Страница:
Мы решили остаться до оглашения приговора, а за это время осмотреть Адрианополь. Посетили мечети Селима и Myрада, а также турецкую медресе, прошлись по знаменитому базару Али-паши, совершили прогулку по реке Марине, на которой стоит город. К полудню вернулись и получили приглашение от кади. Около девяти часов турецкого времени, а по нашим часам в три пополудни, мы явились к судье.
Слушание было открытым и собрало множество народу. Каждый из нас должен был выступить, а арестованный сидел и слушал. Когда мы все отговорили свое, кади спросил обвиняемого:
– Ты слышал, что сказали эти люди. Это правда?
Тот не ответил. Кади подождал с минуту и продолжал:
– Тебе нечего возразить против показаний этих людей, значит, ты виновен во всем, в чем тебя обвиняют. Поскольку ты являешься членом банды, орудующей в Стамбуле, я должен передать тебя туда. Там же на тебя наложат штраф за похищение девушки; здесь же за попытку совершить преступление тебе нанесут сто ударов по пяткам. Немедленно! – Он кивнул хавасам, стоявшим по обе стороны от арестованного: – Принесите скамеечку и палки!
Они пошли за инструментарием.
Публика, собравшаяся на суд, явно предвкушала редкое удовольствие. Тут возникло некое оживление, не сразу бросившееся в глаза. Сзади к передним рядам медленно пробирался какой-то человек. Мой взгляд упал на него. Он был худым и длинным, одет в национальную одежду болгар, но мне показался не болгарином. Его длинные шея и нос как у птицы, тонкое лицо со свешивающимися усами и в то же время широкая грудь скорее выдавали в нем армянина, нежели уроженца Балкан.
Зачем он пробивался в первые ряды? Было ли ему просто любопытно или он преследовал какие-то особые цели? Я решил на всякий случай незаметно не спускать с него глаз.
Хавасы вернулись. Один нес специальные палки для битья, другой – специальную лавку с ремнями, чтобы привязывать руки и тело наказуемого. А в конце лавки находилось приспособление, фиксирующее ноги, чтобы ступни торчали вверх.
– Снимите с него накидку и обувь! – приказал кади.
Хавасы подошли к нему, намереваясь исполнить приказ, но тут он подал знак, что хочет говорить.
– Стойте! – крикнул он. – Я не позволю себя бить!
Брови судьи сошлись к переносице.
– Не позволишь? Кто может отменить наказание?
– Я сам!
– Собака, как ты разговариваешь со мной! Может, тебе всыпать две сотни палок вместо одной?
– Ни одного удара не будет! Ты многое наговорил здесь, но главное забыл. Или ты уже узнал где-то, кто я?
– В этом нет нужды. Ты убийца и вор. Этого достаточно!
– До настоящего момента я ничего не показывал. И бить меня ты не имеешь права.
– Почему?
– Потому что я не мусульманин, а христианин!
Говоря это, он заметил иностранца, пробирающегося вперед. Тот затаился, не делая ни одного движения, которое могло бы его выдать. Но его мина, поведение, взгляд – все было направлено на то, чтобы придать обвиняемому мужества, поддержать его. По кади было видно, что эти слова произвели на него впечатление.
– Ты гяур? – спросил он. – Может быть, франк?
– Нет, я армянин.
– Значит, подданный падишаха, которому Аллах подарил тысячу жизней? Тогда я тем более могу тебя наказать!
– Ты заблуждаешься, – возразил армянин, пытаясь придать и голосу, и осанке уверенности. – Я не подчиняюсь ни султану, ни патриарху. По рождению я действительно армянин, но считаюсь евангелическим христианином и приставлен переводчиком к английскому консульству. В настоящее время я являюсь британским подданным и предупреждаю об ответственности за скверное обращение с иностранцем!
Кади выглядел явно разочарованным. Он так хотел оказаться полезным столь высоко почитаемому в городе Гуляму – и тут на тебе! Такое выкинул этот армянин…
– Ты можешь это доказать?
– Да.
– Тогда докажи.
– Спроси английского консула в Стамбуле!
– Но ведь не я, а ты должен предъявлять доказательства!
– Не могу же я его привезти, раз я заключенный!
– Я пошлю гонца в Стамбул. Сто ударов превратятся в двести, если ты меня обманул!
– Я говорю правду. Но даже если не так, ты не можешь бить меня или выносить приговор. Ты кади, а я настаиваю на верховном суде – мевлевите.
– Я твой мевлевит!
– Это не так. Я требую суда билад и хамсе моллатары – мулл пяти городов. Да и такой суд, как здесь, не может состоять из одного лишь человека, должны быть муфтий, наиб, аяк наиб и баш киатиб!
Он назвал всех исполнительных лиц, вплоть до писца. Такой наглости кади уже не мог вынести.
– Эй ты! – заорал он. – Ты знаешь законы отлично и так же отлично умеешь их нарушать. Я позабочусь о том, чтобы твое наказание было утроено!
– Делай, что хочешь, но учти, что не все тебе удастся! Я протестую от имени консульства Великобритании против битья палками, которое ты мне назначил.
Кади многозначительно взглянул на нас через ряды и сказал:
– Закон обязывает меня прислушаться к твоим словам. Но не думай, что тебе удастся выкрутиться. Ты убийца и поплатишься за это. Отведите его обратно в тюрьму и не спускайте с него глаз!
Армянина увели, но он успел бросить многозначительный взгляд на чужестранца, перехватившего его, и этого, кроме меня, никто не заметил.
Как я мог обратить внимание кади на этого человека? Даже если они знали друг друга, у нас не было ровным счетом никаких оснований задерживать его. Но даже если бы это и произошло, они бы вряд ли выдали друг друга. Поэтому, не желая подставлять кади, я взял эту странную личность на себя.
Заседание окончилось, и слушатели разошлись. Кади пошел к Гуляму, чтобы принести свои извинения, а Оско, черногорец, обратился ко мне:
– Разве я не говорил, эфенди, что так оно и получится?
– Такого исхода я не ожидал, – ответил я. – Хоть я и не кади и не муфтий, но думаю, что судья не мог поступить иначе.
– Он что, должен запросить Стамбул, сказал ли этот человек правду или нет?
– Да.
– И сколько это продлится?
– Неизвестно сколько.
– А если он действительно окажется британским подданным?
– Он все равно получит свое наказание.
– Но ведь он им не является!
– В таком случае кади утяжелит наказание. Но я лично в это его утверждение совершенно не верю.
– А я думаю, это вполне реально. Иначе как он мог придумать такую ложь?
– Чтобы избежать палок и выиграть время. Нужно убедить кади назначить как можно более тяжелое наказание.
– Эфенди, ты сам не хочешь поговорить с кади?
