Позавтракав, они вышли на улицу. Было еще совсем темно, но народу на проспекте оказалось гораздо больше, чем днем.
Номерной завод, где работала мать, был довольно далеко. Васе приходилось бывать здесь в прошлом году, и он прекрасно помнил, как выглядел завод в страшную зиму. Большинство цехов тогда стояли замороженными, с черными пустыми рамами. Везде намело сугробы снега. Не было энергии, света, топлива, воды. Казалось, что по воле какого-то злобного волшебника жизнь замерла. И все-таки завод работал. Люди ходили как тени, еле держались на ногах от голода, но работали и работали...
Сейчас другая картина. Завод ожил. Через щели незакрытых дверей вырывались яркие полосы электрического света. Гудели станки, и где-то тонко визжала сталь. Завод работал в три смены.
Через всю дорогу, от одного корпуса до другого, висел плакат: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Потом Вася увидел другой плакат: "Все силы на оборону Ленинграда!", а немного дальше: "Все для фронта, все для победы!" Васе понравились эти короткие лозунги, в которых заключено так много смысла. Кроме того, здесь они звучали как-то особенно убедительно. Напряженная, деловая атмосфера завода, грохот, визг стали, стрекотня клепки говорили о том, что лозунги вырвались из груди этих людей и призывают всех к борьбе. Васе захотелось включиться в этот ритм и тоже принять участие в общей работе. Он понимал, что завод военный и работает для фронта. Может быть, он делает те самые пушки с длинными стволами, которые Вася видел на Литейном...
Везде работали женщины в ватниках. У ворот на ожидавших впуска грузовиках сидели женщины. В проходной - женщины. Когда они шли по двору, их догнала вагонетка с болванками для снарядов, которую толкали два человека в ватных штанах, оказавшиеся тоже женщинами.
- Мама, у вас только женщины работают? - спросил мальчик.
- Почему женщины? Есть и мужчины.
В конторе, у стен, за канцелярскими столами, стояли аккуратно заправленные кровати. Многие жили здесь "на казарменном положении" и не покидали завода по месяцам. Васе. это понравилось, и он решил, что тоже поставит для себя кровать.
Когда они проходили по коридору, кто-то сзади надвинул ему кепку на глаза. Вася оглянулся.
Три подростка, примерно одного с ним возраста, в лоснящихся от масла ватниках, шли сзади. Глаза их аадорно поблескивали.
Вася поправил кепку и, не опуская руки, быстрым движением схватил крайнего за козырек, сильно дернул, надвинул кепку на нос.
Ребята заулыбались.
- Ты что, работать? - спросил один.
- Ага!
- Заходи к нам. - А где вас искать? - В литейный цех приходи...
Мать остановилась у двери, на которой висела дощечка с надписью: "Главный инженер".
Ребята прошли дальше.
В кабинете инженера бросались в глаза, как что-то постороннее, кровать и стоявший около стены небольшой столик, на котором был недопитый стакан чая, тарелка с хлебом и еще какая-то посуда, закрытая салфеткой. Сам инженер сидел за большим письменным столом, заваленным бумагами и всевозможными образцами изделий.
О чем говорила мать с инженером, Вася не слышал.
Он терпеливо ждал у двери.
- Позовите Осокина, - сказал инженер в телефон. - Степан Николаевич, я к вам мальчика направляю... сына Кожуха. Вы его знали. Он сейчас на фронте... Что? Я говорил начальнику цеха. Они сами пришлют... А что я могу сделать? Постарайтесь к вечеру исправить.
Вася насторожился. Речь шла о нем. Но из дальнейшего разговора он ничего не понял. Мать поблагодарила инженера, и они вышли из кабинета.
Пришли они не в цех, как предполагал Вася, а в лабораторию завода. Здесь было интересно. Окинув взглядом большую комнату, он увидел всевозможные аппараты, динамо, станочки, инструменты...
Осокин оказался человеком среднего роста, не старым, бритым, с большим лбом. Потом, когда он снял кепку, Вася увидел на голове лысину.
- Степан Николаевич, вот я к вам сына привела. Пускай работает. Приучите его к делу, - сказала мать.
Осокин внимательно посмотрел на будущего ученика.
- Что-нибудь сделаем.
- Баловать не давайте, построже с ним.
- Как это баловать? Он пришел работать, а не в игрушки играть. Сам понимает, не маленький. Так я говорю? - обратился он к Васе.
- Так, - согласился тот.
Мать ушла, условившись, что домой они поедут вместе.
- Ты где живешь? - спросил Осокин мальчика.
- На Большом проспекте, на Петроградской стороне.
- Вот как! Я тоже на Петроградской живу.
- А на какой улице?
- На Зелениной.
- Ну-у! - удивился Вася, - Значит, нам по пути.
- Тем лучше. Тебя Василием зовут? Ты когда-нибудь с электричеством возился? Пробки в доме чинил?
Вася усмехнулся и сказал, что он не только чинил пробки, но даже делал самостоятельно проводку, разбирал и собирал патроны, выключатели, штепсели...
- Это хорошо, - сказал Степан Николаевич. - Нам с тобой придется все время с электричеством дело иметь. Парень ты, я вижу, с головой. Сработаемся.
Васе тоже понравился этот человек. В дальнейшем он узнал, что Степан Николаевич работал на заводе электриком, высшего образования не имел, но к нему часто приходили за советом инженеры. Он чинил сложнейшие электрические приборы и легко разбирался в них. Затем выяснилось, что Степан Николаевич хорошо знает часовой механизм, но если и берет в починку часы, то только какие-нибудь особенные. Ему интересно было, например, припаять зуб к крохотному колесику маленьких дамских часов. Знал он всевозможные двигатели, мотор внутреннего сгорания, фотографию, радио... Да кажется, не было той области в технике, которой бы он не интересовался. В довершение ко всему он был страстным охотником и рыболовом.
Васе повезло. У такого учителя многому можно научиться.
В работе Осокин был требовательным, настойчивым и точным.
Через полчаса из цеха принесли в красном футляре какой-то сложный электроизмерительный прибор.
- Опять испортили. Прислали к вам, товарищ Осокин.
- Кто на нем работал?
- Наш техник.
- Я бы руки поотрубал таким техникам... Опять короткое замыкание. Придется катушку перематывать.
- Просили к вечерней смене сделать.
- Кто это просил?
- Главный инженер говорил, что вы обещали...
