Мессмен Петти. Богатые мужчины, одинокие женщины

   Пейдж вышла из душа и завернулась в махровое персиковое полотенце. Протерев окошко в запотевшем зеркале, она рассматривала в нем себя и думала о Тори, и о том, как идеально ей подошли бы именно эти апартаменты для гостей, которые следовало бы назвать «Апартаменты Джорджийского Персика». Стены ванной комнаты оклеены обоями в серебристо-персиковых тонах, а стены спальни отделаны мягкой персиковой замшей. Даже постельные принадлежности украшены роскошными брызгами персиковых пальмовых ветвей, вышитых шелком. Когда Пейдж вошла в просторную чудесно персиковую комнату, наслаждаясь ее роскошью, она услышала звонок в дверь.
   «Наконец-то, Сьюзен», – подумала она, роняя на пол полотенце и хватая халат.
   Пейдж едва успела его накинуть, когда подбежала к лестничной площадке и увидела, как Мария открывает дверь.
   С растрепанным и неопрятным видом после долгого пути из Стоктона в дом неуверенно вошла Сьюзен, одетая в джинсы, подростковую футболку и теннисные туфли, с благоговением в глазах. Пейдж наблюдала, как она с застенчивой улыбкой передала экономке всего лишь два скромных чемоданчика, и та приняла их с нескрываемым любопытством.
   – Ты, должно быть, шла пешком! – закричала Пейдж сверху, приветствуя подругу озорной улыбкой.
   Это немного напоминало прибытие первой соседки по комнате в студенческое общежитие.

* * *

   Направляясь через вестибюль отеля «Рид Карлтон» на завтрак с матерью, Тори уловила в зеркале свое отражение. Ее порадовало то, что она выглядит так же хорошо, как и чувствует себя. Высокая, красивая и уверенная в себе. На ней был бледно-розовый костюм из кожи, шелковая безрукавка цвета слоновой кости и короткое серебряное ожерелье. Рукава на ее большом жакете с подкладными плечами были подвернуты почти до локтей. Кожаные брюки в обтяжку тихо поскрипывали при ходьбе в ритме звучавшей у нее в голове веселой мелодии из «Утром я выхожу замуж». Конечно, на самом деле, этим утром она не выходила замуж, но скоро выйдет. Скоро! Господи, до сих пор трудно поверить..
   Обеденный зал ресторана приветствовал ее звоном дорогого фарфора, серебра и хрусталя. Сегодня был один из тех дней, когда она чувствовала, что все провожают ее взглядами. Каждого она встречала уверенной улыбкой, делясь своей радостью, заражая ею окружающих. Окинув взглядом плюшевый, кактусовых тонов зал, выполненный в современном архитектурном стиле, но с классической отделкой, она заметила мать, которая уже заняла место и просматривала меню через очки в мандариновой оправе, вполне сочетавшиеся с ее льняным костюмом мандаринового цвета.
   – Привет, – жизнерадостно сказала Тори, устраиваясь на инкрустированном розовым деревом стуле, выдвинутом для нее одним из многочисленных шныряющих вокруг официантов.
   – Ты прекрасно выглядишь, – констатировала мать, отрывая взгляд от меню в кожаном переплете и глядя на нее поверх очков, сидевших на кончике такого же изящного аристократичного носа, какой унаследовала от нее и Тори.
   – Спасибо, – ответила Тори, – ты тоже чудесно выглядишь.
   Аманда Митчел выглядела чудесно всегда. Даже когда она шла на рынок, то выглядела величественно с прической и макияжем. Это ее стиль. Она была уверена, что каждый должен выглядеть всегда превосходно. Для нее внешний вид был предметом, гордости и самоуважения. Сегодня она выглядела особенно хорошо. Размышляя над выбором блюд, Аманда последний раз заглянула в меню, а затем, решительно отложив его в сторону, сняла очки и перешла к делам дочери.
