Михайличенко Елизавета. Иерусалим

   -- Я больше не буду вина,-- печально констатировал Ортик и испуганно добавил,-- там уже мало осталось, лей себе. А я водку буду. Можно?
   -- Гавновопрос. Так вот. Ты бумажку с анализом хочешь или Мессию?
   -- Сначала бумажку. А дальше уже вопрос техники.
   -- Не знаю, не знаю,-- сказал Линь, мечтательно улыбаясь.-- Мессию, как я понимаю, в пробирке не вырастишь? Это все-таки Мессия, а не гомункулус. То есть, что нам нужно к анализу?
   -- Суррогатная мать нам нужна,-- сказал Ортик.-- Ты об этом?
   -- Да. Вот эту сторону вопроса освети. Ты думал на эту тему? Нам подойдет любая здоровая телка?
   -- Ничего себе любая! -- возмутился Ортик.-- Конечно, я думал. На ее поиск вообще непонятно сколько времени уйдет. Ты почему сказал "телка"? Ты на Красную Корову так намекал?
   Линь улыбнулся:
   -- Намекал, да. Но не на Красную Корову. Это, кстати, что еще такое?
   Ортик вздохнул. Он не хотел уходить на боковые ответвления основной темы, кто знает что ждало их там, на неведомых дорожках. Можно было и поскользнуться, и оступиться. Ну да делать нечего, и он кратко объяснил, что пеплом Красной Коровы очищались священники во времена существования еврейского Храма, когда в нем приносились жертвы Всевышнему. Что Красная Корова -- это совершенное животное, абсолютно однородного красного цвета, таких сейчас нет. А без нее, даже воздвигнув Третий Храм, не очиститься, чтобы принести очистительную жертву.
   -- Это очень, просто очень правильно,-- сказал Линь.
   -- В смысле?
   -- Это объясняет зачем я ввязался в этот проект.
   Ортик вздохнул, обреченно ожидая, что чековая книжка упорхнет со стола, не обронив ни перышка на благо человечества.
   -- Я тут зачем-то в один проект ввязался,-- задумчиво продолжил Линь, словно разговаривая со своим отражением в зеркале.-- С другом, понимаешь ли, детства. Он решил нарисовать... он художник вообще-то, он будет рисовать тысячу женщин царя Соломона. Рисовать-то он умеет. А вот отобрать правильных женщин... которые соответствуют случаю -- вряд ли. Он падок на внешние эффекты. А тут надо... Знаешь что тут надо?
   Ортик вскочил. Сел.
   -- Потрясающе! Ну, ты понял теперь, что значит благословение рава Кадури, данное у Стены Плача?! Что значит зачем ввязался в проект? Да поэтому и ввязался! Чтобы выявить идеальную суррогатную мать! У нас будет табун в тысячу прекрасных женщин! И мы будем их наблюдать и изучать, пока не выявим из них ту самую, совершенную. А потом она исполнит свое предназначение! А этот твой друг детства, он пусть себе женщин рисует, от них не убудет. Только лучше за собой следить будут.
   Линь окончательно повеселел, велел официантке подать шампанского. И подвел итог:
   -- Значит так, Михаил. Будем собирать Мессию. Командовать парадом будешь ты.
   Ортик кивнул с сосредоточенным лицом и лишь потом улыбнулся.
   А Линь продолжил:
   -- Итак, у нас два проекта. Первый -- расшифровка У-хромосомы Коэнов. Здесь ты осуществляешь общее руководство. Будешь генеральным директором проекта. Для начала найди специалистов нужного уровня, определись с лабораторией, ценами, сроками, в общем сделай то, что называется "бизнес-план", Белка тебе поможет,-- Линь раскрыл чековую книжку и что-то в ней написал.-- Один я такой грандиозный проект финансировать не смогу. Но этого тебе хватит чтобы начать. А там видно будет. Или я поднимусь. Или поищем спонсоров. Или они сами слетятся.
   Ортику было неловко заглядывать Линю под руку, поэтому сумму он не увидел. Да и не в сумме было дело. А в ощущении, что здесь и сейчас творится история, и даже больше -- определяется судьба человечества.
