Страница:
Хозяин гостиницы захохотал.
— В первый раз никто готов не бывает, девка. Но все будет быстро, ты опомниться не успеешь. Он так упился, что, может быть, у него ничего и не получится.
— Нет! — уперлась Дьяна. Она вдруг пожалела, что пришла в эту гостиницу. — Я не могу. Завтра, пожалуйста. Не сейчас.
Куда только девалось благодушие Тендрика.
— Послушай! — грозно сказал он, сильной хваткой сжимая ей запястье. — Он дал мне за тебя целый золотой. Он заплатил за всю ночь, и я ему деньги возвращать не собираюсь. А теперь иди туда и делай что надо. И если он будет на тебя жаловаться…
Дьяна пыталась вырвать руку, но пальцы у толстяка оказались железными.
— Отпустите меня! — прорычала она.
Он стиснул запястье еще сильнее и притянул ее к себе, схватив другой рукой за волосы. Хамское обращение пробудило в ней рысий гнев, и она закричала, вцепившись ему в лицо:
— Пусти!
Ее ногти оставили на его щеке глубокие борозды. Тендрик заревел от боли, но хватку не ослабил. Он подтащил ее к стене и прижал, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу.
— Ах ты, сучка! — прошипел он. — Нет, ты будешь делать то, что тебе говорят!
Дьяна заскрипела зубами.
— Убери свои руки, грязная нарская свинья!
Она с силой ударила его коленом в пах — что было самой серьезной ошибкой с момента ее прихода в Экл-Най. У Тендрика глаза полезли на лоб, и он разразился замысловатыми проклятиями. Дьяна метнулась к двери, но он догнал ее, схватил за волосы и снова поволок к стене. Она так больно ударилась о стену, что даже задохнулась. А затем потная рука стиснула ей горло.
— Ах ты, трийская потаскуха! — зашипел он, сжимая пальцы. — Ты это сделаешь!
Она плюнула в него. Тендрик гнусно захохотал.
— Нет? Ну что же, прекрасно. Убирайся и ешь отбросы вместе с остальными, тебе подобными. Живи на улице. Если не будешь работать, здесь ты не нужна. — Он грубо пихнул ее к дверям. — Убирайся! Сама ищи дорогу в Нар.
— Ты подонок! — возмутилась Дьяна. — Мне больше некуда идти.
— А мне что до этого? У меня дело, а не богадельня. Ты сказала, будешь делать то, что я прикажу. Только поэтому я тебя и взял. Если не будешь этого делать, ты мне не нужна.
— Я могу делать что-нибудь другое, — предложила Дьяна. — Я могу готовить, чинить одежду. Если хотите, я буду прислуживать в зале…
— Мне посудомойка не нужна. Мне нужны тела. У тебя есть то, что мне надо, — если ты помалкиваешь. А теперь или иди к нему, или убирайся. Моя гостиница — не приют для беженцев. Я беру только тех, кто отрабатывает свое содержание. Вот такая работа. Хочешь — соглашайся, не хочешь — не надо.
Он загнал ее в угол. Без него она не доберется до Нара, не сможет убежать от Тарна. И, что еще хуже, он прав. Она согласилась на эту гадость. Если она не сдержит слова, он ее вышвырнет. Как и все остальные. И она будет здесь в западне, пока не придут дролы.
— Делай что велено, — приказал Тендрик. Он ткнул пальцем в сторону коридора. — Он тебя ждет.
Дьяна выглянула в коридор. Там было несколько комнат с закрытыми дверями. В одной из них сейчас находилась Карлина. До Дьяны доносились ее равнодушные стоны. К горлу подступила тошнота. Однако она смогла с ней справиться: инстинкт выживания оказался сильнее.
— Которая комната?
— С желтой дверью. Постучи, и он тебя впустит.
— На всю ночь?
— Так он заплатил. Не беспокойся. Больше одного раза он не сможет. Когда все кончится, можешь просто спать. Можешь утром уйти, пока он не проснется.
Слабое утешение. Дьяна медлила у двери. Ей хотелось спросить у толстяка, будет ли ей больно, будет ли она утром с ребенком или заражена, как Карлина. Но этот потный, жестокий мужчина — не ее отец. Он не дает советы испуганным девочкам. Для него она — просто блестящая золотая монета. Она сумела сделать первый неуверенный шаг — а потом на подгибающихся ногах побрела по коридору. Она миновала красную дверь, за которой раздавались гортанные возгласы Карлины, затем — безмолвную синюю, за которой вторая девушка, видимо, уже закончила работу. Желтая дверь оказалась в самом конце. Дьяна остановилась и прислушалась. Оглянувшись назад, увидела, что Тендрик машет ей рукой. За дверью ничего не было слышно.
«Спит», — решила она и хотела было повернуть обратно.
Тендрик не позволил ей вернуться.
— Стучи! — приказал он.
Дьяна тихо постучала в дверь, от которой отлетели хлопья желтой краски. За дверью послышалось какое-то движение. Она попятилась — дверь со скрипом открылась. На пороге стоял растрепанный молодой человек. Он пошатнулся, и его мутный взгляд скользнул по ней. Он был смуглый — возможно, красивый, по нарским меркам. Лицо худое и усталое, а одежда — вонючая, как и дыхание. В его глазах зажглись искры интереса.
Но он ничего не сказал. Он только смотрел на нее своим диким взглядом. Дьяну вдруг затопил страх, и она пошатнулась. Его рука поддержала ее. Грубая рука — горячая и мозолистая — прикоснулась к ее нежной коже. На его губах появилась едва заметная улыбка. Он очень бережно завел Дьяну в комнату и закрыл дверь.
8
— В первый раз никто готов не бывает, девка. Но все будет быстро, ты опомниться не успеешь. Он так упился, что, может быть, у него ничего и не получится.
— Нет! — уперлась Дьяна. Она вдруг пожалела, что пришла в эту гостиницу. — Я не могу. Завтра, пожалуйста. Не сейчас.
Куда только девалось благодушие Тендрика.
— Послушай! — грозно сказал он, сильной хваткой сжимая ей запястье. — Он дал мне за тебя целый золотой. Он заплатил за всю ночь, и я ему деньги возвращать не собираюсь. А теперь иди туда и делай что надо. И если он будет на тебя жаловаться…
Дьяна пыталась вырвать руку, но пальцы у толстяка оказались железными.
— Отпустите меня! — прорычала она.
Он стиснул запястье еще сильнее и притянул ее к себе, схватив другой рукой за волосы. Хамское обращение пробудило в ней рысий гнев, и она закричала, вцепившись ему в лицо:
— Пусти!
Ее ногти оставили на его щеке глубокие борозды. Тендрик заревел от боли, но хватку не ослабил. Он подтащил ее к стене и прижал, приблизив свое лицо вплотную к ее лицу.