- Ничего я не обещал. Я сказал, чти посмотрим,
- Ну, наше дело передать. Вот бумаги, получайте.
Рабочие ушли. Степан Николаевич несколько раз обошел вокруг прибора, как бы прицеливаясь, с какой стороны лучше взяться за него.
- Есть у нас такая привычка: попробовать! А чего пробовать, когда все уж испробовано. Нужно знать! Запомни, Вася: никогда за дело не принимайся, пока существа дела не понял... Ему, видите ли, свое достоинство уронить неудобно Лучше прибор сломать... Легко сказать: к вечерней смене...
Он снял кепку, погладил себя по лысине и, хитро подмигнув ученику, спросил:
- А может, сделаем? Как ты думаешь?
- Сделаем, - уверенно согласился Вася.
- Ну, значит, сделаем. Иди сюда. Держи за края, а я винты выверну, и вытащим его оттуда.
Таким образом Вася сделал первый шаг, вступая на трудовой путь...
18. ПИСЬМО
Прошло три дня. В Мишиной памяти эти дни слились в один. Они походили друг на друга и не содержали чего-нибудь запоминающегося. Обычные обстрелы, воздушные тревоги, однообразная, хотя и трудная, работа на "Волхове", столовая, баня, а по вечерам малоинтересные встречи с ворами. Никаких предложений они не делали, и ничего, кроме ругани да воровских словечек, он от них не слышал.
По совету Буракова, Миша установил с Брюнетом хорошие отношения.
Каждый день мальчик собирался съездить к сестре и порадовать девочку новой одеждой, но дела не пускали.
Приятелей своих Миша не видел. Бураков сообщил, что они устроены на работу.
Один раз он заходил к Лене, но не застал. По словам сторожихи, ее послали на склад за материалом для мастерской, Миша попросил старуху передать девочке сверток с хлебом, рыбой, морковью со своей грядки и ушел. Сначала его огорчила эта неудача, но, подумав, он решил, что это даже лучше. Ему очень хотелось повидать девочку, но он боялся быть назойливым.
На четвертый день события начались с утра. Как и в предыдущие дни, его вызвали в каюту старшего механика. Там ждал Бураков. Он внимательно выслушал сообщение юного разведчика и предупредил:
- Миша, сегодня будь начеку. Положение может проясниться.
- А что? - насторожился Миша.
- Какой ты любопытный! В свое время узнаешь. Все остается по-прежнему, и для тебя ничего не меняется. Сейчас иди на работу.
Шагая по набережной, Миша раздумывал над словами Буракова, но, как ни ломал голову, ничего придумать не мог.
"Что может проясниться? Какое положение?" Он чувствовал, что это предупреждение сделано не случайно.
Миша был прав. Военная разведка сообщала, что немцы готовят удар. Нужно было торопиться. В числе прочих дел Иван Васильевич вчера вечером обсуждал с Бураковым застой в Мишиных делах и решил ему помочь.
Судя по рассказам юного разведчика, воры ему доверяли, и отношения между ними сложились благоприятные. Было установлено, что Брюнет играл главную роль, но и он начал относиться к Мише дружелюбно, стараясь втянуть его в свою шайку. В чем же дело?
- А может быть, между ними все роли уже распределены? - сказал майор.
- Очень может быть, - согласился Бураков.
- Так надо спутать им карты... Брюнета трогать пока нельзя. Кренделя тоже. Значит, этих... Ваню Ляпу и Перца убрать.
- Есть убрать!
Так родилось решение, и оно должно было изменить положение Мишиных дел.
В тот момент, когда Миша залез по колено в воду и громадным ключом захватил железную трубу, а Сысоев начал навинчивать на нее "рубашку", Ленька Перец в прекрасном настроении вышел на улицу. У разломанного ларька, на перекрестке, его поджидал Ваня Ляпа. Перекинувшись двумя-тремя фразами и закурив, они отравились в большой магазин. Отоваривание продовольственных карточек к этому времени было организовано прекрасно, и небольшие очереди бывали только в первый день очередной выдачи. Именно сегодня была объявлена выдача продуктов, и могло случиться так, что в магазине образуется очередь.
Как воры и предполагали, народу в магазине было больше, чем в обычные дни. Следом за ними вошел пожилой мужчина в очках, две женщины и молодой человек в коричневом пальто. Все они замешались в толпу у прилавка.
Ваня Ляпа встал около двери, а Ленька ушел в другой конец магазина. Между ними была молчаливая договоренность, и они, что называется, сработались Зевать нельзя, - такого благоприятного момента трудно дождаться. Ленька опытным глазом сразу нашел жертву - невысокого роста старую женщину. Он неплохо разбирался в поведении людей у прилавка. Он знал, что, когда дойдет до нее очередь, она заторопится, вытащит заранее приготовленные карточки и обязательно перепутает их. Разобравшись сунет ненужные в карман и с напряженным вниманием будет следить, какие талоны ей вырежут, а потом уставится на стрелку весов. В это время и действуют воры. Ленька знал, что в такой работе главную опасность представляют сзади стоящие, которые могут заметить и предупредить воровство. На этот раз, по определению вора, сзади жертвы стояла такая же "разиня". Оценив положение, Ленька оглянулся и подмигнул соучастнику. Когда подошла очередь жертвы, все случилось так, как он и предполагал. Перец дал сигнал, мотнув головой, и воры подошли к старухе с разных сторон. Ляпа заслонил от посторонних глаз Леньку и занялся разговором.
- Тетя, я только спросить...
- Становись в очередь.
- Да я не получаю... Я только спросить... Гражданка, что вы на мясные талоны даете?
Времени достаточно. Карточки мгновенно были вынуты. Не дождавшись ответа продавщицы, воры хотели уйти, но тут события повернулись иначе. Ляпа почувствовал, как чья-то сильная рука ухватила его за шиворот.
- Чего ты? Пу-усти-и! - плаксиво закричал Ляпа.
- Тихо, тихо. Не надо вырываться. Мы же с тобой старые знакомые, - сказал мужчина, снимая очки.
Ванька сразу узнал сотрудника уголовного розыска, который дважды его допрашивал по подозрению, но отпускал за отсутствием улик.
Леньку держал другой, молодой, и так крепко, что тот не мог выговорить ни слова, а когда воротник, душивший его, ослаб, разговаривать было незачем.
- Вот паразиты. Зимой из-за таких мерзавцев люди гибли, - сказал кто-то из очереди.
- Откуда они только берутся?
