— Продано! — воскликнул, наконец, продавец. — Продано леди Лонгворт за три тысячи сто фунтов! Аплодисменты сопровождали эту покупку так же, как и утреннюю. Макс сам похлопал в ладоши и, склонившись к ней, проговорил:
   — Мастерски. — Теперь Стефания уже знала наверняка, что он не смеется над ней.
   «Я победила! — думала она радостно. — Если они думали еще раз досадить Сабрине, ограничив ее тремя с половиной тысячами и рассчитывая на то, что она проиграет, то серьезно просчитались. Эх, рассказать бы кому…»
   Стефания даже стала оглядывать присутствующую публику, но, разумеется, не отыскала ни одного человека, с которым можно было бы разделить всю радость победы.
   «Ничего, вечерком я позвоню Сабрине. Подожду пока. Вот она обрадуется, когда услышит, что мне удалось провернуть…»
   Но вдруг она поняла, что и Сабрине не сможет рассказать об этом. Да и как она могла звонить ей и хвалиться своей победой, когда та сидит, по сути, взаперти в Эванстоне и прикрывает ее! Упуская все те радости, которые по праву должны были быть ее радостями!
   Улыбка Стефании сразу померкла. Настроение испортилось. Придется упиваться триумфом в одиночку.
   — И еще раз мои поздравления, Сабрина, — сказал Макс. — Наверное, я попрошу тебя когда-нибудь дать мне уроки.
   Она улыбнулась. Максу пришлась бы по душе история с подменой сестер. Она очень жалела о том, что не могла поведать ему ее.
   Почему она об этом подумала? Вероятно, потому, что дух риска окружал и его. Он любил рисковать сам и умел оценить риск других. «Наверное, стремление испытать опасность как человеческая черта не понравилось бы мне в мужчине в другое время, — подумала она. — Но сейчас… Когда я сама подвергаю себя огромному риску. И понимаю, как это может быть волнующе и… успешно…»
   — У меня новый дом, — сказал Макс. — На Итон-сквер. Восемнадцатый век. Когда-то он был просто восхитительным. Но здорово искалечен прежними владельцами, которым казался недостаточно современным. — Он смелыми штрихами набросал на обратной стороне каталога расположение комнат в доме и описал каждую. — В последние три месяца меня посетили пять или шесть важничающих декораторов. Один отколол кусок от резного украшения над камином, другой покорежил канделябр, третий предложил заменить дубовые перила на железные.
   Словом, я всех их выгнал как неисправимых дураков. Прошу, вернее, умоляю тебя: спаси мой дом и меня от этих идиотов!
   Стефания взглянула на чертеж. Значит, ее просили заняться интерьером дома. Начиная с вечера у княжны Александры Стефания дико завидовала счастью сестры и просила судьбу предоставить ей шанс. И вот он появился.
   — У меня есть мебель, — продолжал Макс. — Правда, ее чересчур много. Слишком много картин, статуй, ковров, занавесей, абажуров — до черта! Все это из моего бывшего особняка в Лондоне и из пригородного дома в Нью-Йорке. Я нанял бригаду рабочих. Им нужно только сказать, что делать. Мне необходим человек, который бы решил, какую мебель оставить и как ее расположить, а что продать. Ты мне нужна, как воздух.
   — Нет. — Она покачала головой. — Извини, но не могу.
   — Можешь! Я очень хорошо заплачу.
   — При чем здесь деньги? — Она уперла руки в колени.
   Поначалу ей казалось, что она своим отказом просто стремится сохранить дистанцию в отношениях с Максом, но это был только предлог. Основная причина заключалась в том, что она боялась потерпеть неудачу.
   В течение всей своей жизни она верила, что добилась бы тех же успехов, что и Сабрина, если бы у нее был такой же образ жизни, столько же возможностей. Теперь Макс давал ей шанс. Но это было так страшно, так страшно… Страх подступал к горлу. Она отвергает такую возможность?.. Что она делает?. Зачем она отрицательно качает головой?!
