Миллер Линда Лейл. Эмма и незнакомец

   — Удивлена, что Хлоя пригласила меня?
   Эмма слегка пожала плечами.
   — Нет. Кажется, она пригласила всех в округе.
   Фултон наградил ее неловкой, фальшивой улыбкой.
   — Я был совершенно потрясен, когда услышал, что ты вышла замуж, — осмелился он сказать. — А теперь ты хочешь поехать так далеко, в Новый Орлеан, с ним.
   Она почувствовала легкое раздражение, но ведь было понятно, что Фултон удивится, а кроме того, как только поезд тронется в понедельник утром, она вряд ли когда-нибудь снова увидит его.
   — Мистер Фэрфакс — мой муж, — ответила она. Фултон выглядел крайне рассерженным.
   — Ходят слухи, Эмма. Говорят, что Фэрфакса повесят. С чем тогда останешься ты?
   Эмма замерла, потом сказала себе, что нечего поражаться — Макон, видимо, потчевал всех желающих россказнями о прегрешениях Стивена.
   — Я верю, что он невиновен.
   Ее партнер снисходительно улыбнулся.
   — Будем надеяться, что присяжные согласятся с тобой.
   Этот вечер был приемом по случаю свадьбы Эммы, и она возмутилась, что он был испорчен напоминанием о том, что могло ждать их впереди. Они со Стивеном изо всех сил старались жить мгновением, но это им не удавалось.
   Эмма намеренно сменила тему.
   — Вон Джоэллен Ленаган, — сказала она, когда с отцом приехала на удивление послушная девушка. Хлоя говорила, что Джоэллен уезжает на этой неделе в пансион в Бостон в сопровождении незамужней сестры Большого Джона, Марты.
   Фултон не обратил внимания на Ленаганов. Он слегка покраснел и откашлялся.
   — О том вечере… когда я… когда я вел себя не по-джентльменски. Прости меня, Эмма.
   Эмма ни на кого не держала долго зла, кроме, конечно, Кэтлин.
   — Забудь, — сказала она.
   Когда танец кончился и Фултон отошел, она почувствовала, что кто-то встал за ней, и резко обернулась, ожидая увидеть Стивена. Вместо мужа она оказалась лицом к лицу с Маконом. Прежде чем она смогла ускользнуть или произнести хоть слово, он потащил ее танцевать.
   — Что вы здесь делаете? — зло прошипела она, пытаясь вырваться, но он был силен, и ее усилия не возымели желаемого действия.
   Макон приподнял бровь. Он напоминал Стивена, как могла бы напоминать карикатура — черты лица были красивы, но грубая холодность его манер делала его непривлекательным.
   — Не могу поверить, что вы испуганы, мисс Эмма, — сказал он. — Я со своими людьми просто наступал вам на пятки с того дня, когда встретил со Стивеном на дороге.
   Эмма сердито вспыхнула, не зная, какие сокровенные вещи он мог, увидеть или услышать. Дотом, вспомнив, как он похитил ее и прижимал пистолет к шее, она окончательно рассердилась.
   — Стивен не убивал вашего сына, — тихо сказала она. — Или эту бедную Мэри Макколл.
   — Мой брат умеет убеждать, — ровно ответил Макон, но его карие глаза вспыхнули сдерживаемой ненавистью. — Я вижу, что он использовал свое несомненное очарование, чтобы убедить вас, что его сердце чисто, как свежевыпавший снег.
   Эмма снова попыталась вырваться, но он крепко держал ее руку в своей, а пальцы другой впились в талию. Она всматривалась в танцующих и стоящих гостей, ища глазами Стивена. Он разговаривал с Фрэнком Дива и почувствовал ее взгляд, потому что сразу посмотрел в ее направлении.
   Очевидно, он полагал, что она все еще танцует с Фултоном, и, когда увидел Макона, решительно направился к ним.
   Макон крепко прижал Эмму, так что ее лоб касался его, а грудь была прижата к нему. Он обдал ее теплым зловонным дыханием.
