делать.
- Почему это нет? - вскинулся Диего. - Или вам так нравится терзать их допросами? Торкель вздохнул.
- Сынок, я стараюсь спокойно воспринимать твои слова, поскольку понимаю, как, наверное, ты беспокоишься о своем отце. Друг твоего отца скоро будет здесь и поддержит тебя в тяжелую минуту. Он уже едет сюда и прибудет с одним из первых военных кораблей. Но я должен тебе кое-что напомнить. Ты вырос в Интергале. И наверняка должен знать, что мы не обходимся со своими людьми неоправданно жестоко...
Он повернулся к Яне, ища у нее поддержки, но та не сказала ни слова. Тех мятежников из Бремпорта в свое время допросили. И выяснилось, что они тоже когда-то были людьми Интергала.
Шинид дипломатично сказала:
- Это все потому, капитан Фиске, что все мы здесь слишком тесно связаны друг с другом. Люди будут очень беспокоиться за Сигги и Брит - и тем более после того, что случилось, с Лавиллой. Я не говорю, что в этом несчастье повинна Компания, но вы ведь сами знаете - мы, местные, привыкли здесь к совсем другому воздуху, чем тот, что у вас на кораблях и на станциях. У нас воздух чистый, свежий, хоть и холодный. Это совсем не то, чем дышат на кораблях с их бесконечной рециркуляцией.
- Я рад, что вам так нравится здешний воздух, - сказал Торкель, иронично приподняв бровь. - Компания позаботилась обо всех удобствах этой планеты.
- Послушайте, уважаемый! Нам нужно, чтобы наши люди вернулись обратно на планету, - сказал Шон тоном, не терпящим возражений, и Яна поняла, что он до сих пор не знает, кто такой Торкель. - Четыре поколения моей семьи занимались приспособлением животных, которые здесь обитают, к специфическим условиям этой планеты. И, между нами говоря, очень многое из того, что здесь есть, вовсе не заслуга Компании. Трудности с адаптацией у наших людей...
- А кто вы, собственно, такой? - вежливо прервал его Торкель, но в его голосе чувствовалось раздражение - как и в голосе Шона Шонгили. Мужчины стояли в противоположных углах комнаты, друг напротив друга, в одинаковых позах расставив ноги и опустив напряженные руки, словно два дуэлянта в боевых стойках.
- Да, Диего тоже будет сегодня петь. Так что ты не одинока, - сказал Шон, заметив направление ее взгляда. Потом он рассмеялся и потащил Яну к Банни и Диего, спросив:
- Может, несчастным жертвам по нраву держаться вместе?
Яна обратила внимание на то, с каким выражением Баника смотрит на своего Диего, и, прикинув кое-что в уме, сказала:
- Нет, Шон, давай лучше не будем им мешать. Шон задумчиво посмотрел на юную пару.
- Нет, я думаю, мы им не помешаем. Банни обхаживает его, как заправская хозяйка.
- Обхаживает его?! - взвилась Яна. Шон безразлично пожал плечами.
- Ну, если хочешь - занимает его разговором. У него здесь знакомых даже меньше, чем у тебя.
Они как раз шли мимо танцующих в паре Шинид и Эйслинг. Шинид, как всегда, вела. Обе женщины были одеты в длинные кожаные рубахи, украшенные затейливой вышивкой, только у Эйслинг рубаха была белая, а у Шинид - светло-коричневая. И на Шинид, и на Эйслинг были надеты искусно сделанные украшения, с таким вкусом подобранные к одежде, что даже драгоценные бриллианты не смотрелись бы лучше.
- Веселитесь? Нравится? - спросила Шинид, вроде бы самым обычным тоном, но что-то в ее голосе давало понять, что этот простой вопрос содержит и некое скрытое послание, предназначенное только для Шона.
- Раз уж ты об этом заговорила, то - да, веселимся, по крайней мере - я, ответил Шон точно таким же многозначительным тоном, и они с Шинид обменялись понимающими взглядами. - А ты как, Яна?
- О, и я тоже. Мне здесь нравится, правда, нравится, - сказала Яна. Шинид кивнула, и они с Эйслинг двинулись дальше.
- Что это с твоей сестрой? - спросила Яна у Шона, когда он, ловко маневрируя между танцующими парами, провел ее на противоположную сторону зала.