– Лучше тебе это сделать – у меня совершенно нет времени. Мне предстоит одна срочная поездка, о которой я вам скоро расскажу. Мы увидимся у Гуляма.
Чужеземец, которого я посчитал армянином, должен был в это время покидать здание суда. Мне нужно было проследить за ним. Он шел медленно, задумчиво, и я двигался за ним минут десять. Тут он неожиданно обернулся и увидел меня. На суде, когда я выступал, он меня наверняка приметил и теперь, несомненно, узнал. Он пошел дальше и свернул в узкий проулок. Я решил ни за что не упускать его из виду. Он уже наполовину прошел улочку, как обернулся снова. Естественно, он опять увидел меня. Так продолжалось довольно долго – он шел и оборачивался, а я неотступно следовал за ним. В пылу преследования мне уже было безразлично, что он думает по поводу моего поведения. Обстоятельство, что он меня боится, подогревало меня во мнении, что совесть его нечиста. Вот он завернул в проулок. Когда я спустя полминуты пришел на его угол, он неожиданно вышел, гневно на меня взглянул и спросил:
– Зачем ты идешь за мной?
Я осмотрел его с головы до ног и спросил:
– А что, если наши пути совпадают?
– Но это моя дорога!
– Иди же по ней, но мой путь прямой и честный!
– Ты хочешь этим сказать, что мой – нет?
– Я твой путь не знаю и знать не хочу.
– Так давай иди своей дорогой!
– Мне все равно, где идти.
Я пошагал дальше, не оглядываясь, но слух мой был уже достаточно натренирован, чтобы не обмануться. Я слышал его шаги позади себя, потом они удалились. Они звучали тихо, но человек шел!
Как только я перестал их различать, я развернулся и побежал назад. И правильно сделал. Он забежал в другой проулок. Я последовал за ним так, чтобы он не мог меня видеть, и подошел в нужное время на следующий угол, чтобы разглядеть, куда он повернул.
Я немного постоял и приметил, что он пошел к чарши Али-паши.
Чарши означает «базар» и происходит от славянского слова «чаршить», то есть «околдовывать». Наверное, имеется в виду то воздействие, какое оказывают товары на покупателя.
Человек, конечно, подумал, что на подступах к базару я потеряю его след, даже если и иду за ним. Меня это вполне устраивало – здесь можно было подойти к нему ближе, оставаясь незамеченным.
Так оно и вышло. Я держался прямо за ним, хотя он раз десять менял направление. Наконец, находясь уже на вещевом рынке, он двинулся в сторону караван-сарая и зашел в ворота. Здесь ускользнуть он не мог – у этого помещения имелся только один вход. Неясно было лишь, жил ли он там или имел там дело. Мне показалось, что вернее будет второй вариант. Он стоял за воротами и внимательно осматривал площадь, вероятно, искал меня.
Тут ко мне пришла идея. Я подошел к одному из торговцев.
– Салам алейкум!
– Алейкум! – приветливо ответил тот.
– У тебя есть голубой тюрбан?
– Да, эфенди.
– А накидка?
– Сколько твоей душе угодно!
– Я очень спешу. Я хочу на время взять у тебя и то и другое, но не покупать. Давай мне быстрее и накидку и тюрбан. Вот мои часы, вот оружие, к этому прибавлю куртку и 500 пиастров. Этого тебе будет достаточно, чтобы поверить в то, что я вернусь.
Он глянул на меня с удивлением. Такого в его практике еще не случалось.
– Эфенди, зачем тебе это нужно? – спросил он.
Для быстроты я объяснил ему так:
– Я преследую человека, который меня знает, но не должен узнать. Скорее, иначе он уйдет!
– Аллах-иль-Аллах, так ты из тайной полиции?
– Не спрашивай, а делай! – приказал я ему. – Сам великий государь просит у тебя помощи в поимке опасного преступника!
Теперь он точно поверил, что я переодетый хавас. Я снял куртку, нацепил накидку и обмотал платок вокруг головы. Потом передал ему в залог свои вещи и только тогда показался в дверях.
Армянина я тем временем не выпускал из поля зрения. Он все еще стоял за воротами. Торговец проследил за моим взглядом. Он заметил, на кого я смотрю, и сказал:
– Эфенди имеет в виду того человека, что стоит в воротах?
– Да.
– Он только что проходил мимо.
– Да.
– И приветствовал меня.
– Я этого не заметил. Ты что, его знаешь?
– Да, он покупал у меня одежду. Думаешь, он преступник?
– Я это узнаю.
– Ты на службе у падишаха, и я отвечу тебе честно. Спрашивай, что ты хочешь знать!
– Одежда, которую он покупал, была новая?
– Нет.
– И он не портной?
– О нет! Я потерпел убытки. Одежда была очень дешевой, но большую часть ее мне снова вернули… Что-то произошло, на них вроде бы напали…
– Их не наказали?
– Он здесь чужой, его не нашли. А потом, когда он снова вернулся и его схватили, ему удалось избежать штрафа.
– Кто он?
– Он одевается как болгарин, но он армянин и зовут его Манах эль-Барша.
– Ты знаешь, где он живет?
– Он постоялец хараджа – обители немусульман в Ускубе. Там много армян.
– А здесь где он остановился?
– Когда он бывает в Эдирне, то живет то здесь, то там. Но чаще всего в гостинице болгарина Доксати.
– Как его найти?
– Этот дом недалеко от резиденции греческого митрополита.
Мне это ровным счетом ничего не сказало, но виду подавать было нельзя. Тем временем армянин двинулся дальше, а я – за ним, коротко попрощавшись с торговцем.
Какое счастье, что мне удалось найти кого-то, кто знал этого Манаха эль-Баршу! Кто знает, сколько мне пришлось бы тыкаться вслепую, пока я не вышел бы на него! Армянин еще раз обернулся, но не признал во мне человека, который его преследует и разговаривал с ним. Наконец он вошел в дом, похожий на гостиницу.
Рядом расположился с товаром продавец каштанов. Я купил у него пригоршню и поинтересовался:
– Знаешь, кто живет в большом доме, в этом, слева?
– Греческий митрополит, эфенди.
– А кто напротив?
– Это болгарский постоялый двор. Хозяина зовут Доксати. Хочешь остановиться у него? У него дешево и удобно.
– Нет, я ищу хозяина гостиницы по имени Марате.
– Такого я не знаю.
Чтобы не заходить слишком далеко в своем дознании, я назвал первое пришедшее на ум имя. Для начала достаточно. Теперь надо было продумать план действий. Необходимо было принять меры, чтобы арестованный не сбежал. Узнать, в каких связях он находится с этим Манахом, было нелегко, но попытаться стоило.
Я запомнил как следует расположение этого дома, чтобы при необходимости найти даже вечером, и вернулся к Гуляму.