— Ах ты, сучка! — прошипел он. — Нет, ты будешь делать то, что тебе говорят!
Дьяна заскрипела зубами.
— Убери свои руки, грязная нарская свинья!
Она с силой ударила его коленом в пах — что было самой серьезной ошибкой с момента ее прихода в Экл-Най. У Тендрика глаза полезли на лоб, и он разразился замысловатыми проклятиями. Дьяна метнулась к двери, но он догнал ее, схватил за волосы и снова поволок к стене. Она так больно ударилась о стену, что даже задохнулась. А затем потная рука стиснула ей горло.
— Ах ты, трийская потаскуха! — зашипел он, сжимая пальцы. — Ты это сделаешь!
Она плюнула в него. Тендрик гнусно захохотал.
— Нет? Ну что же, прекрасно. Убирайся и ешь отбросы вместе с остальными, тебе подобными. Живи на улице. Если не будешь работать, здесь ты не нужна. — Он грубо пихнул ее к дверям. — Убирайся! Сама ищи дорогу в Нар.
— Ты подонок! — возмутилась Дьяна. — Мне больше некуда идти.
— А мне что до этого? У меня дело, а не богадельня. Ты сказала, будешь делать то, что я прикажу. Только поэтому я тебя и взял. Если не будешь этого делать, ты мне не нужна.
— Я могу делать что-нибудь другое, — предложила Дьяна. — Я могу готовить, чинить одежду. Если хотите, я буду прислуживать в зале…
— Мне посудомойка не нужна. Мне нужны тела. У тебя есть то, что мне надо, — если ты помалкиваешь. А теперь или иди к нему, или убирайся. Моя гостиница — не приют для беженцев. Я беру только тех, кто отрабатывает свое содержание. Вот такая работа. Хочешь — соглашайся, не хочешь — не надо.
Он загнал ее в угол. Без него она не доберется до Нара, не сможет убежать от Тарна. И, что еще хуже, он прав. Она согласилась на эту гадость. Если она не сдержит слова, он ее вышвырнет. Как и все остальные. И она будет здесь в западне, пока не придут дролы.
— Делай что велено, — приказал Тендрик. Он ткнул пальцем в сторону коридора. — Он тебя ждет.
Дьяна выглянула в коридор. Там было несколько комнат с закрытыми дверями. В одной из них сейчас находилась Карлина. До Дьяны доносились ее равнодушные стоны. К горлу подступила тошнота. Однако она смогла с ней справиться: инстинкт выживания оказался сильнее.
— Которая комната?
— С желтой дверью. Постучи, и он тебя впустит.
— На всю ночь?
— Так он заплатил. Не беспокойся. Больше одного раза он не сможет. Когда все кончится, можешь просто спать. Можешь утром уйти, пока он не проснется.
Слабое утешение. Дьяна медлила у двери. Ей хотелось спросить у толстяка, будет ли ей больно, будет ли она утром с ребенком или заражена, как Карлина. Но этот потный, жестокий мужчина — не ее отец. Он не дает советы испуганным девочкам. Для него она — просто блестящая золотая монета. Она сумела сделать первый неуверенный шаг — а потом на подгибающихся ногах побрела по коридору. Она миновала красную дверь, за которой раздавались гортанные возгласы Карлины, затем — безмолвную синюю, за которой вторая девушка, видимо, уже закончила работу. Желтая дверь оказалась в самом конце. Дьяна остановилась и прислушалась. Оглянувшись назад, увидела, что Тендрик машет ей рукой. За дверью ничего не было слышно.
«Спит», — решила она и хотела было повернуть обратно.
Тендрик не позволил ей вернуться.
— Стучи! — приказал он.
Дьяна тихо постучала в дверь, от которой отлетели хлопья желтой краски. За дверью послышалось какое-то движение. Она попятилась — дверь со скрипом открылась. На пороге стоял растрепанный молодой человек. Он пошатнулся, и его мутный взгляд скользнул по ней. Он был смуглый — возможно, красивый, по нарским меркам. Лицо худое и усталое, а одежда — вонючая, как и дыхание. В его глазах зажглись искры интереса.
Но он ничего не сказал. Он только смотрел на нее своим диким взглядом. Дьяну вдруг затопил страх, и она пошатнулась. Его рука поддержала ее. Грубая рука — горячая и мозолистая — прикоснулась к ее нежной коже. На его губах появилась едва заметная улыбка. Он очень бережно завел Дьяну в комнату и закрыл дверь.
8
В долине Дринг уже больше суток шел дождь. Облака скучились неожиданно, и солдаты в траншеях не успели подготовиться к перемене погоды. Жилища, которые они вырыли себе в земле, были не очень надежны даже в самую сухую погоду, а под обильными дождями стенки траншей буквально начинали таять, покрывая людей толстым слоем грязи. Однако дожди в долине — явление частое, поэтому воины старались бороться с сыростью, кутаясь в плащи, а с крысами — убивая их лопатами. Во время дождей крысы словно размножались. Что еще хуже — теперь механизмы зажигания огнеметов постоянно приходилось держать зажженными, иначе оружием в такую погоду нельзя было бы воспользоваться. И как только упали первые капли дождя, Люсилер приказал разогреть огнеметы и держать их готовыми к бою — на что тратилось драгоценное горючее.
Неожиданно начавшийся дождь привел в негодность почти все запасы пищи, а то немногое, что удалось уберечь от дождя, попортили крысы. В отличие от людей крысы заметно откормились. А двое солдат уже лежали при смерти: Люсилер решил, что они поели хлеба или мяса, зараженных крысами.
Люсилер принял командование отрядом серьезно и основательно. Однако он один не мог кормить такое количество людей и отправил десять человек на охоту. Люсилер был не из тех, кто уклоняется от работы; отправив людей в относительно спокойные равнины, сам он взялся за более трудное дело. На равнинах тоже водилась дичь, но густые леса буквально кишели живностью. А то, что березовые леса кишели не только животными, но и дролами, значения не имело. Чтобы выжить, отряду необходимо было мясо, и Люсилер понимал: в нужном количестве его можно добыть только в лесу.
Он отправился один, с жиктаром и луком за плечами, но к нему решил присоединиться Кродин, коего хорошим охотником назвать было никак нельзя. В отличие от Люсилера точности стрел он предпочитал всепожирающий залп огнемета. Но Кродин не хотел отпускать Люсилера одного, да и брести по топкому лесу он мог не хуже других.
