— Но ты его не любишь.
   Дьяна пожала плечами.
   — Не люблю. Но знаю, что он меня любит. Роды проходили тяжело. Кажется, я была на грани смерти. Но все это время он оставался со мной. Он не думал о себе, он следил за мной и спал подле меня.
   — Казада, — догадался Ричиус. — Роды начались во время пира, да?
   — Да.
   Дьяна содрогнулась. Ричиус понял, что она все еще слаба после ужасного испытания и что воспоминания о муках слишком свежи.
   — Шани родилась на следующее утро. Я мало что помню, по правде говоря. Была сильная потеря крови… И Тарн говорил с моими служанками, требовал от них помощи. Он думал, что я умру. Я тоже так думала. Но он оставался со мной. Он присутствовал при ее рождении.
   — В Арамуре я грезил о тебе, — признался Ричиус. — Я не знал, жива ты или умерла, но больше ни о ком думать я не мог. Я не мог простить себе, что оставил тебя, подвел, не сдержал слова. И когда Аркус сказал, что посылает меня обратно в Люсел-Лор, я подумал: может быть, ты еще там и я смогу тебя найти и увезти домой. — Он засмеялся. Все это казалось ему таким жалким. — Боже, какой я глупец!
   — Нет, — возразила Дьяна, — ты сделал больше, чем можно было себе представить. Но теперь все кончено, Ричиус. Жизнь нас разлучила. Я — трийка, ты — нарец, и мы оба не свободны.
   — Да, — сказал он, — женаты.
   Он вспомнил о своей молодой жене, оставшейся в Арамуре. Она будет ждать его, тревожиться. Он понимал, что не достоин Сабрины — так же как она ничем не заслужила проклятие в виде нелюбящего мужа. Но их судьбу решил Аркус, так же как отец Дьяны определил ее будущее, когда она была еще девочкой. Они все были фигурами, которые недовольно передвигались по доске — и не могли остановить руки своих хозяев. Он уныло уставился в пол, пытаясь найти ответ, которого не было.
   — Что мне делать? — тихо спросил он.
   — Оставь нас, — твердо сказала Дьяна. — С нами здесь все будет в порядке, даю тебе слово. Тарн добрый. И он обо мне заботится. Ты должен вернуться домой, в Арамур. Ты должен сделать то, о чем просит Тарн. Ты можешь это сделать? Можешь остановить эту войну?
   — Нет, — признался Ричиус, — император не станет меня слушать.
   Дьяна бросила на него странный взгляд.
   — Я не понимаю. Ты сказал Тарну, что мог бы ему помочь.
   — Тарн считает, раз я один из королей Нара, то Аркус прислушается к моим словам. Он ошибается. Заставить Аркуса передумать невозможно.
   — Но ты попробуешь, да?
   Ричиус молчал. Он стремительно превращался в шлюху Тарна, и от одной только мысли, что он будет помогать этому чокнутому святоше, его тошнило. Но теперь ему придется принимать в расчет Дьяну и свою дочь. Все изменилось — как и предвидел Тарн.
   — Ричиус, — молвила Дьяна, — Тарн очень мудр. Он не просил бы тебя об этом, не будь это так важно. Он принес в Люсел-Лор мир. Он…
   — Пожалуйста, прекрати! — воскликнул Ричиус, закрыв уши руками. — И ты тоже! Я этого не вынесу. Все убеждены, что он — великий человек. Прости, но я этого не вижу.
   — Он не великий, но он хороший. Ты его не знаешь, Ричиус. Он изменился, даю тебе слово. Он стал таким, каким был раньше, когда мы были детьми. Он заботится о своем народе. Мы для него все.
   — Люсилер говорит, что Тарн полагает, будто его обезобразили боги. Я считаю, он просто болен. А что думаешь ты?
   — Я думаю, что он получил дар Небес, — ответила Дьяна. — По-моему, боги отметили его. И мне кажется, он это знает — и это заставило его осознать свои слабости.
   Ричиус удивленно покачал головой. У него сложилось впечатление, что все здесь страдают от какого-то заразного слабоумия. Неужели прошлое для них ничего не значит? Он медленно поднялся и снова заглянул в колыбель. Малышка беспокойно двигалась.