   -- Леня... Ты первый человек, который пытается мне помочь... хотя помогаешь ты сейчас всем людям, вообще -- человечеству... Извини, что я как идиот говорю. Но... но я давно ждал этой минуты. У меня есть план, правда. Я знаю что делать, чтобы не терять время и деньги.
   -- Действительно,-- грустно улыбнулся Линь.-- Знаешь, все приходится суетиться, чтобы деньги не кончились раньше времени. И не думаешь почему-то, что время может кончится еще раньше, чем деньги.
   -- Ты о чем?
   -- Да так, о своем... Ладно, теперь второй проект. Тысяча женщин. Там ты получаешься кем-то вроде комиссара. Тебя это не смущает?
   -- Да хоть в роли гинеколога! Речь-то идет сам понимаешь о чем! Для этого можно снять белые перчатки и надеть кожаную тужурку.
   -- О'кей. Тогда за тобой будет последнее слово и во втором проекте. Я скажу Белле -- а она там вроде финансового директора будет -- что без согласования с тобой Гриша никого не рисует. То есть, запретить рисовать я ему, конечно, не могу, пусть рисует кого хочет, но не для этого проекта, а для собственного удовольствия,-- Линь подмигнул официантке, умело откупорившей бутылку.-- И вот еще. Для порядка. Ты теперь ключевая фигура, поэтому в твои обязанности входит отправлять мне еженедельные отчеты по обоим проектам, желательно подробные. Тебя это не затруднит?
   -- Наоборот. Мне это поможет. Я человек неорганизованный, но ответственный, меня это дисциплинирует.
   -- Тогда за удачу! -- Линь встал. Вскочил и Ортик. Они чокнулись высокими хрустальными бокалами, издавшими высокую нефальшивую ноту и выпили стоя, привлекая внимание и не стесняясь этого, поскольку каждый честно отыграл роль и был ею доволен.
   Линь вручил Ортику чек и протянул руку для рукопожатия. Ортик сунул чек в карман, спеша потрясти протянутую руку. Он только сейчас осознал, что свершилось. Прислушался к своим ощущениям и понял, что больше терпеть он не сможет -- надо в туалет.
   Закрыв за собой тяжелую цветную дверь с изображением усача в феске, Ортик оказался внутри расписной восточной шкатулки. По мере убывания физиологического давления, Ортик все более изумлялся убранству клозета. Горела в полутьме огромная ароматическая свеча. Загадочным медным блеском мерцали сосуды для омовения рук, раковина, ваза с вычурным букетом. Стены, испещренные мелким цветным орнаментом, блестели позолотой, даже уходящий в темноту потолок был того же стиля. Ощущение сказки усилилось и довело Ортика до состояния, что, казалось, крикни ему: "Подъем!", он бы только тоскливо простонал: "Гады, такой сон досмотреть не дали!".
   Ортик резко сунул руку в карман. Чек. Чек! На месте! Или что-то похожее на него, какой-то листок. Вытащил, поднес ближе к свече. Чек, точно. Только вот количество ноликов он все не мог сосчитать. Они двоились. А ведь не так много и выпили. Или это свеча мерцала. Ортик закрыл один глаз, но половина нолей не исчезла.
   Белла -- Гриша
   -- Гриша? Привет. Ты дома? То есть, конечно ты дома, я же по домашнему...
   -- Привет, Белка, привет. Да работаю вот, с утра уже нащелкал кучу теток, чуть по морде не схлопотал от мужа. Еще одну уговорил позировать. Что вообще нового? Линь еще здесь?
   -- Да вот как раз я по этой теме и звоню... Нет, Линь уже уехал, сегодня утром, обещал скоро наведаться. А на когда ты пригласил натурщицу?
   -- Не попрощался?
   -- Просил передать привет.
   -- Угу. И ему тоже. На завтра, на одиннадцать пригласил. А что?
   -- Тогда знаешь что... Я перед этим, скажем в десять, приду к тебе с редактором проекта.
   -- С кем?