   – Итак, ты добилась своего, – сказала Аманда, придавая своим словам оттенок поздравления, откусывая от пучка сельдерея и салютуя дочери ярко-красной «Кровавой Мери».
   Ее утонченное лицо представляло собой маску, по которой Тори никогда ничего не могла прочесть. Голос матери звучал удовлетворенно, когда Тори сообщила ей по телефону о помолвке с Тревисом, но ее радость всегда казалась такой наигранной.
   – Чудо из чудес, верно? – улыбнулась Тори.
   Какого черта, она была настолько счастлива, что нужно было нечто большее, чем ее циничная, разочарованная в жизни мать, чтобы испортить ей настроение. Подошел официант, и Тори заказала «мирассо шардоле», который подавался в бокале.
   – Мне не хочется говорить об этом, Тори, но когда развод Тревиса станет свершившимся фактом?
   Тори ожидала, что мать заговорит об этом.
   – Дело о разводе уже у его адвоката, – выдала она готовый ответ.
   Мысли Аманды, казалось, неслись с бешеной скоростью.
   – День бракосочетания уже назначен?
   – Мы рассчитываем где-нибудь в декабре. Это зависит от того, что скажет Сэм – его адвокат.
   Брови Аманды изогнулись.
   – Слушай, я знаю, что ты и отец не в восторге от Тревиса, вы не доверяете ему. Но можете вы просто порадоваться за меня, о'кей?
   Тори поняла, что была неправа насчет несокрушимости своего настроения; несомненно, сейчас оно уже окончательно испорчено. Всего за несколько минут Аманда умудрилась это сделать. Тори выпрямилась и взглянула в ту сторону, где официант наливал заказанный ею напиток, который как раз сейчас ей понадобился. Она сосредоточила свое внимание на настенной композиции из фарфоровых фруктов.
   – Мы любим Тревиса. – Мягкий голос Аманды звучал спокойно. – Просто его репутация не располагает меня к тому, чтобы встречать его с распростертыми объятьями и ставить на него сбережения всей моей жизни.
   – Ты никогда не любила пари, – сказала Тори, стремясь перевести все в шутку. Но Аманда даже не улыбнулась. – Послушай, Тревис всерьез намерен жениться. С первой женой он совершил ошибку – мы все иногда совершаем ошибки – и на этот раз он очень осторожен.
   Аманда открыла рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого сдержанно вздохнула. Тори знала, что это уловка, к которой прибегала мать, когда хотела сказать что-то, что было некстати.
   – Что? – спросила Тори вопреки здравому смыслу, осознавая, что попадается на старую приманку.
   – Ничего.
   «О черт!»
   – Продолжай, мама, что? – настаивала Тори нетерпеливо.
   Принесли ее напиток, и она сделала спасительный глоток, наблюдая, как за всеми остальными столиками люди, казалось, так замечательно проводят время, весело болтая и ожидая начала обычного показа моделей, который проходил в «Риц Карлтон» по пятницам за завтраком. Она оглянулась, чтобы посмотреть, не начался ли еще показ, и поскольку Аманда продолжала многозначительно молчать, спросила с нажимом:
   – Что ты хотела сказать?
   – Ты действительно считаешь, что Тревис тебя любит?
   Тори захотелось встать и уйти. Она посмотрела на свою мать скорее с изумлением, чем гневно.
   – Мама, конечно он меня любит. Ведь Тревис хочет жениться на мне.
   – Это не его инициатива…
   – Может быть, он просто безынициативный…
   – Ты поставила ему ультиматум, Тори. Женись – или я уеду в Калифорнию…
   – Я не имела в виду ультиматум и преподнесла свой отъезд совсем не так. У меня была потрясающая возможность переехать в Калифорнию, и я подумала, почему бы, черт возьми, нет? – Тори трогала логотип со львом и короной на своем бокале, пытаясь сдержаться. – А что я, по-твоему, должна была делать? Просто остаться? Оставить все как есть? Ведь именно ты была всегда недовольна нашими отношениями.