   — Моя дочка, — печально промолвил он. — Как я могу ее оставить? Ты хочешь от меня невозможного, Дьяна.
   — Но именно так все должно быть. Мне хотелось бы отыскать другой путь, но…
   Она замолчала, не договорив, и передернула плечами.
   — Я понимаю.
   Ричиус опустил руку и нежно прикоснулся к крошечной пушистой головке Шани, изумляясь своим ощущениям. В этот миг она представлялась ему удивительнее башен Нара, древних лесов Арамура или сверкающей цитадели Фалиндара. Ради нее он готов был победить целую армию Тарнов, но у него не было оружия, с которым он мог вступить в этот бой. И он молча задвинул полог колыбельки.
   — Я хочу перед отъездом еще раз ее увидеть, — сказал он, не оборачиваясь.
   Дьяна подошла к нему.
   — Значит, ты уедешь?
   Он кивнул.
   — Ты поговоришь со своим императором?
   — Я уеду через несколько дней, — безнадежно произнес Ричиус. — Я хочу дать Тарну время, чтобы он обдумал мои слова.
   — Ричиус, ты поговоришь с ним?
   Он отвернулся и пошел к двери. Но, дойдя до нее, замер, не в силах переступить порог. Дьяна вопросительно смотрела на него.
   — Ричиус?
   — Я много месяцев думал о тебе, Дьяна, — тихо сказал он. — Я, так же как Тарн, одержим тобою. И не нахожу сил, чтобы тебя забыть.
   — Ты должен.
   — Не хочу. Я тебя люблю. Дьяна покраснела.
   — Я понимаю, это глупо, — добавил Ричиус. — Но я все время надеялся при встрече с тобой услышать, что в эти прошедшие месяцы ты тоже обо мне думала. — Он попытался ей улыбнуться. — Ты обо мне вспоминала? Хоть изредка?
   Дьяна отвернулась.
   — Об этом говорить не следует, — ледяным тоном заявила она. — Я замужем за Тарном.
   Это не было ответом, и ее уклончивость обнадежила Ричиуса. Он сделал шаг к ней.
   — Может быть, хотя бы иногда?
   Дьяна не повернулась к нему, но слегка понурилась.
   — Когда я вынашивала Шани, Тарн все время был со мной. Он заботился обо мне, следил, чтобы у меня было все необходимое. Он был мне как настоящий муж. И когда я рожала, он помогал мне и держал меня за руку. Но Шани всегда заставляла меня думать о тебе, Ричиус. Даже когда еще была в утробе. — Дьяна наконец повернулась к нему, и ее взгляд был полон печали. — Тебя не так легко забыть, Ричиус Вентран.
   Надежда мелькнула в его глазах
   — Дьяна…
   — Ты слышал мой ответ, — отрывисто сказала она. — Больше я ничего тебе сказать не могу. И если ты действительно любишь меня так, как говоришь, ты сделаешь это ради меня и нашего ребенка. Ты это сделаешь? Ты поговоришь со своим императором?
   Ричиус ушел не ответив.
 

30

   На голой скале Фалиндара, на обращенной к морю стороне был отвесный обрыв, который уходил вниз на тысячу футов, где об острые камни бился прибой. На обрыве почва была каменистой, почти лишенной растительности; вид на бескрайний океан ничем не ограничивался — если не считать одного древнего дерева, высокого и корявого. Кривые ветки никогда не сбрасывали с себя листву — даже зимой. Золотая и по-летнему зеленая листва меняла цвет в зависимости от времени года, а ствол заканчивался паутиной корней, вырывавшихся из земли, словно они задались целью разломать камни под собой. Никто не знал, как это дерево попало туда и каким образом получало питание из скудной почвы, но, по местному поверью, дерево было даром небесных духов, младших божеств трийцев, которые парили над землей, а порой поселялись на прекрасных горах. Из-за этого да еще из-за странных плодов, созревавших в начале весны, дерево славилось по всему Люсел-Лору. Оно считалось доказательством того, что боги существуют и что они любят своих детей-смертных.
