Страница:
Нашей встречей в тот раз дело не ограничилось. В ходе подготовки операций мне неоднократно приходилось встречаться затем с Арсением Григорьевичем Головко, бывать у моряков и приглашать их к себе. Однажды в начале апреля 1944 года меня пригласили осмотреть прибывший на Север линкор, присланный англичанами. Головко сетовал, что на прикрытие корабля приходится тратить много самолетов, а выход линкору в море был запрещен. И вот во время осмотра линкора кто-то из присутствующих сказал: "Жаль, что такая громада стоит среди моря и не приносит никакой пользы, а сколько бы вышло танков из его брони!" Это высказывание было не случайным. Среди моряков давно шли споры о том, какие нам нужны корабли и каким станет в дальнейшем военно-морской флот. Известно, что после войны все державы мира, владевшие ранее линкорами и другими крупными надводными кораблями, начали пересматривать состав своих флотов в связи с изменением характера современного оружия и соответственно боевых операций. Не хочу вмешиваться в дела моряков, но не скрою, что в тот момент, любуясь красавцем кораблем, я все же подумал, что три сотни танков были бы нам, пожалуй, более кстати. Не меньше, чем Головко, сетовал и я на то, что нужно обеспечивать "чистое небо" над линкором. Наш фронт был и без того не богат истребителями.
С командующим флотом у меня установился тесный деловой контакт. Когда возникала необходимость, мы охотно помогали друг другу. Ни моряки нам, ни мы им ни в чем не отказывали. Когда однажды во время подготовки операции Головко высказал опасение, что у них может не хватить снарядов, я без промедления отдал распоряжение командующему артиллерией фронта подсчитать наши возможности и тотчас поделиться с флотом. Такие отношения не только укрепляли боевую дружбу, но и помогали лучше делать общее дело.
Возвратившись в Беломорск, я встретился с командующим 32-й армией, уже знакомым читателю генерал-лейтенантом Ф. Д. Гореленко, который прибыл в штаб фронта с докладом. С командующим же 7-й армией генерал-лейтенантом А. Н. Крутиковым, до мозга костей военным человеком, я виделся несколько раньше, в Вологде, куда он прибыл с докладом, когда я направлялся из Москвы в Беломорск. Обе эти армии держали оборону против финляндских войск. Их район боевых действий хорошо был знаком мне еще по 1941 году, когда пришлось руководить операциями наших войск в Южной Карелии, сначала будучи представителем Ставки Верховного главнокомандования, а затем и командующим той же 7-й армией.
В результате изучения местности и противника, встреч с командующими армиями и командирами корпусов и дивизий у меня сложилось следующее представление о фронте, о возможных путях разгрома противника и освобождения Крайнего Севера и Карелии. Наиболее выгодным направлением для сосредоточения основных усилий являлось Кандалакшское. Оно позволяло провести расчленение 20-й лапландской армии на две изолированные одна от другой группировки. Вспомогательный удар лучше было нанести на Мурманском направлении. Штаб фронта пришел к мнению, что основной формой маневра следовало избрать глубокие обходы открытых флангов оборонительных позиций противника на труднодоступной местности специально подготовленными для этой цели войсками. Увы, для создания необходимой наступательной группировки на Кандалакшском направлении, а заодно и на Мурманском своих войск нам не хватало. Поэтому наряду с оперативным замыслом, который 28 февраля был представлен в Ставку, мы попросили о дополнительных средствах усиления фронта. Ставка одобрила предложенный фронтом план освобождения Крайнего Севера и приказала, не дожидаясь директивных указаний, немедленно приступить к подготовке операции, на что ушли весна и часть лета 1944 года. Войска усиленно готовились к наступательным действиям на всех направлениях сразу. Велись работы по улучшению дорог, прокладывались колонные пути, оборудовались запасные огневые позиции и дополнительные наблюдательные пункты. В отдельных местах войска провели частные боевые операции, чтобы обеспечить себе выгодное исходное положение. Что касается Кандалакшского и Мурманского направлений, то здесь войска постепенно усиливались за счет частей, перебрасываемых с других участков фронта. Для наступления по труднодоступной местности из морских стрелковых бригад, отдельных лыжных бригад и отдельных лыжных батальонов были сформированы легкие стрелковые корпуса - 126-й и 127-й. В отличие от линейных соединений, эти корпуса не имели в подразделениях ни автомобильного, ни гужевого транспорта. Тяжелое оружие пехоты, артиллерия, минометы, средства связи, боеприпасы перевозились вьюками. Войска тренировались в умении вести бой на горно-лесистой местности, прокладывать колонные пути своими силами, совершать глубокие обходы по бездорожью, Штабы изучали маршруты предполагавшегося движения, продумывали до деталей построение походных колонн, изыскивали наиболее рациональную экипировку и эффективные методы обеспечения войск. Особенно напряженными были апрель я май, когда с руководящим составом всех трех северных армий командование фронтом провело оперативно-тактические игры, во время которых был прорепетирован ход предстоящих боевых действий. Затем в дивизиях провели серию смотровых тактических учений и командно-штабных игр, а командиры дивизий, полков, начальники штабов и оперативных отделов участвовали в сборах.
Из чего слагались в то время будни командующего фронтом, его рабочие дни? (Выходных дней тогда, естественно, не было.) Помимо того, что нужно было осуществлять общее руководство подготовкой к наступлению и решать еще тысячи повседневных дел, я старался как можно чаще встречаться с комсоставом и бывать на учениях и сборах. Там я непосредственно познакомился почти со всеми командирами соединений. Эти встречи приносили мне большую пользу: они дали возможность ближе узнать командный состав и изучить жизнь, быт и настроение войск. Хотелось также как можно внимательнее прислушаться к высказываниям офицеров, которые, находясь длительное время на северном театре военных действий, накопили большой и ценный опыт.