   Аманда неторопливо отпила из бокала, прежде чем ответить.
   – Ты могла бы порвать с ним, но все же остаться в Атланте.
   «Почему я вообще спорю с ней? Я выхожу замуж. Я счастлива. Кого интересует, что она думает?» – подумала Тори, а вслух сказала:
   – Я все еще думаю, что если бы Тревис не сделал мне предложение, то для меня было лучше уехать в Калифорнию. Новая среда, новые люди, и я была бы достаточно далеко от него, чтобы не уступить, как происходило прежде.
   Это было то, что доводило Аманду до отчаяния.
   – Тревису нужен хороший тычок под ребра, – продолжала Тори более сдержанно, поскольку все складывалось так, как она хотела. Просто ей необходимо какое-то время, чтобы привыкнуть к этому новому чувству уверенности. – Он мог никогда не проявить инициативу, – продолжала она, – мог оставить все как есть, потому что ему так удобнее. Ему наплевать на брак, а мне – нет!
   – Как ты можешь выйти замуж за того, кто не хочет на тебе жениться?
   – Я думаю, он хочет на мне жениться.
   – Он не хочет терять тебя – это все, в чем ты действительно можешь быть уверена. Он принял решение по принуждению…
   Когда официант снова подошел к их столику, чтобы принять заказ, Тори уже совершенно не хотелось есть. Она слушала, как мать заказывает холодное жаркое из телятины с соусом из голубого тунца и «вианде де Гриссоне». Это было как раз то, чего бы Тори с удовольствием поела, но аппетит испарился вместе с хорошим настроением.
   – Для меня – свежие фрукты и сыр «Коттедж», – заказала она легкую пищу.
   Затем подумала, что мать постоянно ей противоречила, что Тревис действительно хочет жениться на ней и что она напрасно позволила себе распсиховаться. Целью этого завтрака было поговорить о свадьбе, а не анализировать мотивы Тревиса. После завтрака они собирались идти выбирать кольцо для помолвки. Это была идея Тревиса. И именно на этом Тори хотела сосредоточиться. Она хотела вернуть себе приподнятое настроение.
   То, что случилось дальше, сделало это возможным. Как вестник с небес возвратился официант с заиндевевшим ведерком, в котором покоилась бутылка любимого шампанского Тревиса.
   – Мисс Митчел, – сказал он с теплой улыбкой, как бы давая высокую оценку этому красивому жесту, – комплименты от мистера Тревиса Уолтона. Он сказал, что увидится с вами позже, у Тиффани. И еще что-то насчет того, чтобы вы обошлись полегче с каким-то парнем. Сохраняйте полное спокойствие.
   Тори облегченно вздохнула, поблагодарив официанта с преувеличенным энтузиазмом. К ней вновь возвратилась ее уверенность, и она посмотрела на мать, чувствуя себя счастливой и даже сильной благодаря этой победе. Ей хотелось расцеловать Тревиса за то, что он не разочаровал ее.

ГЛАВА 6

   Пейдж и Сьюзен вовсю пользовались преимуществами своего нового благодатного жилища, погрузившись в клубы пара, поднимавшегося над джакузи, огромной ванны с гидромассажем, расположенной под открытым небом, и вдыхая аромат вечернего воздуха.
   Теплый вечер располагал к лени, и они прекрасно провели время, отмечая за обедом свой приезд в новый город, разговаривая о жизни, которую оставили позади, и строя планы на будущее.
   – Верь – не верь, а все это на самом деле случилось. Мне кажется, я умерла и поднимаюсь на небеса, – сказала Сьюзен, подставляя свои лопатки под горячий поток воды, вырывающийся из отверстия, и блаженно потягивая шампанское, которое Дастин Брент оставил для них.
   Она на минуту закрыла свои большие голубые глаза, с удовольствием вздохнула и быстро открыла их снова, немного побаиваясь, что эта прекрасная картина может исчезнуть. К счастью, огромный, прекрасно ухоженный сад за домом Дастина не был галлюцинацией, навеянной алкоголем.