   Люсилер не знал, было ли это дерево даром Небес, или капризом природы. Он знал только, что любит его, что оно дарует ему утешение и заставляет думать. Накануне падения Фалиндара, в те дни, когда он был любимцем дэгога, он приходил к этому дереву, срывал похожий на цитрус плод и, наслаждаясь его вкусом, любовался на волны, бьющиеся о скалы. В те беззаботные дни ему приходилось думать только об охране дэгога и скучных повседневных делах. Тарн и его революция навсегда изменили его жизнь, но дерево по-прежнему оставалось на своем месте и плодоносило. И по-прежнему заставляло Люсилера размышлять о тайнах жизни.
   Сегодня это дерево было ему необходимо.
   Люсилер просунул руку между колючими ветками и сорвал спелый красный плод. Ветка откачнулась обратно, вспугнув дрозда, и он шумно взлетел к небесам. Утро было теплое — хорошее утро, чтобы насладиться безмятежностью горы. Он сел на камень, свесив ноги с обрыва, и начал не спеша счищать кожуру с плода. В лицо ударил фонтанчик сока, и он улыбнулся.
   Затем принялся вкушать терпкий сок, высасывая его из долек плода, и смотрел на спокойную воду. Над морской гладью в лазурном безоблачном небе парили чайки, занятые непрерывным поиском пищи. Ветерок доносил до него свежий запах соленой воды, лучи солнца ласково прикасались к лицу, навевая дремоту. Но сегодня Люсилер пришел к дереву не для того, чтобы спать. Он пришел поразмыслить — ему было неспокойно, даже отменная погода не поднимала настроения. Он предал друга — и чувство вины его убивало.
   Прошло два дня с тех пор, как он последний раз разговаривал с Ричиусом. Тарн сообщил им обоим порознь о своем решении, и теперь Ричиусу тоже предстояло решить, что он будет делать дальше. Узнав о существовании своей дочери, он стал холодным и неприступным. Не выходил к столу, ни с кем не разговаривал, не отвечал на стук в дверь. Запершись у себя в комнате, брал еду, оставленную для него в коридоре, только когда слышал удаляющиеся шаги Люсилера. Они все о нем тревожились — даже Тарн, и никто не догадывался о том, что происходит за дверью его спальни.
   «Бедный мой друг, — печально думал Люсилер. — Мне так жаль!»
   И он действительно искренне стыдился отведенной ему роли, которую вынужден был сыграть. Он мысленно перебирал все события последних недель, разбирая свою тактику и отыскивая ошибки. Больше всего он сожалел о том, что послушался эту женщину. Дьяна была не права, скрыв от Ричиуса свою новость, — теперь Люсилер это ясно видел. Ему следовало сказать другу о ее беременности, как только они встретились на дороге Сакцен. Но Дьяна очень надеялась, что Ричиус вообще не поедет в Люсел-Лор. Она убедила Люсилера в том, что нет смысла рассказывать ему о ребенке, если он примет решение не возвращаться за ней. Это известие только разожжет его стремление приехать — а здесь для него ничего нет.
   Люсилер хмурился, пережевывая мякоть плода. В тот момент эти доводы казались ему убедительными. А теперь Люсилер не сомневался, что Ричиус чувствует себя оскорбленным.
   — Проклятие! — прошептал он.
   Ему не следовало этого делать. Теперь он лишился друга — прекрасного, незаменимого друга. Загладить свою вину он не сможет — обман ничем нельзя стереть. В долине Дринг у них был кодекс чести, и, следуя ему, они спасали друг другу жизнь. Он нарушил этот кодекс. Ему будет очень не хватать Ричиуса.
   И тут он услышал его, словно шепот морского ветерка. Люсилер повернул голову — Ричиус стоял всего в нескольких шагах от него. Его руки бессильно висели вдоль тела. Люсилер облизал липкие губы и помахал другу.
   — Садись, — сказал он, когда тень Ричиуса упала ему на спину.
   Тень помедлила несколько секунд, но потом зашевелилась. Ричиус небрежно сел на обрыв, спустив ноги, и мрачно уставился на горизонт.
