Тем временем 19 августа Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о том, что Крымский фронт является главным, куда должна быть переброшена 6-я кавдивизия Юго-Западного фронта. Одновременно было решено принять усиленные меры к ускорению общей мобилизации белорусов для пополнения частей Западного фронта[268]. Поражение Красной армии под Варшавой и подготовка нового польского наступления на восток до линии русско-германского фронта 1915 г., одобренного правительством 27 августа, привели к тому, что переговоры не продвинулись ни на шаг. 28 августа польское правительство решило усилить пропаганду с показом несправедливости «линии Керзона», но даже страны Антанты высказались в том смысле, что именно эта линия должна быть основой восточной границы Польши. Более того, Варшаве было заявлено, что Вильно должен быть сохранен за Литвой. В определенной степени подобная позиция Запада была обусловлена тем, что Антанта сделала ставку на Врангеля, который в обмен на ее поддержку признавал царские долги, предоставлял Западу право эксплуатации железных дорог в Европейской России, взимание таможенных и портовых пошлин во всех портах Черного и Азовского морей, получение всех излишков хлеба на Украине и Кубани, ¾ нефти и бензина и ¼ добычи донбасского угля[269]. Понятно, что подобное соглашение делало очевидным, что «Белое дело» было формой иностранного закабаления страны. Вместе с тем, все попытки координации действий между Польшей, Петлюрой и Врангелем при посредничестве Антанты ни к чему не привели. Тем не менее ожесточенные бои в Северной Таврии, развернувшиеся с 12 августа, постепенно привлекали все большее внимание Москвы. Особенно это стало очевидным после поражения под Варшавой, поэтому советская сторона старалась быстрее завершить переговоры с Польшей достижением мирного соглашения.
Понятно, что в условиях успешного наступления польская делегация не спешила с ответом. Тем временем командование Западного фронта обвинило польскую делегацию в срыве заключения мирного соглашения и ведении разведывательной деятельности. Естественно, глава польской делегации заявил, что «делегация вынуждена отказаться от дальнейших переговоров»[270]. Лишь вмешательство Москвы, которая все еще надеялась, что, несмотря на поражение под Варшавой, удастся принудить Польшу к соглашению и тем самым завершить, как теперь уже стало очевидно, безуспешный польский поход, позволило сгладить ситуацию после официальных извинений советской стороны[271]. 23 августа польская делегация дала отрицательный ответ на все советские предложения. Тем временем Пленум ЦК РКП(б) 20–21 сентября поставил перед советской делегацией на переговорах задачу, чтобы она в течение 10 дней добилась согласия польской стороны на заключение мира. При этом ей было разрешено согласиться на границу по линии реки Шара, Огинскому каналу, река Ясельда, Стырь и далее по границе между Россией и Восточной Галицией[272]. Однако следующая неделя не принесла прогресса на переговорах. В итоге 2 сентября стороны согласились перенести переговоры в Ригу, и их делегации покинули Минск.
На восток
Понятно, что в условиях успешного наступления польская делегация не спешила с ответом. Тем временем командование Западного фронта обвинило польскую делегацию в срыве заключения мирного соглашения и ведении разведывательной деятельности. Естественно, глава польской делегации заявил, что «делегация вынуждена отказаться от дальнейших переговоров»[270]. Лишь вмешательство Москвы, которая все еще надеялась, что, несмотря на поражение под Варшавой, удастся принудить Польшу к соглашению и тем самым завершить, как теперь уже стало очевидно, безуспешный польский поход, позволило сгладить ситуацию после официальных извинений советской стороны[271]. 23 августа польская делегация дала отрицательный ответ на все советские предложения. Тем временем Пленум ЦК РКП(б) 20–21 сентября поставил перед советской делегацией на переговорах задачу, чтобы она в течение 10 дней добилась согласия польской стороны на заключение мира. При этом ей было разрешено согласиться на границу по линии реки Шара, Огинскому каналу, река Ясельда, Стырь и далее по границе между Россией и Восточной Галицией[272]. Однако следующая неделя не принесла прогресса на переговорах. В итоге 2 сентября стороны согласились перенести переговоры в Ригу, и их делегации покинули Минск.
На восток
Тем временем к 25 августа фронт стабилизировался по линии Августов – Липск – Кузница – Свислочь – Беловеж – Жабинка – Опалин. Еще 19 августа, когда войска Западного фронта уже отступили от Варшавы, из-под Львова стала отводиться 1-я Конная армия. Однако, почувствовав ослабление натиска советских войск, противник предпринял рад контратак, и 21–24 августа соединениям конармии пришлось поддерживать своих соседей[273]. Не добавила ясности и директива Троцкого от 20 августа, требовавшая «энергичного и немедленного содействия конной армии Западному фронту», но обращавшая «особое внимание Реввоенсовета армии на то, чтобы занятие самого Львова не отразилось на сроке выполнения этих приказов»[274]. Тем самым, вместо четкого приказал о прекращении атаки Львова, Москва вновь ограничилась расплывчатым приказом. Не говоря уже о том, что теперь переброска 1-й Конной армии была уже не нужна. Более того, 25 августа 1-я Конная армия была по приказу главкома брошена в рейд на Замостье, не имевший ни смысла, ни цели.