Приведу такой пример. Когда однажды мне довелось посетить 19-ю армию, чтобы на месте решить вопрос о формах маневра в предстоявшем наступлении, очень полезной оказалась встреча с командиром 104-й стрелковой дивизии генерал-майором Г. А. Жуковым. Он, исходя из своего знания местности и данных разведки, высказал мысль о нанесении главного удара по 36-му армейскому корпусу немцев путем глубокого обхода его оборонительных позиций. Эта мысль сразу привлекла внимание, и вот почему. Фронт шел здесь от Ругозера к реке Тумча и далее в горы, к притокам реки Ена. В этих местах существовало особенно много "бараньих лбов". Так именовались оголенные ледником и отполированные ветром и дождями круглые вершины гор. Их группки, прижавшиеся одна к другой, назывались "курчавыми скалами". Сама природа препятствовала человеку освоить эти малопригодные для целесообразного использования Просторы. А между ними, по лесам и озерам, протянулся так называемый верманский рубеж, сильно укрепленный противником. Попытка фронтального прорыва стоила бы очень дорого. Обходный же маневр позволял избежать излишнего кровопролития и траты средств. Вот почему штаб фронта, изучив предложение Г. А. Жукова, рекомендовал его затем командованию 19-й армии как основную форму маневра в предстоящей операции.
Финляндия выходит из войны
Переключаемся на Свирь. - Психология наступающих. - В третью годовщину. Между Ладожским и Онежским. - Герои Сортавальской операции. - Рассуждения о Финляндии.
Подготовка к проведению операции на Севере развернулась полным ходом. Но в том виде, в каком последняя была задумана, ей не суждено было осуществиться. В самый разгар подготовительных мероприятий финляндские руководители прекратили переговоры. Они отказались разорвать отношения с Германией и интернировать или изгнать немецко-фашистские войска из Финляндии. Правящие круги Финляндии по-прежнему держали курс на продолжение войны против СССР. Чтобы вывести Финляндию из войны, Ставка Верховного главнокомандования приняла решение нанести главный удар по войскам на Карельском перешейке и в Южной Карелии.
30 мая я был вызван в Москву. Вместе со мной прибыли ближайшие сотрудники - член Военного совета генерал-лейтенант Т. Ф. Штыков, командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии Г. Е. Дегтярев, с которым я прослужил всю войну, и начальник оперативного управления, вечно погруженный в штабные дела генерал-майор В. Я. Семенов. Перед войсками Карельского фронта Ставка поставила теперь задачу очистить от финляндских войск Южную Карелию. Пришлось, не теряя времени, прямо в Ставке отработать некоторые детали операции и согласовать ее общий ход с Генеральным штабом. Нами привлекались 32-я и 7-я армии, которые усиливались за счет резервов Верховного главнокомандования. Отрадно было, что с северного участка фронта ничего не бралось: находившиеся там войска продолжали готовиться к разгрому 20-й лапландской армии противника. Их подготовка не пропала даром, но пока не они должны были выполнять главную задачу. Важную роль играли войска Ленинградского фронта, проводившие Выборгскую операцию и тем самым оттягивавшие крупные силы врага.
Впрочем, я остался доволен не всем. Направляясь в Кремль, я захватил с собой рельефную карту Ладожско-Онежского перешейка и в Ставке, оперируя данными разведки о силах противника, начал показывать, как трудно будет там действовать войскам. И. В. Сталин не любил, когда ему говорили, что враг станет поступать так-то и так-то. Нередко он при этом иронически спрашивал: "А вы откуда знаете? Вас противник персонально информирует?" Ответственные работники Генштаба, давние мои сослуживцы, напомнили мне об этом и тщетно отговаривали от замысла, в который я их посвятил. Получилось именно так, как они предсказывали. Верховный главнокомандующий усмотрел в моих словах попытку вытянуть лишние резервы и не дал таковых. Правда, по вторичному докладу сотрудников Ставки он пересмотрел свое решение, и резервы прибыли. После окончания операции я нарочно прислал в Ставку фотографии укреплений, прорванных нашими войсками на перешейке, с просьбой показать их Сталину. Но позднее я узнал, что этот альбом так и не дошел до Верховного главнокомандующего.
Из Москвы, не заезжая в штаб фронта, мы выехали 3 июня в 7-ю армию, которая наносила главный удар через Свирь, и провели рекогносцировку местности с южного берега реки, в районе Лодейного Поля. Когда-то Лодейное Поле сыграло особую роль в истории русского флота. Здесь на Олонецкой верфи в 1703 году был спущен на воду первенец Балтфлота фрегат "Штандарт".
Гитлеровцы совершенно разрушили город. Там, где проходили улицы, теперь пролегали глубокие, во весь человеческий рост, траншеи. На месте домов под грудами кирпича и камня находились наблюдательные пункты и убежища. Виднелась и финская оборона: извилистая линия окопов по самому берегу, из воды поднимались рогатки, опутанные колючей проволокой. Все это время на фронте стояла относительная тишина. Лишь изредка где-то на большой высоте проносились тяжелые снаряды. Похоже было, что кто-то ворошил осенние листья. Это артиллерия с обеих сторон обменивалась "приветствиями".
После рекогносцировки командование фронта пришло к окончательному решению нанести основной удар вдоль северного берега Ладоги в направлении на Олонец, Салми, Питкяранту и Сортавалу, что имело в виду три момента: тактический (возможность взаимодействовать с Ладожской военной флотилией контр-адмирала В. С. Черокова), стратегический (окружение финляндских войск, действовавших севернее Онежского озера) и политический (выход к границе с Финляндией кратчайшим путем). На этом направлении были дороги, которые можно было использовать под тяжелые средства вооружения, применяемые обычно при атаке укрепленных районов. Между Лодейным Полем и Савозером, меж холмов Олонецкой гряды лежит Часовенная Гора. Здесь мы расположили временное полевое управление фронта, и отсюда осуществлялось руководство операцией.
Сражение началось с битвы на реке Свирь, после разлива достигавшей кое-где ширины в полкилометра. Войскам была поставлена задача разбить свирско-петрозаводскую группировку противника и форсировать свирский водный рубеж. 9 июня мы с Т. Ф. Штыковым были вызваны в Кремль. И. В. Сталин сказал нам, что ленинградцы должны прорвать линию финской обороны, но им необходимо помочь. С этой целью от Карельского фронта требовалось срочно разбить свирско-сортавальскую вражескую группу войск. На подготовку отводилось не более десяти дней. Разработка задания была осуществлена в Ставке при участии А. М. Василевского, Г. К. Жукова и А. И. Антонова, которые присутствовали при разговоре.
