Страница:
— Тамарка едить! — гаркнула я, и с бабой Раей приключилась радость.
В отличие от Маруси Тамарка была ее кумиром. Все в Тамарке любила баба Рая, даже пьянство, которое органически не терпела в Марусе.
— И пусть пьеть, — говорила баба Рая, когда я указывала ей на эту несправедливость, — ей по должности положено. Она жа ж, должна сделку каждую обмыть, чтобы с богом сладилось дело, и партнеров опять жа ж умаслить должна, и к чиновникам подкатиться, потому как Тамарка не буфетчица там какая жа ж, а цельный президент компании. Тамарка жа пьеть культурно.
Здесь я возразить ничего не могла — Тамарка действительно пила культурно, хоть и много. Приятно было одно: это редко происходило в моем доме.
Пока я размышляла над тем, что будет теперь с Тамаркой и заразится ли она, пришел с работы Евгений, чмокнул меня в щеку и крикнул:
— Баба Рая, жрать хочу!
— Мне ж некогда ж, — заявила с кухни баба Рая. — Я жа ж занята.
Евгений удивился.
— А чем занята? — почему-то спросил он у меня, хотя имел возможность поинтересоваться прямо у бабы Раи.
— Ужин торжественный Тамарке готовит, — сообщила я.
— Ой, е-мое, — подивился Евгений и отправился на кухню, хватать куски из-под рук бабы Раи.
Имея аппетит, который уступал только Марусиному, Евгений был большой любитель крутиться на кухне и втихарцах подъедать самые важные продукты.
Так, Евгению ничего не стоило слопать крем перед непосредственным нанесением его на торт. Крем, конечно же, обычно оказывался очень сложным, и на его приготовление требовалось как минимум два часа, а гости ожидались с минуты на минуту. Можно представить, как возмущалась такими поступками Евгения баба Рая.
Вот и в этот раз он, несмотря на то, что только зашел, уже успел съесть что-то чрезвычайно важное.
Баба Рая аж зашлась от крика, это и помешало ей услышать звонок Тамарки. Я сама ей открыла и прошептала:
— Проходи.
Тамарка на цыпочках прошла и, резко понижая голос, спросила:
— А почему шепотом?
— Чтобы баба Рая не услышала, — пояснила я. — Она уже тебе жутко рада и готовит ужин.
— Ах она моя рыбочка, — умилилась Тамарка, которая обожала бабу Раю уже за одно то, что баба Рая ненавидела Марусю.
— Пойдем в гостиную, — сказала я, — пока нас не застукали. Ведь не дадут поговорить.
В гостиной мы уселись на диван. Тамарка раскрыла сумочку и достала из нее небрежно свернутую шляпку, шляпку, которую сворачивать не рекомендовалось ни при каких обстоятельствах, ту самую шляпку, которую я и в коробку-то укладывала не дыша.
— Вот, Мама, полюбуйся, — трагически воскликнула она, расправляя шляпку и стряхивая с нее крупицы табака и шелуху от семечек.
Я взяла шляпку, с кислым видом покрутила ее в руках и вернула Тамарке.
— Пускай пока поживет у тебя, — сказала я, стоически ставя на шляпке крест.
Тамарка скомкала шляпку, запихнула ее обратно в сумку, сделала мне страшные глаза и спросила:
— Мама, что это такое?
— Еще не знаю сама, — ответила я.
— Хохма не хохма, — продолжила Тамарка, — прикол не прикол, но руки кому-то поотбивать надо бы.
Ума не приложу, кому это выгодно. Юлька сказала, что это маньяк.
— Вполне возможно, — согласилась я.
— Если маньяк, то не так уж покушения и безопасны, как вы все настроились. Маньяк — он существо непредсказуемое. Побалуется-побалуется, да и пришьет кого-нибудь ради прикола. Зря вы к этому так легкомысленно относитесь.
— Почему мы? А ты? У тебя, моя птичка, есть все возможности отнестись к этому нелегкомысленно, — саркастически заметила я. — Покажи нам пример.
Тамарка опешила:
— Мама, а я здесь при чем?
— Нет, ну как я упиралась! — закричала я. — Как не хотела с тобой разговаривать об этом! Нет же, ты, неугомонная, сама на неприятности полезла.
— Да куда я полезла-то? — рассердилась Тамарка. — Говори ясней.
— Куда уж ясней. Сама же утверждала, что все только и говорят об этом, так разве не сказали тебе, что это заразно? Вот Юлька, к примеру, она разве тебе не сказала?
— Говорила что-то…
— Говорила, — передразнила я Тамарку. — Зачем ты пришла? Не хочу я разговаривать с тобой об этом. Если промолчу, кто знает, может, еще и пронесет, не заразишься.
— Думаешь, я могу заразиться от тебя? — с большим сомнением спросила Тамарка.
— Не думаю, я уверена.
— Да ну, чепуха, — отмахнулась она.
Я воздела руки к потолку и, забыв про бабу Раю, завопила:
— И еще она говорит о легкомыслии! Не чепуха! Ты заразилась!
Слава богу, баба Рая меня не услышала, уж слишком она была занята борьбой с Евгением. Ее лай доносился из кухни.
А Тамарка после моего сообщения призадумалась.
Думала сосредоточенно и долго, рассеянно блуждая взглядом по комнате и время от времени выдавая комментарии, не относящиеся к предмету ее углубленных раздумий.
— Коврик, что ли, новый купила? — бросила она вопрос, уронив взгляд на коврик, лет десять уже лежащий у дивана.
— Какой новый, сто лет в обед, — удивилась я.
— Раньше его не замечала, — буркнула Тамарка, не выходя из глубокой мысли.
Я напряженно ждала, чем закончится ее анализ. Тамарка же, упершись взглядом в потолок, по ходу мысли равнодушно отметила:
— Хорошая люстра, жалею, что и себе не купила.
Была ты, Мама, права, брать надо было.
— Я всегда права, — радуясь открывшейся возможности, вставила я.
Но Тамарка уже далека была от люстры. Она уже шарила взглядом по старинной горке, оставшейся мне в наследство от бабушки.
— Горку продавать не решилась? — бегло спросила она.
— Бог с тобой, — испуганно отшатнулась я. — Это же память о бабуле!
— Решишься — я куплю, — невзирая на мою реакцию, рассеянно проинформировала Тамарка.
— Ты о чем говоришь? — рассердилась я. — О том ли у нас речь?
— Я не говорю, я думаю, — пояснила Тамарка.
— Вижу, что думаешь, — мысли скачут, как блохи по шерсти. Неужели не можешь сосредоточиться на чем-то одном? И как только ведешь дела своей компании с такой организацией ума? — подивилась я.
— Хорошо веду, — заверила Тамарка, перепрыгивая взглядом на дверь.
Я с сомнением покачала головой, а Тамарка вдруг изменилась в лице и как закричит:
— Слушай, Мама, а что это там торчит из дверного косяка?