Меня уже долго ждали. Исход судебного разбирательства никому не понравился, и тем более непонятно поэтому было мое такое спешное исчезновение.
– Сиди, – обратился ко мне хаджи Халеф Омар, – я опять очень переживал за тебя!
– Переживал? Отчего же?
– Отчего? И ты еще спрашиваешь? – спросил он с обидой. – Разве ты забыл, что я твой лучший друг и защитник?
– Нет, не забыл, Халеф.
– Но как друг ты мне должен сообщать, куда уходишь, а как подопечный – брать меня с собой.
– Мне не было нужды делать это.
– Не было нужды во мне? – озадаченно вопрошал он, энергично накручивая на палец все тринадцать волосинок своей бородки. – Тебе была нужда во мне в Сахаре, в Египте, на Тигре, у поклонников дьявола, в Курдистане, среди развалин, название которых я никак не могу запомнить, в Стамбуле… А здесь я тебе не нужен! Знаешь ли ты, что здесь так же опасно, как и в Сахаре, и в той Ступенчатой долине, где мы поймали столько врагов?
– Почему же, Халеф?
– Потому что здесь врагов не сразу увидишь глазом. Или я не понял, что ты отправился за новым врагом?
– Как же ты пришел к этой мысли?
– Я проследил за твоим взглядом и увидел то, что увидел ты.
– И что же увидели твои глаза?
– Они заметили в суде одного болгарина, который на самом деле вовсе не болгарин. Как только он ушел, тебя как ветром сдуло.
– Правильно, Халеф, ты все верно увидел, – сказал я.
– О сиди, – произнес он с гордостью, – помнишь, когда мы скакали через Вади-Тарфои, ты выслеживал убийцу?
– Помню.
– Я еще тогда посмеялся над тобой, что ты читаешь на песке. Я был тогда тем, кого турки называют амак (глупец), но считал себя очень умным.
– С тех пор ты научился у меня, так?
Он был смущен. Трудно было напрямую признать, что защитник научился мудрости у защищаемого; но и отрицать этого нельзя было. Поэтому он ответил так:
– Мы оба учились друг у друга, сиди. Что ты знал, ты преподавал мне, что я знал – то ты перенимал у меня, так мы оба стали мудрее, такими мудрыми, что и Аллах, и Пророк полюбили нас. Если бы ты был не христианином, а правоверным, эта любовь была бы в тысячу раз сильнее!
– Все, что ты говоришь, нуждается в проверке. Вот мы сегодня и посмотрим, так ли ты умен, как думаешь!
Его глаза гневно засверкали.
– Сиди, – сказал он, – ты собираешься экзаменовать меня? Меня, который верно служит тебе с самого начала? Я защищал тебя от всяческих опасностей души и тела. Я твой друг и твой поклонник, ибо я люблю тебя так сильно, что и не знаю, кому больше принадлежит мое сердце – тебе или моей Ханне, цветку среди женщин. Я голодал с тобой и прозябал в пустыне, потел и мерз. Боролся с тобой и за тебя, ни один враг не видел моей спины, потому как я посчитал бы за стыд покинуть тебя на поле боя. И сейчас ты собираешься проверять, умен ли я! За все мое к тебе отношение – вот это?! Сиди, пинок ногой меньше задел бы меня, чем эти слова…
Храбрый парень сказал все это искренне. В глазах его я заметил слезы. Я не хотел, конечно же, его обидеть, поэтому, положив руку ему на плечо, сказал:
– Я ничего такого не имел в виду, мой Халеф. Я только хотел сообщить, что сейчас появилась возможность проявить свой ум.
Такой оборот дела его вполне устроил.
– Расскажи мне об этой возможности, сиди, и ты увидишь – я не обману твоих ожиданий!
– Речь идет о человеке, за которым я наблюдал во время слушания. Мне кажется, что это…
– Знакомый арестованного! – выпалил Халеф, желая доказать, что он не только не ошибся в выводе, но и додумал мою мысль.
– Вот именно.
– Наверняка он замыслил помочь ему.
– В этом я не сомневаюсь. Этого Баруда эль-Амасата может спасти только бегство. Чужак бросал на него ободряющие взгляды, и наверняка не без умысла.
– Ты пошел за ним, чтобы узнать, где он живет?
– Да. И уже знаю место, где он остановился, и имя.
– Кто же он?
– Манах эль-Барша, предприниматель из Ускуба, живет у болгарина Доксати.
– Аллах! Я подозреваю, где может пригодиться мой ум!
– Ну и где же?
– Я должен выслеживать этого Манаха!
– Совершенно верно!
– Но это можно сделать, только живя у Доксати.
– Ты поедешь туда, когда стемнеет. Я пойду с тобой и покажу дом.
Тут вмешался Оско:
– Я тоже буду следить, сиди!
– За кем?
– За зинданом, где находится арестованный.
– Ты думаешь, это целесообразно?
– Мне все равно, нужно это или нет. Он продал мою дочь в рабыни и доставил мне много горя. Он ушел от мести. Теперь я буду следить за тем, чтобы он не ушел и от меня. Я покину вас и сообщу, если случится что-то важное.
Сказав это, он сразу скрылся, как бы не давая нам возможности что-либо возразить ему.
Халеф собрал свой нехитрый скарб и сел на лошадь. Он должен был всем своим видом показывать, что только-только прибыл в Адрианополь. Я проводил его пешком до постоялого двора и подождал, пока он войдет в ворота. Потом отправился на базар, чтобы сдать одежду и получить обратно вещи. Домой к Гуляму я вернулся уже вечером. Он предложил сходить в баню – с кофе, игрой теней и прекрасным желе. Мы согласились.
О турецких банях так много написано, что повторяться просто не имеет смысла. Театр теней, который мы посмотрели после бани, был превосходен; желе, может, и правда было отличным, но этот десерт не в моем вкусе.
После бани мы решили немного пройтись. Вышли из города с запада и двинулись по берегу Арды, впадающей в этом месте в Марицу.
Было уже очень поздно, когда мы повернули назад. В полночь на пути к городу нам повстречались трое всадников. Двое ехали на белых лошадях, у третьего была темная. Они проехали мимо, не обратив на нас внимания. Причем один сделал другому замечание. Я услышал его и от удивления остановился.
– Кто это? Ты их знаешь? – спросил Исла.
– Нет, но этот голос мне знаком.
– Может, ты ошибаешься, сиди? Голоса так похожи!
– Это так, и поэтому я не волнуюсь. Мне показалось, что это голос Баруда эль-Амасата.
– Значит, он убежал!
– В том-то и дело. Это не так уж невозможно!
– Но тогда бы он поехал по широкой дороге в Филибе, а не по этой, ненадежной и уединенной…
– Как раз этот путь для беглеца лучше, чем оживленная дорога до Фелибе. Это точно был его голос!