Хотя город был взят, длительные дожди, усталость личного состава, нехватка боеприпасов и активные действия противника, стремившегося окружить армию, привели к тому, что в ночь на 31 августа советские войска отошли на восток. В резко изменившейся стратегической обстановке действия 1-й Конной уже не могли сыграть существенной роли и были обречены на неудачу[275]. Стратегическая инициатива перешла к польским войскам. Однако в начале сентября на фронте установилось некоторое затишье: стороны приводили в порядок и перегруппировывали войска. Советский Западный фронт к 1 сентября состоял из 6 армий, 19 стрелковых, 4 кавалерийских дивизий, 1 стрелковой и 5 кавалерийских бригад (см. табл. 15). Всего в этих войсках насчитывалось 81 322 бойца пехоты и 16 943 бойца кавалерии, 1 835 пулеметов и 404 орудия. Штаб фронта полагал, что у противника имеется 102 тыс. штыков и 18 930 сабель, 2 535 пулеметов и 820 орудий[276]. Управлению 4-й армии, потерявшему практически все свои войска, были подчинены войска Мозырской группы, управление которой с подчиненными остатками войск 4-й армии стало Резервной группой фронта. Фактически, по мнению командующего 4-й армией Е.Н. Сергеева, «из мощной массы Западного фронта остались только глубокие тылы и тонкая ниточка фронта, едва справлявшаяся с ролью сторожевого охранения»[277].
Таблица 15
Боевой состав Западного фронта на 1 сентября 1920 г.
Хотя командование Западного фронта проиграло Варшавское сражение, оно считало, что войска могут еще раз попытаться взять столицу Польши. Возникла идея бросить войска 12-й, 14-й и 1-й Конной армий на Львов и оттеснить противника до линии Любачув – Самбор, что должно было оттянуть на юг прикрывавшие варшавское направление польские войска. Тем временем пополнившиеся и отдохнувшие войска правого крыла Западного фронта смогут перейти в наступление и вместе с войсками южной группы разбить врага под Варшавой. Однако эти идеи не нашли поддержки у главкома, который был против нового втягивания 1-й Конной в бои за Львов и 5 сентября потребовал оставить ее в районе Грубешова для удара на Люблин[278]. Если же учесть, что к 4 сентября в 1-й Конной имелось всего около 13 тыс. бойцов, измотанных в предыдущих боях, то нельзя не признать осторожность главкома вполне оправданной. Тем более что затишье на фронте было относительным. 1–6 сентября польские войска оттеснили советские части 12-й армии к востоку от реки Западный Буг, южнее Брест-Литовска. Попытки 4-й и 12-й армий восстановить положение не дали результатов. Более того, отходить на восток стали и части 4-й армии, и 12 сентября польские войска взяли Кобрин и Ковель. Тем самым противнику удалось разобщить 4-ю и 12-ю армии, смежные фланги которых оказались в труднопроходимом Полесье. 14 сентября поляки выбили советские части из Владимира-Волынского, а 16 сентября заняли Луцк. 12-й армия, не имея возможности остановить противника, с боями отходила на восток к рекам Стырь и Стоход, обнажая северный фланг 14-й армии, на фронте которой противник себя проявлял слабо. 18 сентября поляки заняли Ровно и Тарнополь.
Тем временем в Белоруссии 14 сентября польские войска начали теснить войска 16-й армии на Волковыск и 19 сентября заняли Пружаны. Севернее Гродно литовские части еще 3 сентября отбросили поляков к Сувалкам, что, впрочем, не помешало тем провести несколько атак против советской 3-й армии 20 сентября. 21 сентября 12-я и 1-я Конная армии вновь были переданы в Юго-Западный фронт, из состава которого были выделены войска, ведущие борьбу с Врангелем, ликвидация которого стала основной задачей Красной армии[279]. В это время командование Западного фронте все еще не теряло надежды на переход в наступление, но главное командование предложило подождать[280]. 24 сентября 2-я польская армия, оттеснив литовские войска, форсировала Неман севернее Гродно, обойдя правый фланг 3-й советской армии. В тот же день главное командование поставило войскам Западного фронта задачу сдерживать противника западнее реки Шара. Юго-Западный фронт тоже получил приказ обороняться и ждать подхода резервов после освобождения Крыма, куда была переброшена 1-я Конная армия. В крайнем случае войска фронта могли отойти до линии Коростень – Житомир – Бердичев – Жмеринка[281].
Попытки командования Западного фронта наладить взаимодействие с литовским командованием вновь оказались тщетными, поскольку стороны пытались использовать друг друга против поляков. К утру 25 сентября 3-я армия отошла за Неман, сохранив плацдармы на его западном берегу, и попыталась создать новый фронт против Друскеники, занятого поляками. Однако советские дивизии не могли вовремя завершить чрезмерно большие переходы, и полякам удалось зайти в глубокий тыл 3-й армии к Лиде. В этих условиях в 20.45 25 сентября командование фронтом отдало приказ об отходе войск 3-й армии к Лиде, а войск 15-й и 16-й армий – на реку Шару[282]. Плохо организованные марши стали причиной того, что советским дивизиям 3-й армии пришлось зачастую пробиваться через заслоны польских частей. Опередив отходившие советские войска, поляки 28 сентября заняли Лиду, что вынудило советское командование отводить 3-ю армию южнее города. Бои в ходе маршей постепенно ослабляли части 3-й армии, правый фланг который поляки постоянно обходили по литовской территории. Поэтому 28 сентября командование фронтом приказало отвести войска на линию старых германских окопов[283]. Тем временем 23 сентября польские части заняли Волковыск, но были выбиты из города частями 27-й советской дивизии, которая 26 сентября оставила его в связи с общим отходом на реку Шара. В тот же день 16-я армия оставила Барановичи. В результате фронт 4-й армии оказался наиболее выдвинутым на запад, чем воспользовался Булак-Балахович, отряд которого 26 сентября прорвался к Пинску и захватил город. Находившийся там штаб 4-й армии в панике бежал и утратил управление своими войсками, что, впрочем, не помешало им организованно отойти к реке Ясельда[284].