   «Дайте мне остаться в своих иллюзиях», — подумала Стефания с горечью.
   — Но это же абсурд! — начал горячиться Макс. — Я же видел дом Александры. И лондонский дом Оливии Шассон! Только ты можешь мне помочь!
   — Надо было раньше обращаться.
   — А, понимаю, ты обижена. Ты права. Но тех декораторов мне посоветовали близкие друзья, разве я мог им отказать? Забудь о них. Они не существуют.
   Она рассмеялась:
   — Дело не в этом.
   — Тогда в чем же, черт возьми, дело?!
   — У меня нет времен! — сказала она, сама себе удивляясь. И потом выпалила всю правду: — У меня есть только четыре недели.
   — А потом? Растаешь, как снег? Распадешься на атомы? Исчезнешь с лица земли? Она снова могла только засмеяться.
   — Если у тебя сейчас есть другая работа, то я тебе не помешаю. Ты сможешь работать у меня по свободному графику и столько времени, сколько хочешь. Хоть год! Пойми, ты мне нужна. У тебя будут развязаны руки. Я дам тебе возможность тратить, сколько захочешь!
   Стефания уже не могла сопротивляться. Она еще раз внимательно взглянула на его набросок, попыталась себе представить комнаты и… Вдруг у нее в голове начали появляться уже конкретные идеи!..
   — Хорошо, — сказала она, наконец. Аукцион закончился, и они стали выходить из павильона. «У меня получится! — поклялась она себе. — Сегодня уже получилось… Да и почему я должна провалиться? С какой стати? Я ничем не хуже Сабрины. Все, что мне было нужно: чтобы представился такой шанс».
   Что же касается Макса, то она решила видеться с ним ровно столько, сколько потребуется для работы в его доме. А если что… она оставляла за собой право тут же расторгнуть с ним договор и больше его никогда не видеть.
   — Когда ты собираешься начать? — осторожно спросил он, когда они прощались вечером.
   — Я уже начала, — ответила она.
   На следующее утро Стефания нашла на своем вишневом столе пачку чеков, которые дожидались ее подписи. Это были расходы, которые одобрила Сабрина перед своей поездкой в Китай. Стефания тщательно изучила их и суммировала для того, чтобы примерно рассчитать затраты на этот месяц. От сознания того, какие дикие суммы она тратит, у нее подрагивали руки. Это были не ее деньги, и все же… Она даже не верила, что ставит свою подпись под бумагами, пришедшими в одно утро. Здесь говорилось о тысячах и тысячах фунтах!
   Она разбиралась с последним чеком, когда зазвонил телефон. Через несколько секунд в дверях показался Брайан.
   — Сеньор Молена, миледи. Ручка Стефании замерла. Сабрина говорила, что Антонио не будет до первой недели октября, поэтому Стефания надеялась, что с этой стороны ее не ждали проблемы. Оказалось все иначе. Она поморщилась: теперь нужно было срочно придумывать, как удержать его на расстоянии до возвращения Сабрины.
   — Если миледи не хочет подходить к телефону, то я… — начал Брайан.
   — Нет, отчего же? — сказала она, протягивая руку к своему аппарату. — Но все равно спасибо вам, Брайан.
   — О, моя Сабрина! — раздался в трубке густой и интимный голос Антонио. — Я закончил свои дела в Сан-Паулу и спешу повидать тебя. Прости мое нетерпение. Сегодня вечером мы с тобой поужинаем и…
   — Нет.
   — У тебя другие планы?
   Она не знала, что ответить. Абсурд какой-то. Почему она должна отвечать «нет» на все предложения, если ей и так остается пребывать в этом раю всего несколько дней? Хотя теперь, в связи со сломанной рукой сестры, обстоятельства немного изменились, ну так тем более! Это ее дом, ее жизнь и надо как-то учиться быть здесь не гостьей, а хозяйкой. Почти целый месяц! У нее не было никаких планов на вечер.