   Вечером обнаружила себя в полную силу армия сверчков, которые, подумала Сьюзен, так же довольны жизнью, как и она. Сьюзен наблюдала, как они причудливо метались туда-сюда с сиянии переливчатых огней, рассеянных по всему пышному саду, в котором были прелестные цветочные клумбы, пара больших старых деревьев с массивными ветвями и большой прямоугольный бассейн, заманчиво светившийся в лунном свете, придававшем ему достаточно соблазнительный вид для того, чтобы прыгнуть в него, лишь только в джакузи станет слишком жарко.
   Пейдж зевнула и допила шампанское, оставшееся в бокале, затем протянула руку к почти пустой бутылке и снова его наполнила.
   – Так я, пожалуй, избалуюсь. После свадьбы Кит и этого, я не думаю, что смогу вернуться к дешевой гадости, – сказала она, с особым наслаждением смакуя «Кристалл».
   Пейдж снова погрузила свою обнаженную грудь в воду, жалуясь на то, что ее размер недостаточно велик.
   Сьюзен смущенно засмеялась, еще не привыкшая к откровенности подруги, но надеясь, что со временем привыкнет. Ее грудь, несомненно, меньше, чем у Пейдж, полностью открыта, и, застеснявшись, Сьюзен скользнула глубоко под воду. Как могла Пейдж с такой восхитительной фигурой даже подумать о том, чтобы жаловаться?
   «Что за чертова работа – быть актрисой, и чтобы внешность имела такое большое значение?» – думала Сьюзен.
   – Итак, ты завтра идешь на фирму Кит? – спросила Пейдж.
   Сьюзен согласно кивнула. Она договорилась о встрече сразу, как только приняла решение переехать.
   – Кит рекомендовала еще несколько фирм. Я бы хотела продолжать заниматься трудовым правом, а они почти этим не занимаются. Их фирма занимается больше представительством, немного недвижимостью…
   – Да, но ее фирма приносит удачу, – с усмешкой заметила Пейдж, снова поднося к губам бокал, – она произвела Джорджа. Не забывай, мы приехали сюда, чтобы поднять уровень нашей жизни. Работу найти просто, а Джорджа, держу пари, нелегко. На что мы рассчитываем, познакомиться с денежным мешком или с бедным поденщиком?
   Сьюзен снова рассмеялась. Пейдж подзуживала ее весь вечер.
   – Ты знаешь, я могу представлять и противоположную сторону, – парировала Сьюзен.
   Она чувствовала себя немножко предательницей, произнося эти слова. В Стоктоне, защищая интересы людей, чья жизнь действительно в какой-то мере зависела от нее, она получала большое удовлетворение от своей работы. Ее отец работал в доках в отвратительных условиях, и хотя она имела дело в основном с фермерскими рабочими организациями, она занималась работой с особым рвением.
   Пейдж как будто забыла о существовании противоположной стороны, но теперь с одобрением выразительно склонила голову. Поразмышляв об этом еще минуту, она вздохнула с явным сожалением.
   – Печально, что я не училась на юридическом или бизнес-факультете… – сказала она.
   – Почему? – спросила Сьюзен с интересом.
   – Ну, тебе сейчас намного проще, – спокойно ответила Пейдж. – Я совершенно не знаю, чем буду заниматься. У меня есть опыт работы только в одной области, но там не ценятся мои заслуги. Либо ты подходишь для роли, либо нет. Все зависит от удачи.
   – Тебе еще не поздно поступить на юридический факультет.
   – Сначала мне нужно будет поступить в колледж. – Пейдж посмотрела на Сьюзен с упрямой усмешкой, как бы защищаясь, и переместилась к другому отверстию. – Я всегда считала, что это большая потеря времени, – объяснила она. – Я точно знала, чего хотела, и, сидя в классе и валяя дурака, думала, что все это не для меня. Я хотела уйти оттуда и начать работать. К тому же, я не была кандидатом на стипендию, а деньги для меня всегда являлись серьезным фактором. – Пейдж рассмеялась. – Ты можешь представить меня за партой в течение пяти или шести лет, которые уйдут на то, чтобы получить степень, имеющую хоть какую-то ценность?
