Например, ходил один мордатый товарищ по Генпрокуратуре и, несмотря на статус временно исполняющего обязанности, чувствовал себя хозяином. Даже ремонт на своем этаже отгрохал такой, что только павлины по коридору не курлыкали. Но вышел из доверия Хозяина, и в момент сам оказался под следствием. Поговаривают, легло на стол Хозяину досье, собственной же службой безопасности собранное. Ерундовый компромат, если честно. Какие-то шуры-муры с дружеской фирмой, откат в виде двух джипов да тур для женушки... Мелкое чиновничье хулиганство, короче. Но Хозяин был не в духе, и мордастое "врио" утонуло и больше не всплыло.
   И получил бы Игнатий Леонидович за сокрушительную тайную власть прозвище Игнатий Лойола*, кабы не внешность. Выглядел Игнатий Леонидович форменным пиковым королем. Чернявый коротышка с щекастым лицом клинышком. Глаза тоже черные, буравчиками. И вечная полуулыбка на полных губах.
   ##* Создатель и первый глава католического Ордена Сердца Иисуса (иезуитов) Игнаций Лойола вошел в историю как фанатичный преследователь еретиков.
   Он попробовал побуравить лицо Злобина взглядом. Но ничего не вышло. Буравчики соскользнули, как с алмазной грани.
   Злобин и раньше считал себя не робкого десятка, гляделками холодного пота у казака не вышибить. Но с тех пор как шагнул за Порог, в слепящий свет, стал ощущать себя просто в броне. Не то что зырки начальственные пули отскакивать будут. И не было в этой уверенности в себе ни вызова, ни похвальбы. Одна сдержанная мощь и спокойствие. Как у танка, пока не заревели движки.
   - Андрей Ильич, ты часом на диету не сел? - неожиданно и не к месту спросил Игнатий Леонидович.
   - И не думаю. Я мясоед со стажем и родословной.
   - Вот и не поддавайся пропаганде. Ничего хорошего от диет и таблеток не бывает. Только язву наживешь. - Он еще раз оценивающе скользнул по Злобину взглядом. - Однако выглядишь, словно на овсянке с йогуртом сидишь. Свежо и молодцевато. По виду даже и не скажешь, что с наскока такое дело раскрутил.
   Игнатий Леонидович притянул к себе папку с делом. Левой рукой, как отметил Злобин. Правую он держал под столом. Обострившееся до крайности обоняние, - еще одно изменение в организме, - донесло до Злобина слабый запах бинтов и антисептика.
   "Рудольф", - почему-то пришло на ум Злобину.
   То ли имя заморское, то ли кличка пса с родословной. И его собственная правая кисть вдруг сжалась от укола боли.
   Игнатий Леонидович похлопал ладонью по папке.
   - Что там с муделем этим, Груздем? - спросил он.
   - Начал давать показания. Попросил в камеру бумагу. С утра сидит и пишет.
   Брови над глазками-буравчиками взлетели вверх.
   - Что-то больно рано. Может, игру какую затеял?
   - Все может быть, Игнатий Леонидович. Как тут угадаешь? - Злобин пожал плечами. - Почитаю, тогда и определюсь.
   Игнатий Леонидович пожевал полными пунцовыми губами. Скосил глаза на папку.
   - С Груздем разбираться будем отдельно. Долго и кропотливо, - после долгой паузы начал он. - И подельника его...
   - Алексея Пака, - подсказал Злобин.
   - Да, - кивнул Игнатий Леонидович. - И его, опера заслуженного, с крючка еще рано отпускать. Много натворили, много знают... Рвать эту нечисть из наших рядов нужно беспощадно! Выжигать, черт возьми, каленым железом. Чтобы другим, особенно молодежи, неповадно было... - Он неожиданно перешел на замполитские нотки, но сразу же, словно устыдившись, сбавил обороты. - Но работать с ними надо тонко. Без лишнего шума. И не торопясь. Не ко времени сейчас сор из избы выносить. Согласен?
