Стол заставлен серебром и хрусталем. На блюдах самое вкусное, что только мог приготовить повар «Кондора». А графины и бутылки наполнены лучшими винами.
Во главе стола сидит капитан, напротив дон Грегорио, а справа и слева расположились барышни.
Судно идет по ветру. Качки нет.
На белоснежной скатерти посередине стола стоит ваза с фруктами и цветами, которые распустились, благодаря стараниям капитана, несмотря на морской воздух.
Фрукты такие же яркие, как и цветы. Они из Калифорнии, которая ими славится. Тут персики, сливы, выращенные в садах Сан-Франциско, виноград и дыни из южного Лос-Анджелеса, апельсины, бананы, киви, ананасы из Сан-Диего.
После того как все отобедали, подали десерт и к нему разные вина.
Хотя капитан не большой их любитель, но иногда он не прочь осушить стаканчик. А в этот день он осушил их с полдюжины.
Этим он оказал почет своим гостям и оживил обед. Он много путешествовал на своем веку, происходил из порядочной семьи и получил образование. Хотя он всего лишь капитан коммерческого судна, но это человек кроткий, с мягким характером и его место скорее в светском салоне, а не среди осмоленных канатов.
Он был так внимателен и ласков к молодым дамам, что те были в восторге от него. А дон Грегорио считал его своим верным другом. Всем им жаль расставаться с таким хорошим человеком, и это несколько омрачало общую беседу за столом, заставленным в таком изобилии дорогими яствами.
Капитан старался занять своих гостей рассказами из своей жизни, о своих путешествиях по Великому океану. Он встречался с обитателями островов Фиджи, с дикарями Новой Калифорнии, людоедами, любовался увлекательными плясками на острове Самоа.
Безыскусные, правдивые рассказы зачаровали слушателей. Теперь дамы еще больше заинтересовались собеседником, чем раньше.
Дон Грегорио тоже сообщил капитану то, о чем до сих пор молчал. Он сказал ему, что барышни обручены, и пригласил его, если ему доведется быть с «Кондором» в Кадисе, непременно навестить их. В этой приятной беседе пролетело несколько часов.
Иньеса и Кармен спели под гитару. Потом обе пошли к себе в каюту, чтобы переодеться и выйти на палубу. Судно тихо покачивалось, освещенное нежным лунным светом, и им прежде, чем лечь спать, захотелось хоть полчаса погулять на палубе.
Лантанас и бывший землевладелец остались за столом вдвоем. Оба изрядно выпили. Чилиец по-прежнему рассказывал о своих похождениях, а дон Грегорио все так же внимательно его слушал. Капитан и не подозревал, что делается на «Кондоре».
Он не знал, что шхуна идет в другом направлении. Движение это незаметно, так как на море тихо, и производится оно в безмолвии, без команды, без боцманского свистка, без пения матросов.
XLVIII. Убить или утопить?
Установив курс «Кондора» и поставив на руль Стряпку, младший помощник вернулся к остальным, все еще продолжавшим совещаться.
Там Гомес развертывал план, по которому нужно действовать. Он повторял то, что было окончательно решено перед этим: идти вдоль берега до пересечения черты бурунов, сделать течь в шхуне, предоставив ее самой себе, а самим в шлюпке добраться до берега.
Ночная темнота благоприятствовала исполнению заговора. При лунном свете, держась близ берега, они легко могут увидеть белые гребни пены на чернеющем фоне прибрежных скал, то идущих низкими холмами, то переходящих в высокие горы.
Шхуна находится в одной миле от берега на полдороге от коралловых рифов, вокруг которых ревет и бушует море. Судно подвигается медленно, и некоторые предлагают заблаговременно спустить шлюпку, сложить в нее все, что необходимо, и, пользуясь тихой погодой, вести ее за судном. Это предложение принимается единогласно, и выбор падает на самую большую шлюпку, в которой могут поместиться все.
Экипаж приступает к делу. Сначала укрепили руль, вдели уключины, а затем тихонько спустили ее за борт. Конец веревки продели в железное кольцо, и шлюпка пошла за судном. Затем разбойники забегали по судну, снося холщовые мешки и узлы с вещами.
В шлюпку спустили две бочки со свининой, сухари, кадку с водой и несколько бутылок вина, похищенных из погреба капитана Лантанаса. Эти припасы рассчитаны на ту ночь, которую придется провести на берегу, и на следующий день. Все это делалось с большой осторожностью. Но некому было поймать их на этом. Негр также не мог помешать, он прислуживал теперь за столом.
