Мессмен Петти. Богатые мужчины, одинокие женщины

   Сьюзен подозревала, что возлюбленный Тори не заслуживал того, как она его превозносила, но Тори была слепо увлечена им – настолько, что Сьюзен все время ждала звонка в дверь, за которой окажется он с кольцом в руке, с предложением и извинениями, извергаемыми водопадом. Воображение Тори было настолько сильно, что оно сочилось из глубины ее души, захватывая заодно и тех, кто ее окружал. Сьюзен переживала за прекрасную брюнетку, которая, несмотря на все их усилия, никак не могла взять себя в руки. Хотелось бы надеяться, что все фантазии Тори резко оборвутся после того, как Тревис попросил своего адвоката позвонить и предложить ей сделку по разделу квартиры, находившейся в их совместном владении.
   Магазин постеров был совсем не таким, как ожидала Сьюзен. Скорее, он напоминал магазин игрушек для взрослых, и она бродила, осматривая с любопытством всякие невообразимые штучки. Здесь были гоночные автомобили из формованной-черной резины, функционировавшие как телефоны, ластики в виде эротических частей тела, пятифунтовые гантели в виде посеребренных пресс-папье, контейнеры для холодных напитков в форме «иглу», кроме того выполнявшие функции стереодинамиков для плейеров, и даже телефоны с памятью и рацией, приспособленные для использования в душе.
   На стенах было так много постеров, что Сьюзен не знала, откуда начать осмотр. Они были развешены начиная с уровня колена и до потолка, плотно закрывая всю стену. Она могла выбирать между симпатичными, забавными, авангардными, а также образцами особенно популярных постеров. Лучше всего были представлены Миро и Хокни.
   Сьюзен пыталась сделать выбор между «Сценами в бассейне» Дэвида Хокни и «Ипподромом» Стеллы, когда подсчитывая, во сколько это ей обойдется, заметила лестницу, ведущую на второй этаж, похожий на небольшую студию. Отложив решение, она поднялась по винтовой лестнице и с удивлением обнаружила восхитительную выставку работ местных художников. Там были причудливые керамические вещицы, несколько прелестных работ из стекла, интересные скульптуры и узкая витрина дорогих на вид украшений ручной работы. Но что действительно заставило ее затаить дыхание и всерьез подумать о покупке, так это большие и красочные работы одного художника, свободно висевшие на светло-коричневой стене. Это были абстрактные конструкции, созданные из материала, похожего на проволочную сетку, одетую в пластик и раскрашенную в яркие цвета. Размышляя, позволит ли ее бюджет, который несколькими минутами раньше казался более чем подходящим, заплатить за одну из них, Сьюзен осмотрела большинство работ, решая, какую выбрать. Вместо покупки всех постеров, развешенных внизу, ей едва хватает денег всего на одну авторскую работу и, может быть, придется еще доплатить. Боже милостивый, она того и гляди, затмит экстравагантностью Пейдж.
   Около одного из проволочных коллажей стоял довольно молодой мужчина в потертых желто-коричневых вельветовых брюках и в университетской футболке, в старомодных очках с проволочной оправой, обрамляющей его синие глаза, которые, казалось, смотрели сквозь вещь, висящую перед ним. В том, как он стоял и критически разглядывал работу, было что-то, заставившее Сьюзен увидеть в нем не просто студента, заглянувшего поглазеть, а предположить, что он здесь работает. А то, как он подошел и снял со стены тяжелое на вид изделие и перевесил его так, как ему больше понравилось, видимо, стремясь выровнять его, убедило ее, что это явно не просто студент.
   – Простите, вы не подскажете, сколько это стоит? – спросила она, не уверенная, что он вообще ее слышит.
   Полностью погруженный в себя, он снял очки и протер глаза.
   – Простите? – Определенно, это была двойная удача.