К тому времени все резервные войска Карельского фронта были сосредоточены на Мурманском и Кандалакшском направлениях. В районе Лодейного Поля имелись только стрелковый корпус и две стрелковые бригады 7-й армии, Чтобы осуществить операцию, мы заранее подготовили театр военных действий для приема дополнительных сил: вырыли траншеи на три стрелковых корпуса и артиллерийские позиции для артдивизии. Но на прорыв укрепленной полосы требовалось три стрелковых корпуса, а затем для развития прорыва - еще один стрелковый корпус. Кроме того, была необходима артиллерийская дивизия прорыва и авиабомбардировочная дивизия.
Когда я обо всем этом доложил, И. В. Сталин сказал: "У вас один стрелковый корпус уже имеется; два мы дадим вам дополнительно, дадим и артиллерийскую дивизию. Что касается авиационной дивизии, то Маршал авиации Новиков получит указание сделать авиацией Ленинградского фронта один-два налета на расположенные перед вами финские позиции. Он будет прислан к вам для согласования".
Тут я стал настойчиво просить еще стрелковый корпус для развития прорыва. Однако А. М. Василевский и Г. К. Жуков категорически возражали. Обсуждение прекратилось. Вскоре А. М. Василевский и Г. К. Жуков ушли, а меня и Т. Ф. Штыкова И. В. Сталин пригласил посмотреть салют в честь Ленинградского фронта. Когда после салюта мы прощались, Верховный главнокомандующий сказал мне на ухо: "Я дополнительно выделю вам тот стрелковый корпус, который вы просили".
Обрадованные приятной вестью, мы отправились на командный пункт 7-Й армии. Там находились уже А. Н. Крутиков и все начальники родов войск. До нашего прибытия командарм успел обсудить, с ними план действий. Заслушав его, я принял окончательное решение: начнем с форсирования Свири и освобождения. Кировской (Мурманской) железной дороги на участке от Лодейного Поля до Масельги, овладевая городами Олонец и Петрозаводск. Главный удар наносим, как и было решено, в направлении Сортавалы 7-й армией. Одновременна 32-я армия нанесет вспомогательный удар в сторону Медвежьегорска, Юстозера и Суоярве навстречу 7-й армии, обходя петрозаводскую группу войск противника с севера. Таким путем достигался двумя сходящимися ударами разгром врага в Южной Карелии.
Тяжелейшим участком оставалась река Свирь шириной 350 метров и глубиной от 8 до 11 метров. На ней находился мощный гидроузел Свирь-3, с плотиной глубиной 18 метров и с запасом воды в 125 миллионов кубометров. Это ставило перед войсками дополнительные задачи. Вот элементарный пример различия в психологии обороняющегося и наступающего: как я радовался в 1941 году, что Свирь - такая широкая, и как я сетовал на то же в 1944 году. Сейчас в интересах дела нужно было преодолеть водную преграду ниже гидроузла. А что, если финны откроют шандорный затвор? Тогда вода хлынет, и переправа будет сорвана. Нельзя ли нам упредить врага? Мы попытались разбить шандорную стенку морскими минами, во безуспешно. В ход была пущена тяжелая артиллерия, и дело пошло. Мы могли теперь сами спустить воду, когда захотим. Тотчас в план операции были внесены уточнения. Когда о коррективах узнали в Ставке, нас снова вызвали в Москву, Пришлось объяснять мотивировку своего решения, после чего идея получила одобрение.
Между прочим, проект решения вопроса о гидроузле был представлен мной Верховному главнокомандующему. Он не только интересовался сутью дела, но и вникал в такие детали, которые, пожалуй, мог даже обойти. Я упоминаю об этом потому, что в некоторых книгах у нас получила хождение версия, будто И. В. Сталин руководил боевыми операциями "по глобусу". Ничего более нелепого мне никогда не приходилось читать. За время войны, бывая в Ставке и в кабинете Верховного главнокомандующего с докладами, присутствуя на многочисленных совещаниях, я видел, как решались дела. К глобусу И. В. Сталин тоже обращался, ибо перед ним вставали задачи и такого масштаба. Но вообще-то он всегда работал с картой и при разборе предстоящих операций порой, хотя далеко не всегда, даже "мельчил". Последнее мне казалось излишним. Жизнь, боевая практика учат тому, что невозможно распланировать весь ход событий до конца. Важно было наметить общее русло действий, а конкретные детали предоставить вниманию нижестоящих командиров, не сковывая заранее их инициативу. В большинстве случаев И. В. Сталин так и поступал, отходя от этой традиции только тогда, когда речь шла о каких-либо политических последствиях, или по экономическим соображениям, или когда его память подсказывала ему, что в прошлом он уже сталкивался с подобной обстановкой. Не скажу, что я всегда соглашался с тем, как И. В. Сталин решал вопросы, тем более что нам приходилось спорить, насколько это было для меня возможно в рамках субординации, и по малым, и по крупным проблемам. Но неверно упрекать его в отсутствии интереса к деталям. Это просто не соответствует действительности. Даже. в стратегических военных вопросах И. В. Сталин не руководствовался ориентировкой "по глобусу". Тем более смешно говорить это применительно к вопросам тактическим, а они его тоже интересовали, и немало.
Характерно для Сталина, что он снова вызвал командующего фронтом в Москву, узнав о частичных изменениях в намечавшейся операции. Такие вызовы случались нередко. Сталин предпочитал общаться с людьми, когда это было возможно, лично. Мне представляется, что делал он это по трем причинам. Во-первых, в ходе личной беседы можно лучше ознакомиться с делом. Во-вторых, Сталин любил проверять людей и составлял себе мнение о них из таких встреч. В-третьих, Сталин, когда он хотел этого, умел учиться у других. В годы войны это качество проявлялось в нем очень часто. Думаю, что командующие фронтами, сотрудники Ставки, Генштаба и другие военные работники многому научили Верховного главнокомандующего с точки зрения проблем современной войны. Соответственно, очень многому научились у него и они, особенно в вопросах общегосударственных, экономических и политических. Относится это и ко мне. Я считаю, что каждая поездка в Ставку чем-то меня обогащала, а каждое очередное свидание с руководителями партии и государства расширяло мой кругозор и было для меня весьма поучительным и полезным.
