— Синди! — заорал он. — Прекрати, это не смешно. Вставай сейчас же!
   Молчание.
   Да-да-да, именно так оно и происходит: сексуальные игры зашли слишком далеко и — бац! — один из партнеров мертв. Мартин запаниковал. Когда, она говорила, вернутся родители? Через два дня, в понедельник. К тому времени он и сам загнется от пневмонии. Вода в душе совсем остыла. Мартин съежился под ледяным потоком и застонал. Он представил лицо мамы, когда ей сообщат новость.
   «Сексуальные игры, миссис Эшкрофт. Увы, ваш развратный сын стал жертвой собственной похоти».
   Мама не вынесет такого позора и тоже умрет.
   — Синди! — завопил Мартин. — Очнись, девочка! — Его голос потонул в мощном крещендо Лулу.
   А если он выживет — еще хуже. Начнется судебное разбирательство. Придется объяснять, как он познакомился с ней, как оказался в этом доме, в ванне, голый, прикованный к стойке душа… а рядом на полу распростертое тело мертвой девушки в кожаном бикини.
   — Синди! — закричал Мартин срывающимся голосом.
   В короткой паузе, предшествующей повтору песни, его безумный вопль раскатился гулким эхом среди кафельных стен. Шлепая ногами, Мартин попытался плеснуть водой в направлении Синди — вдруг она всего лишь потеряла сознание. Но Синди по-прежнему лежала неподвижным трупом.
   И тогда Мартин начал молиться.
   Он не молился очень давно, с тех пор, как на чемпионате мира по футболу Англия играла в полуфинале с Германией. Тогда это не помогло. Но сейчас Мартин молился истово, с гораздо большим пылом.
   — Господи Всемогущий наш, — бормотал Мартин, — я мало знал эту девушку, и я понимаю: кожаный наряд, и кнут, и все остальное — все это выглядит не очень хорошо, но я верю — в душе она очень добрая и милая. Не спорю, немного странная. Но кто из нас без странностей в наше-то время? И она так молода, совсем дитя… э-э… двадцать семь лет. Но ей еще рано умирать! Пожалуйста, Боже Великий Всесильный, пускай она оживет. Сделай это для меня. Умоляю, подай мне какой-нибудь знак. Аминь!
   Мартин замер в ожидании результатов. Он слушал мерный шум ледяного водопада и нескончаемое «Relight My Fire», однако, несмотря на зажигательный призыв, Синди так и не воскресла.
   — О боже, — прошептал Мартин онемевшими губами и закрыл глаза, готовясь принять медленную и мучительную смерть от пневмонии.
   Вдруг где-то в глубине коридора послышался топот маленьких ног или, точнее, крошечных лапок. Мартин открыл глаза. На пороге стояла беленькая собачка и, склонив голову набок, вопросительно смотрела на странного незнакомца. Нет, подумал Мартин, не вопросительно — понимающе, так, словно песик хотел сказать: «Ах, вот оно что! Как же тебя угораздило?»
   Откуда ты явился, маленький белый песик? Или это бедлингтон-терьер самого Господа Бога?
   Терьер, больше похожий на ягненка, чем на собаку, цокая коготками, потрусил к тому месту, где лежало бездыханное тело Синди.
   — Слава Тебе, Господи! — вскричал Мартин. — Знак! Знак, о котором я молил. Эй, малыш, беги на улицу и лай, лай изо всех сил, приведи кого-нибудь!
   Песик склонил голову на другой бок, словно обдумывая предложение Мартина.
   — Ну же, давай! Будь моей Лесси!
   Терьер, как будто поняв команду, рванулся к двери и с громким лаем помчался по коридору.
   Мартин возвел глаза к небу: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что послал Своего ангела в собачьем образе. Благодарю зато, что спасаешь меня, несчастного грешника!»