   Теперь, когда он заговорил, какие-то особенности его голоса обнаружили, что он старше, чем кажется. При ближайшем рассмотрении оказалось, что под небольшими, но красивыми голубыми глазами уже пролегли морщины, а волнистые светлые волосы уже начали редеть, у него были вывернутые ноздри, которые Сьюзен всегда находила сексуальными, и она отвела глаза, обнаружив, что пристально его разглядывает.
   – Вы работаете здесь? – спросила она, думая про себя, что если нет, то почему он что-то снимает и перевешивает на стене.
   – О, нет. Действительно нет. – Мужчина приятно улыбнулся, оглядывая ее и удивляясь недоумению, которое вызвал его ответ.
   Сьюзен улыбнулась в ответ, чувствуя неловкость и ожидая объяснений. Он был совершенно не похож на работника магазина.
   – Я – художник, – объяснил мужчина, скромно пожимая плечами, ямочка на его левой щеке стала более выразительной.
   Глаза Сьюзен опустились вниз, на его потертые брюки, выглядевшие так, как будто он играл в них в бейсбол и часто падал на колени. То, что он был художником, конечно же объясняло его поведение.
   – Правда? – уточнила она, ожидая подтверждения.
   Мужчина улыбнулся и кивнул.
   Сьюзен определенно была заинтригована.
   – Мне нравятся ваши работы. Это действительно потрясающе, – сказала она, снова взглянув на него с еще большим энтузиазмом. – Я как раз размышляла, смогу ли позволить себе купить одну из них, – сбивчиво добавила она, – но, думаю, о цене должна поговорить с кем-нибудь из сотрудников, а не с самим художником.
   К собственному удивлению она поняла, что флиртует, а это совершенно не характерно для нее. Забавно, но это было приятно.
   – Если здесь вообще кто-нибудь работает, – поправил он ее, оглянувшись на несуществующих продавцов, при этом снова появилась его замечательная ямочка.
   На витрине с украшениями лежало несколько листков бумаги с отпечатанным каталогом товаров, он взял один и быстро его просмотрел, перед тем как передать ей.
   – Они здесь несколько небрежны, – объяснил он так же спокойно. – Когда я буду богатым и знаменитым, то смогу качать права. Хотя, с другой стороны, если они будут продолжать в том же духе, я вряд ли стану богатым и знаменитым.
   Художник рассмеялся, как будто на самом деле совершенно об этом не беспокоился.
   – Слава Богу, мне не нужно рассчитывать на их явно отсутствующие усилия продать что-нибудь, чтобы оплатить квартирную плату, – добавил он прозаично, показывая на голубые с золотом буквы на своей футболке. – Я профессор экономики Калифорнийского университета.
   – Экономики? – Удивилась Сьюзен. – Не искусства, не истории искусств?
   Она уже пришла к заключению, что он определенно староват для студента, но то, что он профессор, не приходило ей в голову. Теперь казалось, что он вполне этому соответствует.
   – Я – тайный художник. Так я расслабляюсь. Парень, владелец этой лавочки, присмотрел мои работы на уличном вернисаже, который каждый год проходит в Вествуде, и попросил меня выставиться здесь. – Он склонился поближе к Сьюзен, понижая голос: – Они запрашивают совершенно возмутительные деньги. Это так неловко. Если вы действительно собираетесь сделать покупку, то возьмите их цену, разделите ее пополам и начинайте разговор с этой цифры. Но не говорите, что это я вам посоветовал.
   – Знаменитым вы, может быть, и будете, но, держу пари, богатым – вряд ли, – рассмеялась Сьюзен.
   – А я как раз всячески от этого отбиваюсь. Кроме того, вы когда-нибудь встречали богача, который был бы счастлив?
   – Это как раз то, чему вы учите на своих лекциях по экономике? Должно быть, это действительно потрясающе.
   – Я преподаю науку о деньгах, а не их философию.
   – Понятно, – хихикнула Сьюзен.
