Маркеев Олег. Цена посвящения - Время Зверя

   - Жрать-то сможешь? - спросил он.
   - Без проблем.
   - Тогда - налетай.
   Иванов взял с тарелки бутерброд, последний придвинул к Максимову.
   Вперил взгляд в мониторы и сосредоточенно заработал челюстями.
   - Темный ты человек, - пробормотал Иванов с набитым ртом. - Когда ты вокруг Карины крутиться начал, я, сам понимаешь, справки по своим каналам навел.
   - И как, удачно? - поинтересовался Максимов.
   - А как же, - кивнул Василий Васильевич. - Особенно про твою экспедицию в Таджикистан. Источник в Минобороне, денег, кстати, стоит, как шпион американский, донес, что вы с Кариной оказались в районе проведения войсковой операции. И больше - ни гугу. Вежливо намекнул, что уточняющие вопросы задавать бесполезно. И всем обойдется дороже. Ладно, мы не гордые... Не пускают в дверь, полезем в окошко. - Он смахнул крошки, прилипшие к губам. - Другой источник сдал, что вы с Кариной, когда из заварухи выбрались, проживали в Душанбе в особняке, взятом под охрану ребятами из Центра антитеррора.
   - И все? - спросил Максимов с невинным видом.
   - Все. Источник больше ничего не сказал. В штаны наделал.
   Максимов улыбнулся:
   - Штаны были с лампасами или цивильные?
   На военных особистов Максимов в свое время нагляделся до тошноты, в новой жизни пришлось контачить с "искусствоведами в штатском", серыми грызунами, снующими по музейным спецхранам. Психо- и фенотип контрразведчика отечественного производства Максимов изучил досконально.
   Под "конторского" Иванов не подходил. Разведка? Провинциального шарма пэгэушника в Иванове не наблюдалось. Родных ГРУшных замашек Максимов тоже не увидел. Да и зачем Матоянцу отставной Штирлиц в службе безопасности?
   Скорее всего, Василий Васильевич подвязывался на ниве борьбы с экономической преступностью в системе МВД, решил Максимов. После увольнения старые связи не растерял, на рыночной основе поднакопил новые, но их явно не хватило, чтобы вцепиться в Максимова мертвой хваткой. Отсюда и тоска во взоре. Как у пса на коротком поводке.
   - Так что там у вас в горах приключилось? Просвети уж, если не секрет.
   - Какой там секрет! - Максимов пожал плечами. - Даже в газетах про это писали. Полковник Бердыев, местный батька Махно, устроил очередную бучу. Правительственные войска малость с ним повоевали. Наши официально держали нейтралитет, но "вертушки" послали подолбить по тем и другим. Восток, одним словом.
   - А ты в это время раскопки проводил, да? В панамке и с лопаточкой.
   - Ну, Бердыев меня в свои планы не посвящал. Когда экспедиция планировалась, клянусь, не знал, что Бердыеву приспичит взбунтовать аборигенов и пойти походом на Душанбе.
   - А из Душанбе ты сразу в Париж полетел?
   - Работа такая.
   - Я и говорю, темная ты личность. - Василий Васильевич достал платок, тщательно промокнул лицо и вытер губы. - Честно скажу, я был против тебя. Да и сейчас не в особом восторге. Хоть ты из профессорской семьи, археологом числишься... В деньгах не нуждаешься, но компромата на тебя по линии МВД вроде бы нет. А свою дочку я бы тебе не доверил, так Матоянцу и заявил.
   - А я в родственники не набиваюсь. Ни к вам, ни к Матоянцам.
   Иванов указал пальцем на мониторы.
   - Это ты им объясни. Уже на твой счет шушукаются, мне доложили. Впрочем, не о том сейчас речь. - Он тяжело вздохнул. - Чем ты глянулся Ашоту Михайловичу, не знаю. Но его слово для меня - закон. Тем более - последнее.
   Иванов достал из нагрудного кармана конверт, послал по гладкой столешнице Максимову.
   - Ознакомься.