Они вошли в березовый лес с первыми лучами рассвета. Люсилеру было приятно общество Кродина, но особенно он радовался спокойствию, царившему в лесу. Тем более что никаких признаков присутствия воинов Фориса он не обнаружил. Правда, первые несколько часов они прислушивались к каждому звуку, а потом стали дышать в абсолютном согласии с мирным ритмом леса. К полудню даже у Кродина за спиной были приторочены две жирные птицы. Люсилеру, который владел луком лучше, чем его спутник, удалось подстрелить четырех птиц. Спустя некоторое время они начали складывать добычу под одеяло на спроворенной ими небольшой вырубке.
Остаток дня они провели так же. Охота прошла благополучно, несмотря на плохую погоду, и они не видели ни воинов, ни разведчиков. Поскольку дичи оказалось больше, чем можно было унести, в сумерках они устроились на своей вырубке. Ночь в долине таила множество опасностей, поэтому охотники решили отложить возвращение на утро.
Кродин заснул гораздо раньше Люсилера. Из всех солдат в отряде только он один обладал способностью засыпать где угодно. Кродин закутался в плащ, положил голову на гладкий камень и отрубился, тогда как Люсилер продолжал складывать добычу. Когда триец наконец устроился рядом с другом, он невольно засмеялся, услышав его храп. Однако тело у него болело, и ему была хорошо понятна усталость Кродина. Они охотились целый день почти без передышки и, по расчетам Люсилера, ушли довольно далеко от лагеря. На рассвете они вернутся к своим, а для того чтобы нести добычу, им понадобится немало сил.
Но у Люсилера сон был не столь крепок, как у Кродина. Будучи мальчишкой, еще при дэгоге, предводителе всех трийцев и даже военачальников, Люсилер спал под деревьями, которые ни один человек не называл своими собственными. Время и революция это изменили. Теперь, хотя по крови он по-прежнему оставался трийцем, во многих местах собственной родины было небезопасно находиться. И сейчас, посреди ночной тьмы, под печальным, непрекращающимся дождем, мысли об этом терзали его. Несмотря на усталость, Люсилер пребывал в каком-то странном состоянии между бодрствованием и сном, слушая убаюкивающие переклички ночных существ. Он слышал их голоса под пологом листьев у себя над головой, видел их глаза, мерцавшие словно звезды. И в то же время его это не тревожило. Погруженный в беспокойные мысли, он едва обращал на них внимание. Наконец его одолел сон, полный видений и воспоминаний…
А потом он проснулся. Казалось, его не разбудило нечто определенное, и в то же время он не мог понять, почему у него открылись глаза. Не шевелясь, он прислушивался к голосам леса и ожидал повторения того, что его потревожило. Однако ничего не услышал. Он посмотрел на Кродина. Тот крепко спал, подставив открытый рот падавшему дождю. Привычное зрелище успокоило Люсилера. Он вздохнул и повернулся на бок.
Но стоило ему только закрыть глаза, как он снова услышал этот звук. Теперь он уже бодрствовал и ясно распознал его на фоне лесных голосов и шума дождя. Это было потрескивание, словно ноги крупного животного наступали на ветки. Знакомый звук. Люсилер слышал его весь день, когда они сами шли по лесу.
Он наклонился к другу и прошептал ему в самое ухо:
— Кродин, проснись!
При этом он сильно ткнул спящего в бок. Однако тот лишь откатился в сторону.
— Дьявольщина, Кродин, просыпайся! — прошипел Люсилер.
Кродин продолжал спать. Люсилер в ярости ухватил его щеку двумя пальцами, мотая при этом его голову из стороны в сторону. Кродин резко открыл глаза.
— Какого…
Люсилер тотчас прикрыл ему рот ладонью.
— Тихо! — Он быстро убрал ладонь, препятствующую дыханию. Кродин испуганно озирался.
— Что случилось? — спросил он, глядя, как Люсилер осторожно извлекает жиктар из грязи.
Триец ничего не ответил, лишь упреждающе приподнял руку. Он всматривался в сумеречный лес.
— Боже, Люсилер, — повторил Кродин, — что происходит?
— Молчи! — обронил командир и тут же сам проклял себя за слишком громкий возглас.
Если он не ошибся, то их пока еще не заметили. Медленно и бесшумно Люсилер поднялся на колени, пристально высматривая в темноте признаки движения. Он снова прислушался затаив дыхание — только дождь стучал по листьям. И, наконец, он снова уловил треск. Намного ближе.
— В чем дело? — Кродин неловко поднялся. Люсилер схватил его за капюшон плаща и заставил снова опуститься в грязь.
— Не вставай! — приказал он.
Кродин шлепнулся и растерянно посмотрел на спутника. Но все-таки замолчал — к огромному облегчению Люсилера.
Минуты две друзья не двигались, стоя на коленях в грязи, и смотрели в глубь леса. Наконец в темном лабиринте стволов появилось красное пятно. Люсилер сощурил глаза. Его худшие опасения оправдались: воины. Даже в темноте алые одеяния выдавали их.
— О Боже! — простонал Кродин. — Как ты думаешь, они нас видели?
Люсилер покачал головой:
— Пока нет. Думаю, они не рассчитывали, что мы здесь окажемся.
— Сколько их здесь? Ты можешь определить?
— Не вижу, — признался Люсилер. — Возьми меч. Нам надо предупредить остальных.
— Что? Мы же не можем двинуться с места! Если они нас обнаружат, они с нас шкуру спустят!
Люсилер гневно обернулся к нему:
— Враги направляются к нашему лагерю. Их всех могут убить!
Кродин запротестовал, но поднялся на ноги.
— А как мы вернемся в лагерь? Сейчас же ничего не видно!
— Просто иди за мной, — бросил Люсилер через плечо. Он уже шагал сквозь дождь. Вскоре он услышал за спиной, как Кродин хлюпает сапогами по грязи.
Луна скрылась за толстым слоем облаков и почти не освещала лес, но Люсилер уверенно бежал вперед, выставив перед собой жиктар: оружие вело его. Он ощущал, как двойной клинок рассекает листву, ломает ветки, норовившие выколоть ему глаза. Ветки уже проделали в его рукавах огромные прорехи и теперь рвали плоть. Он не обращал внимания на боль и не сбавлял скорости. Теплая кровь струилась по рукам. Люсилер напоминал себе, что он — триец. Как те воины, с которыми он сейчас соревновался в резвости, он не нуждался в солнечном свете, чтобы быстро передвигаться по лесу.
— Сбавь скорость! — внезапно взмолился Кродин у него за спиной.
Люсилер замедлил бег ровно настолько, чтобы увидеть своего товарища. Едва различимое в темноте лицо Кродина покраснело от усилий.
— Нет, — отрезал Люсилер, — не отставай!
— Не могу! — пропыхтел Кродин, его голос превратился в придушенный хрип. — Я же не триец!
Чертыхнувшись, Люсилер остановился и взглянул на Кродина. Тот скорчился, упираясь руками в колени. Казалось, его вот-вот вырвет.
