Бурцев читал... Немцы, как всегда, перестраховались, отсылая на семь веков назад сразу два атомных заряда. Если вдруг не сработает один, у цайткоманды должен оставаться запас чудо-оружия для исправления ошибки. Причем резервная «кляйне атоммине», как явствовало из документов, уже ждала своего часа в иерусалимской платц-башне, а потому именовалась не иначе как «гроссе магиш атоммине». Получалось так: пока мина находится вне башни-цели, она – маленькая – кляйне. Когда же заряд закладывается в арийскую башню перехода, напичканную под завязку древним колдовством, он автоматически обретает новый статус – большой-гроссе, да еще и к тому же магической атомной мины. Что ж, вполне логично...
   «Кляйне атоммине», покоящаяся в трюме «раумбота», должна была стать «гроссе магиш» в платц-башне неподалеку от Рима – на самом берегу Тибра. Ведь именно туда предстояло отправиться из Венеции катеру цайткоманды. В общем, брави Джеймс беспокоился за судьбу Вечного Города не напрасно. Смышленые ребята из цайткоманды, видимо, решили не растрачивать энергию ядерно-магического взрыва понапрасну, а убить одной «гроссе магиш атоммине» сразу трех зайцев. Во-первых, обзавестись заветным цайттоннелем. Во-вторых, избавиться от влиятельного противника в лице понтифика и всей верхушки Римской католической церкви. И в-третьих, устроить показательную акцию устрашения для явных и тайных недругов Хранителей Гроба. Причем акцию, что было немаловажно, с глубоко религиозным подтекстом: мол, уповали, господа католики, на святой Рим, так получайте ж маленький ад в «безгрешном» папском оплоте. И поразмыслите на досуге, кто тут более свят: папская клика, сгоревшая в геенне огненной, или благочестивые Хранители Гроба из Святой Земли, коих пламя преисподней даже не коснулось.
   Время атомной атаки на Рим было известно: ближайшее полнолуние. Сразу после эксперимента со шлюссель-меншем. В секретных бумагах не указывалось, о ком именно идет речь, но Бурцеву после откровений отца Бенедикта гадать не пришлось. Аделаидка – кто же еще?! Отправка шлюссель-менша в центральный хронобункер СС запланирована ровно в полночь. Ноль часов, ноль минут... А час спустя атомный взрыв должен поглотить Вечный Город.
   Вне зависимости от результатов прикладного опыта с пленницей, которая по воле судьбы стала живой башней перехода, задача экипажа «раумбота» оставалась неизменной: доставить ядерный груз к развалинам платц-башни под Римом, сделать из «кляйне атоммине» «гроссе магиш атоммине», запустить часовой механизм и рвать когти обратно в Венецию.
   Цайттоннель нужен был фашистам позарез и любой ценой. Поэтому, если итальянская операция по какой-либо причине сорвется, имелся приказ продублировать ее через месяц с использованием иерусалимской «гроссе магиш атоммине». В случае же «особо неблагоприятных обстоятельств» следовало не ждать новой полной луны, а организовать срочную эвакуацию личного состава, удалиться от Иерусалима не менее чем на десять километров и при помощи часового механизма взорвать резервную «атоммине» до окончания полнолунной ночи.
   Об эвакуации шлюссель-менша, кстати, ничего не говорилось. У малопольской княжны Агделайды Краковской имелись два пути. Либо – при удачном проведении опыта по переброске в будущее «человека-ключа» – отправиться в центральный хронобункер СС, либо – если эксперимент провалится – оказаться в эпицентре ядерного взрыва. Между тем что-то подсказывало Бурцеву: захват «полковником Исаевым» эсэсовского катера с ядерным грузом на борту относится к категории «особо неблагоприятных обстоятельств». А значит, кровь из носа, но до полнолуния им нужно попасть в Палестину. Что совершенно нереально без эсэсовского «раумбота».
   «Что ж, помоги нам Господь, – подумал Бурцев. – И прилив».
   Прилив не помог. Поболтал туда-сюда, но засевший в гальку киль не выдернул. С отливом же катер и вовсе лег на борт. Что? Что теперь-то делать? Единственное, что они могли предпринять, – это максимально облегчить судно до следующего прилива. Нужно было избавляться от лишнего балласта. А основной балластом сейчас – под палубой.
   – Воевода! – легонько стукнул булавой в дверь рубки раскрасневшийся Гаврила Алексич. – Мы тута трюм ужо вскрыли.
   Ага, пришла пора познакомиться с атомной пассажиркой Третьего Рейха поближе.
   В грузовой отсек «раумбота» Бурцев спускался с почти суеверным ужасом.

Глава 66

   «Кляйне атоммине» только называлась «кляйне». На самом деле заряд представлял собой жестко закрепленную массивную и угловатую конструкцию размером с небольшой джип. По форме хреновина отдаленно напоминала домовину. Ну, фашики! Вот, блин, какого «гроба» они хранители!