 
   Помощь прибыла быстро, даже быстрее, чем можно было ожидать от Небесного Чудотворца. Через пару минут собачка появилась вновь, теперь она сидела на руках у хозяйки. Лицо женщины показалось Мартину знакомым, но ситуация не располагала к светским вопросам: «Мы с вами раньше нигде не встречались?»
   — Пожалуйста, пожалуйста, помогите, — запричитал Мартин. — Она ударилась головой. Вызовите «скорую». Надо отправить Синди в больницу, побыстрее, пока ее родители не вернулись.
   — Мы уже вернулись, — сказала женщина, поглаживая собаку. — Мы родители Синди.
   Из-за плеча мамы выглянул папа и в ужасе уставился на голого человека под душем. Почему-то и его лицо показалось Мартину знакомым.
   — Что тут происходит?.. — начал папа.
   — Боже мой! — воскликнула мама. — С ним потом разберемся, сначала надо поднять Синди.
   Родители подтащили обмякшее тело дочери к стене и придали ему сидячее положение. Синди тихо застонала, лицо у нее было мертвенно-бледным, на макушке вздулась огромная шишка размером с теннисный мячик, но по крайней мере жизнь в ней еще теплилась.
   Пока мама вызывала по мобильнику «скорую», папа обмахивал дочку кошачьей маской и приговаривал: «Очнись, детка, очнись». Мартин же по-прежнему мерз под душем, а Лулу распевал свой хит. Только убедившись, что «скорая» выехала, мама выключила воду и музыку.
   Синди увезли в больницу, а Мартин остался ждать, слегка прикрытый узеньким полотенцем для рук, хотя на статуе Венеры висело столько махровых простыней и халатов, что ими можно было бы согреть целую полярную экспедицию. После безуспешных попыток найти ключи от наручников вызвали спасателей с их металлорежущим инструментом. Спасатели несколько задержались — тушили пожар на Брент-Кросс, но зато потом прибыли целой командой из семи человек. Навряд ли для несложной операции по разрезанию наручников требовалось такое количество специалистов, однако начальник смены решил, что молодым парням будет полезно взглянуть на интересный случай.
   — Хорошая практика, — сказал он, — и опыт на будущее.
   Мартин подозревал, что для них это было просто небольшим развлечением после долгой изнурительной борьбы с огнем.
   В конце концов через пять часов Мартин был освобожден из оков. За это время его голое, трясущееся от холода тело, помимо девушки, ради которой он, собственно, и обнажился, видела еще дюжина человек: пожарная команда, трое парамедиков, приезжавших за Синди, ее недружелюбные родители и бедлингтон-терьер в придачу. Вполне понятно, что единственным желанием Мартина было поскорее убраться из этого дома, скрыться в ночи и забыть, как страшный сон, встречу с Синди. Но не тут-то было.
   Когда Мартин, собрав раскиданные по коридору вещи, оделся, мама сообщила ледяным тоном, что ему придется задержаться до прибытия адвоката.
   — Адвоката! — воскликнул Мартин. — Но ведь с Синди все в порядке, разве не так?
   — Так, к счастью, все обошлось легким сотрясением мозга. Но вы должны будете подписать кое-какие бумаги.
   — Какие бумаги?
   — Молодой человек, я не знаю, кто вы такой, и знать не хочу. Но я уверена, что меня вы знаете.
   То, как она произнесла последнюю фразу, помогло Мартину сообразить, в чем дело. Ну конечно, рыжие, выстриженные коротким ежиком волосы, холодные голубые глаза — это же Петуния Дэниэлс, известная актриса. Следовательно, папа Синди — Бенджамин Дэниэлс, звезда Королевского Шекспировского театра, лучший Гамлет со времен Лоуренса Оливье, обладатель четырех «Оскаров». Неудивительно, что их лица показались Мартину знакомыми. И неудивительно, что они хотят заставить его подписать документ, обязывающий хранить молчание. Даже если главный редактор «Всемирных новостей» станет ржавыми клещами выдирать у него ноготь за ногтем, Мартин не посмеет рассказать о событиях сегодняшней ночи.