   — Впрочем, с удовольствием поужинаю с тобой, — ответила она, бросая самой себе вызов.
   — В восемь часов, моя Сабрина. Я так по тебе соскучился.
   Он заехал за ней на своей машине, и они отправились по изгибающимся улочкам к фулхэмской дороге. Пока Антонио с увлечением рассказывал об одной своей встрече, которая произошла во время полета из Бразилии, Стефания смотрела в окно на меняющийся городской пейзаж. Когда они проезжали вблизи кладбища Бромтон, Антонио обратил внимание, что у нее озабоченное выражение лица.
   — Небольшой сюрприз, — сказал он с улыбкой.
   В ту же минуту машина остановилась. Следуя за ним вниз по какой-то лестнице, Стефания приглядывалась к его смуглому лицу, на котором отчетливо выделялся орлиный нос. Помня описания Сабрины, она рассчитывала на общество тяжеловатого на подъем и требовательного кавалера, который угостит ее восхитительным ужином. Вместо этого, как ей показалось, она получила приятного собеседника и ресторан-подвальчик на сумрачной кладбищенской дороге.
   Впрочем, внутри «Ля Круассе» оказался выше всяких похвал. Чувствовалось, что Антонио здесь не в первый раз. Более того, он вел себя просто, раскованно и даже как-то по-хозяйски. Его глаза сверкнули, когда он увидел на ней сапфировое ожерелье. А его голос торжественно звучал, когда он представлял свою подругу месье Мартэну, который пошел на большой риск, открывая ресторан на далекой от всякой цивилизации дороге. Впрочем, через несколько месяцев ему удалось каким-то чудом сделать свое заведение самым дорогим и знаменитым во всем Лондоне. Затем, не обращая на Стефанию внимания, мужчины стали обсуждать, какую именно рыбу лучше всего подать к ужину.
   Стефания рассеянно слушала их разговор. Казалось, им совсем не было дела до ее желаний. Но ей это было все равно. Она была счастлива, оказаться в таком чудесном зале. Приглушенное освещение и тонкие ткани, вездесущие официанты, которые помогали выполнять любые желания. Все здесь нравилось Стефании.
   «Господи, и это теперь мой мир», — подумала она и улыбнулась, когда метрдотель наливал ей вино. Улыбнулась не потому, что он наливал, а потому, что он делал это изящно.
   Антонио рассказывал о Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро, о костюмированных балах и вечеринках, о больницах и школах, предусмотренных в тех городах, строительством которых он занимался. «Он пытается произвести впечатление на Сабрину, — думала Стефания. Но почему та до сих пор не вышла за него замуж?»
   — Я не могу пойти на это, — сказала Сабрина во время их долгого телефонного разговора в понедельник. — Все было бы гораздо легче, если бы я согласилась. Но я не соглашусь. Я не могу быть такой женой, какую он хочет иметь. Но об этом я скажу ему сама, когда вернусь. Ты же тяни время. Говори, что тебе еще нужно подумать. Он столько ждал ответа от меня, что пусть чуть-чуть подождет ответа от тебя…
   — Может, ты напишешь ему? — спросила Стефания. — Не думаю, что я смогу держать его на длинном поводке в течение целого месяца… Я не настолько изобретательна.
   — Написать?.. А что? Ты права, пожалуй. Я пришлю письмо тебе, а ты уж переправь его со своего лондонского адреса. Сегодня же напишу. Получишь в начале следующей недели. Если он позвонит раньше, скажи, что тебе еще нужно несколько дней. Я думаю, он не станет давить. Будем надеяться…
   Письмо Сабрины Стефания еще не получила, а на ужин с Антонио уже согласилась. Ему нравилось небрежно болтать и смотреть на нее. И сама Стефания неожиданно для самой себя в карман за словом в этот вечер не лезла. Когда он попросил ее поделиться своими впечатлениями о поездке в Китай, она легко и остроумно рассказала о господине Су, о терракотовых воинах, похороненных в императорском склепе в Сиане, о домах на сваях на реке Ли и орхидеях в саду Кантона. Антонио поинтересовался крестьянами, и она поведала ему о том немногом, что знала. Ее скудная информация не могла удовлетворить его любопытство.