Вернемся к 7-й и 32-й армиям. Им противостояло соответственно 76 тысяч солдат с 580 орудиями и 54 тысячи солдат с 380 орудиями. Мы должны были рассечь эту группировку на части, действуя в оперативной глубине свыше 200 километров, и примерно за 40 дней разгромить их, выйдя к советско-финляндской границе.
Наступление войск южного крыла Карельского фронта началось в третью годовщину войны - накануне 22 июня 1944 года. Десятью днями раньше перешли в наступление войска Ленинградского фронта на Карельском перешейке. Они в короткий срок взломали мощные укрепления врага, овладели городом Выборгом и восстановили довоенную государственную границу, облегчив выполнение нашей задачи в общей Выборгско-Петрозаводской операции.
За десять дней Карельский фронт изготовился к тому, чтобы в свою очередь прийти в движение. Артподготовка, сопровождаемая налетами на позиции врага бомбардировщиков "Ту-2", началась без четверти двенадцать 21 июня. Под аккомпанемент разрывов, длившихся три с половиной часа, мы наблюдали с командного пункта за расстилавшейся перед нами картиной, тщательно вглядываясь в линию обороны противника, и спокойно обменивались мнениями. Спешить теперь, действительно, было некуда: все было наготове. Полки замерли в ожидании, пока летчики и артиллеристы расцвечивали панораму огненными вспышками выстрелов и черно-серыми букетами разрывов. При вспышках на какие-то секунды перед глазами вставали покореженные строения и лохмотья густо сплетенных проволочных заграждений, чтобы затем опять провалиться в серую пелену. А когда окончательно исчез речной и озерный туман, слева обнажились просторы большой низины, уходящей к Ладоге. Вслушиваясь в мощный гул. авиационно-артиллерийской подготовки, я вспоминал события трехлетней давности: поздний, субботний вечер, короткий сон в поезде и охватившую нас тревогу, вызванную сообщением о нападении Германии. Прошло без малого 1100 дней, и вот, те, кто раньше яростно отбивался, сами теперь штурмуют закопавшегося в землю агрессора. Уже длительное время мы наступаем, и до нашей старой границы - рукой подать! Только руку эту нужно еще держать пока в броне.
Всеми позабытый обед: совпал с началом переправы через Свирь, 7-я армия изготовилась к форсированию реки и прорыву вражеской обороны. Массированный, огонь поражал противника во вторых и третьих траншеях, а над головами передовых отрядов, казалось уже приступивших к форсированию реки, летели снаряды наших танков и самоходок, бивших прямой наводкой в противоположный берег. Небольшой перерыв насторожил финнов. Что это? Массовая переправа? Вот от русского берега поплыли плоты с солдатами. И притаившиеся огневые точки на западной стороне реки вдруг заговорили. Но то, что финны приняли за людей, были чучела, демонстративно пущенные через реку на плотах и лодках. Первыми в Свирь вступили с этими чучелами 16 воинов-гвардейцев. Впоследствии им было присвоено звание Героя Советского Союза. Наши наблюдатели засекали места, расположения пробудившихся; к жизни огневых точек врага, а потом следовала уже прицельная стрельба. Противник приберегал часть своих средств, до критического момента не пуская их в ход. Теперь этот момент. наступил, и он взаправду оказался критическим, но только не для тех, кому он был уготован.
Еще 75 минут артподготовки, и дрогнула линия фронта. Пять минут понадобилась эшелону разведки, чтобы преодолеть на полосе шириной в четыре километра. Свирь и начать проделывать проходы во вражеских заграждениях. В реку перед оторопевшим противником, у которого уже были вырваны зубы, вступили две сотни автомашин-амфибий и другие плавучие средства. Они сумели проделать несколько рейсов перебрасывая от берега к берегу бойцов 7-го гвардейского десантного корпуса генерала Миронова. Гвардейцы прорвали оборону врага и расширили плацдарм. Вечерело, и солнце катилась вниз, когда наши саперы навели два моста и двадцать паромов. После этого в дело вступили главные силы, включая танки. Неравномерно изгибаясь, линия фронта стала отходить на север и северо-запад.
Тем временем перешла в общее наступление и 32-я армия. Некоторые ее соединения действовали опережающе. Так, 313-я-дивизия еще в ночь на 21-е июня бесшумно форсировала Беломорско-Балтийский канал и затем овладела городом Повекец. Лесными тропами ее солдаты устремились на Медвежьегорск. Сообщение об атом я получил как раз тогда, когда введенные в заблуждение финны стали обстреливать плывшие через Свирь чучела. Танки 7-й армии громыхали на свирских паромах, когда 32-я армия входила в город Пиндуши. 16 километров за первый день боев - совсем неплохо! Ф. Д. Гореленко не терял времени даром. Еще двое суток упорных боев, и его части вступили в Медвежьегорск. Огибая с севера Онежское озеро левым флангом, 32-я армия начала как бы вытягивать свой центр, расширяя плацдарм. Ее резервы наращивали успех в направлении на Петрозаводск. Здесь широкое пространство было занято вытянувшимися на северо-запад заливами Онеги. Они повторяли своими очертаниями движение ледника. Валуны и ледяные глыбы ползли когда-то вперед, чтобы с грохотом скатиться в серые воды огромного озера. На одной из таких кос, где лесная стихия уступает место водяной, вырос впоследствии город Кондопога. А в ста километрах от него на запад, там, где болота переходят в холмы, опоясывающие с юга уступы Мансельки, находится Поросозеро. По этим двум направлениям и устремились теперь бойцы командарма-32.
