- За здоровье Чинарика!
- Налейте Тосе!
- Уже пустая, - сказал Перец, перевертывая бутылку над своим стаканом.
Брюнет взял Мишин стакан и передал пришедшей, Ни слова не говоря, она чокнулась со всеми и одним духом выпила спирт.
- Хвалю за храбрость! - Ай да Чинарик!
С приходом Тоси про Мишу забыли, и он был этим доволен. Получив свою порцию омлета, он сел поглубже на диван и молча наблюдал. Бросалась в глаза нервная напряженность Пашки. По всему было видно, что тот торопится. Набрав воздух в легкие, зажмурившись, он выпил свою порцию, состроил гримасу и принялся торопливо есть омлет, с нетерпением поглядывая на соседей.
Выпитый алкоголь подействовал быстро. Стало шумно. Говорили наперебой, все разом, хвастаясь своими удачами. Из разговоров Миша понял, что они воровали у ротозеев, у зазевавшихся старух в толпе и в очередях, у неопытных подростков. Украсть у сильного мужчины с риском быть пойманным и избитым они не решались. Но зато подкараулить где-нибудь в пустом переулке и силой отобрать хлебную карточку у ребенка, посланного в булочную больными или занятыми родителями, это считалось обычным.
- Ну так что? Сыграем? - спросил атаман, когда все было съедено.
- Сыграем, - оживился Пашка. Крендель достал колоду карт.
- Ты играешь в очко? - спросил он Мишу.
- Играйте, играйте. Я посмотрю, а там будет видно.
- Если денег нет, я одолжу.
- Деньги есть.
Убрали посуду, вытерли на столе, и игра началась.
- Давай долг, - сказал атаман Пашке, пощелкивая пальцами.
Ремесленник вытащил из кармана толстую пачку денег и дрожащими руками начал отсчитывать свой долг.
- Сколько у тебя тут?
- Сколько ни есть, все мои, - хмуро ответил Пашка, протягивая деньги атаману.
Первым раздавал карты Ваня Ляпа.
- Кто играет? Тося, тебе дать карту? - спросил он.
- Давай. Я для почина, на Шуркино счастье.
- А тебе? - спросил он Мишу.
- Немного поиграю.
Миша прекрасно знал, что азарт опасен, но ни одной секунды не думал, что может быть захвачен им. Во-первых, он не любил картежной игры, а во-вторых, он здесь по важному делу. Принять участие в игре он решил для того, чтобы не вызвать подозрений. "Проиграю рублей тридцать - пятьдесят, - это полезно для знакомства", - подумал он.
Все играющие держали себя спокойно, кроме Пашки. Ремесленник начал волноваться еще до игры, а сейчас на него было неприятно смотреть. Закусив губы, с лихорадочно горевшими глазами, бледный, дрожащими пальцами брал он карты. Выиграв, краснел и криво улыбался. Проиграв, бледнел и начинал пересчитывать деньги.
Наблюдая за играющими, Миша начал замечать, что длинноногий вор, по кличке Перец, мало интересовался своей игрой. Он переживал больше за других, мучительно завидуя тем, кто выигрывал, а так как каждый раз кто-нибудь обязательно выигрывал, то Перец страдал от зависти беспрерывно.
Игра разгоралась. Ставки делались все крупнее, Пришла опять очередь Пашки.
- Ну как? - спросил атаман.
- А сколько там?
- Сотня.
- Давай на все!
Брюнет широким жестом начал выбрасывать карты. Миша почувствовал вдруг, как его охватило волнение. Ему захотелось, чтобы выиграл этот жалкий, больной от азарта, белокурый парнишка-ремесленник.
- Сейчас я задумал насчет тебя, - сказал Брюнет, обращаясь к Мише. - Если я выиграю, то, значит, так, а если проиграю, то наоборот.
- А что значит "так"? - спросил Перец, кусая ногти.
- Не твое дело.
Брюнет открыл карты. Пашка показал свои.
Миша облегченно вздохнул.
- Что-то мне не везет, - сказал атаман, передавая карты Мише, но тот передвинул колоду дальше.
- Я так крупно не играю, - сказал он.
Пашка поставил выигранные у атамана сто рублей и роздал карты. Когда он закончил первый круг, в игре оказалось восемьсот рублей.
- Вот везет! - сказал с завистью Перец. Пашка перетасовал карты, роздал и уже ничего не соображал от волнения. Ему продолжало везти. Во втором круге только Чинарик выиграла пятьдесят рублей. И когда Пашка закончил весь круг, на столе было больше двух тысяч рублей. Он, не считая, совал их в карман. Теперь на него было противно и страшно смотреть. Казалось, что еще немного - и он сойдет с ума.
Игра началась еще крупнее и азартнее. Посторонние разговоры прекратились. Мише стало душно в этой гнилой атмосфере. Хотелось на воздух, на широкий простор Невы. Но он усилием воли подавил в себе желание уйти и снова начал наблюдать, прислушиваясь к замечаниям воров. Он понял, что для Пашки деньги потеряли всякую ценность. С легким сердцем вытаскивал тот из кармана крупные бумажки, считая их на штуки. И, словно в отместку за это, счастье ему изменило. Когда снова дошла до него очередь раздавать карты, в кармане нашлось только полтораста рублей. Пашка бросил их на стол и добавил к ним еще двести, отложенные зачем-то в боковой карман. И на этот раз он опять проиграл. Больше денег не было. Пашка нагнулся к Кренделю и шепнул:
- Шура, одолжи.
- Уже продулся? - удивился тот и отсчитал ему пятьсот рублей.
Эти деньги Пашка проиграл за десять минут и снова попросил Кренделя, но тот отказал.
- Ты опять зарываешься, - тихо сказал он.
- Пашка, у тебя денег нет? - спросил атаман, видя, что тот шепчется с соседом. - Возьми у меня.
Пока атаман отсчитывал деньги, Миша решил, что нужно уходить. Еще немного, и воры, что называется, "разденут" этого простака. Невыносимо было сидеть в этой накуренной комнате, среди подвыпившей компании воров. Противно смотреть на искаженные азартом лица. Мишу начало мутить от отвращения.
Было уже около десяти часов, и он сделал вид, что спохватился.
- Пора, - сказал он поднимаясь. - Надо уходить,
- Куда уходить? Сиди.
- Здесь ночевать я не собираюсь.
- Оставайся. Место найдем.
- Нет.
- Сыграл бы, а если у тебя денег нет, я дам, - предложил Брюнет.
- Нет. Я пойду.
Больше уговаривать не стали, и Миша, наспех попрощавшись, вышел в прихожую.
- Мишка... А где тебя искать? - спросил Крендель, выходя за ним, чтобы закрыть дверь.
- Давай сговоримся.
- На рынке я каждый день бываю.
- Ну, там и встретимся.
- А в случае чего, приходи вечером сюда. Мы каждый день собираемся,
В темноте, держась за холодные перила, спустился Миша с лестницы. Выйдя во двор, ступил в лужу и промочил ноги. "Растяпа. Шел сюда, видел эту лужу и вдруг забыл, - подумал он. - Разнервничался... Разведчик называется".