   «Пейдж не одобрит», – подумала она, улыбаясь, и тут же вспомнила, что должна встретиться с Пейдж и Тори у Кит и с беспокойством взглянула на часы.
   Пейдж уговорила Сьюзен на контактные линзы уже на второй день пребывания в Лос-Анджелесе, и сейчас у нее было такое ощущение, что левая линза выскочила. Проклятые штучки заставляли глаза слезиться все время, и просто мукой было вставлять их обратно. Черт с ним, с честолюбием, она вернется обратно к очкам. Этот художник-профессор в своих выглядит достаточно привлекательно. Кроме того, много лет назад Сьюзен заставила себя не смущаться очков. Больше того, благодаря им, она чувствовала себя увереннее.
   Хватит с нее постеров. Хватит с нее этого милого профессора.
   – Мне нужно бежать, – сказала она с сожалением. Ей хотелось остаться и поговорить или увидеться с ним еще раз. – Я думаю, что вернусь, чтобы договориться…
   – Свидание? Или муж? – спросил он, закидывая удочку.
   – Свидание, – ответила она, довольная тем, как он это спросил.
   Она удержалась от того, чтобы добавить, что это свидание с подругами.
   – Отлично, во всяком случае, это лучше, чем муж, – улыбнулся он. – Если вы интересуетесь бедными голодающими художниками-профессорами, то мне хотелось бы вам позвонить. В «Чейзенс» мы, конечно, не пойдем, но что-нибудь попроще обещать могу, типа пикника при свечах на пляже или что-то в этом роде…
   «Чейзенс» как раз то самое место, где Кит и Джордж Устраивали обед-репетицию своей свадьбы. Это был прекрасный, дорогой ресторан с привилегированным доступом, но свечи на пляже – гораздо романтичнее. Сьюзен взглянула на листки ксерокопии, которые он ей вручил отметив пальцем нужную строчку.
   – Марк Арент, – громко прочитала она, найдя его имя, и улыбнулась.
   Они не заметили, что забыли познакомиться, и теперь Марк спросил ее имя.
   – Сьюзен Кендел, – ответила она, автоматически протягивая руку и от этого чувствуя себя дурой.
   – Могу я вам позвонить? – снова спросил он. – Мы могли бы побеседовать о выгодной сделке, относительно некоторых из этих «сверхценных» вещиц… – Его тон был шутливым, а глаза – искренними.
   – Конечно, – сказала Сьюзен, уже воображая, как будет насмехаться Пейдж.
   Из-за того, что под рукой не было бумаги, она вырвала депозитный бланк из своей чековой книжки, коротко улыбнулась на прощание и убежала.
   Она чувствовала, что он наблюдает за тем, как она сбегает вниз по ступенькам и выскакивает за дверь. Ее щеки порозовели от удовольствия, и на лице расцвела улыбка, когда она подумала о том, что затеяла. Хватит с нее болтовни о мультимиллионерах с Беверли Хиллз.

ГЛАВА 9

   Брак Кит и Джорджа являл собою идеальный образец, воплощавший все то, что каждый стремился найти, любовь и деньги гармонично сосуществовали под одной крышей. Начало их семейной жизни проходило головокружительно. Казалось, у новобрачных есть все: удачная карьера, интересные друзья, восхитительный стиль жизни, и теперь к этому еще добавился трепет ожидания ребенка. За обедом Кит объявила, что беременна. «Дом Периньон» лился рекой.
   – Если все остальное провалится, тогда можешь падать на своего никчемного художника, но дай себе хотя бы шанс, – убеждала Пейдж Сьюзен, когда их троица выбралась из «астона-мартина» Дастина Брента у шикарного лос-анджелесского Конного центра.
   Служащий автостоянки отвез их автомобиль на место парковки. Они направлялись на матч по поло и были одеты так, чтобы привлечь к себе внимание, так как были предупреждены, что вечер на популярном ипподроме скорее модное событие, чем спортивное состязание. И Пейдж считала, что здесь прекрасное место для знакомства с тем типом мужчин, с которыми они и мечтали познакомиться.