   — Поезжай туда сам, — предложила Стефания. — Чудесно проведешь время.
   — Поедем вместе, — твердо произнес он. — Мы поедем вместе и вместе чудесно проведем время.
   Он подал знак официанту, чтобы тот принес коньяк. Подняв рюмку, Антонио углубился в длинную гуаранийскую легенду о поисках редких драгоценностей, которые, кажется, имели какое-то отношение к поискам любви. Стефанию не интересовала легенда, она прислушивалась к густому звуку его голоса. Ей было приятно находиться в компании Антонио.
   В уютных сумерках салона его машины Стефания вздохнула и откинула голову на спинку сиденья.
   — Как твой магазин? — спросил Антонио. — Все идет нормально?
   — Да, — пробормотала она устало. — Нормально.
   — А твои друзья-газетчики?
   — Что?
   — Они ведь не опубликовали свою историю. Я попросил знакомых прислать мне ее в Бразилию, но статью не напечатали. Они что, передумали?
   — Нет, — вынужденно выходя из состояния расслабленности ответила Стефания. К ней вернулась осторожность, которая в последние дни стала уже привычной. Она не имела ни малейшего понятия, ни о своих «друзьях-газетчиках», ни об их ненапечатанной истории. Но надо было что-то говорить. — Публикацию отложили на два месяца, — уверенно ответила она.
   — А, прекрасно! Значит, пусть пока Оливия продолжает думать, что ее мейсенский аист — произведение искусства. А у меня есть время помочь тебе.
   — Не надо, — тут же произнесла она, запоминая полученную информацию, которую необходимо было обдумать позже. Затем, из-за того, что он был к ней добр в течение всего вечера и потому что она не хотела его расстраивать, Стефания прибавила: — Подождем несколько недель.
   — Сколько тебе будет угодно, моя Сабрина. Но не советую ждать слишком долго. Я ведь забочусь только и исключительно о тебе и твоем благополучии.
   — Спасибо, — тепло ответила Стефания и еще раз удивленно подумала о той небрежности, с которой ее сестра относится к такому идеальному кавалеру.
   Она стала смотреть в окно машины на магазины и дома, мимо которых они проезжали. Дорога была незнакома. Она решила, что он везет ее домой другим путем. Но не стала ничего спрашивать, потому что вовремя вспомнила, что она — леди Лонгворт, для которой Лондон родной дом и которая знала эту дорогу.
   Она обдумывала, как сказать ему при прощании на Кэдоган-сквер, чтобы он не беспокоил ее звонками до получения письма, когда машина вдруг свернула на спиралевидную подъездную дорожку, огибавшую гладкий современный дом. Как только они остановились, к машине подбежал швейцар в ливрее.
   — Уберите машину, — распорядился Антонио.
   — Да, сэр, — ответил швейцар и открыл дверцу с той стороны, где сидела Стефания. Она не двинулась с места. Его дом. А значит, и его постель. Господи, и как она сразу не догадалась, что он везет ее к себе? Видимо, потому что ей и в голову не приходила мысль, что он хочет уложить ее в свою постель. Сабрина и Антонио, несомненно, были любовниками. Но если говорить о Стефании Андерсен, то за всю свою жизнь она спала только с одним мужчиной — своим мужем.
   — Сабрина, — донесся голос Антонио. Она ясно уловила в его тоне нотки нетерпения.