Я был почти убежден, что не ошибся. Ускорил шаги, и остальные вынуждены были поспевать за мной. Когда мы, наконец, пришли домой, нас уже ждали. Оско стоял возле дверей.
– Наконец-то! – закричал он. – Еле вас дождался. Мне кажется, что-то произошло!
– Что? – спросил я с напряжением.
– Я лежал у ворот тюрьмы. Стемнело. Тут кто-то пришел, и ему тут же отперли. Он вошел и через некоторое время вышел вместе с двумя другими из дома.
– Ты кого-то узнал?
– Нет, но когда они шли, один сказал: «Это удалось быстрее, чем я предполагал!» Я с предосторожностями двинулся за ними, но на одном перекрестке потерял их.
– И потом?
– Потом я пошел сюда, чтобы рассказать все вам. Вас я не застал и прождал столько времени напрасно.
– Хорошо! Будем решать. Гулям поедет с нами. Остальные – по желанию.
Мы помчались на улицу, где стоял дом Доксати. Дверь была уже открыта, и мы вошли. Оказавшись в небольшой прихожей с окнами на двор (на улицу окна не выходили), я велел какому-то слуге позвать хозяина. Доксати был толстым старичком с морщинистым лицом, очень напоминающим грека. Он оказал мне знаки внимания и спросил, что мне нужно.
– Сегодня вечером сюда въезжал новый постоялец?
– Многие въезжали, господин.
– Я имею в виду человечка на лошади.
– Он здесь. У него бородка – тонкая, как хвост у престарелой жены.
– Ты как-то непочтительно о нем говоришь, но это именно тот, кто мне нужен. Где он?
– В своей комнате.
– Веди меня к нему!
– Пошли, господин!
Он спустился во двор и поднялся по лестнице в коридор. Там мы увидели множество дверей. Он открыл одну. Здесь горела лампа, в помещении лежал старый коврик – больше ничего.
– Он живет здесь? – спросил я.
– Да.
– Но его нет!
– Аллаху ведомо, где он.
– А где он держит лошадь?
– В стойле на другом дворе.
– Он был сегодня вечером с другими посетителями?
– Да, но он долго стоял у ворот.
– Кроме него, я ищу еще одного человека по имени Манах эль-Барша. Знаешь его?
– Как мне его не знать? Он сегодня здесь жил!
– Жил? А сейчас разве не живет?
– Нет, он уехал.
– Один?
– С двумя друзьями.
– Верхом?
– На каких лошадях?
– Две белых и одна гнедой масти.
– Куда они направились?
– Они собирались в Филибе, а потом в Софию.
– Ты знаешь обоих друзей?
– Нет. Он вышел, и они поехали уже втроем.
– Он привел с собой трех лошадей?
– Нет, только гнедую. Белых купил сегодня, ближе к вечеру.
Теперь я знал точно – мой слух меня не обманул. Баруд эль-Амасат бежал с помощью этого Манаха эль-Барши. Но кто был третий? Может быть, охранник из тюрьмы, который, выпустив заключенных, должен был уйти с ними сам?
Я продолжил расспросы.
– Человека, о котором я тебя расспрашивал, не преследовали?
– Нет.
– Ты точно это знаешь?
– Очень точно – я стоял у ворот, когда они уезжали.
– Отведи нас к его лошади!
Он повел нас через передний двор и сводчатый проход в низкое помещение. Там было темно. Я почувствовал запах стойла, услышал тихое ржанье.
– Свет здесь обычно не жгут, – сказал он.
– Был пожар?
– Да.
– Лошади этого Манаха тоже стояли здесь?
– Да, меня не было, когда он их забрал.
– Давайте зажжем свет.
Я зажег спичку и запалил лампу на стене. Я сразу узнал лошадь Халефа, а рядом на земле лежала бесформенная куча, обернутая в кафтан и затянутая веревками. Я разрезал их и развернул кафтан. Там был мой бедный хаджи Халеф Омар собственной персоной! Он вскочил, поднял кулаки и запричитал:
– Аллах-иль-Аллах! Сиди, где эти собаки, которые напали на меня, эти сукины дети и племянники их детей, они завернули меня в эту одежду и связали!
– Это тебе лучше знать! – ответил я.
– Мне? Что мне знать? Как мне знать, каким образом они меня связали наподобие священного Корана, что висит в Дамаске на цепях?
– Как ты дал себя связать?
Он глянул на меня с недоумением.
– Ты спрашиваешь меня? Ты, который послал меня сюда, чтобы я…
– Чтобы ты показал свой ум, – прервал я его. – И эти смотрины явно не в твою пользу…
– Сиди, не обижай меня! Если бы ты был при этом, ты бы меня простил!
– Это возможно, но не обязательно. Ты знаешь, что Манах эль-Барша бежал?
– Да. Пусть шайтан сожрет его!
– И Баруд эль-Амасат с ним.
– Джехенна поглотит их!
– И ты виновен в этом!
– Нет, я ничего не знал, это неправда!
– Тогда рассказывай!
– Вот это я и собираюсь делать. Когда я пришел к этому Доксати, который стоит здесь и смотрит на нас с таким видом, как будто он сам шайтан и есть, я узнал, что у Манаха имеются три лошади, потому что в сумерках он купил двух белых. Я наблюдал за ним и заметил, что он уехал из дома.
– Ты предполагал, что он задумал?
– Да, сиди!
– Почему же ты не последовал за ним?
– Я подумал, что он пойдет к тюрьме. Но там на посту стоял Оско.
– Мда, это не лишено смысла…
– Вот видишь, я прав, сиди!
По голосу хаджи было заметно, что он чувствует себя увереннее. Он продолжал:
– Я предполагал, что он собирается освобождать арестованного, но знал и то, что ему понадобятся лошади. В любом случае, ему пришлось бы возвращаться к стойлу, и я решил спрятаться здесь, чтобы напасть неожиданно.
– Прятаться тебе было совершенно не обязательно. Достаточно было позвать хавасов.
– О сиди, достаточное еще не самое хорошее, а хорошим я считал поймать подлецов лично.
– Вот за это нам теперь приходится расплачиваться!
– Аллах да отдаст их снова в наши руки! Итак, я ждал. Их было трое. Они спросили меня, что мне здесь нужно. Но Баруд эль-Амасат, едва на меня взглянув, сразу узнал, ведь я выступал одним из свидетелей. Он бросился на меня с криком. Я оборонялся, как мог, изорвал ему одежду. Меня здорово побили.
– Почему ты не применил оружие?
– Сиди, против меня было шесть рук. Если бы Аллах дал мне десять рук, я бы часть использовал, чтобы взять пистолеты. Меня повалили, обернули в кафтан и связали. Вот так я и лежал до твоего прихода.
– Ну и дела, хаджи Халеф Омар! Ну и дела!