   Злобин газеты читал и слухи коридорные прослушивал. Игнатия Леонидовича, короля пикового, он понимал. Не пики нынче козыри...
   Их общий шеф - генпрокурор Скуратов - с открытым забралом рвался расследовать дефолт. Занятие, по мнению Злобина, безнадежное.
   Для начала не мешало бы ввести статью "хищение собственности в астрономических размерах". Ведь, как выясняется, хапнули разом аж четыре миллиарда долларов! И не мужики сиволапые, всем миром навалившись, понатырили барского добра, не оккупанты золотой запас страны на танках вывезли, а свои, кремлевские и белодомовские постарались. А со своих какой спрос? И в розыск как-то глупо подавать. Вон они, рожи, всенародно проклинаемые, в телевизоре мелькают. Дают интервью, не сходя с места преступления.
   В кандалы бы их да на Лобное место. Но не дадутся. И не дадут. По глумливым ухмылочкам и наглым глазкам видно, что знают, чье сало съели. И на что то сало пошло. У избирателя им под носом водили и шестеренки избирательной машины им смазывали. Коржаков, хоть далеко и не интеллигент, встал в толстовскую позу "не могу молчать" и все выложил. И потребовал пересмотра итогов выборов. Будто в стране остались деньги на еще одни!
   Но даже не в деньгах дело, а в принципе. У нас, конечно, маразм демократии, но не Америка же все-таки. Это там за минет двухлетней давности Клинтона на допросы тягали. И не Латинская мы Америка, хоть и очень похожи. Есть у нас свои олигархи, и генералы есть, и жируют не хуже, а народ чуть ли не в набедренных повязках ходит и сытую жизнь только в сериалах видит. Даже по парламенту, как в Чили, из танков постреляли. Но это все видимость, потемкинская деревня, турками построенная. Камуфляж для получения кредитов.
   А по сути мы - Россия, мать вашу и нашу! И чтобы какой-то прокуроришка в отставку царя отправил? Отродясь такого не бывало. Кушаком лейб-гвардейским, табакеркой в висок, бомбой, пулей в Ипатьевском подвале, врать не будем, - случалось. Но по прокурорскому постановлению и решению суда - ни-ни. Даже думать забудь! Потому как - Россия.
   Игнатий Леонидович, посверлив Злобина глазками, счел, что политинформация усвоена, и перешел к сути:
   - Раз согласен, то дело я у тебя заберу. - Он подтянул папку почти под локоть. - Для почина с тебя достаточно. А следствие поведут люди более осведомленные в московских реалиях и лучше ориентирующиеся в местных условиях. Ты же у нас совсем недавно, еще не успел нужными связями обрасти, так?
   "Тонкий зондаж!" - Лицо Злобина осталось непроницаемым.
   Действительно, часть следственных действий он провел без протокола. Причем с личной санкции Игнатия Леонидовича. И кое-чем некоторые персонажи московского Олимпа теперь Злобину обязаны.
   - Но чтобы совсем уж тебя не расхолаживать, кусок я тебе нарежу. Выдели в отдельный эпизод убийство нашего сотрудника Барышникова... Таких людей теряем! - Игнатий Леонидович сделал пристойное случаю лицо. Помолчал, покусывая губы. - М-да, жаль. Короче, Андрей Ильич, оформи закрытие дела ввиду смерти подозреваемого. Как там этого ублюдка при жизни звали?
   - Леонид Пастухов, в спецназе имел позывной "Пастух", на него и отзывался.
   - Но, как выяснилось, ты стреляешь лучше, - мягко ввернул острую шпильку Игнатий Леонидович.
   "А теперь намек. Но уже не тонкий", - машинально отметил Злобин.
   - Где научился? - Игнатий Леонидович продолжил бередить больное место.
   - Как все, раз в полгода на зачетах в тире, - ответил Злобин. - Даже сейчас не пойму, как получилось.