   Адвокат выложил на стол толстый десятистраничный документ. Мартин начал было читать, но не мог сосредоточиться. Он мечтал только об одном — как можно скорее добраться до дома и залезть в горячую ванну.
   — Послушайте, миссис Дэниэлс, — заскулил Мартин, — уверяю вас, нет никакой необходимости что-то подписывать. Я и так никому не расскажу. Поверьте, для меня эта история так же неприятна, как и…
   — Учитывая нанесенный вам моральный ущерб, — актриса достала из сумочки чековую книжку, — примите компенсацию, десять тысяч фунтов. Имя?
   — Я… э-э… Мартин… Мартин Эшкрофт… о-ф-т… но…
   — Итак, мистер Эшкрофт, — перебила его Петуния, — я ставлю мою подпись здесь, на чеке, а вы свою вон там.
   Обалдевший Мартин нацарапал свое имя на последней странице договора. Петуния Дэниэлс вручила ему чек и проводила до запасного выхода в задней части дома.
   — Надеюсь, мы с вами больше не увидимся, — сказала мама Синди.
   Дверь захлопнулась, и Мартин оказался на предрассветной улице.
 
   Первой мыслью Мартина было помчаться к Лу и рассказать подругам, какую он провел сумасшедшую ночь. Но, вспомнив жесткие условия договора. Мартин решил больше не искушать судьбу и отправился домой. Переступив порог квартиры, он достал чек и уставился на него с подозрением, словно ожидая, что и сам чек, и весь вечер, проведенный в компании Синди, окажутся плодом его воспаленного воображения. Но документ был вполне реален — дата, сумма (цифрами и прописью), подпись Петунии Дэниэлс — все оформлено как полагается.
   Десять тысяч фунтов. На банковском счете Мартина были деньги — как раз перед увольнением ему перевели зарплату. Но в следующем месяце поступлений не будет. Что делать? Искать работу? Но Мартин не желал больше возвращаться в офис — ни в «Интернейшнл мэгэзинс», ни в какой-либо другой. Единственным его желанием было спокойно дописать роман. И чек, который Мартин сейчас держал в руках, станет его пропуском к новой свободной жизни. Надолго ли хватит этих денег? На полгода, даже на год, если урезать расходы. Во всяком случае, до Рождества должно хватить. Достаточно, чтобы закончить книгу и опубликовать ее, а потом… Потом придет успех, и Мартину никогда больше не придется сидеть в конторе, получать указания и выслушивать оскорбления от всяких лысых ублюдков вроде Барри Парсонса.
   Мартина охватил безумный восторг, небывалое счастье переполняло его и рвалось наружу, хотелось петь и плясать, а во всех событиях минувшего вечера мерещилась рука Провидения. Не иначе как сама судьба дает ему шанс воплотить заветную мечту. Мартин нежно поцеловал чек и с улыбкой похлопал себя по карману, где лежала дискета с текстом гениального романа, — вот он, мой путь в бессмертие…
   Дискеты на месте не было.

20

   Лу никогда не дарили цветов. Нет, конечно, иногда поклонники приносили дежурные пучки гвоздик, но ни разу в жизни никто не присылал ей роскошного букета от стильного флориста. Поэтому, открыв дверь и увидев на пороге мальчишку-рассыльного из «Интерфлор» в обнимку с гигантским букетом, Лу в первое мгновение решила, что он ошибся. Обычно столь пышные дары предназначались девице, живущей этажом ниже. Ее тестообразный бойфренд частенько баловал цветочками свою не менее рыхлую подругу, которая надевала жемчужные серьги и брильянтовое колье, даже отправляясь в парк на утреннюю пробежку. Но нет, мальчик ничего не напутал, букет был адресован Лу; вот и записка имеется: «Однажды увидев, забыть не могу».
