Мальмузи Лучано. Неандертальский мальчик в школе и дома

   «Вот здорово!» – скажете вы.
   На самом деле ничего тут хорошего нет.
   Десятки и десятки раз дедушка Пузан гоняет нас из леса в деревню, да не налегке, а с сухими сучьями и вязанками хвороста, которые мы складываем перед школой.
   По вот наконец проходит под скалами Рука Загребу­щая, местный богатей, отец Щеголька.
   – Не нужно ли тебе хвороста? – кричит с высоты дедушка Пузан.
   Что ты за него хочешь?
   – Зайца…
   – Идет.

 

   Зайца приносят, и вскоре начинается долгожданный урок стряпни. Дедушка Пузан учит нас, как раздувать огонь, подкладывать хворост, ворошить угли, накалять плиту из песчаника; наконец, как испечь зайца и съесть его целиком, до косточки.
   Последнее он демонстрирует очень наглядно. Раз – и заяц исчез, даже костей не осталось.
   – Видали? – облизывается учитель. – Настоящий ледниковый человек должен не только хорошо охо­титься, но и искусно стряпать. Я в своей жизни нико­гда ничем не брезговал, и…
   – И это видно! – вставляет Блошка. Все смеются.
   Дедушка Пузан сначала хмурится, но потом хохочет вместе с нами.
   – Ты просто завидуешь, – втолковывает он Блош­ке. – Надо бы научить тебя есть как следует, иначе ты за зиму превратишься в скелетик. – Потом, приосанив­шись, добавляет: – Ребята, урок окончен. Можете идти по домам. Но не забудьте: завтра наш первый поход. Захватите все необходимое. Наша школа – суровая школа жизни, в ней закаляются сильные духом ледни­ковые мужчины…
   – А женщины? – пищит Блошка.
   – И женщины закаляются, еще как, – заверяет де­душка Пузан, гладя ее по голове.
   Потом вынимает из угла двоих подвешенных, кото­рые качаются на ветру, замахивается на них дубинкой для записей, вонзает зубы в ребро бизона, припасенное на ужин, и следит, как мы гуськом спускаемся по тро­пинке в стойбище.

ОДНИ В ЛЕСУ

   Студеное осеннее утро. Мы, дети, уже построились, а мамы, папы, дедушки, бабушки, дяди и тети толпят­ся вокруг и прощаются с нами. У многих на глазах слезы.
   Мама Тигра крепко обнимает меня, глядит как-то странно, будто хочет навсегда запечатлеть в памяти мои черты. Тетушка Жердь целует меня, обливаясь слезами, словно мы прощаемся навеки.
   Ну, не знаю, во всем этом чудится что-то странное.
   Я хочу поделиться с Умником своими сомнениями, но тот пожимает плечами: не волнуйся, мол, все в по­рядке.