   -- Ну... надо же вам познакомиться. С редактором этого нашего проекта. А ты приготовь фотографии, ладно? Чтобы можно было портретный кастинг, что ли, провести. Его Миша зовут, он отличный парень, тебе будет интересно. Может, ты его даже и видел. Или я тебе, конечно, рассказывала...
   -- Миша? Нет, не знаю.
   -- Да конечно рассказывала. Миша, да. Ортик. И точно ты его видел! Я даже скажу где. На Юлиной выставке. Вспомнил? Я вас, кажется, знакомила.
   -- Стоп... стоп... это такой... такой... Пингвин???
   -- Да. Пингвин. Но это наш пингвин. В смысле -- наш человек, разумный. Свой, короче.
   -- Ага.
   -- Гриша. Ну, в чем дело?
   -- Просто хотелось бы знать. Какова роль этого пингвина в нашем проекте? Он что, искусствовед? Имеет какое-то отношение к живописи? Откуда он взялся? И какое он имеет отношение к моему проекту?
   -- Имеет. Смотри, Линь, как я поняла, о Мише очень высокого мнения.
   -- Очччень интересно. И какие это высокое мнение предполагает
   -- У Линя свои планы на этот проект
   -- полномочия? Планы?
   -- который он финансирует. Гриша, перестань. Линь просто хочет, чтобы в проекте была не только история и эротика, но и религия, и духовность. Он тебя Ортиком хочет дополнить.
   -- Блин, Белка, я понял! Он нарочно подсовывает мне этого пингвина! Какой это, нафиг, редактор? Это инспектор по кашруту!
   -- Гриша...
   -- Будет мне заглядывать в палитру, а не в тарелку.
   -- Слушай...
   -- Или в тарелку тоже?!
   -- Да не будет он никуда заглядывать.
   -- А что тогда он будет делать? Что именно он будет мешать мне делать? Комиссар пейсатый.
   -- Слушай, ну ты уже вообще... Ортик не такой уж пейсатый. А по ментальности вообще не пейсатый. Он хаббадник. Давай ты с ним сначала познакомишься, а потом уже будешь...
   -- Какие у него полномочия. Конкретно. Какие?
   -- Честно? Большие. Почему даже не спрашивай, я не знаю.
   -- Я так и знал! Знал, что Линь завернет какую-нибудь подляну. Чисто в его стиле -- завернул и сбежал. Но я думал, подляна будет мелкая. А она оказалась крупная. Оно и понятно, у него теперь другие масштабы...
   Давид
   Надо было отдавать котенка сразу, как и собирался, на следующий же день. Поленился. А потом стало жалко, привязался. Да и котенок оказался интересный. Взгляд у него... Продвинутый кот получится. Но отдавать надо. И поэтому я взял рыжую бестию, посадил в сумку и повез к (C).
   (C) жили в Бейт а-Кереме, районе, который мне нравился тем, что в нем обнаруживались странные потоки ветра. Я попадал в Бейт а-Керем только когда специально ехал к (C), поскольку "русские" там почти не селились, а общественные события не происходили. Зеленый район, тихая заводь с водоворотами ветра. Подходящее место для эмигрантских писателей.
   Две створки раковины, мужчина и женщина и генерируемая меж ними энергия совместного созидания, становящаяся пока только текстом. Пусть две ладони сомкнутся над заброшенной в них песчинкой. Да, я заброшу эту рыжую песчинку в надежде... На что? На жемчужину, в том или ином смысле. Но сколько раз надо забросить песчинку в раковину, чтобы получить уникальную жемчужину, об этом даже не знают, но могут лишь догадываться ловцы жемчуга, братья мои по надежде на чудо, по поиску его. И если этой песчинке суждено превратиться в жемчужину, то в этом будет и моя заслуга.
   Я понимал, что (C) не будут счастливы получить котенка. И даже попытаются сохранить свое бинарное состояние, потому что инстинктивно, конечно же, понимают -- любое изменение в их взаимодействии может привести к необратимым изменениям. Но я чувствую, что их равновесие устойчивое и выдержит не одного такого кота, а все, что угодно. Я верю в это и буду очень удивлен и разочарован, если ошибусь.