   Максимов ногтем отогнул угол конверта. Он оказался не запечатанным.
   - А кто ознакомился до меня?
   - Я, естественно! - Иванов насупился. - С учетом обстоятельств, так сказать.
   Максимов посмотрел ему в глаза. Убрал руку от конверта.
   - Значит, мне смысла читать нет. Поверю вам на слово.
   - Осторожничаешь?
   - С учетом обстоятельств, - с вежливой улыбкой ответил Максимов.
   Иванов крепко задумался, лицо сделалось сосредоточенным и злым, как у медведя, выдавливающего из себя "зимнюю пробку"*.
   ##* Перед спячкой медведь съедает около 1 кг глины, чтобы закупорить задний проход. Считают, что таким способом он препятствует насекомым и прочим вредителям проникнуть через прямую кишку в желудок, забитый зимним запасом пищи.
   Весной ему приходится выдавливать из себя кремневый стержень около 15 см длиной. Рев стоит на всю тайгу.
   - По анкете ты - археолог, так? - попробовал поддеть он. - А замашки, как у шпиона.
   - Но в личном деле не написано, что я круглый дурак, - парировал Максимов. - Или ваш источник в лампасах не ту папку принес?
   В личном деле капитана запаса Максимова значилась последняя должность офицер разведотдела штаба Прибалтийского округа.
   - В личном деле написано, что ты награжден орденом Красной Звезды. Кроме Африки где-нибудь еще довелось повоевать?
   Операция в Эфиопии, за которую Максимова наградили орденом, проходила под грифом "совсекретно". Насколько знал, знакомиться с этими материалами без личного разрешения начальника ГРУ категорически запрещалось. Но то было во времена оны, когда за разглашение тайны языки рвали живьем и с корнем. А в нынешнее коммерческое - только покажи импортную денежку, мать родную продадут.
   - Поинтересуйтесь у вашего источника, пока он живой, - ровным голосом посоветовал Максимов.
   Мысленно представил, что сделает с этим самым источником, попадись он в руки. Саперная лопатка тогда будет самым нежным инструментом.
   Мыслей Василий Васильевич читать, конечно же, не мог. Но на Максимова взглянул с тревогой.
   - Тема закрыта?
   - Ладно, проехали, - сдался Иванов. - Докладываю. Ашот Михайлович дал команду найти тебя и вступить в контакт. Мое дело - исполнить. Где тебя черти носили, не знаю. Но вынырнул ты в Париже. И опять стал встречаться с Кариной. - Он зло сверкнул глазами, но быстро взял себя в руки. - Я так и доложил, наш жених объявился. Не скрою, предложил выдернуть тебе ноги, чтобы не дурил голову девчонке. Но Матоянц приказал выйти с тобой на связь и передать предложение о работе.
   Максимов не стал дискутировать на тему ампутации ног и запудривания мозгов.
   - Когда это было?
   Иванов прищурил медвежьи глазки. В узких щелках сверкнул острый огонек.
   - Тогда и было. - Он кивнул на телевизор. - Часа за два. Потом такая свистопляска пошла, что не до тебя стало. Вот теперь передаю. Все ясно?
   - Более-менее. В чем суть предложения? - спросил Максимов.
   Иванов помедлил, крякнув, потянулся через стол и притянул к себе конверт. Достал машинописный листок. Близоруко прищурился и стал читать:
   - "Уважаемый Максим Владимирович. Беспокою Вас по весьма срочному делу, которое, я надеюсь, будет Вам небезынтересно. В нашу последнюю встречу Вы мне показались человеком, способным выполнить нестандартное поручение любой сложности. Надеюсь, что впечатление не оказалось ошибочным. - Иванов саркастически усмехнулся. - Вам будет выдан чек на двести пятьдесят тысяч долларов. Вы вправе распоряжаться данной суммой по своему усмотрению, имея в виду то, что накладные расходы, понесенные Вами при выполнении поручения, будут компенсированы полностью. Кроме этого, все расходы на лечение и восстановление здоровья беру на себя. По выполнении задания Вам будет выплачено в качестве премии двести пятьдесят тысяч долларов. На случай крайних обстоятельств, исключающих получение денег лично Вами, Вы можете указать лицо или счет организации, которым будут перечислены полагающиеся Вам суммы".