Я оглянулась и увидела стрелу, ту стрелу, которую сначала пожевала Роза, а потом я по очереди находила то у Тоси, то у Ларисы, то у Маруси.
— Так, Мама, что там торчит? — Голос Тамарки был предельно раздражен, думаю, как и она сама.
— Стрела, — промямлила я.
Глава 20
Глава 21
В отличие от Маруси Тамарка была ее кумиром. Все в Тамарке любила баба Рая, даже пьянство, которое органически не терпела в Марусе.
— И пусть пьеть, — говорила баба Рая, когда я указывала ей на эту несправедливость, — ей по должности положено. Она жа ж, должна сделку каждую обмыть, чтобы с богом сладилось дело, и партнеров опять жа ж умаслить должна, и к чиновникам подкатиться, потому как Тамарка не буфетчица там какая жа ж, а цельный президент компании. Тамарка жа пьеть культурно.
Здесь я возразить ничего не могла — Тамарка действительно пила культурно, хоть и много. Приятно было одно: это редко происходило в моем доме.
Пока я размышляла над тем, что будет теперь с Тамаркой и заразится ли она, пришел с работы Евгений, чмокнул меня в щеку и крикнул:
— Баба Рая, жрать хочу!
— Мне ж некогда ж, — заявила с кухни баба Рая. — Я жа ж занята.
Евгений удивился.
— А чем занята? — почему-то спросил он у меня, хотя имел возможность поинтересоваться прямо у бабы Раи.
— Ужин торжественный Тамарке готовит, — сообщила я.
— Ой, е-мое, — подивился Евгений и отправился на кухню, хватать куски из-под рук бабы Раи.
Имея аппетит, который уступал только Марусиному, Евгений был большой любитель крутиться на кухне и втихарцах подъедать самые важные продукты.
Так, Евгению ничего не стоило слопать крем перед непосредственным нанесением его на торт. Крем, конечно же, обычно оказывался очень сложным, и на его приготовление требовалось как минимум два часа, а гости ожидались с минуты на минуту. Можно представить, как возмущалась такими поступками Евгения баба Рая.
Вот и в этот раз он, несмотря на то, что только зашел, уже успел съесть что-то чрезвычайно важное.
Баба Рая аж зашлась от крика, это и помешало ей услышать звонок Тамарки. Я сама ей открыла и прошептала:
— Проходи.
Тамарка на цыпочках прошла и, резко понижая голос, спросила:
— А почему шепотом?
— Чтобы баба Рая не услышала, — пояснила я. — Она уже тебе жутко рада и готовит ужин.
— Ах она моя рыбочка, — умилилась Тамарка, которая обожала бабу Раю уже за одно то, что баба Рая ненавидела Марусю.
— Пойдем в гостиную, — сказала я, — пока нас не застукали. Ведь не дадут поговорить.
В гостиной мы уселись на диван. Тамарка раскрыла сумочку и достала из нее небрежно свернутую шляпку, шляпку, которую сворачивать не рекомендовалось ни при каких обстоятельствах, ту самую шляпку, которую я и в коробку-то укладывала не дыша.
— Вот, Мама, полюбуйся, — трагически воскликнула она, расправляя шляпку и стряхивая с нее крупицы табака и шелуху от семечек.
Я взяла шляпку, с кислым видом покрутила ее в руках и вернула Тамарке.
— Пускай пока поживет у тебя, — сказала я, стоически ставя на шляпке крест.
Тамарка скомкала шляпку, запихнула ее обратно в сумку, сделала мне страшные глаза и спросила:
— Мама, что это такое?
— Еще не знаю сама, — ответила я.
— Хохма не хохма, — продолжила Тамарка, — прикол не прикол, но руки кому-то поотбивать надо бы.
Ума не приложу, кому это выгодно. Юлька сказала, что это маньяк.
— Вполне возможно, — согласилась я.
— Если маньяк, то не так уж покушения и безопасны, как вы все настроились. Маньяк — он существо непредсказуемое. Побалуется-побалуется, да и пришьет кого-нибудь ради прикола. Зря вы к этому так легкомысленно относитесь.
— Почему мы? А ты? У тебя, моя птичка, есть все возможности отнестись к этому нелегкомысленно, — саркастически заметила я. — Покажи нам пример.
Тамарка опешила:
— Мама, а я здесь при чем?
— Нет, ну как я упиралась! — закричала я. — Как не хотела с тобой разговаривать об этом! Нет же, ты, неугомонная, сама на неприятности полезла.
— Да куда я полезла-то? — рассердилась Тамарка. — Говори ясней.
— Куда уж ясней. Сама же утверждала, что все только и говорят об этом, так разве не сказали тебе, что это заразно? Вот Юлька, к примеру, она разве тебе не сказала?
— Говорила что-то…
— Говорила, — передразнила я Тамарку. — Зачем ты пришла? Не хочу я разговаривать с тобой об этом. Если промолчу, кто знает, может, еще и пронесет, не заразишься.
— Думаешь, я могу заразиться от тебя? — с большим сомнением спросила Тамарка.
— Не думаю, я уверена.
— Да ну, чепуха, — отмахнулась она.
Я воздела руки к потолку и, забыв про бабу Раю, завопила:
— И еще она говорит о легкомыслии! Не чепуха! Ты заразилась!
Слава богу, баба Рая меня не услышала, уж слишком она была занята борьбой с Евгением. Ее лай доносился из кухни.
А Тамарка после моего сообщения призадумалась.
Думала сосредоточенно и долго, рассеянно блуждая взглядом по комнате и время от времени выдавая комментарии, не относящиеся к предмету ее углубленных раздумий.
— Коврик, что ли, новый купила? — бросила она вопрос, уронив взгляд на коврик, лет десять уже лежащий у дивана.
— Какой новый, сто лет в обед, — удивилась я.
— Раньше его не замечала, — буркнула Тамарка, не выходя из глубокой мысли.
Я напряженно ждала, чем закончится ее анализ. Тамарка же, упершись взглядом в потолок, по ходу мысли равнодушно отметила:
— Хорошая люстра, жалею, что и себе не купила.
Была ты, Мама, права, брать надо было.
— Я всегда права, — радуясь открывшейся возможности, вставила я.
Но Тамарка уже далека была от люстры. Она уже шарила взглядом по старинной горке, оставшейся мне в наследство от бабушки.
— Горку продавать не решилась? — бегло спросила она.
— Бог с тобой, — испуганно отшатнулась я. — Это же память о бабуле!
— Решишься — я куплю, — невзирая на мою реакцию, рассеянно проинформировала Тамарка.
— Ты о чем говоришь? — рассердилась я. — О том ли у нас речь?
— Я не говорю, я думаю, — пояснила Тамарка.
— Вижу, что думаешь, — мысли скачут, как блохи по шерсти. Неужели не можешь сосредоточиться на чем-то одном? И как только ведешь дела своей компании с такой организацией ума? — подивилась я.