– Сиди, я тоже могу сказать: «Вай-вай!» Но ведь это нам не поможет. Они уехали. Если бы мы были в пустыне, их следы легко можно было бы найти, но здесь, в большом Эдирне…
Слушание было открытым и собрало множество народу. Каждый из нас должен был выступить, а арестованный сидел и слушал. Когда мы все отговорили свое, кади спросил обвиняемого:
– Ты слышал, что сказали эти люди. Это правда?
Тот не ответил. Кади подождал с минуту и продолжал:
– Тебе нечего возразить против показаний этих людей, значит, ты виновен во всем, в чем тебя обвиняют. Поскольку ты являешься членом банды, орудующей в Стамбуле, я должен передать тебя туда. Там же на тебя наложат штраф за похищение девушки; здесь же за попытку совершить преступление тебе нанесут сто ударов по пяткам. Немедленно! – Он кивнул хавасам, стоявшим по обе стороны от арестованного: – Принесите скамеечку и палки!
Они пошли за инструментарием.
Публика, собравшаяся на суд, явно предвкушала редкое удовольствие. Тут возникло некое оживление, не сразу бросившееся в глаза. Сзади к передним рядам медленно пробирался какой-то человек. Мой взгляд упал на него. Он был худым и длинным, одет в национальную одежду болгар, но мне показался не болгарином. Его длинные шея и нос как у птицы, тонкое лицо со свешивающимися усами и в то же время широкая грудь скорее выдавали в нем армянина, нежели уроженца Балкан.
Зачем он пробивался в первые ряды? Было ли ему просто любопытно или он преследовал какие-то особые цели? Я решил на всякий случай незаметно не спускать с него глаз.
Хавасы вернулись. Один нес специальные палки для битья, другой – специальную лавку с ремнями, чтобы привязывать руки и тело наказуемого. А в конце лавки находилось приспособление, фиксирующее ноги, чтобы ступни торчали вверх.
– Снимите с него накидку и обувь! – приказал кади.
Хавасы подошли к нему, намереваясь исполнить приказ, но тут он подал знак, что хочет говорить.
– Стойте! – крикнул он. – Я не позволю себя бить!
Брови судьи сошлись к переносице.
– Не позволишь? Кто может отменить наказание?
– Я сам!
– Собака, как ты разговариваешь со мной! Может, тебе всыпать две сотни палок вместо одной?
– Ни одного удара не будет! Ты многое наговорил здесь, но главное забыл. Или ты уже узнал где-то, кто я?
– В этом нет нужды. Ты убийца и вор. Этого достаточно!
– До настоящего момента я ничего не показывал. И бить меня ты не имеешь права.
– Почему?
– Потому что я не мусульманин, а христианин!
Говоря это, он заметил иностранца, пробирающегося вперед. Тот затаился, не делая ни одного движения, которое могло бы его выдать. Но его мина, поведение, взгляд – все было направлено на то, чтобы придать обвиняемому мужества, поддержать его. По кади было видно, что эти слова произвели на него впечатление.
– Ты гяур? – спросил он. – Может быть, франк?
– Нет, я армянин.
– Значит, подданный падишаха, которому Аллах подарил тысячу жизней? Тогда я тем более могу тебя наказать!
– Ты заблуждаешься, – возразил армянин, пытаясь придать и голосу, и осанке уверенности. – Я не подчиняюсь ни султану, ни патриарху. По рождению я действительно армянин, но считаюсь евангелическим христианином и приставлен переводчиком к английскому консульству. В настоящее время я являюсь британским подданным и предупреждаю об ответственности за скверное обращение с иностранцем!
Кади выглядел явно разочарованным. Он так хотел оказаться полезным столь высоко почитаемому в городе Гуляму – и тут на тебе! Такое выкинул этот армянин…
– Ты можешь это доказать?
– Да.
– Тогда докажи.
– Спроси английского консула в Стамбуле!
– Но ведь не я, а ты должен предъявлять доказательства!
– Не могу же я его привезти, раз я заключенный!
– Я пошлю гонца в Стамбул. Сто ударов превратятся в двести, если ты меня обманул!
– Я говорю правду. Но даже если не так, ты не можешь бить меня или выносить приговор. Ты кади, а я настаиваю на верховном суде – мевлевите.
– Я твой мевлевит!
– Это не так. Я требую суда билад и хамсе моллатары – мулл пяти городов. Да и такой суд, как здесь, не может состоять из одного лишь человека, должны быть муфтий, наиб, аяк наиб и баш киатиб!
Он назвал всех исполнительных лиц, вплоть до писца. Такой наглости кади уже не мог вынести.
– Эй ты! – заорал он. – Ты знаешь законы отлично и так же отлично умеешь их нарушать. Я позабочусь о том, чтобы твое наказание было утроено!
– Делай, что хочешь, но учти, что не все тебе удастся! Я протестую от имени консульства Великобритании против битья палками, которое ты мне назначил.
Кади многозначительно взглянул на нас через ряды и сказал:
– Закон обязывает меня прислушаться к твоим словам. Но не думай, что тебе удастся выкрутиться. Ты убийца и поплатишься за это. Отведите его обратно в тюрьму и не спускайте с него глаз!
Армянина увели, но он успел бросить многозначительный взгляд на чужестранца, перехватившего его, и этого, кроме меня, никто не заметил.
Как я мог обратить внимание кади на этого человека? Даже если они знали друг друга, у нас не было ровным счетом никаких оснований задерживать его. Но даже если бы это и произошло, они бы вряд ли выдали друг друга. Поэтому, не желая подставлять кади, я взял эту странную личность на себя.
Заседание окончилось, и слушатели разошлись. Кади пошел к Гуляму, чтобы принести свои извинения, а Оско, черногорец, обратился ко мне:
– Разве я не говорил, эфенди, что так оно и получится?
– Такого исхода я не ожидал, – ответил я. – Хоть я и не кади и не муфтий, но думаю, что судья не мог поступить иначе.
– Он что, должен запросить Стамбул, сказал ли этот человек правду или нет?
– Да.
– И сколько это продлится?
– Неизвестно сколько.
– А если он действительно окажется британским подданным?
– Он все равно получит свое наказание.
– Но ведь он им не является!
– В таком случае кади утяжелит наказание. Но я лично в это его утверждение совершенно не верю.
– А я думаю, это вполне реально. Иначе как он мог придумать такую ложь?
– Чтобы избежать палок и выиграть время. Нужно убедить кади назначить как можно более тяжелое наказание.
– Эфенди, ты сам не хочешь поговорить с кади?
– Лучше тебе это сделать – у меня совершенно нет времени. Мне предстоит одна срочная поездка, о которой я вам скоро расскажу. Мы увидимся у Гуляма.