   - Последняя строчка особенно впечатляет. "Обстоятельства, исключающие получение денег лично". Просто пушкинская строка! - Максимов непринужденно откинулся на спинку стула. - Но я еще не услышал предложения, - закончил он серьезным тоном.
   Василий Васильевич заглянул в листок. Прочел:
   - "Податель сего письма уполномочен передать Вам чек на оговоренную сумму. Принятие чека будет означать Ваше согласие приступить к детальному обсуждению задания. Вам достаточно ясно и недвусмысленно устно высказать моему порученцу свое согласие, после чего с Вами свяжутся для передачи дополнительной информации". Все. Число, стало быть, и подпись.
   Иванов вытряхнул из конверта чек. Показал Максимову.
   - Двести пятьдесят штук. Чек на твое имя. "Свисс банк", деньги со счета оффшорки. Налоговые службы отдыхают.
   Он вопросительно посмотрел на Максимова.
   - Не стану спрашивать у юриста, на сколько "тянет" такой контракт.
   - Почему сразу - криминал? - довольно искренне удивился Иванов.
   - Не думаю, что вам резко потребовался археолог моего уровня. Сошка я мелкая, всего-то научный сотрудник без степени. Мне такие гонорары по статусу не полагаются.
   Максимов иронично улыбнулся. Иванов насупился.
   - Тебе разве деньги не нужны?
   - Т а к и е - нет.
   - Чем они тебе не нравятся? Деньги как деньги. Чистые, гарантирую.
   - Верю.
   Иванов насупился.
   - Это бизнес, парень. Ты решаешь проблемы других, они платят тебе деньги, на которые ты решаешь собственные проблемы.
   - У меня нет проблем на такие суммы. Извините, так уж сложилось.
   - Сомневаюсь.
   - Ваше право. - Максимов пожал плечами.
   Иванов положил чек на стол.
   - Мое дело - передать. Можешь и так взять. Как я понял, нужда в тебе отпала. Никакой работы не предвидится.
   Он сунул бумагу в конверт. Чек остался на столе.
   - Тогда - тем более. Двести пятьдесят тысяч халявы для меня чересчур.
   Иванов пристально посмотрел в лицо Максимову.
   Максимов успел сосчитать до сорока, пока давящий взгляд Иванова не соскользнул на чек.
   Пробормотав что-то невнятное, Иванов смел чек в конверт. Конверт сунул во внутренний карман пиджака.
   - Для Атоса слишком много, а для графа де ля Фер - слишком мало, неожиданно изрек Иванов.
   Максимов удивился пристрастию к подростковой литературе в столь почтенном возрасте. Сначала Конан Дойл, теперь - Дюма.
   "Впрочем, это лучше, чем Маринина", - заключил он.
   - Почему сразу Атос? - спросил Максимов.
   - Не знаю. Матоянц так тебя прозвал. - Иванов как-то по-новому взглянул на Максимова. - А в людях Ашот Михайлович не ошибался.
   Максимов мог поклясться, что на секунду в выцветших глазах Иванова мелькнула немая мольба о помощи.
   Все выстроилось в один ряд: потрепанная "Собака Баскервилей", видеокассета с фильмом Би-Би-Си о жизни волков, и другая - с волками, терзающими тело, фильмом, которым Иванов терзал сам себя. И странное на первый взгляд, неловкое предложение бесхозных денег. За что? Чтобы иметь лишний боевой ствол в предстоящей войне?
   В том, что Иванов решил тащить собственное расследование и никому и ничему не позволит сбить себя со следа, Максимов не сомневался.