   — В честь нашего второго свидания, — пояснил Эндрью, когда Лу позвонила поблагодарить за цветы.
   — Как романтично, — сказала Лу.
   На следующий день после знакомства в «Сюаве» Эндрью позвонил и пригласил Лу на свидание. Погода была пасмурная — а что еще ждать от английского лета? — и они договорились встретиться в Британском музее возле египетской экспозиции. Лу опоздала минут на пять. Эндрью уже был на месте. Он рассматривал огромный каменный кулак, должно быть некогда принадлежавший статуе могущественного фараона, и не заметил, как Лу вошла в зал. Она решила воспользоваться удачным моментом и понаблюдать за Эндрью со стороны.
   Притаившись за фигурой древней богини с кошачьей головой, Лу смотрела на Эндрью и вспоминала любимый рассказ мамы о ее первом свидании с мистером Капшоу. «Ах, — вздыхала миссис Капшоу, — я увидела его издалека, и мне сразу понравилось, как он стоит, непринужденно опираясь спиной о фонарный столб». Лу тоже нравилось, как выглядел Эндрью: высокий, стройный, широкие плечи… крепкие маленькие ягодицы; умеет прилично одеваться, держится легко и свободно и по натуре человек открытый и дружелюбный. Эндрью предупредительно отступил в сторону, чтобы молодой отец мог подвести сынишку поближе к статуе. Мужчины вместе засмеялись, когда мальчик сжал руку, сравнивая свой кулачок с гранитной кувалдой фараона. Лу одобрительно кивнула — по всем параметрам идеальный бойфренд.
   Эндрью заметил ее.
   — Лу, мы прикидывали шансы египетского парня против Майка Тайсона. — Он кивнул на гигантскую конечность, потом взял руку Лу и нежно поцеловал. — Привет, — ласково прошептал Эндрью.
   Лу подумала, что, возможно, существует любовь со второго взгляда.
   Они проводили вместе каждую свободную минуту. Работая в Интернет-агентстве по продаже театральных билетов, Эндрью мог повести Лу на любое представление в Ист-Энде. Когда они пошли смотреть «Мышеловку», он ухитрился достать места в отдельной ложе, купил шампанское, дорогую коробку бельгийского шоколада и даже позаботился о цветке для Лу: нежная чайная роза в петлицу ее жакета — верх элегантности!
   Эндрью был образцовым кавалером. И он не переставал удивляться той счастливой случайности, которая свела их.
   — Все равно, — говорил Эндрью, — твой незнакомец из метро мог и не понравиться тебе при встрече, а может, у него уже есть девушка или жена. Да что бы там ни было, тебе со мной гораздо лучше, — добавил он и расплылся в очаровательной мальчишеской улыбке.
   Лу не возражала. С той памятной поездки в метро прошло больше месяца. Она даже не была уверена, что узнала бы незнакомца, если бы вдруг снова столкнулась с ним. Все прошло, это было наваждение, минутная слабость, только и всего.
 
   — Ты с ума сошла! — воскликнул Мартин, когда Руби сказала, что хочет еще раз подать объявление в газету. — Опять наткнешься на какого-нибудь придурка.
   — Или на состоятельного джентльмена с приличным автомобилем, — съязвила Руби.
   Признание Мартина, сделанное на итоговой конференции «Клуба Одиноких Сердец», привело Руби в бешенство. «Как ты мог, — вопила она, размахивая кулаками, — отправить меня на свидание к какому-то Робину, зная, что на мое имя поступила заявка от владельца „порше“!»
   — Мне не понравилось, как он говорил, — защищался Мартин. — Втиснуть в двухминутное обращение к женщине рассказ о своей машине может только глупый и наглый пижон.
   — Пижон, у которого, по крайней мере, есть машина, — вздохнула Руби. — Сам-то провел незабываемую ночь любви, а меня отговариваешь. Все, дорогой Марти, помалкивай и не вмешивайся в мою личную жизнь.