— Послушай, Кродин! — требовательно произнес Люсилер. — Эти воины идут в наш лагерь. Мы должны предупредить всех, чтобы они были готовы к нападению. Если ты не можешь за мной поспевать…
— Тогда иди, — прервал его Кродин задыхаясь. — Я постараюсь не отставать.
Не говоря ни слова, Люсилер отвернулся от товарища и снова понесся через лес. Ему хотелось что-нибудь сказать, бросить через плечо какие-то извинения — но на это не было времени. Воины Фориса уже обогнали его, так что он сможет оказаться в лагере раньше них, только если будет бежать изо всех сил.
Он двигался словно во сне. Крики ночных существ, цепкие ветки, дождь и грязь — ничего этого он уже не замечал. Ему было безразлично, много ли шума он производит, слышат ли его дролы. Он двигался с кошачьей уверенностью, словно леопард или огромный лев из Чандаккара. Он перепрыгивал через упавшие деревья и подныривал под лианами, протянувшимися поперек тропинки, чтобы удушить его. Он мчался все быстрее и быстрее, размахивая перед собой жиктаром, пока весь мир не превратился в темный сумасшедший водоворот.
Люсилер бежал не останавливаясь, не замечая времени. А потом вдруг вырвался из березового леса на вырубку, усеянную сожженными телами. Измученный, он упал на колени, и сладкое безумие бега оставило его так же стремительно, как пришло. Неподалеку он видел яркие точки лагерных костров и огни в зажигательных механизмах огнеметов. Дрожа от усталости, он с трудом поднялся на ноги, не обращая внимания на протесты и боль переутомленных мускулов, и побежал к лагерю. Он уже ясно видел траншеи. Скорчившиеся в них солдаты не замечали его приближения. Часовые его не увидели.
— Проснитесь! — отчаянно закричал он. — Баррет! Джильям! Проснитесь!
От его крика часовые на помосте зашевелились. Увидев его, они подняли луки. Люсилер вскинул вверх руки и, отчаянно ими размахивая, продолжал бежать к траншеям. Часовые все равно натянули луки — а Люсилер все равно продолжал бежать к ним. Он понимал, что стрела вот-вот вонзится ему в грудь, но продолжал бежать на полной скорости, выкрикивая свое имя и жестикулируя.
— Не стреляйте! Это я, Люсилер!
От первой траншеи его отделяло всего несколько десятков шагов. Он видел, как на помосте переговариваются часовые: они были явно смущены и не могли уразуметь, что за белокожий триец бежит к ним. Но вот кто-то из часовых опустил лук.
— Люсилер, — крикнул он, — это ты?
Командир сразу узнал грубый голос Джильяма.
— Да, Джильям! — ответил он. — Буди людей! За мной идут воины!
Остальные часовые тут же опустили луки и стали всматриваться в темноту. Люсилер упал на настил и проехал по скользкому от дождя дереву. Джильям поймал его, не дав скатиться в траншею. Задыхаясь, Люсилер бессильно обвис на его руках.
— Воины, — выговорил он с трудом, — шли за мной. Надо разбудить всех, приготовиться…
Джильям кивнул и обернулся к солдатам, отрывисто приказывая разбудить спящих и приготовиться к нападению. Вскоре воздух звенел от вырывающейся из ножен стали и гудел от разогревающихся огнеметов. Настил затрясся под тяжелыми телами в доспехах: солдаты занимали свои позиции. Когда Джильям наконец был удовлетворен состоянием траншей, он спросил:
— Люсилер, где Кродин?
— Не знаю, кажется, где-то позади. Он не мог за мной угнаться, я спешил, чтобы предупредить вас, и вынужден был его оставить.
— Это не страшно, — спокойно сказал Джильям, положив руку Люсилеру на плечо. — Кродин знает лес. Он найдет дорогу обратно. Сколько там дролов?
— Около дюжины, но они были в красных одеждах воинов, Джильям. Подойдут еще.
— Наверное, ты прав, разведчики не надели бы красное. — Джильям осмотрел Люсилера, задержав взгляд на его окровавленных руках. — А с тобой-то что? Ты ранен?
Люсилер только собрался ответить, что с ним ничего серьезного не случилось, как его прервал крик с настила.
— Вот они!
Люсилер и Джильям одновременно повернули головы в сторону вырубки. В тусклом свете луны едва можно было различить бегущую к ним фигуру. Джильям снова поднял лук, но Люсилер поспешно заставил его опустить оружие.
— Нет! Не стреляйте! Это Кродин!
Тот бежал, словно за ним по пятам мчалась стая волков. Он спотыкался и постоянно оглядывался назад. Даже в темноте Люсилер заметил выражение ужаса, застывшее на его лице. Что еще хуже, поднявшийся ветер мешал ему расслышать то, что кричит Кродин.
Но вдруг он остановился. Остановился так резко, что Люсилер не сразу понял, что произошло, и только спустя несколько мгновений увидел за деревьями красный промельк. Кродин упал на колени, секунду постоял так, а потом рухнул лицом в грязь. Из его спины торчало несколько оперенных стрел. Позади него белая березовая роща заалела от одеяний дролов.
Все темные уголки леса буквально извергали воинов в красных одеяниях. Они возникали словно из тумана, бесшумно и деловито, держа наготове жиктары и луки. С ними были стаи боевых волков. Звери рычали и рвались с цепей, их красные глаза горели. Люсилер ошалело смотрел, как из леса катится людская волна. Теперь он мог ясно их видеть: некоторые несли факелы и горящие ветки. Спустя считанные секунды все белые стволы скрылись за занавесом алых одежд. И в то же время они не бежали к траншеям, не выпустили ни единой стрелы. Он просто стояли — и число их непрерывно росло.
— Мы погибли, — прошептал Джильям.
Он опустил лук, потрясенный невероятной картиной. Из траншей уже доносился отчаянный стон.
Люсилер лихорадочно думал, пытаясь найти какую-то стратегию, которая могла бы их спасти. Однако был не способен что-либо сделать. Его люди ослабели от голода и безнадежно уступали противнику в численности. Даже огнеметы им теперь не помогут. Из-за дождя их дальнобойность уменьшится вдвое, а горючего на длительный бой не хватит. Он обернулся и заглянул в траншеи. Все его воины окаменели от ужаса: их испуганные лица бледностью могли соперничать с его собственным. Так же как он, они сознавали, что победа недостижима.
«Ричиус, — печально подумал Люсилер, — прости меня, друг. Я погубил нас».
— Чего они ждут? — встревожено спросил Джильям. — Почему не атакуют?
Люсилер прекрасно это понимал.
— Они знают, что мы у них в руках. Они хотят, чтобы мы сдались.