— Хорошо веду, — заверила Тамарка, перепрыгивая взглядом на дверь.
Я с сомнением покачала головой, а Тамарка вдруг изменилась в лице и как закричит:
— Слушай, Мама, а что это там торчит из дверного косяка?
Я оглянулась и увидела стрелу, ту стрелу, которую сначала пожевала Роза, а потом я по очереди находила то у Тоси, то у Ларисы, то у Маруси.
— Так, Мама, что там торчит? — Голос Тамарки был предельно раздражен, думаю, как и она сама.
— Стрела, — промямлила я.
Глава 20
Торчащая из дверного косяка стрела навела меня на многие мысли. Вдруг вспомнила, что, изъяв стрелу у Юли, я не бросила ее халатно в прихожей у зеркала, как я предыдущий раз, а изобретательно спрятала, что исключает доступ к стреле кого бы то ни было, кроме меня. Однако и глазам своим не верить я не могла: стрела торчала из косяка, и это была та самая стрела, которую пожевала Роза.
— Мама, что это за стрела? — строго спросила Тамарка.
Я попыталась удовлетворить ее упорным молчанием, но номер не прошел.
— Ты что, оглохла, Мама?! — возмущенно завопила она. — Отвечай!
— Ай, ну что пристала, какая-то Санькина игрушка, — ответила я, уповая на то, что Тамарка ни разу той стрелы не видала.
Уж очень мне хотелось замять этот разговор, не хотелось разговаривать об этих покушениях и тем заражать свою любимую подругу. Ведь надежда еще была на то, что она не совсем заразилась.
Однако Тамарка на мою хитрость не клюнула и даже рассердилась.
— Мама, — закричала она. — Мама, ты невозможная! Возле этого косяка ты проводишь большую часть своей жизни, и сейчас оттуда торчит стрела, а ты морочишь мне голову Санькиными игрушками.
— Почему это я провожу большую часть жизни у этого косяка? — искренне удивилась я, за собой такого не замечая.
— Да потому, что эта дверь выходит в прихожую и здесь телефон, по которому ты привыкла трепаться часами, и гостей ты встречаешь здесь же — одного за другим, — и провожаешь их потом пачками здесь же, в прихожей. Любому, кто тебя знает, понятно, что здесь стрелой тебя и надо ловить.
— Глупости, это Санька, — твердо стояла на своем я. — Проказник утащил у меня стрелу и воткнул ее в дверной косяк.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Стрела вонзилась на уровне твоей головы, как, по-твоему, так высоко мог достать Санька?
— Он подпрыгнул.
— Подпрыгнул?
— Подпрыгнул.
— На метр с лишним?
— А почему бы нет, — уже без прежней уверенности стояла на своем я.
— Он что у тебя, олимпийский чемпион? — ехидно поинтересовалась Тамарка.
— Он стул подставил, — нашлась я.
Мой последний аргумент оказался удачным — у Тамарки отвисла челюсть, что является признаком многих ее состояний, но на этот раз, думаю, свидетельствовало о растерянности.
— А вот мы сейчас у него у самого спросим, — очень быстро пришла в себя Тамарка и завопила:
— Санька!
Санька!
Из кухни донесся пугающий топот, подобный топоту слоновьего стада, если, конечно, ходят стадом слоны. Вместе с Санькой на зов прибежали Евгений с куском бисквита в руке и баба Рая со скалкой. Баба Рая, увидев Тамарку, обрадовалась и горестно запричитала:
— Ай, божечки, дай она жа ж уже жа ж пришла, ай дак у меня жа ж еще жа ж ничего не готово! Ай да что жа ж здесь будешь делать?!
— Баба Рая, не жужжи, — попросила я.
А Тамарка вскочила с дивана и, умиляя всех нас, обняла бабу Раю и с нежностью ее успокоила, сильно насторожив Евгения.
— Бабулечка Раюлечка, — сказала она, доставая из сумки литровую бутылку водки. — Я надолго, и вы все успеете, можете не волноваться.
Тамарка радостно потрясла бутылкой и торжественно передала ее бабе Рае.
— Только не это! — закричала я, шарахаясь от бутылки как черт от ладана.
— Чавой-то ты? — осудила меня баба Рая. — То пьеть беспробудно, а то целку из себя строить.
— Баба Рая, — возмутилась я, — здесь ребенок!
— А той он сам тебе все не расскажеть, — махнула рукой баба Рая и отправилась на кухню.
Евгений, пожимая плечами, поспешил за ней, а Тамарка погладила по голове моего Саньку и ласково у него спросила:
— Санечка, это ты воткнул в косяк стрелу?
Санька отреагировал правильно, в этих вопросах учить его не приходится.
— Какую стрелу? — спросил он, устремляя на Тамарку невинный взор.
— Вот эту. — Тамарка ткнула пальцем непосредственно в стрелу.
— Не-а, — изображая скуку и зевая, ответил Санька. — Не я.
— Вот видишь! — торжествуя, воскликнула Тамарка. — Я же говорила. Ребенок сказал «не-а».
— А ты полагала услышать другой ответ? — изумилась я ее наивности. — Ты полагаешь, что он сказал бы «ага»? Он не сказал бы этого, поймай ты его за руку.
Санька, — обратилась я к сыну. — Если бы ты воткнул в косяк эту стрелу, что бы ты мне сказал? Только честно, ругать не буду.
— Я ее туда не втыкал, — очень дипломатично ушел от ответа Санька Я загордилась своим ребенком. Какой он умница, и это в пять лет. Что же с ним будет дальше?
— Иди к бабе Рае и передай ей, что я разрешила дать тебе шоколадку, — в качестве поощрения сказала я, целуя сына в макушку.
Санька радостный убежал, а я с укором посмотрела на Тамарку.
— Какая разница, — сказала я. — Ну какая тебе разница, кто воткнул сюда стрелу? Ведь нет же никакой разницы.
— Большая разница, — упрямо возразила она. — Так — на тебя уже покушались и больше не будут, а так — тебе еще это предстоит. Вдруг промахнутся и попадут тебе в голову?
— Типун тебе на язык, — содрогнулась я. — Ты допрыгалась, брюнетка, теперь я тебя поздравляю. Попадут мне в голову или нет, это уже не твоя забота. Теперь заботься о своей голове.
— Что ты имеешь в виду? — мгновенно озаботилась Тамарка.
— То, что теперь ты точно заразилась.
Громкий рев раздался из кухни и быстро начал приближаться к нам. С этим ревом и вбежал в комнату Санька.
— Ма-аамааа, а баба Рая не дала шоколадки-иии! — безутешно рыдал ребенок.
— И что она сказала? — опрометчиво поинтересовалась я.
— Чтобы шел я вместе с то-боой, а дальше не скажу, ты ругаться буде-еешь.
Да, баба Рая за моей спиной не слишком-то подбирает выражения.
