заказывайте Москвошвею, и...
лучшие
девушки
нашей страны сами
бросятся
вам на шею.
1927
ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА,
БРОШЕННОЙ ИМ,
как о том сообщается в N 219
"Комсомольской правды"
в стихе по имени "Свидание"
Слышал
вас Молчанов бросил, будто
он
предпринял это, видя,
что у вас
под осень нет
"изячного" жакета. На косынку
цвета синьки смотрит он
и цедит еле: - Что вы
ходите в косынке? Да и...
мордой постарели? Мне
пожалте
грудь тугую. Ну,
а если
нету этаких... Мы найдем себе другую в разызысканной жакетке.Припомадясь
и прикрасясь, эту
гадость
вливши в стих, хочет
он
марксистский базис под жакетку
подвести. "За боль годов, за все невзгоды глухим сомнениям не быть! Под этим мирным небосводом хочу смеяться и любить". Сказано веско. Посмотрите, дескать: шел я верхом,
шел я низом, строил
мост в социализм, не достроил
и устал и уселся
у моста. Травка
выросла
у моста, по мосту
идут овечки, мы желаем
- очень просто! отдохнуть
у этой речки. Заверните ваше знамя! Перед нами
ясность вод, в бок
цветочки,
а над нами мирный-мирный небосвод. Брошенная,
не бойтесь красивого слога поэта,
музой венчанного! Просто
и строго ответьте
на лиру Молчанова: - Прекратите ваши трели! Я не знаю,
я стара ли, но вы,
Молчанов,
постарели, вы и ваши пасторали. Знаю я
в жакетах в этих на Петровке
бабья банда. Эти
польские жакетки к нам
провозят
контрабандой. Чем, служа
у муз
по найму, на мое
тряпье
коситься, вы б
индустриальным займом помогли
рожденью
ситцев. Череп,
што ль,
пустеет чаном, выбил
мысли
грохот лирный? Это где же
вы,
Молчанов, небосвод
узрели
мирный? В гущу
ваших роздыхов, под цветочки,
на реку заграничным воздухом не доносит гарьку? Или
за любовной блажью не видать
угрозу вражью?
Литературная шатия, успокойте ваши нервы, отойдите
вы мешаете мобилизациям и маневрам.
1927
"МАССАМ НЕПОНЯТНО"
Между писателем
и читателем
стоят посредники, и вкус
у посредника
самый средненький. Этаких
средненьких
из посреднической рати тыща
и в критиках
и в редакторате. Куда бы
мысль твоя
ни скакала, этот
все
озирает сонно: - Я
человек
другого закала. Помню, как сейчас,
в стихах
у Надсона... Рабочий
не любит
строчек коротеньких. А еще
посредников
кроет Асеев. А знаки препинания?
Точка
как родинка. Вы
стих украшаете,
точки рассеяв. Товарищ Маяковский,
писали б ямбом, двугривенный
на строчку
прибавил вам бы.Расскажет
несколько
средневековых легенд, объяснение
часа на четыре затянет, и ко всему
присказывает
унылый интеллигент: - Вас
не понимают
рабочие и крестьяне.Сникает
автор
от сознания вины. А этот самый
критик влиятельный крестьянина
видел
только до войны, при покупке
на даче
ножки телятины. А рабочих
и того менее случайно
двух
во время наводнения. Глядели
с моста
на места и картины, на разлив,
на плывущие льдины. Критик
обошел умиленно двух представителей
из десяти миллионов. Ничего особенного
руки и груди... Люди - как люди! А вечером
за чаем
сидел и хвастал: - Я вот
знаю
рабочий класс-то. Я душу
прочел
за их молчаньем ни упадка,
ни отчаяния. Кто может
читаться
в этаком классе? Только Гоголь,
только классик. А крестьянство?
Тоже.
Никак не иначе. Как сейчас помню
весною, на даче...Этакие разговорчики
у литераторов
у нас часто
заменяют
знание масс. И идут
дореволюционного образца творения слова,
кисти
и резца. И в массу
плывет
интеллигентский дар грезы,
розы
и звон гитар. Прошу
писателей,
с перепугу бледных, бросить
высюсюкивать
стихи для бедных. Понимает
ведущий класс и искусство
не хуже вас. Культуру
высокую
в массы двигай! Такую,
как и прочим. Нужна
и понятна
хорошая книга и вам,
и мне,
и крестьянам,
и рабочим.
1927
РАЗМЫШЛЕНИЯ О МОЛЧАНОВЕ ИВАНЕ
И О ПОЭЗИИ
Я взял газету
и лег на диван.
Читаю:
"Скучает
Молчанов Иван".
Не скрою, Ванечка!
скушно и нам.
И ваши стишонки
скуки вина.
Десятый Октябрь
у всех на носу,
а вы
ухватились
за чью-то косу.
Любите
и Машу
и косы ейные.
Это
ваше
дело семейное.
Но что нам за толк
от вашей
от бабы?!
Получше
стишки
писали хотя бы.
Но плох ваш роман.
И стих неказист.
Вот так
любил бы
любой гимназист.
Вы нам обещаете,
скушный Ваня,
на случай нужды
пойти, барабаня.
Де, будет
туман.
И отверзнете рот,
на весь
на туман
заорете:
- Вперед!
Де,
- выше взвивайте
красное знамя!
Вперед,переплетчики,
а я
за вами.
Орать
"Караул!",
попавши в туман?
На это
не надо
большого ума.
Сегодняшний
день
возвеличить вам ли,
в хвосте
у событий
о девушках мямля?!
Поэт
настоящий
вздувает
заранее
из искры
неясной
ясное знание.
1927
Стихотворения 1929-1930 годов
ПЕРЕКОПСКИЙ ЭНТУЗИАЗМ!
Часто
сейчас
по улицам слышишь разговорчики
в этом роде: "Товарищи, легше,
товарищи, тише. Это
вам
не 18-й годик!" В нору
влезла
гражданка Кротиха, в нору
влез
гражданин Крот. Радуются:
"Живем ничего себе,
тихо. Это
вам
не 18-й год!" Дама
в шляпе рубликов на сто кидает
кому-то,
запахивая котик: "Не толкаться!
Но-но!
Без хамства! Это
вам
не 18-й годик!" Малого
мелочь
работой скосила. В унынье
у малого
опущен рот... "Куда, мол,
девать
молодецкие силы? Это
нам
не 18-й год!" Эти
потоки
слюнявого яда часто
сейчас
по улице льются... Знайте, граждане!