   Ох, и не по себе же было стоять напротив ядерной дубинки цайткоманды. Где-то там, за толстой оболочкой, ждала своего часа смерть. Сама-то, костлявая, нетяжела. Килограммов тридцать чистого уранового веса, может, и того меньше. А вот ее саркофаг – ого-го на сколько потянет! Защитные свинцовые прокладки, детонирующая взрывчатка, хренова уйма вспомогательных приспособлений и что там еще бывает в атомных потрохах...
   М-да... К торпеде такую махину не прицепишь. И не всякий самолет ее поднимет. «Мессершмитту» эта задача точно не по силам. А вот подогнать заряд к цели на катере да выгрузить краном-подъемником на берег – самое милое дело.
   Так, а это что за ящик? Неужто радиометр? Точно! Здоровый, громоздкий. Шкала под стеклом и чуткая стрелка – на виду. Немчура заботилась о своем здоровье, следила за радиационным фоном. А фон в трюме был чуть выше нормы. Совсем чуть-чуть. Самую малость.
   Еще поблизости имелся взрыватель. Вот он, родимый, лежит отдельно, рядышком, аккуратно упакованный в коробочку. Простенький, надежный, снабженный детонатором и часовым механизмом. Будильничек, мля, для старушки с косой...
   Бурцев аккуратно извлек взрыватель из упаковки, осмотрел. Цилиндр с кулак толщиной. Внизу – резьба. Ясно: запал вкручивается в гнездо соединительной трубки, конец которой едва выступал над верхней поверхностью «атоммине». До поры до времени гнездо опечатано и завинчено контрольной пробкой-пустышкой. В верхней части цилиндрической болванки взрывателя – предохранительный колпачок тревожно-красного цвета. И циферблат. Все просто. Как в большой гранате. С часами. Устанавливай время, сворачивай колпачок – и веди обратный отчет.
   Бурцев обошел мину. Ну, что... Вероятно, тактический атомный заряд. И если немцы считают достаточной десятикилометровую зону эвакуации, то, наверное, не очень мощный. Несмотря на впечатляющие размеры. Вряд ли больше килотонны. Ну, полторы от силы. Оружие примитивное, по меркам конца двадцатого – начала двадцать первого столетия. Но не по меркам тринадцатого. Да и вообще... Гробик-то – массового поражения, как ни крути. Уж коли рванет – мало не покажется.
   Помимо «кляйне атоммине», в трюме – за специальной перегородкой – хранились боеприпасы к носовому орудию и кормовой зенитке. Тут же – оружие команды: несколько «шмайсеров», ящик гранат и даже фаустпатрон с несколькими зарядами. Хорошо, блин, не сдетонировало все это добро, когда катерок сел на мель! Но вот то, что «раумбот» остался без крана, было паршиво. Руками тяжеленный атомный заряд из трюма фиг вытащишь.
   – Может, просто расколошматить этот ящичек? – предложил Освальд, поигрывая мечом. – Разрубить, развалить... А уж потом как-нибудь по кусочкам наверх, а?
   Расколошматить?! Разрубить?! Развалить?! Бурцев покрылся холодным потом. Даже если «кляйне атоммине» не взорвется, то...
   – Хочешь облысеть, как Казимир Куявский? Или желаешь лишиться мужской силы, да, Освальд? Надоели тебе веселые ночки с Ядвигой?
   – А при чем тут это-то? – насупился добжинец.
   – Ну, как бы тебе объяснить... Видишь ли, там внутри таится страшное колдовство. Радиация называется. Волосы из головы вырывает до последней волосинки, а уж как бьет...
   – Волосы вырывает? – испуганно пробормотал поляк. – Бьет?
   – Ага. Неощутимо, но наверняка. И знаешь, куда самый первый удар наносит? Аккурат пониже пояса да промеж ног. И никакой доспех тебя не спасет. Ну, разве что свинцовые шоссы потолще. У тебя есть штаны из свинца, Освальд?
   Добжиньский пан покачал головой, попятился:
   – Нет.
   – Вот и не вздумай ломать этот, как ты выразился, «ящичек». Пусть остается здесь. Пока.
   Неприятное обстоятельство, но ничего не поделать. Придется уменьшать осадку судна иначе. Ну, к примеру, два орудия на борту им ведь совсем ни к чему? Бурцев колебался совсем недолго, прежде чем отдать предпочтение 20-миллиметровому зенитному пулемету на корме. А тяжеленную 37-миллиметровую дуру «Флак-36» – на фиг! В тринадцатом веке большой калибр – это большая роскошь. А в их незавидном положении – еще и уйма лишнего веса. К тому же обращаться с пулеметом проще. И как-то привычнее.
   За борт полетел весь боекомплект носового орудия. Следующей была сама пушка. Бурцев дал добро на демонтаж «Флака». Демонтировал Гаврила Алексич. Булавой.
   Вслед за сбитой с лафета 37-миллиметровкой в воду ухнули боеприпасы к кормовой зенитке. Бурцев оставил на борту лишь самую малость: хватит теперь, разве что, на пару-тройку скоротечных стычек.
