– А какое отношение я имею к твоей жизни? Я была ребенком, мы оба были детьми. Прошло больше десяти лет. Я тебе просто не верю.
   Услышав в голосе девушки неуверенность, смешанную с испугом, Питер тихо улыбнулся.
   – Да, прошло более десяти лет. Но синьор Креспи все время сообщал мне, что происходит в твоей жизни, и уж поверь, что я приехал бы раньше, если бы не был уверен, что ты настроена против замужества и у меня нет соперников. Мне нужно было закончить кое-какие дела, прежде чем приехать сюда. Или ты забыла, каким униженным я покинул Фридженти в прошлый раз?
   – Я никогда об этом не забывала.
   – А ты была главной свидетельницей моего унижения и основной его причиной.
   – Я что-то не понимаю.
   – Я рос болезненным мальчиком, избалованным, богатым сиротой. Обычные мальчишеские забавы были не для меня, и моей жизнью стала музыка. Я упросил опекуна позволить мне поехать во Фридженти на фестиваль. Он часто встречался с синьором Креспи в Риме, поэтому все очень легко было устроить. Я слышал о твоей матери, читал о фестивале. Думаю, я немного влюбился в тебя, – Питер улыбнулся. – Это было мальчишеское увлечение. На сцене ты была похожа на ангела, и голос у тебя был ангельский. Однако в жизни ничего ангельского в тебе не оказалось, но я готов был смириться со многим ради твоего пения. А потом настал тот ужасный день… Разве ты не можешь понять, как я себя чувствовал? Ниже тебя ростом, с писклявым голоском, я едва лепетал по-итальянски, в то время как ты прекрасно говорила по-английски. И вот я стоял перед тобой, глупый и беспомощный, а ты, девочка, бесстрашно атаковала четырех здоровенных парней, которых я тщетно пытался утихомирить. Помнишь, как ты обратила их в бегство? Потом, как только я начинал об этом думать, мне хотелось свернуть тебе шею, мне очень хотелось…
   – Задать мне трепку? – пришла на помощь Катриона.
   – Да, задать трепку, – согласился Питер. – Хорошенько отшлепать и многое другое. Прошло лет пять, прежде чем я вдруг понял, что это был самый необходимый момент в моей жизни. Понимаешь?
   – Нет, ничего не понимаю.
   – Унижение, свидетельницей которого была ты, заставило меня взглянуть на себя со стороны, и совершенно беспристрастно. Я заставил опекуна, бесспорно доброго, но слишком уж заботливого человека, в корне изменить мою жизнь. Гувернантки и наставники, которых больше всего беспокоили мои промокшие ноги, чем образование, исчезли. Прежде всего, я начал заниматься итальянским. Мне вовсе не хотелось заикаться при встрече с тобой. Я стал заниматься боксом и другими видами спорта. Настоял на том, чтобы меня отправили в школу. В Хэрроу пришлось нелегко – по правде сказать, мне больше пришелся по душе Кэмбридж.
   – А музыку ты бросил?
   – Нет, но мои интересы стали гораздо шире.
   – Если ты говоришь правду, то почему не приехал раньше? – спросила Катриона со скептической улыбкой. – Я могла обзавестись мужем и дюжиной ребятишек, пока ты в Англии с таким усердием готовился ко встрече со мной.
   – В двадцать пять лет я стал хозяином своих земель и всего состояния. Мне необходимо было время, чтобы вникнуть во все дела. Кроме того, как я уже говорил, синьор Креспи держал меня в курсе всех событий. Он сообщил, что у тебя нет женихов, ведь до того момента, как твой отец объявил о приданом, никто не делал тебе предложений. Стоило тебе открыть рот, как все мужчины в ужасе разбегались. Если бы ты знала, как это меня успокаивало! Я был уверен, что меня ты не запугаешь.
   Слушая Питера, Катриона вдруг ощутила себя совсем юной и беспомощной. Теперь она поняла, почему это состояние было так ненавистно англичанину много лет назад.