И в 29-м длится
и ширится
Октябрьская революция. Мы живем
приказом
октябрьской воли. Огонь
"Авроры"
у нас во взоре. И мы
обывателям
не позволим баррикадные дни
чернить и позорить. Года
не вымерить
по единой мерке. Сегодня
равноценны
храбрость и разум. Борись
и в мелочах
с баррикадной энергией, в стройку
влей
перекопский энтузиазм.
1929
МРАЧНОЕ О ЮМОРИСТАХ
Где вы,
бодрые задиры? Крыть бы розгой!
Взять в слезу бы! До чего же
наш сатирик измельчал
и обеззубел! Для подхода
для такого мало,
што ли,
жизнь дрянна? Для такого
Салтыкова Салтыкова-Щедрина? Заголовком
жирно-алым мозжечок
прикрывши
тощий, ходят
тихо
по журналам дореформенные тещи. Саранчой
улыбки выев, ходят
нэпманам на страх анекдоты гробовые гроб
о фининспекторах. Или,
злобой измусоля сотню
строк
в бумажный крах, пишут
про свои мозоли от зажатья в цензорах. Дескать,
в самом лучшем стиле, будто
розы на заре, лепестки
пораспустили б мы без этих цензорей. А поди
сними рогатки этаких
писцов стада пару
анекдотов гадких ткнут
и снова пустота. Цензоров
обвыли воем. Я ж
другою
мыслью ранен: жалко бедных,
каково им от прочтенья
столькой дряни? Обличитель,
меньше крему, очень
темы
хороши. О хорошенькую тему зуб
не жалко искрошить. Дураков
больших
обдумав, взяли б
в лапы
лупы вы. Мало, што ли,
помпадуров? Мало
градов Глуповых? Припаси
на зубе
яд, в километр
жало вызмей против всех,
кто зря
сидят на труде,
на коммунизме! Чтоб не скрылись,
хвост упрятав, крупных
вылови налимов кулаков
и бюрократов, дураков
и подхалимов.
Измельчал
и обеззубел, обэстетился сатирик. Крыть бы в розги,
взять в слезу бы! Где вы,
бодрые задиры?
1929
УРОЖАЙНЫЙ МАРШ
Добьемся урожая мы втройне,
земля,
рожай! Пожалте,
уважаемый товарищ урожай! Чтоб даром не потели мы по одному,
по два колхозами,
артелями объединись, братва. Земля у нас хорошая, землица неплоха, да надобно
под рожь ее заранее вспахать. Чем жить, зубами щелкая в голодные года, с проклятою
с трехполкою покончим навсегда. Вредителю мы
начисто готовим карачун. Сметем с полей
кулачество, сорняк
и саранчу. Разроем складов завали. От всех
ответа ждем,чтоб тракторы
не ржавели впустую под дождем. Поля
пройдут науку под ветром-игруном... Даешь
на дружбу руку, товарищ агроном! Земля
не хочет более терпеть
плохой уход,готовься,
комсомолия, в передовой поход. Кончай
с деревней серенькой, вставай,
который сер! Вперегонки
с Америкой иди, СССР! Добьемся урожая мы втройне,
земля,
рожай! Пожалте,
уважаемый товарищ урожай!
1929
ДУША ОБЩЕСТВА
Из года в год
легенда тянется легенда
тянется
из века в век: что человек, мол,
который пьяница,разувлекательнейший человек. Сквозь призму водки, мол,
все - красотки... Любая
гадина распривлекательна. У машины
общества
поразвинтились гайки люди
лижут
довоенного лютей. Скольким
заменили
водочные спайки все
другие
способы
общения людей?! Если
муж
жену
истаскивает за волосы понимай, мол,
я
в семействе барин!это значит,
водки нализался этот
милый,
увлекательнейший парень. Если
парень
в сногсшибательнейшем раже доставляет
скорой помощи
калек ясно мне,
что пивом взбудоражен этот
милый,
увлекательнейший человек. Если
парень,
запустивши лапу в кассу, удостаивает
сам себя
и премий и наград значит,
был привержен
не к воде и квасу Этот
милый,
увлекательнейший казнокрад. И преступления
всех систем, и хрип хулигана,
и пятна быта сегодня
измеришь
только тем сколько
пива
и водки напито. Про пьяниц
много
пропето разного,из пьяных пений
запомни только: беги от ада
от заразного, тащи
из яда
алкоголика.
1929
КАНДИДАТ ИЗ ПАРТИИ
Сколько их?
Числа им нету. Пяля блузы,
пяля френчи, завели по кабинету и несут
повинность эту сквозь заученные речи. Весь
в партийных причиндалах, ноздри вздернул
крыши выше... Есть бумажки
прочитал их, нет бумажек
сам напишет. Все
у этаких
в порядке, нe язык,
а маслобой... Служит
и играет в прятки с партией,
с самим собой. С классом связь?
Какой уж класс там! Классу он
одна помеха. Стал
стотысячным балластом. Ни пройти с ним,
ни проехать. Вышел
из бойцов
с годами в лакированные душки... День пройдет
знакомой даме хвост
накрутит по вертушке.
Освободиться бы
от ихней братии, удобней будет
и им
и партии.
1929
ВОНЗАЙ САМОКРИТИКУ!
Наш труд
сверкает на "Гиганте", сухую степь
хлебами радуя. Наш труд
блестит.
Куда ни гляньте, встает
фабричною оградою. Но от пятна
и солнца блеск не смог
застраховаться,то ляпнет
нам
пятно
Смоленск, то ляпнут
астраханцы. Болезнь такая
глубока, не жди,
газеты пока статейным
гноем вытекут,ножом хирурга
в бока вонзай самокритику! Не на год,
не для видика такая
критика. Не нам
критиковать крича для спорта
горластого, нет,
наша критика
рычаг и жизни
и хозяйства. Страна Советов,
чисть себя нутро и тело, чтоб, чистотой
своей
блестя, республика глядела. Чтоб не шатать
левей,
правей домину коммунизма, шатающихся
проверь своим
рабочим низом. Где дурь,
где белых западня, где зава
окружит родня вытравливай
от дня до дня то ласкою,
то плетью, чтоб быстро бы
страну
поднять, идя
по пятилетыо. Нам
критика
из года в год нужна,
запомните, как человеку
кислород, как чистый воздух
комнате.