   Здесь были игроки в поло и владельцы команд – все действующие лица прекрасного конного шоу. Занимаясь изучением вопроса, куда бы им отправиться в Лос-Анджелесе, Пейдж прочитала статью, в которой игрок в поло был описан состоящим из двух равных частей: великолепно работающего механизма и денег, образ, немедленно привлекший ее интерес. Стремительная фигура в шлеме, обтягивающих панталонах и высоких сапогах до колен, верхом на коне, несущемся бешеным галопом, устремляющаяся вниз в погоне за мячиком размером с биллиардный шар, в самой опасной командной спортивной игре. Об этой игре говорили, что она «королева спорта, спорт королей». Игрок в поло, обеспечивающий себе высокий рейтинг по голам, имевший собственных лошадей, вполне тянул на кандидата в избранники.
   – Никаких художников, – настаивала Пейдж, проходя за подругами под массивной белой аркой входа, мимо яркого белого забора, от которого шел густой лошадиный дух, к раскинувшемуся комплексу.
   Она была вся в белом. Узкая до колен юбка с разрезом спереди при ходьбе открывала ее длинные загорелые голые ноги в новых сапожках. Белая накрахмаленная хлопчатобумажная блузка типа мужской рубашки, с большими подкладными плечами, украшенная стеклярусом, прихвачена у горла сверкающим галстуком «поло». Пейдж единственная из подруг была одета в стиле наездницы. На Тори был новый костюм из льна и кружев холодного розового цвета. Что касается Сьюзен, то на ней были новые черные брюки в обтяжку и тенниска, которую Пейдж помогла ей выбрать в магазине Мелроуза. Брюки заправлены в сапожки, представлявшие собой черную вариацию белых сапожек Пейдж, которые они покупали вместе, и еще на ней был свободный, пестрый с золотом, блейзер.
   – Даже преуспевающих, – гнула свое Пейдж, – потому что они слишком безумны. Кому это знать, как не мне. Я располагаю богатым опытом по части того, как они терпят фиаско. У них не держатся ни деньги, ни успех, они самоуничтожающиеся.
   – Он не художник. Он профессор экономики, – защищалась Сьюзен, вдыхая знакомый конский запах.
   Некоторые люди жалуются на этот запах, тогда как Сьюзен он нравился. Она почувствовала себя как дома, где запахи скотного двора будили в ней счастливое предвкушение длинных бодрящих конных прогулок и свободы хорошего галопа. Все эти ассоциации увеличили ее возбуждение в ожидании первого матча по поло, который она увидит. Пейдж придавала слишком большое значение Марку Аренту. Можно подумать, что он сделал предложение Сьюзен. Кто знает, позвонит ли он вообще? Хотя она надеялась, что позвонит. Сьюзен повернулась в сторону Тори, надеясь на поддержку, но не получила даже взгляда. Та весь вечер находилась в своем собственном мире и пребывала в нем до сих пор. Два предложения работы, которые она сегодня получила, не слишком ободрили ее, хотя первое, где собеседование проводил ненадежный сынок-плейбой, Сьюзен не считала серьезным.
   – Ты же знаешь эту старую поговорку о профессорах: кто сам ничего не умеет – учит других… – продолжала Пейдж.
   Ее зеленые манящие глаза остановились на парне, одетом в темно-коричневую летнюю куртку, под которой виднелась выцветшая голубая хлопчатобумажная рубашка, прикрывавшая волосатую грудь.
   Сьюзен подумала, что он выглядит богатым, но глупым.
   – Это бред собачий, Пейдж, – сказала она, – некоторым людям нравится учить. Это помогает им чувствовать себя хорошо.