На Украине командование Юго-Западного фронта, учитывая, что войска 12-й армии уже отошли на восток, 17 сентября приказало отвести и части 14-й армии на реки Иква и Серет[285]. Позднее 14-я армия отошла на реку Збруч, а к 24 сентября вышла на линию Староконстантинов – Проскуров – Старая Ушица. К 25 сентября войска 12-й армии закрепились на реке Горынь, но сил для обороны не хватало, и к 30 сентября она отошла к рекам Уборть и Случ. 3 октября командование Западного фронта предложило главкому разрешить отвести войска на линию оз. Нарочь – Сморгонь – Молодечно – Красное – Изяслав – Самохваловичи – Романово – река Случ к 5 октября. В ответ на это предложение главком резонно указал, что отвод войск на эту линию затруднит советской делегации ведение переговоров в Риге, поэтому следует удержать максимально возможную территорию[286]. Тогда командование Западного и Юго-Западного фронтов решило немного потеснить противника[287], но поляки, упредив советские атаки, вновь по литовской территории обошли правый фланг 3-й армии, вынудив ее отойти к реке Западная Двина[288]. 15 октября поляки заняли Минск, но 17-го оставили город, отойдя к демаркационной линии.
Поражение Красной армии под Варшавой стало холодным душем для советского руководства. Уже 30 августа Сталин предложил Политбюро ЦК РКП(б) создать «комиссию из 3 человек по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Зап[адном] фронте»[289]. Однако 1 сентября Троцкому на заседании Политбюро удалось отклонить это предложение. Исходя из военной обстановки, советское руководство решило перейти «к политике соглашательского мира с Польшей»[290]. Объяснение случившемуся советская сторона искала в популярной тогда идее интернациональной солидарности трудящихся. Например, Ворошилов 4 сентября отметил в письме к Г.К. Орджоникидзе, что «мы ждали от польских рабоч[их] и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к «русским». Конечно, если бы нам удалось добраться до Лодзи – Петрокова и Домбровск[ого] района, положение резко изменилось [бы], но пока дело обстоит довольно неважно»[291].
Состоявшийся 20 сентября Пленум ЦК РКП(б) обсудил сложившуюся ситуацию в отношениях с Польшей. Пытаясь найти некий компромисс между реальной обстановкой и идеологическими представлениями соратников, Ленин предлагал сделать полякам максимальные территориальные уступки. «Теперь нам остается лишь их надуть, поскольку наши военные дела плохи. Постараемся купить у них перемирие, хотя мало шансов, что они на это пойдут. За ближайший месяц мы должны во что бы то ни стало покончить с Врангелем. А когда мы с ним покончим, на съезде Советов отвергнем этот мир и двинем все силы на Польшу, если будет выгодно. Чтоб было похоже на правду, на сессии ВЦИК закажем патриотические речи Бухарину, Сосновскому и др., пусть ⅓ проголосует против мира. Скажем, что оппозиция на съезде превратилась в большинство, и опять двинем на Варшаву». Троцкий высказался за уступки Польше с целью заключения как минимум перемирия, которое чрезвычайно необходимо по военным соображениям. В целом дискуссия свелась к обсуждению размеров возможных уступок. В итоге было решено обратиться к польскому правительству с предложением о мире. Пленум избрал комиссию в составе Л.Б. Каменева, К.Б. Радека и Г.В. Чичерина для выработки проекта «декларации для сессии ВЦИК по вопросу о мирных переговорах с Польшей». Было одобрено в принципе предложение о переброске 1-й Конной армии с польского на врангелевский фронт.
Естественно, что при обсуждении содержания политического отчета ЦК на предстоящей партийной конференции возникли оживленные споры по вопросу о том, кто виноват в варшавском поражении. Ленин и Сталин полагали, что виноват не ЦК, а военное командование, которое слепо ринулось выполнять приказ. По мнению Троцкого, «военное командование тут совершенно ни при чем. Оно получило от правительства приказ взять Варшаву и должно было ее взять». Преображенский высказался в том смысле, что виноваты и ЦК, и военное командование, которые ошиблись в своих расчетах. Бухарин «настаивал, что политической ошибки не было. Общая линия на переход от обороны к наступлению взята правильная, и борьба еще не кончилась». Однако предложение Преображенского «назначить следственную комиссию по поводу нашего поражения под Варшавой» было отклонено, как и предложение Ленина пригласить на заседание партконференции, на котором будет обсуждаться политический отчет ЦК, главкома и начальника Полевого штаба РККА. Также Пленум отклонил предложение Троцкого, Бухарина и Сталина отказаться от прений по политическому отчету ЦК РКП(б) на предстоящей партийной конференции[292].