Джильям презрительно фыркнул.
— Черта с два! Я скорее перережу себе глотку, чем сдамся!
Люсилер сосредоточил все свое внимание на беспорядочно толкущихся у леса воинах. От них отделился один и медленно направился к траншеям. Он что-то кричал по-трийски, но за шумом дождя Люсилер не мог разобрать слов.
— Смотри-ка! — сказал Джильям. На его губах зазмеилась злобная улыбка. Он снова поднял лук и натянул тетиву, нацелив стрелу прямо в грудь приближающегося к ним воина. — Спокойной ночи, гог!
— Нет, — остановил его Люсилер, — не убивай его. Он хочет что-то нам сказать.
— Что он говорит?
— Это по-трийски, — отозвался какой-то солдат с помоста. — Люсилер, что он говорит?
Командир пожал плечами. Шум бури по-прежнему заглушал слова. Только когда дролу оставалось пройти всего несколько шагов до помоста, Люсилер наконец понял его.
— Кэлак! Унел ни Кэлак?
Люсилер содрогнулся. «Шакал! Где Шакал?»
— Люсилер? — снова спросил солдат.
— Ричиус, — холодно ответил триец. — Они зовут Ричиуса.
— Боже! — воскликнул Джильям. — Слава Всемогущему, что Ричиуса здесь нет. — Повернувшись к Люсилеру, он взмолился: — Пожалуйста, Люсилер, разреши мне убить его! Разреши мне убить его прежде, чем он скажет еще слово!
— Нет. — Люсилер был непреклонен. — Мы послушаем, чего еще они от нас хотят.
— Что? Ты знаешь, чего они хотят. Если мы сдадимся…
— Тихо! — рявкнул Люсилер.
Дрол уже подошел к самой траншее. Он стоял без страха, не обращая внимания на десятки стрел, нацеленных ему в грудь. На его бледном лице сквозило презрение. Он был облачен в то же ярко-алое одеяние, что и все воины Фориса. Когда дрол остановился у настила, Люсилер шагнул вперед. И тогда у дрола изменилось выражение лица. Он недоверчиво воззрился на Люсилера.
— Триец?
Люсилер ответил на общем для них языке:
— Да.
Воин небрежно обронил:
— Предатель!
Какой— то миг Люсилер молчал, застыв от оскорбления. Этот дрол, этот фанатик, который встал на сторону Тарна против монаршей династии, позволил себе назвать его предателем!
— У тебя для нас послание, — холодно произнес он. — Передавай его.
Воин посмотрел на Люсилера с высокомерной улыбкой; в его серых глазах плясали насмешливые искры.
— Я несу слова Фориса, военачальника долины Дринг, советника Тарна. Мой господин требует, чтобы Ричиус Шакал предстал перед судом. В обмен мой господин сохранит жизнь имперским захватчикам.
Люсилер мысленно поблагодарил богов за то, что Ричиус отправился в Экл-Най.
— Ты опоздал со своим отмщением, дрол! — засмеялся он. — Ричиус мертв.
Улыбка мгновенно исчезла с лица воина.
— Тогда кто здесь командует? Кто занял место Шакала?
Теперь пришел черед улыбаться Люсилеру.
— Я! — гордо объявил он.
Воин некоторое время смотрел на него, а потом сказал:
— Форис милостив. Возможно, ты его удовлетворишь, предатель.
— И эти люди останутся жить?
— Один из вас должен ответить за преступления против жителей долины Дринг. Если мой господин сочтет тебя подходящим для этой роли, мы сохраним жизнь остальным трусам.
— Тогда отправляйся назад, дрол! — взмахнул рукой Люсилер. — Скажи своему господину, что Люсилер из Фалиндара с радостью умрет за дело дэгога. А еще скажи ему, что если меня ему будет недостаточно, то ему придется идти нас убивать, и мы все как один умрем, пытаясь его уничтожить.
От этих слов воин удивленно поднял брови. Он окинул Люсилера странным взглядом, повернулся и зашагал обратно через вырубку.
Триец вернулся в траншею. Джильям и другие смотрели на него с настила.
— Ну что? — спросил Джильям. — Чего им от нас нужно? Чтобы мы сдались?
Люсилер медленно покачал головой.
— Не все мы. Только я. Если я сдамся Форису, остальных он пощадит.
Лицо у Джильяма стало пепельно-серым.
— Нет, Люсилер, даже и не думай! Тебе нельзя. Они тебя убьют, будут пытать…
— Прекрати! — оборвал его триец. Он уже задумывался над тем неприглядным финалом, который готовит Форис. Однако это дела не меняло. — Пожалуйста, не говори больше ничего. Я должен это сделать. Если я сдамся, вы все останетесь живы.
— И ты им веришь? — вспыхнул Джильям. — Как ты можешь доверять их словам? Они ведь аспиды, Люсилер!
Триец положил руку ему на плечо, стараясь говорить мягко и убедительно.
— Они — дролы. Что бы я о них ни думал, я знаю — они не лгут. Пожалуйста, Джильям, выполни этот последний приказ. Не надо им сопротивляться.
Воин мрачно улыбнулся.
— Ты просишь от нас невозможного, — молвил он. Но потом, под молчаливыми взглядами сотен печальных глаз, крепко обнял Люсилера. — Иди с Богом, друг мой.
— И ты.
Не успел Джильям разжать объятия, как раздался крик одного из стоявших на помосте солдат:
— Смотрите!
Из темноты к ним приближалась группа воинов. Они шли гордой походкой победителей, с факелами в руках. Люсилер с ходу насчитал пятерых — все в красных одеяниях, с жиктарами на изготовку. Они казались ничем не примечательными, за исключением воина, который шел в центре. Он возвышался над остальными, одежда его отличалась большей роскошью и была отделана золотом. На голове у него отсутствовала обычная для трийцев копна белых волос. В свете факелов и бледных лучах луны блестела голая кожа головы. Рядом с ним шли два белых волка. Не скованные цепью, звери шли с идеальной сдержанностью домашних псов. У Люсилера перехватило дыхание.
Неожиданно начавшийся дождь привел в негодность почти все запасы пищи, а то немногое, что удалось уберечь от дождя, попортили крысы. В отличие от людей крысы заметно откормились. А двое солдат уже лежали при смерти: Люсилер решил, что они поели хлеба или мяса, зараженных крысами.
Люсилер принял командование отрядом серьезно и основательно. Однако он один не мог кормить такое количество людей и отправил десять человек на охоту. Люсилер был не из тех, кто уклоняется от работы; отправив людей в относительно спокойные равнины, сам он взялся за более трудное дело. На равнинах тоже водилась дичь, но густые леса буквально кишели живностью. А то, что березовые леса кишели не только животными, но и дролами, значения не имело. Чтобы выжить, отряду необходимо было мясо, и Люсилер понимал: в нужном количестве его можно добыть только в лесу.