1929
НА ЗАПАДЕ ВСЕ СПОКОЙНО
Как совесть голубя,
чист асфальт. Как лысина банкира,
тротуара плиты (после того,
как трупы
на грузовозы взвалят и кровь отмоют
от плит политых). В бульварах
буржуеныши,
под нянин сказ, медведям
игрушечным
гладят плюшики (после того,
как баллоны
заполнил газ и в полночь
прогрохали
к Польше
пушки). Миротворцы
сияют
цилиндровым глянцем, мозолят язык,
состязаясь с мечом (после того,
как посланы
винтовки афганцам, а бомбы
басмачам). Сидят
по кафе
гусары спешенные. Пехота
развлекается
в штатской лени. А под этой
идиллией
взлихораденно-бешеные военные
приготовления. Кровавых капель
пунктирный путь ползет по земле,
недаром кругла! Кто-нибудь
кого-нибудь подстреливает
из-за угла. Целят
в сердце.
В самую точку. Одно
стрельбы командирам
надо бунтовщиков
смирив в одиночку, погнать
на бойню
баранье стадо. Сегодня
кровишка
мелких стычек, а завтра
в толпы
танки тыча, кровищи
вкус
война поймет,пойдет
хлестать
с бронированных птичек железа
и газа
кровавый помет. Смотри,
выступает
из близких лет, костьми постукивает
лошадь-краса. На ней
войны
пожелтелый скелет, и сталью
синеет
смерти коса. Мы,
излюбленное
пушечное лакомство, мы,
оптовые потребители
костылей
и протез, мы выйдем на улицу,
мы
1 августа аж к небу
гвоздями
прибьем протест. Долой
политику
пороховых бочек! Довольно
дома
пугливо щуплиться! От первой республики
крестьян и рабочих отбросим
войны
штыкастые щупальцы. Мы требуем мира.
Но если
тронете, мы в роты сожмемся,
сжавши рот. Зачинщики бойни
увидят
на фронте один
восставший
рабочий фронт. 1929
ПАРИЖАНКА
Вы себе представляете
парижских женщин с шеей разжемчуженной,
разбриллиантенной
рукой... Бросьте представлять себе!
Жизнь
жестче у моей парижанки
вид другой. Не знаю, право,
молода
или стара она, до желтизны
отшлифованная
в лощеном хамье. Служит
она
в уборной ресторана маленького ресторана
Гранд-Шомьер. Выпившим бургундского
может захотеться для облегчения
пойти пройтись. Дело мадмуазель
подавать полотенце, она
в этом деле
просто артист. Пока
у трюмо
разглядываешь прыщик, она,
разулыбив
облупленный рот, пудрой подпудрит,
духами попрыщет, подаст пипифакс
и лужу подотрет. Раба чревоугодий
торчит без солнца, в клозетной шахте
по суткам
клопея, за пятьдесят сантимов!
(По курсу червонца с мужчины
около
четырех копеек.) Под умывальником
ладони омывая, дыша
диковиной
парфюмерных зелий, над мадмуазелью
недоумевая, хочу
сказать
мадмуазели: - Мадмуазель,
ваш вид,
извините,
жалок. На уборную молодость
губить не жалко вам? Или
мне
наврали про парижанок, или
вы, мадмуазель,
не парижанка. Выглядите вы
туберкулезно
и вяло. Чулки шерстяные...
Почему не шелка? Почему
не шлют вам
пармских фиалок благородные мусыо
от полного кошелька? Мадмуазель молчала,
грохот наваливал на трактир,
на потолок,
на нас. Это,
кружа
веселье карнавалово, весь
в парижанках
гудел Монпарнас.
Простите, пожалуйста,
за стих раскрежещенный и за описанные
вонючие лужи, но очень
трудно
в Париже
женщине, если
женщина
не продается,
а служит.
1929
КРАСАВИЦЫ
(Раздумье на открытии Grand Opera*)
В смокинг вштопорен, побрит что надо. По гранд
по опере гуляю грандом. Смотрю
в антракте красавка на красавице. Размяк характер все мне
нравится. Талии
кубки. Ногти
в глянце. Крашеные губки розой убиганятся. Ретушь
у глаза. Оттеняет синь его. Спины
из газа цвета лососиньего. Упадая
с высоты, пол
метут
шлейфы. От такой
красоты сторонитесь, рефы. Повернет
в брильянтах уши. Пошевелится шаля на грудинке
ряд жемчужин обнажают
шиншиля. Платье
пухом.
Не дыши. Аж на старом
на морже только фай
да крепдешин, только
облако жоржет. Брошки - блещут...
на тебе!с платья
с полуголого. Эх,
к такому платью бы да еще бы...
голову.
________________ * Большого оперного театра (фр.)
1929
СТИХИ О СОВЕТСКОМ ПАСПОРТЕ
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... По длинному фронту
купе
и кают чиновник
учтивый движется. Сдают паспорта,
и я
сдаю мою
пурпурную книжицу. К одним паспортам
улыбка у рта. К другим
отношение плевое. С почтеньем
берут, например,
паспорта с двухспальным
английским левою. Глазами
доброго дядю выев, не переставая
кланяться, берут,
как будто берут чаевые, паспорт
американца. На польский
глядят,
как в афишу коза. На польский
выпяливают глаза в тугой
полицейской слоновости откуда, мол,
и что это за географические новости? И не повернув
головы кочан и чувств
никаких
не изведав, берут,
не моргнув,
паспорта датчан и разных
прочих
шведов. И вдруг,
как будто
ожогом,
рот скривило
господину. Это
господин чиновник
берет мою
краснокожую паспортину. Берет
как бомбу,
берет
как ежа, как бритву
обоюдоострую, берет,
как гремучую
в 20 жал змею
двухметроворостую. Моргнул
многозначаще
глаз носильщика, хоть вещи
снесет задаром вам. Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика, сыщик
на жандарма. С каким наслажденьем
жандармской кастой я был бы
исхлестан и распят за то,
что в руках у меня
молоткастый, серпастый
советский паспорт. Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... Я достаю
из широких штанин дубликатом
бесценного груза. Читайте,
завидуйте,
я
гражданин Советского Союза.
1929
АМЕРИКАНЦЫ УДИВЛЯЮТСЯ
Обмерев,
с далекого берега СССР
глазами выев, привстав на цыпочки,
смотрит Америка, не мигая,
в очки роговые. Что это за люди
породы редкой копошатся стройкой
там,
поодаль? Пофантазировали
с какой-то пятилеткой... А теперь
выполняют
в 4 года! К таким
не подойдешь
с американской меркою. Их не соблазняют
ни долларом,
ни гривною, и они
во всю
человечью энергию круглую
неделю
дуют в непрерывную. Что это за люди?