   – Может быть, и так, а может быть, они боятся вернуться в реальный мир и оказаться неконкурентоспособными, – упрямилась Пейдж.
   Они достигли билетной будки и встали в очередь. Арена была хорошо видна и уже заполнена толпой народа. Сбоку находился частный бар и гриль-ресторан, о которых они слышали раньше, с красивым внешним двориком, глядящим на игровое поле.
   – В пределах университета он защищен. Студенты смотрят на него снизу вверх. Он может преподавать все, что хочет, и никогда не рискует подвергнуться тесту. Я думаю, дорогой мой адвокат, ты должна больше сосредоточиться на биржевом маклере, которого тебе обещал организовать Джордж, а сегодня вечером…
   – Ладно! Я заметила, как ты оставила мне биржевого маклера, а для себя приберегла продюсера, – шутливо бранилась Сьюзен, подмигивая Тори, которой, в свою очередь, был предназначен хирург.
   – Ты хочешь продюсера? – спросила Пейдж с нежнейшей улыбкой. – Он твой!
   – Мы что, собираемся обменяться «свиданиями вслепую»? – Сьюзен подумала, что с Пейдж станется.
   – Почему нет? – спросила Пейдж, как будто эта мысль ее позабавила.
   – Потому что биржевой маклер собирается звонить Сьюзен-адвокату, а продюсер – Пейдж-танцовшице, и как объяснить им, что мы поменялись?
   – Будет гораздо забавнее, если вы им ничего об этом не скажете, – посоветовала Тори, тяжело выдохнув воздух, как будто она держала его в себе несколько дней. – Ты, Сьюзен, можешь быть Пейдж, а Пейдж может быть Сьюзен. В этом вся прелесть свидания вслепую. Они не представляют себе как вы выглядите, если только Джордж не рассказал им, что вы высокие и блондинки, а это относится к вам обеим в равной степени. Только я не подхожу под это описание.
   Пейдж рассмеялась, довольная тем, что Тори снова ожила.
   – Просто ты не хочешь выбросить своего доктора в мусорную корзину.
   – Тревис ненавидит докторов. Это было бы великолепно, приехать домой, помолвленной с одним из них.
   – Вот это настроение, – заключила Пейдж, меняя тему и, в конце концов, оставляя Сьюзен с биржевым маклером. – Вы видели ожерелье и сережки Кит? Боже мой… Все эти сапфиры делают привлекательной перспективу на девять месяцев лишиться фигуры, – продолжила она, имея в виду подарок, который Джордж сделал Кит по поводу беременности.
   – Ты и сама не промах по этой части, – напомнила ей Сьюзен. – Разные там модельные платья, и так далее… и даже фигура не пострадала.
   – Даже без первого свидания… – вставила Пейдж.
   – Что плохого в беременности? Для меня это звучит неплохо. – Тори открыла сумочку и достала бумажник.
   Подошла их очередь.
   – Ничего, за исключением того, что я не влезу в свое замечательное платье, – отреагировала Пейдж.
   Сьюзен в упор посмотрела на Тори.
   – Может быть, давай сначала посмотрим, как пойдут дела с твоим доктором? – предложила она.
   – Я не имела в виду доктора, – нахмурилась Тори.
   Она хотела пошутить, но шутка не удалась.
   – Тревис в шести футах под землей, – напомнила ей Пейдж. – Умер и похоронен. Если ты носишь его ребенка, попридержи эту новость для доктора – пусть думает, что ребенок его.
   – Я не хочу выходить замуж за доктора. Я даже не знаю его. Возможно, у него зубы, как у кролика, а ростом он мне до пупка. Вы слышали, Джордж рассказывал, какой он забавный. Вы встречали когда-нибудь забавного симпатичного доктора? Они либо симпатичные и самовлюбленные, либо забавные, низенькие и толстенькие. Может, я куплю блондинистый парик и выберу себе продюсера, а, Пейдж?