   – Ну и что? – сказала она. – То было всего лишь детской мечтой, а вот когда ты приехал сюда, то увидел меня такой, какая я есть!
   – Вот именно, Катриона. И никому бы не пришло в голову назвать тебя детской мечтой! – согласился Питер. – Я увидел, что ты стала еще более сварливой и грубой… Но при этом ты превратилась в гордую, страстную, легко ранимую женщину, настоящую красавицу, притягательную и манящую. Как бы ни казалось тебе это странным, но ты по-прежнему меня устраивала. Я решил, – тон Питера стал почти отеческим, – что должен о тебе позаботиться.
   – Неужели?! – воскликнула Катриона. – Может, тебе больше и не хочется надрать мне уши, зато я с удовольствием дала бы тебе хорошего тумака! Он решил! Вы только посмотрите! Ты что, вообразил, что я брошусь тебе в ноги и буду благодарить? Ну как вы все не понимаете? Мне не нужен муж! Я хочу заниматься музыкой, петь на сцене, если это еще не поздно. Хочу получить все то, чего лишилась моя мать, выйдя замуж!
   – Но замужество вовсе этому не помеха, – спокойно заметил Питер. – Я не стану препятствовать твоей учебе.
   – Я полагаю, – ехидно сказала Катриона, – что детей ты не хочешь?
   – Ну…
   – Тебе не нужен очаровательный сынишка, к которому перейдет твое имя и титул?
   – Нет, мне, конечно, хотелось бы…
   – Ага, я так и думала.
   – Но я вовсе не хочу, чтобы ты все время ходила беременной, если ты так этого боишься.
   – А если у меня родится дочь, как у Бриджиды? А потом еще одна, и еще… Хорошенькая из меня выйдет певица!
   – Я буду рад малютке Кэтрин так же, как и карапузу Питеру. Но с этим можно подождать, скажем, хотя бы первые три года нашей супружеской жизни.
   – Ты хочешь на мне жениться и три года жить без, без…
   – Ты хочешь сказать, без физической близости? Ну нет. Здесь я решительно отказываюсь ждать три года. Даже три дня не хочу. Я собираюсь пользоваться средствами контрацепции, поэтому ты сможешь спокойно заниматься своей карьерой и не думать о беременности.
   – И ты знаешь, как это делается? – спросила ошарашенная Катриона. – Я тоже об этом кое-что слышала, но ведь против этого выступает церковь. Никто из моих знакомых подруг не захотел мне ничего рассказать. – Катриона с вызовом посмотрела на Питера. – Я – девственница. Ты точно знаешь, как этим пользоваться и где это взять?
   – Конечно, знаю.
   – Разумеется. Имея столько любовниц, ты просто обязан все знать, – задумчиво произнесла она.
   – Эти знания оказались очень полезными, – серьезно заметил Питер.
   – Но, с другой стороны, если ты вдруг передумаешь, – хитро посмотрев на него, сказала девушка, – то я окажусь в твоей власти. Ты – капитан корабля, а я – твоя команда, так ведь? В Англии все точно так же, как и в Италии, – жены везде находятся под пятой у своих мужей.
   – Да, закон дает нам некоторые преимущества, – вынужден был признать Питер.
   Ему хотелось запомнить каждое слово их восхитительного по своей нелепости спора. Да, не каждый мужчина может справиться с такой девушкой, как Катриона. Питер давно для себя решил, что она предназначена ему самой судьбой.
   – Я никогда не нарушу данного слова, – твердо пообещал он.
   – Но эта, как ее, контра…
   – Контрацепция?
   – Да, контрацепция. На нее не всегда можно положиться. Кроме того, ты во всем хочешь быть главным, так же, как и я. Когда мы поженимся, ты можешь передумать. Нет, благодарю покорно! Может быть, когда я приеду в Англию, то захочу стать твоей любовницей. А пока запишу твое предложение под номером двенадцать, – великодушно сообщила Катриона. – Официальное предложение, которое было отвергнуто. А теперь, Питер, можешь меня поцеловать, и…
   – И что?