Чужеземец, которого я посчитал армянином, должен был в это время покидать здание суда. Мне нужно было проследить за ним. Он шел медленно, задумчиво, и я двигался за ним минут десять. Тут он неожиданно обернулся и увидел меня. На суде, когда я выступал, он меня наверняка приметил и теперь, несомненно, узнал. Он пошел дальше и свернул в узкий проулок. Я решил ни за что не упускать его из виду. Он уже наполовину прошел улочку, как обернулся снова. Естественно, он опять увидел меня. Так продолжалось довольно долго – он шел и оборачивался, а я неотступно следовал за ним. В пылу преследования мне уже было безразлично, что он думает по поводу моего поведения. Обстоятельство, что он меня боится, подогревало меня во мнении, что совесть его нечиста. Вот он завернул в проулок. Когда я спустя полминуты пришел на его угол, он неожиданно вышел, гневно на меня взглянул и спросил:
– Зачем ты идешь за мной?
Я осмотрел его с головы до ног и спросил:
– А что, если наши пути совпадают?
– Но это моя дорога!
– Иди же по ней, но мой путь прямой и честный!
– Ты хочешь этим сказать, что мой – нет?
– Я твой путь не знаю и знать не хочу.
– Так давай иди своей дорогой!
– Мне все равно, где идти.
Я пошагал дальше, не оглядываясь, но слух мой был уже достаточно натренирован, чтобы не обмануться. Я слышал его шаги позади себя, потом они удалились. Они звучали тихо, но человек шел!
Как только я перестал их различать, я развернулся и побежал назад. И правильно сделал. Он забежал в другой проулок. Я последовал за ним так, чтобы он не мог меня видеть, и подошел в нужное время на следующий угол, чтобы разглядеть, куда он повернул.
Я немного постоял и приметил, что он пошел к чарши Али-паши.
Чарши означает «базар» и происходит от славянского слова «чаршить», то есть «околдовывать». Наверное, имеется в виду то воздействие, какое оказывают товары на покупателя.
Человек, конечно, подумал, что на подступах к базару я потеряю его след, даже если и иду за ним. Меня это вполне устраивало – здесь можно было подойти к нему ближе, оставаясь незамеченным.
Так оно и вышло. Я держался прямо за ним, хотя он раз десять менял направление. Наконец, находясь уже на вещевом рынке, он двинулся в сторону караван-сарая и зашел в ворота. Здесь ускользнуть он не мог – у этого помещения имелся только один вход. Неясно было лишь, жил ли он там или имел там дело. Мне показалось, что вернее будет второй вариант. Он стоял за воротами и внимательно осматривал площадь, вероятно, искал меня.
Тут ко мне пришла идея. Я подошел к одному из торговцев.
– Салам алейкум!
– Алейкум! – приветливо ответил тот.
– У тебя есть голубой тюрбан?
– Да, эфенди.
– А накидка?
– Сколько твоей душе угодно!
– Я очень спешу. Я хочу на время взять у тебя и то и другое, но не покупать. Давай мне быстрее и накидку и тюрбан. Вот мои часы, вот оружие, к этому прибавлю куртку и 500 пиастров. Этого тебе будет достаточно, чтобы поверить в то, что я вернусь.
Он глянул на меня с удивлением. Такого в его практике еще не случалось.
– Эфенди, зачем тебе это нужно? – спросил он.
Для быстроты я объяснил ему так:
– Я преследую человека, который меня знает, но не должен узнать. Скорее, иначе он уйдет!
– Аллах-иль-Аллах, так ты из тайной полиции?
– Не спрашивай, а делай! – приказал я ему. – Сам великий государь просит у тебя помощи в поимке опасного преступника!
Теперь он точно поверил, что я переодетый хавас. Я снял куртку, нацепил накидку и обмотал платок вокруг головы. Потом передал ему в залог свои вещи и только тогда показался в дверях.
Армянина я тем временем не выпускал из поля зрения. Он все еще стоял за воротами. Торговец проследил за моим взглядом. Он заметил, на кого я смотрю, и сказал:
– Эфенди имеет в виду того человека, что стоит в воротах?
– Да.
– Он только что проходил мимо.
– Да.
– И приветствовал меня.
– Я этого не заметил. Ты что, его знаешь?
– Да, он покупал у меня одежду. Думаешь, он преступник?
– Я это узнаю.
– Ты на службе у падишаха, и я отвечу тебе честно. Спрашивай, что ты хочешь знать!
– Одежда, которую он покупал, была новая?
– Нет.
– И он не портной?
– О нет! Я потерпел убытки. Одежда была очень дешевой, но большую часть ее мне снова вернули… Что-то произошло, на них вроде бы напали…
– Их не наказали?
– Он здесь чужой, его не нашли. А потом, когда он снова вернулся и его схватили, ему удалось избежать штрафа.
– Кто он?
– Он одевается как болгарин, но он армянин и зовут его Манах эль-Барша.
– Ты знаешь, где он живет?
– Он постоялец хараджа – обители немусульман в Ускубе. Там много армян.
– А здесь где он остановился?
– Когда он бывает в Эдирне, то живет то здесь, то там. Но чаще всего в гостинице болгарина Доксати.
– Как его найти?
– Этот дом недалеко от резиденции греческого митрополита.
Мне это ровным счетом ничего не сказало, но виду подавать было нельзя. Тем временем армянин двинулся дальше, а я – за ним, коротко попрощавшись с торговцем.
Какое счастье, что мне удалось найти кого-то, кто знал этого Манаха эль-Баршу! Кто знает, сколько мне пришлось бы тыкаться вслепую, пока я не вышел бы на него! Армянин еще раз обернулся, но не признал во мне человека, который его преследует и разговаривал с ним. Наконец он вошел в дом, похожий на гостиницу.
Рядом расположился с товаром продавец каштанов. Я купил у него пригоршню и поинтересовался:
– Знаешь, кто живет в большом доме, в этом, слева?
– Греческий митрополит, эфенди.
– А кто напротив?
– Это болгарский постоялый двор. Хозяина зовут Доксати. Хочешь остановиться у него? У него дешево и удобно.
– Нет, я ищу хозяина гостиницы по имени Марате.
– Такого я не знаю.
Чтобы не заходить слишком далеко в своем дознании, я назвал первое пришедшее на ум имя. Для начала достаточно. Теперь надо было продумать план действий. Необходимо было принять меры, чтобы арестованный не сбежал. Узнать, в каких связях он находится с этим Манахом, было нелегко, но попытаться стоило.
Я запомнил как следует расположение этого дома, чтобы при необходимости найти даже вечером, и вернулся к Гуляму.
Меня уже долго ждали. Исход судебного разбирательства никому не понравился, и тем более непонятно поэтому было мое такое спешное исчезновение.
– Сиди, – обратился ко мне хаджи Халеф Омар, – я опять очень переживал за тебя!