   – Три, пожалуйста, – сказала Сьюзен билетеру, немного кокетничая.
   Разыскивая свои места, они шли вдоль ряда частных кабинок. Действительно ли в именах, обозначенных на них, слышалось богатство? Или все дело в том, что она предполагала это богатство, размышляла Сьюзен, читая маленькие отпечатанные таблички и направляясь вслед за Пейдж и Тори в сторону дешевых мест для зрителей. Гаррольд Тэннер. Джон Б. Коллиган III.
   «Марк Арент, – подумала она про себя со сдавленным смешком, – значило ли бы это что-нибудь?»
   Игра была действительно захватывающим зрелищем, вся эта тяжелая масса лошадей и людей в пылу атаки яростно носилась туда-сюда по арене размером с футбольное поле, преследуя один мячик, такой же небольшой и такой же скользкий, как круглый кусок мыла. С каждым крепким ударом клюшки лошади останавливаются, изменяют направление и затем резко набирают ход – ноги напряжены, копыта выбивают дробь – при этом временами увеличивая скорость до сорока миль в час за какие-нибудь секунды и вздымая за собой клубы пыли. Комментатор, пытаясь внести хоть какую-то упорядоченность в безумные массовые перемещения и пронзительные ободряющие выкрики, через громкоговоритель выкрикивал очки, его навязчиво-рекламный голос состязался с сигнальными колокольчиками и звучавшей время от времени органной музыкой. На игроках были хлопчатобумажные тенниски, окрашенные в цвета своей команды. Сегодня зеленые выступали против голубых в гладких белых бриджах, заправленных в высокие кожаные сапоги, поверх которых были натянуты толстые ребристые наколенники и шпоры на лодыжках. Тори основательно увлеклась игрой, громко выкрикивая приветствия, поддерживая команду в зеленых теннисках, потому что Пейдж решила, что ей нравится именно зеленая команда. С яростью хоккея на льду, со скоростью скачек, с накалом футбола, с точностью баскетбола, поло – игра всех игр. В своей основе игра очень напоминала футбол или хоккей на льду, каждая команда сражалась за мяч, чтобы провести его через все игровое поле и забить гол. Но свирепость, с которой проходила игра, делала ее гораздо более увлекательным зрелищем.
   Подруги прихватили с собой бинокль, который им одолжил Джордж, и Тори как раз внимательно вглядывалась в него, когда голубая команда неожиданно начала стремительную контратаку. Игрок из зеленой команды самоуверенно разрезал воздух клюшкой, пытаясь остановить мяч, но промахнулся. Его ошибка тут же была использована, когда игрок из голубой команды рванулся вперед, плавно поднял мяч с земли и закрутил его по дуге в воздух. Возникла беспорядочная и грубая потасовка, когда другие игроки рванулись наперехват, но тот же самый «голубой бомбардир», как его прозвала Тори, продолжал гнать мяч, немилосердными ударами направляя его в полет, казавшийся неудержимым. На полном скаку игрок из зеленой команды склонился влево с холки лошади и закрутил мяч в обратную сторону, уводя его и посылая в противоположном направлении. Но ненадолго, голубой бомбардир резко развернулся и перехватил мяч на лету. Выдвинув левое плечо вперед, он, как косой, взмахнул своей клюшкой в могучем ударе, посылая мяч по крайней мере на пятьдесят ярдов. Его кобыла заржала и встала на дыбы, когда он пришпорил ее, снова неистово рванувшись за мячом в неотступном преследовании.
   К этому моменту замечания комментатора практически слились с криками болельщиков. Но когда имя Ричарда Беннеттона было повторено комментатором несколько раз, Тори чуть не упала со своего места.
   Головы игроков были защищены пробковыми шлемами с жесткой окантовкой или более новыми моделями из блестящего пластика, тогда как глаза и лица прикрывались узкими забралами, за которыми их практически невозможно было разглядеть.