В шлюпку сложено все, за исключением самого главного и ценного груза.
Снова злодеи принялись совещаться, как приступить к основному делу. Действовать необходимо хладнокровно, при полном согласии. Надо решить, что делать с жертвами. До сих пор не было сказано ничего определенного, даже самые отъявленные молчат, не желая высказать вслух того, что каждый уже решил про себя.
Девушек решено взять с собой. А что делать с остальными? Все стоят в молчании и ждут, когда кто-нибудь из них решится заговорить. Наконец молчание нарушено человеком, в сердце которого нет места ничему человеческому. Это – младший помощник, Падилья.
– Перерезать глотки, и делу конец! – говорит он.
Это предложение, высказанное так лаконически и так жестоко, поражает даже разбойников. Многие против него и больше всех Гарри Блью. Он, хотя и не изменил своему слову, но не может хладнокровно примириться с мыслью об убийстве. Из окружающих многие не раз совершали это.
– Зачем нужно убивать их? – возразил он. – Я не вижу в этом никакой нужды!
– А что бы ты сделал с ними? – отозвался Падилья.
– Я дал бы им возможность спасти свою жизнь.
– Это как?
– Повернул бы шхуну в открытое море. Береговой ветер скоро отнес бы их от земли, и мы бы о них больше никогда не услышали.
– Это не годится! – возразили другие. – Их могут спасти встречные корабли, и тогда нам придется услышать о них больше, чем хотелось бы.
– Нечего сказать, очень умно придумано! – с сарказмом воскликнул Падилья. – Вот способ отправить всех на виселицу! Ведь дон Грегорио Монтихо – человек знатного происхождения. Только доберись он до земли, у него найдутся связи, и, пожалуй, у нас не останется шансов на спасение. Есть хорошая пословица, что только мертвый умеет держать язык за зубами. Все мы ее слышали. А есть и те, кто на деле в этом убедился. Мой совет, друзья, принять решительные меры. Что вы думаете, Гомес?
– Наше мнение сходится, – ответил тот. – Ведь и господин Блью имеет в виду только то, чтобы не проливать кровь. А избавиться от этих людей необходимо. Но только не тем способом, каким предлагает он. Отпустить их было бы не только безумием, но просто самоубийством. Только, конечно, нет необходимости перерезать им горло. Это производит тягостное впечатление. Мне кажется, что можно избегнуть этого и обеспечить себе полное спокойствие.
– Говорите, говорите! – воскликнуло несколько голосов. – Что вы предлагаете?
– Вещь простая, и удивляюсь, почему она не приходит вам в голову? Мы решили потопить шхуну. Но ведь не сразу же она пойдет ко дну. Если потонет, то на таком расстоянии, что мы давным-давно потеряем ее из виду. Так вот, пусть эти господа плывут себе на шхуне.
– То же самое предлагал нам и Блью.
– Верно! Но только, предлагая это, он оставляет их на свободе и, чего доброго, они могут спастись.
– А что бы сделали вы?
– Я прежде связал бы их.
– Э! – воскликнул Падилья, которому проливать кровь было дело привычное. – К чему вся эта возня? Капитан не уступит без боя, да и старик тоже. Все равно, или придется их тарарахнуть по башке, или бросить за борт! Повторяю, перережем им лучше горло.
– Черт возьми! – воскликнул Страйкер, который до того времени не вмешивался. – Нет, Гомес придумал неплохо! Мне приходилось видеть в австралийских лесах, где люди не так кровожадны, нечто в этом роде. Там пленника просто привязывают к дереву и оставляют его. Почему же не сделать того же с капитаном, старым испанцем и негром?
– Он правду говорит! – поддержал своего товарища Девис.
– Да и дело-то простое! – продолжал старый каторжник. – Одним нужно золото, а другим девушки. И то, и другое мы возьмем без всякого убийства.
– Что значит убийство? – с усмешкой сказал Падилья. – Какая разница, потопите вы людей или перережете им горло? А если и есть разница, то слишком ничтожная, чтобы так долго это обсуждать.
– Даже если вы ее не видите, она все-таки есть. Я совершенно против пролития крови там, где это не нужно. Пусть они потонут, но, по крайней мере, руки у нас не будут в крови, – возразил Гарри.
– Это правда! – закричали все остальные. – Поступим как австралийцы, свяжем их!
Было решено поступить по-австралийски.
Теперь надо приводить дело в исполнение, назначить каждому его роль.