— Вот же вредная старуха, — возмутилась я, обращаясь уже к Тамарке. — Видишь, в каких условиях мне приходится жить. Разве испугаешь меня какой-то стрелой, когда рядом такие враги?
— Успокойся, мой маленький котеночек, — сказала Тамарка, оставаясь безучастной ко мне и вытирая слезы Саньке. — Баба Рая уже старенькая, не стоит на нее обижаться. Она добрая и скоро умрет, — все же сжалившись надо мной, подбодряюще закончила свою сентенцию Тамарка.
Она достала из сумочки шоколад, которым обычно угощала ребенка на прощанье, и протянула плитку Саньке.
— На, выпросил-таки раньше времени, — сказала она, подталкивая Саньку к выходу.
Счастливый Санька схватил шоколад, поднял его высоко над головой, да так и помчался злорадно хвастаться бабе Рае.
— Значит, ты думаешь, что и я заразилась? — делая мне страшные глаза, спросила Тамарка.
— Не думаю, а уверена.
— Может, еще пронесет?
— Сомневаюсь.
— Ах, черт! — щелкнув пальцами, выругалась Тамарка.
— Сама виновата, — напомнила я.
— Ладно, посмотрим, — беспечно махнула рукой она. — Во всяком случае, никто не погиб, следовательно, это совсем не страшно. Ну прострелят там шляпку, упадет картина — ерунда.
— Кто-то только что обвинял нас всех в легкомыслии, — напомнила я.
Тамарка рассердилась.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Чего ты от меня хочешь? Хорошо, давай думать. Кто это может быть? У тебя есть варианты?
— Есть, — бодро ответила я.
— Мама, что это за стрела? — строго спросила Тамарка.
Я попыталась удовлетворить ее упорным молчанием, но номер не прошел.
— Ты что, оглохла, Мама?! — возмущенно завопила она. — Отвечай!
— Ай, ну что пристала, какая-то Санькина игрушка, — ответила я, уповая на то, что Тамарка ни разу той стрелы не видала.
Уж очень мне хотелось замять этот разговор, не хотелось разговаривать об этих покушениях и тем заражать свою любимую подругу. Ведь надежда еще была на то, что она не совсем заразилась.
Однако Тамарка на мою хитрость не клюнула и даже рассердилась.
— Мама, — закричала она. — Мама, ты невозможная! Возле этого косяка ты проводишь большую часть своей жизни, и сейчас оттуда торчит стрела, а ты морочишь мне голову Санькиными игрушками.
— Почему это я провожу большую часть жизни у этого косяка? — искренне удивилась я, за собой такого не замечая.
— Да потому, что эта дверь выходит в прихожую и здесь телефон, по которому ты привыкла трепаться часами, и гостей ты встречаешь здесь же — одного за другим, — и провожаешь их потом пачками здесь же, в прихожей. Любому, кто тебя знает, понятно, что здесь стрелой тебя и надо ловить.
— Глупости, это Санька, — твердо стояла на своем я. — Проказник утащил у меня стрелу и воткнул ее в дверной косяк.
— Мама, ты невозможная! — закричала Тамарка. — Стрела вонзилась на уровне твоей головы, как, по-твоему, так высоко мог достать Санька?
— Он подпрыгнул.
— Подпрыгнул?
— Подпрыгнул.
— На метр с лишним?
— А почему бы нет, — уже без прежней уверенности стояла на своем я.
— Он что у тебя, олимпийский чемпион? — ехидно поинтересовалась Тамарка.
— Он стул подставил, — нашлась я.
Мой последний аргумент оказался удачным — у Тамарки отвисла челюсть, что является признаком многих ее состояний, но на этот раз, думаю, свидетельствовало о растерянности.
— А вот мы сейчас у него у самого спросим, — очень быстро пришла в себя Тамарка и завопила:
— Санька!
Санька!
Из кухни донесся пугающий топот, подобный топоту слоновьего стада, если, конечно, ходят стадом слоны. Вместе с Санькой на зов прибежали Евгений с куском бисквита в руке и баба Рая со скалкой. Баба Рая, увидев Тамарку, обрадовалась и горестно запричитала:
— Ай, божечки, дай она жа ж уже жа ж пришла, ай дак у меня жа ж еще жа ж ничего не готово! Ай да что жа ж здесь будешь делать?!
— Баба Рая, не жужжи, — попросила я.
А Тамарка вскочила с дивана и, умиляя всех нас, обняла бабу Раю и с нежностью ее успокоила, сильно насторожив Евгения.
— Бабулечка Раюлечка, — сказала она, доставая из сумки литровую бутылку водки. — Я надолго, и вы все успеете, можете не волноваться.
Тамарка радостно потрясла бутылкой и торжественно передала ее бабе Рае.
— Только не это! — закричала я, шарахаясь от бутылки как черт от ладана.
— Чавой-то ты? — осудила меня баба Рая. — То пьеть беспробудно, а то целку из себя строить.
— Баба Рая, — возмутилась я, — здесь ребенок!
— А той он сам тебе все не расскажеть, — махнула рукой баба Рая и отправилась на кухню.
Евгений, пожимая плечами, поспешил за ней, а Тамарка погладила по голове моего Саньку и ласково у него спросила:
— Санечка, это ты воткнул в косяк стрелу?
Санька отреагировал правильно, в этих вопросах учить его не приходится.
— Какую стрелу? — спросил он, устремляя на Тамарку невинный взор.
— Вот эту. — Тамарка ткнула пальцем непосредственно в стрелу.
— Не-а, — изображая скуку и зевая, ответил Санька. — Не я.
— Вот видишь! — торжествуя, воскликнула Тамарка. — Я же говорила. Ребенок сказал «не-а».
— А ты полагала услышать другой ответ? — изумилась я ее наивности. — Ты полагаешь, что он сказал бы «ага»? Он не сказал бы этого, поймай ты его за руку.
Санька, — обратилась я к сыну. — Если бы ты воткнул в косяк эту стрелу, что бы ты мне сказал? Только честно, ругать не буду.
— Я ее туда не втыкал, — очень дипломатично ушел от ответа Санька Я загордилась своим ребенком. Какой он умница, и это в пять лет. Что же с ним будет дальше?
— Иди к бабе Рае и передай ей, что я разрешила дать тебе шоколадку, — в качестве поощрения сказала я, целуя сына в макушку.
Санька радостный убежал, а я с укором посмотрела на Тамарку.
— Какая разница, — сказала я. — Ну какая тебе разница, кто воткнул сюда стрелу? Ведь нет же никакой разницы.
— Большая разница, — упрямо возразила она. — Так — на тебя уже покушались и больше не будут, а так — тебе еще это предстоит. Вдруг промахнутся и попадут тебе в голову?
— Типун тебе на язык, — содрогнулась я. — Ты допрыгалась, брюнетка, теперь я тебя поздравляю. Попадут мне в голову или нет, это уже не твоя забота. Теперь заботься о своей голове.