   — Я думала, ты везешь меня домой, — сказала она, глядя на швейцара, который стоял у дверцы и тянул к ней руку. Она чувствовала себя последней дурой. Антонио решительно обошел вокруг машины, оттеснил слугу в сторону и, взяв ее за руку, властно вытащил из машины.
   — Ты прекрасно видела, куда мы едем, и не остановила меня! Ну что за игры? Не разыгрывай меня!
   — Никаких игр я не разыгрываю! — резко ответила она, взбешенная столь бесцеремонным обращением своего кавалера. Впрочем, она злилась и на свою глупость. — Я не думала, что обязана внимательно следить за дорогой! — ледяным голосом сказала Стефания. — Я не думала, что у тебя хватит наглости привезти меня к себе, не узнав предварительно моего мнения…
   Она запнулась, увидев на лице швейцара живейшее любопытство. За его спиной, через улицу, виднелись деревья небольшого парка.
   — Пойдем погуляем несколько минут? — предложила она Антонио и, не дожидаясь ответа, повернулась к швейцару: — Ни в коем случае не убирайте машину.
   — Карамба!!! — пробормотал сквозь зубы Антонио и, опять взяв ее за руку, потащил к парку. — Не трогай машину, — бросил он через плечо.
   В тени деревьев Стефания вырвала свою руку.
   — Ты никогда себе такого не позволяла! — горячился Антонио. — Я не ожидал от тебя подобной выходки! Женщина, которая готовится стать моей женой, не должна вести себя так! Мы же договорились…
   — Мы договаривались только об одном: что не будем встречаться ровно месяц! Ты вернулся до этого срока. Да, я согласилась с тобой поужинать, но я не давала согласия на что-либо другое!
   — Ты надела мое ожерелье, ты улыбалась весь вечер, была милая, нежная, очаровательная. Тебе понравился ужин, о чем ты давала мне понять всеми возможными способами. Весь вечер ты стремилась развеселить меня. Ты уже забыла, что говорила сегодня о своей радости, если я в скором времени избавлю тебя от расхлебывания той каши, которую ты заварила в своей лавчонке…
   — Лавчонка?! — задохнулась от ярости Стефания. Она даже остановилась. — Каша, которую я заварила?! Твои слова непростительно оскорбительны!
   Стефания изумленно прислушивалась к своим же собственным чувствам. Ей следовало быть поосторожнее. Кто знает, может, Сабрина передумала и отказалась от мысли написать резкое и решающее письмо Антонио? Может, она решила еще какое-то время серьезно подумать? Может быть, она даже решила выйти за него замуж? А Стефания сейчас такое говорит… Но гнев ее был столь силен, что затмил рассудок и способность трезво рассуждать. Стефания и Сабрина были разгневаны и оскорблены в одном лице. Сабрина не выйдет за него замуж, а Стефания объяснит почему.
   — Ты обращаешься со мной, как с ребенком. Я не собираюсь этого терпеть. Я поступаю так, как мне хочется. Никому не дано права заставлять меня делать что-либо против моей воли.
   — О, моя Сабрина, я и не принуждаю тебя ни к чему. Я хочу только заботиться о тебе…
   — Ты решил, что я нуждаюсь в твоей заботе?
   — А как же иначе? Дурочка! Неужели тебя устраивает, как ты ведешь свои дела? Пойми, у тебя больше не возникнет ни одной проблемы в твоей лав… в твоем магазине, если ты, наконец, позволишь мне помочь тебе. Ты рискуешь потерять все! Я хочу предложить тебе процветание, поддержку и гарантии. А ты бравируешь передо мной какими-то глупенькими мыслями о независимости…
   — Антонио, прошу тебя, отвези меня домой.
   — Что это значит?
   — То, что мои глупенькие мысли о независимости настолько важны для меня, что я не собираюсь расставаться с ними из-за процветания, поддержки и гарантий!
   — Но ты выйдешь за меня замуж?
   — Нет!