   Максимов честно признался себе, что соблазн включиться в игру есть. Те, о ком Иванов прочитал в личном деле: лейтенант спецназа, воевавший в Эфиопии; офицер разведотдела - специалист по диверсионно-разведывательной деятельности в глубоком тылу противника; уволенный из армии капитан, кое-как пристроенный дедом в НИИ, археолог без степени, живущий неясными доходами, безусловно согласились бы. Все-таки двести пятьдесят тысяч и море адреналина.
   Они были обычными людьми, пусть и с не совсем обычной судьбой.
   Максимов непринужденным движением положил правую ладонь на стол. Пальцы сложились в знак Странника - большой и указательный отставлены, остальные сжаты.
   Иванов никак не отреагировал.
   И Максимов перевел взгляд на аляповатый офорт.
   Улочка Парижа, по самые крыши затопленная солнечным светом...
   Странник
   (Неразгаданная судьба)
   Улочка Парижа, по самые крыши затопленная солнечным светом, круто уходила вверх. Мокрая брусчатка, отражая утреннее солнце, казалась отполированной до зеркального блеска. В пазах между камнями скопилась темная вода, парила прозрачной дымкой. Хозяева лавочек уже подняли забрала жалюзи на витринах, и, казалось, идешь вдоль ряда черных зеркал.
   Зеркала отражали неспешное движение двух человек. В этот ранний час они были единственными прохожими на тихой улочке.
   Пожилой, высокий и сухопарый мужчина гордо нес седую голову. Острый профиль и полуприкрытые веки делали его похожим на большую хищную птицу. Он был одет в черный сюртук со стоячим воротником. Второй, значительно моложе, также был одет в темное. Распахнутый долгополый плащ не мешал движениям по-военному подтянутого тела.
   Они, несмотря на разницу в возрасте, были в чем-то неуловимо похожи. Та же отстраненность, уверенность в себе и независимость, которые не выставляют напоказ, но которые нельзя не заметить.
   Создавалось ощущение, что они лишь вышли на короткую прогулку в наше время, а появились, живут и исчезнут в другом, недоступном обычным людям. Не ломая головы, их можно было принять за профессора иезуитского университета и его любимого аспиранта. Потому что обывателю, случайно бросившему взгляд на эту пару, никогда не угадать, к е м на самом деле они были.
   Максимов подмигнул своему отражению и усмехнулся.
   - Забавно смотримся.
   - Хорошо, что еще отражаемся, - мрачно пошутил Навигатор, не поворачивая головы.
   - Может, зайдем? - Максимов указал на призывно распахнутые двери маленького кафе.
   Изнутри соблазнительно тянуло ванильным ароматом сдобы и возбуждающим чадом только что обжаренных кофейных зерен.
   Навигатор остановился. Заложил руки за спину.
   - Хороший кофе в парижском бистро в семь утра? М-м, это - стильно.
   Максимов рассмеялся. Фраза была из другой, параллельной им жизни.
   И тем не менее они зашли в бистро, сделали заказ заспанному хозяину и сели за столик в дальнем углу маленького зальчика.
   Навигатор водил над дымящейся чашкой кофе тонкими бледными пальцами, то ли грея их, то ли колдуя. Молчал, опустив веки.
   Молчал и Максимов. Он чувствовал себя проезжим в этом чудном и чудном городе. Ни связей, ни воспоминаний, ни забот. Прибыл - убыл, промелькнул и исчез. Сгинул. Без следа, без памяти, без сожалений. Когда объявлюсь вновь не спрашивай, сам не знаю. В любом городе так. В любой точке пространства-времени. Трудно быть таким? Нет, если странствовать - твоя суть.
   Навигатор сделал глоток, посмаковал вкус кофе, удовлетворенно покачал головой.
   - Мокко. Очень правильно прожарен. Ты пьешь горячий?
   - Да, - ответил Максимов, поднося чашку к губам. - Остывший напоминает... квартиру, в которой давно никто не живет.
   - Хорошо сказано.
   Пока Максимов осторожно прихлебывал обжигающий кофе, Навигатор достал из кармана плоский пенал из дорогой кожи. Положил рядом с блюдцем Максимова.