Выйдя на улицу, Миша глубоко и облегченно вздохнул...
12. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
Миша сделал несколько шагов и остановился. Где-то перед собой он услышал заглушенные рыдания.
Глаза еще не привыкли к темноте, и мальчик сразу не мог разобраться, откуда исходит этот плач. Присмотревшись, он наконец заметил у водосточной трубы маленькую фигурку какого-то подростка. Закрыв лицо руками, прислонившись к стене, подросток горько всхлипывал.
Миша растерялся. Сам он почти никогда не плакал и по-разному относился к слезам. Когда приходилось встречаться с плачем капризной девочки, у него являлось желание хорошенько поколотить ее. Когда кто-нибудь плакал от физической боли - от ушиба, от пореза, - Миша сочувствовал. Были слезы, которые вызывали жалость и желание утешить, помочь. Два раза в своей жизни мальчик видел слезы, которые, как клещи, сжимали сердце. Так плакала дважды мать... И теперь Миша не знал, как поступить.
Рыданья подростка то затихали, то вновь нарастали.
- О чем ты плачешь? - спросил Миша, подходя ближе.
Рыдания прекратились.
- Что у тебя случилось? - снова спросил Миша, трогая фигурку за плечо.
Та резко повернулась к нему и гневно отстранила его руку. Это была худенькая девочка.
- Не тронь! - крикнула она и снова отвернулась.
Не зная, что делать, Миша растерянно оглянулся. На улице темно и пусто. Не слышно ни одного прохожего "Вот дурацкое положение, - подумал он, - уйти, что ли? Какое мне дело до нее?"
Он сделал шаг в сторону, но остановился. После общения с мерзкой и преступной воровской шайкой настоящее человеческое чувство особенно тронуло душу мальчика. Пускай этим чувством было горе.
Тем более он не мог оставить девочку, не узнав, в чем дело. Мише остро захотелось помочь этой строгой худенькой девочке.
- Вы скажите... Я помогу вам, - сказал он, переходя на "вы". Девочка уже не плакала, и только порывистое короткое дыхание выдавало ее состояние.
Миша ждал.
- Помочь мне нельзя, - у меня карточки украли. От этих слов у мальчика дух захватило и невольно сжались кулаки.
- Ух, паразиты! - процедил он сквозь зубы.
У девочки снова дрогнули плечи.
- А чего плакать? Слезами не помочь. Как это вы неосторожно? - сказал он ей.
- Сама не знаю. Я недавно спохватилась. Наверно, когда ходила за хлебом.
- Ничего. Как-нибудь проживете. Теперь не зима.
- Да, конечно... Поголодаю... не умру...
- Сейчас овощи есть. Не так уж страшно, - продолжал утешать Миша.
Девочка достала платок, вытерла лицо и медленно зашагала прочь. Миша пошел рядом.
- Это когда один, трудно. А если с родными, так ничего. Поделятся.
Она посмотрела ему в лицо, но в темноте разглядела только его строгие глаза.
- Да, когда с родными, - тогда хорошо, - сказала она и отвернулась, чтобы скрыть снова выступившие слезы.
Некоторое время шли молча, чувствуя какую-то неловкость.
- Вы учитесь? - спросила наконец девочка.
- И да и нет. Я работаю, а на работе учусь.
- В ремесленном?
- Нет. Я на судне работаю.
- Вы моряк?
- По названию я моряк, - улыбнувшись, сказал Миша. - А только в море ни разу не ходил.
- Почему?
- Мы на Неве стоим. Вот когда война кончится, тогда поплывем. А вы учитесь?
- Нет. Я работаю.
- Где?
- В мастерской. Мы ватники для фронта шьем.
- Это важное дело, - серьезно сказал Миша. - Все равно как и снаряды.
- Да, конечно. После войны тоже учиться поступлю в ветеринарный институт.
- Почему в ветеринарный?
- Потому что я очень люблю животных. Буду их лечить.
Постепенно неловкость исчезла, и они начали чувствовать себя свободнее. В этой девочке была какая-то привлекательная простота, и Мише приятно было говорить с ней. Коснувшись любимой темы, она забыла о своем горе и рассказала, как до войны у нее дружно жили кошка, две белые мыши и две птички.
- А где они сейчас? - спросил Миша.
- Когда нечего стало есть, я птичек выпустила, а кошка и мышки умерли от голода.
- Кошка не съела мышей?
- Нет. Она их любила, как своих детей. Дуся погибла первая. Мышки еще долго жили, но они так скучали без Дуси. Наверно, от тоски умерли.
- А я люблю собак, - сказал Миша.
- Да. Собаки самые умные и преданные...
Разговаривая, дошли до перекрестка, и девочка остановилась.
- До свиданья. Я сюда.
- Я вас провожу.
Они свернули и тем же медленным шагом пошли вдоль улицы.
- А как вас зовут?
- Елена. А вас?
- Михаил.
- У меня был чижик, звали Мишкой. Пел замечательно. Но ужасный был забияка...
Миша не отозвался, смущенный, что чижик-забияка оказался его тезкой.
- Лена, а вам дома не попадет за карточки? - спросил он через минуту.
- У меня никого нет.
- Как никого?
- Папа на фронте, а мама и бабушка умерли зимой.
У Миши сжалось сердце. Вот почему она так горько плакала... Остаться без карточек в таком положении...
- Ну, а родные?
- Никого здесь нет, - вздохнула девочка. - Тетка живет в Курске, а больше никого.
- Как же вы будете без карточек?
- Не знаю. Что-нибудь придумаю. Да мне немного и надо.
- Огород у вас есть?
- Нет.
- Как же вы проживете? Знаете что... я вам помогу. Обязательно! - горячо сказал Миша.
- Ну, что вы! С какой стати? Я вам чужой человек. Вы меня первый раз видите.
- Совсем не чужой, - вырвалось у мальчика. - Мы же ленинградцы. Можете мне не верить, а только даю вам слово...
- Спасибо, Миша. Вы... хороший.
- Где вас можно увидеть?
Лена молчала. Ей было приятно это искреннее сочувствие, но она была уверена, что завтра мальчик забудет про нее...
В это же время по набережной шагал Пашка Леонов.
- Пропал, Пашка! Ни за что пропал!.. Последний ты теперь подлец. Ох, батя, худо мне! Погубили твоего Пашку. На веки вечные... - бормотал он, размахивая руками.
Во рту держался противный привкус от выпитой водки, в горле першило от табаку. Жалко было проигранных денег, жалко самого себя, злоба сменилась отчаянием. Что теперь делать? Деньги все проиграны, и снова он должен Брюнету тысячу рублей.
Свежий воздух постепенно прояснял его мысли.
Как же это случилось, что он в такой короткий срок проиграл все свои сбережения и стал вором? Неделю-две тому назад он ходил радостный и счастливый. Что бы он ни задумал, все выходило как нельзя лучше. Немного усилий, труда, сообразительности, и Пашка всегда оказывался на первом месте.