- Не стоит из-за нее беспокоиться, - сказал Шон.
Яна заметила, что уголок его рта едва заметно дернулся, как будто в легком раздражении. Что ж, сестринская опека всегда, от самого сотворения мира, немного раздражала братьев, и с этим ничего нельзя поделать.
Яна как раз задумалась, играют ли все время одни и те же музыканты или они время от времени меняются с другими, на вид не отличимыми от прежних, - чтобы головокружительно быстрая, зажигательная танцевальная музыка не замолкала? И тут те музыканты, что сейчас стояли на помосте, отложили свои инструменты и спустились в зал.
Шон Шонгили каким-то образом умудрился подгадать так, что, когда затихла последняя музыкальная нота, они с Яной как раз стояли возле бочки с пуншем наверное, дна у этой бочки не было вообще, потому что пунш никак не кончался. Шон быстро сунул Яне очередную кружку с веселящим напитком.
- Меня так развезет, что я не смогу петь, - сказала Яна, пытаясь отставить кружку в сторону.
- Выпей. Тебе пора выходить.
С этими словами Шон довольно поспешно и бесцеремонно потащил ее прямо через зал к помосту для выступлений.
- Нет, Шон, нет, - пыталась отпираться Яна. Она заметила, что внимание всех собравшихся в зале обратилось сейчас на них. Шон неумолимо тащил ее к помосту, а люди в зале расступались, давая им пройти. Все как-то сразу притихли и стали рассаживаться по местам. Даже дети оставили шумную возню и затихли, а младенцы, казалось, все разом уснули.
- Да, Яна, да.
- Но почему именно я? - протестовала Яна, но ноги как будто сами несли ее вслед за Шоном.
- Ты - героиня.
Она попробовала высвободить руку, но Шон только чуть сильнее сжал пальцы и вот Яна уже шагнула на ящик, подставленный к краю помоста вместо ступеньки. Она стояла на возвышении, с ужасом сознавая, что взгляды всех присутствующих в зале обращены на нее и столько людей внимательно наблюдают, как она справится со своим тяжким испытанием. Господи, ну как может ее рассказ или песня помочь этим людям, облегчить горечь их утраты?
Шон Шонгили поднял над головой руки - и малейший шум в зале затих.
- Это - майор Янаба Мэддок, - объявил он и медленно обвел взглядом зал, чтобы убедиться, что все слушают с должным вниманием. - Вы все ее знаете. Она будет петь. - Сказав так, Шон, как ни странно, торжественно поклонился залу и предложил Яне сесть на одинокий стул, который кто-то заблаговременно водрузил на самую середину помоста.
Ноги у Яны подкосились, она безвольно соскользнула на стул и почувствовала, как жесткое сиденье болезненно впилось в ее крестец. Петь? Они что, думают, что она будет сейчас петь?
Тут раздались негромкие, гулкие удары. Яна увидела у Шона в руках бубен. Он тихонько барабанил пальцами по туго натянутой коже. Яна моргнула и вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, начала нараспев читать стихи, которые сложились у нее после ночи у горячих источников. Она не повторяла их с той самой ночи, после которой миновала уже не одна неделя, когда Шон терпеливыми уговорами вынудил ее записать на диктофон рассказ о Бремпорте и эти стихи. Но, как бы то ни было, слова лились плавно и без запинки, те самые, нужные слова, в правильном ритме, под удары бубна - и это она их говорила. И Яна перестала обращать внимание на то, что ее окружало. Она вся была сейчас там, в Бремпорте, она заново переживала те несколько невообразимо кошмарных минут дикого ужаса и опустошающей беспомощности. Яне все время казалось, что она не сможет произнести больше ни слова - нестерпимо болело в груди, горло сжимали спазмы, из глаз лились слезы, которые она и не пыталась вытирать. Она жалела, что не успела опьянеть еще сильнее, чтобы легче пережить то, что с ней сейчас творилось.
Яна слышала свой голос как будто со стороны. Она никогда не думала, что у нее может быть такой голос - сильное контральто, такое богатое и глубокое. Она даже не задумывалась над смыслом тех слов, которые поет - до тех пор, пока не дошла до последних строк:
Меня тоже послали сюда умирать.
Сюда, где живут снега, где живет вода,
Где живут звери и деревья,
И ты.