- Родители виноваты. Распускают.
- Держите крепче, а то убегут, - предупредила высокая женщина.
Карточки вернули владелице, а воров увели в кабинет директора магазина.
Молодой человек в коричневом пальто позвонил по телефону.
- Алло! Давайте машину. Двоих задержали. Он сообщил адрес и повесил трубку. Воры с тревогой переглянулись. Обычно если задерживали, то уводили в ближайшее отделение милиции. Вызов машины ничего хорошего не предвещал.
- Ну что, детишки, присмирели? - насмешливо сказал пожилой мужчина. Допрыгались. Тебя как величают? Ленька Перец? Давно мы к тебе присматриваемся.
- Ну да?
- А ты думал как? Собирался до старости спокойно и тихо воровством промышлять? Нет, шалишь! Все до поры до времени. Мы думали, что за ум возьмешься, бросишь грязное дело...
- Я только первый раз... Карточку потерял... - захныкал Ленька. - У меня, дяденька, дома мать больная...
- Неужели? Ну поплачь, поплачь. Может быть, и разжалобишь. Я ведь добрый... - все так же насмешливо говорил сотрудник уголовного розыска. - Ваня Ляпа помнит меня. Два раза клялся, что бросит воровать, учиться пойдет в ремесленное училище. Наверное, и сейчас пошел бы? А?.. Пойдешь?
- Пойду, - угрюмо сказал Ваня Ляпа,
- Как только со мной встретится, так сейчас же учиться хочет, а как отпустишь, так опять за свое...
Молодая женщина, заменявшая директора магазина, писала отчет и с любопытством поглядывала на пойманных.
- Дяденька, а вы нас выпустите? - плаксиво спросил Ленька.
- Обязательно выпустим.
- Скоро?
- А уж это суд решит.
- А как суд решит?
- Этого я не знаю. Решит, как полагается. Что заработали, то и получите.
- Сто шестьдесят вторая статья, - сказал Ляпа, - Два года.
- А в военное время, может, и прибавят.
- Дяденька, а как бы мамке сообщить, чтобы передачу принесла?
- Догадается, принесет.
- Можете по телефону позвонить, - неожиданно разрешил молодой.
- А можно?
- Раз говорят, - значит, можно, - подтвердил и пожилой.
Женщина молча передвинула телефон в сторону Леньки, на край стола.
- Кому позвонить? - спросил шепотом Ленька.
- Звони Чинарику, - сквозь зубы ответил Ляпа.
- А какой у нее телефон?
Ляпа назвал номер телефона магазина, где работала Тося.
- Позовите, пожалуйста, Тосю к телефону. Очень срочное дело, - сказал Ленька и стал ждать. - Тося? Это Ленька говорит. Взяли нас с Ляпой. Попались на месте. Крышка... Нечего толковать, теперь уж скоро вас не выпустят. Долго не увидимся. До свиданья.
Пожилой мужчина засмеялся.
- Давно бы так, - сказал он, когда Ленька повесил трубку. - Своим языком заговорил... А то плакать.
Ленька молчал. Было странно, что их сразу же не отвели в отделение милиций и разрешили позвонить по телефону.
Скоро пришла машина и увезла обоих...
* * *
Свое обещание "поднажать" бригада моряков выполнила раньше, чем сама ожидала. На четвертый день к двенадцати часам работу закончили, и аварийная станция снова была готова подавать воду городу.
До темноты еще оставалось много времени. Миша заторопился. Можно успеть съездить домой и повидать сестренку. Он передал свой талон на обед Сысоеву и пошел на судно. Николай Васильевич только что пришел с завода. Получив его разрешение, Миша наскоро переоделся, захватил узел с Люсиным "обмундированием" и пошел к трамваю.
Дома Миша не был почти неделю. Когда он повернул ключ и открыл пустую квартиру, первым, что бросилось ему в глаза на полу за дверью, был белый конверт. "Вероятно, чье-то письмо по ошибке опустили в почтовую щель, подумал он, но, когда прошел в комнату и взглянул на конверт, сердце его сжалось до боли. - Письмо от отца! Он жив! Папа нашелся!"
Миша бросил узел на кровать, сел к окну и торопливо разорвал конверт. Письмо было написано карандашом, неровными буквами.
"Здравствуйте, мои дорогие! Живы ли вы? Душа у меня кровью обливается, когда про вас думаю. Такие страшные вести про город родной приходят. Окружили Ленинград со всех сторон и хотят задушить... Писал вам несколько раз, но ответа не получал. Не сдавайтесь, Даша. Не сломить фашистам русского народа, никогда не поставить нас на колени! Про себя могу сказать, что я все время на фронте. Два раза имел ранение и сейчас только что выписался из госпиталя и отправляюсь на фронт. Будем драться. Если живой останусь, с победой вернусь...
Пишу и не знаю, живы ли вы. Мишутка, сынок, наверно, большой, не узнать... Пускай не балует, пускай матери помогает. Тяжелое испытание нам послала судьба. Зато потом легче станет. Моряком, скажи, будет непременно. В том ему мое слово.
Люсенька выросла, наверно, и забыла меня. Крепитесь, мои родные, как бы тяжело ни было. Пережить надо. Надеюсь на людей, что помогут вам. Сходи, Даша, на завод, в партийный комитет..."
Дальше следовали наказы, к кому обратиться за помощью, кому передать приветы. Отец не знал, что завод давно переехал на Урал. В конце письма стоял номер полевой почты.
Миша держал перед глазами листок бумаги и часто мигал. Крупные слезы катились у него по щекам.
"Папа жив!" - эта мысль согрела необыкновенным теплом его душу. Он почувствовал себя снова мальчишкой. Свалилась какая-то тяжесть, которую он таскал на своих плечах после смерти матери, и Миша готов был крикнуть изо всей силы, так, чтобы услышал отец: "Я жив, папа! Я не балую! Я работаю!.. Бей фашистов крепче и вернись поскорей!.. А мы здесь им дадим как следует..."
Миша долго сидел у окна. Потом принес бумагу, перо, чернильницу. Чернила высохли. Пришлось писать карандашом.