   — Почему ты мне не сказал?
   Он не повернул лицо к Люсилеру, а задал свой вопрос ветру.
   — Теперь я и сам толком не знаю, — пожал плечами Люсилер.
   — Такой ответ меня не устраивает. Дьяна призналась, что просила тебя ничего мне не говорить. Это правда?
   Триец кивнул.
   — И ты ее послушался? Почему, Люсилер? Как ты мог скрыть от меня такое?
   — Я уже сказал: не знаю. Она меня попросила, и я выполнил просьбу. Возможно, это было неправильно.
   — Это было совершенно неправильно.
   Люсилер повернулся к другу. Ричиус выглядел намного старше. Трехдневная щетина скрывала лицо, непричесанные волосы засалились. Одежда была сильно смята, а в глазах застыла печаль. Он сидел, сгорбленный, со скрещенными на животе руками, и рассеянно покачивался на ветру.
   — Хорошо, — согласился Люсилер, — это было неправильно. И мне очень жаль. Я хотел сделать как лучше. Дьяна надеялась, что ты не вернешься, а если б я сказал тебе о ребенке, ты поехал бы обязательно.
   — Но ты-то ведь знал, что я все равно поеду. Вы с Тарном все для этого сделали.
   — Это не так. — Люсилер помотал головой. — Я никогда тебе не лгал.
   Ричиус наконец повернулся и посмотрел ему в глаза.
   — Правда? Я спросил тебя, отпустит ли Тарн Дьяну. Ты не дал мне ответа. Это ничем не лучше открытой лжи, Люсилер. Ты поселил во мне надежду, что он ее освободит. — Он уныло опустил голову. — И это ранит меня больнее всего. Я думал, мы друзья.
   У Люсилера разрывалось сердце.
   — Никогда в этом не сомневайся, — тихо сказал он. — Ты мне дорог, Ричиус. Но в тот момент мне казалось, что Дьяна права. И, возможно, так оно и было. Действительно ли это хорошо — знать, что у тебя есть ребенок, в жизни которого ты никогда не займешь никакого места? Мне это и правда приходило в голову. И я не хотел причинить тебе боль.
   — А как насчет Тарна? Ты знал, что он не даст Дьяне уехать со мной?
   От этого вопроса Люсилер поморщился. Ему хотелось солгать, избавить себя от обвинений простой отговоркой, но он собрался с духом и сказал:
   — Тарн никогда не говорил мне, что не даст ей уехать с тобой. Но, наверное, я это понимал. Да.
   Ричиус опустил голову еще ниже. Люсилер пытался оправдать себя.
   — Ты должен меня понять. Это был единственный способ вызвать тебя сюда. Ты бы согласился говорить с Тарном, если бы Дьяны здесь не было?
   — Конечно, нет! — заявил Ричиус. — Я предпочел бы разговаривать с самим дьяволом.
   — Тогда ты должен меня понять. — Люсилер уронил руку, державшую плод, и умоляюще посмотрел на друга. — Как еще я мог бы привести тебя сюда, если не ради Дьяны? Я сказал тебе, что Тарн — хороший человек, я сказал тебе, что теперь в стране воцарился мир, но ты ничего не хотел слышать. Только Дьяна заставила тебя сюда приехать.
   — Это правда. — Ричиус поднял голову и возмущенно посмотрел на Люсилера. — А теперь хочешь знать правду, Люсилер? Правда в том, что мне на всех вас теперь наплевать. Если б я мог, я вернулся бы в Черный Город и рассказал все, что мне о вас известно, — где вы находитесь и какие у вас слабые места. Все. Если б я мог, я разрушил бы Фалиндар и уничтожил всех, кто живет в нем, потому что вы все этого заслуживаете. Но я не могу этого сделать из-за Дьяны и малышки. Я не могу получить отмщения, которое принадлежит мне по праву.
   Люсилер почувствовал, как в нем зажглась искра надежды.
   — Так ты собираешься нам помочь?
   — Только это вам и нужно, правда? — едко спросил Ричиус. — Ты что — меня не слушал?