Какая закалка! Кто их
так
в работу вклинил? Их
не гонит
никакая палка а они
сжимаются
в стальной дисциплине! Мистеры,
у вас
практикуется исстари деньгой
окупать
строительный норов. Вы не поймете,
пухлые мистеры, корни
рвения
наших коммунаров. Буржуи,
дивитесь
коммунистическому берегу на работе,
в аэроплане,
в вагоне вашу
быстроногую
знаменитую Америку мы
и догоним
и перегоним.
1929
ПРИМЕР, НЕ ДОСТОЙНЫЙ ПОДРАЖАНИЯ
Тем, кто поговорили и бросили
Все
в ораторском таланте. Пьянке
смерть без колебания. Это
заседает
антиалкогольная компания. Кулаком
наотмашь
в грудь бьют
себя
часами кряду. "Чтобы я?
да как-нибудь? да выпил бы
такого яду?!" Пиво
сгинь,
и водка сгинь! Будет
сей порок
излечен. Уменьшает
он
мозги, увеличивая
печень. Обсудив
и вглубь
и вдоль, вырешили
все
до толики: де
ужасен алкоголь, и
ужасны алкоголики. Испершив
речами
глотки, сделали
из прений
вывод, что ужасный
вред
от водки и ужасный
вред от пива... Успокоившись на том, выпив
чаю
10 порций, бодро
вылезли
гуртом яростные
водкоборцы. Фонарей
горят
шары, в галдеже
кабачный улей, и для тени
от жары водкоборцы
завернули... Алкоголики,
воспряньте! Неуместна
ваша паника! Гляньте
пиво хлещет
анти алкогольная компанийка.
1929
ПТИЧКА БОЖИЯ
Он вошел,
склонясь учтиво. Руку жму.
- Товарищ
сядьте! Что вам дать?
Автограф?
Чтиво!" - Нет.
Мерси вас.
Я
писатель. - Вы?
Писатель?
Извините. Думал
вы пижон.
А вы... Что ж,
прочтите,
зазвените грозным
маршем
боевым. Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон. Что ж,
пожалте в уха в оба. Рад товарищу.
А он: - Я писатель.
Не прозаик. Нет.
Я с музами в связи.Слог
изыскан, как борзая. Сконапель
ля поэзи. На затылок
нежным жестом он кудрей
закинул шелк, стал
барашком златошерстым и заблеял,
и пошел. Что луна, мол,
над долиной, мчит
ручей, мол,
по ущелью. Тинтидликал
мандолиной, дундудел виолончелью. Нимб
обвил
волосьев копны. Лоб
горел от благородства. Я терпел,
терпел
и лопнул и ударил
лапой
об стол. - Попрошу вас
покороче. Бросьте вы
поэта корчить! Посмотрю
с лица ли,
сзади ль, вы тюльпан,
а не писатель. Вы,
над облаками рея, птица
в человечий рост. Вы, мусье,
из канареек, чижик вы, мусье,
и дрозд. В испытанье
битв
и бед с вами,
што ли,
мы
полезем? В наше время
тот
поэт. тот
писатель,
кто полезен. Уберите этот торт! Стих даешь
хлебов подвозу. В наши дни
писатель тот, кто напишет
марш
и лозунг!
1929
СТИХИ О ФОМЕ
Мы строим коммуну,
и жизнь
сама трубит
наступающей эре. Но между нами
ходит
Фома, и он
ни во что не верит. Наставь
ему
достижений любых на каждый
вкус
и вид, он лишь
тебе
половину губы на достиженья
скривит. Идем
на завод
отстроенный
мы смирись
перед ликом
факта. Но скептик
смотрит
глазами Фомы: - Нет, что-то
не верится как-то.Покажешь
Фомам
вознесенный дом и ткнешь их
и в окна,
и в двери. Ничем
не расцветятся
лица у Фом. Взглянут
и вздохнут:
"Не верим!" Послушайте,
вы,
товарищ Фома! У вас
повадка плохая. Не надо
очень
большого ума, чтоб все
отвергать
и хаять. И толк
от похвал,
разумеется, мал. Но слушай,
Фоминая шатия! Уж мы
обойдемся
без ваших похвал вы только
труду не мешайте.
1929
Я СЧАСТЛИВ!
Граждане,
у меня
огромная радость. Разулыбьте
сочувственные лица. Мне
обязательно
поделиться надо, стихами
хотя бы
поделиться, Я сегодня
дышу как слон, походка
моя
легка, и ночь
пронеслась,
как чудесный сон, без единого
кашля и плевка. Неизмеримо
выросли
удовольствий дозы. Дни осени
баней воняют, а мне
цветут,
извините,
розы, и я их,
представьте,
обоняю. И мысли
и рифмы
покрасивели
и особенные, аж вытаращит
глаза
редактор. Стал вынослив
и работоспособен, как лошадь
или даже
трактор. Бюджет
и желудок
абсолютно превосходен, укреплен
и приведен в равновесие. Стопроцентная
экономия
на основном расходе и поздоровел
и прибавил в весе я. Как будто
на язык
за кусом кус кладут
воздушнейшие торта такой
установился
феерический вкус в благоуханных
апартаментах
рта. Голова
снаружи
всегда чиста, а теперь
чиста и изнутри. В день
придумывает
не меньше листа, хоть Толстому
ноздрю утри. Женщины
окружили,
платья испестря, все
спрашивают
имя и отчество, я стал
определенный
весельчак и остряк ну просто
душа общества. Я порозовел
и пополнел в лице, забыл
и гриппы
и кровать. Граждане,
вас
интересует рецепт? Открыть?
или...
не открывать? Граждане,
вы
утомились от жданья, готовы
корить и крыть. Не волнуйтесь,
сообщаю:
граждане
я сегодня
бросил курить.
1929
РАССКАЗ ХРЕНОВА О КУЗНЕЦКСТРОЕ
И О ЛЮДЯХ КУЗНЕЦКА
К этому месту будет подвезено в
пятилетку 1 000 090 вагонов
строительных материалов. Здесь будет
гигант металлургии, угольный гигант и
город в сотни тысяч людей.
Из разговора.
По небу
тучи бегают, дождями
сумрак сжат, под старою
телегою рабочие лежат. И слышит
шепот гордый вода
и под
и над: "Через четыре
года здесь
будет
город-сад!" Темно свинцовоночие, и дождик
толст, как жгут, сидят
в грязи
рабочие, сидят,
лучину жгут. Сливеют
губы
с холода, но губы
шепчут в лад: "Через четыре
года здесь
будет
лучшие
девушки
нашей страны сами
бросятся
вам на шею.