Он отправился один, с жиктаром и луком за плечами, но к нему решил присоединиться Кродин, коего хорошим охотником назвать было никак нельзя. В отличие от Люсилера точности стрел он предпочитал всепожирающий залп огнемета. Но Кродин не хотел отпускать Люсилера одного, да и брести по топкому лесу он мог не хуже других.
Они вошли в березовый лес с первыми лучами рассвета. Люсилеру было приятно общество Кродина, но особенно он радовался спокойствию, царившему в лесу. Тем более что никаких признаков присутствия воинов Фориса он не обнаружил. Правда, первые несколько часов они прислушивались к каждому звуку, а потом стали дышать в абсолютном согласии с мирным ритмом леса. К полудню даже у Кродина за спиной были приторочены две жирные птицы. Люсилеру, который владел луком лучше, чем его спутник, удалось подстрелить четырех птиц. Спустя некоторое время они начали складывать добычу под одеяло на спроворенной ими небольшой вырубке.
Остаток дня они провели так же. Охота прошла благополучно, несмотря на плохую погоду, и они не видели ни воинов, ни разведчиков. Поскольку дичи оказалось больше, чем можно было унести, в сумерках они устроились на своей вырубке. Ночь в долине таила множество опасностей, поэтому охотники решили отложить возвращение на утро.
Кродин заснул гораздо раньше Люсилера. Из всех солдат в отряде только он один обладал способностью засыпать где угодно. Кродин закутался в плащ, положил голову на гладкий камень и отрубился, тогда как Люсилер продолжал складывать добычу. Когда триец наконец устроился рядом с другом, он невольно засмеялся, услышав его храп. Однако тело у него болело, и ему была хорошо понятна усталость Кродина. Они охотились целый день почти без передышки и, по расчетам Люсилера, ушли довольно далеко от лагеря. На рассвете они вернутся к своим, а для того чтобы нести добычу, им понадобится немало сил.
Но у Люсилера сон был не столь крепок, как у Кродина. Будучи мальчишкой, еще при дэгоге, предводителе всех трийцев и даже военачальников, Люсилер спал под деревьями, которые ни один человек не называл своими собственными. Время и революция это изменили. Теперь, хотя по крови он по-прежнему оставался трийцем, во многих местах собственной родины было небезопасно находиться. И сейчас, посреди ночной тьмы, под печальным, непрекращающимся дождем, мысли об этом терзали его. Несмотря на усталость, Люсилер пребывал в каком-то странном состоянии между бодрствованием и сном, слушая убаюкивающие переклички ночных существ. Он слышал их голоса под пологом листьев у себя над головой, видел их глаза, мерцавшие словно звезды. И в то же время его это не тревожило. Погруженный в беспокойные мысли, он едва обращал на них внимание. Наконец его одолел сон, полный видений и воспоминаний…
А потом он проснулся. Казалось, его не разбудило нечто определенное, и в то же время он не мог понять, почему у него открылись глаза. Не шевелясь, он прислушивался к голосам леса и ожидал повторения того, что его потревожило. Однако ничего не услышал. Он посмотрел на Кродина. Тот крепко спал, подставив открытый рот падавшему дождю. Привычное зрелище успокоило Люсилера. Он вздохнул и повернулся на бок.
Но стоило ему только закрыть глаза, как он снова услышал этот звук. Теперь он уже бодрствовал и ясно распознал его на фоне лесных голосов и шума дождя. Это было потрескивание, словно ноги крупного животного наступали на ветки. Знакомый звук. Люсилер слышал его весь день, когда они сами шли по лесу.
Он наклонился к другу и прошептал ему в самое ухо:
— Кродин, проснись!
При этом он сильно ткнул спящего в бок. Однако тот лишь откатился в сторону.
— Дьявольщина, Кродин, просыпайся! — прошипел Люсилер.
Кродин продолжал спать. Люсилер в ярости ухватил его щеку двумя пальцами, мотая при этом его голову из стороны в сторону. Кродин резко открыл глаза.
— Какого…
Люсилер тотчас прикрыл ему рот ладонью.
— Тихо! — Он быстро убрал ладонь, препятствующую дыханию. Кродин испуганно озирался.
— Что случилось? — спросил он, глядя, как Люсилер осторожно извлекает жиктар из грязи.
Триец ничего не ответил, лишь упреждающе приподнял руку. Он всматривался в сумеречный лес.
— Боже, Люсилер, — повторил Кродин, — что происходит?
— Молчи! — обронил командир и тут же сам проклял себя за слишком громкий возглас.
Если он не ошибся, то их пока еще не заметили. Медленно и бесшумно Люсилер поднялся на колени, пристально высматривая в темноте признаки движения. Он снова прислушался затаив дыхание — только дождь стучал по листьям. И, наконец, он снова уловил треск. Намного ближе.
— В чем дело? — Кродин неловко поднялся. Люсилер схватил его за капюшон плаща и заставил снова опуститься в грязь.
— Не вставай! — приказал он.
Кродин шлепнулся и растерянно посмотрел на спутника. Но все-таки замолчал — к огромному облегчению Люсилера.
Минуты две друзья не двигались, стоя на коленях в грязи, и смотрели в глубь леса. Наконец в темном лабиринте стволов появилось красное пятно. Люсилер сощурил глаза. Его худшие опасения оправдались: воины. Даже в темноте алые одеяния выдавали их.
— О Боже! — простонал Кродин. — Как ты думаешь, они нас видели?
Люсилер покачал головой:
— Пока нет. Думаю, они не рассчитывали, что мы здесь окажемся.
— Сколько их здесь? Ты можешь определить?
— Не вижу, — признался Люсилер. — Возьми меч. Нам надо предупредить остальных.
— Что? Мы же не можем двинуться с места! Если они нас обнаружат, они с нас шкуру спустят!
Люсилер гневно обернулся к нему:
— Враги направляются к нашему лагерю. Их всех могут убить!
Кродин запротестовал, но поднялся на ноги.
— А как мы вернемся в лагерь? Сейчас же ничего не видно!
— Просто иди за мной, — бросил Люсилер через плечо. Он уже шагал сквозь дождь. Вскоре он услышал за спиной, как Кродин хлюпает сапогами по грязи.
Луна скрылась за толстым слоем облаков и почти не освещала лес, но Люсилер уверенно бежал вперед, выставив перед собой жиктар: оружие вело его. Он ощущал, как двойной клинок рассекает листву, ломает ветки, норовившие выколоть ему глаза. Ветки уже проделали в его рукавах огромные прорехи и теперь рвали плоть. Он не обращал внимания на боль и не сбавлял скорости. Теплая кровь струилась по рукам. Люсилер напоминал себе, что он — триец. Как те воины, с которыми он сейчас соревновался в резвости, он не нуждался в солнечном свете, чтобы быстро передвигаться по лесу.