Вспомнилась деревня, родной дом. Давно ли он бегал в школу, строил весной в канавах мельницы, а потом, когда организовали МТС, пропадал целыми днями с трактористами! Смышленый мальчишка быстро научился управлять машиной, и в обеденный перерыв ему доверяли даже пахать. Все говорили, что он "толковый", и отец отправил его в ремесленное училище. Город понравился Пашке. Он быстро освоился, быстро догнал и перегнал в учебе свой класс, и все хорошо относились к этому способному деревенскому пареньку...
Сунув руку в карман, Пашка нащупал что-то холодное. Самодельный ключ его работы. Теперь он больше не нужен. Мальчик размахнулся и бросил его далеко в Фонтанку. Слышно было, как булькнул ключ, унося на дно тайну Пашкиного преступления.
Ключ напомнил Пашке о кладовщике училища Степане Степановиче. Ребята звали его Стакан Стаканович. К Пашке старик относился особенно хорошо и не раз ему говорил, что он способный парень и из него выйдет толк.
Теперь Пашка проклинал Брюнета, Кренделя... Это они втянули его в игру. Они погубили Пашку... "Вот и Мишку они хотели сегодня обыграть... Но с Мишкой они ничего не сделают. У него другой характер. Как он обрезал! Сказал - конец! - и ушел. Брюнет ему денег давал в долг, а он не взял. Вот это парень!" подумал Пашка и пожалел, что он не вышел вместе с ним и не познакомился как следует.
Впереди вспыхнул и погас огонек. Там были люди. Пашка ускорил шаги и достал папиросу. Какая-то сила толкала его вперед. Хотелось скорее отряхнуться от грязи. Хотелось быть среди хороших людей с чистой совестью...
- Эй, паренек! Одолжи закурить, - окрикнул мужской голос.
Пашка остановился. Синяя лампочка под воротами соседнего дома слабо освещала военный грузовик. Около него копошился водитель, что-то исправляя, а на машине сидел бородатый солдат.
- А у тебя огонь есть? - спросил Пашка, подходя к машине и протягивая солдату папиросу.
- Найдем. Вот спасибо, малый... Весь день не курил.
- А ты куда едешь, дядя?
- Приехали вот в город Ленинград с фронта.
- С финского?
- Точно.
Солдат зажег спичку, прикурил и дал прикурить Пашке.
- У нас в батальоне два таких же пострела, вроде тебя...
- А что они делают?
- Дела на фронте хватает... Разведчики. Один с отцом вместе воюет, а второй приблудный.
Помолчали. Пашке не хотелось отходить от солдата. В голосе его услышал он родные деревенские нотки.
- Дядя, а что такое совесть? - неожиданно спросил мальчик.
Солдат ответил не сразу.
- Совесть? Вот, скажем, у тебя есть мать?
- Ну, так что?
- Вот, скажем, велит тебе фашист родную мать застрелить, чтобы себе жизнь спасти. Если совести у тебя нет, ты застрелишь...
- А если не мать, а другого человека?
- А это - какой человек... Тут тебе твоя совесть в аккурат и подскажет. Врага стреляй, а друга грудью заслони. Или вот, скажем, предатель, кто против своих пошел. У того тоже совести нет...
Солдат не успел досказать. Шофер зашел в кабину. и машина начала фырчать. Пашка вернулся на тротуар. Его не удовлетворило объяснение солдата. В представлении мальчика совесть была чем-то более мелким, обыденным. Вот, например, он начал воровать, - есть у него совесть или нет? А если нет, если он ее потерял, то навсегда или снова может ее найти? Пашке казалось, что стоит ему бросить игру в карты, раззнакомиться с ворами, и все станет на свое место и, наверное, совесть вернется к нему обратно. И это никогда не поздно.
Грузовик зафырчал, несколько раз громко хлопнул, выбрасывая из трубы огонь, и уехал. Снова тишина.
Пашка стоял неподвижно, забыв, что приближается одиннадцать часов и надо торопиться. Ровно в одиннадцать движение по городу прекращалось, и всех опоздавших не имеющих ночных пропусков, патрули забирали в отделение милиции, где они и сидели до пяти часов утра.
Какое-то отупение охватило Пашку. Очнулся он, услышав быстро приближающиеся шаги...
- Мишка, ты?
Миша остановился. В первую секунду он удивился, узнав Пашку.
- Ты домой?
- Ага.
- Идем скорей, а не то заберут.
- Мне наплевать. Пускай хоть повесят, - мрачно сказал Пашка. - Хочешь папиросу?
- Я не курю. Идем, идем.
Они пошли по безлюдной набережной.
- Проиграл? - спросил Миша.
- Все продул. Ободрали, как липку. Мишка, давай вместе воровать. Я бы с тобой не боялся.
Миша молчал. Он только что простился с Леной, узнал адрес мастерской и думал о том, как приятно будет помочь этой славной девочке. От этих мыслей на душе у Миши было тепло. И вдруг такая встреча. Но делать нечего, приходится разговаривать. Ведь он разведчик...
- А ты давно воруешь? - небрежно спросил он.
- Нет.
- Какой же ты мне помощник? Сразу и попадешься. Посадят тебя в тюрьму, и меня выдашь.
- Нет... я буду молчать.
- Ты лучше скажи, где деньги достал?
- Украл.
- У кого украл?
- Ключ сделал от кладовой и мясо украл у Стакан Стаканыча.
- А кто это такой?
Пашка рассказал о кладовщике, сознавшись, что тот хорошо к нему относился. И он, воспользовавшись доверием старика, смастерил второй ключ,
Миша слушал без злобы. Почему-то ему было жаль этого простодушного на вид паренька, чем-то сильно похожего на Сысоева.
- Я могу всякий ключ сделать, - похвастался Пашка. - Не отличишь.
- Подумаешь, ключ! А ты подумал о том, что теперь тебя в тюрьму посадят?
- Никто и не узнает.
- Сразу узнают. Пришлют собаку, она обнюхает следы - и готово.
- Ну да! - испуганно сказал Пашка, останавливаясь.
- А ты как думал?.. Мы таких дураков только и ловим. Обыгрываем в карты, пока не посадят. Это же все нарочно подстроено...
- А если я вас обыграю...
- Не обыграешь.
- А вот обыграю. Достану еще денег и всех обыграю.
Миша понял, что задел самолюбие упрямого парня и, кажется, все испортил.
- Ничего у тебя не выйдет.
- Почему?
- Потому что ты дурак.
- Ну, ладно... посмотрим, какой я дурак, - со злостью; сказал Пашка и замолчал.
Миша напряженно думал, как исправить ошибку, и наконец блестящая мысль осенила его.
- А ты про Ваську Панфилова слышал?
- Нет.
- Которого в Фонтанке утопили? - Кто утопил?
- Вот тебе и кто!
- Скажи, Миша.
- Разболтаешь.
- Я разболтаю? Да я как могила! Да провалиться мне сквозь землю, если кому скажу!
- Ну, а если скажешь, сам будешь в Фонтанке, - сказал Миша и, выдержав паузу, продолжал: - Был такой, вроде тебя, Степка Панфилов.