"Здравствуй, папа! Сообщаю тебе, что мы с Люсей живы и здоровы, а мама погибла от немецкой бомбы в прошлом году. Квартира наша в порядке, и ни одного снаряда не попало. Даже стекла целы. Люсю я устроил в детский сад, в который сам ходил, на Пушкарской улице, и там она живет неплохо. Немцы нам все равно ничего не сделают, потому что город обороняют все ленинградцы. Мы не сдадимся. А что они стреляют. так мы не боимся. Я работаю юнгой, а скоро буду механиком, когда кончу учиться. А баловать мне некогда, потому что все время при деле нахожусь. Сегодня мы починяли на "Волхове" водопроводные трубы, и нас похвалили за хорошую работу. Про нас ты не беспокойся, а бей фашистов и вернись домой живой и здоровый. Ты все думаешь, что я маленький, а я уже вырос и могу жить не хуже других. О Люсе я сам забочусь, а завод переехал на Большую землю, и здесь никого не осталось..."
Единственным желанием Миши было успокоить отца, ободрить. Хотелось написать много, но он вспомнил, что ему опять надо идти к ворам. На улице темнело. Закончив письмо, он запечатал его, написал адрес и сунул в карман. К Люсе идти было уже поздно. "Завтра схожу", - решил мальчик и вышел из дому.
* * *
Настроение в квартире Кренделя было подавленное. Тося еще днем успела сообщить, что Леньку Перца и Ваню Ляпу посадили в тюрьму. Конечно, они не выдадут своих соучастников, но было жалко потерять надежных друзей. Исчезновению Пашки не придавали большого значения. Он был новичком и не успел Прочно войти в шайку.
Миша, наполненный радостью и не понимая общего настроения, весело поздоровался со всеми.
- Ты чему обрадовался? - мрачно спросил его атаман.
- Так, ничего особенного.
- Что я, не вижу, что ли?
- Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, - сказал Миша.
- Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.
- Так я живу своим умом... У других не занимаю.
- Знаешь новость? - Какую?
- Ленька с Ваней попались.
- Как попались? - с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.
- Ну, попались... Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку,
Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал его утром Бураков? Миша Сразу перестроился на другой лад.
- Надо выручать, - озабоченно сказал он.
- Не так просто... А ты пойдешь, если надо будет?
- Понятно, пойду.
Крендель хлопнул Мишу по плечу.
- Этот свой в доску, Жора.
- Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, - задумчиво сказал Брюнет. Слушай. Мишка... Хорошо жить хочешь?
- А почему нет?
- Когда немцы придут, ты что собираешься делать?
- А там видно будет, - подумав с минуту, сказал Миша.
- Потом поздно... Надо сейчас определять. Хочешь с нами?
- Могу и с вами.
- Я тебе дело найду. Согласен?
- Что значит - согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не согласен, а если что-нибудь полегче - могу.
Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.
- Держи.
- На что он мне?
- Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся... Слышишь, Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.
- Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не опаздывайте.
- Не опоздает, - ответил за Мишу атаман. - Слушай дальше. Отдашь противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься. Понял?
Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: "не соглашаться и не отказываться". Как быть сейчас? Впрочем, никакого предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет завтра.
- Есть, - кивнул он головой в знак согласия.
Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.
Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними приветливым.
Разговор снова зашел об арестованных.
- Ерунда! - сказал атаман. - На Большую землю их не успеют увезти. Пока следствие идет, пока суд, пока что... Немцы придут и выпустят.
Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой, войной и слепо верили атаману. Он был начитаннее и образованнее их. Миша слушал, и внутри у него кипело. "Ух, подлая гадина!.. Продажная душа, - думал он. - Хочет выслужиться перед немцами, чтобы жить паразитом, гулять, воровать... Ему все равно, кто будет в Ленинграде". Миша вспомнил письмо отца. Стало жутко. "Там на фронте кровь льется, жизни не жалеют, а эти паразиты готовят нож в спину". От этой мысли захватило дыхание, и, чтобы не выдать себя, не наброситься на предателя, Миша встал.
- Я пойду.
- Рано еще. Посидите, Миша, - сказала Нюся.
- Нет. Мне надо по делу.
- Противогаз-то забыл!
Миша вернулся, взял противогаз и, не прощаясь, вышел.
Неожиданный его уход несколько озадачил воров, но они уже привыкли к странностям этого спокойного, неразговорчивого, но твердого парня и не придали его торопливому уходу особого значения.
- Живот у него схватило, - сказала Тося. - Стеснительный.
Все засмеялись.
19. ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ
На улице Миша вздохнул полной грудью и быстро зашагал на судно. Хотелось скорее сообщить о том, что он сейчас услышал. "Главный враг - Брюнет, Остальные у него в руках и делают все, что он прикажет. Теперь все ясно, думал Миша. - А все ли?"
Иван Васильевич советовал не делать поспешных выводов. А Горский?.. Да, спешить не надо. Куда, например, он бежит сломя голову? Бураков придет только утром. Правда, на судне кипит работа по подготовке машин к зиме Но сейчас уже поздно, и команда отдыхает. Может быть, придет учительница английского языка?
Работы на "Волхове" закончены, и теперь по вечерам начнутся занятия в кружке. Впрочем, Сысоев предупредил бы его. Нет, ему решительно некуда торопиться.
Миша остановился на углу. Внутри кипело и щемило, словно он не сделал у воров чего-то абсолютно обязательного. Чего-то ему не хватало.
Вдруг Миша вспомнил, что сегодня он собирался повидать Леночку Гаврилову. Но хлеб, приготовленный для нее, он оставил в кубрике. Наверно, она съела продукты и опять голодает...
Съездить на судно и обратно? Нет, не успеть. Придется отложить до завтра. Желание повидать девочку и услышать ее спокойный голос захватило Мишу с такой силой, что он остановился. "Зайду сейчас же... Извинюсь и спрошу, что ей принести", - решил он и быстро зашагал к мастерской.
С Леной он встретился на пороге проходной, когда открыл дверь. Она выходила с подругой и в первый момент, не узнав Мишу, прошла вперед.
- Лена, куда ты? - сказала подруга. - К тебе пришли.
Девочка оглянулась. В темноте не было видно, но Миша почувствовал, что она смутилась.
- Это Миша? Я тороплюсь домой. Если вам по пути, пойдемте вместе, предложила Лена.
Они молча пошли втроем Их обгоняли мастерицы, и каждая с любопытством заглядывала в лицо мальчика. Он чувствовал, что про него знают, и готов был провалиться сквозь землю от смущения. / Вспомнил, что мальчиков, друживших с девочками, в школе дразнили "женихами". Очень может быть, что и сейчас Мишу в мастерской прозвали так же. Он был уже не рад, что пришел.
У первого переулка подруга свернула и оставила их вдвоем.