   — Когда ты приедешь в Новый Орлеан, а моего дорогого братца не будет, мне придется поучить тебя не расставлять ноги для убийц.
   Он повернулся и быстро ушел.
   Когда Стивен проходил мимо нее, Эмма поймала его за руку.
   — Пусть он уйдет, — растерянно прошептала она. — Пусть уйдет.
   Стивен долго колебался, потом повернулся спиной к удалявшейся фигуре брата и нежно взял Эмму за руку.
   — Пошли и попробуем торт, который Дейзи испекла для нас, — тихо сказал он.
   После торта был фотограф. Встав в гостиной за креслом Стивена и положив руку ему на плечо, Эмма подумала: будет ли заметно на фотографии то напряжение, которое она испытывает сейчас.
   Она страшно обрадовалась, когда фотограф закончил; вспышка так ослепила ее, что Стивену пришлось выводить ее из комнаты.
   — Что он сказал тебе? — спросил он, когда они остались одни в кабинете Хлои за закрытой дверью. Эмма потерла глаза.
   — Кто? — ответила она, стараясь протянуть время.
   Стивен только посмотрел на нее — лицо исказилось, рот плотно сжался.
   В затылке у Эммы застучало от боли, и она вздохнула. Больше всего ей хотелось уйти в свою комнату и лечь с холодным компрессом на лбу. Они оба понимали, что Стивен говорил о Маконе, но Эмма боялась признаться, что этот человек снова угрожал ей. Стивен рассердится, может быть, придет в ярость и станет настаивать, чтобы она осталась в Витнивилле до окончания суда, или отошлет ее в Чикаго.
   — Он только хотел потанцевать, — сказала она, избегая взгляда мужа.
   Стивен грубо, но не больно схватил ее за подбородок.
   — Раз и навсегда, Эмма, — прошептал он, — не лги мне. Я не потерплю ложь даже от тебя.
   На ресницах Эммы повисли слезы.
   — Он сказал… он сказал, что ему придется научить меня н-не расставлять н-ноги для убийц, как только тебя не будет.
   Лицо Стивена исказилось от гнева, он резко повернулся и бросился к двери. Она побежала за ним и поймала за руку.
   — Хватит одного суда об убийстве, — крикнула она. — Пожалуйста, Стивен, — не обращай внимания! По его лицу она видела, как сильные чувства сменяют друг друга. Наконец Стивен провел растопыренными пальцами по волосам и сказал:
   — Я хочу убить его.
   Он сжал руку в кулак и яростно ударил им в стену.
   — Я хочу убить его!
   — Я знаю, — нежно сказала Эмма. — Но ради этого не стоит жертвовать всем, что у нас впереди, Стивен.
   Он привлек ее к себе и обнял, прижавшись губами к ее волосам.
   — Когда меня признают невиновным в убийстве Мэри, первое, что я сделаю — буду любить тебя. Второе — проучу как следует Макона.
   Эмма улыбнулась ему.
   — Когда я покончу с тобой, — пообещала она, полная храбрости и надежды, — у тебя уже не будет сил ни на что.
   Стивен хрипло засмеялся.
   — Даже так? — возразил он. — Ну, тогда мне, возможно, лучше отвести вас наверх, миссис Фэрфакс, и выяснить, не обманываете ли вы.
   — Вам придется подождать, — весело откликнулась Эмма. — Я собираюсь наслаждаться приемом по случаю свадьбы.
   — Именно об этом я думал, — отозвался Стивен.
   Эмма засмеялась в покачала головой, снова забыв про свои опасения, утопая в бесконечной любви, которую она испытывала к этому человеку.
 
   Джоэллен Ленаган с отвращением осматривалась в захламленном маленьком кабинете шерифа Вудриджа. Она боялась испачкать свое новое платье из кисеи и хотела побыстрее вернуться на вечер. Бог знает, в Бостоне нечасто можно будет повеселиться.