- А ты говорил Васька...
- Васькой его воры звали. Прозвище у него было Васька Кот. А на самом деле его Степаном звали, - нашелся Миша. - Вот любил в карты играть? А нашим только того и надо. Обыграли его раз, другой, а он все не унимается. Ворует деньги, часы, все, что под руку попадет, и проигрывает. Один раз много денег принес и давай играть. Всех обыграл. Брюнета, и Кренделя, и всех.
- А тебя?
- Меня тогда не было. Да я не люблю с нашими играть.
- Ну, а дальше?
- А дальше - финку ему в бок и в Фонтанку.
- А деньги? - спросил со страхом Пашка.
- Деньги взяли и поделили. Понял? Я тебе сказал про Панфилова потому, что теперь твоя очередь.
Миша чувствовал, что его выдумка попала в цель. Пашка усиленно засопел носом.
- Только ты не забудь, - предупредил Миша. - Если кому-нибудь скажешь, сразу в Фонтанку угодишь.
- Я не скажу, честное слово, не скажу... - Честное слово? Дешево стоит. Если бы ты честный был. Я и так верю.
В это время радио заиграло "Интернационал".
- Уже одиннадцать - испугался Пашка. - Еще в милицию попаду...
Они шагали вдоль решетки Летнего сада. Вот и силуэт судна.
- А тебе далеко? - спросил Миша.
- Нет. Мост перейти.
- Ну, будь здоров. Подумай о том, что я сказал.
Миша хлопнул по спине нового знакомого, перебежал дорогу и быстро поднялся по трапу своего корабля.
13. СЕКРЕТ АММИАКА
Часа три бесполезно кружили Вася со Степой по подвалу в поисках выхода его не было: окна завалены снаружи строительным мусором, дверь закрыта. Ребят охватило отчаяние. Фонарик горел совсем плохо. Хотелось есть, и ко всему этому в подвале было сыро и холодно.
- Что же нам делать? - спросил Вася, когда они обшарили весь подвал.
- Ложись спать. Наверно, уже ночь.
- А чего ты злишься?
- А ты чего меня глупости спрашиваешь? В это время раздался глухой подземный удар.
- Обстрел.
За первым ударом сразу последовал второй, третий. Разрывы снарядов, выстрелы пушек учащались, и ребята с надеждой прислушивались к ним.
- Вот бы сюда попал. Пробил бы стенку...
- Ну и обоих нас всмятку.
- Я хотел сказать... и не разорвался бы.
- Все "бы" да "бы"... Давай попробуем окно расчистить. Крайнее окно около ящика, наверно, не очень завалено.
- А ты откуда знаешь?
- Там крупный кирпич торчит.
- Ну что ж, попробуем, - надо же что-то делать. Согреемся за работой.
Зажгли еле светивший фонарик и направились к намеченному окну. Степа едва доставал до окна, и после нескольких минут работы Васе пришлось встать на корточки и держать на себе приятеля. Можно было бы подтащить к окну ящик с противогазами, но его решили не трогать, чтобы не вызвать подозрений у врага. Работа закипела. Битый кирпич, известка сыпались на Васю, и, несмотря на это, сердца обоих ребят наполнились радостью надежды. Потом Вася сменил Степу. Углубление в мусоре увеличивалось. Казалось, что разрывы стали слышнее... Еще немного, и они выберутся на улицу. Через полчаса работы, когда оба согрелись и начали весело перекликаться, случился первый обвал. Верхняя часть мусора осела и завалила полуметровый проход-туннель. Степа едва успел выдернуть руку, сильно поцарапав пальцы.
- Что такое? - спросил Вася, когда Степа поспешно соскочил на пол.
- Все рухнуло.
- Как рухнуло?
- Обвалилось. Руку чуть не захватило. Ну-ка, зажги фонарь.
Вася зажег фонарик и поднес к руке друга. Пальцы были в крови.
- Больно?
- Да нет, ерунда. Царапины.
- Что же делать?
- Как что? Продолжать. Знаешь, как пленники, когда к побегу готовились, ногти себе начисто сдирали и то не сдавались, а у меня еще все целы...
- Да-а... Это только в книжках.
- А вот и не в книжках... Начинай теперь же!
- А сколько рыть? Может быть, гам гора навалена?
- Ну так что? Будем рыть, пока не вылезем. Залезай! Я уже приготовился. Только ты направо не отгребай, а то как раз на голову сыплется. Слышишь?
- Слышу.
Вася ощупью нашел ставшего на корточки приятеля, забрался ему на спину и, убедившись, что всю работу надо начинать сначала, со вздохом принялся отгребать мусор.
* * *
Когда Миша пришел на корабль, Николай Васильевич лежал на койке в своей каюте с открытыми глазами и думал. После свидания с братом он не находил себе покоя.
Четыре дня прошло с тех пор, как Иван Васильевич задал ему задачу об аммиаке. Старший механик был сильно занят эти дни, но что бы он ни делал, о чем бы ни думал, в голове крепко сидело слово "аммиак". Это слово неотступно следовало за ним повсюду, и чем больше он о нем думал, тем дальше уходил от решения загадки, как ему казалось. Не доверяя своим познаниям, он просмотрел много литературы, но это не помогло. "Как могут немцы использовать аммиак для газовой атаки? Этот сравнительно безвредный и очень легкий газ. Употребляется он в холодильном деле, и, если его выпустить на воздух, он никакого вреда принести не может".
- Черт бы их побрал с этим аммиаком! - проворчал вслух Николай Васильевич, переворачиваясь на бок.
Откуда-то издалека доносился грохот разрывающихся снарядов. В коридоре послышались шаги. Кто-то спустился по трапу и, шаря рукой по стенке, приближался к каюте. Затем раздался стук.
- Можно!
В каюту вошел Иван Васильевич в штатской одежде.
- Наконец-то! - обрадовался брату механик.
- Ты не спишь?
- Не могу заснуть.
- Лежи, лежи. Я на минутку зашел. Почему ты не спишь? Обстрел мешает? Это в Московском районе...
- Какой там обстрел? Из-за тебя не сплю. Задал ты мне задачку. Как только еще не свихнулся!
- Какую задачку?
- Да насчет аммиака.
- Ну, ну? - заинтересовался майор, усаживаясь около койки. - Что же ты придумал?
Механик подробно изложил все свои соображения и догадки относительно безвредности этого газа.
- Думаю, что тут что-то не так, - добавил он. - Аммиак - это скорей всего шифровка. Условное обозначение какого-то другого газа.
- Нет, Коля, - перебил майор. - Аммиак они аммиаком и называют. Ты не совсем понял задачу и пошел по неверному пути. Конечно, аммиак безвредный, легкий газ, но ведь им такой и нужен, чтобы устроить панику. Это трюк, провокация. Мы все время находимся в боевой готовности, и они хотят использовать нашу настороженность. Газовая тревога, растерянность в обороне, а тем временем они двинут танки Если бы немцы применили более устойчивый и вредный газ, то во время штурма они и сами столкнулись бы с ним.