Однако основная дискуссия разгорелась на проходившей 22–25 сентября 1920 г. IX конференции РКП(б). Стараясь смягчить шок от поражения, Ленин построил политический отчет ЦК партии в духе обсуждения общего международного положения в связи с походом Красной армии на Варшаву. Он признал, что поскольку «мы потерпели… гигантское, неслыханное поражение», значит, была допущена ошибка либо в политике, либо в стратегии. Однако ЦК решил не вдаваться в подробности – «пусть [загадки] прошлого решают историки, пусть потом разберутся в этом вопросе». Может быть, заявил Ленин, следовало принять ноту Керзона и получить Восточную Галицию, что стало бы важной базой для действий в Центральной Европе. Возможно, «это была политическая ошибка, за которую отвечает ЦК вообще, и за которую каждый из нас берет на себя ответственность». Поэтому «комиссию по изучению условий наступления и отступления мы создавать не будем. Чтобы изучить этот вопрос, у нас нет на это сил. У нас сейчас ряд других вопросов, которые требуют немедленного решения». Для того чтобы избежать еще одной зимней кампании, следует замириться с Польшей и разбить Врангеля[293].
Столь же обтекаемым был и доклад Троцкого, который также акцентировал внимание на том, что поход на Варшаву – «это большая попытка прощупать врага» и, если получится, советизировать Польшу. Отметив, что местное население на линии Западного Буга в лучшем случае нейтрально отнеслось к приходу советских войск, председатель РВСР обосновывал необходимость похода к Висле стремлением получить поддержку со стороны польского пролетариата. «Вопроса о том, где остановиться, в ЦК даже и не было». Однако быстрое продвижение войск при слабо работающем тыле и практически без пополнения привело к тому, что «человеческий материал пришел в состояние некоторого гипноза, или сомнамбулизма». В этих условиях контрудар противника привел к одной «из величайших катастроф, которые когда-либо мы переживали на наших военных фронтах. Это бесспорно».
В прениях по докладам выступавшие представители армейских парторганизаций с фронтов, как правило, требовали расследования деятельности Главного командования, а представители тыловых парторганизаций выступали против, ограничиваясь констатацией факта ошибки. В своем выступлении Сталин напомнил, что решение о продолжении наступления на Варшаву принималось ЦК на фоне трех основных факторов: 1. Нота Керзона, 2. Революционное движение в Европе и 3. Наши успехи на фронтах. Запросив фронты о состоянии войск, Москва получила ответ, что 16 августа будет взята Варшава. На этом основании ЦК принял революционное и вполне логичное в политическом плане решение продолжить наступление. Однако неверные стратегические посылки привели к катастрофе. В своем заключительном слове Троцкий, конечно же, напомнил Сталину, что и РВС Юго-Западного фронта присылал в Москву оптимистические телеграммы.
Вечером 22 сентября Сталин направил в президиум конференции записку, в которой указал, что в своих статьях в «Правде» он был достаточно осторожен в оценках перспектив Варшавского похода. Расчет РВС Юго-Западного фронта на взятие Львова не оправдался, потому что 1-я Конная была отправлена на север. Отметая упреки в своей пристрастности к командованию Западного фронта, Сталин отметил, что дело не в том, что мы не взяли Варшаву 16 августа, а «в том, что Западный фронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь». Произошедшая «небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование». Получив слово утром 23 сентября, Сталин в общем довел до делегатов конференции эти свои соображения. Однако прения по этому вопросу завершились, подтвердив давно известное правило: «У победы много отцов, а поражение всегда сирота». В своей резолюции по политическому отчету ЦК конференция высказалась за переговоры с Польшей[294].
Тем временем в Варшаве 11 сентября решался вопрос о составе и полномочиях делегации на переговорах с Москвой в Риге. Основным вопросом был, естественно, вопрос о границе. Польские военные настаивали на получении линии по Днепру, но в итоге было решено ограничиться линией перемирия по реке Збруч – река Ствига – восточнее Ровно – Лунинца – Барановичей. Делегация получила право двигать эту линию на восток, заключать перемирие и прелиминарный договор и вести переговоры с РСФСР и УССР. Вместе с тем Варшава не могла не прислушаться к советам Парижа и не спешила достигнуть соглашения. 12 сентября в Ригу прибыла советская, а 19 сентября – польская делегации. 21 сентября стороны начали переговоры[295], которые проходили на фоне наступления польских войск на Волыни и в Белоруссии. Поскольку оказалось, что советские войска не в состоянии изменить ситуацию на польском фронте, а на юге продолжались ожесточенные бои с войсками Врангеля, Москва была вынуждена искать компромисс. 23 сентября от имени ВЦИК было заявлено, что РСФСР согласна на границу по линии реки Шара – Огинский канал – река Ясельда – река Стырь и далее по границе Восточной Галиции, но мир должен быть заключен в течение 10 дней (до 5 октября)[296]. 28 сентября польской делегации был передан советский проект прелиминарного договора и предложена граница по линии от устья реки Свислочь – Рудня – Беловеж – Каменец-Литовск – Брест-Литовск – Пиша – Любомль – Владимир-Волынский – Грибовица и далее по бывшей австро-русской границе до Днестра[297]. Поскольку было необходимо усилить войска, действовавшие против Врангеля, Москва стремилась поскорее завершить дело мирным соглашением, но польская сторона не спешила. 1 октября Варшава посчитала советские предложения неприемлемыми, но решила добиваться перемирия, поскольку зимняя кампания польской армии была не нужна.