— Что ты имеешь в виду? — мгновенно озаботилась Тамарка.
— То, что теперь ты точно заразилась.
Громкий рев раздался из кухни и быстро начал приближаться к нам. С этим ревом и вбежал в комнату Санька.
— Ма-аамааа, а баба Рая не дала шоколадки-иии! — безутешно рыдал ребенок.
— И что она сказала? — опрометчиво поинтересовалась я.
— Чтобы шел я вместе с то-боой, а дальше не скажу, ты ругаться буде-еешь.
Да, баба Рая за моей спиной не слишком-то подбирает выражения.
— Вот же вредная старуха, — возмутилась я, обращаясь уже к Тамарке. — Видишь, в каких условиях мне приходится жить. Разве испугаешь меня какой-то стрелой, когда рядом такие враги?
— Успокойся, мой маленький котеночек, — сказала Тамарка, оставаясь безучастной ко мне и вытирая слезы Саньке. — Баба Рая уже старенькая, не стоит на нее обижаться. Она добрая и скоро умрет, — все же сжалившись надо мной, подбодряюще закончила свою сентенцию Тамарка.
Она достала из сумочки шоколад, которым обычно угощала ребенка на прощанье, и протянула плитку Саньке.
— На, выпросил-таки раньше времени, — сказала она, подталкивая Саньку к выходу.
Счастливый Санька схватил шоколад, поднял его высоко над головой, да так и помчался злорадно хвастаться бабе Рае.
— Значит, ты думаешь, что и я заразилась? — делая мне страшные глаза, спросила Тамарка.
— Не думаю, а уверена.
— Может, еще пронесет?
— Сомневаюсь.
— Ах, черт! — щелкнув пальцами, выругалась Тамарка.
— Сама виновата, — напомнила я.
— Ладно, посмотрим, — беспечно махнула рукой она. — Во всяком случае, никто не погиб, следовательно, это совсем не страшно. Ну прострелят там шляпку, упадет картина — ерунда.
— Кто-то только что обвинял нас всех в легкомыслии, — напомнила я.
Тамарка рассердилась.
— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Чего ты от меня хочешь? Хорошо, давай думать. Кто это может быть? У тебя есть варианты?
— Есть, — бодро ответила я.
Глава 21
— Есть варианты?! — изумилась Тамарка.
— Конечно, без этого я не могу.
— И кто же покушается на всех?
— Пупс, — небрежно молвила я.
— Пупс?!!
— Пупс.
Тамарка разволновалась.
— Неужели Пупс?
— Думаю, да.
— Не может быть.
— Получается, что может.
— Да почему же Пупс? — нервничая, спросила Тамарка.
— Потому что он украл мою стрелу и она вскоре полетела в Юлю.
— Что значит — украл стрелу?
— Я бросила стрелу у зеркала в прихожей, а Пупс как раз в этот период очень странно ко мне приходил.
Вдруг взял и пришел без всякого повода.
Тамарка пришла в изумление:
— Невероятно! Без всякого повода? Он что же, просто пришел, и все? Без вопросов?
— Ну нет, вопросы он, конечно, задавал, — призналась я, — но все это не убедительно. Гораздо убедительней то, что после его ухода стрела пропала, а ведь она лежала на самом видном месте в прихожей: на столике возле зеркала.
— Думаешь, он взял?
— Да. Уже потом я поняла, что Пупс приходил за стрелой.
— И как же ты это поняла? — преисполняясь ехидством, осведомилась Тамарка.
— Очень просто. Посуди сама, он вел себя очень странно: сначала Пупс отказался проходить в комнату, ссылаясь на то, что скоро уйдет, потом долго топтался в прихожей, не решаясь начать разговор и якобы опасаясь, что баба Рая подслушает.
— Тебе это кажется странным? — ядовито заметила Тамарка. — Не этого ли опасаются все твои гости, не исключая меня?
— Этого, — вынуждена была согласиться я, — но Пупс слишком очевидно вынуждал меня выйти из прихожей. Уверена, он уже заметил стрелу — трудно не заметить, когда она лежит на самом видном месте, — а потому задался целью выпроводить меня поскорей, чтобы сцапать стрелу и смыться.
— Глупости, — надменно изрекла Тамарка. — Кто угодно, только не Пупс. Он абсолютно не предназначен для этого.
— Для чего этого: для убийства или для воровства? — на всякий случай уточнила я.
— И для того и для другого. Пупс вообще ни для чего не предназначен, просто удивительно, как с ним Роза в этой жизни выкручивается.
— При чем здесь Роза? Я о стреле!
— Пупс не мог ее взять, — рассердилась Тамарка.
— Больше стрелу взять было некому, — разозлилась и я. — Он спер ее, пока я ходила закрывать дверь, чтобы не подслушивала баба Рая.
Тамарка призадумалась.
— Ты так уверена, а я даже не знаю, — продолжала сомневаться она.
Из кухни снова донесся истошный крик, и с молниеносной скоростью он опять устремился к нам в гостиную. С этим криком секундой позже вновь вбежал Санька.
— Баба Рая отняла мою шоколадку-ууу! — безутешно выл он.
Мы с Тамаркой, негодуя, переглянулись.
— А ты сказал бабе Рае, кто ее дал тебе? — возмущенно спросила я.
— Не-еет, — размазывая слезы по лицу, признался Санька.
— Так пойди ей скажи, — посоветовала я. — Скажи бабе Рае, что шоколад тебе дала сама тетя Тамара, и увидишь, что будет.
— Она отдаст? — загораясь надежной, спросил Санька.
— Обязательно, — заверила я. — И еще от себя сунет в придачу.
— Ура-ааа! — радостно завопил Санька и, окрыленный, помчался на кухню.
Я же решила брать быка за рога.
— Вот что мы с тобой должны сделать, Тома, — не теряя времени даром, сказала я. — Совершенно очевидно, что маньяка так сразу не найдешь, голову сильно поломать придется, а зараза передается вербальным методом, то есть в устной форме.
— Куда ты клонишь? — насторожилась Тамарка.
— Послушай — и все поймешь, — пообещала я. — Нам сейчас что надо? Остановить эту странную эпидемию. Найдем мы маньяка или нет, это еще бабушка надвое сказала, а вот поставить щит на пути распространения эпидемии нам по силам.
— Это как же? — спросила Тамарка, преисполняясь скептицизмом.
«Посмотрим, голубушка, что ты скажешь, когда увидишь, как я умна», — не без гордости подумала я и продолжила:
— Следи за моей мыслью глубокой. Каким образом маньяк выбирает следующую жертву?
Тамарка тупо уставилась на меня, испытывая большие затруднения с ответом. У меня же таких затруднений не было, поэтому я мгновенно ответила на свой вопрос.
— Маньяк следующую жертву выбирает с помощью предыдущей, — с чувством глубочайшего восхищения собой сообщила я и тут же эту сложную мысль пояснила:
— Как только с Розой случилась стрела и дырка в шляпке, она сразу же бросилась трезвонить об этом.