   Мне оставалось придумать причину визита, чтобы отвлечь внимание (C) и дать проскочить котенку в образовавшуюся брешь. Очень просто -- рассказать про женщин царя Соломона, наш с Гришей проект. Вот именно, причем Анат должна в нем участвовать -- пусть Гриша ее рисует. Фотографироваться она точно любит, значит любит и позировать. Можно еще рассказать как мы покоряли иевусейский Иерусалим.
   А пока они будут вытягивать из меня интересные лишь писателям детали, котенок приживется сам собой, он такой.
   Анат к нему сразу привяжется. Сложнее с Максом. Впрочем, он ведет странный образ жизни, зарабатывает на жизнь городской охотой, как кот. Не бегает регулярно на службу, а выпрыгивает за добычей, подстерегая ее. Значит, даже не любя кошек, все равно согласится поселить котенка в доме, просто из-за соответствия.
   Дверь открыла Анат, и это уже было хорошо:
   -- Вот это цвет! Откуда он у тебя? Краси-и-ивый. Породистый?
   Я сразу попросил дать котенку молока. Потому что если кот начал есть в доме, он тут же считает дом своим и поведение его меняется на расслабленное и дружественное, что отражается на восприятии. А у женщины инстинкт кормления молоком расширенно распространяется и на кормление молоком из пакета.
   Мы пошли на кухню. Забавное место. Всюду знакомые по прошлой жизни предметы -- хохломские деревянные доски, жостовские подносы, на железной этажерке пылился самовар, с потолка свешивалась бронзовая лампа и корзинка с пасхальными деревянными яйцами и глиняными свистульками. На стене висела гроздь рогов, оправленных в металл -- для кавказских застолий. Над балконной дверью притаился инкрустированный топор со сценой зимней охоты на зайцев, а рядом стояли большие деревянные счеты и пионерский горн с надписью "Всегда готов!" на красном вымпеле. Еще на шкафчиках, почти под потолком выстроился целый ряд керамических сосудов -- грузинских ваз, украинских макитр, русских горшков. И весь этот бывший советский антураж создавал почему-то уютное несоветское пространство.
   Действительно, уже через несколько минут и Анат, и котенок считали друг друга своими. И только тогда я сообщил, что вообще-то принес котенка в подарок. И сделал безмятежное лицо человека, не ведающего последствий.
   Анат погрустнела и вздохнула, что некому, совершенно некому, особенно когда уезжают, и вообще -- ответственность и прочее, поэтому наверное ничего не получится, хотя кот, конечно, непростой, именно такой, как хотелось бы... Короче, дожать было делом техники.
   А Макс все не появлялся, он не выходил из кабинета. Оттуда доносился его голос, какой-то напряженный, но слов было не разобрать. А в паузах ему никто не отвечал, значит, говорил по телефону.
   Я ждал, а сам рассказывал про наш с Гришей проект, про женщин царя Соломона, про картины, которые организуют и зациклят историческое пространство, и объедут весь мир. Анат поглядывала на котенка, поворачиваясь ко мне то греческим профилем, то скуластым славянским фасом. Хотелось даже как-нибудь остановить ее движение, сделать раскадровку, чтобы понять этот почти компьютерный переход лиц, проследить как превращается античный резной профиль в широко, по степному расставленные холмы скул.
   Котенок вылакал все молоко и сытой походкой отправился обследовать квартиру, скрылся с глаз. И тогда появился Макс. Явно чем-то раздраженный.
   -- Слушай,-- Анат даже не дождалась стандартных обменов приветствиями,-- тут Давид такого котенка нам принес хорошего, даже классного. Рыжего, но такого, не банально-рыжего, а черепичного. Пушистого.
   -- Нет, нам скоро уезжать. Да и вообще... Запах.
   -- Ты просто его не видел! Очень достойный котенок. А где он, кстати? Давид, он вообще откликается?
   -- Нет,-- сказал я терпеливо.-- Он ждет, чтобы его назвали.
   -- Просто не кот, а свеженький текст,-- усмехнулся Макс.-- Кис, кис, кис...