Старший помощник с помощью Девиса, который был когда-то плотником на корабле, должен, сделать течь в дне шхуны. Гомес и Хернандес перенесут девушек в шлюпку. Страйкер должен стоять у руля и править. Падилья смотрит за теми, которые будут брать золото. А Старина со Стряпкой и французом свяжут несчастных.
Все было продумано до мелочей, роковая минута приближалась.
XLIX. Акулы
Все паруса подняты, и шхуна тихо скользит навстречу гибели. Гомес следил за рулем, так как он единственный, кто знает это побережье.
Оно всего в какой-нибудь полумиле от него. Судно плывет параллельно черте бурунов. Ветер, дующий с берега, держит его вне опасности. Гомес уже различает гору, которую не забудет тот, кто хоть раз ее видел. Она имеет две вершины, и между ними пропасть.
Но этого еще недостаточно для того, чтобы выбрать место, где пристать. Одно несомненно – сейчас они войдут в большой залив берега провинции Верагуй. Устье этого залива имеет несколько миль в ширину. Войти в него трудно: от мыса до мыса тянутся буруны.
Миновав этот залив, шхуна идет вдоль берега, оставив позади гору с двумя вершинами. На освещенном луной небе ясно вырисовываются ее очертания.
Наконец Гомес заметил в белой черте бурунов гладкую поверхность тихой воды, резко ограниченной набегавшими пенистыми гребнями. Он дал еще некоторые указания рулевому, а сам отправился на корму. Там уже были готовы приступить к делу.
В руках Страйкера и Лакросса веревки, предназначенные для несчастных пассажиров. Падилья и его помощники вооружились топорами и ремнями, чтобы открыть и связать ящики с золотом. У большой мачты с зажженным фонарем стоит старший помощник, рядом с ним – Девис с молотком и долотом.
Все столпились у отворенного уже люка, готовясь сойти в трюм.
Гарри Блью, с фонарем под полой, спрятался в тени мачты, как будто стыдясь смотреть людям в лицо. Можно даже подумать, что он вообще не собирается идти в этом предприятии дальше.
Каждый занят своим делом, и на него не обращают внимания. Он подошел к борту и смотрит на воду. Луна освещает его лицо.
Подойдя еще ближе к борту, он всматривается в черную бездну, как будто ищет в ней спасения от жизни и ее тягот.
В это время до его слуха долетают женские голоса, и две фигуры с мантильями на плечах, все в белом, поднимаются на палубу. Месяц освещает доверчивые, веселые лица девушек. Они идут прямо на палубу, не подозревая, что их ждет.
Гарри осторожно подходит к люку и, держа фонарь в руке, тихо опускается в трюм.
Несмотря на то что шхуна плывет только в нескольких градусах от экватора, ночью, особенно около полуночи, довольно свежо.
Девушки закутались в свои мантильи и стоят, облокотившись на борт. Они молча следят за отливающей фосфорическим блеском дорогой, пролагаемой шхуной. То в одном, то в другом месте они замечают длинные полосы огней. Кажется, что рядом со шхуной так же быстро, как она, плывут какие-то неведомые существа. Девушки, уже плававшие по Тихому океану, знают, что это за существа. Это акулы, непримиримые враги водолазов, спускающихся на дно Панамского и Калифорнийского заливов для ловли жемчуга.
В эту ночь акул было особенно много. Они близко подплывали к судну, потому что наблюдательные глаза прожорливых тварей заметили спущенную лодку и почуяли добычу.
– Пресвятая Дева! – воскликнула Кармен, увидав, как акула схватила что-то у кормы. – Не дай Бог упасть за борт, когда эти животные близко. От них нельзя спастись. Кровь стынет при мысли, что они совсем рядом с нами. Вон там внизу акула. Видишь ее? Она изготовилась к прыжку. Ах! Я не в силах смотреть на нее. Я вся дрожу. Мне кажется, у меня сейчас закружится голова, и я упаду ей прямо в пасть.
Она отступила на шаг и остановилась.
– Ты рада, племянница, что наше путешествие скоро кончится?
– Конечно, дорогая. Я действительно радовалась бы, если бы мы были близки к истинной цели нашего путешествия. Но нам предстоит еще длительное утомительное плавание, прежде чем мы попадем в Испанию.
– Да! Длинное и утомительное плавание! Но только при лучших условиях. Через Атлантический океан мы поплывем на великолепном пароходе, с прекрасной рубкой, со спальнями-каютами, одна из которых стоит всех кают «Кондора». У нас будут и спутники; может быть, они окажутся приятными собеседниками, и тогда наш переезд через Атлантический океан будет для нас развлечением, не то что путешествие по Тихому океану.