2 октября польская делегация в Риге выдвинула свои предложения о границе, линия которой должна была проходить по реке Збручь – Ровно – Сарны – Лунинец – западнее Минска – Вилейка – Дисна и отрезать Литву от РСФСР. Советская делегация настаивала на своем предложении от 28 сентября. Понятно, что столь расходящиеся предложения было бы чрезвычайно трудно примирить, а в условиях дальнейшего отступления Красной армии длительный спор был не в интересах Москвы, и 4 октября было решено уступить. 5 октября польской делегации было заявлено о согласии советской стороны с ее предложением о линии границы. При этом советская делегация выставила следующие условия: 1) Подписать договор до 8 октября, 2) Польша признавала право РСФСР на транзит через свою территорию в Литву и Германию и 3) Отказаться от включения в договор положений об уплате Польше суммы в золоте по титулу активного участия польских земель в экономической жизни Российской империи, заменив его упоминанием о том, что расчет будет произведен. Польская делегация ответила согласием, но потребовала подписать протокол о согласии РСФСР выплатить Польше определенную сумму в золоте и предоставить ей концессии в счет выплат. После получения согласия Москвы и согласования документов 12 октября в 19.30 был подписан прелиминарный мир между Польшей и РСФСР с УССР.
Стороны признали взаимную независимость, стремление к невмешательству во внутренние дела, отказ от поддержки враждебных друг другу действий и отказались от взаимных финансовых претензий, кроме признания участия Польши в экономической жизни Российской империи и в ее золотом запасе. Польше должны были быть переданы культурные и исторические ценности, эвакуированные из Царства Польского как до, так и во время Первой мировой войны. Было подписано также соглашение о перемирии, которое вступало в силу с 18 октября 1920 г.[298] Все эти соглашения были ратифицированы УССР 20 октября, Польшей – 22 октября, а РСФСР – 23 октября. Договор вступил в силу после обмена ратификационными грамотами, состоявшегося 2 ноября в Либаве (Лиепае). Польские войска были отведены на демаркационную линию, а советские части вступили в Минск, Слуцк, Проскуров и Каменец-Подольский. В целом, согласно польской статистике, Польша получила западнобелорусские земли с населением в 3 987 тыс. человек, из которых около 3 млн составляли белорусы, и западноукраинские территории примерно с 10-миллионным населением, из которого почти половина были украинцами. Правда, с учетом того, что польские статистики записывали поляками всех лиц католического и униатского вероисповедания, доля этнического польского населения на этих «восточных окраинах» составляла всего лишь около 10%[299].
Хотя город был взят, длительные дожди, усталость личного состава, нехватка боеприпасов и активные действия противника, стремившегося окружить армию, привели к тому, что в ночь на 31 августа советские войска отошли на восток. В резко изменившейся стратегической обстановке действия 1-й Конной уже не могли сыграть существенной роли и были обречены на неудачу[275]. Стратегическая инициатива перешла к польским войскам. Однако в начале сентября на фронте установилось некоторое затишье: стороны приводили в порядок и перегруппировывали войска. Советский Западный фронт к 1 сентября состоял из 6 армий, 19 стрелковых, 4 кавалерийских дивизий, 1 стрелковой и 5 кавалерийских бригад (см. табл. 15). Всего в этих войсках насчитывалось 81 322 бойца пехоты и 16 943 бойца кавалерии, 1 835 пулеметов и 404 орудия. Штаб фронта полагал, что у противника имеется 102 тыс. штыков и 18 930 сабель, 2 535 пулеметов и 820 орудий[276]. Управлению 4-й армии, потерявшему практически все свои войска, были подчинены войска Мозырской группы, управление которой с подчиненными остатками войск 4-й армии стало Резервной группой фронта. Фактически, по мнению командующего 4-й армией Е.Н. Сергеева, «из мощной массы Западного фронта остались только глубокие тылы и тонкая ниточка фронта, едва справлявшаяся с ролью сторожевого охранения»[277].
Таблица 15
Боевой состав Западного фронта на 1 сентября 1920 г.
Хотя командование Западного фронта проиграло Варшавское сражение, оно считало, что войска могут еще раз попытаться взять столицу Польши. Возникла идея бросить войска 12-й, 14-й и 1-й Конной армий на Львов и оттеснить противника до линии Любачув – Самбор, что должно было оттянуть на юг прикрывавшие варшавское направление польские войска. Тем временем пополнившиеся и отдохнувшие войска правого крыла Западного фронта смогут перейти в наступление и вместе с войсками южной группы разбить врага под Варшавой. Однако эти идеи не нашли поддержки у главкома, который был против нового втягивания 1-й Конной в бои за Львов и 5 сентября потребовал оставить ее в районе Грубешова для удара на Люблин[278]. Если же учесть, что к 4 сентября в 1-й Конной имелось всего около 13 тыс. бойцов, измотанных в предыдущих боях, то нельзя не признать осторожность главкома вполне оправданной. Тем более что затишье на фронте было относительным. 1–6 сентября польские войска оттеснили советские части 12-й армии к востоку от реки Западный Буг, южнее Брест-Литовска. Попытки 4-й и 12-й армий восстановить положение не дали результатов. Более того, отходить на восток стали и части 4-й армии, и 12 сентября польские войска взяли Кобрин и Ковель. Тем самым противнику удалось разобщить 4-ю и 12-ю армии, смежные фланги которых оказались в труднопроходимом Полесье. 14 сентября поляки выбили советские части из Владимира-Волынского, а 16 сентября заняли Луцк. 12-й армия, не имея возможности остановить противника, с боями отходила на восток к рекам Стырь и Стоход, обнажая северный фланг 14-й армии, на фронте которой противник себя проявлял слабо. 18 сентября поляки заняли Ровно и Тарнополь.