— Так же поступила и Тося, а следом и Лариса, и Маруся, и Юля, — ловя мою мысль на лету, продолжила Тамарка.
— Правильно, — одобрила я. — А чего еще от них ждать? Бабы — они и есть бабы. Мы же с тобой женщины умные, тонкие, интеллигентные.
— Не могу с тобой не согласиться, — вставила Тамарка.
— Следовательно, у нас есть все шансы эпидемию остановить. Мы же не варвары типа Тоси или Юли, у нас же нет того зуда, который не позволяет удержаться в… Короче, сама знаешь.
— Знаю-знаю, — прочувствованно заверила Тамарка.
— Поэтому мы не станем рассказывать о своих шляпках, картинах и стрелах, летящих бог знает откуда. О том, что заразилась я, все узнали от Юли. Маньяк, Пупс это или не Пупс, не важно пока, важно то, что он, маньяк, близкий к нашим кругам человек.
— Почему так думаешь?
— Ну как же, конечно, близкий, раз он может беспрепятственно слушать все наши сплетни.
— Да, — согласилась Тамарка, — я тоже не верю в чудеса.
— В них никто не верит, кроме Маруси. Так вот, маньяк узнает от предыдущей жертвы о последующей.
Сначала это было не так просто, поскольку жертвы ни о чем не догадывались, а он почему-то нацелился покушаться именно на ту, которая узнает о последующем покушении самой первой.
— Лично я, задав Розе несколько вопросов, легко установила, кому она первому поведала о своей шляпке, — сообщила Тамарка. — То же мог сделать и маньяк, если он из нашего круга.
— Ты права, — согласилась я, — но сейчас еще проще, сейчас и узнавать не надо — жертвы сами трезвонят, кому эстафету передали. Вот Юля, к примеру. Не успев толком заразить меня, она сразу же растрепала об этом всему белому свету.
— Это так, — подтвердила Тамарка. — Лично я узнала о том, что ты заразилась, ровно через десять минут от Юльки. Не звонила тебе лишь потому, что расстраивать не хотела.
— А что меня расстраивать, — удивилась я. — Я узнала это раньше тебя.
— Не тебя, а меня, — пояснила Тамарка. — Себя я расстраивать не хотела. У меня в эти дни была череда очень важных встреч, поэтому я старалась избегать вредных эмоций, а всем известно, что самая вредная эмоция — это ты, Мама. Вот я и хотела тебя избежать, вместе со всеми эмоциями.
— Зато теперь не избежишь, — злорадно заявила я. — Приготовь похуже шляпку. Ее скоро прострелят.
— Я надену твою, — той же монетой отплатила Тамарка.
— Надевай хоть сразу все, — демонстрируя неслыханную щедрость, заявила я. — Если не станешь распускать свой язык, моим шляпкам ничего не грозит.
— Почему это? — обиделась Тамарка.
— Тогда ты ничего не поняла, — расстроилась я. — Как ты узнала, что и я уже в деле?
— Ну Юля же сообщила, сколько можно об этом.
— Вот видишь, Юля всем сообщила, что я заразилась, а я никому ничего сообщать не буду.
— Но ты уже мне сообщила.
— Да, но не в твоих интересах это разглашать, ведь ты же первая, кому я сообщила, следовательно, покушаться маньяк будет уже на тебя. Тебе это нужно?
— Совершенно не нужно, — призналась Тамарка.
— Вот и молчи. Маньяк покрутится-покрутится, а на кого покушаться-то, и не поймет. Я же молчок.
И ты, надеюсь, молчок.
— Я-то молчок, но как выдержишь ты? Все же теперь будут страшно пытать тебя.
— Пускай пытают, а я умная, тонкая и интеллигентная, потому и молчок. Буду всем говорить, что нет никаких покушений.
— Врать будешь, — поджимая губы, констатировала Тамарка.
— Да, буду врать, — храбро подтвердила я. — Пускай маньяк хоть стреляет, хоть стрелы в меня пускает, а я о подвигах его рассказывать не буду. Не буду и не буду! Вот тут-то он и обломается.
Я скрутила внушительную дулю и злорадно изрекла в пространство:
— Ну что, съел, маньяк? Схавал?
Тамарка обласкала меня восхищенным взглядом и заверила:
— Я тоже буду молчать.
— Молодец, — одобрила я.
— Пускай цепочка оборвется, не надо больше жертв, а то далеко дело может зайти. Кто это остановит, если не я? — с пафосом вопросила Тамарка, неуклюже пытаясь сделать вид, что старается исключительно ради человечества, будто я дура и не понимаю, что в этом молчании есть ее прямая выгода.
Я хотела Тамарку тут же изобличить, чтобы не задирала она нос, но в комнату вбежал счастливый Санька.
В каждой его руке было по две шоколадки.
— С ума сойти! — ужаснулась я. — Ты где столько. шоколаду взял?
— Баба Рая дала, — радостно сообщил Санька.
— Как только узнала, кто инициатор, — догадалась я, не без зависти глядя на Тамарку.
— Вот она, волшебная сила любви, — с довольной улыбкой изрекла Тамарка.
— Слишком мало баба Рая с тобой общается, — справедливо заметила я.
Баба Рая — легка на помине — вошла в комнату и торжественно произнесла:
— Ужин жа готов. Милости просим к столу.
Тамарка расплылась в улыбке, а я сердито сказала:
— Вот чтоб каждый вечер меня так на ужин звала.
Я рисковала нарваться на грубость, но бабе Рае было не до меня, она уже погрузилась в милую беседу с Тамарой.
На кухне нас ждал роскошно накрытый стол. Пока Евгений радовался яствам, как ребенок, я мрачнела от злости, ревности и обиды.
«Почему жизнь полна лжи и несправедливости?» — думала я.
Однако вопль души моей был нем, а души окружающих — глухи.
Все уселись за стол, каждый со своими намерениями: Санька — чтобы тут же, когда увлекутся взрослые, выскользнуть в Красную комнату и включить телевизор; Евгений — чтобы сытно поужинать и отбыть на диван; баба Рая — чтобы насладиться приятной беседой; Тамарка — чтобы забыться от забот среди людей, которые искренне ее любят…
Для чего, ни есть ни пить не желая, за стол села я?
Как тот жид — за компанию.
Поскольку компания не замечала меня, долго я за тем столом не просидела, чего нельзя сказать о Тамарке и бабе Рае.
Могу сказать, что Во всем дальнейшем виновата только она, баба Рая.
Если бы баба Рая не напоила мою Тамарку, честная Тамарка, хоть кровь из носу, сдержала бы слово, но баба Рая и литровая бутылка водки сделали свое…
Пока мы с Евгением после легкого ужина занимались воспитанием ребенка в духе сознательности и гуманизма, читая по ролям сказку про Емелю-дурака и щуку, Тамарка и баба Рая энергично приговорили бутылку.