   Зов не подействовал. Я пошел как бы на поиски. Я почему-то был уверен, что котенок сидит под дверью, словно подслушивая, и ждет момента. Он там и сидел. Тогда я взял его за шкирку -- мне показалось, что так он выглядит наиболее трогательно и беззащитно. Даже активно-беззащитно, то есть как бы требуя всем своим видом защиты. Так и принес его в холл, на вытянутой руке, обвисшего, нескоординированно машущего лапами и по-китайски косящего из-за натянутой шкуры.
   -- Ну ты какой...-- сказал Макс,-- Действительно...
   Теперь надо было только выиграть время, потому что оно работало на меня, то есть на нас с котенком. Оставалось только отвести внимание, не дать Максу произнести решительное "нет" сразу, а потом он свыкнется с мыслью о появлении кота в доме. И я сказал первое, что пришло в голову:
   -- У тебя такой вид, будто ты говорил с кем-то, но был не уверен что именно с ним.
   Макс уставился на меня, задумчиво поболтал мое отражение в стеклах своих очков, наконец, улыбнулся:
   -- В смысле?
   Мне стало неуютно. В этой уютной непричесанной квартирке это было особенное ощущение. Как я мог объяснить смысл того, что сам не знал? То есть, был умысел отвлечь внимание, но об этом говорить не следовало. И появилась фраза, которая оказалась не абсолютно бессмысленной. Действительно, дает ли телефон уверенность, что на другом конце провода именно тот, кого ты себе там представляешь? Стоит только над этим задуматься, и сразу же уверенность плывет, как зыбучий песок. Вспоминается куча историй про телефонные розыгрыши, ошибки и путаницы.
   -- Просто я подумал... скорее даже обратил внимание, что повесив трубку, часто словно бы сопоставляешь разговор с человеком. Как бы проверяешь еще раз нет ли несоответствий, действительно ли говорил с тем, с кем говорил... И часто уверенности нет.
   (C) переглянулись, словно бы проверяя мое соответствие их представлению обо мне. И я почему-то приобиделся. Действительно, в последних моих словах был явный логический изъян, но из контекста ясно же, что я имел в виду. Зачем же издевательски переглядываться?
   Вообще-то обычно мне не особенно важно кто как меня воспринимает и кем считает. Но сейчас мне захотелось, чтобы не произошло ошибки в восприятии, чтобы меня не считали глупее, чем на самом деле. Если я буду казаться глупым или неинтересным, они не захотят со мной общаться, начнут избегать. Этого я не хотел. Не хотелось мне терять возможность наблюдать за ними вблизи. И я решил придумать что-нибудь такое, что им самим не приходило в голову.
   -- Да,-- зло сказал Макс.-- Это точно. Особенно если накануне договариваешься об одном, а сегодня тебя пытаются убедить, что с тобой договорились о чем-то другом.
   Анат уже взяла котенка на руки, Макс на это молча поглядывал. Все шло как надо, и я спросил:
   -- А вчера ты с ними говорил тоже по телефону, да? Наверняка еще и по мобильному.
   -- Да. Вообще я тебя понимаю, у меня тоже какое-то инстинктивное недоверие к этим мыльницам.
   -- Нет, у меня не инстинктивное,-- возразил я.-- У меня оно вполне осмысленное. Просто я как-то представил -- от всех мобильников тянутся ниточки куда-то вверх, к какому-то, скажем, центру. Как это все действует я знаю лишь в самых общих чертах: радиоволны, "тарелка", спутник, процессор. Поэтому для меня, как и для большинства, это... ну, что ли, чистая магия. Вместо заклинания: "О, Дух Связи! Вели Ирке из Гило завтра в восемь прийти к Машбиру", я совершаю ритуальные движения пальцами, шлю наверх свои слова и фанатично верую, что их передадут кому надо, не редактируя. А потом получаю ответ и уповаю, что это именно Ирка из Гило и именно то, что она сама сказала. То есть, мы все на невидимых ниточках, и наше поведение легко корректируется незначительным редактированием наших разговоров. Простое и эффективное решение вопроса об управлении поведением.