— Сбавь скорость! — внезапно взмолился Кродин у него за спиной.
Люсилер замедлил бег ровно настолько, чтобы увидеть своего товарища. Едва различимое в темноте лицо Кродина покраснело от усилий.
— Нет, — отрезал Люсилер, — не отставай!
— Не могу! — пропыхтел Кродин, его голос превратился в придушенный хрип. — Я же не триец!
Чертыхнувшись, Люсилер остановился и взглянул на Кродина. Тот скорчился, упираясь руками в колени. Казалось, его вот-вот вырвет.
— Послушай, Кродин! — требовательно произнес Люсилер. — Эти воины идут в наш лагерь. Мы должны предупредить всех, чтобы они были готовы к нападению. Если ты не можешь за мной поспевать…
— Тогда иди, — прервал его Кродин задыхаясь. — Я постараюсь не отставать.
Не говоря ни слова, Люсилер отвернулся от товарища и снова понесся через лес. Ему хотелось что-нибудь сказать, бросить через плечо какие-то извинения — но на это не было времени. Воины Фориса уже обогнали его, так что он сможет оказаться в лагере раньше них, только если будет бежать изо всех сил.
Он двигался словно во сне. Крики ночных существ, цепкие ветки, дождь и грязь — ничего этого он уже не замечал. Ему было безразлично, много ли шума он производит, слышат ли его дролы. Он двигался с кошачьей уверенностью, словно леопард или огромный лев из Чандаккара. Он перепрыгивал через упавшие деревья и подныривал под лианами, протянувшимися поперек тропинки, чтобы удушить его. Он мчался все быстрее и быстрее, размахивая перед собой жиктаром, пока весь мир не превратился в темный сумасшедший водоворот.
Люсилер бежал не останавливаясь, не замечая времени. А потом вдруг вырвался из березового леса на вырубку, усеянную сожженными телами. Измученный, он упал на колени, и сладкое безумие бега оставило его так же стремительно, как пришло. Неподалеку он видел яркие точки лагерных костров и огни в зажигательных механизмах огнеметов. Дрожа от усталости, он с трудом поднялся на ноги, не обращая внимания на протесты и боль переутомленных мускулов, и побежал к лагерю. Он уже ясно видел траншеи. Скорчившиеся в них солдаты не замечали его приближения. Часовые его не увидели.
— Проснитесь! — отчаянно закричал он. — Баррет! Джильям! Проснитесь!
От его крика часовые на помосте зашевелились. Увидев его, они подняли луки. Люсилер вскинул вверх руки и, отчаянно ими размахивая, продолжал бежать к траншеям. Часовые все равно натянули луки — а Люсилер все равно продолжал бежать к ним. Он понимал, что стрела вот-вот вонзится ему в грудь, но продолжал бежать на полной скорости, выкрикивая свое имя и жестикулируя.
— Не стреляйте! Это я, Люсилер!
От первой траншеи его отделяло всего несколько десятков шагов. Он видел, как на помосте переговариваются часовые: они были явно смущены и не могли уразуметь, что за белокожий триец бежит к ним. Но вот кто-то из часовых опустил лук.
— Люсилер, — крикнул он, — это ты?
Командир сразу узнал грубый голос Джильяма.
— Да, Джильям! — ответил он. — Буди людей! За мной идут воины!
Остальные часовые тут же опустили луки и стали всматриваться в темноту. Люсилер упал на настил и проехал по скользкому от дождя дереву. Джильям поймал его, не дав скатиться в траншею. Задыхаясь, Люсилер бессильно обвис на его руках.
— Воины, — выговорил он с трудом, — шли за мной. Надо разбудить всех, приготовиться…
Джильям кивнул и обернулся к солдатам, отрывисто приказывая разбудить спящих и приготовиться к нападению. Вскоре воздух звенел от вырывающейся из ножен стали и гудел от разогревающихся огнеметов. Настил затрясся под тяжелыми телами в доспехах: солдаты занимали свои позиции. Когда Джильям наконец был удовлетворен состоянием траншей, он спросил:
— Люсилер, где Кродин?
— Не знаю, кажется, где-то позади. Он не мог за мной угнаться, я спешил, чтобы предупредить вас, и вынужден был его оставить.
— Это не страшно, — спокойно сказал Джильям, положив руку Люсилеру на плечо. — Кродин знает лес. Он найдет дорогу обратно. Сколько там дролов?
— Около дюжины, но они были в красных одеждах воинов, Джильям. Подойдут еще.
— Наверное, ты прав, разведчики не надели бы красное. — Джильям осмотрел Люсилера, задержав взгляд на его окровавленных руках. — А с тобой-то что? Ты ранен?
Люсилер только собрался ответить, что с ним ничего серьезного не случилось, как его прервал крик с настила.
— Вот они!
Люсилер и Джильям одновременно повернули головы в сторону вырубки. В тусклом свете луны едва можно было различить бегущую к ним фигуру. Джильям снова поднял лук, но Люсилер поспешно заставил его опустить оружие.
— Нет! Не стреляйте! Это Кродин!
Тот бежал, словно за ним по пятам мчалась стая волков. Он спотыкался и постоянно оглядывался назад. Даже в темноте Люсилер заметил выражение ужаса, застывшее на его лице. Что еще хуже, поднявшийся ветер мешал ему расслышать то, что кричит Кродин.
Но вдруг он остановился. Остановился так резко, что Люсилер не сразу понял, что произошло, и только спустя несколько мгновений увидел за деревьями красный промельк. Кродин упал на колени, секунду постоял так, а потом рухнул лицом в грязь. Из его спины торчало несколько оперенных стрел. Позади него белая березовая роща заалела от одеяний дролов.
Все темные уголки леса буквально извергали воинов в красных одеяниях. Они возникали словно из тумана, бесшумно и деловито, держа наготове жиктары и луки. С ними были стаи боевых волков. Звери рычали и рвались с цепей, их красные глаза горели. Люсилер ошалело смотрел, как из леса катится людская волна. Теперь он мог ясно их видеть: некоторые несли факелы и горящие ветки. Спустя считанные секунды все белые стволы скрылись за занавесом алых одежд. И в то же время они не бежали к траншеям, не выпустили ни единой стрелы. Он просто стояли — и число их непрерывно росло.
— Мы погибли, — прошептал Джильям.
Он опустил лук, потрясенный невероятной картиной. Из траншей уже доносился отчаянный стон.