   Наконец дедушка Пузан дает сигнал трогаться в путь. Все взяли?
   – Да, дедушка! – отвечаем мы хором.
   – Запасные шкуры?
   – Да!
   – Острые камешки, чтобы затачивать колышки для палаток?
   – Да!!
   – Вяленое мясо?
   – Да!!!
   – Гм… но СКОЛЬКО вы взяли мяса? – до­пытывается учитель.
   Щеголек с гордостью показывает свои припасы. У дедушки Пузана глаза лезут на лоб.
   – Молодец, мальчик, моло­дец! Хорошо начинаешь школу. М-м-м… надеюсь, когда мы оста­новимся перекусить, ты вспом­нишь о своем старом учителе. Знаешь, меня замучил артрит… я всю ночь не спал… совсем осла­бел…
   – Куда мы идем, дедушка? – спрашивает Березка.
   – Цель первого похода должна оставаться в тайне, – заявляет де­душка Пузан.
   – Как это так?
   – Таков обычай нашего стойбища…
   Умник рядом со мной загадочно улыбается.
   – Ну а теперь в путь, поживее. Того гляди, пойдет снег.
   Небо в самом деле нахмурилось, задул ледяной ве­тер, в воздухе закружились первые снежинки.
   – Выбрали денек для похода, – ворчит Морж, из­вестный лентяй.
   – Ранняя в этом году зима, – отмечает Березка. – Надо поскорей собрать последние ягоды.
   – Разговорчики! – обрывает нас дедушка Пузан. – Сейчас не время болтать.
   Я закрываю рот и, чтобы отвлечься, пропускаю не­сколько рядов и оказываюсь позади моей Неандерталочки. А когда моя душечка оборачивается, предлагаю понести шесты для палатки.
   Тут же появляется Щеголек и предлагает понести шкуру с провизией.
   О сила любви! Неандерталочка идет налегке, а мы оба сгибаемся под непомерной тяжестью.
   Когда мы углубились в лес, метель разыгралась не на шутку. Дальше собственного носа ничего не видать.
   Сколько времени мы идем?
   Все утро и добрую часть дня.
   Останавливаемся, только чтобы наспех перекусить, – и все равно дедушка Пузан, якобы сравнивая разные способы вялить мясо, уничтожает половину наших при­пасов.
   И снова в путь.
   У меня возникает странное впечатление, что учитель нас водит по кругу, но небо покрыто тучами, и с уверенностью это сказать нельзя. Я замечаю также, что время от времени Умник отстает, прячется за дерево и что-то делает там.

   День уже подходит к концу, и землю укутала снеж­ная пелена, когда старый учитель приказывает остано­виться и положить вещи.

   Тревожные сумерки опускаются на лес. Где-то вблизи слышится вой волков.
   – Чудесно. Подходящее место для лагеря, – заявля­ет дедушка Пузан.
   – Но дедушка, – возражает Умник, сверившись со своей дубинкой для записей, – ледниковые люди все­гда разбивают лагерь на холме, поодаль от леса, чтобы местность хорошо просматривалась, иначе…
   – Помолчи, всезнайка! Я сказал, что мы разобьем лагерь здесь, значит, так оно и будет.
   – А огонь? – переживает Лучинка.
   – Гр-р! Вернусь – разведу. Мне по нужде приспичи­ло, – каркает дедушка Пузан. И удаляется.
   Мы смотрим, как он исчезает в темноте.
   – Ну, за работу, – призывает Молния. – Если снег не перестанет, нам будет не поставить палатки.
   – Темно. Ничего не видать! – жалуется Кротик. Вой волков становится громче.
   Внезапно до нас доносится рычанье.
   – Э-э-э-это тигр! – визжит Блошка.
   – Да, но он далеко, – пытаюсь ее успокоить.
   – О-ох, но куда подевался дедушка Пузан? – взды­хает Березка.
   Мы разбредаемся в разные стороны, ищем учителя, но того и след простыл.
   Снова рычание, на этот раз ближе.
   – И-и-и-и-и! – верещит Блошка, прижимаясь ко мне.
   – Спокойно, спокойно, – уговаривает Молния. – Дедушка Пузан скоро вернется. Он позаботится о…
   – Бедненький недотепа, – прерывает его Умник. – Боюсь, тебе придется долго ждать, пока вернется твой учитель.
   – Что ты хочешь сказать?
   – Что пузатый оставил нас одних в лесу, – поясняет Умник.
   – Ты что, смеешься?
   – Этого не может быть.