   На след Пастуха, лично убившего молодого следователя, они вышли быстро. И все благодаря Барышникову. Не усидел человек на кагэбэшной пенсии, пошел в службу Игнатия Леонидовича опером. То ли опыт покоя не давал, то ли совесть. Злобин думал, что скорее всего и то и другое.
   Неспешный и простоватый на вид Барышников оказался опером от Бога и человеком с двойным, если не с тройным дном. В меру циничным, чересчур себе на уме, хитрым и пронырливым, но чего в нем не было, так это подлости. И было в нем подлинное мужество. Тихое, неприметное до поры мужество русского мужика. Такие покорно тянут лямку, пашут до мокрой рубахи, а в черную годину молча встают в строй и, если иначе не выходит, ложатся с гранатой под танк, защищая не обозначенную на карте деревушку.
   Захват сторожки, в которой окопался Пастух, вылился в маленький бой. Злобин в горячке сразу не сообразил, а потом дошло, что не оттолкни его Барышников, пуля зацепила бы обязательно. А так ее поймал в грудь Миша Барышников. Как в руке оказался пистолет и как с первого выстрела удалось завалить Пастуха, Злобин, действительно, так и не понял. Но ни разу об этом не пожалел. Лучше уж так, на месте и своими руками, чем потом в суде требовать п о ж и з н е н н о г о заключения, для мрази, жизни не достойной.
   Игнатий Леонидович внимательно следил за лицом Злобина.
   - Сразу скажу, служебного расследования по захвату не будет. Но в следующий раз работай чище.
   Злобин промолчал.
   "Не благодарить же за доверие, - подумал он. Мысленно прикинул в уме даты, получалось, хоронить Барышникова должны завтра. - Надо узнать, во сколько. На кладбище непременно пойду", - решил он.
   - Для такого зубра, как ты, Андрей Ильич, эпизод по Пастуху - работа на полчаса. Так что прими в нагрузку.
   Игнатий Леонидович, наконец, достал из-под стола правую руку. Кисть оказалась забинтованной, на наружной стороне проступило оранжевое пятно антисептика. Потянулся к пачке дел, лежавших на углу стола. Но, поморщившись, уронил руку.
   - Собака чертова! - просвистел он сквозь стиснутые зубы.
   Дотянулся до нужной папки левой, и ею сразу же стал баюкать правую.
   - У тебя собака есть, Андрей Ильич? - морщась, поинтересовался он.
   - Нет.
   - И не заводи! - Он осторожно убрал руку под стол, на колено. Представляешь, пять лет скота кормил, а он вчера возьми и цапни! Как белены объелся, ей-богу. Все в доме перевернул, на жену прыгнул. Я полез разнимать - и вот результат.
   - Не мастиф неаполитанский, я надеюсь? - Злобину из провинциального далека все еще казалось, что начальству уровня Игнатия Леонидовича по статусу положено иметь нечто невероятно дорогое и жутко благородное.
   - Что ты! Сеттер ирландский. Рыжая метелка с печальными глазами. В Германии купил, жена подбила.
   - Рудольфом зовут, - подсказал Злобин.
   - Откуда знаешь? - насторожился Игнатий Леонидович.
   Злобин улыбнулся.
   - Рыжий - по-польски "рудый", это я с детства по кино "Четыре танкиста и собака" помню. Пес из Германии. Значит - Рудольф. Если кличку подбирал мужчина, то назвал бы именно так. Солидно и строго, как в армии. А не Рэдди, как обычно зовут рыжиков дамы, владеющие английским.
   - Ход мыслей интересен. - Игнатий Леонидович покачал головой. - Умеешь в чужую голову влезть, запомню. - Он придвинул к Злобину папку. - Коль скоро ты такой знаток в собаках, тебе и карты в руки. Здесь справка, установочные данные и прочая мелочь. Ровно настолько, чтобы быть в курсе дела. А дело вот в чем. Три дня назад в своем загородном доме погиб гражданин Матоянц. Личность в строительных, нефтяных и околополитических кругах довольно известная. Но не раскрученная, как сейчас говорят. Погиб странно. На участок непонятно как проникла стая бродячих собак и искусала до смерти.