   – И приласкать, как тебе нравится. – В этот момент девушка была похожа на щедрую хозяйку, предлагавшую гостю великолепное блюдо. – Это гораздо больше того, что я позволяла претендентам от первого до одиннадцатого номера.
   – А что стало с номером первым?
   – Это был Марко. Мы пожали друг другу руки и стали друзьями. Так ты будешь меня целовать или нет? – нетерпеливо спросила она.
   – Прекрати болтать и увидишь сама.
   – О, Господи! – прошептала Катриона, когда рука Питера скользнула к ней под юбку и нежно провела по ногам, – О, Боже, Боже!

ГЛАВА 15

   В последующие две недели Катриона стала получать предложения из соседних деревень, а затем и из самых отдаленных уголков, расположенных недалеко от Торренто, и из горных деревушек у озера Луапара. Она даже получила письменное предложение от одного кузена, жившего в Неаполе.
   Последней каплей, переполнившей чашу возмущения девушки, стал старик Деметрио, похоронивший месяц назад жену. От него за версту несло потом, а башмаки были испачканы овечьим пометом. Этот «жених» явился в дом Сильвано и заявил, что предоставит Катрионе полную свободу, не докучая ей в постели, если она отдаст ему все свое приданое.
   От ярости девушка не могла найти подходящих слов в итальянском и стала проклинать Деметрио по-английски. Затем она захлопнула дверь перед носом бедняги, сильно прищемив ему ногу. Со злорадством слушала Катриона дикие вопли старика, а потом отправилась на кухню, чтобы рассказать все отцу.
   – Ну что, понял, наконец, каким оскорблениям ты меня подверг, в какое положение поставил? – разразилась она гневной тирадой, испытывая при этом некоторое удовлетворение.
   – Хотя синьор Деметрио тебе и не пара, не вижу ничего оскорбительного в его предложении. Он ведь предложил именно то, чего ты хочешь, – свободу и право не иметь детей. Признаться, этот человек никогда мне не нравился, а с другой стороны, какой муж потребует от жены так мало? Может быть, ты не подумала и отказала ему зря? – с видом заботливого участия спросил Винченцо у дочери.
   Девушку душили слезы обиды и стыда. Неужели отец так мало ее ценит, что готов отдать замуж за неграмотного вонючего старикашку?!
   Где-то рядом сочувственно всхлипывала Бьянка. Катриона заперлась в спальне и наотрез отказалась выйти к ужину.
   Вскоре она услышала тихий стук в дверь. Это пришла сестра.
   – Катриона, ты можешь выйти – папа ушел.
   Девушка чуть приоткрыла дверь.
   – Ты уверена?
   – Да. В этот день он всегда ходит к вдове Тортелли.
   Катриона открыла дверь пошире, и обе понимающе переглянулись. В течение последних пяти лет отец раз в месяц навещал вдову Тортелли, живущую в соседней деревне. Правда, делал он это исключительно только после наступления темноты.
   – Я тоже пойду.
   – Куда?
   – В церковь, повидаться с Энрико. Если его там нет, зайду к отцу Умберто.
   – Папа рассердится, если узнает.
   – А мне все равно, – с вызовом ответила Бьянка. – Я не виделась с Энрико со дня свадьбы Санти. Отец может наказать меня завтра, если захочет, но сегодняшний вечер – мой!
   В голосе девушки проскользнули нотки, насторожившие Катриону.
   – Бьянка, не вздумай… Не вздумай наделать глупостей!
   – Я бы их давно с удовольствием наделала, да Энрико на это не согласен. Он не может забыть, как тяжело пришлось его матери.
   – Ну, тогда иди.