   Мартин и помалкивал. Он раз двадцать перечитал текст договора с Петунией Дэниэлс и понял: стоит ему не то что рассказать кому-то о своих ночных приключениях, но даже пробормотать во сне имя Синди, как из-под кровати выскочит адвокат и размозжит ему череп. Также ни словом, ни намеком Мартин не обмолвился о потере работы и, главное, романа. Гениальное произведение было утрачено навсегда. От одной мысли об этом сердце Мартина разрывалось на части. Но меньше всего он нуждался в сочувствии или советах, как решить неразрешимую проблему. Как истинный мужчина, Мартин решил страдать молча, в гордом одиночестве.
   — Чем ты сейчас занимаешься? — спросила Руби.
   — Провожу социологическое исследование для «Макдоналдса», — лаконично ответил Мартин.
   Он впал в глубокую депрессию. Долгий отпуск стоимостью примерно в десять тысяч фунтов мог бы облегчить страдания Мартина, и один раз он был близок к тому, чтобы обналичить чек Петунии Дэниэлс.
   Мартин получил распечатку со своего банковского счета и был крайне доволен, увидев трехзначную цифру, пока не наткнулся на маленькую буковку «д» в конце строки — долг! Глупо иметь чек на десять тысяч и при этом задолжать банку девятьсот фунтов. Он заполнил квитанцию на получение денег и пристроился в конец очереди перед окошком кассира. Интересно, гадал Мартин, она удивится? Откуда, подумает, у него чек на такую сумму, подписанный одной из самых знаменитых актрис Британии? Мартин скосил глаз — кажется, стоящая позади старушка с любопытством поглядывает на его чек. Неужели все догадываются, что эти деньги — плата за молчание? Но в то утро Мартину так и не удалось выяснить, что думают кассир и пожилая леди об источниках его доходов.
   Подошла очередь старичка. Он долго выуживал из большой жестяной банки двухпенсовые монеты и раскладывал их на прилавке аккуратными столбиками. Процесс уже подходил к концу, когда строгую тишину банковского зала расколол душераздирающий вой сигнализации. И служащие, и клиенты взглянули на потолок с ленивым равнодушием, точно стадо коров на низко летящий истребитель. «Они проверяют сигнализацию», — подумали невозмутимые граждане. Но когда через пару минут вопль главного управляющего банка перекрыл визг сигнализации, народ догадался, что тревога не учебная.
   — Все на выход! Быстрее, быстрее, покинуть помещение! — надрывался управляющий.
   Потребовалось некоторое время, чтобы убедить людей в серьезности этих призывов. Дыма пока нигде не было видно, но противопожарная система сработала на опережение, и с потолка обрушился мощный ливень. Мартин решил обойтись без освежающего душа и поспешил на улицу.
   Перед банком уже собрались зеваки, и примчавшимся пожарным пришлось проталкиваться сквозь толпу. «Посторонись, посторонись!» — кричал человек в желтом шлеме. Люди отступили на два шага назад, выждали секунд тридцать и сделали три шага вперед.
   — Пропади все пропадом, — буркнул Мартин, заталкивая чек в карман.
   Петуния Дэниэлс может не беспокоиться за свое состояние. Он этих денег не возьмет. У Мартина еще остались честь и гордость, и чувство собственного достоинства, и… и больше ничего.
 
   Руби не замечала, в каком подавленном состоянии находился ее друг. Все силы были брошены на достижение цели — устроить личную жизнь! Давно Руби не отдавалась поставленной задаче с таким упорством и решимостью — с тех пор, как в подростковом возрасте она в течение двух недель по пятнадцать раз в день делала специальные упражнения под девизом-заклинанием: «Я должна улучшить форму груди, я должна развить мой бюст, я сделаю, сделаю, сделаю это».
   Сейчас у Руби была не менее важная цель — разыскать обладателя «порше» и во что бы то ни стало познакомиться с ним «для дружбы, возможно, большего».