Когда последние отзвуки песни растаяли в тишине зала, Яна склонила голову. Слезы продолжали катиться по щекам и капали на ладони. Она не могла пошевелиться и совершенно не знала, что надо делать дальше. Может, Шон поможет, подскажет?
Поверх ее рук легли чьи-то мозолистые, натруженные ладони, тихонько сжали и отстранились, но только для того, чтобы уступить место следующей паре рук. Когда уже третий человек подошел и пожал ей руки, Яна подняла голову - потому что эти прикосновения были как благословение, от которого исцелялась, таяла ее скорбь, высыхали слезы. Яна смогла даже улыбнуться, когда следующая пара осиротевших после Бремпорта родителей подошла пожать ей руки и так, без слов, выразить свою признательность. Их лица были залиты слезами затаенного горя, и от этих родительских слез Яне стало легче, боль в груди отпустила, тугой ком в горле растаял без следа.
Когда этот небольшой ритуал завершился, Шон подхватил Яну под руку и, не говоря ни слова, повел прямо к бочке с пуншем. Там Клодах собственноручно наполнила кружку золотистым напитком и, выразив благодарность и одобрение торжественным, церемонным поклоном, протянула кружку Шону, который так же торжественно передал напиток Яне.
Потом Шон крепко обнял Яну за плечи и повел к появившемуся как по волшебству свободному месту на лавке у стены. Они сели рядом, их плечи соприкасались, и ее нога была совсем рядом с бедром Шона. У Яны было такое чувство, будто ее выжали, как лимон, однако это чувство не было неприятным, она даже ощущала необъяснимый душевный подъем. Скорбь ушла, оставив по себе лишь умиротворение и бесконечный покой. Яна сидела, склонив голову, и маленькими глотками пила пунш. Ей ни с кем не хотелось встречаться взглядом, она просто наслаждалась тем, что Шон Шонгили назвал "исцелением".
По залу пронесся легкий шорох, зазвучали приглушенные голоса, и Яна подняла голову - Банни вела Диего к помосту.
- Это Диего Метаксос, - представила юношу Баника, подняв руки над головой и медленно обведя взглядом зал - точно так же, как это сделал до нее Шон Шонгили. - Он должен спеть песню.
Яна надеялась, что в свое время держалась с таким же хладнокровием и самообладанием, как сейчас Диего. Юноша не плюхнулся, а грациозно присел на стул и сложил руки на коленях.
Я появился здесь недавно, и была буря.
Буря была в моем сердце, в уме и в душе.
Я попал в бурю вместе с Лавиллой.
Она спасла меня, когда перевернулись сани.
Она спасла меня, согрев жаром своего сердца.
Она спасла и моего отца - своей мудростью.
Она спасла меня, чтобы я увидел пещеру,
Которой, как все говорят, я не видел.
Последние слова юноша сказал с горькой иронией. У него оказался на удивление сильный, звонкий тенор, хотя Яна подозревала, что парню никогда раньше не приходилось петь перед публикой.
И все же я видел пещеру, и видел воду,
И видел узоры из воды и ветра.
Я видел - снег сверкал, как россыпь алмазов.
Я видел - ветры кивали мне, воды пели,
А лед отвечал им, и снег смеялся.
Я видел зверей в воде и на суше,
И они тоже смеялись и пели.
Они были добры ко мне,
И отвечали на все мои вопросы,
Но я не знаю, о чем я их спрашивал,
И не знаю, что они мне отвечали.
Я знаю пещеру, и ветви, и поющие воды,
Говорящие льды и смеющийся снег
И вы тоже их знаете. Выслушайте мою песню
И поверьте мне. Потому что я видел
То же, что видели вы.
И я изменился. Слушайте мою песню. Верьте мне!
Допев песню до конца, Диего вскинул голову и протянул вперед раскрытые ладони, прося, чтобы ему ответили.
Это началось как негромкий, неразборчивый говор, который становился все громче, по мере того как все новые люди присоединяли свои голоса к хору отвечающих, по мере того как все больше людей начали ритмично постукивать ногами по полу. Грохот становился все громче и достиг такой силы, что Яне даже захотелось прикрыть уши руками. Но если бы она так сделала, то не расслышала бы ответа:
- Мы верим! Мы верим! Мы верим!
И Яна вскочила и крикнула вместе со всеми:
- Мы верим!