Тем временем в Белоруссии 14 сентября польские войска начали теснить войска 16-й армии на Волковыск и 19 сентября заняли Пружаны. Севернее Гродно литовские части еще 3 сентября отбросили поляков к Сувалкам, что, впрочем, не помешало тем провести несколько атак против советской 3-й армии 20 сентября. 21 сентября 12-я и 1-я Конная армии вновь были переданы в Юго-Западный фронт, из состава которого были выделены войска, ведущие борьбу с Врангелем, ликвидация которого стала основной задачей Красной армии[279]. В это время командование Западного фронте все еще не теряло надежды на переход в наступление, но главное командование предложило подождать[280]. 24 сентября 2-я польская армия, оттеснив литовские войска, форсировала Неман севернее Гродно, обойдя правый фланг 3-й советской армии. В тот же день главное командование поставило войскам Западного фронта задачу сдерживать противника западнее реки Шара. Юго-Западный фронт тоже получил приказ обороняться и ждать подхода резервов после освобождения Крыма, куда была переброшена 1-я Конная армия. В крайнем случае войска фронта могли отойти до линии Коростень – Житомир – Бердичев – Жмеринка[281].
Попытки командования Западного фронта наладить взаимодействие с литовским командованием вновь оказались тщетными, поскольку стороны пытались использовать друг друга против поляков. К утру 25 сентября 3-я армия отошла за Неман, сохранив плацдармы на его западном берегу, и попыталась создать новый фронт против Друскеники, занятого поляками. Однако советские дивизии не могли вовремя завершить чрезмерно большие переходы, и полякам удалось зайти в глубокий тыл 3-й армии к Лиде. В этих условиях в 20.45 25 сентября командование фронтом отдало приказ об отходе войск 3-й армии к Лиде, а войск 15-й и 16-й армий – на реку Шару[282]. Плохо организованные марши стали причиной того, что советским дивизиям 3-й армии пришлось зачастую пробиваться через заслоны польских частей. Опередив отходившие советские войска, поляки 28 сентября заняли Лиду, что вынудило советское командование отводить 3-ю армию южнее города. Бои в ходе маршей постепенно ослабляли части 3-й армии, правый фланг который поляки постоянно обходили по литовской территории. Поэтому 28 сентября командование фронтом приказало отвести войска на линию старых германских окопов[283]. Тем временем 23 сентября польские части заняли Волковыск, но были выбиты из города частями 27-й советской дивизии, которая 26 сентября оставила его в связи с общим отходом на реку Шара. В тот же день 16-я армия оставила Барановичи. В результате фронт 4-й армии оказался наиболее выдвинутым на запад, чем воспользовался Булак-Балахович, отряд которого 26 сентября прорвался к Пинску и захватил город. Находившийся там штаб 4-й армии в панике бежал и утратил управление своими войсками, что, впрочем, не помешало им организованно отойти к реке Ясельда[284].
На Украине командование Юго-Западного фронта, учитывая, что войска 12-й армии уже отошли на восток, 17 сентября приказало отвести и части 14-й армии на реки Иква и Серет[285]. Позднее 14-я армия отошла на реку Збруч, а к 24 сентября вышла на линию Староконстантинов – Проскуров – Старая Ушица. К 25 сентября войска 12-й армии закрепились на реке Горынь, но сил для обороны не хватало, и к 30 сентября она отошла к рекам Уборть и Случ. 3 октября командование Западного фронта предложило главкому разрешить отвести войска на линию оз. Нарочь – Сморгонь – Молодечно – Красное – Изяслав – Самохваловичи – Романово – река Случ к 5 октября. В ответ на это предложение главком резонно указал, что отвод войск на эту линию затруднит советской делегации ведение переговоров в Риге, поэтому следует удержать максимально возможную территорию[286]. Тогда командование Западного и Юго-Западного фронтов решило немного потеснить противника[287], но поляки, упредив советские атаки, вновь по литовской территории обошли правый фланг 3-й армии, вынудив ее отойти к реке Западная Двина[288]. 15 октября поляки заняли Минск, но 17-го оставили город, отойдя к демаркационной линии.
Поражение Красной армии под Варшавой стало холодным душем для советского руководства. Уже 30 августа Сталин предложил Политбюро ЦК РКП(б) создать «комиссию из 3 человек по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Зап[адном] фронте»[289]. Однако 1 сентября Троцкому на заседании Политбюро удалось отклонить это предложение. Исходя из военной обстановки, советское руководство решило перейти «к политике соглашательского мира с Польшей»[290]. Объяснение случившемуся советская сторона искала в популярной тогда идее интернациональной солидарности трудящихся. Например, Ворошилов 4 сентября отметил в письме к Г.К. Орджоникидзе, что «мы ждали от польских рабоч[их] и крестьян восстаний и революции, а получили шовинизм и тупую ненависть к «русским». Конечно, если бы нам удалось добраться до Лодзи – Петрокова и Домбровск[ого] района, положение резко изменилось [бы], но пока дело обстоит довольно неважно»[291].