   — Выйдешь! Я бы не ждал так много месяцев, если бы не был в этом уверен.
   — Ты отвезешь меня домой или мне пойти искать такси?
   — Я позвоню тебе завтра.
   — Меня не будет дома.
   — Ты будешь дома. К тому времени уже успокоишься. К тебе вернется способность трезво рассуждать. На счастье Стефании, у нее была преданная экономка миссис Тиркелл, умевшая отвечать по телефону тем господам, с которыми миледи не желала разговаривать.
   Когда они возвращались на Кэдоган-сквер, Стефания думала как раз об этом. «На эти выходные я уезжаю, — размышляла она, стараясь успокоиться. — А потом подоспеет письмо Сабрины, которое должно поставить точку».
   Однако, чувствуя личную вину за то, что произошло вечером, Стефания ночью позвонила Сабрине. Связь была отвратительная, и им не дали говорить долго. Голос сестры звучал как-то отстраненно и равнодушно.
   — Не беспокойся об Антонио, — сказала она. Стефания всячески старалась не беспокоиться, однако это не получалось. Отправляясь на следующий день к Оливии Шассон, которая пригласила ее провести выходные у нее дома, Стефания чувствовала, что плывет по течению и некому ее поддержать.
   К счастью, Оливия, с которой Стефания виделась впервые, оказалась истинным противоядием для подавленного настроения «миледи». Она была остроумная и скорая на шутки леди, общение с ней поднимало дух и освобождало сознание от бремени тяжких переживаний.
   — Без Антонио? — осведомилась она без всякого удивления, когда увидела, что Стефания явилась в одиночестве.
   — Отныне да. Оливия посмотрела ей в глаза и кивнула:
   — Я знала, что это рано или поздно должно закончиться. Он никогда не давал себе труда задуматься о своих излишне властных замашках. О, я много наблюдала таких людей, которые «сделали сами себя». Они всегда недовольны результатами и стремятся компенсировать это тем, что начинают и других людей «делать», исходя из выведенных в уме личных категорий качества. Люди, которые родились в роскоши, обычно не имеют подобных проблем.
   — Почему так получается? — со смехом спросила Стефания.
   — Потому что взросление в тепличных условиях развивает в них дикую скуку, которую они стремятся развеять участием только в поистине глобальных проектах. Например, спасение всего мира. Или человечества. Возьми кого угодно, хоть Рокфеллеров. Ох, прости, надо поприветствовать Рэддисонов. Господи, и как меня угораздило пригласить их, если я не выношу Розу?
   — Возможно, присутствие розы с шипами подчеркивает нежность других твоих цветов. Оливия откинула голову и рассмеялась. Гости, находившиеся в просторном зале, также обернулись на Стефанию и заулыбались.
   — Ты сокровище, Сабрина! Какой скучной была бы жизнь без тебя. Я хочу, чтобы за ужином ты села по правую руку от меня.
   — Хорошо, — беззаботно ответила Стефания, но по выражению лица Оливии поняла, какое это важное имеет значение. Поэтому сразу же прибавила: — Это для меня большая честь.
   Она видела, как Оливия пересекла весь зал в направлении появившейся в дверях Розы Рэддисон, которая радостно махала рукой приближающейся хозяйке дома.
   Официант предложил Стефании бокал шампанского. Свет люстр отражался в искристом вине, напоминая драгоценности в открытой шкатулке. Стефания свободно гуляла по залу, чувствуя на себе восхищенные взгляды и принимая ото всех комплименты. Никто из присутствующих на вечере и не думал оспаривать ее права находиться в высшем обществе. И вместе с тем никому из них не было известно слово «закладная», никто из них никогда не оплачивал счет, присланный из бакалейной лавки, никто из них никогда не вскакивал утром с кровати и не бросался на улицу с мешком мусора, чтобы успеть закинуть его в зев уезжающей машины.
   «Я принадлежу удивительному миру», — думала она.