1927
ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА,
БРОШЕННОЙ ИМ,
как о том сообщается в N 219
"Комсомольской правды"
в стихе по имени "Свидание"
Слышал
вас Молчанов бросил, будто
он
предпринял это, видя,
что у вас
под осень нет
"изячного" жакета. На косынку
цвета синьки смотрит он
и цедит еле: - Что вы
ходите в косынке? Да и...
мордой постарели? Мне
пожалте
грудь тугую. Ну,
а если
нету этаких... Мы найдем себе другую в разызысканной жакетке.Припомадясь
и прикрасясь, эту
гадость
вливши в стих, хочет
он
марксистский базис под жакетку
подвести. "За боль годов, за все невзгоды глухим сомнениям не быть! Под этим мирным небосводом хочу смеяться и любить". Сказано веско. Посмотрите, дескать: шел я верхом,
шел я низом, строил
мост в социализм, не достроил
и устал и уселся
у моста. Травка
выросла
у моста, по мосту
идут овечки, мы желаем
- очень просто! отдохнуть
у этой речки. Заверните ваше знамя! Перед нами
ясность вод, в бок
цветочки,
а над нами мирный-мирный небосвод. Брошенная,
не бойтесь красивого слога поэта,
музой венчанного! Просто
и строго ответьте
на лиру Молчанова: - Прекратите ваши трели! Я не знаю,
я стара ли, но вы,
Молчанов,
постарели, вы и ваши пасторали. Знаю я
в жакетах в этих на Петровке
бабья банда. Эти
польские жакетки к нам
провозят
контрабандой. Чем, служа
у муз
по найму, на мое
тряпье
коситься, вы б
индустриальным займом помогли
рожденью
ситцев. Череп,
што ль,
пустеет чаном, выбил
мысли
грохот лирный? Это где же
вы,
Молчанов, небосвод
узрели
мирный? В гущу
ваших роздыхов, под цветочки,
на реку заграничным воздухом не доносит гарьку? Или
за любовной блажью не видать
угрозу вражью?
Литературная шатия, успокойте ваши нервы, отойдите
вы мешаете мобилизациям и маневрам.
1927
"МАССАМ НЕПОНЯТНО"
Между писателем
и читателем
стоят посредники, и вкус
у посредника
самый средненький. Этаких
средненьких
из посреднической рати тыща
и в критиках
и в редакторате. Куда бы
мысль твоя
ни скакала, этот
все
озирает сонно: - Я
человек
другого закала. Помню, как сейчас,
в стихах
у Надсона... Рабочий
не любит
строчек коротеньких. А еще
посредников
кроет Асеев. А знаки препинания?
Точка
как родинка. Вы
стих украшаете,
точки рассеяв. Товарищ Маяковский,
писали б ямбом, двугривенный
на строчку
прибавил вам бы.Расскажет
несколько
средневековых легенд, объяснение
часа на четыре затянет, и ко всему
присказывает
унылый интеллигент: - Вас
не понимают
рабочие и крестьяне.Сникает
автор
от сознания вины. А этот самый
критик влиятельный крестьянина
видел
только до войны, при покупке
на даче
ножки телятины. А рабочих
и того менее случайно
двух
во время наводнения. Глядели
с моста
на места и картины, на разлив,
на плывущие льдины. Критик
обошел умиленно двух представителей
из десяти миллионов. Ничего особенного
руки и груди... Люди - как люди! А вечером
за чаем
сидел и хвастал: - Я вот
знаю
рабочий класс-то. Я душу
прочел
за их молчаньем ни упадка,
ни отчаяния. Кто может
читаться
в этаком классе? Только Гоголь,
только классик. А крестьянство?
Тоже.
Никак не иначе. Как сейчас помню
весною, на даче...Этакие разговорчики
у литераторов
у нас часто
заменяют
знание масс. И идут
дореволюционного образца творения слова,
кисти
и резца. И в массу
плывет
интеллигентский дар грезы,
розы
и звон гитар. Прошу
писателей,
с перепугу бледных, бросить
высюсюкивать
стихи для бедных. Понимает
ведущий класс и искусство
не хуже вас. Культуру
высокую
в массы двигай! Такую,
как и прочим. Нужна
и понятна
хорошая книга и вам,
и мне,
и крестьянам,
и рабочим.
1927
РАЗМЫШЛЕНИЯ О МОЛЧАНОВЕ ИВАНЕ
И О ПОЭЗИИ
Я взял газету
и лег на диван.
Читаю:
"Скучает
Молчанов Иван".
Не скрою, Ванечка!
скушно и нам.
И ваши стишонки
скуки вина.
Десятый Октябрь
у всех на носу,
а вы
ухватились
за чью-то косу.
Любите
и Машу
и косы ейные.
Это
ваше
дело семейное.
Но что нам за толк
от вашей
от бабы?!
Получше
стишки
писали хотя бы.
Но плох ваш роман.
И стих неказист.
Вот так
любил бы
любой гимназист.
Вы нам обещаете,
скушный Ваня,
на случай нужды
пойти, барабаня.
Де, будет
туман.
И отверзнете рот,
на весь
на туман
заорете:
- Вперед!
Де,
- выше взвивайте
красное знамя!
Вперед,переплетчики,
а я
за вами.
Орать
"Караул!",
попавши в туман?
На это
не надо
большого ума.
Сегодняшний
день
возвеличить вам ли,
в хвосте
у событий
о девушках мямля?!
Поэт
настоящий
вздувает
заранее
из искры
неясной
ясное знание.
1927
Стихотворения 1929-1930 годов
ПЕРЕКОПСКИЙ ЭНТУЗИАЗМ!
Часто
сейчас
по улицам слышишь разговорчики
в этом роде: "Товарищи, легше,
товарищи, тише. Это
вам
не 18-й годик!" В нору
влезла
гражданка Кротиха, в нору
влез
гражданин Крот. Радуются:
"Живем ничего себе,
тихо. Это
вам
не 18-й год!" Дама
в шляпе рубликов на сто кидает
кому-то,
запахивая котик: "Не толкаться!
Но-но!
Без хамства! Это
вам
не 18-й годик!" Малого
мелочь
работой скосила. В унынье
у малого
опущен рот... "Куда, мол,
девать
молодецкие силы? Это
нам
не 18-й год!" Эти
потоки
слюнявого яда часто
сейчас
по улице льются... Знайте, граждане!