   – Он бы нас никогда не бросил…
   – Он нас именно бросил, если хочешь знать. Он так делает каждый раз, с каждым новым классом.
   – Бросает детей в лесу? Одних? В такую метель? Да еще без огня? Нет, нет. Не могу поверить. Дедушка Пузан добрый, он не может так поступать!
   – Он исполняет волю старейшин, – объясняет Ум­ник.
   – Они что, ошалели, старые пни? – возмущается Щеголек.
   – Таков обычай нашего стойбища. Даже, думаю, обычай всех ледниковых племен. Он называется испы­танием мальчика с пальчик.
   – Но зачем они это делают?
   – Дети должны провести ночь в лесу. Одни. Если им удается вернуться в стойбище, значит, они не стру­сили и готовы стать взрослыми.
   – А… если не удается?
   – Ну, если они не возвращаются, значит, не способ­ны выжить в нашем суровом мире. И были бы для стойбища бесполезным бременем, лишними ртами…
   Позволь полюбопытствовать, спрашиваю я, откуда ты все это знаешь?
   – Просмотрел дубинки-журналы прошлых лет. Хм… к сожалению, должен вам сказать, что с последнего ис­пытания мальчика с пальчик многие ученики не верну­лись и никто о них больше не слыхал.
   – Ничего себе!
   – Хорошенькое дело!!!
   – Говорила же я, что в школе мне вряд ли понравит­ся… – вздыхает Блошка.
   – Попадись только мне тот, кто выдумал это дурац­кое испытание.
   – По-моему, это не кто иной, как Насупленный Лоб. Он детей терпеть не может.
   – Ну и что же нам теперь делать? – спрашивает Не­андерталочка тоненьким голоском.

   С ближних холмов доносится жуткий вой.
   – Ну, я пошел. Здесь столько этих тварей, что чем скорей вернешься, тем лучше, – бормочет Морж, по­том поворачивается к Свистку и Мячику. – Идете со мной?
   Те кивают.
   – Я тоже пойду, – заявляет Щеголек. Умник пытается их остановить:
   – Погодите минуточку. Вы совершаете ту же ошиб­ку, что и ребята в прошлом году. Спешка – плохой со­ветчик. На моей дубинке для записей…
   – Стукни себя но башке своей дубинкой для запи­сей, – огрызается Морж.
   – То-то, всезнайка: посмотрим, как ты выпутаешься из этой истории! – хорохорится Щеголек.
   Я не о себе беспокоюсь, – настаивает Умничек. – Если каждый пойдет сам по себе, Кротик, Блошка и Лучинка не выберутся.
   – Может, и Неандерталочка тоже… – добавляю я. Душенька моя глядит на меня с признательностью, и
   я чувствую, что на обратном пути могу помериться си­лой с целой семьей тигров. И двумя стаями медведей.
   После минутного колебания Щеголек поворачивает­ся и догоняет Моржа, Свистка и Мячика. Вонючка, скорчив мне рожу, тоже бежит за ними.
   Молния пытается их задержать, но поздно: все чет­веро пропали в ночной темноте.
   – Ну а теперь? – хнычет Уголек. – Может, хоть па­латки поставим?
   – Без огня они нам ни к чему, – замечает Молния.
   – Может, хоть чуть-чуть согреемся, – канючит Блошка.
   Нет, встревает Умник. Нужно возвращаться прямо сейчас. Скоро станет слитком холодно. И по­том, вокруг много хищных зверей…
   – Возвращаться… легко сказать, – заявляет зоркая Рысь. – В такой темноте даже я ничего не вижу.
   – Мы вернемся все вместе, – утверждает Умник. – Или все вместе, или никто. Докажем, что мы – друж­ный класс.
   – Ничего подобного, – вздыхает Мол­ния. – Пятеро уже откололись.
   – Они еще пожалеют, – уверяет Ум­ник. – Ну же, смелей, все за одного…
   – Один за всех! – отвечаем мы хо­ром.
   – Да… но как же нам без огня? – ко­леблется Лучинка. – Тигры нападут!
   Умник сверяется со своей дубинкой для записей.
   – М-м-м… здесь указано, что хищни­ки терпеть не могут неожиданностей. Если происходит что-то странное, они предпочитают не нападать. Ну-ка поглядим… что у нас имеется такого поразительного?
   – Голос Сороки! – вскрикивает Рысь.
   Несмотря на тяжесть положения, мы все хохочем. У нашего Сороки действительно самый противный го­лос на всех наших ледниках. Такой пронзительный и скрипучий, что ни один звук в природе с ним не срав­нится. Между тем Сорока себя воображает соловьем и обожает петь; мало того, мечтает стать, когда вырастет, виртуозом Заклинания.
   – Сорока, мы надеемся на тебя, – говорит Умник. – Вернее, на твой голосок. Ну-ка призови Мать-Луну.
   Сороку упрашивать не приходится. Он набирает воз­духу, широко разевает рот и затягивает «Песнь жизни», сочиненную нашим шаманом Полной Луной:

 
О Матерь мира-а,
Выйди из небесного шатра-а,
Озари ночную тьму-у,
Покажи нам далекие горы-ы…
 

   На соседнем холме в семье саблезубых тигров разго­рается спор.
   – Р-р-р! Говорю тебе, опасности нет!
   – Ну а мне что-то это не нравится… Гр-р-р… звук та­кой жуткий, прямо мурашки по спине. Ты только по­слушай!
   – Да это детеныши ледниковых людей! Помнишь прошлый раз? Так легко было их слопать.
   – Что было, то прошло. Эти какие-то особенные: им ведом звук, пронзающий уши. И потом, их слишком много. Те, прежние, разделились, помнишь?
   – Но у них нет никакого оружия… Даже огня нет!
   – Р-р-р-р… Этот звук мне сердце рвет на части.
   – Ну тебя с твоим разорванным сердцем: я есть хочу…
   – Ничего, поголодать иногда не вредно. У тебя в по­следнее время появился животик.
   – Что за глупая прихоть – бросать такую добычу!
   – Ничего, ничего… к тому же луна показалась. По­шли выспимся хорошенько.
   – Р-р-р! У меня в брюхе пусто. Да мне и глаз не сомкнуть, пока этот не перестанет петь…
   Луна вышла из-за туч, в лесу светло как днем. Мать-Луна откликнулась на нашу молитву.
   – Соберите вещи и следуйте за мной, – командует Умник. – Мы не только должны вернуться все вместе, но и ничего не потерять по пути. Покажем этим про­тивным старейшинам, чего мы стоим.

   – Легко сказать, – возражает Молния. – Но в какую сторону идти? Я потерял направление. Дедушка Пузан так долго водил нас по кругу…
   – Идем сюда, – зовет нас Умник, обнаружив белое пятно на стволе дерева.
   – Что это? – спрашиваю я.
   – Метка, – поясняет Умник. – Белая пыль, смешан­ная с жиром. Ее видно и в темноте.

   – Но кто поставил метку?
   – Я.
   – Зачем?

   – Затем, что я не дурак. Ведь мне известно, что при­ключилось с прошлогодним классом, – и ты хочешь, чтобы я углубился в лес, не приняв мер предосторож­ности? Нет уж, мой милый: Умника не проведешь. Ка­ждое десятое дерево помечено. Нам остается только двигаться от одного к другому, и мы окажемся в дерев­не еще до зари.
   – О Мать-Луна! Значит… мы спасены!
   – Умник, ты просто гений!
   Когда мы подходим к деревне, солнце уже встает, и Полная Луна заводит свою песню:

 
Стоит морозная погода,
Повсюду скоро станет лед,
Глаза протрите, лежебоки,
Иначе кто его собьет?
 