   — Не понимаю, почему этот глупый старик выбрал сегодняшний день для своей отставки, — проворчала она, пока отец методично просматривал объявления, прикрепленные к стене, и выкидывал большинство из них.
   — Успокойся, Джоэллен, — нетерпеливо буркнул Большой Джон. — Очисти стол или сделай еще что-нибудь.
   Джоэллен страдальчески вздохнула.
   — Вечер еще не кончился, — пожаловалась она, выдвигая средний ящик стола шерифа и глядя на кучу бумаг и писем, сваленных в нем. — Ты мог бы оставить меня у Хлои, пока занимаешься с этим.
   — Еще одно слово, Джоэллен… — предупредил ее отец, даже не обернувшись. — Еще одно слово.
   Выпятив от обиды нижнюю губку, Джоэллен вывалила содержимое ящика на стол и стала просматривать бумаги. Среди них было много объявлений, в основном старых, несколько писем и телеграмм от шерифов других городов.
   Джоэллен небрежно выбросила их все в мусор.
   Один голубой конверт заинтриговал ее, возможно потому, что почерк показался женским. С ехидной улыбочкой Джоэллен приготовилась к открытию, что беззубый старый шериф Вудридж крутил роман с какой-нибудь вдовой из — она посмотрела на обратный адрес — территории Вашингтон.
   Ловко и быстро, чтобы не заметил отец, она открыла конверт и развернула листок бумаги.
   Сначала, потому что послание явно не было любовным письмом, девушка разочаровалась. Потом, затаив дыхание, она поняла, что письмо было написано не кем иным, как мисс Лили Чалмерс, одной из пропавших сестер, которую противная Эмма Чалмерс искала все эти годы.
   Вспоминая, как она потеряла Стивена из-за Эммы, как видна всем их обоюдная страсть, Джоэллен поняла, что представилась прекрасная возможность для мщения, и воспользовалась ею. Она спрятала письмо в свою сумочку и безмятежно заговорила с отцом, когда он обернулся к ней.
   — Что-нибудь интересное?
   Джоэллен покачала головой.
   — Только объявления о розыске преступников, которые умерли или были в тюрьме задолго до моего рождения.
   Большой Джон вздохнул и просунул большие пальцы рук в петли ремня.
   — Я, должно быть, сошел с ума, согласившись стать мэром этого города. — Он задумчиво нахмурился. — Может быть, мне удастся назначить Фрэнка Диву шерифом. Он бы хорошо работал, но я боюсь потерять его…
   Джоэллен совершенно не волновало, кто будет шерифом в Витнивилле. Ей только хотелось вернуться на вечер, танцевать и кокетничать, все время помня, что в ее сумочке лежит письмо от сестры Эммы.
   — Как ты думаешь, я уже достаточно взрослая, чтобы носить другую прическу, с поднятыми волосами? — спросила она, стремясь переменить предмет обсуждения на более интересный — на самое себя.
   Большой Джон рассердился.
   — После твоего путешествия по индейским территориям тебе еще повезло, что вообще остались волосы.
   Джоэллен совсем не хотелось обсуждать свою последнюю выходку.
   — Можно мне теперь вернуться на вечер? Пожалуйста.
   Скотовод провел рукой по седым волосам и кивнул.
   — Мне все равно надо поговорить с Дивой.
   Джоэллен не осмелилась бы сказать это вслух, но понимала, что отец хотел видеть Хлою Риз, а не разговаривать с кем-то.
 
   Стивен чувствовал себя неспокойно в «Звездной пыли» в тот вечер. Ему хотелось вернуться в дом Хлои и поскорее отвести Эмму в их спальню. Но она была занята с Хлоей сердечными разговорами, и ему не хотелось им мешать.
   Стивен обрадовался, когда в салун вошел Большой Джон Ленаган, осмотрел всех присутствующих и подошел с улыбкой к Стивену.
   — Не возражаете, если я присоединюсь к вам?
   — Садитесь, — пригласил Стивен и попросил принести еще стакан.