   Без сомнения, сестра и ее возлюбленный найдут укромный уголок, где можно будет спокойно поцеловаться. А почему бы и нет? Ведь они так любят друг друга! Разве и они с Питером не занимались тем же самым, но только не из любви, а из-за обыкновенного нормального желания?
   После ухода Бьянки Катриона убрала со стола и долго-долго сидела на кухне, обхватив голову руками и безутешно рыдая. Сумятица чувств, охватившая ее, нашла выход в слезах.
   Именно в этом состоянии и застал ее Питер Карлэйл, когда вошел в кухню без позволения, так как на его стук никто не ответил.
   Он поднял Катриону со стула и нежно обнял.
   – Ну, что ты, любимая? – тихо спросил он, стараясь утешить девушку.
   Она начала что-то бессвязно бормотать:
   – Мне больше не смешно, все такие алчные и этот грязный… А папа, я-то думала, что он меня любит! А он, он предложил мне в мужья старика Деметрио! А Бьянка – она так несчастна! Это несправедливо! Но она-то по крайней мере знает, что любима. И даже папа со своей вдовой раз в месяц… А вонючке Деметрио вообще ничего не надо, кроме денег… О Боже! Какое унижение!
   Питер терпеливо выслушал бессвязные излияния Катрионы, а когда она полностью выговорилась, спросил:
   – Так от чего же отказывается старина Деметрио? Объясни мне, ради Бога.
   – Ты сам прекрасно знаешь, от чего. От того, чем мы занимаемся под нашим деревом.
   – Ах, вот оно что! – воскликнул лорд Фитэйн, с трудом сохраняя серьезный вид.
   Он нежно погладил Катриону по волосам.
   – Так местные кавалеры, делающие из себя посмешище, больше тебя не забавляют? Ты чувствуешь себя униженной и одинокой, а кроме того, тебя беспокоит судьба Бьянки? Ну что ж, я долго ждал, но теперь, я думаю, мне пора поговорить с сеньором Сильвано.
   Катриона отпрянула в сторону и истерично взвизгнула.
   – Нет, и еще раз нет! Ты загоняешь меня в угол, как и все остальные. А что касается Бьянки, так я всю свою жизнь принесла в жертву ради нее. Это несправедливо! Она должна подождать!
   В этот момент, словно из-под земли, появилась Бьянка. Громко рыдая, она бросилась на шею сестре.
   – Энрико уезжает из Фридженти! – задыхаясь от рыданий, запричитала она. – Ах, Катриона, он уедет в Рим сразу после фестиваля. Я этого не вынесу!
   – Так он едет в Рим? Ну и что? Он и раньше туда часто ездил, поедет и скоро вернется!
   Бьянка затрясла головой.
   – Не вернется. Он сказал, что уезжает ради меня.
   – Ради тебя? Какой вздор – это же глупо! – Катриона слегка встряхнула младшую сестру. – Бьянка, что произошло между вами сегодня вечером?
   Бьянка опустила голову.
   – Я ему предложила себя. Я просила, нет, умоляла, чтобы он любил меня, а он отказался. Энрико боится, что в следующий раз он не устоит! – Из глаз Бьянки снова хлынули слезы. – Он хочет уехать, чтобы уйти от искушения. Энрико поедет в Рим и попытается там устроиться органистом в церковь. Ах, Катриона, если он уедет, я потеряю его навеки.
   Катриона пристально посмотрела на англичанина. Он не отвел взгляда и молча стоял, скрестив руки на груди.
   – Бьянка, вытри слезы. У тебя нет больше оснований для огорчений. Энрико не уедет: он останется, и будет заниматься фермой вместе с папой. Завтра в это время ты тоже будешь помолвлена.
   – Тоже?! – эхом отозвалась Бьянка, мигом сообразившая, что дело внезапно принимает совсем другой оборот. Ее слезы высохли, как по волшебству. – Катриона, так ты?.. Кто же он?
   – Лорд Фитэйн.
   – Лорд Фитэйн! – радостно воскликнула Бьянка.