   Поймав удивленный взгляд Злобина, Игнатий Леонидович кивнул.
   - И я того же мнения, поверь. Мы не живодеры и не общество защиты животных. Криминала там нет, всем ясно. Территориалы вынесли обоснованный отказ в возбуждении уголовного дела. Вопрос закрыт. Более того, по секрету скажу, как выражались раньше, есть мнение: лишнего шума вокруг смерти Матоянца не поднимать. - Он глазами указал на телефоны правительственной связи на приставном столике.
   "Времена меняются, а источник руководящего м н е н и я - тот же. А талдычили-то, перестройка, перестройка! Даже Кремль перестроили, а все по-старому", - подумалось Злобину.
   - Но преждевременная смерть такого человека - это горе для родных. Для прочих - повод влезть в его дела, - продолжил Игнатий Леонидович. - И некто уже проявляет интерес к этому делу.
   - Желают изобразить заказное убийство, исполненное сворой собак? вставил Злобин.
   - Милый мой Андрей Ильич, будет нужда, не то что собак, марсиан приплетут, - с усталым видом человека, искушенного в придворных интригах, изрек Игнатий Леонидович. - А на кону, если верить справке, солидные деньги и весьма серьезный бизнес. Уровень не прокуратуры города Клязьмы, согласись. Даже областную прокуратуру к такому делу подпускать страшно.
   Злобин согласно кивнул, заранее зная, чем согласие чревато.
   - А раз согласен, то прямиком отправляйся в Клязьму. От греха и соблазна подальше изыми у местных все материалы доследственной проверки. Последовала пауза и новая попытка побуравить собеседника глазами. - И держи их у себя до моей команды. Ясно?
   - А на каком основании изъять? Не в порядке надзора же. Думаю, там от такого на уши встанут и через пять секунд кому надо отзвонят.
   Игнатий Леонидович удовлетворенно усмехнулся.
   - Правильно мыслишь. Уже начинаешь ориентироваться в правилах игры, учту. Служба мы особая, как ты уже знаешь. Лишний раз светиться не резон. Прямо от меня зайди к Татарскому, я его уже предупредил, он выпишет тебе постановление на изъятие материалов. С сегодняшнего дня ты включен в оперативно-следственную группу Татарского. Чисто для конспирации, естественно. Татарский ведет дело, по которому Матоянц проходил свидетелем. Раза два вызывался на допросы, да и то, если не изменяет память, было это почти год назад. Но повод изъять материалы для проверки, согласись, процессуально идеален. Согласен?
   Злобин не мог не согласиться. Игнатий Леонидович интриговал не хуже своего средневекового тезки.
   У себя в Калининграде, откуда его неожиданно перебросили на повышение в Москву, Злобин, конечно же, тоже интриговал. Но на областном, так сказать, уровне. Ставки мельче, но правила игры те же. Не составило труда сообразить, что Генпрокуратура, воспользовавшись формальным поводом, решила обозначить свой интерес в переделе бизнеса Матоянца.
   Ход, безусловно, сильный, рассчитанный на психологическое давление на основных игроков. Они неизбежно засуетятся, многие союзы затрещат по швам, кое-кого запросто выкинут из команды, придется привлекать новых фигурантов. Пойдет хитроумное строительство систем "сдержек и противовесов". На все это потребуется время. И, воспользовавшись паузой, можно выстроить свою контригру.
   Максимум, что в предстоящих игрищах светило лично Злобину, - роль разменной пешки. Никакого энтузиазма от такой перспективы он не испытал. Не составило труда догадаться, что бестолковое на первый взгляд задание - еще одна проверка на лояльность.
   Он сделал вид, что глубокомысленно и всесторонне обдумал ход, и выложил свою карту.
   - Если начнут давить, я могу рассчитывать на вашу поддержку?
   - Несомненно, - веско, словно влепив пиковым королем поверх пиковой шестерки, ответил Игнатий Леонидович.