- Зачем вы пришли? - спросила Лена.
Номерной завод, где работала мать, был довольно далеко. Васе приходилось бывать здесь в прошлом году, и он прекрасно помнил, как выглядел завод в страшную зиму. Большинство цехов тогда стояли замороженными, с черными пустыми рамами. Везде намело сугробы снега. Не было энергии, света, топлива, воды. Казалось, что по воле какого-то злобного волшебника жизнь замерла. И все-таки завод работал. Люди ходили как тени, еле держались на ногах от голода, но работали и работали...
Сейчас другая картина. Завод ожил. Через щели незакрытых дверей вырывались яркие полосы электрического света. Гудели станки, и где-то тонко визжала сталь. Завод работал в три смены.
Через всю дорогу, от одного корпуса до другого, висел плакат: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Потом Вася увидел другой плакат: "Все силы на оборону Ленинграда!", а немного дальше: "Все для фронта, все для победы!" Васе понравились эти короткие лозунги, в которых заключено так много смысла. Кроме того, здесь они звучали как-то особенно убедительно. Напряженная, деловая атмосфера завода, грохот, визг стали, стрекотня клепки говорили о том, что лозунги вырвались из груди этих людей и призывают всех к борьбе. Васе захотелось включиться в этот ритм и тоже принять участие в общей работе. Он понимал, что завод военный и работает для фронта. Может быть, он делает те самые пушки с длинными стволами, которые Вася видел на Литейном...
Везде работали женщины в ватниках. У ворот на ожидавших впуска грузовиках сидели женщины. В проходной - женщины. Когда они шли по двору, их догнала вагонетка с болванками для снарядов, которую толкали два человека в ватных штанах, оказавшиеся тоже женщинами.
- Мама, у вас только женщины работают? - спросил мальчик.
- Почему женщины? Есть и мужчины.
В конторе, у стен, за канцелярскими столами, стояли аккуратно заправленные кровати. Многие жили здесь "на казарменном положении" и не покидали завода по месяцам. Васе. это понравилось, и он решил, что тоже поставит для себя кровать.
Когда они проходили по коридору, кто-то сзади надвинул ему кепку на глаза. Вася оглянулся.
Три подростка, примерно одного с ним возраста, в лоснящихся от масла ватниках, шли сзади. Глаза их аадорно поблескивали.
Вася поправил кепку и, не опуская руки, быстрым движением схватил крайнего за козырек, сильно дернул, надвинул кепку на нос.
Ребята заулыбались.
- Ты что, работать? - спросил один.
- Ага!
- Заходи к нам. - А где вас искать? - В литейный цех приходи...
Мать остановилась у двери, на которой висела дощечка с надписью: "Главный инженер".
Ребята прошли дальше.
В кабинете инженера бросались в глаза, как что-то постороннее, кровать и стоявший около стены небольшой столик, на котором был недопитый стакан чая, тарелка с хлебом и еще какая-то посуда, закрытая салфеткой. Сам инженер сидел за большим письменным столом, заваленным бумагами и всевозможными образцами изделий.
О чем говорила мать с инженером, Вася не слышал.
Он терпеливо ждал у двери.
- Позовите Осокина, - сказал инженер в телефон. - Степан Николаевич, я к вам мальчика направляю... сына Кожуха. Вы его знали. Он сейчас на фронте... Что? Я говорил начальнику цеха. Они сами пришлют... А что я могу сделать? Постарайтесь к вечеру исправить.
Вася насторожился. Речь шла о нем. Но из дальнейшего разговора он ничего не понял. Мать поблагодарила инженера, и они вышли из кабинета.
Пришли они не в цех, как предполагал Вася, а в лабораторию завода. Здесь было интересно. Окинув взглядом большую комнату, он увидел всевозможные аппараты, динамо, станочки, инструменты...
Осокин оказался человеком среднего роста, не старым, бритым, с большим лбом. Потом, когда он снял кепку, Вася увидел на голове лысину.
- Степан Николаевич, вот я к вам сына привела. Пускай работает. Приучите его к делу, - сказала мать.
Осокин внимательно посмотрел на будущего ученика.
- Что-нибудь сделаем.
- Баловать не давайте, построже с ним.
- Как это баловать? Он пришел работать, а не в игрушки играть. Сам понимает, не маленький. Так я говорю? - обратился он к Васе.
- Так, - согласился тот.
Мать ушла, условившись, что домой они поедут вместе.
- Ты где живешь? - спросил Осокин мальчика.
- На Большом проспекте, на Петроградской стороне.
- Вот как! Я тоже на Петроградской живу.
- А на какой улице?
- На Зелениной.
- Ну-у! - удивился Вася, - Значит, нам по пути.
- Тем лучше. Тебя Василием зовут? Ты когда-нибудь с электричеством возился? Пробки в доме чинил?
Вася усмехнулся и сказал, что он не только чинил пробки, но даже делал самостоятельно проводку, разбирал и собирал патроны, выключатели, штепсели...
- Это хорошо, - сказал Степан Николаевич. - Нам с тобой придется все время с электричеством дело иметь. Парень ты, я вижу, с головой. Сработаемся.
Васе тоже понравился этот человек. В дальнейшем он узнал, что Степан Николаевич работал на заводе электриком, высшего образования не имел, но к нему часто приходили за советом инженеры. Он чинил сложнейшие электрические приборы и легко разбирался в них. Затем выяснилось, что Степан Николаевич хорошо знает часовой механизм, но если и берет в починку часы, то только какие-нибудь особенные. Ему интересно было, например, припаять зуб к крохотному колесику маленьких дамских часов. Знал он всевозможные двигатели, мотор внутреннего сгорания, фотографию, радио... Да кажется, не было той области в технике, которой бы он не интересовался. В довершение ко всему он был страстным охотником и рыболовом.
Васе повезло. У такого учителя многому можно научиться.
В работе Осокин был требовательным, настойчивым и точным.
Через полчаса из цеха принесли в красном футляре какой-то сложный электроизмерительный прибор.
- Опять испортили. Прислали к вам, товарищ Осокин.
- Кто на нем работал?
- Наш техник.
- Я бы руки поотрубал таким техникам... Опять короткое замыкание. Придется катушку перематывать.
- Просили к вечерней смене сделать.
- Кто это просил?
- Главный инженер говорил, что вы обещали...
- Ничего я не обещал. Я сказал, чти посмотрим,
- Ну, наше дело передать. Вот бумаги, получайте.