   Когда его принесли и Большой Джон уселся напротив него, Стивен налил из бутылки, которую заказал раньше.
   — Тоже сбежали из дома? — добродушно спросил скотовод, опрокинув в себя виски и наливая второй стакан. — Будь я проклят, если это не лучше клубничного пунша.
   Стивен ухмыльнулся.
   — Правильно со всех сторон.
   — Нам будет не хватать вас здесь, Фэрфакс, — заметил Большой Джон. — Вы были отличным десятником и были бы прекрасным шерифом.
   Эта мысль снова вызвала улыбку у Стивена. Все-таки его разыскивают за убийство в Луизиане. Было бы иронией стать шерифом Соединенных Штатов.
   — Надо уладить дела дома, — сказал он.
   Большой Джон кивнул, выпивая второй стакан, а Стивен посмотрел вокруг: на танцующих девушек в ярких тонких платьях и на непристойные картины на стенах.
   — Мне все еще не по себе в салунах, — признался он. — После того, что случилось в «Желтом чреве» в тот день.
   Большой Джон громко захохотал, но выражение его лица стало серьезным, когда он сказал:
   — На моем ранчо всегда будет для вас работа, если вы решите вернуться сюда.
   Стивен принял предложение кивком головы.
   — Я рад, что вы не сердитесь из-за Джоэллен.
   Ленаган усмехнулся.
   — Она злючка, — с любовью произнес он, — но думаю, что перерастет. Спасибо, что присмотрели за ней, когда она сбежала, и не воспользовались случаем. Многие бы использовали такую возможность.
   — Джоэллен собиралась сказать вам, что я скомпрометировал ее. Честно говоря, я был немного удивлен, что вы даже не спросили об этом.
   Джон снова засмеялся.
   — О, она сказала мне. Я просто не поверил. Слышал, как вы отшлепали ее. Я вам благодарен, потому что хотел высечь ее сам.
   Мужчины пили в дружеском молчании, разглядывая танцующих девушек и слушая их неприличные песенки под аккомпанемент разбитого пианино.
   Хлоя, разодетая в пух и прах, подошла к их столику, и оба встали.
   Хлоя улыбнулась, довольная этим проявлением почтения.
   — Вы можете идти домой к жене, мистер Фэрфакс, — сказала она Стивену. — Мы с Эммой закончили наш разговор. А с вами, Большой Джон Ленаган, — продолжила она, неуловимо изменившимся голосом, который стал тише и ниже, — мне бы хотелось поговорить наедине.
   Большой Джон покраснел, к вящему изумлению Стивена, но кивнул и последовал за Хлоей наверх.
   Стивен, улыбаясь, положил монету на стол в уплату за виски и вышел из шумного прокуренного салуна.
   Как только он вышел, из темноты возник Макон, словно был частью ее.
   — Просто проверяю, что ты не решил снова улизнуть, — заметил брат Стивена, когда они шли по деревянному тротуару.
   — Я не собираюсь убегать, и тебе это известно, — ответил Стивен, не глядя на брата. — Тебе просто хочется заставить меня страдать.
   — Ты не знаешь значения этого слова, — весело проговорил Макон. — Но ты это узнаешь, когда будешь за решеткой, а я уложу в постель твою роскошную женушку. Сначала она заявит, что ей это не нравится, но я уже имел дело с такими. Они говорят, что их это не интересует, но когда их бросаешь на матрац, они тяжело дышат и раздвигают для тебя ноги через минуту. А как они возбуждаются…
   Стивен проиграл битву за контроль над своим гневом и, схватив Макона за лацканы пиджака, с силой швырнул его на стену почты. Потом сильно ударил кулаком в солнечное сплетение.
   Макон не то рассмеялся, не то задохнулся, согнувшись пополам и пытаясь вдохнуть.
   — Твоя мать была такой же, — закашлялся он. — Она была маленькой горячей шлюшкой, которой нравилось забавляться с богатыми кавалерами.