– Разве нам плохо на «Кондоре»? Капитан Лантанас сделал все, что только мог, чтобы нам было приятно.
– Да, конечно. Очень милый человек! И я на всю жизнь сохраню к нему благодарность. Но его монотонные лекции изрядно надоели.
– Да, Иньеса, здесь скучно и утомительно.
– Теперь я понимаю. Ты хочешь, чтобы вокруг тебя была толпа молодых людей, возвращающихся с Кубы и из колоний.
– Не в этом дело, ведь ты сама знаешь! И, честно говоря, не от скуки и утомительности я страдаю, а совсем от другого.
– Я, кажется, догадываюсь, от чего.
– Ну, так ты же очень догадлива.
– Может быть, это происходит оттого, что мы не так простились, как хотелось? Но ведь ты обещала мне, Кармен, не говорить больше об этом, по крайней мере, до нашего приезда в Кадис, где мы с ними увидимся, и тогда все разъяснится.
– Дело не в этом!
– Так в чем же? Не в морской же болезни, жаловаться на которую приходится разве только мне. Я страдаю даже тогда, когда море тихо, а ты переносишь качку, как матрос. Из тебя выйдет прекрасная жена морского офицера. Когда твоему мужу дадут корабль, ты, наверное, отправишься с ним в кругосветное плавание.
– Ты как всегда шутишь, Иньеса!
– Конечно, мне приятно думать, что мы скоро будем на земле. Терпеть не могу моря! Когда выйду замуж за моего морского офицера, то прикажу ему бросить морскую службу и избрать какую-нибудь более приятную профессию. А может быть, он согласится ничего не делать. Благодаря моим поместьям, мы будем себе жить да поживать в нашем городском доме в Кадисе. Однако, что тебя так беспокоит, Кармен? Скажи мне, что с тобой?
– Я сама не знаю, Иньеса!
– Боже мой! Вот странно! Может быть, ты жалеешь о разлуке с нашими калифорнийскими рыцарями, например, с доблестным и прекрасным Франциском Ларой, которого мы имели удовольствие видеть в последний раз, когда он барахтался в пыли? По-моему, нам надо радоваться, что ты избавилась от своего обожателя, а я от Кальдерона.
– Куда они подевались, хотела бы я знать. Наверное, с ними что-нибудь произошло! Я думаю, папа слышал о них, но не хочет рассказывать. Помнишь, после нашего отъезда из дома какие-то люди ночью стучались. Папа уверен, что они приходили, чтобы украсть золото. И мало того, он подозревает, что из этих четверых двое были Франциск Лара и Фаустино Кальдерон.
– Пресвятая Дева Мария! – воскликнула Иньеса. – От одной этой мысли я вся содрогаюсь. Надо благодарить Бога, что мы спаслись от этих негодяев и что теперь так далеко от страны, где находятся подобные люди.
– Ну, так я тебе скажу, что все это время мысль о них не выходит у меня из головы, с того самого времени, как мы покинули Сан-Франциско. На сердце у меня точно камень. В нем живет страх, что нам не избегнуть встречи с ними. Я хорошо знаю Лару. Он сделает все, чтобы отомстить. Мы боялись поединка. Может, он и состоялся бы, но ведь фрегат ушел. Человек с таким отчаянным характером, как Лара, способен погнаться за Крожером и убить его, когда настигнет. Я боюсь, что он так и сделает.
– Пусть! Твой жених не даст себя в обиду. Мой тоже, если Кальдерону вздумается погнаться за ним. Только бы они были подальше от нас.
– Я не уверена, что они не явятся к нам в Испанию. Такие люди проникнут повсюду. Азартные игроки ездят по всему свету. В каждом городе они найдут возможность жить и играть. Кадис не хуже других городов в этом отношении. Но я тебе еще не сказала кое о чем, боюсь, ты будешь смеяться надо мной. Я несколько раз была напугана.
– Напугана? Чем?
– Обещай мне, что ты не будешь надо мной смеяться!
– Честное слово, не буду!
– Хотя это, может быть, только моя фантазия!
– Какая фантазия? О чем ты, Кармен?