И в 29-м длится
и ширится
Октябрьская революция. Мы живем
приказом
октябрьской воли. Огонь
"Авроры"
у нас во взоре. И мы
обывателям
не позволим баррикадные дни
чернить и позорить. Года
не вымерить
по единой мерке. Сегодня
равноценны
храбрость и разум. Борись
и в мелочах
с баррикадной энергией, в стройку
влей
перекопский энтузиазм.
1929
МРАЧНОЕ О ЮМОРИСТАХ
Где вы,
бодрые задиры? Крыть бы розгой!
Взять в слезу бы! До чего же
наш сатирик измельчал
и обеззубел! Для подхода
для такого мало,
што ли,
жизнь дрянна? Для такого
Салтыкова Салтыкова-Щедрина? Заголовком
жирно-алым мозжечок
прикрывши
тощий, ходят
тихо
по журналам дореформенные тещи. Саранчой
улыбки выев, ходят
нэпманам на страх анекдоты гробовые гроб
о фининспекторах. Или,
злобой измусоля сотню
строк
в бумажный крах, пишут
про свои мозоли от зажатья в цензорах. Дескать,
в самом лучшем стиле, будто
розы на заре, лепестки
пораспустили б мы без этих цензорей. А поди
сними рогатки этаких
писцов стада пару
анекдотов гадких ткнут
и снова пустота. Цензоров
обвыли воем. Я ж
другою
мыслью ранен: жалко бедных,
каково им от прочтенья
столькой дряни? Обличитель,
меньше крему, очень
темы
хороши. О хорошенькую тему зуб
не жалко искрошить. Дураков
больших
обдумав, взяли б
в лапы
лупы вы. Мало, што ли,
помпадуров? Мало
градов Глуповых? Припаси
на зубе
яд, в километр
жало вызмей против всех,
кто зря
сидят на труде,
на коммунизме! Чтоб не скрылись,
хвост упрятав, крупных
вылови налимов кулаков
и бюрократов, дураков
и подхалимов.
Измельчал
и обеззубел, обэстетился сатирик. Крыть бы в розги,
взять в слезу бы! Где вы,
бодрые задиры?
1929
УРОЖАЙНЫЙ МАРШ
Добьемся урожая мы втройне,
земля,
рожай! Пожалте,
уважаемый товарищ урожай! Чтоб даром не потели мы по одному,
по два колхозами,
артелями объединись, братва. Земля у нас хорошая, землица неплоха, да надобно
под рожь ее заранее вспахать. Чем жить, зубами щелкая в голодные года, с проклятою
с трехполкою покончим навсегда. Вредителю мы
начисто готовим карачун. Сметем с полей
кулачество, сорняк
и саранчу. Разроем складов завали. От всех
ответа ждем,чтоб тракторы
не ржавели впустую под дождем. Поля
пройдут науку под ветром-игруном... Даешь
на дружбу руку, товарищ агроном! Земля
не хочет более терпеть
плохой уход,готовься,
комсомолия, в передовой поход. Кончай
с деревней серенькой, вставай,
который сер! Вперегонки
с Америкой иди, СССР! Добьемся урожая мы втройне,
земля,
рожай! Пожалте,
уважаемый товарищ урожай!
1929
ДУША ОБЩЕСТВА
Из года в год
легенда тянется легенда
тянется
из века в век: что человек, мол,
который пьяница,разувлекательнейший человек. Сквозь призму водки, мол,
все - красотки... Любая
гадина распривлекательна. У машины
общества
поразвинтились гайки люди
лижут
довоенного лютей. Скольким
заменили
водочные спайки все
другие
способы
общения людей?! Если
муж
жену
истаскивает за волосы понимай, мол,
я
в семействе барин!это значит,
водки нализался этот
милый,
увлекательнейший парень. Если
парень
в сногсшибательнейшем раже доставляет
скорой помощи
калек ясно мне,
что пивом взбудоражен этот
милый,
увлекательнейший человек. Если
парень,
запустивши лапу в кассу, удостаивает
сам себя
и премий и наград значит,
был привержен
не к воде и квасу Этот
милый,
увлекательнейший казнокрад. И преступления
всех систем, и хрип хулигана,
и пятна быта сегодня
измеришь
только тем сколько
пива
и водки напито. Про пьяниц
много
пропето разного,из пьяных пений
запомни только: беги от ада
от заразного, тащи
из яда
алкоголика.
1929
КАНДИДАТ ИЗ ПАРТИИ
Сколько их?
Числа им нету. Пяля блузы,
пяля френчи, завели по кабинету и несут
повинность эту сквозь заученные речи. Весь
в партийных причиндалах, ноздри вздернул
крыши выше... Есть бумажки
прочитал их, нет бумажек
сам напишет. Все
у этаких
в порядке, нe язык,
а маслобой... Служит
и играет в прятки с партией,
с самим собой. С классом связь?
Какой уж класс там! Классу он
одна помеха. Стал
стотысячным балластом. Ни пройти с ним,
ни проехать. Вышел
из бойцов
с годами в лакированные душки... День пройдет
знакомой даме хвост
накрутит по вертушке.
Освободиться бы
от ихней братии, удобней будет
и им
и партии.
1929
ВОНЗАЙ САМОКРИТИКУ!
Наш труд
сверкает на "Гиганте", сухую степь
хлебами радуя. Наш труд
блестит.
Куда ни гляньте, встает
фабричною оградою. Но от пятна
и солнца блеск не смог
застраховаться,то ляпнет
нам
пятно
Смоленск, то ляпнут
астраханцы. Болезнь такая
глубока, не жди,
газеты пока статейным
гноем вытекут,ножом хирурга
в бока вонзай самокритику! Не на год,
не для видика такая
критика. Не нам
критиковать крича для спорта
горластого, нет,
наша критика
рычаг и жизни
и хозяйства. Страна Советов,
чисть себя нутро и тело, чтоб, чистотой
своей
блестя, республика глядела. Чтоб не шатать
левей,
правей домину коммунизма, шатающихся
проверь своим
рабочим низом. Где дурь,
где белых западня, где зава
окружит родня вытравливай
от дня до дня то ласкою,
то плетью, чтоб быстро бы
страну
поднять, идя
по пятилетыо. Нам
критика
из года в год нужна,
запомните, как человеку
кислород, как чистый воздух
комнате.