   - Это тебе, - тихо произнес он.
   Максимов чутко отреагировал на "тебе". Навигатор был не из тех, кто путается в словах и мыслях. Если "твое" - значит, принадлежит по праву. Если "тебе", то право собственности должно быть подтверждено свободным выбором. Не хочешь - откажись. Возьмешь - примешь и дар, и обязательства, с ним связанные.
   Он поставил чашку на блюдце, мельком взглянул на хозяина, дремавшего за стойкой, открыл крышку пенала. Сафьяновая кожа нежно прижалась к подушечкам пальцев.
   Внутри на шелке голубого цвета лежали перстень, булавка для галстука и элегантная зажигалка. Луч света, с трудом пробивавшийся в кафе сквозь затемненное стекло, вспыхнул на их гранях золотым огоньком. На всех трех предметах был выгравирован орел, держащий в когтях опрокинутый треугольник. На нем четко проступали две арабские цифры - тройка и двойка*.
   ##* Знак тридцать второго градуса Посвящения в иерархии масонского ордена Шотландского обряда - "Сиятельный Рыцарь Хранитель Королевской Тайны", предпоследняя степень в т. н. "оперативном" уровне, начинающемся с семнадцатого градуса - "Рыцарь Кадоша". На "оперативном" уровне от члена ложи требуются активные действия по выполнению стратегических задач Ордена. Если на начальных степенях посвящения ритуал сводится к мистерии смерти и возрождения неофита, то на уровне "Рыцаря Кадоша" посвящаемый совершает ритуальное убийство "предателя". Предположительно, со степени семнадцатой по тридцать третью играют роль внутренней контрразведки Ордена.
   - И за что мне такая роскошь? - спросил Максимов.
   - За Мертвый город, Фон Винера и "Черное Солнце", - ответил Навигатор. Он пригубил кофе и продолжил: - У нас, как ты знаешь, нет наград и привилегий. У нас нет приказов, начальников, подчиненных. Нет устава, иерархии и бюрократии. По сути - нас нет. Возможно, только поэтому мы еще существуем. Мы открываем Знания, дающие силу, а Знания обязывают к действию. Но каждый из нас действует исключительно исходя из своей сути. У всех она разная, поэтому ни просчитать, ни упредить действия Ордена невозможно. У них есть все, в чем мы себе сознательно отказываем. - Он указал взглядом на пенал. - Но в чужой монастырь, как известно... Так или иначе, из уважения к традициям наших временных союзников я обязан передать тебе эти знаки отличия, их пароль и ритуальный жест.
   Максимов через плечо Навигатора бросил взгляд на хозяина бистро. Явно сибарит и по инерции еще бабник сладко посапывал, навалившись на стойку, подперев мясистую щеку таким же мясистым кулаком. Бедняга рисковал проспать самое интересное, что когда-либо случалось в его забегаловке.
   На столе, покрытом бумажной скатертью, между чашек с кофе и блюдцами с булочками лежал ключ к вратам одной из самых могущественных лож в мире. Возьми его, запомни пароль и жест, и перед тобой откроются все аристократические салоны, кабинеты управляющих банков, комнаты секретных переговоров и хранилища тайных документов. Вероятнее всего, новообретенные братья поспособствуют легализации тайного звания в мире профанов: повесят на грудь Орден подвязки, присвоят научную степень или раскрутят бизнес, а для общей пользы сочетают браком с дамой, из семьи не ниже по уровню посвящения. И дети от этого брака с рождения получат недоступную "безродным" семнадцатую степень посвящения. Придет их срок, и они набросят на плечи черный плащ рыцаря Кадоша.
   Максимов поднес чашку к губам. Рука не дрожала. Сделал глоток.
   - Я, пожалуй, откажусь, - отчетливым шепотом произнес он.
   Навигатор изогнул бровь. Пальцы его, лежащие на скатерти, не пошевелились.
   Максимов поставил чашку. Закрыл пенал и передвинул его ближе к Навигатору.
   - Я отказываюсь от дара.