   Обладатель этого имени и титула едва устоял на ногах, когда Бьянка с разбега бросилась ему в объятия.
   – Ох, дорогой мой лорд Питер! Как замечательно! Я никогда не была так счастлива! Вы станете моим самым любимым братом! Катриона! – Бьянка все еще висела на шее у Питера и никак не могла унять своего восторга. – Ах ты, лиса, ни разу не проговорилась! А я-то все тебе рассказываю, о нас с Энрико! О Господи! А вдруг он решит уехать сегодня вечером? Я должна ему рассказать все прямо сейчас.
   Она выпустила лорда Питера из своих цепких объятий и, как ураган, вылетела из дома.
   – Извини, – сказала Катриона, прикусив губу. – После всего того, что я тебе наговорила, нужно было дать тебе шанс изменить свое решение.
   – Я его не собираюсь менять.
   Питер быстро подошел к девушке и обнял ее. Катриона стояла неподвижно и лишь слегка вздрагивала от нежных и неторопливых поцелуев. Он прижимал ее к себе сильнее и сильнее. Поддавшись внезапному порыву, она тоже прильнула к нему, словно искала убежища от всех бед на свете.
   – Так как ты сейчас дома совсем одна, мне, как и Энрико, придется уйти подальше от соблазна, – бодрым голосом произнес Питер.
   – А я никогда и не пыталась тебя останавливать, – не успев вовремя прикусить язык, сказала Катриона.
   – Ты должна стать моей женой, – с нежностью в голосе сказал он.
   – И это имеет для тебя какое-то значение?
   – Огромное.
   – Нет, я никогда не пойму мужчин!
   – Как ни печально, но это может стать правдой, Катриона, которая меня приведет в отчаяние.
   Не сказав больше ни слова, Питер тоже удалился, произведя при этом гораздо меньше шума, чем Бьянка.
   Катриона лежала уже в постели, когда ее сестра тихонько проскользнула в дом. На комоде тускло горела одна-единственная свеча. При ее мерцающем свете Бьянка начала раздеваться.
   – Катриона, ты спишь?
   – Нет.
   – А папа дома?
   – Нет еще.
   – Это хорошо, – нервно хихикнула Бьянка. – И вовсе не потому, что я боюсь его гнева. Энрико проводил меня. Он очень счастлив, а уж обо мне и говорить не приходится. А ты счастлива, Катриона?
   – Почему бы и нет? Я поеду в Англию. Питер обещает не мешать мне заниматься музыкой.
   – Ах, музыка. Это чудесно. Я могу часами слушать, как Энрико играет на органе. Но когда появятся дети…
   При этих словах сердце Катрионы сжалось от страха.
   – Он пообещал, что детей у нас пока не будет.
   – Ну-ну, как же, знаем! Разве можно этому верить? Против природы не пойдешь – ей наплевать на подобные обещания. Вспомни маму.
   Желая сдержать волнение, девушка впилась ногтями в руку. Такая перспектива совсем ее не вдохновляла. Безрадостный пример матери ужасал ее всю сознательную жизнь.
   – Расскажи лучше мне об Энрико, – выдавила она с трудом. – Он удивился? Как он себя вел? Что сказал?
   – Он сказал, – с восторгом начала Бьянка, – что это самый счастливый миг в его жизни. Теперь он наверняка знает, что я буду принадлежать ему. Мы стали целоваться, но потом решили поговорить. Впервые Энрико рассказал мне обо всех страданиях, которые он пережил из-за того, что был незаконнорожденным. У него не было отца, которому можно было бы пожаловаться, и который бы дал ему свое имя. Он рассказал также о смешанном чувстве стыда и любви, которое он испытывал к своей матери.