   Вот почему Тори почти до конца игры не узнала Ричарда Беннеттона среди игроков.
   Пейдж, по-видимому, узнала его имя в ту же минуту, потому что вцепилась в руку Тори и озадаченно посмотрела на нее.
   «Не может быть, чтобы это был тот самый Ричард Беннеттон. Или может?»
   Когда его имя снова было громко и ясно повторено через громкоговорители, Пейдж выхватила бинокль у Тори, чуть не задушив ее узким черным шнуром, на котором он висел.
   Пытаясь найти Беннеттона и просматривая поле, Пейдж ненадолго задержалась на привлекательной рыжеволосой спортсменке, также игравшей за голубую команду, чья огненная грива волос свободно спадала на спину из-под ярко-голубого шлема, выдавая в ней единственную женщину на арене. Пейдж продолжала поиски, старательно просматривая поле до тех пор, пока нужный объект не появился в окуляре бинокля. Тори разрывалась между наблюдением за Ричардом, который как раз довел игру до весьма волнующей кульминации, и наблюдением за Пейдж, улыбающейся так, словно она только что влюбилась.
   – Какого черта ты не пошла с ним завтракать? – прошептала Пейдж. – Он великолепен! Богат! И какая замечательная задница! – продолжала Пейдж, показывая в сторону соблазнительного зрелища зада, в ровном ритме скачки поднявшегося из седла, когда игрок потянулся вперед, чтобы поднять мяч.
   – Я бы пошла с ним завтракать, согласилась бы у него работать, и к этому моменту мы бы уже поженились.
   – Конечно, именно так все и было бы, – засмеялась Сьюзен, отобрав у Пейдж бинокль, чтобы посмотреть на этого Адониса.
   В закрытом шлеме было совершенно непонятно, насколько он великолепен. Что она заметила, так это напряженность и то, как он на полном скаку наклонялся в седле, чтобы сделать удары, которые требовали гимнастической ловкости и умения наездника.
   Тори, глядя, как ее подруги глазеют на него, вернула себе бинокль как раз в тот момент, когда Ричард заканчивал игру захватывающим маневром. Как скачущая катапульта, он загнал мяч прямо между столбами, забивая гол и выигрывая матч для своей команды одним молниеносным ударом. Она густо покраснела, когда сообразила, что вскочила на ноги и кричит громче всех.
   – Люди на лошадях – почему они всегда выглядят богатыми? – спросила Пейдж после матча, когда подруги протискивались сквозь толпу по дороге на дискотеку.
   Когда же ни Сьюзен, ни Тори не ответили ей, она ответила себе сама:
   – Они выглядят богатыми, потому что они – люди на лошадях, а люди на лошадях как раз выглядят богатыми.
   – Блестяще, Пейдж, – сказала Тори, бросая взгляд на Сьюзен и ужасно нервничая при мысли о возможной встрече с Ричардом.
   Пейдж и Сьюзен сказали, что они хотят пойти потанцевать в «Лошадях», ресторане-дискотеке лос-анджелесского Конного центра или зайти в частный клуб съесть чего-нибудь сладкого. Все, чего хотела Тори, это выскользнуть как можно незаметнее.
   Она уже видела нескольких игроков в поло, проходящих мимо с банками пива в руках и болтающих с друзьями.
   Покидающие поле в командных теннисках, потных и прилипших к телу, с мокрыми полотенцами, обмотанными вокруг шеи, белыми панталонами, забрызганными грязью, они выглядели гораздо привлекательнее, чем гости, которые не участвовали в игре. Возможно, сияние воодушевленности приукрашивало их внешность, распространяя естественную сексуальность, излучая здоровье и искренность. Тори, сама не зная почему, сильно нервничала. Ричард ей даже не нравился. Он был самоуверенным нахалом. Только эта игра сделала его привлекательным, умение, с которым он управлялся с лошадью, и пренебрежение опасностью, временами доходившее до безумия.