Рабочие ушли. Степан Николаевич несколько раз обошел вокруг прибора, как бы прицеливаясь, с какой стороны лучше взяться за него.
- Есть у нас такая привычка: попробовать! А чего пробовать, когда все уж испробовано. Нужно знать! Запомни, Вася: никогда за дело не принимайся, пока существа дела не понял... Ему, видите ли, свое достоинство уронить неудобно Лучше прибор сломать... Легко сказать: к вечерней смене...
Он снял кепку, погладил себя по лысине и, хитро подмигнув ученику, спросил:
- А может, сделаем? Как ты думаешь?
- Сделаем, - уверенно согласился Вася.
- Ну, значит, сделаем. Иди сюда. Держи за края, а я винты выверну, и вытащим его оттуда.
Таким образом Вася сделал первый шаг, вступая на трудовой путь...
18. ПИСЬМО
Прошло три дня. В Мишиной памяти эти дни слились в один. Они походили друг на друга и не содержали чего-нибудь запоминающегося. Обычные обстрелы, воздушные тревоги, однообразная, хотя и трудная, работа на "Волхове", столовая, баня, а по вечерам малоинтересные встречи с ворами. Никаких предложений они не делали, и ничего, кроме ругани да воровских словечек, он от них не слышал.
По совету Буракова, Миша установил с Брюнетом хорошие отношения.
Каждый день мальчик собирался съездить к сестре и порадовать девочку новой одеждой, но дела не пускали.
Приятелей своих Миша не видел. Бураков сообщил, что они устроены на работу.
Один раз он заходил к Лене, но не застал. По словам сторожихи, ее послали на склад за материалом для мастерской, Миша попросил старуху передать девочке сверток с хлебом, рыбой, морковью со своей грядки и ушел. Сначала его огорчила эта неудача, но, подумав, он решил, что это даже лучше. Ему очень хотелось повидать девочку, но он боялся быть назойливым.
На четвертый день события начались с утра. Как и в предыдущие дни, его вызвали в каюту старшего механика. Там ждал Бураков. Он внимательно выслушал сообщение юного разведчика и предупредил:
- Миша, сегодня будь начеку. Положение может проясниться.
- А что? - насторожился Миша.
- Какой ты любопытный! В свое время узнаешь. Все остается по-прежнему, и для тебя ничего не меняется. Сейчас иди на работу.
Шагая по набережной, Миша раздумывал над словами Буракова, но, как ни ломал голову, ничего придумать не мог.
"Что может проясниться? Какое положение?" Он чувствовал, что это предупреждение сделано не случайно.
Миша был прав. Военная разведка сообщала, что немцы готовят удар. Нужно было торопиться. В числе прочих дел Иван Васильевич вчера вечером обсуждал с Бураковым застой в Мишиных делах и решил ему помочь.
Судя по рассказам юного разведчика, воры ему доверяли, и отношения между ними сложились благоприятные. Было установлено, что Брюнет играл главную роль, но и он начал относиться к Мише дружелюбно, стараясь втянуть его в свою шайку. В чем же дело?
- А может быть, между ними все роли уже распределены? - сказал майор.
- Очень может быть, - согласился Бураков.
- Так надо спутать им карты... Брюнета трогать пока нельзя. Кренделя тоже. Значит, этих... Ваню Ляпу и Перца убрать.
- Есть убрать!
Так родилось решение, и оно должно было изменить положение Мишиных дел.
В тот момент, когда Миша залез по колено в воду и громадным ключом захватил железную трубу, а Сысоев начал навинчивать на нее "рубашку", Ленька Перец в прекрасном настроении вышел на улицу. У разломанного ларька, на перекрестке, его поджидал Ваня Ляпа. Перекинувшись двумя-тремя фразами и закурив, они отравились в большой магазин. Отоваривание продовольственных карточек к этому времени было организовано прекрасно, и небольшие очереди бывали только в первый день очередной выдачи. Именно сегодня была объявлена выдача продуктов, и могло случиться так, что в магазине образуется очередь.
Как воры и предполагали, народу в магазине было больше, чем в обычные дни. Следом за ними вошел пожилой мужчина в очках, две женщины и молодой человек в коричневом пальто. Все они замешались в толпу у прилавка.
Ваня Ляпа встал около двери, а Ленька ушел в другой конец магазина. Между ними была молчаливая договоренность, и они, что называется, сработались Зевать нельзя, - такого благоприятного момента трудно дождаться. Ленька опытным глазом сразу нашел жертву - невысокого роста старую женщину. Он неплохо разбирался в поведении людей у прилавка. Он знал, что, когда дойдет до нее очередь, она заторопится, вытащит заранее приготовленные карточки и обязательно перепутает их. Разобравшись сунет ненужные в карман и с напряженным вниманием будет следить, какие талоны ей вырежут, а потом уставится на стрелку весов. В это время и действуют воры. Ленька знал, что в такой работе главную опасность представляют сзади стоящие, которые могут заметить и предупредить воровство. На этот раз, по определению вора, сзади жертвы стояла такая же "разиня". Оценив положение, Ленька оглянулся и подмигнул соучастнику. Когда подошла очередь жертвы, все случилось так, как он и предполагал. Перец дал сигнал, мотнув головой, и воры подошли к старухе с разных сторон. Ляпа заслонил от посторонних глаз Леньку и занялся разговором.
- Тетя, я только спросить...
- Становись в очередь.
- Да я не получаю... Я только спросить... Гражданка, что вы на мясные талоны даете?
Времени достаточно. Карточки мгновенно были вынуты. Не дождавшись ответа продавщицы, воры хотели уйти, но тут события повернулись иначе. Ляпа почувствовал, как чья-то сильная рука ухватила его за шиворот.
- Чего ты? Пу-усти-и! - плаксиво закричал Ляпа.
- Тихо, тихо. Не надо вырываться. Мы же с тобой старые знакомые, - сказал мужчина, снимая очки.
Ванька сразу узнал сотрудника уголовного розыска, который дважды его допрашивал по подозрению, но отпускал за отсутствием улик.
Леньку держал другой, молодой, и так крепко, что тот не мог выговорить ни слова, а когда воротник, душивший его, ослаб, разговаривать было незачем.
- Вот паразиты. Зимой из-за таких мерзавцев люди гибли, - сказал кто-то из очереди.
- Откуда они только берутся?
- Родители виноваты. Распускают.
- Держите крепче, а то убегут, - предупредила высокая женщина.