   В загородном особняке Шассонов в Кенте были просторные, квадратные комнаты, высокие окна, выходящие в сад; около дома — лужайка для крокета и небольшое озеро. Зал, в котором забавляли своих гостей перед ужином лорд и леди Шассон, славился своим покрашенным потолком и огромными канделябрами. Год назад Сабрина меняла здесь интерьеры. Это она придумала обить стулья замшей кремового цвета, а диваны — бледно-зеленым бархатом. Она решила покрасить паркетный пол в сочный и темный дубовый цвет, который изумительно отражал свет канделябров, так что казалось, будто гости гуляют по воздуху между искрящимися лучами света. На длинном сверкающем комоде «Чиппендейл» была размещена коллекция фарфоровых статуэток девятнадцатого века, а на небольшом трюмо красовался высокий белоснежный мейсенский аист. Трюмо стояло в центре дальней стены зала. Аист красиво отражался в зеркале. Словом, это зрелище притягивало к себе взгляды прибывающих на вечер гостей.
   Задумчиво глядя на фарфорового аиста, Стефания медленно пересекала зал, рассеянно улыбаясь незнакомым людям, которые приветствовали ее справа и слева как добрую знакомую. Она не чувствовала никакой потерянности или смущения. От Сабрины пришло письмо, она сообщала, что дома все нормально. Долорес прислала свою служанку, чтобы та помогала по хозяйству. Так что проблем не было. В конце Сабрина написала: «Тело у меня еще такое разбитое, что в супружеской постели ни о чем другом, кроме сна, и думать нельзя».
   Окруженная ослепительным светом канделябров, отражавшемся на паркете, улыбками и комплиментами, Стефания пыталась представить себе сестру, сидящую в Эванстоне, чтобы спасти семью Стефании и ее брак. Она опустила глаза на белоснежное шерстяное платье «шалис», которое выбрала из гардероба Сабрины для этого вечера, и подумала, что в Эванстоне бедняжка сестра вынуждена довольствоваться синими потертыми джинсами. Стоит, наверное, сейчас в них на кухне и готовит ужин.
   «Я ей обязана решительно всем, — подумала Стефания. — Ровным счетом всем».
   Она взяла с трюмо аиста и провела пальцами по его гладкой, глянцевой поверхности. Какие тонкие линии крыльев, перьев, когтей… Даже маленькая рыбка в клюве. Оливия думала, что этот аист — настоящее произведение искусства, как сказал Антонио. На вечере у Александры Майкл говорил ей что-то о фальшивках. И о леди Оливии Сабрина предупредила ее о том, чтобы она пока ничего не покупала у человека по имени Рори Карр, так как он-де может заниматься подделками.
   Стефания почувствовала, как внутри нее поднимается сильное волнение. Итак, Сабрина купила фарфор у Рори Карра. По крайней мере, одним из купленных предметов являлся мейсенский аист. Он был продан Оливии Шассон. Аист, которого Стефания сейчас держала в руке, очень походил на мейсенские вещи. Возможно, это работа Кандлера… Она перевернула фигурку, чтобы увидеть роспись мастера на донышке. Так и есть. Аист был совершенен. Настолько совершенен, что казалось, будто у него трепетали перышки на крыльях. Не удивительно, что Сабрину удалось обмануть.
   Антонио сказал, что пришло время вернуть мейсенского аиста назад. Она могла это сделать вместо Сабрины. Она уже держит его в руках… Но как ей вернуть аиста? Каким образом? Она не могла сказать Оливии, что это подделка: тайны такого уровня имела право разглашать только сестра. Она не могла унести его, сославшись на необходимость исправить какой-нибудь дефект, ибо никаких дефектов не было, что увидел бы каждый. Она не могла украсть его, так как статуэтка была слишком большой для этого, а дом был наполнен людьми. И, тем не менее, ей казалось, что она должна обязательно придумать какой-нибудь способ до окончания выходных…