- Налейте Тосе!
- Уже пустая, - сказал Перец, перевертывая бутылку над своим стаканом.
Брюнет взял Мишин стакан и передал пришедшей, Ни слова не говоря, она чокнулась со всеми и одним духом выпила спирт.
- Хвалю за храбрость! - Ай да Чинарик!
С приходом Тоси про Мишу забыли, и он был этим доволен. Получив свою порцию омлета, он сел поглубже на диван и молча наблюдал. Бросалась в глаза нервная напряженность Пашки. По всему было видно, что тот торопится. Набрав воздух в легкие, зажмурившись, он выпил свою порцию, состроил гримасу и принялся торопливо есть омлет, с нетерпением поглядывая на соседей.
Выпитый алкоголь подействовал быстро. Стало шумно. Говорили наперебой, все разом, хвастаясь своими удачами. Из разговоров Миша понял, что они воровали у ротозеев, у зазевавшихся старух в толпе и в очередях, у неопытных подростков. Украсть у сильного мужчины с риском быть пойманным и избитым они не решались. Но зато подкараулить где-нибудь в пустом переулке и силой отобрать хлебную карточку у ребенка, посланного в булочную больными или занятыми родителями, это считалось обычным.
- Ну так что? Сыграем? - спросил атаман, когда все было съедено.
- Сыграем, - оживился Пашка. Крендель достал колоду карт.
- Ты играешь в очко? - спросил он Мишу.
- Играйте, играйте. Я посмотрю, а там будет видно.
- Если денег нет, я одолжу.
- Деньги есть.
Убрали посуду, вытерли на столе, и игра началась.
- Давай долг, - сказал атаман Пашке, пощелкивая пальцами.
Ремесленник вытащил из кармана толстую пачку денег и дрожащими руками начал отсчитывать свой долг.
- Сколько у тебя тут?
- Сколько ни есть, все мои, - хмуро ответил Пашка, протягивая деньги атаману.
Первым раздавал карты Ваня Ляпа.
- Кто играет? Тося, тебе дать карту? - спросил он.
- Давай. Я для почина, на Шуркино счастье.
- А тебе? - спросил он Мишу.
- Немного поиграю.
Миша прекрасно знал, что азарт опасен, но ни одной секунды не думал, что может быть захвачен им. Во-первых, он не любил картежной игры, а во-вторых, он здесь по важному делу. Принять участие в игре он решил для того, чтобы не вызвать подозрений. "Проиграю рублей тридцать - пятьдесят, - это полезно для знакомства", - подумал он.
Все играющие держали себя спокойно, кроме Пашки. Ремесленник начал волноваться еще до игры, а сейчас на него было неприятно смотреть. Закусив губы, с лихорадочно горевшими глазами, бледный, дрожащими пальцами брал он карты. Выиграв, краснел и криво улыбался. Проиграв, бледнел и начинал пересчитывать деньги.
Наблюдая за играющими, Миша начал замечать, что длинноногий вор, по кличке Перец, мало интересовался своей игрой. Он переживал больше за других, мучительно завидуя тем, кто выигрывал, а так как каждый раз кто-нибудь обязательно выигрывал, то Перец страдал от зависти беспрерывно.
Игра разгоралась. Ставки делались все крупнее, Пришла опять очередь Пашки.
- Ну как? - спросил атаман.
- А сколько там?
- Сотня.
- Давай на все!
Брюнет широким жестом начал выбрасывать карты. Миша почувствовал вдруг, как его охватило волнение. Ему захотелось, чтобы выиграл этот жалкий, больной от азарта, белокурый парнишка-ремесленник.
- Сейчас я задумал насчет тебя, - сказал Брюнет, обращаясь к Мише. - Если я выиграю, то, значит, так, а если проиграю, то наоборот.
- А что значит "так"? - спросил Перец, кусая ногти.
- Не твое дело.
Брюнет открыл карты. Пашка показал свои.
Миша облегченно вздохнул.
- Что-то мне не везет, - сказал атаман, передавая карты Мише, но тот передвинул колоду дальше.
- Я так крупно не играю, - сказал он.
Пашка поставил выигранные у атамана сто рублей и роздал карты. Когда он закончил первый круг, в игре оказалось восемьсот рублей.
- Вот везет! - сказал с завистью Перец. Пашка перетасовал карты, роздал и уже ничего не соображал от волнения. Ему продолжало везти. Во втором круге только Чинарик выиграла пятьдесят рублей. И когда Пашка закончил весь круг, на столе было больше двух тысяч рублей. Он, не считая, совал их в карман. Теперь на него было противно и страшно смотреть. Казалось, что еще немного - и он сойдет с ума.
Игра началась еще крупнее и азартнее. Посторонние разговоры прекратились. Мише стало душно в этой гнилой атмосфере. Хотелось на воздух, на широкий простор Невы. Но он усилием воли подавил в себе желание уйти и снова начал наблюдать, прислушиваясь к замечаниям воров. Он понял, что для Пашки деньги потеряли всякую ценность. С легким сердцем вытаскивал тот из кармана крупные бумажки, считая их на штуки. И, словно в отместку за это, счастье ему изменило. Когда снова дошла до него очередь раздавать карты, в кармане нашлось только полтораста рублей. Пашка бросил их на стол и добавил к ним еще двести, отложенные зачем-то в боковой карман. И на этот раз он опять проиграл. Больше денег не было. Пашка нагнулся к Кренделю и шепнул:
- Шура, одолжи.
- Уже продулся? - удивился тот и отсчитал ему пятьсот рублей.
Эти деньги Пашка проиграл за десять минут и снова попросил Кренделя, но тот отказал.
- Ты опять зарываешься, - тихо сказал он.
- Пашка, у тебя денег нет? - спросил атаман, видя, что тот шепчется с соседом. - Возьми у меня.
Пока атаман отсчитывал деньги, Миша решил, что нужно уходить. Еще немного, и воры, что называется, "разденут" этого простака. Невыносимо было сидеть в этой накуренной комнате, среди подвыпившей компании воров. Противно смотреть на искаженные азартом лица. Мишу начало мутить от отвращения.
Было уже около десяти часов, и он сделал вид, что спохватился.
- Пора, - сказал он поднимаясь. - Надо уходить,
- Куда уходить? Сиди.
- Здесь ночевать я не собираюсь.
- Оставайся. Место найдем.
- Нет.
- Сыграл бы, а если у тебя денег нет, я дам, - предложил Брюнет.
- Нет. Я пойду.
Больше уговаривать не стали, и Миша, наспех попрощавшись, вышел в прихожую.
- Мишка... А где тебя искать? - спросил Крендель, выходя за ним, чтобы закрыть дверь.
- Давай сговоримся.
- На рынке я каждый день бываю.
- Ну, там и встретимся.
- А в случае чего, приходи вечером сюда. Мы каждый день собираемся,
В темноте, держась за холодные перила, спустился Миша с лестницы. Выйдя во двор, ступил в лужу и промочил ноги. "Растяпа. Шел сюда, видел эту лужу и вдруг забыл, - подумал он. - Разнервничался... Разведчик называется".