Все уже становилась ведшая к столице Карелии горловина. Железной артерией шла по ней дорога Петрозаводск - Суоярви, но наша авиация массированными налетами разрушила ее. С тога подходила 7-я армия. У финнов еще была надежда закрепиться на западном берегу Онеги, но Онежская военная флотилия высадила здесь десант. И 28 июня наша бригада овладела Петрозаводском. Все население города высыпало на улицы. Несколько часов длилась восторженная демонстрации. Однако ничто, поистине ничто не могло сравниться с радостью людей , сидевших за колючей проволокой. 20 тысяч советских граждан вышли на свободу из заключения, со слезами на глазах встречая армию-освободительницу. Они поведали о всех ужасах фашистской неволи, о каторжном труде, о пытках и издевательствах, о каждодневной угрозе смерти. Нужно ли говорить, каким стал после этого наступательный порыв советских воинов?
С командующим флотом у меня установился тесный деловой контакт. Когда возникала необходимость, мы охотно помогали друг другу. Ни моряки нам, ни мы им ни в чем не отказывали. Когда однажды во время подготовки операции Головко высказал опасение, что у них может не хватить снарядов, я без промедления отдал распоряжение командующему артиллерией фронта подсчитать наши возможности и тотчас поделиться с флотом. Такие отношения не только укрепляли боевую дружбу, но и помогали лучше делать общее дело.
Возвратившись в Беломорск, я встретился с командующим 32-й армией, уже знакомым читателю генерал-лейтенантом Ф. Д. Гореленко, который прибыл в штаб фронта с докладом. С командующим же 7-й армией генерал-лейтенантом А. Н. Крутиковым, до мозга костей военным человеком, я виделся несколько раньше, в Вологде, куда он прибыл с докладом, когда я направлялся из Москвы в Беломорск. Обе эти армии держали оборону против финляндских войск. Их район боевых действий хорошо был знаком мне еще по 1941 году, когда пришлось руководить операциями наших войск в Южной Карелии, сначала будучи представителем Ставки Верховного главнокомандования, а затем и командующим той же 7-й армией.
В результате изучения местности и противника, встреч с командующими армиями и командирами корпусов и дивизий у меня сложилось следующее представление о фронте, о возможных путях разгрома противника и освобождения Крайнего Севера и Карелии. Наиболее выгодным направлением для сосредоточения основных усилий являлось Кандалакшское. Оно позволяло провести расчленение 20-й лапландской армии на две изолированные одна от другой группировки. Вспомогательный удар лучше было нанести на Мурманском направлении. Штаб фронта пришел к мнению, что основной формой маневра следовало избрать глубокие обходы открытых флангов оборонительных позиций противника на труднодоступной местности специально подготовленными для этой цели войсками. Увы, для создания необходимой наступательной группировки на Кандалакшском направлении, а заодно и на Мурманском своих войск нам не хватало. Поэтому наряду с оперативным замыслом, который 28 февраля был представлен в Ставку, мы попросили о дополнительных средствах усиления фронта. Ставка одобрила предложенный фронтом план освобождения Крайнего Севера и приказала, не дожидаясь директивных указаний, немедленно приступить к подготовке операции, на что ушли весна и часть лета 1944 года. Войска усиленно готовились к наступательным действиям на всех направлениях сразу. Велись работы по улучшению дорог, прокладывались колонные пути, оборудовались запасные огневые позиции и дополнительные наблюдательные пункты. В отдельных местах войска провели частные боевые операции, чтобы обеспечить себе выгодное исходное положение. Что касается Кандалакшского и Мурманского направлений, то здесь войска постепенно усиливались за счет частей, перебрасываемых с других участков фронта. Для наступления по труднодоступной местности из морских стрелковых бригад, отдельных лыжных бригад и отдельных лыжных батальонов были сформированы легкие стрелковые корпуса - 126-й и 127-й. В отличие от линейных соединений, эти корпуса не имели в подразделениях ни автомобильного, ни гужевого транспорта. Тяжелое оружие пехоты, артиллерия, минометы, средства связи, боеприпасы перевозились вьюками. Войска тренировались в умении вести бой на горно-лесистой местности, прокладывать колонные пути своими силами, совершать глубокие обходы по бездорожью, Штабы изучали маршруты предполагавшегося движения, продумывали до деталей построение походных колонн, изыскивали наиболее рациональную экипировку и эффективные методы обеспечения войск. Особенно напряженными были апрель я май, когда с руководящим составом всех трех северных армий командование фронтом провело оперативно-тактические игры, во время которых был прорепетирован ход предстоящих боевых действий. Затем в дивизиях провели серию смотровых тактических учений и командно-штабных игр, а командиры дивизий, полков, начальники штабов и оперативных отделов участвовали в сборах.
Из чего слагались в то время будни командующего фронтом, его рабочие дни? (Выходных дней тогда, естественно, не было.) Помимо того, что нужно было осуществлять общее руководство подготовкой к наступлению и решать еще тысячи повседневных дел, я старался как можно чаще встречаться с комсоставом и бывать на учениях и сборах. Там я непосредственно познакомился почти со всеми командирами соединений. Эти встречи приносили мне большую пользу: они дали возможность ближе узнать командный состав и изучить жизнь, быт и настроение войск. Хотелось также как можно внимательнее прислушаться к высказываниям офицеров, которые, находясь длительное время на северном театре военных действий, накопили большой и ценный опыт.
Приведу такой пример. Когда однажды мне довелось посетить 19-ю армию, чтобы на месте решить вопрос о формах маневра в предстоявшем наступлении, очень полезной оказалась встреча с командиром 104-й стрелковой дивизии генерал-майором Г. А. Жуковым. Он, исходя из своего знания местности и данных разведки, высказал мысль о нанесении главного удара по 36-му армейскому корпусу немцев путем глубокого обхода его оборонительных позиций. Эта мысль сразу привлекла внимание, и вот почему. Фронт шел здесь от Ругозера к реке Тумча и далее в горы, к притокам реки Ена. В этих местах существовало особенно много "бараньих лбов". Так именовались оголенные ледником и отполированные ветром и дождями круглые вершины гор. Их группки, прижавшиеся одна к другой, назывались "курчавыми скалами". Сама природа препятствовала человеку освоить эти малопригодные для целесообразного использования Просторы. А между ними, по лесам и озерам, протянулся так называемый верманский рубеж, сильно укрепленный противником. Попытка фронтального прорыва стоила бы очень дорого. Обходный же маневр позволял избежать излишнего кровопролития и траты средств. Вот почему штаб фронта, изучив предложение Г. А. Жукова, рекомендовал его затем командованию 19-й армии как основную форму маневра в предстоящей операции.