   — Слушал, — огрызнулся Люсилер. — Но вот ты меня не слушал! Оглянись вокруг, Ричиус. Война закончилась. В Люсел-Лоре царит мир. Дьяна в безопасности, хочешь ты это признать или нет, и к твоему ребенку будут относиться с любовью. Все, конечно, не так идеально, но Тарн старается как может. Он заботится о своем народе, чего никогда не делал дэгог. Я это знаю, потому что был знаком с ними обоими. Благодаря Тарну жизнь здесь станет лучше: он сильный, военачальники следуют за ним. И от тебя зависит, сохранится ли такое положение дел.
   — От меня? — взорвался Ричиус. — Ты ничем не лучше Тарна! Я не имею на Аркуса такого влияния, и ты это знаешь.
   — Но ты можешь попробовать.
   Повисло неловкое молчание. Ричиус вздохнул и пригладил волосы руками. Он казался полубезумным, словно зверь, который пытается перекусить себе лапу, чтобы высвободиться из капкана. На секунду Люсилеру стало страшно. Не за себя: он был уверен, что Ричиус никогда не причинит ему вреда, как бы ни был он разъярен или оскорблен. Он испугался за друга и его разум, казалось, готовый его покинуть.
   — Ричиус, — ласково молвил он, — я был не прав. Я манипулировал тобой, и за это мне очень стыдно. Не прощай меня, но пусть это не помешает тебе принять правильное решение. Подумай обо всех, кто здесь тебя обманывал. Если начнется война, они все пострадают. И подумай об Арамуре…
   — Прекрати! Вы с Тарном считаете, что слишком хорошо меня изучили. Вы знаете, что именно надо говорить, дабы заставить меня делать то, что вам нужно.
   — Ричиус, я…
   — Нет, Люсилер, я не ошибся. Но самое ужасное то, что ты прав. У меня нет выбора. Я это понимаю. Вы с Тарном об этом позаботились. Ты многому у него научился, мой друг. Ты научился манипулировать и управлять людьми. Он мастер этого дела, правда?
   — Другого пути просто не было, — повторил Люсилер. — Хорошо это или плохо, но мне необходимо было привезти тебя сюда. Мне надо было показать тебе, что находится под угрозой.
   — И я увидел, — сказал Ричиус. — И вижу.
   Он взял в руки плод, лежавший между ними на каменистой земле, и стал его рассматривать.
   — Он с этого дерева?
   Люсилер кивнул.
   — Его называют плод сердца. Они бывают спелыми всего несколько дней в году. Но тогда… — Он выразительно поднял бровь. — Попробуй.
   Ричиус понюхал начатый им плод.
   — Пахнет приятно, — заметил он и откусил кусочек. Глаза у него вспыхнули, и он пробормотал: — Вкусно…
   — Я знал, что тебе понравится. Если хочешь, я сорву тебе несколько штук.
   — Нет, — решительно отказался Ричиус. — Оставь другим. У нас в Арамуре фруктов хватает. — Он вернул плод Люсилеру. — На, доешь.
   Триец взял плод сердца и снова положил его на землю.
   — Ричиус, — робко спросил он, — скажешь мне, какое решение ты принял?
   Ричиус отвел взгляд.
   — Он не передумает, да?
   — Да, — кивнул Люсилер. — Мне очень жаль.
   — Почему, Люсилер? Он знает, что я ее люблю. Он знает, что она его не любит. Почему он хочет нас разлучить?
   — Все обстоит несколько иначе. Дело не в том, что он хочет вас разлучить. Он хочет, чтобы она осталась с ним. Он тоже ее любит.
   — Ты точно это знаешь?
   — Она необычайно красива, Ричиус. А он… ну… далеко не красив. С мужчинами здесь все обстоит так. Красивая женщина для таких мужчин, как Тарн, очень много значит. Другие подражают ему. Пытаются походить на него. И — да, я думаю, он ее любит.
   — Тогда он будет заботиться о ней? И о малышке?
   — В этом я не сомневаюсь. Тебе надо было увидеть его рядом с ней. Когда она рядом, он буквально светится. Мне кажется, он одержим ею еще сильнее, чем ты.