   И новая рекламная кампания началась. В «Санди таймс» появилось следующее объявление:
   • Роберту с «порше», который оставлял сообщение для Руби. Перезвоните, пожалуйста, — потеряла ваш телефон.
   — Лучше займись йогой. Тебе требуется внутренний мир и покой, — сказала Лиз Хейл, когда Руби посвятила ее в свой план.
   — Бойфренд с шикарным автомобилем принесет мне необходимый мир и покой, — заявила Руби.
   — Объявление не сработает, — сказала Лиз. — Шансы на то, что он перезвонит, практически равны нулю.
   Но оно сработало. Да, черт побери, Роберт позвонил! На следующий же день после выхода объявления. И, о чудо! поршеевладелец все еще был одинок и, по его собственному утверждению, горел желанием встретиться. Не теряя времени даром. Руби назначила свидание.
   — Как я вас узнаю? — спросила она.
   — Я буду держать букет из пятнадцати роз. А как я узнаю вас? О, я угадаю по голосу. Руби, у вас божественный голос! — сказал Роберт своим — бархатно-шоколадным — баритоном.
   Руби сомлела, повесила трубку и впала в тихий полуобморочный экстаз.

21

   «Спокойно, спокойно, держи себя в руках. — Руби проглотила подступивший к горлу комок. — Это не может быть он. С чего вдруг такой красавец (да еще красавец с „порше“) станет ходить на свидания по объявлениям в газете?»
   И все же это был он. Стоит на условленном месте с букетом роз.
   — Роберт? — заикаясь, произнесла Руби.
   Мужчина резко обернулся и отступил на шаг, словно увидел перед собой бродяжку в лохмотьях, которая хриплым голосом клянчит лишнюю монетку. Руби растянула губы в приветливой улыбке. Однако красивые, идеально очерченные губы мужчины остались сжатыми в тонкую суровую линию. О боже, это не он! Или он, но прикидывается, что не он, потому что я ему не понравилась. Или я ошиблась? Это не тот мужчина, а мой парень с прической серийного убийцы ждет за углом. Везет, как всегда.
   — Руби! — Роберт неожиданно схватил ее за руку и с размаху припечатал смачный поцелуй где-то в районе запястья. Теперь уголки его причудливо изогнутых губ поползли вверх. — Контактные линзы, никак не могу привыкнуть, — пояснил он и добавил с робкой и в то же время чрезвычайно обольстительной улыбкой: — А врожденное тщеславие не позволяет носить очки.
   «О да, — подумала Руби, — жаль было бы прятать за стеклами такие потрясающие глаза».
   — Это вам. — Роберт вручил букет.
   Хотя он и говорил, что придет с цветами в качестве опознавательного знака, но такого Руби не ожидала. Это были не просто цветы, и не просто розочки в целлофановом пакете, которые продаются на выходе в любом супермаркете; это был БУКЕТ РОЗ от «Найтсбридж», обернутый в тонкую, восхитительно похрустывающую коричневую бумагу и перехваченный у основания пальмовым волокном.
   — Прошу. — Роберт подал ей руку «крендельком». — Не знаю, как вы, а я просто умираю с голоду.
   Руби согласно кивнула, чувствуя, что от волнения не сможет проглотить ни куска. Он повел ее через Лестер-сквер, ловко прокладывая путь среди толпы. Руби шла рядом, держала его под руку и ощущала себя распускающимся розовым бутоном, под стать тем, что покачивались у нее в букете. Роберт сказал комплимент по поводу ее бежевого плаща, которому недавно пошел шестой год. Руби показалось, что от его милой лести она вдруг сделалась на целый дюйм выше и уже не идет, а вроде бы как парит в воздухе, не касаясь ногами асфальта. Роберт стал рассказывать, как заметил Руби еще издали, но не решался даже подумать, что эта великолепная женщина и есть та, которую он ждет. Руби зарделась и встряхнула волосами, точно на макушке у нее был обсыпанный блестками султан циркового пони, а не хвостик, больше похожий на солому, которую пони едят на завтрак. Пока они дошли до ультрамодного ресторана в минималистском стиле, где Роберт заказал столик, Руби поймала на себе с десяток завистливых женских взглядов.