Выйдя на улицу, Миша глубоко и облегченно вздохнул...
12. НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА
Миша сделал несколько шагов и остановился. Где-то перед собой он услышал заглушенные рыдания.
Глаза еще не привыкли к темноте, и мальчик сразу не мог разобраться, откуда исходит этот плач. Присмотревшись, он наконец заметил у водосточной трубы маленькую фигурку какого-то подростка. Закрыв лицо руками, прислонившись к стене, подросток горько всхлипывал.
Миша растерялся. Сам он почти никогда не плакал и по-разному относился к слезам. Когда приходилось встречаться с плачем капризной девочки, у него являлось желание хорошенько поколотить ее. Когда кто-нибудь плакал от физической боли - от ушиба, от пореза, - Миша сочувствовал. Были слезы, которые вызывали жалость и желание утешить, помочь. Два раза в своей жизни мальчик видел слезы, которые, как клещи, сжимали сердце. Так плакала дважды мать... И теперь Миша не знал, как поступить.
Рыданья подростка то затихали, то вновь нарастали.
- О чем ты плачешь? - спросил Миша, подходя ближе.
Рыдания прекратились.
- Что у тебя случилось? - снова спросил Миша, трогая фигурку за плечо.
Та резко повернулась к нему и гневно отстранила его руку. Это была худенькая девочка.
- Не тронь! - крикнула она и снова отвернулась.
Не зная, что делать, Миша растерянно оглянулся. На улице темно и пусто. Не слышно ни одного прохожего "Вот дурацкое положение, - подумал он, - уйти, что ли? Какое мне дело до нее?"
Он сделал шаг в сторону, но остановился. После общения с мерзкой и преступной воровской шайкой настоящее человеческое чувство особенно тронуло душу мальчика. Пускай этим чувством было горе.
Тем более он не мог оставить девочку, не узнав, в чем дело. Мише остро захотелось помочь этой строгой худенькой девочке.
- Вы скажите... Я помогу вам, - сказал он, переходя на "вы". Девочка уже не плакала, и только порывистое короткое дыхание выдавало ее состояние.
Миша ждал.
- Помочь мне нельзя, - у меня карточки украли. От этих слов у мальчика дух захватило и невольно сжались кулаки.
- Ух, паразиты! - процедил он сквозь зубы.
У девочки снова дрогнули плечи.
- А чего плакать? Слезами не помочь. Как это вы неосторожно? - сказал он ей.
- Сама не знаю. Я недавно спохватилась. Наверно, когда ходила за хлебом.
- Ничего. Как-нибудь проживете. Теперь не зима.
- Да, конечно... Поголодаю... не умру...
- Сейчас овощи есть. Не так уж страшно, - продолжал утешать Миша.
Девочка достала платок, вытерла лицо и медленно зашагала прочь. Миша пошел рядом.
- Это когда один, трудно. А если с родными, так ничего. Поделятся.
Она посмотрела ему в лицо, но в темноте разглядела только его строгие глаза.
- Да, когда с родными, - тогда хорошо, - сказала она и отвернулась, чтобы скрыть снова выступившие слезы.
Некоторое время шли молча, чувствуя какую-то неловкость.
- Вы учитесь? - спросила наконец девочка.
- И да и нет. Я работаю, а на работе учусь.
- В ремесленном?
- Нет. Я на судне работаю.
- Вы моряк?
- По названию я моряк, - улыбнувшись, сказал Миша. - А только в море ни разу не ходил.
- Почему?
- Мы на Неве стоим. Вот когда война кончится, тогда поплывем. А вы учитесь?
- Нет. Я работаю.
- Где?
- В мастерской. Мы ватники для фронта шьем.
- Это важное дело, - серьезно сказал Миша. - Все равно как и снаряды.
- Да, конечно. После войны тоже учиться поступлю в ветеринарный институт.
- Почему в ветеринарный?
- Потому что я очень люблю животных. Буду их лечить.
Постепенно неловкость исчезла, и они начали чувствовать себя свободнее. В этой девочке была какая-то привлекательная простота, и Мише приятно было говорить с ней. Коснувшись любимой темы, она забыла о своем горе и рассказала, как до войны у нее дружно жили кошка, две белые мыши и две птички.
- А где они сейчас? - спросил Миша.
- Когда нечего стало есть, я птичек выпустила, а кошка и мышки умерли от голода.
- Кошка не съела мышей?
- Нет. Она их любила, как своих детей. Дуся погибла первая. Мышки еще долго жили, но они так скучали без Дуси. Наверно, от тоски умерли.
- А я люблю собак, - сказал Миша.
- Да. Собаки самые умные и преданные...
Разговаривая, дошли до перекрестка, и девочка остановилась.
- До свиданья. Я сюда.
- Я вас провожу.
Они свернули и тем же медленным шагом пошли вдоль улицы.
- А как вас зовут?
- Елена. А вас?
- Михаил.
- У меня был чижик, звали Мишкой. Пел замечательно. Но ужасный был забияка...
Миша не отозвался, смущенный, что чижик-забияка оказался его тезкой.
- Лена, а вам дома не попадет за карточки? - спросил он через минуту.
- У меня никого нет.
- Как никого?
- Папа на фронте, а мама и бабушка умерли зимой.
У Миши сжалось сердце. Вот почему она так горько плакала... Остаться без карточек в таком положении...
- Ну, а родные?
- Никого здесь нет, - вздохнула девочка. - Тетка живет в Курске, а больше никого.
- Как же вы будете без карточек?
- Не знаю. Что-нибудь придумаю. Да мне немного и надо.
- Огород у вас есть?
- Нет.
- Как же вы проживете? Знаете что... я вам помогу. Обязательно! - горячо сказал Миша.
- Ну, что вы! С какой стати? Я вам чужой человек. Вы меня первый раз видите.
- Совсем не чужой, - вырвалось у мальчика. - Мы же ленинградцы. Можете мне не верить, а только даю вам слово...
- Спасибо, Миша. Вы... хороший.
- Где вас можно увидеть?
Лена молчала. Ей было приятно это искреннее сочувствие, но она была уверена, что завтра мальчик забудет про нее...
В это же время по набережной шагал Пашка Леонов.
- Пропал, Пашка! Ни за что пропал!.. Последний ты теперь подлец. Ох, батя, худо мне! Погубили твоего Пашку. На веки вечные... - бормотал он, размахивая руками.
Во рту держался противный привкус от выпитой водки, в горле першило от табаку. Жалко было проигранных денег, жалко самого себя, злоба сменилась отчаянием. Что теперь делать? Деньги все проиграны, и снова он должен Брюнету тысячу рублей.
Свежий воздух постепенно прояснял его мысли.
Как же это случилось, что он в такой короткий срок проиграл все свои сбережения и стал вором? Неделю-две тому назад он ходил радостный и счастливый. Что бы он ни задумал, все выходило как нельзя лучше. Немного усилий, труда, сообразительности, и Пашка всегда оказывался на первом месте.