   Навигатор промолчал.
   - Третий раз - нет. Пусть все остается на своих местах.
   Навигатор с непроницаемым лицом взял пенал и сунул во внутренний карман. Он медленно поднял взгляд...
   Максимову показалось, что два холодных голубых луча прошли сквозь зрачки и проникли в мозг.
   Погасло утреннее солнце, исчезла улица, растворился в густых сумерках самый красивый город на земле, привычный мир, вместе с его обитателями, их маленькими радостями и большими надеждами, вечной любовью и бесконечными страданиями, с их богами, царями и цареубийцами, сводниками и святыми, пророками и лицедеями, мир, где все имеет причину и исток, срок и неизбежное следствие, этот мир рухнул в породившую его бездну. И началась магия.
   - Слушай меня, Странник. - Голос шел из ниоткуда, но был повсюду. Он единственный существовал в умершей вселенной. - С тобой говорю я, Навигатор - Тот, кто указывает путь.
   Мы никого не зовем, но нашедших нас не прогоняем прочь. Принимая присягу на верность, мы оставляем за вступившим в наш Орден право выбора. Право выбора - это Закон. Мы не боимся предательства, изменить нам - значит изменить самому себе. А это - смерть.
   Так было и с тобой. Ты сам выбрал ремесло воина и заключенную в нем судьбу. И подтвердил, что достоин выбора. В Эфиопии ты прошел крещение огнем, вернувшись на родину, узнал, что такое предательство и навет. Тебя не сломал холод карцера, не разъела желчь отчаяния. Таким я и встретил тебя достойным своей судьбы. И лишь помог тебе стать тем, кем ты был рожден, странствующим воином.
   Ты не раз проливал кровь. Свою и чужую. Свидетельствую перед всеми, не было пролито ни капли невинной крови. Ты сам выбирал себе противников. Свидетельствую перед всеми, ни разу твой выбор не пал на того, кто слабее себя. Ты способен на многое, но, свидетельствую, всякий раз пытался и совершал невозможное.
   Ты вправе идти дальше путем воина. Но я, Навигатор, говорю, "работа в черном"* окончена. Впереди у тебя время очищения. Его цвет - белый.
   ##* Три степени Посвящения в некоторых эзотерических орденах соответствуют этапам алхимического Делания. "Работа в черном" - negredo, "работа в белом" - albedo, "работа в красном" - rubedo. Подробнее о степенях и их символизме можно прочитать в работах известного эзотерика Мигеля Серрано.
   Через минуту ты вернешься в мир людей. И до поры наши дороги разойдутся. Я оставляю свои перчатки. Они белого цвета. Это знак, Странник.
   Я, Навигатор, готов свидетельствовать перед всеми, что по доброй воле и свободный в выборе, передаю их тому, кого считаю достойным в положенный срок занять место за Столом Совета. И пусть все будет так!
   Голос медленно затих, как удар колокола в ночи.
   Непроглядная тьма бесконечно долго хранила его протяжное эхо. А потом взорвалась всеми красками мира...
   Максимов зажмурился. Улица горела солнечным светом.
   В слепящем мареве едва разглядел сухую высокую фигуру в черном, шагающую вверх по улице.
   - Прощай, Странник! - услышал он внутри себя голос Навигатора.
   - До встречи, - прошептал Максимов.
   Наклонил голову, спасаясь от солнца, и увидел, что держит в левой руке аккуратно свернутые белые перчатки. Не рассматривая, сунул в карман плаща.
   Постоял, ошарашенно озираясь. Увидел знакомую вывеску бистро и приветливо распахнутую дверь.
   Вошел, сел за тот же столик. Заказал еще кофе. Закурил и отвернулся к темному стеклу. Сквозь него улица смотрелась вовсе чужой. Как на выцветшем снимке.
   Идти было некуда. Время замерло. Перепутье.
   А через полчаса в бистро влетела Карина...
   * * *
   Максимов, очнувшись, оторвал взгляд от нелепого офорта.
   Повернулся лицом к Иванову.