   Сьюзен не могла, Пейдж тоже. Ее зеленые глаза потемнели.
   – Я не изменилась, – призналась она честно, выжимая мокрые концы своих длинных медовых волос и закручивая их в толстый узел. – Мне все еще не хватает усидчивости. Наверное, это гены. Ты либо рождаешься студентом, либо нет. Даже долгий разговор на эту тему заставляет меня чувствовать приступ клаустрофобии. «Заключенная» – вот как я себя всегда чувствовала в школе. Как скаковая лошадь в упряжке, которую заставляют выполнять нудные команды, тогда как единственное, чего ей хочется – бежать.
   Сьюзен наблюдала, как Пейдж снова распустила волосы по плечам.
   – Одно из преимуществ профессии актрисы, – продолжала Пейдж, покончив с остатками своего шампанского, – это то, что ты можешь быть адвокатом, доктором, главой какой-нибудь умопомрачительной империи без скучных уроков. Ты просто надеваешь личину, играешь роль и даже говоришь на другом языке. Потом, через какое-то время, ты в этом преуспеваешь, и тебе это надоедает. Тогда ты просто сбрасываешь эту личину и выбираешь новую.
   – В таком случае, я полагаю, ты, должно быть, действительно влезла в шкуру кошки, оставаясь верной ее личине четыре с половиной года, – пошутила Сьюзен, допивая шампанское и уворачиваясь от мощного фонтана брызг, который Пейдж взметнула в ее сторону.
   – Очень весело, – отреагировала Пейдж, смеясь и глядя на Сьюзен из-под руки, так как вода брызнула в лицо им обеим. – Раз мы собираемся жить под одной крышей, то ты могла бы быть со мной поласковей, ты знаешь…
   – Извини, я не могла удержаться, – прервала ее Сьюзен заплетающимся языком, все еще пытаясь проморгаться.
   Она схватила бутылку «Кристалла», как раз когда Пейдж собиралась сделать то же самое. Ожидая возвращения бутылки, Пейдж замолчала и погрузилась в свои мысли.
   – О, черт возьми, я вообще не хочу работать, – проговорила она, наблюдая, как последние капли шампанского отделялись от горлышка бутылки и капали в ее бокал.
   – Почему? Чем ты собираешься заниматься, кроме того что ловить в силки какого-нибудь ужасно богатого парня? – спросила ее Сьюзен.
   Внешний мир уже терял для нее четкость своих очертаний, и она поняла, что совершенно пьяна.
   – Я предполагаю выйти за него замуж и позволить ему заботиться обо мне весь остаток моей жизни. Профессия актрисы не хуже, чем другие, годится для того, чтобы сыграть роль жены представителя высшего света, – заключила Пейдж, с ухмылкой вздернув бровь.
   – Не слишком-то много свободы даст тебе эта роль, – урезонила ее Сьюзен.
   – Кому ты это говоришь? Такую свободу я знаю с двенадцати лет. А теперь я вполне созрела для самой главной свободы – свободы ни о чем больше не беспокоиться. Я готова выпустить из рук бразды правления.
   – Только убедись, что тебе нравится тот экипаж, в который ты садишься.
   – Разве я похожа на девочку, способную сесть не в тот экипаж?
   Взбудораженной шампанским, теплом джакузи и переездом, Сьюзен казалось, что с ней сейчас случится приступ истерического смеха и что у нее начинаются галлюцинации. Она повернулась к Пейдж с тихим пьяным хихиканьем.
   – Ты видишь то, что вижу я? Или я настолько пьяна?