Карточки вернули владелице, а воров увели в кабинет директора магазина.
Молодой человек в коричневом пальто позвонил по телефону.
- Алло! Давайте машину. Двоих задержали. Он сообщил адрес и повесил трубку. Воры с тревогой переглянулись. Обычно если задерживали, то уводили в ближайшее отделение милиции. Вызов машины ничего хорошего не предвещал.
- Ну что, детишки, присмирели? - насмешливо сказал пожилой мужчина. Допрыгались. Тебя как величают? Ленька Перец? Давно мы к тебе присматриваемся.
- Ну да?
- А ты думал как? Собирался до старости спокойно и тихо воровством промышлять? Нет, шалишь! Все до поры до времени. Мы думали, что за ум возьмешься, бросишь грязное дело...
- Я только первый раз... Карточку потерял... - захныкал Ленька. - У меня, дяденька, дома мать больная...
- Неужели? Ну поплачь, поплачь. Может быть, и разжалобишь. Я ведь добрый... - все так же насмешливо говорил сотрудник уголовного розыска. - Ваня Ляпа помнит меня. Два раза клялся, что бросит воровать, учиться пойдет в ремесленное училище. Наверное, и сейчас пошел бы? А?.. Пойдешь?
- Пойду, - угрюмо сказал Ваня Ляпа,
- Как только со мной встретится, так сейчас же учиться хочет, а как отпустишь, так опять за свое...
Молодая женщина, заменявшая директора магазина, писала отчет и с любопытством поглядывала на пойманных.
- Дяденька, а вы нас выпустите? - плаксиво спросил Ленька.
- Обязательно выпустим.
- Скоро?
- А уж это суд решит.
- А как суд решит?
- Этого я не знаю. Решит, как полагается. Что заработали, то и получите.
- Сто шестьдесят вторая статья, - сказал Ляпа, - Два года.
- А в военное время, может, и прибавят.
- Дяденька, а как бы мамке сообщить, чтобы передачу принесла?
- Догадается, принесет.
- Можете по телефону позвонить, - неожиданно разрешил молодой.
- А можно?
- Раз говорят, - значит, можно, - подтвердил и пожилой.
Женщина молча передвинула телефон в сторону Леньки, на край стола.
- Кому позвонить? - спросил шепотом Ленька.
- Звони Чинарику, - сквозь зубы ответил Ляпа.
- А какой у нее телефон?
Ляпа назвал номер телефона магазина, где работала Тося.
- Позовите, пожалуйста, Тосю к телефону. Очень срочное дело, - сказал Ленька и стал ждать. - Тося? Это Ленька говорит. Взяли нас с Ляпой. Попались на месте. Крышка... Нечего толковать, теперь уж скоро вас не выпустят. Долго не увидимся. До свиданья.
Пожилой мужчина засмеялся.
- Давно бы так, - сказал он, когда Ленька повесил трубку. - Своим языком заговорил... А то плакать.
Ленька молчал. Было странно, что их сразу же не отвели в отделение милиций и разрешили позвонить по телефону.
Скоро пришла машина и увезла обоих...
* * *
Свое обещание "поднажать" бригада моряков выполнила раньше, чем сама ожидала. На четвертый день к двенадцати часам работу закончили, и аварийная станция снова была готова подавать воду городу.
До темноты еще оставалось много времени. Миша заторопился. Можно успеть съездить домой и повидать сестренку. Он передал свой талон на обед Сысоеву и пошел на судно. Николай Васильевич только что пришел с завода. Получив его разрешение, Миша наскоро переоделся, захватил узел с Люсиным "обмундированием" и пошел к трамваю.
Дома Миша не был почти неделю. Когда он повернул ключ и открыл пустую квартиру, первым, что бросилось ему в глаза на полу за дверью, был белый конверт. "Вероятно, чье-то письмо по ошибке опустили в почтовую щель, подумал он, но, когда прошел в комнату и взглянул на конверт, сердце его сжалось до боли. - Письмо от отца! Он жив! Папа нашелся!"
Миша бросил узел на кровать, сел к окну и торопливо разорвал конверт. Письмо было написано карандашом, неровными буквами.
"Здравствуйте, мои дорогие! Живы ли вы? Душа у меня кровью обливается, когда про вас думаю. Такие страшные вести про город родной приходят. Окружили Ленинград со всех сторон и хотят задушить... Писал вам несколько раз, но ответа не получал. Не сдавайтесь, Даша. Не сломить фашистам русского народа, никогда не поставить нас на колени! Про себя могу сказать, что я все время на фронте. Два раза имел ранение и сейчас только что выписался из госпиталя и отправляюсь на фронт. Будем драться. Если живой останусь, с победой вернусь...
Пишу и не знаю, живы ли вы. Мишутка, сынок, наверно, большой, не узнать... Пускай не балует, пускай матери помогает. Тяжелое испытание нам послала судьба. Зато потом легче станет. Моряком, скажи, будет непременно. В том ему мое слово.
Люсенька выросла, наверно, и забыла меня. Крепитесь, мои родные, как бы тяжело ни было. Пережить надо. Надеюсь на людей, что помогут вам. Сходи, Даша, на завод, в партийный комитет..."
Дальше следовали наказы, к кому обратиться за помощью, кому передать приветы. Отец не знал, что завод давно переехал на Урал. В конце письма стоял номер полевой почты.
Миша держал перед глазами листок бумаги и часто мигал. Крупные слезы катились у него по щекам.
"Папа жив!" - эта мысль согрела необыкновенным теплом его душу. Он почувствовал себя снова мальчишкой. Свалилась какая-то тяжесть, которую он таскал на своих плечах после смерти матери, и Миша готов был крикнуть изо всей силы, так, чтобы услышал отец: "Я жив, папа! Я не балую! Я работаю!.. Бей фашистов крепче и вернись поскорей!.. А мы здесь им дадим как следует..."
Миша долго сидел у окна. Потом принес бумагу, перо, чернильницу. Чернила высохли. Пришлось писать карандашом.