Потому что она не сомневалась, что мальчик говорил правду. Вдруг люди по всему залу поднялись и устремились к Диего. Банни стояла рядом с ним на возвышении для певцов и крепко обнимала его за плечи. И Диего вскрикнул - с тем же чувством невероятного облегчения, которое незадолго до этого пережила Яна.
Вероятно, песни в инуитской манере специально рассчитаны на такой эффект.
Яна все еще была во власти чувств, навеянных песней Диего Метаксоса, когда совершенно неожиданно, у самого ее уха раздался голос, и это был голос не Шона Шонгили.
- Это действительно очень трогательно... Это был голос Торкеля Фиске, который непонятно как оказался возле нее. Торкель легонько тронул Яну за плечо, чтобы она к нему не поворачивалась. Шона Шонгили рядом уже не было.
- Да, очень трогательно. Я так рад, что уговорил Джианкарло отпустить мальчика на эту вечеринку. Очевидно, ему крайне необходимо было найти выход своим эмоциям. Весьма любопытно, что поселяне согласились с мальчишкой - когда он в такой своеобразной поэтической манере принялся утверждать, что тот бессмысленный вздор, который несет в бреду его отец, - чистая правда.
- Возможно, это потому, Торкель, что местные поселяне более наблюдательны, чем люди Компании, - с плохо скрытой издевкой ответила Яна.
- Ну, эти поселяне тоже в какой-то мере люди Компании" Только, похоже, раньше Компания уделяла им недостаточно внимания.
- Звучит весьма зловеще, - как можно беспечнее сказала Яна.
- Наверное, потому, что в этом есть что-то пророческое? - продолжал Торкель, наклонившись к ее уху и вдыхая запах ее волос. - Надеюсь, никто не обратит внимания на то, что я сюда пришел. Собственно, я хотел только посмотреть своими глазами на эту замечательную вечеринку, которой и ты, и Диего почему-то придавали такое значение. Разреши пригласить тебя на танец если, конечно, ты танцуешь?
- Вообще-то, честно говоря, меня вроде бы уже пригласили, - призналась Яна, высматривая в толпе Шона Шонгили. - И, кроме того, музыканты не играют, ей вдруг стало неловко за свой наряд. Это, наверное, смотрится довольно смешно - самодельное платье, под ним - штаны от мундира, а на ногах - толстые носки вместо ботинок. Она сейчас похожа на пугало или, в лучшем случае, на персонаж какого-то средневекового романа. Яна стряхнула с плеч руки Торкеля и повернулась к нему лицом. - Слушай, Торкель, это очень здорово, что мы с тобой увиделись, и мне очень льстит твое внимание. При обычных обстоятельствах...
Даже не знаю, как бы я устояла перед искушением. Только, понимаешь...
- Ого! Даже так? - Глаза Торкеля улыбались, но губы насмешливо кривились он явно был разочарован. - Выходит, я не единственный, кто ищет твоего расположения? Надеюсь, местные слишком нерасторопны и не успели ничего заметить. Впрочем, мое мнение об этом месте с каждой минутой становится все выше и выше.
Хвала богам, что Торкель так высоко себя ценит. Можно было не бояться, что она потеряет его дружеское расположение - и покровительство - даже после того, как отвергла его ухаживания. Она поцеловала его в щеку.
- Черт возьми!
Торкель приобнял ее за плечи и удержал поближе к себе, и этот дружеский поцелуй продлился несколько дольше, чем Яне хотелось.
- Признаться, я даже не рассчитывал на такой подарок, когда сюда шел.
И тут рядом с ними возникла Эйслинг и, протянув руки, тоже заключила Яну в объятия, под таким благовидным предлогом вызволив ее от Торкеля.
- Ах, Яна, я просто должна это сказать - у тебя получилась прекрасная песня, ты даже не представляешь, как много она значит для меня и для всех остальных!
- Спасибо, Эйслинг. И еще раз спасибо тебе за это великолепное платье.
Эйслинг засветилась от удовольствия.
- Я рада, что тебе понравилось. Ты в нем такая красавица! - Эйслинг внимательно глянула на Торкеля, и, как Яне показалось, в этом взгляде было больше недоверия и подозрительности, чем радушия.
- Эйслинг, познакомься, это капитан Торкель Фиске, мой старый друг. Мы когда-то вместе служили. Это он помог мне раздобыть материю на платье и устроил так, что Диего смог прийти сегодня на праздник.