   Анат смотрела увлеченно, явно сопереживая:
   -- Точно. И у меня такое бывает. Я вот sms-ки не люблю за этот же эффект.
   Макс же поглядывал насмешливо, как физик -- на лирика. Потом все-таки прокомментировал, не удержался:
   -- Тогда жрецы должны знать номер мобилы Всевышнего. Или хотя бы его секретарши.
   -- Они и знают,-- сказал я как мог серьезно, чтобы было неясно -прикалываюсь или нет.
   И им не было ясно, они вообще забыли о коте и переглянулись, как санитары перед квартирой пациента. Тогда я специально рассмеялся, обозначая норму. Этот было как ставить в интернетовском чате специальные смайлики-рожицы, обозначающие смех, печаль, гнев и прочие основные эмоции. И (C) тоже поставили два смайлика.
   -- Порядка десяти миллионов вариантов номеров перебрать, и дозвонишься до Бога,-- сказал Макс.
   -- Тебе есть что ему сказать? -- спросила Анат без смайлика.-- Я бы предпочла подождать, пока он сам позвонит.
   И тут зазвонил телефон. И те секунды, которые мы переглядывались, у меня было ощущение, что кто-то обвел нас троих красным карандашом.
   -- Нельзя просто так жить в этом Городе,-- сказал вдруг Макс, потянувшись за телефонной трубкой.
   Белла
   По тому, как я вошла в такую знакомую мастерскую, по тому, как оглядела стены с картинами, я поняла, что меняюсь. А ведь прошло всего несколько дней как мы с Линем здесь были. Скажи кто-нибудь, что несколько лет -- поверила бы. Я вспомнила, как навещала оставленную приятелям родительскую квартиру. Два года назад, когда тут стало уже совсем невмоготу, и я судорожно оформила визу в Россию -- просто вернуться к себе прежней и сравнить с собой нынешней. Зашла в свою, то есть уже чужую квартиру и поскребла взглядом по сусекам. Тогда это слегка помогло.
   И сейчас мне не то, чтобы нравилась моя новая роль, мне мои роли никогда не нравятся, но насколько теперь все проще, чем в последнее посещение с Линем. Теперь понятно как и кого надо из себя изображать, хотя ситуация с Ортиком не слишком приятная. Не слишком приятная для всех, кроме самого Ортика. А, может, и к лучшему, что этих нюансов он не ловит. Или к худшему, сейчас посмотрим. Черт меня дернул их тогда с Линем познакомить.
   -- Вот, господа, знакомьтесь, вас ждут великие дела,-- начала было я, но Ортик меня перебил:
   -- Здорово пахнет! Как в химической лаборатории! Это красками, да? Или скипидаром? Меня зовут Миша. Для друзей -- Ортик.
   -- Очень приятно, Миша,-- процедил Гриша.-- Какой это, нафиг, скипидар? Я кофе варю. Григорий,-- он протянул руку.
   Я оценила страдальческое смирение Гриши, но до конца в него не поверила.
   -- Кофе -- это замечательно! -- обрадовался Ортик.-- Мне без молока. Давай теперь я буду кофе варить?
   -- Где? -- ошарашено спросил Гриша.
   Я тихонько села в углу, в продавленное кресло, и решила не мешать -если уж им суждено сцепиться, то пусть сразу и при мне -- легче будет мирить.
   -- Как где? Ну, тут. У нас. Должен же я что-то делать.
   -- У нас? Вообще-то это моя мастерская. Я тут живу. Сплю. Ем.
   -- Да при чем тут это? -- искренне, как всегда, сказал Ортик.-- Просто я почему хочу кофе варить? Потому что, во-первых, чтобы не напрягать тебя с кашрутом.
   Гриша осклабился и посмотрел на меня.
   -- А во-вторых,-- продолжал Ортик, умудряясь одновременно восхищенно разглядывать картины,-- я все равно рисовать не умею. Должен же я что-то делать, кроме как указывать, кого тебе рисовать. Как это у вас, кстати, называется?
   -- Ага,-- взвыл Гриша,-- вот и я хочу спросить -- Белка, как это называется?