Вспомнилась деревня, родной дом. Давно ли он бегал в школу, строил весной в канавах мельницы, а потом, когда организовали МТС, пропадал целыми днями с трактористами! Смышленый мальчишка быстро научился управлять машиной, и в обеденный перерыв ему доверяли даже пахать. Все говорили, что он "толковый", и отец отправил его в ремесленное училище. Город понравился Пашке. Он быстро освоился, быстро догнал и перегнал в учебе свой класс, и все хорошо относились к этому способному деревенскому пареньку...
Сунув руку в карман, Пашка нащупал что-то холодное. Самодельный ключ его работы. Теперь он больше не нужен. Мальчик размахнулся и бросил его далеко в Фонтанку. Слышно было, как булькнул ключ, унося на дно тайну Пашкиного преступления.
Ключ напомнил Пашке о кладовщике училища Степане Степановиче. Ребята звали его Стакан Стаканович. К Пашке старик относился особенно хорошо и не раз ему говорил, что он способный парень и из него выйдет толк.
Теперь Пашка проклинал Брюнета, Кренделя... Это они втянули его в игру. Они погубили Пашку... "Вот и Мишку они хотели сегодня обыграть... Но с Мишкой они ничего не сделают. У него другой характер. Как он обрезал! Сказал - конец! - и ушел. Брюнет ему денег давал в долг, а он не взял. Вот это парень!" подумал Пашка и пожалел, что он не вышел вместе с ним и не познакомился как следует.
Впереди вспыхнул и погас огонек. Там были люди. Пашка ускорил шаги и достал папиросу. Какая-то сила толкала его вперед. Хотелось скорее отряхнуться от грязи. Хотелось быть среди хороших людей с чистой совестью...
- Эй, паренек! Одолжи закурить, - окрикнул мужской голос.
Пашка остановился. Синяя лампочка под воротами соседнего дома слабо освещала военный грузовик. Около него копошился водитель, что-то исправляя, а на машине сидел бородатый солдат.
- А у тебя огонь есть? - спросил Пашка, подходя к машине и протягивая солдату папиросу.
- Найдем. Вот спасибо, малый... Весь день не курил.
- А ты куда едешь, дядя?
- Приехали вот в город Ленинград с фронта.
- С финского?
- Точно.
Солдат зажег спичку, прикурил и дал прикурить Пашке.
- У нас в батальоне два таких же пострела, вроде тебя...
- А что они делают?
- Дела на фронте хватает... Разведчики. Один с отцом вместе воюет, а второй приблудный.
Помолчали. Пашке не хотелось отходить от солдата. В голосе его услышал он родные деревенские нотки.
- Дядя, а что такое совесть? - неожиданно спросил мальчик.
Солдат ответил не сразу.
- Совесть? Вот, скажем, у тебя есть мать?
- Ну, так что?
- Вот, скажем, велит тебе фашист родную мать застрелить, чтобы себе жизнь спасти. Если совести у тебя нет, ты застрелишь...
- А если не мать, а другого человека?
- А это - какой человек... Тут тебе твоя совесть в аккурат и подскажет. Врага стреляй, а друга грудью заслони. Или вот, скажем, предатель, кто против своих пошел. У того тоже совести нет...
Солдат не успел досказать. Шофер зашел в кабину. и машина начала фырчать. Пашка вернулся на тротуар. Его не удовлетворило объяснение солдата. В представлении мальчика совесть была чем-то более мелким, обыденным. Вот, например, он начал воровать, - есть у него совесть или нет? А если нет, если он ее потерял, то навсегда или снова может ее найти? Пашке казалось, что стоит ему бросить игру в карты, раззнакомиться с ворами, и все станет на свое место и, наверное, совесть вернется к нему обратно. И это никогда не поздно.
Грузовик зафырчал, несколько раз громко хлопнул, выбрасывая из трубы огонь, и уехал. Снова тишина.
Пашка стоял неподвижно, забыв, что приближается одиннадцать часов и надо торопиться. Ровно в одиннадцать движение по городу прекращалось, и всех опоздавших не имеющих ночных пропусков, патрули забирали в отделение милиции, где они и сидели до пяти часов утра.
Какое-то отупение охватило Пашку. Очнулся он, услышав быстро приближающиеся шаги...
- Мишка, ты?
Миша остановился. В первую секунду он удивился, узнав Пашку.
- Ты домой?
- Ага.
- Идем скорей, а не то заберут.
- Мне наплевать. Пускай хоть повесят, - мрачно сказал Пашка. - Хочешь папиросу?
- Я не курю. Идем, идем.
Они пошли по безлюдной набережной.
- Проиграл? - спросил Миша.
- Все продул. Ободрали, как липку. Мишка, давай вместе воровать. Я бы с тобой не боялся.
Миша молчал. Он только что простился с Леной, узнал адрес мастерской и думал о том, как приятно будет помочь этой славной девочке. От этих мыслей на душе у Миши было тепло. И вдруг такая встреча. Но делать нечего, приходится разговаривать. Ведь он разведчик...
- А ты давно воруешь? - небрежно спросил он.
- Нет.
- Какой же ты мне помощник? Сразу и попадешься. Посадят тебя в тюрьму, и меня выдашь.
- Нет... я буду молчать.
- Ты лучше скажи, где деньги достал?
- Украл.
- У кого украл?
- Ключ сделал от кладовой и мясо украл у Стакан Стаканыча.
- А кто это такой?
Пашка рассказал о кладовщике, сознавшись, что тот хорошо к нему относился. И он, воспользовавшись доверием старика, смастерил второй ключ,
Миша слушал без злобы. Почему-то ему было жаль этого простодушного на вид паренька, чем-то сильно похожего на Сысоева.
- Я могу всякий ключ сделать, - похвастался Пашка. - Не отличишь.
- Подумаешь, ключ! А ты подумал о том, что теперь тебя в тюрьму посадят?
- Никто и не узнает.
- Сразу узнают. Пришлют собаку, она обнюхает следы - и готово.
- Ну да! - испуганно сказал Пашка, останавливаясь.
- А ты как думал?.. Мы таких дураков только и ловим. Обыгрываем в карты, пока не посадят. Это же все нарочно подстроено...
- А если я вас обыграю...
- Не обыграешь.
- А вот обыграю. Достану еще денег и всех обыграю.
Миша понял, что задел самолюбие упрямого парня и, кажется, все испортил.
- Ничего у тебя не выйдет.
- Почему?
- Потому что ты дурак.
- Ну, ладно... посмотрим, какой я дурак, - со злостью; сказал Пашка и замолчал.
Миша напряженно думал, как исправить ошибку, и наконец блестящая мысль осенила его.
- А ты про Ваську Панфилова слышал?
- Нет.
- Которого в Фонтанке утопили? - Кто утопил?
- Вот тебе и кто!
- Скажи, Миша.
- Разболтаешь.
- Я разболтаю? Да я как могила! Да провалиться мне сквозь землю, если кому скажу!
- Ну, а если скажешь, сам будешь в Фонтанке, - сказал Миша и, выдержав паузу, продолжал: - Был такой, вроде тебя, Степка Панфилов.