Люсилер лихорадочно думал, пытаясь найти какую-то стратегию, которая могла бы их спасти. Однако был не способен что-либо сделать. Его люди ослабели от голода и безнадежно уступали противнику в численности. Даже огнеметы им теперь не помогут. Из-за дождя их дальнобойность уменьшится вдвое, а горючего на длительный бой не хватит. Он обернулся и заглянул в траншеи. Все его воины окаменели от ужаса: их испуганные лица бледностью могли соперничать с его собственным. Так же как он, они сознавали, что победа недостижима.
«Ричиус, — печально подумал Люсилер, — прости меня, друг. Я погубил нас».
— Чего они ждут? — встревожено спросил Джильям. — Почему не атакуют?
Люсилер прекрасно это понимал.
— Они знают, что мы у них в руках. Они хотят, чтобы мы сдались.
Джильям презрительно фыркнул.
— Черта с два! Я скорее перережу себе глотку, чем сдамся!
Люсилер сосредоточил все свое внимание на беспорядочно толкущихся у леса воинах. От них отделился один и медленно направился к траншеям. Он что-то кричал по-трийски, но за шумом дождя Люсилер не мог разобрать слов.
— Смотри-ка! — сказал Джильям. На его губах зазмеилась злобная улыбка. Он снова поднял лук и натянул тетиву, нацелив стрелу прямо в грудь приближающегося к ним воина. — Спокойной ночи, гог!
— Нет, — остановил его Люсилер, — не убивай его. Он хочет что-то нам сказать.
— Что он говорит?
— Это по-трийски, — отозвался какой-то солдат с помоста. — Люсилер, что он говорит?
Командир пожал плечами. Шум бури по-прежнему заглушал слова. Только когда дролу оставалось пройти всего несколько шагов до помоста, Люсилер наконец понял его.
— Кэлак! Унел ни Кэлак?
Люсилер содрогнулся. «Шакал! Где Шакал?»
— Люсилер? — снова спросил солдат.
— Ричиус, — холодно ответил триец. — Они зовут Ричиуса.
— Боже! — воскликнул Джильям. — Слава Всемогущему, что Ричиуса здесь нет. — Повернувшись к Люсилеру, он взмолился: — Пожалуйста, Люсилер, разреши мне убить его! Разреши мне убить его прежде, чем он скажет еще слово!
— Нет. — Люсилер был непреклонен. — Мы послушаем, чего еще они от нас хотят.
— Что? Ты знаешь, чего они хотят. Если мы сдадимся…
— Тихо! — рявкнул Люсилер.
Дрол уже подошел к самой траншее. Он стоял без страха, не обращая внимания на десятки стрел, нацеленных ему в грудь. На его бледном лице сквозило презрение. Он был облачен в то же ярко-алое одеяние, что и все воины Фориса. Когда дрол остановился у настила, Люсилер шагнул вперед. И тогда у дрола изменилось выражение лица. Он недоверчиво воззрился на Люсилера.
— Триец?
Люсилер ответил на общем для них языке:
— Да.
Воин небрежно обронил:
— Предатель!
Какой— то миг Люсилер молчал, застыв от оскорбления. Этот дрол, этот фанатик, который встал на сторону Тарна против монаршей династии, позволил себе назвать его предателем!
— У тебя для нас послание, — холодно произнес он. — Передавай его.
Воин посмотрел на Люсилера с высокомерной улыбкой; в его серых глазах плясали насмешливые искры.
— Я несу слова Фориса, военачальника долины Дринг, советника Тарна. Мой господин требует, чтобы Ричиус Шакал предстал перед судом. В обмен мой господин сохранит жизнь имперским захватчикам.
Люсилер мысленно поблагодарил богов за то, что Ричиус отправился в Экл-Най.
— Ты опоздал со своим отмщением, дрол! — засмеялся он. — Ричиус мертв.
Улыбка мгновенно исчезла с лица воина.
— Тогда кто здесь командует? Кто занял место Шакала?
Теперь пришел черед улыбаться Люсилеру.
— Я! — гордо объявил он.
Воин некоторое время смотрел на него, а потом сказал:
— Форис милостив. Возможно, ты его удовлетворишь, предатель.
— И эти люди останутся жить?
— Один из вас должен ответить за преступления против жителей долины Дринг. Если мой господин сочтет тебя подходящим для этой роли, мы сохраним жизнь остальным трусам.
— Тогда отправляйся назад, дрол! — взмахнул рукой Люсилер. — Скажи своему господину, что Люсилер из Фалиндара с радостью умрет за дело дэгога. А еще скажи ему, что если меня ему будет недостаточно, то ему придется идти нас убивать, и мы все как один умрем, пытаясь его уничтожить.
От этих слов воин удивленно поднял брови. Он окинул Люсилера странным взглядом, повернулся и зашагал обратно через вырубку.
Триец вернулся в траншею. Джильям и другие смотрели на него с настила.
— Ну что? — спросил Джильям. — Чего им от нас нужно? Чтобы мы сдались?
Люсилер медленно покачал головой.
— Не все мы. Только я. Если я сдамся Форису, остальных он пощадит.
Лицо у Джильяма стало пепельно-серым.
— Нет, Люсилер, даже и не думай! Тебе нельзя. Они тебя убьют, будут пытать…
— Прекрати! — оборвал его триец. Он уже задумывался над тем неприглядным финалом, который готовит Форис. Однако это дела не меняло. — Пожалуйста, не говори больше ничего. Я должен это сделать. Если я сдамся, вы все останетесь живы.
— И ты им веришь? — вспыхнул Джильям. — Как ты можешь доверять их словам? Они ведь аспиды, Люсилер!
Триец положил руку ему на плечо, стараясь говорить мягко и убедительно.
— Они — дролы. Что бы я о них ни думал, я знаю — они не лгут. Пожалуйста, Джильям, выполни этот последний приказ. Не надо им сопротивляться.
Воин мрачно улыбнулся.
— Ты просишь от нас невозможного, — молвил он. Но потом, под молчаливыми взглядами сотен печальных глаз, крепко обнял Люсилера. — Иди с Богом, друг мой.
— И ты.
Не успел Джильям разжать объятия, как раздался крик одного из стоявших на помосте солдат:
— Смотрите!
Из темноты к ним приближалась группа воинов. Они шли гордой походкой победителей, с факелами в руках. Люсилер с ходу насчитал пятерых — все в красных одеяниях, с жиктарами на изготовку. Они казались ничем не примечательными, за исключением воина, который шел в центре. Он возвышался над остальными, одежда его отличалась большей роскошью и была отделана золотом. На голове у него отсутствовала обычная для трийцев копна белых волос. В свете факелов и бледных лучах луны блестела голая кожа головы. Рядом с ним шли два белых волка. Не скованные цепью, звери шли с идеальной сдержанностью домашних псов. У Люсилера перехватило дыхание.