   -- Это называется Ортик,-- ласково, но твердо сказала я.-- У тебя там кофе не сбежит?
   -- Я раньше сбегу,-- пообещал Гриша.
   -- Натура это называется, правда же? -- в голосе Ортика звучало торжество человека, отыскавшего на периферии сознания что-то давно заброшенное за ненадобностью.
   -- Натура,-- подтвердил Гриша, все еще смотря на меня.-- Подлая натура. Нашего общего знакомого.
   Тут Ортик посерьезнел, поскольку наконец-то сообразил, что происходит что-то не то, вернее, не так. Пошарил лучом своего сознания, направил его в нужную сторону и страшно сконфузился. На самом деле он был совсем не дурак, а даже наоборот. Просто счастливо умел не обращать внимания на обочины:
   -- Слушай, Гриша... Ты не думай, что я собираюсь тебе прямо вот так указывать, что мне взбредет в голову. Я тут вообще-то как бы и не при чем.
   Гриша слегка улыбнулся. Ортик застенчиво заулыбался в ответ:
   -- Я же про себя все понимаю. Что от живописи далек. Я и не знаю еще точно как за это браться. Я даже еще и с равом не советовался. Так что ты спокойно продолжай этих женщин искать. А я всего лишь буду говорить тебе -годится или не годится.
   Вонь горелого кофе наполнила мастерскую. Но кого это волновало? Гриша застыл у стены в гордой идиотской позе, похлопывая по полу сандалией. Ортик все тщательнее подбирал слова, все усугубляя ситуацию.
   И как раз в этот момент появился Давид. Давид шутить не умеет, поэтому его фраза: "Не ждали?" прозвучала зловещим издевательством.
   Отчет Ортика
   Привет, Леонид!
   Вот и прошла первая неделя, поэтому я тебе пишу, как договорились. Бизнес-план прилагаю к этому письму. Я успел встретиться с несколькими специалистами, с которыми осторожно говорил о делах, касающихся проекта. Может быть, говорил я с ними слишком осторожно, поэтому сначала они ничего не поняли, но потом прониклись. Я объявил что-то вроде конкурса -- кто сделает подготовительный этап (см. бизнес-план) быстрее и дешевле. Жду их предложений. Дал им срок неделю. Еще я разузнал адреса других специалистов, также нам необходимых, которые живут заграницей и поэтому связаться с ними и обсудить кое-что займет время.
   Также я получил благословение от своего рава, тебе это, наверное, не интересно, но для меня это было важно. Даже крайне важно. Так что теперь все должно быть хорошо, с Б-ей помощью, ясен пень.
   Да, есть и трудности. Понимаешь, этот самый художник Гриша, ваш с Беллой друг, он странный все-таки, прости конечно. Относится он ко мне как-то враждебно и, кажется специально, покупает свинину. Я, конечно, стараюсь этого не замечать, хожу к нему в мастерскую со своим термосом с кофе и говорю, что это такой специальный лечебный напиток, но он при этом так ухмыляется довольно, что хочется дать ему в морду.
   Но в принципе я не сдаюсь, держусь и продолжаю руководить выбором женщин для портретов, а на самом деле сам знаешь для чего. Блин, надеюсь, что письмо это не перехватит твоя жена, если она у тебя есть, конечно. Это была шутка.
   Короче, Леонид, с Гришей я справлюсь, я его приручу, хоть это и займет время. А вот с лабораториями мы начнем работать уже через неделю (см. бизнес-план). И это внушает мне радость и трепет. Надеюсь, что и тебе тоже.
   Такие дела.
   Михаэль Фейзенберг (Ортик).
   Белла
   Мне казалось, что заманить Давида будет сложно. Но он согласился прийти вечером на чай -- с лету, словно соскучился по общению, я даже не успела толком сформулировать зачем, собственно, я его зову. И хорошо, потому что приправлять ложь правдой я умею, но все-таки не люблю. Как-то это всегда отжирает самоуважение. А самоуважение -- это как гелий в воздушных шарах. Чем его меньше, тем ниже опускаешься.