   Бьянка приподнялась на локте и продолжила рассказ:
   – Матерью Энрико была младшая сестра отца Умберто – Мария, самая любимая дочь в семье. А ты знаешь, что родители Энрико были помолвлены? Я лично об этом никогда не слышала. Эта помолвка была очень долгой, так как на иждивении Фредди, отца Энрико, были престарелые родители. Они были очень больны, а остальные дети давно от них уехали. Мария и Фредди были помолвлены целый год. Разве можно так долго ждать? Они и не стали ждать венчания, и в результате на свет появился Энрико. Поначалу Фредди не согласился менять своего решения относительно женитьбы на Марии, но когда он сказал об этом родителям, те заявили, что женщина, допустившая такое до замужества, никогда не станет хорошей женой и тем более матерью. Раз она не устояла перед одним мужчиной, то непременно совершит грех и с другим. Родители убедили сына, что ребенок не его, и он бросил Марию.
   – Мне кажется, что он слишком охотно поверил россказням своих родителей.
   – Я об этом и говорю. Бедняжка Мария! На смертном одре она поклялась Энрико, что Фредерико действительно был его отцом, и что она никогда не принадлежала другому мужчине. – Помолчав минуту, Бьянка печально добавила: – Мужчины очень странные в этом отношении, правда, сестричка?
   Катриона облизала пересохшие губы.
   – Очень странные, – ответила она тихим голосом.
   Разве не покинул ее Питер Карлэйл вчера вечером, когда все ее тело прямо изнывало от жажды любви. И какой же он выдвинул довод? Тот, что они должны пожениться. Но лишь накануне, когда не было речи о помолвке, он с удовольствием валялся с ней под деревом и ничуть не возражал против горячих и даже опасных ласк.
   Очень странно, но итальянский незаконнорожденный бедняк и английский лорд были сделаны из одного теста.

ГЛАВА 16

   Весь следующий день Питер Фитэйн и Энрико Фонтана искали встречи с Винченцо Сильвано, а вечером вся округа была потрясена очередной новостью – сватовство к Катрионе Сильвано закончилось! Этой девушке удалось еще раз потрясти родной Фридженти!
   Сестра Катрионы, Бьянка, собиралась выйти замуж за незаконнорожденного племянника отца Умберто, который в результате женитьбы получал место на ферме отца невесты. Обычно такое событие вызывало множество толков и пересудов. Одни посчитали бы, что повезло Энрико, другие – что Энрико оказал большую честь Бьянке Сильвано.
   Но об этом событии все дружно забыли, ибо его полностью затмило сообщение о предстоящей свадьбе Катрионы. Дочь Винченцо Сильвано, простого крестьянина из Фридженти, каковыми были и его дед, и прадед, собиралась выйти замуж за богатого красавца-англичанина из очень знатного рода.
   Девушка уедет в далекую туманную страну. Пробегав всю жизнь босиком по лугам и полям Фридженти, она будет теперь носить атласные туфельки на высоких каблуках, шелковые модные платья и драгоценности. У нее будет множество слуг, готовых выполнить любое ее желание, а ведь всю жизнь она сама кому-нибудь прислуживала. Неугомонная и сварливая Катриона Сильвано станет женой английского лорда и хозяйкой великолепного замка. Подумать только!
   После того, как было официально объявлено о помолвке, у Катрионы появилось чувство, что она больше не распоряжается своей жизнью. Правда, она всегда присутствовала при разговорах отца с лордом Фитэйном, так же как и Бьянка с Энрико, и Санти с Анной, а иногда даже бывал и Эдуарде с женой, но во время встреч она почти все время молчала.
   Никто не пытался навязывать ей своего мнения, но, непонятно по какой причине, с каждым днем ее охватывала все более глубокая апатия. Девушке казалось, что говорят не о ней, а о какой-то посторонней, не имеющей к ней никакого отношения женщине. Все это время она жила, как во сне.
   Свадьба должна была состояться за день до открытия фестиваля. Решили, что свадебное торжество, на которое был приглашен весь Фридженти, состоится в большом шатре, где обычно проходили фестивальные концерты.