   Рука Стивена снова сжалась в кулак, но на этот раз он сдержался, понимая, что Макон хотел, чтобы его ударили. Он получал при этом какое-то извращенное удовольствие.
   Полный презрения, Стивен повернулся, чтобы немедленно уйти.
   — Через месяц ты будешь качаться на веревке, — крикнул ему вслед Макон. — A через девять месяцев после этого Эмма в муках будет рожать первого из моих ублюдков!
   Стивен сжал рукоять кольта, но не вытащил его. Он шел дальше, притворяясь, что не слышит.
   Но Макон вызвал в его воображении жуткие картины. В животе все переворачивалось, в горле появилась горечь.
   Как всегда, мысль об Эмме была и спасением, и проклятием. Он мысленно увидел, как она смеялась, запихивая ему в рот кусок свадебного торта, и ускорил шаг. К тому времени, когда он увидел дом Хлои, светящийся в темноте, Стивен почти бежал.
   Его поразило, что раньше он не дорожил своей жизнью, не думал о том, сохранит или потеряет ее. Теперь из-за Эммы, любимой женщины, каждый вздох и удар сердца стали драгоценными для него.
   У калитки он решил оставить ее здесь, чтобы она избежала ужасов и опасностей, подобных желтой лихорадке, ожидающих их в Новом Орлеане. Но, дойдя до крыльца, понял, что не существует способа запретить ей следовать за ним.
   Он собирался доверить ее заботам дедушки и Господа Бога. В деде он был совершенно уверен, но по своему опыту знал, что Бог несколько ненадежен.
 
   Эмма стояла перед зеркалом во весь рост, одетая только в воздушную ночную рубашку, которую ей подарила Хлоя, и вспоминала о разговоре, который был у нее с опекуншей.
   Сжимая руку Эммы, Хлоя тяжело вздохнула и сказала:
   — Я всегда жалела, что не поехала следом за тем проклятым поездом и не заставила их отдать мне Лили. По крайней мере, вы бы росли вместе. Но, честно сказать, мне вполне хватало и одной дочери.
   Эмма сказала Хлое, что понимает ее, и это было правдой.
   Раздался легкий стук в дверь, и вошел Стивен.
   — Я уж подумала, что ты один из тех мужей, которые проводят больше времени в салунах, чем дома, — заметила Эмма.
   Под взглядом Стивена она ощутила, словно ее кожу протирали теплым, нежным маслом.
   — Поверь, — тихо произнес он, — в следующие сорок или пятьдесят лет ты выяснишь, что я принадлежу к совершенно другому типу мужей.
   Она чувствовала себя восхитительно беззащитной, стоя рядом с ним в прозрачной ночной рубашке, не скрывающей ее тела, и, когда Стивен швырнул пальто и шляпу на стул и заключил ее в объятия, она не могла дышать от волнения.
   Она ослабила его галстук и положила руки ему на плечи.
   — Я так рада, что ты подорвался в «Желтом чреве» в тот день, — сказала она. — Иначе я могла бы не встретить тебя.
   Он медленно улыбнулся, глаза смеялись.
   — Я бы предпочел познакомиться с вами на танцах, мисс Эмма. Или, может быть, в библиотеке.
   Эмма не отводила от него глаз, когда ночная рубашка спустилась до талии, обнажив ее пышную грудь для ленивого обозрения Стивена. Он обвел кончиком пальца ее соски, наклонился и поцеловал ее в губы.
   Сначала поцелуй был нежным и мягким, но только до тех пор, пока Эмма не обвила его шею руками и не коснулась языком его языка. Рубашка пеной упала вокруг ее голых ног, и она слабо вскрикнула.
   Эмма вытащила его рубашку из брюк, а он расстегнул пряжку ремня. Она не заметила, как исчез ремень, сапоги, рубашка и брюки.
   Стивен положил руку между ее бедер и раздвинул их. Она сделала глубокий вдох, когда его палец начал ласкать ее, и слабо застонала, когда пальцы проникли в нее.
   — Стивен, — шепнула она.