- Это очень мило с вашей стороны, капитан, - сказала Эйслинг и протянула ладонь, чтобы пожать капитану руку. Но Торкель, верный своим привычкам, вместо рукопожатия поднял ладонь Эйслинг к губам и поцеловал.
Тут, откуда ни возьмись, рядом с ними возникла Шинид и, тоже протянув Торкелю руку, сказала:
- Эй, Яна! Скажи этому парню, что мы с Эйслинг все делим поровну - так что мне причитается то же, что и ей.
И снова Яне показалось, что за непринужденным и дружеским тоном Шинид кроется нечто большее - предостережение, на этот раз с примесью угрозы, причем вовсе не из-за того, что Торкель поцеловал руку ее Эйслинг. Яна решила, что Шинид, наверное, ревнует к Торкелю ее саму - из-за Шона.
- Познакомьтесь: Торкель, Шинид Шонгили. Оба внимательно посмотрели друг на друга - словно фехтовальщики, которые оценивают силу противника. Потом Торкель наклонился и поцеловал Шинид руку, после чего она несказанно его удивила, тоже поцеловав ему руку. Облизав губы, Шинид заметила:
- М-м-м!.. Волосатые кулаки... У моего дедушки были волосатые кулаки.
- А она мне нравится! - сказал Торкель, поворачиваясь к Яне.
- Мне тоже! - вмешалась Эйслинг, обнимая Шинид за плечи.
- Слушайте, дамы, - доверительно сказал Торкель, обращаясь не только к Яне, но и к Шинид с Эйслинг. - Может, вы сумеете помочь мне справиться с кое-каким очень важным и трудным делом? Может, вы даже подскажете, когда лучше за это взяться - прямо сейчас или после того, как эта вечеринка закончится?
- Конечно, Торкель, - сказала Эйслинг. А Шинид спросила:
- А что за дело-то, парень?
- Мне нужно найти ближайших родственников женщины по имени Лавилла Малони.
- Лавилла! - воскликнула Шинид. - А что, с ней что-то случилось? Где она?
Торкель скрипнул зубами и поднял руку, успокаивая расходившуюся Шинид.
- Простите, я думаю, что в первую очередь мне все же нужно поговорить с родственниками Лавиллы Малони, прежде чем что-то рассказывать кому-нибудь другому. Но, впрочем, после того, как я поговорю с ее родными, им может понадобиться ваша поддержка.
- Ой, нет... - прошептала Эйслинг. Шинид нежно погладила ее по руке, стараясь успокоить подругу.
- Пойди, наверное, и скажи Шону и Клодах, что они нужны, а мы вместе с Торкелем и Яной найдем Лайэма. - Повернувшись к Торкелю, Шинид сказала:
- Муж Лавиллы уже давно болеет, и сегодня его здесь нет. Мы возьмем ее сына, Лайэма, и пойдем к ним домой, а там ты поговоришь с его отцом. Дочь Лавиллы живет в Танана-Бэй, а еще один сын служит в Космическом корпусе, на Макерджи-3.
Тут Яна увидела Шона. Он шел в ее сторону, обняв за плечи Банни и Диего, и серьезно разговаривал о чем-то с парнем. Следом за ними шла Клодах. Заметив их, Шинид замолчала.
Клодах нетерпеливо взмахнула рукой, делая знак Шинид не спешить со своими новостями. Она направилась прямо к Яне и Торкелю.
"Она знает", - подумала Яна, глядя на Клодах, которая величаво плыла к ним сквозь толпу, словно космический лайнер, пронзающий пояс астероидов. - Она уже знает. Но как такое возможно?"
Торкель перехватил Шона с детьми.
- Диего, сынок, у тебя настоящий талант! - сказал он.
Торкель похвалил Диего совсем по-отцовски и вдруг показался Яне очень мужественным и привлекательным. Он поступил очень разумно, одевшись для этой поездки в гражданскую одежду, а не в мундир, невзирая на сугубо официальную причину визита. На нем были ржаво-коричневые шерстяные брюки и толстый свитер с рисунком мшисто-зеленого, кремового и рыжеватого цветов, которые хорошо сочетались с золотисто-каштановыми волосами и светло-карими глазами Торкеля. Торкель был выше ростом, чем Шон Шонгили, и более крепкого телосложения. И, конечно же, они очень различались цветом волос и глаз: один красно-коричневый, второй - серебристый - словно огонь и лед. Впрочем, на самом деле Шон Шонгили вовсе не был равнодушной ледышкой, насколько Яна успела его узнать со времени их знакомства. От этих мыслей щеки Яны залились краской смущения.