Состоявшийся 20 сентября Пленум ЦК РКП(б) обсудил сложившуюся ситуацию в отношениях с Польшей. Пытаясь найти некий компромисс между реальной обстановкой и идеологическими представлениями соратников, Ленин предлагал сделать полякам максимальные территориальные уступки. «Теперь нам остается лишь их надуть, поскольку наши военные дела плохи. Постараемся купить у них перемирие, хотя мало шансов, что они на это пойдут. За ближайший месяц мы должны во что бы то ни стало покончить с Врангелем. А когда мы с ним покончим, на съезде Советов отвергнем этот мир и двинем все силы на Польшу, если будет выгодно. Чтоб было похоже на правду, на сессии ВЦИК закажем патриотические речи Бухарину, Сосновскому и др., пусть ⅓ проголосует против мира. Скажем, что оппозиция на съезде превратилась в большинство, и опять двинем на Варшаву». Троцкий высказался за уступки Польше с целью заключения как минимум перемирия, которое чрезвычайно необходимо по военным соображениям. В целом дискуссия свелась к обсуждению размеров возможных уступок. В итоге было решено обратиться к польскому правительству с предложением о мире. Пленум избрал комиссию в составе Л.Б. Каменева, К.Б. Радека и Г.В. Чичерина для выработки проекта «декларации для сессии ВЦИК по вопросу о мирных переговорах с Польшей». Было одобрено в принципе предложение о переброске 1-й Конной армии с польского на врангелевский фронт.
Естественно, что при обсуждении содержания политического отчета ЦК на предстоящей партийной конференции возникли оживленные споры по вопросу о том, кто виноват в варшавском поражении. Ленин и Сталин полагали, что виноват не ЦК, а военное командование, которое слепо ринулось выполнять приказ. По мнению Троцкого, «военное командование тут совершенно ни при чем. Оно получило от правительства приказ взять Варшаву и должно было ее взять». Преображенский высказался в том смысле, что виноваты и ЦК, и военное командование, которые ошиблись в своих расчетах. Бухарин «настаивал, что политической ошибки не было. Общая линия на переход от обороны к наступлению взята правильная, и борьба еще не кончилась». Однако предложение Преображенского «назначить следственную комиссию по поводу нашего поражения под Варшавой» было отклонено, как и предложение Ленина пригласить на заседание партконференции, на котором будет обсуждаться политический отчет ЦК, главкома и начальника Полевого штаба РККА. Также Пленум отклонил предложение Троцкого, Бухарина и Сталина отказаться от прений по политическому отчету ЦК РКП(б) на предстоящей партийной конференции[292].
Однако основная дискуссия разгорелась на проходившей 22–25 сентября 1920 г. IX конференции РКП(б). Стараясь смягчить шок от поражения, Ленин построил политический отчет ЦК партии в духе обсуждения общего международного положения в связи с походом Красной армии на Варшаву. Он признал, что поскольку «мы потерпели… гигантское, неслыханное поражение», значит, была допущена ошибка либо в политике, либо в стратегии. Однако ЦК решил не вдаваться в подробности – «пусть [загадки] прошлого решают историки, пусть потом разберутся в этом вопросе». Может быть, заявил Ленин, следовало принять ноту Керзона и получить Восточную Галицию, что стало бы важной базой для действий в Центральной Европе. Возможно, «это была политическая ошибка, за которую отвечает ЦК вообще, и за которую каждый из нас берет на себя ответственность». Поэтому «комиссию по изучению условий наступления и отступления мы создавать не будем. Чтобы изучить этот вопрос, у нас нет на это сил. У нас сейчас ряд других вопросов, которые требуют немедленного решения». Для того чтобы избежать еще одной зимней кампании, следует замириться с Польшей и разбить Врангеля[293].
Столь же обтекаемым был и доклад Троцкого, который также акцентировал внимание на том, что поход на Варшаву – «это большая попытка прощупать врага» и, если получится, советизировать Польшу. Отметив, что местное население на линии Западного Буга в лучшем случае нейтрально отнеслось к приходу советских войск, председатель РВСР обосновывал необходимость похода к Висле стремлением получить поддержку со стороны польского пролетариата. «Вопроса о том, где остановиться, в ЦК даже и не было». Однако быстрое продвижение войск при слабо работающем тыле и практически без пополнения привело к тому, что «человеческий материал пришел в состояние некоторого гипноза, или сомнамбулизма». В этих условиях контрудар противника привел к одной «из величайших катастроф, которые когда-либо мы переживали на наших военных фронтах. Это бесспорно».
В прениях по докладам выступавшие представители армейских парторганизаций с фронтов, как правило, требовали расследования деятельности Главного командования, а представители тыловых парторганизаций выступали против, ограничиваясь констатацией факта ошибки. В своем выступлении Сталин напомнил, что решение о продолжении наступления на Варшаву принималось ЦК на фоне трех основных факторов: 1. Нота Керзона, 2. Революционное движение в Европе и 3. Наши успехи на фронтах. Запросив фронты о состоянии войск, Москва получила ответ, что 16 августа будет взята Варшава. На этом основании ЦК принял революционное и вполне логичное в политическом плане решение продолжить наступление. Однако неверные стратегические посылки привели к катастрофе. В своем заключительном слове Троцкий, конечно же, напомнил Сталину, что и РВС Юго-Западного фронта присылал в Москву оптимистические телеграммы.