   Василий Васильевич терпеливо ждал ответа.
   - Нет. Ясно, четко и недвусмысленно - нет.
   - Ты хорошо подумал, Максим?
   Максимов встал из-за стола.
   - Третий раз говорю - нет.
   Иванов помедлил. Потом приподнялся и протянул ему руку.
   - Удачи тебе, парень. Буду нужен, дай знать.
   - А потребуюсь я, вызывайте повесткой, - попробовал пошутить Максимов.
   - Да иди ты на фиг! - беззлобно ругнулся Василий Васильевич.
   Тяжко осел в кресло.
   - Карина на террасе, - услышал его голос Максимов, перешагивая через порог. - Направо по коридору до конца. Дверь откроется автоматически.
   Максимов оглянулся.
   Василий Васильевич грузно и неподвижно сидел в кресле, сцепив в замок выложенные на стол руки. Во всем его облике вновь проступила крайняя, надсадная степень безнадеги. Максимову уже доводилось видеть такое. И таких.
   Такие, как Василий Васильевич, обложенные со всех сторон, замыкаются в себе, наливаются странной и страшной тяжестью и прут вперед, без устали, бездумно и бесстрашно. Рухнет такой лицом в землю, подумаешь, усталость скосила. Перевернешь - мертв. Весь, до последней капли себя выработал. Как танк в бою. До последнего снаряда, до звенящих пустотой баков.
   Глава четвертая
   "Девчонки не плачут..."
   Странник
   По террасе гулял сырой сквозняк. В воздухе отчетливо чувствовался запах большой воды. Участок за домом полого спускался к водохранилищу, невидимому сейчас в густых сумерках. На лужайке мерцали матовые плафоны светильников, повторяя изгибы дорожек. Неяркий свет растекался по траве серебристыми лужами.
   На самой террасе света не зажгли. Максимов увидел лишь очертания двух плетеных кресел у ступенек. Спинки были высокими, разглядеть, кто сидит в кресле, невозможно.
   Плавным движением свесилась тонкая рука. В пальцах ярко горел огонек сигареты. Повиснув над баночкой, стоявшей между креслами, пальцы сбили в нее пепел.
   "Манеры! - Максимов усмехнулся. - Хоть весь стол заставь пепельницами, а барышни будут стряхивать пепел в пустую банку. Непринужденно и элегантно, будто так и надо".
   Максимов мог подойти абсолютно беззвучно, но решил, что лучше обойтись без сюрпризов. Намеренно громко заскрипел половицами.
   Из-за спинки кресла появилась женская головка. Контур ее на фоне матовых светильников прорисовался четко, словно вырезанный из черного картона. Длинные волосы схвачены на затылке в плотный клубок.
   "Не Карина".
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте, - удивленно протянула сидевшая в кресле.
   Максимов вошел в полосу неяркого света.
   - А! Вы - Максим.
   Прозвучало как: "Ага, тот самый Максим".
   - Разве мы знакомы? - спросил Максимов.
   В ответ девушка протянула руку.
   - Елизавета Данич. Можно просто Лиза.
   Максимов пожал кончики холодных пальцев.
   "Та самая Лиза, что "по жизни надо ехать с мигалкой по левой полосе"?"
   Девушка оказалась той, что он видел на мониторе у Василия Васильевича. Вблизи она еще больше походила на Карину. Подстриги под мальчишку, легко можно спутать. А пока, с густыми локонами, пучком взбитыми на затылок, смотрелась тургеневской барышней. Только взгляд у барышни был эпохи миллениума: оценивающий и отмеривающий. Тихой романтики и сокровенной элегии в нем было не больше, чем в бизнес-плане.
   - Присаживайтесь. - Лиза указала на свободное кресло. - Карина сейчас вернется.
   - Где она?
   - Недалеко. И, надеюсь, ненадолго.
   Лиза махнула рукой в сторону лужайки.
   - Понятно.
   Максимов сел в кресло. Достал сигареты, чиркнул зажигалкой, с наслаждением затянулся.