   — Дьяна говорила мне об этом, — признался Ричиус. — Она сказала, он всегда любил ее, даже до того, как их помолвили. А я надеялся, что она ошибается.
   Люсилер покачал головой.
   — Она не ошибается. Его любовь к ней — очень странное чувство. Яростное. А болезнь заставляет его любить еще сильнее. Она прекрасна. Мне кажется, рядом с ней он ощущает себя менее уродливым. Но он добр к ней. А тебя должно беспокоить только это.
   Казалось, Ричиуса это удовлетворило, и он кивнул каким-то своим тайным мыслям.
   — Ну тогда ладно. Утром я отправляюсь в Арамур.
   — Ты поговоришь с Аркусом о нас, Ричиус?
   — Ты знаешь, что поговорю. У меня нет выбора. Раз Дьяна и Шани остаются здесь, в Фалиндаре, я не могу допустить, чтобы эта война началась. Но не обманывай себя, Люсилер. Уже само мое пребывание здесь — измена. Когда Аркус узнает об этом, он не пойдет ни на какие переговоры. Я буду считать себя счастливым, если уеду из Черного Города живым.
   — Знаю. И потому я поеду с тобой.
   — Что?
   — Я не вправе от тебя чего-то требовать, если сам ничем не буду рисковать. И я уже сказал Тарну, что еду. Это решено.
   — Тогда перереши. У тебя шансов выжить будет намного меньше, чем у меня, Люсилер. Как ты думаешь, что происходит в Наре? Ты и опомниться не успеешь, как Аркус отправит тебя в какую-нибудь военную лабораторию. Он будет просто счастлив заполучить в свое распоряжение трийца.
   — Я готов к худшему, — хладнокровно заявил Люсилер. — Мы встретим это испытание вместе.
   — Тогда тебе следует прямо сейчас со всеми проститься, Люсилер. Обратно ты не вернешься.
   Тот лишь пожал плечами. Он предвидел возражения Ричиуса, да и сам уже пришел к такому выводу. Это ничего не меняло. Он либо умрет в Наре, добиваясь мира, либо умрет в Люсел-Лоре — на войне. Смерть приходит ко всем. Важно лишь, как именно она приходит.
   — Я сказал Тарну, пусть не слишком на нас рассчитывает, — сказал он. — Но сомневаюсь, чтобы он меня слышал. Боюсь, он в нас верит.
   — Верит! — сплюнул Ричиус. — Тогда он — глупец. Ему следовало бы поверить Лиссу. Ему следовало бы объединиться с ними, как они и предлагают. С их помощью у Люсел-Лора появилась бы надежда. Если, конечно, он не применит свою магию.
   — Ты не понимаешь…
   Люсилера начал утомлять этот разговор. Посвятить Ричиуса в особенности жизни дролов оказалось нелегким делом. Он знал: далеко не все способны понять веру дролов, особенно не трийцы, но надеялся, что Ричиус окажется умнее.
   — Ты прав, я действительно не понимаю. Я хотел бы видеть его твоими глазами. Мне было бы тогда гораздо легче.
   — Со временем ты увидишь его подлинную сущность, Ричиус. Как это сделал я.
   Было очевидно, что Ричиус с ним не согласен. Он задумчиво теребил отросшую бородку, следя глазами за стремительным полетом чаек. Долгие мгновения друзья сидели молча, свесив ноги с обрыва. Морской ветерок развевал их волосы. Вдали сверкали белые гребни волн, выбрасывавших на поверхность аппетитные трофеи для парящих птиц. На высоте песня моря звучала жизнерадостно, и они тихо покачивались в такт ее четкому ритму.
   «Завтра», — печально подумал Люсилер. Это было слишком близко. Он ужасно тосковал по Фалиндару во время долгой поездки в Арамур. Ему совсем не хотелось снова прощаться — на этот раз, возможно, навсегда. Он сбросил кожуру плода со скалы, понимая, что скорее всего ощущает этот вкус в последний раз. Корочка полетела вниз и исчезла.
   — Ты перед отъездом встретишься с ним? — спросил Люсилер.
   Ричиус равнодушно пожал плечами:
   — Зачем это мне? Он принял свое решение, я — свое.