– Переживал? Отчего же?
– Отчего? И ты еще спрашиваешь? – спросил он с обидой. – Разве ты забыл, что я твой лучший друг и защитник?
– Нет, не забыл, Халеф.
– Но как друг ты мне должен сообщать, куда уходишь, а как подопечный – брать меня с собой.
– Мне не было нужды делать это.
– Не было нужды во мне? – озадаченно вопрошал он, энергично накручивая на палец все тринадцать волосинок своей бородки. – Тебе была нужда во мне в Сахаре, в Египте, на Тигре, у поклонников дьявола, в Курдистане, среди развалин, название которых я никак не могу запомнить, в Стамбуле… А здесь я тебе не нужен! Знаешь ли ты, что здесь так же опасно, как и в Сахаре, и в той Ступенчатой долине, где мы поймали столько врагов?
– Почему же, Халеф?
– Потому что здесь врагов не сразу увидишь глазом. Или я не понял, что ты отправился за новым врагом?
– Как же ты пришел к этой мысли?
– Я проследил за твоим взглядом и увидел то, что увидел ты.
– И что же увидели твои глаза?
– Они заметили в суде одного болгарина, который на самом деле вовсе не болгарин. Как только он ушел, тебя как ветром сдуло.
– Правильно, Халеф, ты все верно увидел, – сказал я.
– О сиди, – произнес он с гордостью, – помнишь, когда мы скакали через Вади-Тарфои, ты выслеживал убийцу?
– Помню.
– Я еще тогда посмеялся над тобой, что ты читаешь на песке. Я был тогда тем, кого турки называют амак (глупец), но считал себя очень умным.
– С тех пор ты научился у меня, так?
Он был смущен. Трудно было напрямую признать, что защитник научился мудрости у защищаемого; но и отрицать этого нельзя было. Поэтому он ответил так:
– Мы оба учились друг у друга, сиди. Что ты знал, ты преподавал мне, что я знал – то ты перенимал у меня, так мы оба стали мудрее, такими мудрыми, что и Аллах, и Пророк полюбили нас. Если бы ты был не христианином, а правоверным, эта любовь была бы в тысячу раз сильнее!
– Все, что ты говоришь, нуждается в проверке. Вот мы сегодня и посмотрим, так ли ты умен, как думаешь!
Его глаза гневно засверкали.
– Сиди, – сказал он, – ты собираешься экзаменовать меня? Меня, который верно служит тебе с самого начала? Я защищал тебя от всяческих опасностей души и тела. Я твой друг и твой поклонник, ибо я люблю тебя так сильно, что и не знаю, кому больше принадлежит мое сердце – тебе или моей Ханне, цветку среди женщин. Я голодал с тобой и прозябал в пустыне, потел и мерз. Боролся с тобой и за тебя, ни один враг не видел моей спины, потому как я посчитал бы за стыд покинуть тебя на поле боя. И сейчас ты собираешься проверять, умен ли я! За все мое к тебе отношение – вот это?! Сиди, пинок ногой меньше задел бы меня, чем эти слова…
Храбрый парень сказал все это искренне. В глазах его я заметил слезы. Я не хотел, конечно же, его обидеть, поэтому, положив руку ему на плечо, сказал:
– Я ничего такого не имел в виду, мой Халеф. Я только хотел сообщить, что сейчас появилась возможность проявить свой ум.
Такой оборот дела его вполне устроил.
– Расскажи мне об этой возможности, сиди, и ты увидишь – я не обману твоих ожиданий!
– Речь идет о человеке, за которым я наблюдал во время слушания. Мне кажется, что это…
– Знакомый арестованного! – выпалил Халеф, желая доказать, что он не только не ошибся в выводе, но и додумал мою мысль.
– Вот именно.
– Наверняка он замыслил помочь ему.
– В этом я не сомневаюсь. Этого Баруда эль-Амасата может спасти только бегство. Чужак бросал на него ободряющие взгляды, и наверняка не без умысла.
– Ты пошел за ним, чтобы узнать, где он живет?
– Да. И уже знаю место, где он остановился, и имя.
– Кто же он?
– Манах эль-Барша, предприниматель из Ускуба, живет у болгарина Доксати.
– Аллах! Я подозреваю, где может пригодиться мой ум!
– Ну и где же?
– Я должен выслеживать этого Манаха!
– Совершенно верно!
– Но это можно сделать, только живя у Доксати.
– Ты поедешь туда, когда стемнеет. Я пойду с тобой и покажу дом.
Тут вмешался Оско:
– Я тоже буду следить, сиди!
– За кем?
– За зинданом, где находится арестованный.
– Ты думаешь, это целесообразно?
– Мне все равно, нужно это или нет. Он продал мою дочь в рабыни и доставил мне много горя. Он ушел от мести. Теперь я буду следить за тем, чтобы он не ушел и от меня. Я покину вас и сообщу, если случится что-то важное.
Сказав это, он сразу скрылся, как бы не давая нам возможности что-либо возразить ему.
Халеф собрал свой нехитрый скарб и сел на лошадь. Он должен был всем своим видом показывать, что только-только прибыл в Адрианополь. Я проводил его пешком до постоялого двора и подождал, пока он войдет в ворота. Потом отправился на базар, чтобы сдать одежду и получить обратно вещи. Домой к Гуляму я вернулся уже вечером. Он предложил сходить в баню – с кофе, игрой теней и прекрасным желе. Мы согласились.
О турецких банях так много написано, что повторяться просто не имеет смысла. Театр теней, который мы посмотрели после бани, был превосходен; желе, может, и правда было отличным, но этот десерт не в моем вкусе.
После бани мы решили немного пройтись. Вышли из города с запада и двинулись по берегу Арды, впадающей в этом месте в Марицу.
Было уже очень поздно, когда мы повернули назад. В полночь на пути к городу нам повстречались трое всадников. Двое ехали на белых лошадях, у третьего была темная. Они проехали мимо, не обратив на нас внимания. Причем один сделал другому замечание. Я услышал его и от удивления остановился.
– Кто это? Ты их знаешь? – спросил Исла.
– Нет, но этот голос мне знаком.
– Может, ты ошибаешься, сиди? Голоса так похожи!
– Это так, и поэтому я не волнуюсь. Мне показалось, что это голос Баруда эль-Амасата.
– Значит, он убежал!
– В том-то и дело. Это не так уж невозможно!
– Но тогда бы он поехал по широкой дороге в Филибе, а не по этой, ненадежной и уединенной…
– Как раз этот путь для беглеца лучше, чем оживленная дорога до Фелибе. Это точно был его голос!
Я был почти убежден, что не ошибся. Ускорил шаги, и остальные вынуждены были поспевать за мной. Когда мы, наконец, пришли домой, нас уже ждали. Оско стоял возле дверей.