Финляндия выходит из войны
Переключаемся на Свирь. - Психология наступающих. - В третью годовщину. Между Ладожским и Онежским. - Герои Сортавальской операции. - Рассуждения о Финляндии.
Подготовка к проведению операции на Севере развернулась полным ходом. Но в том виде, в каком последняя была задумана, ей не суждено было осуществиться. В самый разгар подготовительных мероприятий финляндские руководители прекратили переговоры. Они отказались разорвать отношения с Германией и интернировать или изгнать немецко-фашистские войска из Финляндии. Правящие круги Финляндии по-прежнему держали курс на продолжение войны против СССР. Чтобы вывести Финляндию из войны, Ставка Верховного главнокомандования приняла решение нанести главный удар по войскам на Карельском перешейке и в Южной Карелии.
30 мая я был вызван в Москву. Вместе со мной прибыли ближайшие сотрудники - член Военного совета генерал-лейтенант Т. Ф. Штыков, командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии Г. Е. Дегтярев, с которым я прослужил всю войну, и начальник оперативного управления, вечно погруженный в штабные дела генерал-майор В. Я. Семенов. Перед войсками Карельского фронта Ставка поставила теперь задачу очистить от финляндских войск Южную Карелию. Пришлось, не теряя времени, прямо в Ставке отработать некоторые детали операции и согласовать ее общий ход с Генеральным штабом. Нами привлекались 32-я и 7-я армии, которые усиливались за счет резервов Верховного главнокомандования. Отрадно было, что с северного участка фронта ничего не бралось: находившиеся там войска продолжали готовиться к разгрому 20-й лапландской армии противника. Их подготовка не пропала даром, но пока не они должны были выполнять главную задачу. Важную роль играли войска Ленинградского фронта, проводившие Выборгскую операцию и тем самым оттягивавшие крупные силы врага.
Впрочем, я остался доволен не всем. Направляясь в Кремль, я захватил с собой рельефную карту Ладожско-Онежского перешейка и в Ставке, оперируя данными разведки о силах противника, начал показывать, как трудно будет там действовать войскам. И. В. Сталин не любил, когда ему говорили, что враг станет поступать так-то и так-то. Нередко он при этом иронически спрашивал: "А вы откуда знаете? Вас противник персонально информирует?" Ответственные работники Генштаба, давние мои сослуживцы, напомнили мне об этом и тщетно отговаривали от замысла, в который я их посвятил. Получилось именно так, как они предсказывали. Верховный главнокомандующий усмотрел в моих словах попытку вытянуть лишние резервы и не дал таковых. Правда, по вторичному докладу сотрудников Ставки он пересмотрел свое решение, и резервы прибыли. После окончания операции я нарочно прислал в Ставку фотографии укреплений, прорванных нашими войсками на перешейке, с просьбой показать их Сталину. Но позднее я узнал, что этот альбом так и не дошел до Верховного главнокомандующего.
Из Москвы, не заезжая в штаб фронта, мы выехали 3 июня в 7-ю армию, которая наносила главный удар через Свирь, и провели рекогносцировку местности с южного берега реки, в районе Лодейного Поля. Когда-то Лодейное Поле сыграло особую роль в истории русского флота. Здесь на Олонецкой верфи в 1703 году был спущен на воду первенец Балтфлота фрегат "Штандарт".
Гитлеровцы совершенно разрушили город. Там, где проходили улицы, теперь пролегали глубокие, во весь человеческий рост, траншеи. На месте домов под грудами кирпича и камня находились наблюдательные пункты и убежища. Виднелась и финская оборона: извилистая линия окопов по самому берегу, из воды поднимались рогатки, опутанные колючей проволокой. Все это время на фронте стояла относительная тишина. Лишь изредка где-то на большой высоте проносились тяжелые снаряды. Похоже было, что кто-то ворошил осенние листья. Это артиллерия с обеих сторон обменивалась "приветствиями".
После рекогносцировки командование фронта пришло к окончательному решению нанести основной удар вдоль северного берега Ладоги в направлении на Олонец, Салми, Питкяранту и Сортавалу, что имело в виду три момента: тактический (возможность взаимодействовать с Ладожской военной флотилией контр-адмирала В. С. Черокова), стратегический (окружение финляндских войск, действовавших севернее Онежского озера) и политический (выход к границе с Финляндией кратчайшим путем). На этом направлении были дороги, которые можно было использовать под тяжелые средства вооружения, применяемые обычно при атаке укрепленных районов. Между Лодейным Полем и Савозером, меж холмов Олонецкой гряды лежит Часовенная Гора. Здесь мы расположили временное полевое управление фронта, и отсюда осуществлялось руководство операцией.
Сражение началось с битвы на реке Свирь, после разлива достигавшей кое-где ширины в полкилометра. Войскам была поставлена задача разбить свирско-петрозаводскую группировку противника и форсировать свирский водный рубеж. 9 июня мы с Т. Ф. Штыковым были вызваны в Кремль. И. В. Сталин сказал нам, что ленинградцы должны прорвать линию финской обороны, но им необходимо помочь. С этой целью от Карельского фронта требовалось срочно разбить свирско-сортавальскую вражескую группу войск. На подготовку отводилось не более десяти дней. Разработка задания была осуществлена в Ставке при участии А. М. Василевского, Г. К. Жукова и А. И. Антонова, которые присутствовали при разговоре.
К тому времени все резервные войска Карельского фронта были сосредоточены на Мурманском и Кандалакшском направлениях. В районе Лодейного Поля имелись только стрелковый корпус и две стрелковые бригады 7-й армии, Чтобы осуществить операцию, мы заранее подготовили театр военных действий для приема дополнительных сил: вырыли траншеи на три стрелковых корпуса и артиллерийские позиции для артдивизии. Но на прорыв укрепленной полосы требовалось три стрелковых корпуса, а затем для развития прорыва - еще один стрелковый корпус. Кроме того, была необходима артиллерийская дивизия прорыва и авиабомбардировочная дивизия.