– Я говорю о матросах. У них у всех страшные лица. А один произвел на меня неизгладимое впечатление. У него глаза, как у Лары, и черты лица очень сходны с его чертами. Но у этого матроса борода, а у Лары ее не было. Сходство это, может быть, случайное, но, когда я увидела его в первый раз, я вся задрожала. А сегодня утром это впечатление было особенно сильно. Поднявшись сюда, я увидела этого человека у руля, а когда я повернула к нему голову, я поймала его наглый взгляд, устремленный прямо на меня. Я даже хотела пожаловаться на него капитану, но подумала, что путешествие наше скоро кончится.
Она замолчала, потому что точно из-под земли вырос перед ней тот матрос, который был похож на Лару. Низко поклонившись, он с усмешкой сказал:
– Ваше путешествие подошло к концу, сударыни! Сейчас надо съезжать на берег. Шлюпка готова. Сочту за честь проводить вас.
В это же время к Иньесе подошел Хернандес и тем же тоном предложил ей свои услуги.
На мгновение девушки оцепенели, но, когда уяснили себе истину, они пришли в ужас и с криком бросились от них.
Но им не дали бежать. Сильные руки схватили их и привлекли к себе, несмотря на сопротивление. Крики их были заглушены. На них набросили шерстяные колпаки.
Они ничего не видели, не слышали, а только осознавали, что их куда-то несут. Их перенесли в шлюпку и положили там на дно. Им казалось, что они находятся в пасти ужасных акул, которых они несколько минут тому назад видели.
L. В трюме
В трюме «Кондора» находились Гарри Блью и Билл Девис. Они добрались сюда по грудам красного дерева и по сваленным в кучу черепаховым щитам.
Кое-как разобрав сложенный груз, они обнажили стенку судна. Им осталось пробурить дыру, и через несколько часов трюм заполнит вода и потянет шхуну на дно.
У Девиса в руках дрель. Он только ждет приказания сверлить дыру. Но Блью почему-то медлит. Оба думают об одном и том же и вопросительно переглядываются.
– Черт возьми, это дело не по мне! – первым воскликнул Блью.
– Да и не по мне тоже! – согласился Девис.
– Это убийство и больше ничего! – сказал старший помощник. – Я не вижу в нем нужды и совсем не понимаю, как говорил и наверху, зачем топить нам корабль? Пусть идет себе в море. Мы никогда его больше не увидим. А если брошенные на произвол судьбы спасутся, что нам за дело? Мы будем далеко. Поздно будет за нами гнаться. Во всяком случае, нас-то с тобой не поймают, Девис. Ведь, наверное, ты пойдешь в какой-нибудь порт, а там уж не встретишь испанцев. Я по крайней мере поступлю так, когда получу свою долю.
– А я уеду в Австралию. Там нашему брату хорошо! Там безопасно!
– И на душе у нас будет легче, если не будет этого греха на совести. Давай спасем им жизнь!
– А этого не делать? – спросил Девис, указывая на дрель и стенку судна.
– В этом нет никакой нужды! И какая польза топить корабль?
– А как посмотрят другие?
– Да ведь они не узнают. Мы им не скажем. Зачем болтать? Я ведь говорил, что ветер отнесет шхуну далеко от берега. Слушай, Билл Девис, пусть другие говорят и делают, что хотят, а нам с тобой не следует брать греха на душу. Когда-нибудь мы этому порадуемся.
– Если товарищи не узнают, я, пожалуй, согласен.
– А откуда они узнают? Здесь нас никто не видит, а слышать тоже некому. Ну-ка, постучи молотком!
Плотник стукнул несколько раз в кадку для пресной воды, и гул разнесся через открытый люк по верхней палубе. Оттуда слышался женский крик и топот ног.
– Они о нас и не думают, – сказал помощник капитана. – Испанцы заняты другим. Они несут девушек в шлюпку.
– Да, должно быть!
– А какие девушки! Просто прелесть! А, Девис?.. Настоящие красавицы! Вот что, товарищ! На одном деле мы с тобой сошлись. Поговорим теперь о другом, которое стоит внимания. Гомес и Хернандес, эти сухопутные мыши, хотят их себе заполучить. А почему они им должны достаться? Ведь и другим девушки могут понравиться. Мне очень пришлась по сердцу та, у которой золотистые волосы. Я не стал спорить с Гомесом, когда он говорил, что отнесет ее в шлюпку. Но на берегу я потребую свою долю. Ты постоишь за меня?
– Провались я на этом месте, если нет! Мне понравилась черноволосая с первого взгляда. И я тоже молчал до поры до времени, и, как ты, Блью, уступать ее не намерен. Ты только научи, а уж я тебя поддержу, а дойдет до драки, я легко справлюсь с кривоногим Хернандесом, да Джек Страйкер нам придет на помощь, и датчанин, и голландец, и француз. Француз-то косится на испанцев. Ну, как бы там ни было, а мы потребуем девушек! Ты себе бери блондинку, а я возьму брюнетку. Я готов драться за нее насмерть!