   Он снова поцеловал ее, покусывая нижнюю губу, а она что-то бессмысленно лепетала.
   Стивен убрал руку, подвел Эмму к кровати и медленно вошел в ее естество сзади.
   Его руки ласкали ее бедра, живот и грудь.
   Движения уже были знакомы ей, но ощущения усиливались из-за новизны положения, таким первобытным способом ее брали впервые.
   Эмма почувствовала, что вот-вот достигнет блаженства, как Стивен остановился и стал целовать ее лопатки и спину. Он так же, как и Эмма, тяжело дышал.
   Эмма сердито выдохнула:
   — Почему ты остановился?
   — Хочу продлить удовольствие, — ответил он, и его бедра Снова начали медленное, сильное движение.
   Наслаждение охватило Эмму, она вцепилась пальцами в покрывало, глаза расширились. Волны страсти накатывались на нее, заставляя содрогаться всем телом. Стивен держал ее груди, перебирая пальцами, пульсирующие соски, и тихий протяжный стон вырвался из ее горла.
   Эмма затихла и обессиленная упала бы на кровать, если бы Стивен крепко не держал ее за бедра. Он быстро и сильно задвигался внутри нее и, к ее удивлению, когда Стивен застонал и наполнил ее теплом, ее тело содрогнулось в неожиданном отклике. Он отпустил ее, и она упала навзничь, уставившись невидящими глазами в потолок, грудь быстро поднималась и опускалась, когда она пыталась вдохнуть воздух, слезы хлынули из глаз, когда Стивен вытянулся рядом с ней.
   Он пальцем смахнул их.
   — Не надо, — попросил он.
   — У нас так много, — потерянно прошептала Эмма. — Нам не позволят иметь так много…
   — Ш-ш-ш, — сказал Стивен, целуя ее веки и губы. Но в глубине души он боялся, что она права, и Эмма понимала это.

ГЛАВА 19

   Эмма комкала в руках отделанный кружевом носовой платок, когда раздался гудок паровоза и пассажирский поезд тронулся. Сидевший рядом с ней Стивен накрыл ее руку ладонью. Она подняла на него глаза.
   — Ты в первый раз едешь в поезде с тех пор, как приехала из Чикаго? — мягко спросил он.
   Эмма кивнула. Богу было известно, что она приходила на станцию почти каждую неделю за прошедшие семь лет, передавая объявления о розыске Лили и Каролины, которые уже стали взрослыми. Но почему-то поездка на «железном коне» всколыхнула сумятицу болезненных воспоминаний.
   — Расскажи мне, — попросил Стивен, поднимая ее руку ко рту и покрывая ладонь нежными поцелуями.
   Люди обычно не хотели слушать рассказы Эммы о том давнишнем путешествии. Они говорили что-нибудь вроде «Но все обошлось, и у тебя была хорошая жизнь, правда?» и «Не думай об этом. Забудь о прошлом». Даже Фултон, который, не появись Стивен, мог бы стать ее мужем, не поощрял ее рассказы о том, как ее разлучили с сестрами. Она посмотрела на Стивена в немом изумлении.
   «Я слушаю», — говорило его лицо.
   Эмма откашлялась и начал?
   — Мы жили в Чикаго. Мама была очень красивой женщиной и, я уверена, не хотела дурного, но была слабой. И она любила мужчин. — Она замолчала и прикусила нижнюю губу. — Лили, Каролина и я весили фамилию Чалмерс, но я не помню отца и уверена, что у нас был не один отец…
   Стивен терпеливо слушал ее, и они отъехали далеко от Витнивилла, когда она закончила свой рассказ о раннем детстве и о годах, проведенных с Хлоей.
   — Расскажи мне о себе, — закончила она, пораженная тем, что так мало знает о человеке, за которого вышла замуж.
   Он вздохнул и откинулся на спинку грубого сиденья.