   Папа Большая Рука уже поднялся и пристально гля­дит на холмы. Наверное, волнуется, думает: как я там один в лесу? Но, увидав детей, которые вереницей спускаются в деревню, издает радостный крик.
   И вот уже перед хижинами толпится народ, звенят голоса.
   Мамы, не веря своим глазам, бегут навстречу, ба­бушки плачут, отцы с гордостью бьют себя в грудь.
   – Они справились!
   – Многие вернулись в этом году.
   – Многие? Я бы сказал, все.
   – Нет, нет. Кого-то не хватает. Попробуем их пере­считать.
   – Не видно Моржа и Свистка. И Попрыгунчика нет.
   – И Щеголька…
   – И Вонючки…
   Зато мама Кротика вся сияет: она и мечтать не могла, чтобы сынок прошел такое трудное испыта­ние.
   Умника, естественно, все поздравляют. Но он не вы­глядит счастливым.
   – Могли бы вернуться все, – твердит он.
   Едва нас оставляют в покое, как он отзывает меня в сторону.
   – Нужно вернуться в лес, поискать остальных, – шепчет он. – Может, еще не поздно…
   Сговорившись с Молнией и Рысью, мы тайком по­кидаем стойбище и держим путь к холмам.
   Вот и первые деревья; вот и метки, которые оставил Умник.
   Мы продвигаемся, напряженно ловя каждый звук, но в лесу тихо.
   Солнце стоит высоко, снег подтаивает; временами мы проваливаемся по колено, но это не страшно: шку­ры, которыми обмотаны наши ноги, пропитаны жиром бизона и не промокают.
   – Тс-с-с… тут кто-то есть, – шепчет Рысь.
   – Ничего не слышу.
   – Взгляните на эти следы, – продолжает Рысь. – Ночью тут что-то происходило.
   – Следы волков.
   – Сколько их тут было!
   – Да, но они разбежались… ах, вот почему. – Мы подходим поближе, чтобы разглядеть следы, которые нам показывает Рысь.
   Пришли два тигра…
   – Надеюсь, их тут больше нет!
   Нет, успокаивает нас Рысь. Они ушли, совсем недавно.
   В который раз меня изумляет ее проницательность. Как ей удается, глядя на обычные следы, догадываться о стольких вещах?
   – Гляди, – объясняет она, – следы глубокие, снег был рыхлый, значит, солнце уже взошло. У следов, оста­вленных ночью, более четкие очертания.
   – А… эти тигры… что-нибудь… ели? – спрашиваю я в тревоге.
   – Не думаю. Снег белый, крови нигде нет. Мы подходим к скалам.
   Вдруг куст у самого подножия шевелится, из-за него доносится слабый крик:
   – По-мо-ги-те!
   – Это Щеголек! – вскрикивает Молния. Подбегаем, раздвигаем ветки; перед нами темная расщелина. Десять глаз в страхе глядят на нас.
   – Они! – радостно восклицает Рысь.
   Вот мы их и нашли, но как их теперь извлечь из та­кой узкой щели?
   И как они умудрились залезть туда?
   Воображаю сцену: наша пятерка бежит от волков, видит пещеру… Съежились, наверное, от страха…
   В стойбище мы возвращаемся уже вечером. Все рады счастливой развязке, кроме Насупленного Лба, который бурчит недовольно:
   – Хорошенькое дело! И зачем стойбищу такие слюн­тяи? Не лучше было бы оставить их в лесу? Простите, но для чего тогда проводится испытание мальчика с пальчик?

   Дедушка Пузан защищает нас перед старейшинами. Утверждает, что мы проявили редкую сплоченность и это в будущем очень пригодится племени. И завершает свою речь словами:
   – Если ясный рассвет предвещает хороший день, этот класс еще себя покажет!
   Старейшины после долгого совещания решают при­нять обратно в племя пятерых спасенных, подвергнув их, однако, надлежащему наказанию.
   Рука-на-расправу-легка сам не свой от радости, даже глаза сияют.

НА ЗИМНЕЕ СТОЙБИЩЕ

   Лужа в центре деревни этой ночью замерзла. Полная Луна только что объявил прогноз погоды – и добавил, что надо готовиться к худшему.

 
День стоит – морозней не бывает,
Высунь нос – отмерзнет в пять минут;
Лед уже всю землю покрывает,
И шатры от стужи не спасут.
 