   При обсуждении количества еды и напитков, необходимых для такого праздника, Катриона не выдержала и вмешалась:
   – Но это же смешно, – с раздражением сказала она, вдруг став похожей на прежнюю Катриону. – Похоже, вы собираетесь устроить карнавал, а не свадьбу. Я вовсе не хочу участвовать во всей этой суматохе. Я предпочитаю прийти домой после венчания и тихо отметить это событие в кругу семьи.
   – Но, Катриона…
   – Лорд Питер считает…
   – Чья это свадьба? – гневно спросила она своих домочадцев. – Ваша или моя? Вы что, хотите выставить меня на всеобщее обозрение, как редкого зверя в цирке? Если вам очень хочется повеселиться, устраивайте шумную свадьбу для Бьянки.
   Наступило неловкое молчание, которое нарушил Питер Карлэйл. Он любезно попросил у Анны второй кусок ее замечательного пирога, нимало не обратив внимания на агрессивный тон своей невесты. Пока Анна суетливо резала пирог, а Катриона отвернулась, чтобы взять кофейник, он сделал знак остальным членам семейства, красноречиво говорящий, что спор, затеянный Катрионой, окончен. Выпив кофе с пирогом, лорд предложил своей будущей жене прогуляться.
   Она с радостью согласилась, желая поскорее избавиться от семейного ока. Катриона уже несколько дней не испытывала страстного желания остаться с лордом наедине, как это было перед помолвкой.
   Питер взял девушку за руку, сделав вид, что не замечает, как она вся застыла от напряжения.
   – Катриона, окончательное решение насчет места свадьбы остается за тобой, – сказал он тихо и нежно. – А теперь постарайся выслушать меня без предубеждения. Что касается меня, то я предпочел бы не карнавал, как ты сказала, а праздник для всего Фридженти. Я хочу, чтобы все жители этого прекрасного места разделили со мной мое счастье и запомнили этот день так же, как буду помнить его я. – Питер вдруг остановился и повернул к себе девушку. – Катриона, все двадцать два предложения, которые ты получила до меня, были сделаны людьми, которых привлекало твое приданое, а не ты сама. Вот поэтому мое самое заветное желание состоит в том, чтобы показать всем этим людям, что человек, которому ты доверила свою судьбу, достаточно богат и отказывается от твоего наследства и будет счастлив взять тебя в жены без денег, разутой и раздетой, только для того, чтобы быть рядом с тобой всегда!
   Невероятно, но этот иностранец смог понять Катриону так, как никто другой. Конечно, ей никогда не хотелось замуж за крестьянина из Фридженти, но то, что ни один из них не выразил желания просто так жениться на ней, всегда уязвляло ее гордость. Англичанин не только это понял, но и хотел восстановить ее достоинство перед лицом всего городка.
   К своему собственному удивлению, Катриона закрыла лицо руками и заплакала.
   – Прости меня, – выдавила она, рыдая. – Я сама не знаю, почему я так часто плачу, когда мы вместе. Обычно я никогда не плачу.
   Питер отнял руки девушки от заплаканного лица и нежно обнял, прижав ее голову к своему плечу.
   – Я не возражаю, – тихо сказал он. – Думаю, у тебя накопилось много слез.
   Катриона прильнула к нему всем телом. Она не вслушивалась в смысл его слов, просто ее успокаивал тон, которым эти слова говорились, и ощущение тепла его тела. Питер вдруг спросил:
   – Давай вернемся и объявим о нашем решении семье? – Он взял Катриону за подбородок и заглянул ей в глаза. – Согласна? Это будет самая шумная и радостная свадьба во всей истории Фридженти!
   – Да, – покорно сказала Катриона, привыкшая всю свою жизнь спорить из-за каждого пустяка. – Я тебе верю, – смущенно добавила она, хотя раньше не доверяла ни одному мужчине.
   Вернувшись на ферму, Питер с воодушевлением посвятил в свои планы все семейство. При этом Катриона ни разу не возразила, что вызвало у присутствующих благоговейный восторг перед англичанином.