Бабе Рае ничего, ее сморило, она спать легла и на утро проснулась как стеклышко, если не считать проблемой похмелье, а вот Тамарка…
Хочется в связи с этим вспомнить известную всем историю про того бедного монаха, который в странствии своем, желая уютно на ночлег пристроиться, долго решал задачу, коварно поставленную хитрой вдовой: в чем грех меньший — в чарке самогонки, в заклании козла или в совокуплении с самой же вдовой, бесстыдно источающей женскую силу.
Поскольку от решения этой задачи зависело, где монаху предстоящую ночь ночевать — в теплой и мягкой постели или под открытым небом в придорожных кустах, — голову поломал бедняга изрядно и после немалых мук решил, что погубить козлиную душу — грех чрезмерно великий и больше его — только грех совокупления с дебелой, истекающей жизненным соком вдовой. На фоне этих двух гигантских грехов какая-то жалкая чарка самогона показалась монаху тем мизером, который, являясь все же грехом, дает надежду на всемилостивейшее божье прошение, а следовательно, грех этот можно и во внимание не принимать, если речь идет о теплом и мягком ночлеге.
— Конечно, без этого я не могу.
— И кто же покушается на всех?
— Пупс, — небрежно молвила я.
— Пупс?!!
— Пупс.
Тамарка разволновалась.
— Неужели Пупс?
— Думаю, да.
— Не может быть.
— Получается, что может.
— Да почему же Пупс? — нервничая, спросила Тамарка.
— Потому что он украл мою стрелу и она вскоре полетела в Юлю.
— Что значит — украл стрелу?
— Я бросила стрелу у зеркала в прихожей, а Пупс как раз в этот период очень странно ко мне приходил.
Вдруг взял и пришел без всякого повода.
Тамарка пришла в изумление:
— Невероятно! Без всякого повода? Он что же, просто пришел, и все? Без вопросов?
— Ну нет, вопросы он, конечно, задавал, — призналась я, — но все это не убедительно. Гораздо убедительней то, что после его ухода стрела пропала, а ведь она лежала на самом видном месте в прихожей: на столике возле зеркала.
— Думаешь, он взял?
— Да. Уже потом я поняла, что Пупс приходил за стрелой.
— И как же ты это поняла? — преисполняясь ехидством, осведомилась Тамарка.
— Очень просто. Посуди сама, он вел себя очень странно: сначала Пупс отказался проходить в комнату, ссылаясь на то, что скоро уйдет, потом долго топтался в прихожей, не решаясь начать разговор и якобы опасаясь, что баба Рая подслушает.
— Тебе это кажется странным? — ядовито заметила Тамарка. — Не этого ли опасаются все твои гости, не исключая меня?
— Этого, — вынуждена была согласиться я, — но Пупс слишком очевидно вынуждал меня выйти из прихожей. Уверена, он уже заметил стрелу — трудно не заметить, когда она лежит на самом видном месте, — а потому задался целью выпроводить меня поскорей, чтобы сцапать стрелу и смыться.
— Глупости, — надменно изрекла Тамарка. — Кто угодно, только не Пупс. Он абсолютно не предназначен для этого.
— Для чего этого: для убийства или для воровства? — на всякий случай уточнила я.
— И для того и для другого. Пупс вообще ни для чего не предназначен, просто удивительно, как с ним Роза в этой жизни выкручивается.
— При чем здесь Роза? Я о стреле!
— Пупс не мог ее взять, — рассердилась Тамарка.
— Больше стрелу взять было некому, — разозлилась и я. — Он спер ее, пока я ходила закрывать дверь, чтобы не подслушивала баба Рая.
Тамарка призадумалась.
— Ты так уверена, а я даже не знаю, — продолжала сомневаться она.
Из кухни снова донесся истошный крик, и с молниеносной скоростью он опять устремился к нам в гостиную. С этим криком секундой позже вновь вбежал Санька.
— Баба Рая отняла мою шоколадку-ууу! — безутешно выл он.
Мы с Тамаркой, негодуя, переглянулись.
— А ты сказал бабе Рае, кто ее дал тебе? — возмущенно спросила я.
— Не-еет, — размазывая слезы по лицу, признался Санька.
— Так пойди ей скажи, — посоветовала я. — Скажи бабе Рае, что шоколад тебе дала сама тетя Тамара, и увидишь, что будет.
— Она отдаст? — загораясь надежной, спросил Санька.
— Обязательно, — заверила я. — И еще от себя сунет в придачу.
— Ура-ааа! — радостно завопил Санька и, окрыленный, помчался на кухню.
Я же решила брать быка за рога.
— Вот что мы с тобой должны сделать, Тома, — не теряя времени даром, сказала я. — Совершенно очевидно, что маньяка так сразу не найдешь, голову сильно поломать придется, а зараза передается вербальным методом, то есть в устной форме.
— Куда ты клонишь? — насторожилась Тамарка.
— Послушай — и все поймешь, — пообещала я. — Нам сейчас что надо? Остановить эту странную эпидемию. Найдем мы маньяка или нет, это еще бабушка надвое сказала, а вот поставить щит на пути распространения эпидемии нам по силам.
— Это как же? — спросила Тамарка, преисполняясь скептицизмом.
«Посмотрим, голубушка, что ты скажешь, когда увидишь, как я умна», — не без гордости подумала я и продолжила:
— Следи за моей мыслью глубокой. Каким образом маньяк выбирает следующую жертву?
Тамарка тупо уставилась на меня, испытывая большие затруднения с ответом. У меня же таких затруднений не было, поэтому я мгновенно ответила на свой вопрос.
— Маньяк следующую жертву выбирает с помощью предыдущей, — с чувством глубочайшего восхищения собой сообщила я и тут же эту сложную мысль пояснила:
— Как только с Розой случилась стрела и дырка в шляпке, она сразу же бросилась трезвонить об этом.
— Так же поступила и Тося, а следом и Лариса, и Маруся, и Юля, — ловя мою мысль на лету, продолжила Тамарка.
— Правильно, — одобрила я. — А чего еще от них ждать? Бабы — они и есть бабы. Мы же с тобой женщины умные, тонкие, интеллигентные.
— Не могу с тобой не согласиться, — вставила Тамарка.
— Следовательно, у нас есть все шансы эпидемию остановить. Мы же не варвары типа Тоси или Юли, у нас же нет того зуда, который не позволяет удержаться в… Короче, сама знаешь.
— Знаю-знаю, — прочувствованно заверила Тамарка.
— Поэтому мы не станем рассказывать о своих шляпках, картинах и стрелах, летящих бог знает откуда. О том, что заразилась я, все узнали от Юли. Маньяк, Пупс это или не Пупс, не важно пока, важно то, что он, маньяк, близкий к нашим кругам человек.
— Почему так думаешь?
— Ну как же, конечно, близкий, раз он может беспрепятственно слушать все наши сплетни.