   Потом настала очередь мелочевки. Все, без чего можно было обойтись и что можно было отломать, отвинтить, отодрать, вырвать с мясом, шло на дно. Куча железа под катером росла. Бурцев скрепя сердце оставил только оружие своей дружины. Уж очень просили ребята: без привычного метательно-колюще-рубяще-дробящего боевого барахла они чувствовали себя голыми. Пощадил воевода также один «шмайсер», один фаустпатрон с парой кумулятивных зарядов да ящик ручных гранат. Все...
   Последними за борт полетели увесистый взрыватель «атоммине» и массивный радиометр.
   И снова прилив... Облегченный «раумбот» выровнялся, чуть приподнялся, заскрежетал днищем по грунту. Их подтолкнуло раз, другой. И все же... все же мель еще цепко держала свою жертву.
   Запускать двигатели на мелководье Бурцев не решился – опасался за изувеченные винты. Полетят – тогда точно кранты. Даже если удастся выбраться на глубину, в лучшем случае им будет обеспечен длительный дрейф на неуправляемом судне.
   Вода между тем вот-вот поднялась до максимума. А долбаный катер стоит себе на месте. Эх, еще бы немного, еще бы совсем чуть-чуть. Но как раз этому-то «чуть-чуть» взяться неоткуда. Неужели же все напрасно?! Неужели все зря?!
   Ну же! Ну!
   Ни-че-го!
   – Была б волна малость посильнее, – крякнул с досады Дмитрий. – Сняло бы эту железную ладью – как пить дать, сняло бы...
   А что?! Бурцев встрепенулся. Волна, говоришь, Дмитрий? Что ж, будет волна!
   Осмотрелся вокруг. Сев с разгона на мель, они растеряли не все бортовые щиты, навешенные экипажем. По бокам катера – вдоль палубного ограждения – висело еще с полдюжины. Большие, дощатые... Сойдут, родимые...
   – Щиты с бортов! – приказал Бурцев. – Вязать плот!
   – Так мы ж не поместимся на нем все, Вацлав! – Пан Освальд непонимающе лупал глазами. – Да и не уплыть нам далеко на плоту-то!
   – Делать, что говорю! – рассвирепел Бурцев. – Быстро! Пока вода не ушла!
   В полнейшем недоумении, но они все же делали. И делали быстро.
   – Все! Хватит!
   Четырех наспех стянутых ремнями щитов было достаточно. Бурцев покрепче примотал к ненадежному плавсредству гранатный ящик и зенитный магазин с двумя десятками патронов. Приказал спустить – только аккуратно, слышите, остолопы, аккуратно! – импровизированную плавучую мину за борт. Прыгнул в воду сам. Отбуксировал взрывоопасное сооружение подальше. Вернулся.
   Прилив закончился, вода начинала спадать. Но ничего, успеем. Фаустпатрон заряжен. Труба гранатомета ладно легла на плечо. Бурцев прицелился в притопленный под тяжестью металла деревянный плот.
   – Твоя чего задумала?! – испуганно пискнул Сыма Цзян. – Твоя чего делаться, Васлав?
   – Моя волну гнать! – хмыкнул Бурцев.
   И крикнул погромче:
   – Всем лежать! И держаться покрепче!
   Никто ничего не понял. Но все до единого попадали на палубу, вцепились в железо мертвой хваткой.
   Ба–...
   Бурцев всадил кумулятивную гранату по центру плота. И рухнул сам.
   ...–бах!
   Шипящая огненная точка ударила точно в цель.
   И громыхнуло. И грохотнуло. И море вспучилось. И разверзлось до самого дна коварной отмели.
   Осколки и галька забарабанили о катер. От эпицентра взрыва шарахнулись круги мутной взбаламученной воды.
   Волна ударила в борт. Окатила пеной и брызгами. Накренила судно. Сорвала, сбросила, смыла с мели... Освобожденный «раумбот» запрыгал, закружил по успокаивающимся бурунам бодро и весело.
   Есть! Получилось! Бурцев поднялся на ноги первым.
   – Эй, Джезмонд Одноглазый, в какой стороне Святая Земля будет?
   Джеймс ответил не сразу. Оглушенный, он долго тряс головой, долго хлопал глазами. Наконец провозгласил:
   – Святая Земля? Так это... Прямо по курсу.
   – Не врешь, брави? Смотри, ежели что! Я ведь Рим от Палестины отличить сумею. Так что заманить нас к своему папе – даже не думай.
   – Больно надо! – огрызнулся шпион Святого Престола.
   И присовокупил по-итальянски что-то нелицеприятное.
   – Ладно-ладно, не обижайся, верю, – примирительно хохотнул Бурцев. – Прямо по курсу так прямо по курсу... Значит, полный вперед.
   Он шагнул к рубке. Над морской гладью зарокотали дизельные двигатели. Работали все шесть тысяч лошадиных сил, бешено крутились покореженные винты. И винты свою задачу выполняли исправно.
   Катер с атомным зарядом в трюме набирал скорость.
   Катер шел к Святой Земле.