– Наконец-то! – закричал он. – Еле вас дождался. Мне кажется, что-то произошло!
– Что? – спросил я с напряжением.
– Я лежал у ворот тюрьмы. Стемнело. Тут кто-то пришел, и ему тут же отперли. Он вошел и через некоторое время вышел вместе с двумя другими из дома.
– Ты кого-то узнал?
– Нет, но когда они шли, один сказал: «Это удалось быстрее, чем я предполагал!» Я с предосторожностями двинулся за ними, но на одном перекрестке потерял их.
– И потом?
– Потом я пошел сюда, чтобы рассказать все вам. Вас я не застал и прождал столько времени напрасно.
– Хорошо! Будем решать. Гулям поедет с нами. Остальные – по желанию.
Мы помчались на улицу, где стоял дом Доксати. Дверь была уже открыта, и мы вошли. Оказавшись в небольшой прихожей с окнами на двор (на улицу окна не выходили), я велел какому-то слуге позвать хозяина. Доксати был толстым старичком с морщинистым лицом, очень напоминающим грека. Он оказал мне знаки внимания и спросил, что мне нужно.
– Сегодня вечером сюда въезжал новый постоялец?
– Многие въезжали, господин.
– Я имею в виду человечка на лошади.
– Он здесь. У него бородка – тонкая, как хвост у престарелой жены.
– Ты как-то непочтительно о нем говоришь, но это именно тот, кто мне нужен. Где он?
– В своей комнате.
– Веди меня к нему!
– Пошли, господин!
Он спустился во двор и поднялся по лестнице в коридор. Там мы увидели множество дверей. Он открыл одну. Здесь горела лампа, в помещении лежал старый коврик – больше ничего.
– Он живет здесь? – спросил я.
– Да.
– Но его нет!
– Аллаху ведомо, где он.
– А где он держит лошадь?
– В стойле на другом дворе.
– Он был сегодня вечером с другими посетителями?
– Да, но он долго стоял у ворот.
– Кроме него, я ищу еще одного человека по имени Манах эль-Барша. Знаешь его?
– Как мне его не знать? Он сегодня здесь жил!
– Жил? А сейчас разве не живет?
– Нет, он уехал.
– Один?
– С двумя друзьями.
– Верхом?
– На каких лошадях?
– Две белых и одна гнедой масти.
– Куда они направились?
– Они собирались в Филибе, а потом в Софию.
– Ты знаешь обоих друзей?
– Нет. Он вышел, и они поехали уже втроем.
– Он привел с собой трех лошадей?
– Нет, только гнедую. Белых купил сегодня, ближе к вечеру.
Теперь я знал точно – мой слух меня не обманул. Баруд эль-Амасат бежал с помощью этого Манаха эль-Барши. Но кто был третий? Может быть, охранник из тюрьмы, который, выпустив заключенных, должен был уйти с ними сам?
Я продолжил расспросы.
– Человека, о котором я тебя расспрашивал, не преследовали?
– Нет.
– Ты точно это знаешь?
– Очень точно – я стоял у ворот, когда они уезжали.
– Отведи нас к его лошади!
Он повел нас через передний двор и сводчатый проход в низкое помещение. Там было темно. Я почувствовал запах стойла, услышал тихое ржанье.
– Свет здесь обычно не жгут, – сказал он.
– Был пожар?
– Да.
– Лошади этого Манаха тоже стояли здесь?
– Да, меня не было, когда он их забрал.
– Давайте зажжем свет.
Я зажег спичку и запалил лампу на стене. Я сразу узнал лошадь Халефа, а рядом на земле лежала бесформенная куча, обернутая в кафтан и затянутая веревками. Я разрезал их и развернул кафтан. Там был мой бедный хаджи Халеф Омар собственной персоной! Он вскочил, поднял кулаки и запричитал:
– Аллах-иль-Аллах! Сиди, где эти собаки, которые напали на меня, эти сукины дети и племянники их детей, они завернули меня в эту одежду и связали!
– Это тебе лучше знать! – ответил я.
– Мне? Что мне знать? Как мне знать, каким образом они меня связали наподобие священного Корана, что висит в Дамаске на цепях?
– Как ты дал себя связать?
Он глянул на меня с недоумением.
– Ты спрашиваешь меня? Ты, который послал меня сюда, чтобы я…
– Чтобы ты показал свой ум, – прервал я его. – И эти смотрины явно не в твою пользу…
– Сиди, не обижай меня! Если бы ты был при этом, ты бы меня простил!
– Это возможно, но не обязательно. Ты знаешь, что Манах эль-Барша бежал?
– Да. Пусть шайтан сожрет его!
– И Баруд эль-Амасат с ним.
– Джехенна поглотит их!
– И ты виновен в этом!
– Нет, я ничего не знал, это неправда!
– Тогда рассказывай!
– Вот это я и собираюсь делать. Когда я пришел к этому Доксати, который стоит здесь и смотрит на нас с таким видом, как будто он сам шайтан и есть, я узнал, что у Манаха имеются три лошади, потому что в сумерках он купил двух белых. Я наблюдал за ним и заметил, что он уехал из дома.
– Ты предполагал, что он задумал?
– Да, сиди!
– Почему же ты не последовал за ним?
– Я подумал, что он пойдет к тюрьме. Но там на посту стоял Оско.
– Мда, это не лишено смысла…
– Вот видишь, я прав, сиди!
По голосу хаджи было заметно, что он чувствует себя увереннее. Он продолжал:
– Я предполагал, что он собирается освобождать арестованного, но знал и то, что ему понадобятся лошади. В любом случае, ему пришлось бы возвращаться к стойлу, и я решил спрятаться здесь, чтобы напасть неожиданно.
– Прятаться тебе было совершенно не обязательно. Достаточно было позвать хавасов.
– О сиди, достаточное еще не самое хорошее, а хорошим я считал поймать подлецов лично.
– Вот за это нам теперь приходится расплачиваться!
– Аллах да отдаст их снова в наши руки! Итак, я ждал. Их было трое. Они спросили меня, что мне здесь нужно. Но Баруд эль-Амасат, едва на меня взглянув, сразу узнал, ведь я выступал одним из свидетелей. Он бросился на меня с криком. Я оборонялся, как мог, изорвал ему одежду. Меня здорово побили.
– Почему ты не применил оружие?
– Сиди, против меня было шесть рук. Если бы Аллах дал мне десять рук, я бы часть использовал, чтобы взять пистолеты. Меня повалили, обернули в кафтан и связали. Вот так я и лежал до твоего прихода.
– Ну и дела, хаджи Халеф Омар! Ну и дела!
– Сиди, я тоже могу сказать: «Вай-вай!» Но ведь это нам не поможет. Они уехали. Если бы мы были в пустыне, их следы легко можно было бы найти, но здесь, в большом Эдирне…