Когда я обо всем этом доложил, И. В. Сталин сказал: "У вас один стрелковый корпус уже имеется; два мы дадим вам дополнительно, дадим и артиллерийскую дивизию. Что касается авиационной дивизии, то Маршал авиации Новиков получит указание сделать авиацией Ленинградского фронта один-два налета на расположенные перед вами финские позиции. Он будет прислан к вам для согласования".
Тут я стал настойчиво просить еще стрелковый корпус для развития прорыва. Однако А. М. Василевский и Г. К. Жуков категорически возражали. Обсуждение прекратилось. Вскоре А. М. Василевский и Г. К. Жуков ушли, а меня и Т. Ф. Штыкова И. В. Сталин пригласил посмотреть салют в честь Ленинградского фронта. Когда после салюта мы прощались, Верховный главнокомандующий сказал мне на ухо: "Я дополнительно выделю вам тот стрелковый корпус, который вы просили".
Обрадованные приятной вестью, мы отправились на командный пункт 7-Й армии. Там находились уже А. Н. Крутиков и все начальники родов войск. До нашего прибытия командарм успел обсудить, с ними план действий. Заслушав его, я принял окончательное решение: начнем с форсирования Свири и освобождения. Кировской (Мурманской) железной дороги на участке от Лодейного Поля до Масельги, овладевая городами Олонец и Петрозаводск. Главный удар наносим, как и было решено, в направлении Сортавалы 7-й армией. Одновременна 32-я армия нанесет вспомогательный удар в сторону Медвежьегорска, Юстозера и Суоярве навстречу 7-й армии, обходя петрозаводскую группу войск противника с севера. Таким путем достигался двумя сходящимися ударами разгром врага в Южной Карелии.
Тяжелейшим участком оставалась река Свирь шириной 350 метров и глубиной от 8 до 11 метров. На ней находился мощный гидроузел Свирь-3, с плотиной глубиной 18 метров и с запасом воды в 125 миллионов кубометров. Это ставило перед войсками дополнительные задачи. Вот элементарный пример различия в психологии обороняющегося и наступающего: как я радовался в 1941 году, что Свирь - такая широкая, и как я сетовал на то же в 1944 году. Сейчас в интересах дела нужно было преодолеть водную преграду ниже гидроузла. А что, если финны откроют шандорный затвор? Тогда вода хлынет, и переправа будет сорвана. Нельзя ли нам упредить врага? Мы попытались разбить шандорную стенку морскими минами, во безуспешно. В ход была пущена тяжелая артиллерия, и дело пошло. Мы могли теперь сами спустить воду, когда захотим. Тотчас в план операции были внесены уточнения. Когда о коррективах узнали в Ставке, нас снова вызвали в Москву, Пришлось объяснять мотивировку своего решения, после чего идея получила одобрение.
Между прочим, проект решения вопроса о гидроузле был представлен мной Верховному главнокомандующему. Он не только интересовался сутью дела, но и вникал в такие детали, которые, пожалуй, мог даже обойти. Я упоминаю об этом потому, что в некоторых книгах у нас получила хождение версия, будто И. В. Сталин руководил боевыми операциями "по глобусу". Ничего более нелепого мне никогда не приходилось читать. За время войны, бывая в Ставке и в кабинете Верховного главнокомандующего с докладами, присутствуя на многочисленных совещаниях, я видел, как решались дела. К глобусу И. В. Сталин тоже обращался, ибо перед ним вставали задачи и такого масштаба. Но вообще-то он всегда работал с картой и при разборе предстоящих операций порой, хотя далеко не всегда, даже "мельчил". Последнее мне казалось излишним. Жизнь, боевая практика учат тому, что невозможно распланировать весь ход событий до конца. Важно было наметить общее русло действий, а конкретные детали предоставить вниманию нижестоящих командиров, не сковывая заранее их инициативу. В большинстве случаев И. В. Сталин так и поступал, отходя от этой традиции только тогда, когда речь шла о каких-либо политических последствиях, или по экономическим соображениям, или когда его память подсказывала ему, что в прошлом он уже сталкивался с подобной обстановкой. Не скажу, что я всегда соглашался с тем, как И. В. Сталин решал вопросы, тем более что нам приходилось спорить, насколько это было для меня возможно в рамках субординации, и по малым, и по крупным проблемам. Но неверно упрекать его в отсутствии интереса к деталям. Это просто не соответствует действительности. Даже. в стратегических военных вопросах И. В. Сталин не руководствовался ориентировкой "по глобусу". Тем более смешно говорить это применительно к вопросам тактическим, а они его тоже интересовали, и немало.
Характерно для Сталина, что он снова вызвал командующего фронтом в Москву, узнав о частичных изменениях в намечавшейся операции. Такие вызовы случались нередко. Сталин предпочитал общаться с людьми, когда это было возможно, лично. Мне представляется, что делал он это по трем причинам. Во-первых, в ходе личной беседы можно лучше ознакомиться с делом. Во-вторых, Сталин любил проверять людей и составлял себе мнение о них из таких встреч. В-третьих, Сталин, когда он хотел этого, умел учиться у других. В годы войны это качество проявлялось в нем очень часто. Думаю, что командующие фронтами, сотрудники Ставки, Генштаба и другие военные работники многому научили Верховного главнокомандующего с точки зрения проблем современной войны. Соответственно, очень многому научились у него и они, особенно в вопросах общегосударственных, экономических и политических. Относится это и ко мне. Я считаю, что каждая поездка в Ставку чем-то меня обогащала, а каждое очередное свидание с руководителями партии и государства расширяло мой кругозор и было для меня весьма поучительным и полезным.
Вернемся к 7-й и 32-й армиям. Им противостояло соответственно 76 тысяч солдат с 580 орудиями и 54 тысячи солдат с 380 орудиями. Мы должны были рассечь эту группировку на части, действуя в оперативной глубине свыше 200 километров, и примерно за 40 дней разгромить их, выйдя к советско-финляндской границе.