— Да, — согласилась Тамарка, — я тоже не верю в чудеса.
— В них никто не верит, кроме Маруси. Так вот, маньяк узнает от предыдущей жертвы о последующей.
Сначала это было не так просто, поскольку жертвы ни о чем не догадывались, а он почему-то нацелился покушаться именно на ту, которая узнает о последующем покушении самой первой.
— Лично я, задав Розе несколько вопросов, легко установила, кому она первому поведала о своей шляпке, — сообщила Тамарка. — То же мог сделать и маньяк, если он из нашего круга.
— Ты права, — согласилась я, — но сейчас еще проще, сейчас и узнавать не надо — жертвы сами трезвонят, кому эстафету передали. Вот Юля, к примеру. Не успев толком заразить меня, она сразу же растрепала об этом всему белому свету.
— Это так, — подтвердила Тамарка. — Лично я узнала о том, что ты заразилась, ровно через десять минут от Юльки. Не звонила тебе лишь потому, что расстраивать не хотела.
— А что меня расстраивать, — удивилась я. — Я узнала это раньше тебя.
— Не тебя, а меня, — пояснила Тамарка. — Себя я расстраивать не хотела. У меня в эти дни была череда очень важных встреч, поэтому я старалась избегать вредных эмоций, а всем известно, что самая вредная эмоция — это ты, Мама. Вот я и хотела тебя избежать, вместе со всеми эмоциями.
— Зато теперь не избежишь, — злорадно заявила я. — Приготовь похуже шляпку. Ее скоро прострелят.
— Я надену твою, — той же монетой отплатила Тамарка.
— Надевай хоть сразу все, — демонстрируя неслыханную щедрость, заявила я. — Если не станешь распускать свой язык, моим шляпкам ничего не грозит.
— Почему это? — обиделась Тамарка.
— Тогда ты ничего не поняла, — расстроилась я. — Как ты узнала, что и я уже в деле?
— Ну Юля же сообщила, сколько можно об этом.
— Вот видишь, Юля всем сообщила, что я заразилась, а я никому ничего сообщать не буду.
— Но ты уже мне сообщила.
— Да, но не в твоих интересах это разглашать, ведь ты же первая, кому я сообщила, следовательно, покушаться маньяк будет уже на тебя. Тебе это нужно?
— Совершенно не нужно, — призналась Тамарка.
— Вот и молчи. Маньяк покрутится-покрутится, а на кого покушаться-то, и не поймет. Я же молчок.
И ты, надеюсь, молчок.
— Я-то молчок, но как выдержишь ты? Все же теперь будут страшно пытать тебя.
— Пускай пытают, а я умная, тонкая и интеллигентная, потому и молчок. Буду всем говорить, что нет никаких покушений.
— Врать будешь, — поджимая губы, констатировала Тамарка.
— Да, буду врать, — храбро подтвердила я. — Пускай маньяк хоть стреляет, хоть стрелы в меня пускает, а я о подвигах его рассказывать не буду. Не буду и не буду! Вот тут-то он и обломается.
Я скрутила внушительную дулю и злорадно изрекла в пространство:
— Ну что, съел, маньяк? Схавал?
Тамарка обласкала меня восхищенным взглядом и заверила:
— Я тоже буду молчать.
— Молодец, — одобрила я.
— Пускай цепочка оборвется, не надо больше жертв, а то далеко дело может зайти. Кто это остановит, если не я? — с пафосом вопросила Тамарка, неуклюже пытаясь сделать вид, что старается исключительно ради человечества, будто я дура и не понимаю, что в этом молчании есть ее прямая выгода.
Я хотела Тамарку тут же изобличить, чтобы не задирала она нос, но в комнату вбежал счастливый Санька.
В каждой его руке было по две шоколадки.
— С ума сойти! — ужаснулась я. — Ты где столько. шоколаду взял?
— Баба Рая дала, — радостно сообщил Санька.
— Как только узнала, кто инициатор, — догадалась я, не без зависти глядя на Тамарку.
— Вот она, волшебная сила любви, — с довольной улыбкой изрекла Тамарка.
— Слишком мало баба Рая с тобой общается, — справедливо заметила я.
Баба Рая — легка на помине — вошла в комнату и торжественно произнесла:
— Ужин жа готов. Милости просим к столу.
Тамарка расплылась в улыбке, а я сердито сказала:
— Вот чтоб каждый вечер меня так на ужин звала.
Я рисковала нарваться на грубость, но бабе Рае было не до меня, она уже погрузилась в милую беседу с Тамарой.
На кухне нас ждал роскошно накрытый стол. Пока Евгений радовался яствам, как ребенок, я мрачнела от злости, ревности и обиды.
«Почему жизнь полна лжи и несправедливости?» — думала я.
Однако вопль души моей был нем, а души окружающих — глухи.
Все уселись за стол, каждый со своими намерениями: Санька — чтобы тут же, когда увлекутся взрослые, выскользнуть в Красную комнату и включить телевизор; Евгений — чтобы сытно поужинать и отбыть на диван; баба Рая — чтобы насладиться приятной беседой; Тамарка — чтобы забыться от забот среди людей, которые искренне ее любят…
Для чего, ни есть ни пить не желая, за стол села я?
Как тот жид — за компанию.
Поскольку компания не замечала меня, долго я за тем столом не просидела, чего нельзя сказать о Тамарке и бабе Рае.
Могу сказать, что Во всем дальнейшем виновата только она, баба Рая.
Если бы баба Рая не напоила мою Тамарку, честная Тамарка, хоть кровь из носу, сдержала бы слово, но баба Рая и литровая бутылка водки сделали свое…
Пока мы с Евгением после легкого ужина занимались воспитанием ребенка в духе сознательности и гуманизма, читая по ролям сказку про Емелю-дурака и щуку, Тамарка и баба Рая энергично приговорили бутылку.
Бабе Рае ничего, ее сморило, она спать легла и на утро проснулась как стеклышко, если не считать проблемой похмелье, а вот Тамарка…
Хочется в связи с этим вспомнить известную всем историю про того бедного монаха, который в странствии своем, желая уютно на ночлег пристроиться, долго решал задачу, коварно поставленную хитрой вдовой: в чем грех меньший — в чарке самогонки, в заклании козла или в совокуплении с самой же вдовой, бесстыдно источающей женскую силу.
Поскольку от решения этой задачи зависело, где монаху предстоящую ночь ночевать — в теплой и мягкой постели или под открытым небом в придорожных кустах, — голову поломал бедняга изрядно и после немалых мук решил, что погубить козлиную душу — грех чрезмерно великий и больше его — только грех совокупления с дебелой, истекающей жизненным соком вдовой. На фоне этих двух гигантских грехов какая-то жалкая чарка самогона показалась монаху тем мизером, который, являясь все же грехом, дает надежду на всемилостивейшее божье прошение, а следовательно, грех этот можно и во внимание не принимать, если речь идет о теплом и мягком ночлеге.