1929
НА ЗАПАДЕ ВСЕ СПОКОЙНО
Как совесть голубя,
чист асфальт. Как лысина банкира,
тротуара плиты (после того,
как трупы
на грузовозы взвалят и кровь отмоют
от плит политых). В бульварах
буржуеныши,
под нянин сказ, медведям
игрушечным
гладят плюшики (после того,
как баллоны
заполнил газ и в полночь
прогрохали
к Польше
пушки). Миротворцы
сияют
цилиндровым глянцем, мозолят язык,
состязаясь с мечом (после того,
как посланы
винтовки афганцам, а бомбы
басмачам). Сидят
по кафе
гусары спешенные. Пехота
развлекается
в штатской лени. А под этой
идиллией
взлихораденно-бешеные военные
приготовления. Кровавых капель
пунктирный путь ползет по земле,
недаром кругла! Кто-нибудь
кого-нибудь подстреливает
из-за угла. Целят
в сердце.
В самую точку. Одно
стрельбы командирам
надо бунтовщиков
смирив в одиночку, погнать
на бойню
баранье стадо. Сегодня
кровишка
мелких стычек, а завтра
в толпы
танки тыча, кровищи
вкус
война поймет,пойдет
хлестать
с бронированных птичек железа
и газа
кровавый помет. Смотри,
выступает
из близких лет, костьми постукивает
лошадь-краса. На ней
войны
пожелтелый скелет, и сталью
синеет
смерти коса. Мы,
излюбленное
пушечное лакомство, мы,
оптовые потребители
костылей
и протез, мы выйдем на улицу,
мы
1 августа аж к небу
гвоздями
прибьем протест. Долой
политику
пороховых бочек! Довольно
дома
пугливо щуплиться! От первой республики
крестьян и рабочих отбросим
войны
штыкастые щупальцы. Мы требуем мира.
Но если
тронете, мы в роты сожмемся,
сжавши рот. Зачинщики бойни
увидят
на фронте один
восставший
рабочий фронт. 1929
ПАРИЖАНКА
Вы себе представляете
парижских женщин с шеей разжемчуженной,
разбриллиантенной
рукой... Бросьте представлять себе!
Жизнь
жестче у моей парижанки
вид другой. Не знаю, право,
молода
или стара она, до желтизны
отшлифованная
в лощеном хамье. Служит
она
в уборной ресторана маленького ресторана
Гранд-Шомьер. Выпившим бургундского
может захотеться для облегчения
пойти пройтись. Дело мадмуазель
подавать полотенце, она
в этом деле
просто артист. Пока
у трюмо
разглядываешь прыщик, она,
разулыбив
облупленный рот, пудрой подпудрит,
духами попрыщет, подаст пипифакс
и лужу подотрет. Раба чревоугодий
торчит без солнца, в клозетной шахте
по суткам
клопея, за пятьдесят сантимов!
(По курсу червонца с мужчины
около
четырех копеек.) Под умывальником
ладони омывая, дыша
диковиной
парфюмерных зелий, над мадмуазелью
недоумевая, хочу
сказать
мадмуазели: - Мадмуазель,
ваш вид,
извините,
жалок. На уборную молодость
губить не жалко вам? Или
мне
наврали про парижанок, или
вы, мадмуазель,
не парижанка. Выглядите вы
туберкулезно
и вяло. Чулки шерстяные...
Почему не шелка? Почему
не шлют вам
пармских фиалок благородные мусыо
от полного кошелька? Мадмуазель молчала,
грохот наваливал на трактир,
на потолок,
на нас. Это,
кружа
веселье карнавалово, весь
в парижанках
гудел Монпарнас.
Простите, пожалуйста,
за стих раскрежещенный и за описанные
вонючие лужи, но очень
трудно
в Париже
женщине, если
женщина
не продается,
а служит.
1929
КРАСАВИЦЫ
(Раздумье на открытии Grand Opera*)
В смокинг вштопорен, побрит что надо. По гранд
по опере гуляю грандом. Смотрю
в антракте красавка на красавице. Размяк характер все мне
нравится. Талии
кубки. Ногти
в глянце. Крашеные губки розой убиганятся. Ретушь
у глаза. Оттеняет синь его. Спины
из газа цвета лососиньего. Упадая
с высоты, пол
метут
шлейфы. От такой
красоты сторонитесь, рефы. Повернет
в брильянтах уши. Пошевелится шаля на грудинке
ряд жемчужин обнажают
шиншиля. Платье
пухом.
Не дыши. Аж на старом
на морже только фай
да крепдешин, только
облако жоржет. Брошки - блещут...
на тебе!с платья
с полуголого. Эх,
к такому платью бы да еще бы...
голову.
________________ * Большого оперного театра (фр.)
1929
СТИХИ О СОВЕТСКОМ ПАСПОРТЕ
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... По длинному фронту
купе
и кают чиновник
учтивый движется. Сдают паспорта,
и я
сдаю мою
пурпурную книжицу. К одним паспортам
улыбка у рта. К другим
отношение плевое. С почтеньем
берут, например,
паспорта с двухспальным
английским левою. Глазами
доброго дядю выев, не переставая
кланяться, берут,
как будто берут чаевые, паспорт
американца. На польский
глядят,
как в афишу коза. На польский
выпяливают глаза в тугой
полицейской слоновости откуда, мол,
и что это за географические новости? И не повернув
головы кочан и чувств
никаких
не изведав, берут,
не моргнув,
паспорта датчан и разных
прочих
шведов. И вдруг,
как будто
ожогом,
рот скривило
господину. Это
господин чиновник
берет мою
краснокожую паспортину. Берет
как бомбу,
берет
как ежа, как бритву
обоюдоострую, берет,
как гремучую
в 20 жал змею
двухметроворостую. Моргнул
многозначаще
глаз носильщика, хоть вещи
снесет задаром вам. Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика, сыщик
на жандарма. С каким наслажденьем
жандармской кастой я был бы
исхлестан и распят за то,
что в руках у меня
молоткастый, серпастый
советский паспорт. Я волком бы
выгрыз
бюрократизм. К мандатам
почтения нету. К любым
чертям с матерями
катись любая бумажка.
Но эту... Я достаю
из широких штанин дубликатом
бесценного груза. Читайте,
завидуйте,
я
гражданин Советского Союза.
1929
АМЕРИКАНЦЫ УДИВЛЯЮТСЯ
Обмерев,
с далекого берега СССР
глазами выев, привстав на цыпочки,
смотрит Америка, не мигая,
в очки роговые. Что это за люди
породы редкой копошатся стройкой
там,
поодаль? Пофантазировали
с какой-то пятилеткой... А теперь
выполняют
в 4 года! К таким
не подойдешь
с американской меркою. Их не соблазняют
ни долларом,
ни гривною, и они
во всю
человечью энергию круглую
неделю
дуют в непрерывную. Что это за люди?