   В том, что будут давить, Злобин пока сомневался. В конце концов, время покажет. Дай бог, по малости и серости обойдут вниманием. А вот в том, что Игнатий Леонидович сдаст его, коли начнут д а в и т ь всерьез, он не сомневался ни на йоту.
   Правила дворцовых интриг не то что в Кремле не меняются, они и в хижине африканского царька с каменного века в неизменном виде сохранились. Сдавай слабого, копай под сильного, топи ближнего, копи компромат на всех, точи зубы и смотри в оба.
   "С волками жить, с ружьем ходить", - на свой лад перефразировал известную поговорку Злобин.
   Лезть из шкуры вон, дабы оказаться своим в одной из стай, выть вместе со всеми, скопом наваливаться на жертву, жадно отхватывать себе кусок послаще, клыками и когтями цепляться за отведенное тебе в стае место... Нет, он давно для себя решил, это не для него.
   А насчет ружья... Было кое-что припасено. Кое-кто из московских м а т е р ы х счел нужным расплатиться за п р а в и л ь н о расследованное дело Груздя. Папочка тоненькая, всего-то с десяток листов. Но бабахнет, как "Ремингтон" дуплетом, только шерсть клочьями по ветру полетит!
   Глава седьмая
   Чужая земля
   Серый Ангел
   По дороге Злобин наискосок прочитал материалы на Матоянца. На первый взгляд не нашел ничего достойного заказного убийства. Крепко стоящий на ногах холдинг, все необходимые для этого связи. Явного криминала в бизнесе нет. От криминалитета дистанцировался. От налогов уклонялся, но в расхищении бюджета не соучаствовал. Векселя "Газпрома" через руки проходили, но в ГКО не играл. В открытых контрах ни с кем не состоял. В политику не лез. Нормальная семья, крепкий дом.
   Если в такой благодати Матоянца нашла случайная смерть, остается только высказать соболезнования и сунуть папку в архив. Трагедия - не всегда криминал. Но если за внешним благополучием скрывалось нечто способное породить мотив к убийству, то копать-лопатить такое дело можно до седых волос. И, скорее всего, дело тоже ляжет на полку "ввиду невозможности найти подозреваемого".
   Если задуматься, так уж ли важен мотив, коли подсуропило тебе родиться в России? Одного факта рождения в стране березового ситца, серебристой ржи при луне, темных аллей, антоновских яблок и прочих красот природы вполне достаточно для преждевременной смерти.
   Исторически так уж повелось, что отдельно взятая жизнь в нашей для чего-то Богом избранной стране ничего не стоит. Да что там одна жизнь в масштабах одной пятой части суши! Сколько надо, столько и принесем в жертву. А бабы-дуры новых нарожают.
   Ни цари, ни генсеки людских потерь никогда не считали. Уж чего в России навалом, так это леса и человеческих душ. Как ни изводи их под корень, деревья и людишки сами нарождаются. Ими и платили за все. И за личные прихоти: пряжки алмазные на бальных туфлях, орловских рысаков да кабинеты янтарные, и за государственные инициативы: войну с Бонапартом, Вильгельмом или Гитлером.
   Особенно затратны реформы, к которым любая российская власть особую слабость имеет. Как удумают окно в Европу рубить, крестьян освобождать или в колхозы сгонять, индустриализацию проводить или водку пить запрещать, - так миллионов по несколько в расход пустят. Цифра, само собой, приблизительная. Россия - не Германия, государственная бухгалтерия у нас всегда на глазок поставлена. А по статье "смертность населения" тем паче.
   В трудное время перестройки всего и вся умереть от насильственных причин проще простого. В годину нынешних реформ сама жизнь превратилась в непрекращающееся неприкрытое насилие над здравым смыслом и человеческим достоинством.
   Кем мы были при Сталине и Брежневе, глашатаи перемен гласно и популярно объяснили. По их словам - быдлом. Пусть теперь объяснят, почему при Горбачеве и Ельцине страна стала бараком для опущенных безнадегой мужчин и изнасилованных нуждой женщин.