   — А как Дьяна и малышка?
   — Сегодня вечером я прощусь с обеими. Конечно, если Тарн это допустит.
   — Он наверняка не станет возражать. Тебе достаточно только его попросить. Если хочешь, я ему скажу.
   — Нет, я сделаю это сам. — Ричиус закрыл глаза и вздохнул. — Я глупец, Люсилер?
   — Что?
   — Я — глупец? — повторил свой вопрос Ричиус. — Я чувствую себя круглым дураком. Мне не следовало возвращаться. Не знаю, что я надеялся здесь найти.
   — Думаю, знаешь, — мягко возразил Люсилер. — Ты надеялся, что Дьяна захочет быть с тобой. Ты вообразил, будто она тебя дожидается, правда?
   Ричиус открыл глаза и посмотрел на друга.
   — Боже, как я глуп, правда? Она ведь почти совсем меня не знает. И я ее почти не знаю. И все же я ее люблю, Люсилер. Не могу это объяснить, но это так. Я полюбил ее, как только увидел. Именно ради нее я и уехал из Арамура. А ведь был уверен: ничто не заставит меня вернуться в Люсел-Лор.
   — Любовь — это загадка, мой друг, — сказал Люсилер. — Иногда нужны годы, чтобы она созрела. А порой хватает нескольких мгновений.
   — А иногда ее нет вовсе, — резюмировал Ричиус.
   Люсилер начал было еще что-то говорить, но вдруг умолк и прислушался, повернув голову в сторону крепости. Кто-то окликал его по имени — ветер донес до него едва слышный зов. Он резко встал и осмотрелся. К ним приближался мужчина — кто-то из воинов Кронина. Он стремглав бежал вниз по склону.
   — В чем дело? — Ричиус тоже встал.
   Он проследил за взглядом Люсилера и тоже увидел бегущего.
   Руки— ноги его так и мелькали.
   Люсилер похолодел.
   — Беда, — мрачно прошептал он.
   — Люсилер! — эхом разнесся оклик, скатившись по склону словно лавина.
   Воин энергично размахивал над головой рукой, продолжая бежать. Люсилер в ответ взмахнул рукой и сделал Ричиусу знак.
   — Следуй за мной, — бросил он не оборачиваясь и со всех ног понесся навстречу воину.
   Ричиус мчался за ним по пятам.
   Вместе они взбежали вверх по склону туда, где остановился воин в синем с золотом. Его потное лицо покраснело от напряжения. Он что-то испуганно прохрипел, с трудом выталкивая отрывистые слова. Люсилер прислушался, силясь понять их смысл. Воин указал сначала на Ричиуса, а потом на крепость, возвышавшуюся позади них.
   — Что он говорит?
   Люсилер неуверенно ответил:
   — Кто-то ждет тебя в цитадели. Тарн хочет, чтобы ты немедленно туда явился.
   — Кто-то ждет меня? Кто?
   Воин продолжал что-то говорить.
   — Он не знает, — молвил Люсилер. — Только то, что Тарн вызывает тебя в банкетный зал. Случилось что-то важное.
   Они направились обратно к крепости по длинной извилистой дорожке, оставив озадаченного воина позади. Ричиус легко держался рядом с Люсилером, зарываясь в каменистые осыпи каблуками крепких сапог. В воздух взлетали осколки гравия. Паника подхлестывала его, и он смог быстро подняться на относительно ровную площадку, окружавшую цитадель. Вокруг было пусто. Они недоуменно переглянулись.
   — Никаких волнений, — сказал Ричиус. — Что это значит?
   Люсилер пожал плечами и ступил на крытый внутренний двор крепости. Теперь они уже не бежали, а только быстро шли, вглядываясь во встречные лица и не замечая ничего необычного. Воин сказал, что им надо — явиться в банкетный зал. Люсилер осмотрел коридор. Все спокойно. Что бы ни произошло, об этом явно не было известно обитателям крепости. Несколько человек прошли мимо, не обратив на них никакого внимания. Люсилер растерянно посмотрел на друга и продолжал путь по широкому коридору в сторону банкетного зала.