"Здравствуй, папа! Сообщаю тебе, что мы с Люсей живы и здоровы, а мама погибла от немецкой бомбы в прошлом году. Квартира наша в порядке, и ни одного снаряда не попало. Даже стекла целы. Люсю я устроил в детский сад, в который сам ходил, на Пушкарской улице, и там она живет неплохо. Немцы нам все равно ничего не сделают, потому что город обороняют все ленинградцы. Мы не сдадимся. А что они стреляют. так мы не боимся. Я работаю юнгой, а скоро буду механиком, когда кончу учиться. А баловать мне некогда, потому что все время при деле нахожусь. Сегодня мы починяли на "Волхове" водопроводные трубы, и нас похвалили за хорошую работу. Про нас ты не беспокойся, а бей фашистов и вернись домой живой и здоровый. Ты все думаешь, что я маленький, а я уже вырос и могу жить не хуже других. О Люсе я сам забочусь, а завод переехал на Большую землю, и здесь никого не осталось..."
Единственным желанием Миши было успокоить отца, ободрить. Хотелось написать много, но он вспомнил, что ему опять надо идти к ворам. На улице темнело. Закончив письмо, он запечатал его, написал адрес и сунул в карман. К Люсе идти было уже поздно. "Завтра схожу", - решил мальчик и вышел из дому.
* * *
Настроение в квартире Кренделя было подавленное. Тося еще днем успела сообщить, что Леньку Перца и Ваню Ляпу посадили в тюрьму. Конечно, они не выдадут своих соучастников, но было жалко потерять надежных друзей. Исчезновению Пашки не придавали большого значения. Он был новичком и не успел Прочно войти в шайку.
Миша, наполненный радостью и не понимая общего настроения, весело поздоровался со всеми.
- Ты чему обрадовался? - мрачно спросил его атаман.
- Так, ничего особенного.
- Что я, не вижу, что ли?
- Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, - сказал Миша.
- Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.
- Так я живу своим умом... У других не занимаю.
- Знаешь новость? - Какую?
- Ленька с Ваней попались.
- Как попались? - с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.
- Ну, попались... Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку,
Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал его утром Бураков? Миша Сразу перестроился на другой лад.
- Надо выручать, - озабоченно сказал он.
- Не так просто... А ты пойдешь, если надо будет?
- Понятно, пойду.
Крендель хлопнул Мишу по плечу.
- Этот свой в доску, Жора.
- Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, - задумчиво сказал Брюнет. Слушай. Мишка... Хорошо жить хочешь?
- А почему нет?
- Когда немцы придут, ты что собираешься делать?
- А там видно будет, - подумав с минуту, сказал Миша.
- Потом поздно... Надо сейчас определять. Хочешь с нами?
- Могу и с вами.
- Я тебе дело найду. Согласен?
- Что значит - согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не согласен, а если что-нибудь полегче - могу.
Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.
- Держи.
- На что он мне?
- Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся... Слышишь, Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.
- Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не опаздывайте.
- Не опоздает, - ответил за Мишу атаман. - Слушай дальше. Отдашь противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься. Понял?
Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: "не соглашаться и не отказываться". Как быть сейчас? Впрочем, никакого предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет завтра.
- Есть, - кивнул он головой в знак согласия.
Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.
Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними приветливым.
Разговор снова зашел об арестованных.
- Ерунда! - сказал атаман. - На Большую землю их не успеют увезти. Пока следствие идет, пока суд, пока что... Немцы придут и выпустят.
Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой, войной и слепо верили атаману. Он был начитаннее и образованнее их. Миша слушал, и внутри у него кипело. "Ух, подлая гадина!.. Продажная душа, - думал он. - Хочет выслужиться перед немцами, чтобы жить паразитом, гулять, воровать... Ему все равно, кто будет в Ленинграде". Миша вспомнил письмо отца. Стало жутко. "Там на фронте кровь льется, жизни не жалеют, а эти паразиты готовят нож в спину". От этой мысли захватило дыхание, и, чтобы не выдать себя, не наброситься на предателя, Миша встал.
- Я пойду.
- Рано еще. Посидите, Миша, - сказала Нюся.
- Нет. Мне надо по делу.
- Противогаз-то забыл!
Миша вернулся, взял противогаз и, не прощаясь, вышел.
Неожиданный его уход несколько озадачил воров, но они уже привыкли к странностям этого спокойного, неразговорчивого, но твердого парня и не придали его торопливому уходу особого значения.
- Живот у него схватило, - сказала Тося. - Стеснительный.
Все засмеялись.
19. ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ
На улице Миша вздохнул полной грудью и быстро зашагал на судно. Хотелось скорее сообщить о том, что он сейчас услышал. "Главный враг - Брюнет, Остальные у него в руках и делают все, что он прикажет. Теперь все ясно, думал Миша. - А все ли?"
Иван Васильевич советовал не делать поспешных выводов. А Горский?.. Да, спешить не надо. Куда, например, он бежит сломя голову? Бураков придет только утром. Правда, на судне кипит работа по подготовке машин к зиме Но сейчас уже поздно, и команда отдыхает. Может быть, придет учительница английского языка?
Работы на "Волхове" закончены, и теперь по вечерам начнутся занятия в кружке. Впрочем, Сысоев предупредил бы его. Нет, ему решительно некуда торопиться.
Миша остановился на углу. Внутри кипело и щемило, словно он не сделал у воров чего-то абсолютно обязательного. Чего-то ему не хватало.
Вдруг Миша вспомнил, что сегодня он собирался повидать Леночку Гаврилову. Но хлеб, приготовленный для нее, он оставил в кубрике. Наверно, она съела продукты и опять голодает...
Съездить на судно и обратно? Нет, не успеть. Придется отложить до завтра. Желание повидать девочку и услышать ее спокойный голос захватило Мишу с такой силой, что он остановился. "Зайду сейчас же... Извинюсь и спрошу, что ей принести", - решил он и быстро зашагал к мастерской.
С Леной он встретился на пороге проходной, когда открыл дверь. Она выходила с подругой и в первый момент, не узнав Мишу, прошла вперед.
- Лена, куда ты? - сказала подруга. - К тебе пришли.
Девочка оглянулась. В темноте не было видно, но Миша почувствовал, что она смутилась.
- Это Миша? Я тороплюсь домой. Если вам по пути, пойдемте вместе, предложила Лена.
Они молча пошли втроем Их обгоняли мастерицы, и каждая с любопытством заглядывала в лицо мальчика. Он чувствовал, что про него знают, и готов был провалиться сквозь землю от смущения. / Вспомнил, что мальчиков, друживших с девочками, в школе дразнили "женихами". Очень может быть, что и сейчас Мишу в мастерской прозвали так же. Он был уже не рад, что пришел.
У первого переулка подруга свернула и оставила их вдвоем.
- Зачем вы пришли? - спросила Лена.