- А ты говорил Васька...
- Васькой его воры звали. Прозвище у него было Васька Кот. А на самом деле его Степаном звали, - нашелся Миша. - Вот любил в карты играть? А нашим только того и надо. Обыграли его раз, другой, а он все не унимается. Ворует деньги, часы, все, что под руку попадет, и проигрывает. Один раз много денег принес и давай играть. Всех обыграл. Брюнета, и Кренделя, и всех.
- А тебя?
- Меня тогда не было. Да я не люблю с нашими играть.
- Ну, а дальше?
- А дальше - финку ему в бок и в Фонтанку.
- А деньги? - спросил со страхом Пашка.
- Деньги взяли и поделили. Понял? Я тебе сказал про Панфилова потому, что теперь твоя очередь.
Миша чувствовал, что его выдумка попала в цель. Пашка усиленно засопел носом.
- Только ты не забудь, - предупредил Миша. - Если кому-нибудь скажешь, сразу в Фонтанку угодишь.
- Я не скажу, честное слово, не скажу... - Честное слово? Дешево стоит. Если бы ты честный был. Я и так верю.
В это время радио заиграло "Интернационал".
- Уже одиннадцать - испугался Пашка. - Еще в милицию попаду...
Они шагали вдоль решетки Летнего сада. Вот и силуэт судна.
- А тебе далеко? - спросил Миша.
- Нет. Мост перейти.
- Ну, будь здоров. Подумай о том, что я сказал.
Миша хлопнул по спине нового знакомого, перебежал дорогу и быстро поднялся по трапу своего корабля.
13. СЕКРЕТ АММИАКА
Часа три бесполезно кружили Вася со Степой по подвалу в поисках выхода его не было: окна завалены снаружи строительным мусором, дверь закрыта. Ребят охватило отчаяние. Фонарик горел совсем плохо. Хотелось есть, и ко всему этому в подвале было сыро и холодно.
- Что же нам делать? - спросил Вася, когда они обшарили весь подвал.
- Ложись спать. Наверно, уже ночь.
- А чего ты злишься?
- А ты чего меня глупости спрашиваешь? В это время раздался глухой подземный удар.
- Обстрел.
За первым ударом сразу последовал второй, третий. Разрывы снарядов, выстрелы пушек учащались, и ребята с надеждой прислушивались к ним.
- Вот бы сюда попал. Пробил бы стенку...
- Ну и обоих нас всмятку.
- Я хотел сказать... и не разорвался бы.
- Все "бы" да "бы"... Давай попробуем окно расчистить. Крайнее окно около ящика, наверно, не очень завалено.
- А ты откуда знаешь?
- Там крупный кирпич торчит.
- Ну что ж, попробуем, - надо же что-то делать. Согреемся за работой.
Зажгли еле светивший фонарик и направились к намеченному окну. Степа едва доставал до окна, и после нескольких минут работы Васе пришлось встать на корточки и держать на себе приятеля. Можно было бы подтащить к окну ящик с противогазами, но его решили не трогать, чтобы не вызвать подозрений у врага. Работа закипела. Битый кирпич, известка сыпались на Васю, и, несмотря на это, сердца обоих ребят наполнились радостью надежды. Потом Вася сменил Степу. Углубление в мусоре увеличивалось. Казалось, что разрывы стали слышнее... Еще немного, и они выберутся на улицу. Через полчаса работы, когда оба согрелись и начали весело перекликаться, случился первый обвал. Верхняя часть мусора осела и завалила полуметровый проход-туннель. Степа едва успел выдернуть руку, сильно поцарапав пальцы.
- Что такое? - спросил Вася, когда Степа поспешно соскочил на пол.
- Все рухнуло.
- Как рухнуло?
- Обвалилось. Руку чуть не захватило. Ну-ка, зажги фонарь.
Вася зажег фонарик и поднес к руке друга. Пальцы были в крови.
- Больно?
- Да нет, ерунда. Царапины.
- Что же делать?
- Как что? Продолжать. Знаешь, как пленники, когда к побегу готовились, ногти себе начисто сдирали и то не сдавались, а у меня еще все целы...
- Да-а... Это только в книжках.
- А вот и не в книжках... Начинай теперь же!
- А сколько рыть? Может быть, гам гора навалена?
- Ну так что? Будем рыть, пока не вылезем. Залезай! Я уже приготовился. Только ты направо не отгребай, а то как раз на голову сыплется. Слышишь?
- Слышу.
Вася ощупью нашел ставшего на корточки приятеля, забрался ему на спину и, убедившись, что всю работу надо начинать сначала, со вздохом принялся отгребать мусор.
* * *
Когда Миша пришел на корабль, Николай Васильевич лежал на койке в своей каюте с открытыми глазами и думал. После свидания с братом он не находил себе покоя.
Четыре дня прошло с тех пор, как Иван Васильевич задал ему задачу об аммиаке. Старший механик был сильно занят эти дни, но что бы он ни делал, о чем бы ни думал, в голове крепко сидело слово "аммиак". Это слово неотступно следовало за ним повсюду, и чем больше он о нем думал, тем дальше уходил от решения загадки, как ему казалось. Не доверяя своим познаниям, он просмотрел много литературы, но это не помогло. "Как могут немцы использовать аммиак для газовой атаки? Этот сравнительно безвредный и очень легкий газ. Употребляется он в холодильном деле, и, если его выпустить на воздух, он никакого вреда принести не может".
- Черт бы их побрал с этим аммиаком! - проворчал вслух Николай Васильевич, переворачиваясь на бок.
Откуда-то издалека доносился грохот разрывающихся снарядов. В коридоре послышались шаги. Кто-то спустился по трапу и, шаря рукой по стенке, приближался к каюте. Затем раздался стук.
- Можно!
В каюту вошел Иван Васильевич в штатской одежде.
- Наконец-то! - обрадовался брату механик.
- Ты не спишь?
- Не могу заснуть.
- Лежи, лежи. Я на минутку зашел. Почему ты не спишь? Обстрел мешает? Это в Московском районе...
- Какой там обстрел? Из-за тебя не сплю. Задал ты мне задачку. Как только еще не свихнулся!
- Какую задачку?
- Да насчет аммиака.
- Ну, ну? - заинтересовался майор, усаживаясь около койки. - Что же ты придумал?
Механик подробно изложил все свои соображения и догадки относительно безвредности этого газа.
- Думаю, что тут что-то не так, - добавил он. - Аммиак - это скорей всего шифровка. Условное обозначение какого-то другого газа.
- Нет, Коля, - перебил майор. - Аммиак они аммиаком и называют. Ты не совсем понял задачу и пошел по неверному пути. Конечно, аммиак безвредный, легкий газ, но ведь им такой и нужен, чтобы устроить панику. Это трюк, провокация. Мы все время находимся в боевой готовности, и они хотят использовать нашу настороженность. Газовая тревога, растерянность в обороне, а тем временем они двинут танки Если бы немцы применили более устойчивый и вредный газ, то во время штурма они и сами столкнулись бы с ним.