   Злобин, отдавшись невеселым мыслям, смотрел за стекло, забыв о папке, раскрытой на коленях.
   Мимо тянулись хижины подмосковных жителей, припертые к шоссе особняками москвичей. Осенняя муть, сочащаяся с серого неба, окропила и уравняла всех: новодел смотрелся таким же угрюмым и выстуженным, как и дома-пенсионеры. Двадцать первый век катил мимо на упругих шинах "Мишелин", бог весть какой век по российскому неспешному летоисчислению смотрел на него мутными глазами окон. Прогресс, не дойдя до Москвы, увяз в кислом суглинке, как танки Гудериана.
   - Полная безнадега, - пробормотал Злобин.
   Захлопнул папку и закрыл глаза.
   * * *
   Все руководство ГОВД на рабочем месте отсутствовало, угнали на очередное совещание. Злобин в душе обрадовался, что не потребуется согласно политесу представляться и тратить время на ненужные разговоры. Следователь Генеральной прокуратуры в ГУВД подмосковного городка - это даже не слон в скобяной лавке, это явление Христа Думе. Светопреставление с последующим слаганием легенд и апокрифов.
   Злобин, наскоро показав дежурному уголок удостоверения, спросил, на месте ли следователь Муха. По прихоти судьбы заниматься смертью Матоянца выпало человеку со столь непрезентабельной фамилией. С Мухой: повезло, по словам дежурного, следователь c утра добросовестно корпел в своем кабинете. На оплывшем лице дежурного при этом возникло шкодно-блудливое выражение.
   "Ну, не повезло мужику с фамилией, что теперь лыбиться?" - с неудовольствием подумал Злобин.
   Поднялся по грязной лестнице на второй этаж.
   У нужного кабинета тосковал конвойный.
   - Там допрос. Задержанного из СИЗО привезли, - предупредил он подошедшего Злобина.
   За дверью слышался монотонный женский голос.
   - Я подожду.
   Злобин присел на крайний в ряду стул.
   - А-а? - протянул конвоир, изобразив на колхозном лице максимум бдительности.
   Злобин вынул из нагрудного кармана удостоверение.
   Пробежав взглядом по золотым буковкам, конвоир сделал лицо отличника боевой и политической подготовки и больше вопросов не задавал.
   В коридоре установилась тягомотная, как милицейская служба, тишина.
   Только далекий от жизни человек считает, что в казарме, больнице и отделении милиции можно помереть от скуки. Нет, жизнь в них искрометна и непредсказуема, как в цирке. Жаль, что никому не видна. Поставь скрытые камеры, такое шоу "За стеклом" увидишь!
   Развлечения долго ждать не пришлось.
   В коридор жар-птицей впорхнула цыганская мамаша на последнем сроке беременности с сопливыми отпрысками на каждой руке. Цыганка вслух и без адреса возмущалась безмозглыми законами и бездушными работниками милиции. Не дойдя двух дверей до Злобина и подобравшегося, как пес у будки, сержанта, остановилась. Но голосить не прекратила. Изловчилась и, не освободив руки, распахнула дверь кабинета.
   - Ай, товарищ капитан! Что же у тебя творится, а?! - добавила она громкости.
   Из кабинета вышел хмурый мужчина в помятом кителе.
   - Что орешь? - первым делом пролаял он.
   - Да не ору я, сил уже нет! - задохнулась от возмущения цыганка. - Мы с тобой вопрос решили по-честному?
   - Ты что орешь? - капитан покосился на незнакомого ему Злобина.
   - Мы все по-честному решили, - цыганка снизила амплитуды до злого звонкого шепота. - А на выходе нас опять арестовали!! - вновь взвилась она.
   - Кто?
   - Я что, знаю? Мордатый такой.
   Цыганенок потянул руки к дяде в кителе, дядя родственных чувств не проявил. Брезгливо оттолкнул грязные лапки.