- Шон, - говорила Шинид, - этот человек пришел сюда, потому что с Лавиллой что-то случилось.
Шон закрыл глаза, его губы сжались в тонкую линию, как от боли. Но это было ничто по сравнению с отчаянием Диего.
- Что? Что с ней случилось? - спрашивал он у Торкеля. Глаза мальчика полыхнули огнем, кулаки сжались. - Гады, что вы с ней сделали?
На лице Торкеля отобразилось искреннее сожаление.
- Ничего, сынок. Мы не совсем понимаем, что с ней случилось, и не узнаем ничего нового до тех пор, пока не будут известны результаты вскрытия.
Шон резко поднял голову.
- Вскрытия?
- То есть вы хотите сказать, что она умерла? - медленно, растягивая слова, спросила Шинид и посмотрела на Торкеля, хищно сощурив глаза.
Торкель тяжело вздохнул.
- Прошу вас... Вначале я должен сообщить родственникам.
- Шинид, - мягко упрекнула ее Клодах, и Шинид отошла, затерялась в толпе.
Диего, который поначалу вроде бы даже обрадовался, увидев Торкеля, неожиданно взорвался.
- Черт бы вас всех побрал, сволочи, вы убили ее! - выкрикнул он. Шон крепко обнял его за плечи, и вовремя, потому что Диего, сам не свой, брызгал слюной от злости и хотел кинуться на капитана с кулаками. - Вы, гады, мучили и мучили ее своими дурацкими вопросами, а сами не верили ни единому ее слову, не верили ни ей, ни нам, вообще никому не верили! Вы, ублюдки чертовы, запытали ее до смерти! Будьте вы прокляты! Ну почему вы не оставили ее в покое? Вы же все равно не верите, даже когда вам говорят правду. Она ведь честно рассказала вам, что случилось И мы с папой рассказали вам, а вы обошлись с ней как звери - вы ведь не верили ей, и она умерла - Нет, сынок...
- Если вы не оставите моего папу, я никогда не вернусь туда, обратно! Никогда! Отпустите нас. Оставьте нас в покое. Вы слишком тупоголовые, чтобы...
Клодах попыталась утихомирить мальчика, заговорила с ним ласково, успокаивающе, но она не знала Диего.
Яна тоже его не знала, зато она прекрасно понимала, что с ним сейчас происходит. Ей довелось на собственной шкуре испытать, каково это. Мальчик за очень короткое время пережил слишком много сильнейших потрясений. Сегодняшняя песня стала еще одним тяжелым испытанием для его духа. Это испытание вскрыло глубокую душевную рану, чтобы помочь исцелить ее. Но не успела рана затянуться, как появился Торкель и своим известием причинил мальчику новую бездну боли вдобавок к прежним страданиям.
- Метаксос, послушай меня, - сказала она тихо, но очень твердо. - Мы обязательно докопаемся до правды. Они составят докладную записку, они вернут сюда ее тело. Я сама поеду с тобой на космобазу и выясню, в чем дело, даже если мне лично придется полететь и вернуть Лавиллу.
Диего резко дернул головой, обратив горящий болью и гневом взгляд теперь на Яну.
- Вы тоже одна из них! Как я могу вам верить?
- Диего, пойдем со мной, пойдем, - сказала Банни. Тут как раз подошел Шон Шонгили, ведя за собой молодого человека с непроницаемым выражением лица.
- Капитан Фиске, это Лайэм Малони, сын Лавиллы.
- Значит, моя мама умерла? - спросил Лайэм Торкеля. В отличие от Диего, Лайэм казался совершенно спокойным. Яне подумалось, что молодой человек как будто заранее ожидал этого известия.
- Да. Я бы хотел поговорить с вами и с вашим отцом.
- Не обижайтесь, капитан, но, по-моему, папа вряд ли захочет сейчас видеть кого-нибудь из ваших людей. Я ему все расскажу. - Он повернулся к Клодах, и женщина обняла его, как будто Лайэм все еще был маленьким мальчиком. Они отошли в сторону. Молодой человек склонил голову и спрятал лицо на широкой груди Клодах.