   Попросту говоря, Полная Луна хочет сообщить нам, что настал момент покинуть хижины и перебраться на зимнее стойбище.
   Короткое лето в самом деле подходит к концу: зима стоит у дверей и стучится в промерзшие шкуры, кото­рыми покрыты хижины.
   Папа Большая Рука с озабоченным видом вглядыва­ется в небо, потом кричит:
   – Разобрать палатки-и! Переходим в пещеры-ы!
   Мы, дети, прыгаем от радости, отчасти потому, что жить на зимнем стойбище гораздо приятнее, но глав­ное – сегодня, по причине переезда, не будет занятий в школе.
   Зато старейшины не в духе. Зимнее стойбище – ме­сто безопасное и удобное, но добраться туда нелегко.
   Взгляните наверх, на скалы, нависающие над рекой. Видите маленькое черное пятнышко? Это вход в пе­щеры.
   Поднимаются туда по тропке, петляющей по отвес­ной стене; наши женщины проложили ее, день за днем терпеливо долбя твердый камень. Правда, в дождливую погоду или в снегопад (то есть почти всегда) подни­маться туда очень опасно.
   Тетушка Жердь в прошлом году загремела вниз, ко­гда спускалась; Разъяренный Бизон разбил голову о скалу и с тех пор озверел еще больше; не говоря уже о том, что Жирный Бык, падая, переломал половину де­ревьев в лесу. Теперь, в довершение всего, он боится подъема, и мы должны нести на себе этакую тушу.
   – Надо бы что-нибудь изобрести, – твердит Умник всякий раз, как начинается переезд.
   Потом принимается возиться с кусочками дерева и полосками кожи.
   Что он такое задумал?
   Охотники уже разбирают палатки. А детишки скопи­лись перед лужей, ибо сегодня здесь произойдет нечто замечательное. Да-да, сегодня скверный день для ста­рейшин, даже очень скверный, поскольку из-за мороз­ной погоды приходится поторопиться с обрядом зимне­го омовения.
   Видите ли, мы, ледниковые люди, очень чистоплот­ны и моемся два раза в год, в начале и в конце долгой зимы.
   После первого омовения мы натираемся жиром, ко­торый защищает от холода; потом, когда жир высыхает и начинает вонять, добавляем еще слой. Так, слой за слоем, образуется замечательная зловонная корочка.
   Но омовение старейшин – самое забавное зрелище, какое я когда-либо видел, и я его не пропущу ни за что на свете.

   Женщины уже нагревают камни: они развели огром­ный костер прямо над лужей, и когда камни раскаля­ются добела, опрокидывают их вниз.
   Камни разбивают лед и с шипением опускаются в воду…
   Мама Тигра время от времени погружает в воду па­лец и качает головой: еще слишком холодная. Женщи­ны подкладывают хворост в костер и скатывают вниз раскаленные камни, пока наконец не наступает вели­кий момент.
   Старейшины в нерешимости, они спрашивают, хоро­шо ли прогрелась вода, жалуются на северный ветер, находят тысячу смешных отговорок, чтобы отложить омовение, топчутся на месте: шаг вперед, два шага назад.

   Но наконец, подталкиваемые стайкой гогочущих со­рванцов, они продвигаются к луже. Уголек, Березка и Блошка схватили Насупленного Лба; Попрыгунья, Мед­вежонок и Молния пытаются сдвинуть с места Жирно­го Быка, а Морж, Свисток и Мячик вкушают сладость мести: ими избран Рука-на-расправу-легка; ребята ос­тервенело пихают его, а он упирается изо всех сил, ры­чит и гримасничает.
   Но чему быть, того не миновать, и лужа с каждым шагом все ближе и ближе.
   ПЛЮХ!
   Рука-на-расправу-легка вырывается как бешеный, вопит, выпучив глаза и разинув рот.
   Лужа теперь не лужа, а сплошные брызги: Насуп­ленный Лоб, соприкоснувшись с водой, едва не задох­нулся; Испепеляющий Взглядом стал кротким как яг­ненок, а дедушка Пузан…
   Дедушка Пузан, обмакнув указательный палец, по­вернулся к луже спиной и самым позорным образом пустился наутек.
   С радостными воплями мы гоняемся за учителем среди хижин, но беготня длится недолго: старик, запы­хавшись, возвращается к луже и делает нам знак оста­новиться. Он понял, что злой судьбы не избежать, не стоит и пытаться.
   И, закрыв глаза, с достоинством валится в воду.
   Падение сопровождается ликующими воплями уче­ников.
   После старейшин моются охотники, лотом женщи­ны. И наконец очередь доходит до нас.
   Не знаю, можно ли еще на­звать водой стылую темно-коричневую жижу, в которой мы весело барахтаемся: сперва, ко­нечно, жутко холодно, но, если двигаться, можно согреться.