Какая закалка! Кто их
так
в работу вклинил? Их
не гонит
никакая палка а они
сжимаются
в стальной дисциплине! Мистеры,
у вас
практикуется исстари деньгой
окупать
строительный норов. Вы не поймете,
пухлые мистеры, корни
рвения
наших коммунаров. Буржуи,
дивитесь
коммунистическому берегу на работе,
в аэроплане,
в вагоне вашу
быстроногую
знаменитую Америку мы
и догоним
и перегоним.
1929
ПРИМЕР, НЕ ДОСТОЙНЫЙ ПОДРАЖАНИЯ
Тем, кто поговорили и бросили
Все
в ораторском таланте. Пьянке
смерть без колебания. Это
заседает
антиалкогольная компания. Кулаком
наотмашь
в грудь бьют
себя
часами кряду. "Чтобы я?
да как-нибудь? да выпил бы
такого яду?!" Пиво
сгинь,
и водка сгинь! Будет
сей порок
излечен. Уменьшает
он
мозги, увеличивая
печень. Обсудив
и вглубь
и вдоль, вырешили
все
до толики: де
ужасен алкоголь, и
ужасны алкоголики. Испершив
речами
глотки, сделали
из прений
вывод, что ужасный
вред
от водки и ужасный
вред от пива... Успокоившись на том, выпив
чаю
10 порций, бодро
вылезли
гуртом яростные
водкоборцы. Фонарей
горят
шары, в галдеже
кабачный улей, и для тени
от жары водкоборцы
завернули... Алкоголики,
воспряньте! Неуместна
ваша паника! Гляньте
пиво хлещет
анти алкогольная компанийка.
1929
ПТИЧКА БОЖИЯ
Он вошел,
склонясь учтиво. Руку жму.
- Товарищ
сядьте! Что вам дать?
Автограф?
Чтиво!" - Нет.
Мерси вас.
Я
писатель. - Вы?
Писатель?
Извините. Думал
вы пижон.
А вы... Что ж,
прочтите,
зазвените грозным
маршем
боевым. Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон. Что ж,
пожалте в уха в оба. Рад товарищу.
А он: - Я писатель.
Не прозаик. Нет.
Я с музами в связи.Слог
изыскан, как борзая. Сконапель
ля поэзи. На затылок
нежным жестом он кудрей
закинул шелк, стал
барашком златошерстым и заблеял,
и пошел. Что луна, мол,
над долиной, мчит
ручей, мол,
по ущелью. Тинтидликал
мандолиной, дундудел виолончелью. Нимб
обвил
волосьев копны. Лоб
горел от благородства. Я терпел,
терпел
и лопнул и ударил
лапой
об стол. - Попрошу вас
покороче. Бросьте вы
поэта корчить! Посмотрю
с лица ли,
сзади ль, вы тюльпан,
а не писатель. Вы,
над облаками рея, птица
в человечий рост. Вы, мусье,
из канареек, чижик вы, мусье,
и дрозд. В испытанье
битв
и бед с вами,
што ли,
мы
полезем? В наше время
тот
поэт. тот
писатель,
кто полезен. Уберите этот торт! Стих даешь
хлебов подвозу. В наши дни
писатель тот, кто напишет
марш
и лозунг!
1929
СТИХИ О ФОМЕ
Мы строим коммуну,
и жизнь
сама трубит
наступающей эре. Но между нами
ходит
Фома, и он
ни во что не верит. Наставь
ему
достижений любых на каждый
вкус
и вид, он лишь
тебе
половину губы на достиженья
скривит. Идем
на завод
отстроенный
мы смирись
перед ликом
факта. Но скептик
смотрит
глазами Фомы: - Нет, что-то
не верится как-то.Покажешь
Фомам
вознесенный дом и ткнешь их
и в окна,
и в двери. Ничем
не расцветятся
лица у Фом. Взглянут
и вздохнут:
"Не верим!" Послушайте,
вы,
товарищ Фома! У вас
повадка плохая. Не надо
очень
большого ума, чтоб все
отвергать
и хаять. И толк
от похвал,
разумеется, мал. Но слушай,
Фоминая шатия! Уж мы
обойдемся
без ваших похвал вы только
труду не мешайте.
1929
Я СЧАСТЛИВ!
Граждане,
у меня
огромная радость. Разулыбьте
сочувственные лица. Мне
обязательно
поделиться надо, стихами
хотя бы
поделиться, Я сегодня
дышу как слон, походка
моя
легка, и ночь
пронеслась,
как чудесный сон, без единого
кашля и плевка. Неизмеримо
выросли
удовольствий дозы. Дни осени
баней воняют, а мне
цветут,
извините,
розы, и я их,
представьте,
обоняю. И мысли
и рифмы
покрасивели
и особенные, аж вытаращит
глаза
редактор. Стал вынослив
и работоспособен, как лошадь
или даже
трактор. Бюджет
и желудок
абсолютно превосходен, укреплен
и приведен в равновесие. Стопроцентная
экономия
на основном расходе и поздоровел
и прибавил в весе я. Как будто
на язык
за кусом кус кладут
воздушнейшие торта такой
установился
феерический вкус в благоуханных
апартаментах
рта. Голова
снаружи
всегда чиста, а теперь
чиста и изнутри. В день
придумывает
не меньше листа, хоть Толстому
ноздрю утри. Женщины
окружили,
платья испестря, все
спрашивают
имя и отчество, я стал
определенный
весельчак и остряк ну просто
душа общества. Я порозовел
и пополнел в лице, забыл
и гриппы
и кровать. Граждане,
вас
интересует рецепт? Открыть?
или...
не открывать? Граждане,
вы
утомились от жданья, готовы
корить и крыть. Не волнуйтесь,
сообщаю:
граждане
я сегодня
бросил курить.
1929
РАССКАЗ ХРЕНОВА О КУЗНЕЦКСТРОЕ
И О ЛЮДЯХ КУЗНЕЦКА
К этому месту будет подвезено в
пятилетку 1 000 090 вагонов
строительных материалов. Здесь будет
гигант металлургии, угольный гигант и
город в сотни тысяч людей.
Из разговора.
По небу
тучи бегают, дождями
сумрак сжат, под старою
телегою рабочие лежат. И слышит
шепот гордый вода
и под
и над: "Через четыре
года здесь
будет
город-сад!" Темно свинцовоночие, и дождик
толст, как жгут, сидят
в грязи
рабочие, сидят,
лучину жгут. Сливеют
губы
с холода, но губы
шепчут в лад: "Через четыре
года здесь
будет