   - Пойдем, - бросил он.
   Через минуту скандал запылал в дежурке. Матерное эхо, расцвеченное цыганским сопрано, покатилось по коридору. Но очень скоро все стихло.
   Злобин с вялым интересом транзитного пассажира прислушивался к столь знакомым звуковым эффектам ментовской жизни. Сам с собой поспорил, что будет и второй акт. Угадал.
   Вверх по лестнице зашагали мат и топот. Шли и ругались двое. Из-за поворота в коридор тяжкой поступью вступил капитан и мордастый дежурный.
   - Вася - ты пень, блин, - продолжил мысль капитан.
   Вася не обиделся, еще шире расплылся в улыбке.
   - А что ты хочешь? Начальник приказал привести пять черножопых без виз. Я наряд послал, а они, прикинь, привезли пять алкоголиков. Ладно бы левых, а то все свои. Трофимов, Ганжа, Жучков... Короче, всю гоп-компанию от пивняка. Жучков уссался прямо в дежурке. Прикинь, да! Ты и меня пойми, Женя. Шеф вот-вот вернется, я ему Жучкова предъявлю, да? А тут твои цыгане строем выходят.
   - Цыгане - не мои, - зло отчеканил капитан.
   - А какого... ты тогда гонишь? - неподдельно удивился дежурный.
   Капитан остановился у своего кабинета, метнул по коридору, как копье, гневный взгляд.
   Злобин в ответ улыбнулся.
   - А это кто? - спросил капитан, ни к кому конкретно не обращаясь.
   
   К Мухе, - просветил дежурный.
   
   Вы, гражданин, по какому вопросу? - обратился к Злобину капитан.
   - По служебному. Генеральная прокуратура. - Злобин показал удостоверение.
   То ли зрение у капитана было орлиным, то ли поверил на слово. Но ближе подходить он не стал. Крякнул, рванул дверь и исчез в кабинете.
   Дежурный развел руки, лицом и телом по-мхатовски изобразив максимум недоумения. Развернулся и, хихикнув к кулак, закосолапил к выходу.
   В кабинете Мухи запиликал телефон. Женский голос смолк. Потом выдал короткую фразу. Звучало вроде непечатно, но слов было не разобрать.
   - Не волнуйтесь, уже скоро, - неожиданно обрел дар речи сержант.
   - Как догадался? - поинтересовался Злобин.
   - Нам еще обратно в СИЗО пилить. Час с гаком.
   - Понятно.
   "Хорошо устроились, - с тоской подумал Злобин. - Что стоит тормознуть в голом поле, вытащить клиента да пару раз приложить мордой о бампер. Ни свидетелей, ни прокурорского надзора. После такой профилактики он все подпишет. Потому что в СИЗО той же дорогой возвращаться надо".
   В кабинете зацокали каблучки. Распахнулась дверь. В проеме возникла фигурка, ладная и миниатюрная, как на японском календаре.
   - Леня, забирай клиента, - распорядилась девушка в элегантном брючном костюмчике.
   "Мама родная, дожили! Уже из детского сада на работу берут", промелькнуло в голове у Злобина.
   Ростом девушка не вышла, метр пятьдесят на каблуках. Кукольное личико, кукольная фигурка, размер одежды - только в "Детском мире" отовариваться. Выглядела она отличницей, которой доверили вести урок вместо заболевшей учительницы.
   Сержант расцвел, будто его пригласили на белый танец.
   - Все в порядке, Ольга Алексеевна? - спросил он, подтянув живот.
   - Как всегда, - с достоинством ответила Ольга Алексеевна.
   Сержант шагнул через порог, на ходу доставая ключи от наручников.
   - Вы ко мне?
   Злобин уже успел справиться с удивлением и даже нашел в себе силы встать.
   - Да, если вы следователь... - Злобин слегка замялся. Почему-то постеснялся назвать ее по фамилии.
   - Моя фамилия - Муха, - с едва прикрытым вызовом произнесла Ольга. - А ваша?