   Мы бы там дрызгались все утро, но тетушки неумо­лимы и очень скоро заставляют нас вылезать.
   Теперь, когда мы чистенькие (весьма относительно, если учесть качество воды), пришла пора намазаться жиром, который нас защитит от холода.
   Обычно мы используем жир бизона или мускусного быка: действует он хорошо, что правда, то правда, но уж больно вонючий. Я с завистью смотрю на тех не­многих, у кого имеется жир мамонта, – а чуть поодаль бедный родич смазывает Щеголька драгоценнейшим благовонным жиром калана.
   Вонючка, Морж, Свисток и Мячик подходят к нему, выпрашивают по чуточке: Щеголек не жадничает, но смотрит свысока.
   – Жир бизона гораздо лучше, – шепотом утешает меня Молния. – Правда, припахивает, но дает больше тепла…
   Но откуда у Щеголька столько денег, то есть кре­мешков?
   Когда-то его родители, Рука Загребущая и Шкурка Горностая, путешествуя в Теплые страны, наткнулись на самое большое месторождение кремня, какое только известно в наших краях. Кремни там были всех видов и всех размеров, в том числе и самые ценные, крапча­тые… Разумеется, Рука Загребущая никому не сказал, где это место, и теперь требует за кремни щедрой пла­ты. Вот почему у Щеголька столько обнов, ароматных смолок, орудий из редких камней…
   Голос Попрыгуньи выводит меня из задумчивости.
   – Кто добежит до пещер последним, тот – хромой тюлень!

   И мы как угорелые бросаемся бежать наперегонки по крутой тропинке, ведущей на зимнее стойбище. Подъем опасный, поэтому Молния, который без труда мог бы всех обогнать, бежит позади Кротика, чтобы тот не свалился в пропасть.
   У самой пещеры Умник возится с моделью обрыва, вылепленной из глины. Перед входом он соорудил платформу из кусочков дерева, а над платформой укре­пил щепку побольше. К этой палке прилажена нить, ссученная из шерсти мускусного быка, а к ее концам привязаны два камешка.
   – Неандертальчик, Молния… я нашел! Нашел что?
   – Решение. Смотри: большой камень падает, нить скользит и поднимает камень поменьше…
   – И что? – спрашиваю я в недоумении.
   – Представь себе, что к концам веревки привязаны не камни, а два человека. Тяжелый – наверху, лег­кий – внизу…
   – Представляю.
   – Ну так вот, если тяжелый человек прыгнет вниз, легкий поднимется к входу в пещеры…
   – Но тяжелый разобьется! – возражает Молния.
   – Нет. Взгляни на маленький камень: поднимаясь, он замедляет падение большого.

 

   – Хм… Умник, ты в таких вещах разбираешься не­плохо, но твое изобретение, сдается мне, еще далеко до совершенства. Действительно, таким образом можно без труда поднять худеньких вроде тетушки Жерди, но что делать с толстяками, такими как Жирный Бык или дедушка Пузан? Им придется топать пешком, а это не­справедливо.
   Умник щиплет усики.
   – Да… что-то не получается, – признается он.
   – Пойдешь играть в прятки в пещерах? – спрашива­ет Молния.
   – Нет, нет. Меня вот-вот осенит!
   – А как ты назовешь свое изобретение – если, ко­нечно, у тебя получится?
   – М-м-м… может быть, Спустиподними… или Поднимиспусти… или…
   Мы оставляем Умника с его размышлениями и зале­заем в пещеры, к другим ребятам. Проход сначала уз­кий, но потом расширяется, и длинный коридор ведет к целому ряду сообщающихся пещер; из каждой отхо­дят еще коридоры, ведущие к гротам, норам, пещерам всех видов и размеров.
   Нам до сих пор не удалось обследовать их все.
   – Поиграем в прятки? – предлагает Блошка.
   – Да-а-а! – отвечают хором тридцать голосов, и эхо разлетается по пещерам.