   Пока она это говорила, у Пейдж от удивления открылся рот, и они обе уставились на фигуру, казалось, появившуюся из ниоткуда. Это была Тори, все еще одетая в костюм из бледно-розовой кожи, с размазанным по щекам макияжем и жалким выражением на хорошеньком личике.
   – Меня до сих пор трясет от злости, – чуть позже объяснила Тори срывающимся голосом, слезы продолжали стекать по ее щекам, задерживаясь на кончиках длинных темных ресниц.
   Она пыталась смаргивать их, поднимая глаза к светлеющему небу с уже начинающими бледнеть россыпями звезд.
   Вся троица успела изрядно насладиться очередной бутылкой шампанского и теперь расслаблялась, устроившись в шезлонгах около джакузи. Они были завернуты в махровые халаты хозяина, свежий запас которых хранился в домике рядом с бассейном, слушая, как Тори изливает душу, рассказывая о жестоком разочаровании и унижении, которые выпали на ее долю за последние двадцать четыре часа.
   День начинался как праздник. Она пребывала в состоянии эйфории от своей победы, казалась себе Рокки, выбросившим вверх руки в ликующем жесте, и, ощущая прилив энергии, торжествовала над недоверчивостью матери. Ее переполняла благодарность к Тревису, и она любила его даже больше, чем могла себе вообразить.
   Они с матерью пришли к Тиффани, как было запланировано. И когда Тори мерила кольца, одно прекраснее другого, даже ее ледяная мать растаяла и искренне радовалась.
   Маленькие белые сверкающие камни были символом того, что мечта стала реальностью. Каждый перелив драгоценного камня зажигал в сердце Тори новый этап жизни. Один блик – сцена бракосочетания, которая, как она всегда верила, будет у нее с Тревисом. Другой – дети. Сцены возникали в голове, отражая последовательность развития событий.
   Но затем весь мир разлетелся вдребезги – надежды, мечты, счастливые планы вместе с ее гордостью. Как раз тогда, когда она стояла перед элегантным прилавком у Тиффани с черным бархатным подносом бриллиантовых колец, сверкающих перед ней, и с одним, понравившимся больше других, на пальце, Тревис позвонил, чтобы сообщить, что все отменяется.
   Заикаясь, он попытался все свалить на своего адвоката. Но его бессвязные извинения звучали фальшиво. Все было слишком знакомо, а все его доводы сводились как всегда к одному – к отсрочке.
   Тори оборвала его на полуслове, почувствовав колючий взгляд матери и осознавая в глубине души, что уже никогда после этого не сможет окончательно прийти в себя.
   – Если бы у меня не было вас, и на меня не глядел бы этот благословенный билет на самолет, а мои вещи не были бы упакованы, я бы не знала, что мне делать, – смущенно закончила Тори.
   Затем она кротко улыбнулась, пытаясь остановить слезы.
   – Как в фильмах, где героиня теряет все… – Торн фыркнула и снова коротко вздохнула. – Она остается, загнанная в угол, в своей некогда привлекательной квартире, которая теперь представляет собой руины. Она падает духом в алкогольном оцепенении, пока либо не убивает себя, либо кто-то не приходит ей на помощь – вот так я себя чувствую. Если бы не вы, то я была бы той бедной тупой дурой – это мой сценарий до последней буквы. Только я, может быть, купила бы ружье в середине действия и выстрелила бы Тревису прямо в проклятые…
   – Яйца! – закончила за нее Пейдж.
   Бедная Тори согласно кивнула. Она была совершенно не похожа на ту спокойную южную красавицу, с которой они познакомились на свадьбе, и сердце Сьюзен устремилось к ней. Даже поглотив почти целую бутылку шампанского, Тори, похоже, не смогла избавиться от страданий. Она была неописуемо расстроена, буквально ослеплена гневом и, казалось, действительно могла убить Тревиса.
   – Боже мой, когда я думаю обо всех тех годах, которые истратила на него… – пылко воскликнула Тори, приподнимаясь в шезлонге.