Вечером 22 сентября Сталин направил в президиум конференции записку, в которой указал, что в своих статьях в «Правде» он был достаточно осторожен в оценках перспектив Варшавского похода. Расчет РВС Юго-Западного фронта на взятие Львова не оправдался, потому что 1-я Конная была отправлена на север. Отметая упреки в своей пристрастности к командованию Западного фронта, Сталин отметил, что дело не в том, что мы не взяли Варшаву 16 августа, а «в том, что Западный фронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало, не замечало. Если бы командование предупредило ЦК о действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь». Произошедшая «небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование». Получив слово утром 23 сентября, Сталин в общем довел до делегатов конференции эти свои соображения. Однако прения по этому вопросу завершились, подтвердив давно известное правило: «У победы много отцов, а поражение всегда сирота». В своей резолюции по политическому отчету ЦК конференция высказалась за переговоры с Польшей[294].
Тем временем в Варшаве 11 сентября решался вопрос о составе и полномочиях делегации на переговорах с Москвой в Риге. Основным вопросом был, естественно, вопрос о границе. Польские военные настаивали на получении линии по Днепру, но в итоге было решено ограничиться линией перемирия по реке Збруч – река Ствига – восточнее Ровно – Лунинца – Барановичей. Делегация получила право двигать эту линию на восток, заключать перемирие и прелиминарный договор и вести переговоры с РСФСР и УССР. Вместе с тем Варшава не могла не прислушаться к советам Парижа и не спешила достигнуть соглашения. 12 сентября в Ригу прибыла советская, а 19 сентября – польская делегации. 21 сентября стороны начали переговоры[295], которые проходили на фоне наступления польских войск на Волыни и в Белоруссии. Поскольку оказалось, что советские войска не в состоянии изменить ситуацию на польском фронте, а на юге продолжались ожесточенные бои с войсками Врангеля, Москва была вынуждена искать компромисс. 23 сентября от имени ВЦИК было заявлено, что РСФСР согласна на границу по линии реки Шара – Огинский канал – река Ясельда – река Стырь и далее по границе Восточной Галиции, но мир должен быть заключен в течение 10 дней (до 5 октября)[296]. 28 сентября польской делегации был передан советский проект прелиминарного договора и предложена граница по линии от устья реки Свислочь – Рудня – Беловеж – Каменец-Литовск – Брест-Литовск – Пиша – Любомль – Владимир-Волынский – Грибовица и далее по бывшей австро-русской границе до Днестра[297]. Поскольку было необходимо усилить войска, действовавшие против Врангеля, Москва стремилась поскорее завершить дело мирным соглашением, но польская сторона не спешила. 1 октября Варшава посчитала советские предложения неприемлемыми, но решила добиваться перемирия, поскольку зимняя кампания польской армии была не нужна.
2 октября польская делегация в Риге выдвинула свои предложения о границе, линия которой должна была проходить по реке Збручь – Ровно – Сарны – Лунинец – западнее Минска – Вилейка – Дисна и отрезать Литву от РСФСР. Советская делегация настаивала на своем предложении от 28 сентября. Понятно, что столь расходящиеся предложения было бы чрезвычайно трудно примирить, а в условиях дальнейшего отступления Красной армии длительный спор был не в интересах Москвы, и 4 октября было решено уступить. 5 октября польской делегации было заявлено о согласии советской стороны с ее предложением о линии границы. При этом советская делегация выставила следующие условия: 1) Подписать договор до 8 октября, 2) Польша признавала право РСФСР на транзит через свою территорию в Литву и Германию и 3) Отказаться от включения в договор положений об уплате Польше суммы в золоте по титулу активного участия польских земель в экономической жизни Российской империи, заменив его упоминанием о том, что расчет будет произведен. Польская делегация ответила согласием, но потребовала подписать протокол о согласии РСФСР выплатить Польше определенную сумму в золоте и предоставить ей концессии в счет выплат. После получения согласия Москвы и согласования документов 12 октября в 19.30 был подписан прелиминарный мир между Польшей и РСФСР с УССР.
Стороны признали взаимную независимость, стремление к невмешательству во внутренние дела, отказ от поддержки враждебных друг другу действий и отказались от взаимных финансовых претензий, кроме признания участия Польши в экономической жизни Российской империи и в ее золотом запасе. Польше должны были быть переданы культурные и исторические ценности, эвакуированные из Царства Польского как до, так и во время Первой мировой войны. Было подписано также соглашение о перемирии, которое вступало в силу с 18 октября 1920 г.[298] Все эти соглашения были ратифицированы УССР 20 октября, Польшей – 22 октября, а РСФСР – 23 октября. Договор вступил в силу после обмена ратификационными грамотами, состоявшегося 2 ноября в Либаве (Лиепае). Польские войска были отведены на демаркационную линию, а советские части вступили в Минск, Слуцк, Проскуров и Каменец-Подольский. В целом, согласно польской статистике, Польша получила западнобелорусские земли с населением в 3 987 тыс. человек, из которых около 3 млн составляли белорусы, и западноукраинские территории примерно с 10-миллионным населением, из которого почти половина были украинцами. Правда, с учетом того, что польские статистики записывали поляками всех лиц католического и униатского вероисповедания, доля этнического польского населения на этих «восточных окраинах» составляла всего лишь около 10%[299].