– А я за свою! – воскликнул бывший военный матрос.
Билл вздохнул.
– А что с нами будет на берегу? Попадем мы в чужую страну. Испанцы там у себя дома, и язык для них там родной. А что мы будем делать?
– Мне это представляется очень ясно. Девушки боятся обоих: они ненавидят их. Мы прежде всего спасем их, шепнем девушкам, что хотим вступиться за них, и они сами тогда пойдут за нами. А там уже увидим, что делать. Ты, Билл, дай только мне клятву, что вместе со Страйкером поддержите меня.
– Да уж я буду стоять за тебя. А Джек будет заодно с нами, я уверен. Чу! Нас зовут! Они уже в шлюпке. Побежим наверх. Живо!
Гарри Блью поднял фонарь к люку, и оба бросились вперед так стремительно, как будто от того зависела их жизнь.
LI. Покинутое судно
Пока одни в трюме составляют новый заговор, а другие на палубе похищают молодых девушек, в рубке разыгрывается другая драма.
Капитан и дон Грегорио разбивали грецкие орехи и потягивали вино, когда до их слуха донесся топот на лестнице. Торопливый, тяжелый, он не был похож на легкую поступь молодых девушек, которые должны были возвратиться с палубы. Не мог так идти и негр, не говоря уже о том, что его голос слышался сверху. Он что-то сердито кричал. Два матроса посадили его в камбузе на скамью спиной к перегородке и связали.
Те, кто сидел в рубке, и не подозревали об этом. Они услышали его крик, потом крик девушек, но не успели ничего предпринять, как дверь распахнулась, и в рубку ворвались несколько человек с младшим помощником капитана во главе.
Первым увидел их Лантанас, так как он сидел лицом к двери.
Решительный вид вошедших и выражение их лиц говорили обо всем.
С необычайной быстротой обоих осужденных на гибель крепко привязали к креслам. Они сидели неподвижно, как истуканы, разражаясь проклятиями и угрозами, пока им в рты не сунули кляпы. Вслед за этим начался грабеж. Взломав ящики, матросы начали носить золотой песок в бочонках на шлюпку. Разбойники несколько раз ходили из рубки в шлюпку, пока не перетащили все золото.
Наконец, все разместились в шлюпке. Только один отстал от других, тот самый дьявол в человеческом образе, который требовал, чтобы жертвам перерезали горло. Оставшись с ними, он подошел сначала к одному, потом к другому и освободил им рты. Затем, зверски усмехаясь, проговорил:
– Черт возьми! Я не могу позволить себе оставить двух господ за таким богато убранным столом, перед целой батареей бутылок, и не дать им возможности чокнуться и выпить за здоровье друг друга. А вы, капитан, – обратился он к Лантанасу, – знайте, я незлопамятен и охотно оказываю вам эту вежливость, хотя вы назначили меня только младшим помощником.
Затем, подойдя к дону Грегорио, он крикнул ему:
– Ты не узнаешь меня, Монтихо? Не припомнишь ли ты, что произошло пять лет тому назад в Иерба-Буэне, когда ты был там судьей? Помнишь, ты приказал за контрабанду привязать одного бедняка к столбу и выпороть его? Этим неудачником был я. Теперь я мщу за тогдашний позор. Будьте покойны в ваших креслах, господа. Щелкайте себе орехи, да попивайте винцо. Пока вы тут сидите, шхуна пойдет на дно и вас унесет с собой.
Злодей захлопнул за собой дверь и поднялся по лестнице. Выйдя на палубу, он увидел, что остался один. Младший помощник поспешно перелез через борт и спустился в шлюпку. Там недоставало старшего помощника и Девиса. Они остались в трюме.
Кое-кто из находящихся на шлюпке предложил отваливать от шхуны и не дожидаться их. Падилья, спустившись в шлюпку, тотчас же подхватил это, и испанцы поддержали его. Но Страйкер с горячностью восстал против такого вероломства. Как ни низко пал беглый каторжник, он не считал возможным предать соотечественника. Его возражение находит отклик в датчанине, голландце, французе, Старине и его приятеле.
– Я пошутил! – воскликнул Падилья. – Я совсем не собирался оставить их на шхуне. Поступи мы так, – со смехом прибавил он, – нас можно было бы счесть самыми позорными изменниками.