Наступление войск южного крыла Карельского фронта началось в третью годовщину войны - накануне 22 июня 1944 года. Десятью днями раньше перешли в наступление войска Ленинградского фронта на Карельском перешейке. Они в короткий срок взломали мощные укрепления врага, овладели городом Выборгом и восстановили довоенную государственную границу, облегчив выполнение нашей задачи в общей Выборгско-Петрозаводской операции.
За десять дней Карельский фронт изготовился к тому, чтобы в свою очередь прийти в движение. Артподготовка, сопровождаемая налетами на позиции врага бомбардировщиков "Ту-2", началась без четверти двенадцать 21 июня. Под аккомпанемент разрывов, длившихся три с половиной часа, мы наблюдали с командного пункта за расстилавшейся перед нами картиной, тщательно вглядываясь в линию обороны противника, и спокойно обменивались мнениями. Спешить теперь, действительно, было некуда: все было наготове. Полки замерли в ожидании, пока летчики и артиллеристы расцвечивали панораму огненными вспышками выстрелов и черно-серыми букетами разрывов. При вспышках на какие-то секунды перед глазами вставали покореженные строения и лохмотья густо сплетенных проволочных заграждений, чтобы затем опять провалиться в серую пелену. А когда окончательно исчез речной и озерный туман, слева обнажились просторы большой низины, уходящей к Ладоге. Вслушиваясь в мощный гул. авиационно-артиллерийской подготовки, я вспоминал события трехлетней давности: поздний, субботний вечер, короткий сон в поезде и охватившую нас тревогу, вызванную сообщением о нападении Германии. Прошло без малого 1100 дней, и вот, те, кто раньше яростно отбивался, сами теперь штурмуют закопавшегося в землю агрессора. Уже длительное время мы наступаем, и до нашей старой границы - рукой подать! Только руку эту нужно еще держать пока в броне.
Всеми позабытый обед: совпал с началом переправы через Свирь, 7-я армия изготовилась к форсированию реки и прорыву вражеской обороны. Массированный, огонь поражал противника во вторых и третьих траншеях, а над головами передовых отрядов, казалось уже приступивших к форсированию реки, летели снаряды наших танков и самоходок, бивших прямой наводкой в противоположный берег. Небольшой перерыв насторожил финнов. Что это? Массовая переправа? Вот от русского берега поплыли плоты с солдатами. И притаившиеся огневые точки на западной стороне реки вдруг заговорили. Но то, что финны приняли за людей, были чучела, демонстративно пущенные через реку на плотах и лодках. Первыми в Свирь вступили с этими чучелами 16 воинов-гвардейцев. Впоследствии им было присвоено звание Героя Советского Союза. Наши наблюдатели засекали места, расположения пробудившихся; к жизни огневых точек врага, а потом следовала уже прицельная стрельба. Противник приберегал часть своих средств, до критического момента не пуская их в ход. Теперь этот момент. наступил, и он взаправду оказался критическим, но только не для тех, кому он был уготован.
Еще 75 минут артподготовки, и дрогнула линия фронта. Пять минут понадобилась эшелону разведки, чтобы преодолеть на полосе шириной в четыре километра. Свирь и начать проделывать проходы во вражеских заграждениях. В реку перед оторопевшим противником, у которого уже были вырваны зубы, вступили две сотни автомашин-амфибий и другие плавучие средства. Они сумели проделать несколько рейсов перебрасывая от берега к берегу бойцов 7-го гвардейского десантного корпуса генерала Миронова. Гвардейцы прорвали оборону врага и расширили плацдарм. Вечерело, и солнце катилась вниз, когда наши саперы навели два моста и двадцать паромов. После этого в дело вступили главные силы, включая танки. Неравномерно изгибаясь, линия фронта стала отходить на север и северо-запад.
Тем временем перешла в общее наступление и 32-я армия. Некоторые ее соединения действовали опережающе. Так, 313-я-дивизия еще в ночь на 21-е июня бесшумно форсировала Беломорско-Балтийский канал и затем овладела городом Повекец. Лесными тропами ее солдаты устремились на Медвежьегорск. Сообщение об атом я получил как раз тогда, когда введенные в заблуждение финны стали обстреливать плывшие через Свирь чучела. Танки 7-й армии громыхали на свирских паромах, когда 32-я армия входила в город Пиндуши. 16 километров за первый день боев - совсем неплохо! Ф. Д. Гореленко не терял времени даром. Еще двое суток упорных боев, и его части вступили в Медвежьегорск. Огибая с севера Онежское озеро левым флангом, 32-я армия начала как бы вытягивать свой центр, расширяя плацдарм. Ее резервы наращивали успех в направлении на Петрозаводск. Здесь широкое пространство было занято вытянувшимися на северо-запад заливами Онеги. Они повторяли своими очертаниями движение ледника. Валуны и ледяные глыбы ползли когда-то вперед, чтобы с грохотом скатиться в серые воды огромного озера. На одной из таких кос, где лесная стихия уступает место водяной, вырос впоследствии город Кондопога. А в ста километрах от него на запад, там, где болота переходят в холмы, опоясывающие с юга уступы Мансельки, находится Поросозеро. По этим двум направлениям и устремились теперь бойцы командарма-32.
Все уже становилась ведшая к столице Карелии горловина. Железной артерией шла по ней дорога Петрозаводск - Суоярви, но наша авиация массированными налетами разрушила ее. С тога подходила 7-я армия. У финнов еще была надежда закрепиться на западном берегу Онеги, но Онежская военная флотилия высадила здесь десант. И 28 июня наша бригада овладела Петрозаводском. Все население города высыпало на улицы. Несколько часов длилась восторженная демонстрации. Однако ничто, поистине ничто не могло сравниться с радостью людей , сидевших за колючей проволокой. 20 тысяч советских граждан вышли на свободу из заключения, со слезами на глазах встречая армию-освободительницу. Они поведали о всех ужасах фашистской неволи, о каторжном труде, о пытках и издевательствах, о каждодневной угрозе смерти. Нужно ли говорить, каким стал после этого наступательный порыв советских воинов?