   – Ты не должна этого делать, – прервала ее Пейдж, вставая и немного покачиваясь, – ты не должна думать об этом. Все уже в прошлом, он в прошлом. Тебе нужно похоронить его.
   В этом что-то было. Представить себе Тревиса в шести футах под землей. Казалось, эта мысль ободряюще подействовала на Тори, и она в первый раз за вечер улыбнулась по-настоящему.
   – Мне бы хотелось на самом деле похоронить его, – сказала она, изображая, как берет пистолет и вытягивает руку в направлении воображаемой цели.
   Шампанское несколько восстановило цвет ее лица, а фантазия на тему мести, заменившая жалость к себе, казалось, вернула блеск ее темным экзотическим глазам. Она изобразила, как твердой рукой нажимает на спусковой крючок, дергаясь назад, как от хорошей отдачи.
   – Скатертью дорожка, Тревис, как-бы-там-ни-была-твоя-фамилия, – удовлетворенно объявила Пейдж, остановив взгляд на том месте, куда должно было бы упасть мертвое тело Тревиса.
   – Единственное, что надлежит сейчас сделать, это устроить ему пышные похороны, – пошутила Сьюзен, подыгрывая им.
   Затем она хихикнула, размышляя, где в таком роскошном месте можно найти лопату.
   – Это великолепная идея, Сьюзен, – сказала Пейдж, удивленная, что такая идея исходит от Сьюзен.
   Совершенно пьяная, она споткнулась об одну из бутылок шампанского, отправившись на поиски места для похорон.
   – Я думаю, это было бы идеальной психотерапией, – сказала она возбужденно, – изобразить похороны этого бастарда. Разыграть сцену похорон.
   Тори, казалось, подкупила эта идея.
   Сьюзен, которая всего лишь шутила, подумала, что это абсурдно. Определенно, с этими двумя она не соскучится. Поднявшись вслед за Тори, чувствуя себя слегка по-дурацки, но при этом получая удовольствие, она побрела за ними по холодной земле.
   Именно Пейдж, в конце концов, нашла лопату. Она была под навесом за домиком у бассейна. Там были и грабли, которые они также захватили с собой.
   В таком замечательном саду было нелегко найти место, которое они могли бы со спокойной совестью вскопать, но после долгих головокружительных поисков они выбрали место под деревом. Тори жалела лишь о том, что это место оказалось в тени. Она предпочла бы, чтобы Тревис жарился на солнцепеке.
   Стоя голыми ногами на холодной зернистой земле, в одинаковых халатах, они начали копать по очереди.
   – Мне никогда раньше не приходилось председательствовать на похоронах, но я буду импровизировать, – объявила Пейдж.
   Сьюзен хихикнула, затем посмотрела на Тори, которая с несчастным видом пристально смотрела под ноги на яму, которую они выкопали.
   Пейдж подошла, чтобы обнять плачущую брюнетку.
   – Теперь, – мягко сказала она, – мы должны кинуть что-нибудь туда – у тебя есть фотографии Тревиса или что-либо еще, что осталось от него?
   Тори закрыла глаза, крепко сжала губы, чтобы не расплакаться. Она сделала большой глоток из бокала шампанского, чтобы отогнать протрезвление, которое, как она почувствовала, начало просачиваться в голову.
   – У меня в бумажнике есть пара фотографий, – предложила она, делая еще один большой глоток.
   После того как она вернулась и принесла коллекцию фотографий размером с бумажник, Пейдж и Сьюзен стали их рассматривать. На некоторых из них Тори и Тревис были вместе, рука об руку, на других – он был один. Тори испытывала довольно странное чувство. Часть ее хотела, чтобы подруги сказали, какой он «милый». Ведь они рассматривали фотографии мужчины, которого она, несмотря ни на что, любила и только пыталась ненавидеть. И действительно, оказалось, что она заглядывает к ним через плечо, подавляя желание рассказывать: «Вот эта была сделана в парке на пикнике, когда мы только начинали встречаться…»