   Карма существует. Вот ее наглядное проявление — мужчина в дорогой розовой рубашке, которая на любом другом выглядела бы женоподобной блузкой, но только не на Роберте с его уверенной походкой и мягкой животной грацией. Вот она, награда за Джонатана Флетта с его шарикоподшипниками, за Дэвида-бухгалтера, за Робина-слесаря, за всех упырей, которые когда-либо появлялись в жизни Руби. Ее гордость и радость распухли до размеров небольшой коровы. Вглядевшись в Роберта повнимательнее. Руби окончательно утвердилась во мнении: «Да, он будет посимпатичнее Флетта».
   — Я адвокат по уголовным делам.
   «И гораздо умнее…»
   — Позвольте, я выдвину ваш стул.
   «И манеры гораздо более изысканные…»
   — Шампанское?
   «И гораздо более щедрый…»
   — Да, пожалуйста, — сказала Руби.
   «Да, пожалуйста, да, пожалуйста… Да! Да! Да!»
 
   — Ну что ж, — сказал он позже, — самое страшное позади. Я весь день места себе не находил, все боялся, вдруг мы не понравимся друг другу.
   Руби удивленно подняла брови. Покажите мне такую женщину, которой бы не понравился такой мужчина.
   — Вы знаете, — сказала Руби, — мы, человеческие существа, можем понять, нравится нам кто-то или нет, за сотую долю секунды. Одну сотую, представляете! И что бы там ни говорили о книгах, которые не следует оценивать по обложкам, первое впечатление решающее. Если оно было неблагоприятным, невозможно вернуться назад и что-то исправить. Любовь — другое дело, со временем она растет и развивается, и…
   О чем это она? Руби осеклась, комок крем-брюле застрял у нее в горле.
   — Если в первый краткий миг вы не почувствовали влечения к человеку, то уже никогда не полюбите его? — испуганно спросил Роберт.
   Никогда? Он на что-то намекает?
   Он намекал.
   — Никогда, — повторил Роберт. — Вот почему я так рад, что мое сердце дрогнуло, как только наши глаза встретились.
   Руби выронила ложечку для мороженого. Она со звоном упала на пол. Когда, подобрав ложечку, Руби вылезла из-под скатерти, Роберт все еще сидел неподвижно, опираясь подбородком на руки и всем телом подавшись вперед через стол, пристально смотрел на Руби. Она растаяла в его шоколадно-карих глазах. Настал один из тех сказочных моментов, когда весь мир вокруг исчезает и ты видишь только лицо человека, которого тебе хочется поцеловать.
   — Поверить не могу, что ты не замужем, — пробормотал Роберт.
   — А ты женат?
   — Надо быть последним идиотом, чтобы позволить уйти такой женщине.
   — Ага, последний и был идиотом. То есть я имею в виду, мы не подходили друг другу, — торопливо исправилась Руби, вспомнив наставления Лу: на жизнь не плакаться, поддерживать легкий непринужденный разговор, вести себя раскованно, но не скатываясь в развязность.
   — Сегодня один из тех вечеров, который хочется продлить до бесконечности, — мечтательно заворковал Роберт. — Ах, если бы я мог похитить тебя и умчать на моем «порше-бокстере».
   Впервые с момента их встречи Роберт упомянул свой автомобиль. Значит, он все же существует. «Клик» — еще одна птичка-галочка в графе «Достоинства».
   Официант принес счет. Еще одно испытание. Руби не надеялась, что он полностью оплатит ужин. После Робина она определила для себя — если кавалер хотя бы сделает вид, что отказывается от ее доли наличных, то…