- Ну что ж, капитан, теперь, когда вы исполнили свой долг перед родственниками Лавиллы, все мы хотим знать, что же там произошло, - сказал Шон.
- Давайте лучше пойдем ко мне, - предложила Яна, адресуя свое приглашение Шону, Банни, Диего, Шинид и Эйслинг. Потом, сочувственно посмотрев на Торкеля, добавила:
- Я угощу вас настоящим кофе.
Глава 10
- От чего она умерла? - спросил Шон.
- Мы пока точно не знаем. Когда я уезжал с космобазы, результаты вскрытия еще не были готовы, - ответил Торкель. - Возможно, причина смерти - отдаленные последствия переохлаждения. Очевидно, они проявились в виде дыхательной недостаточности. Врачи полагают, что она могла отморозить легкие, но это никак не проявлялось, пока ее не стали переправлять на челночном корабле в управление. Старик тоже не очень хорошо перенес полет, зато у девушки, Брит, по-видимому, не обнаружилось никаких новых болезненных проявлений. Мы собираемся переправить их дальше, в госпиталь на станции "Андромеда", для обследования и дальнейшего лечения.
- Не делайте этого, - сказал Шон. - Верните их обратно, сюда. Если вам так нужно, оставьте их на космобазе, но если вы увезете их с планеты - они очень скоро ослабеют и умрут. Они приспособлены к жизни только на этой планете и только в таких условиях, как здесь. В любом другом месте они просто погибнут. Верните их обратно.
- Я не уверен, что могу это сделать, - сказал Торкель с легким оттенком раздражения в голосе. Он, конечно, не сказал этого, но Яна и так прекрасно понимала, что Торкель сейчас чувствует: он так душевно отнесся к этим темным туземцам, приехал к ним рассказать, что случилось с их соотечественницей, а они, нахалы этакие, вздумали указывать ему, что он должен делать.
- Почему это нет? - вскинулся Диего. - Или вам так нравится терзать их допросами? Торкель вздохнул.
- Сынок, я стараюсь спокойно воспринимать твои слова, поскольку понимаю, как, наверное, ты беспокоишься о своем отце. Друг твоего отца скоро будет здесь и поддержит тебя в тяжелую минуту. Он уже едет сюда и прибудет с одним из первых военных кораблей. Но я должен тебе кое-что напомнить. Ты вырос в Интергале. И наверняка должен знать, что мы не обходимся со своими людьми неоправданно жестоко...
Он повернулся к Яне, ища у нее поддержки, но та не сказала ни слова. Тех мятежников из Бремпорта в свое время допросили. И выяснилось, что они тоже когда-то были людьми Интергала.
Шинид дипломатично сказала:
- Это все потому, капитан Фиске, что все мы здесь слишком тесно связаны друг с другом. Люди будут очень беспокоиться за Сигги и Брит - и тем более после того, что случилось, с Лавиллой. Я не говорю, что в этом несчастье повинна Компания, но вы ведь сами знаете - мы, местные, привыкли здесь к совсем другому воздуху, чем тот, что у вас на кораблях и на станциях. У нас воздух чистый, свежий, хоть и холодный. Это совсем не то, чем дышат на кораблях с их бесконечной рециркуляцией.
- Я рад, что вам так нравится здешний воздух, - сказал Торкель, иронично приподняв бровь. - Компания позаботилась обо всех удобствах этой планеты.
- Послушайте, уважаемый! Нам нужно, чтобы наши люди вернулись обратно на планету, - сказал Шон тоном, не терпящим возражений, и Яна поняла, что он до сих пор не знает, кто такой Торкель. - Четыре поколения моей семьи занимались приспособлением животных, которые здесь обитают, к специфическим условиям этой планеты. И, между нами говоря, очень многое из того, что здесь есть, вовсе не заслуга Компании. Трудности с адаптацией у наших людей...
- А кто вы, собственно, такой? - вежливо прервал его Торкель, но в его голосе чувствовалось раздражение - как и в голосе Шона Шонгили. Мужчины стояли в противоположных углах комнаты, друг напротив друга, в одинаковых позах расставив ноги и опустив напряженные руки, словно два дуэлянта в боевых стойках.