   — Рассказывать не о чем. Мама была любовницей богатого человека, и у нее был я. Я жил с ней до шести или семи лет, потом меня послали в школу Святого Матфея для мальчиков. Маман умерла, когда мне было четырнадцать, и мне было очень одиноко на свете. Когда хоронили ее любовника, моего отца, я пришел на кладбище и встал за оградой, наблюдая за церемонией.
   Дед увидел меня там и подошел поговорить. Сайрус сказал, что я принадлежу Фэрхевену, как и остальная семья. У меня были сомнения по этому поводу и есть до сих пор, но мне понравилось, что я принадлежу к какому-то месту, поэтому и поехал.
   Было нелегко, но я действительно привязался к Сайрусу и подружился с женой Макона Люси.
   Война продолжалась, и янки заняли Новый Орлеан и Фэрхевен. Я украл мундир с веревки и надел его, чтобы пройти через посты на дорогах, притворившись посыльным. Как только я оказался в безопасности, я сбросил эту одежду и присоединился к армии конфедератов.
   После поражения генерала Ли я вернулся в Новый Орлеан, и некоторое время казалось, что, наконец, у меня появился дом. Потом случился несчастный случай с Дирком и убийство Мэри. Той ночью я убежал и с тех пор там не был.
   Эмма прислонилась виском к плечу Стивена я сжала его руку. Каждый из них испытал одиночество в детстве, и это придавало горьковатый привкус их любви.
   — Может быть, нам следовало уехать в Чикаго, Стивен, и забыть все о Новом Орлеане.
   — Я бы не советовал, — вмешался третий голос.
   Стивен на миг закрыл глаза, но Эмма повернула голову и увидела Макона, стоявшего за ними с отвратительной улыбкой.
   Всю дорогу, которая заняла пять дней, Макон был рядом, садясь так, чтобы они видели его, а во время обеда он следовал за ними и выбирал столик, который позволял ему видеть их. Когда они ложились спать, он неизменно стучал в дверь и выкрикивал дружеское «Спокойной ночи».
 
   Стивен и Эмма мало спали во время путешествия. Они понимали, что скоро их могут разлучить навсегда, и занимались любовью предрассветными часами.
   Они приехали в Новый Орлеан рано утром, но воздух был горяч и удушлив. Эмму мало интересовали незнакомые прекрасные места. Она думала только о том, что теряет Стивена.
   Поезд свистел, пыхтел и тормозил, подъезжая к станции. Стивен привлек к себе Эмму и поцеловал долгим, ищущим поцелуем, прежде чем встать и протянуть ей руку.
   — Добро пожаловать домой, — сказал Макон, появляясь в проходе за ними. — Я организовал небольшую встречу в вашу честь.
   Мускулы на лице Стивена напряглись, но он не отреагировал на замечание брата. Он просто обнял Эмму и на миг крепко прижал ее к себе, собираясь с силами.
   Как Эмма и ожидала, на платформе стояли два федеральных шерифа. Как только Стивен сошел с поезда, они преградили ему путь.
   — Стивен Фэрфакс?
   Сердце Эммы перестало биться, и она крепко сжала руку мужа, когда он кивнул.
   — Вы арестованы за убийство Мэри Дэвис Макколл, — торжественно произнес старший шериф, снимая с пояса наручники.
   Эмма дико осматривалась в поисках помощи, хотя понимала, что ее не может быть. Ее мужа тащат в тюрьму, а она одна в незнакомом городе, где свирепствует лихорадка.
   Стивену связали за спиной руки. Он не сказал ни слова шерифам, не сопротивлялся им. Он просто смотрел на Эмму, глазами умоляя ее о понимании. Потом его взгляд остановился на Маконе.
   — Только тронь ее, — тихо поклялся он, — и я скормлю тебя аллигаторам.
   К ним подошел седой мужчина со светлыми кустистыми бровями. На нем был светлый костюм, как и у многих вокруг, и черный галстук. Голубые глаза ласково смотрели то на Стивена, то на Эмму, и он протянул ей руку.
   — Привет, Эмма, — просто сказал он.
   Эмма не отрывала глаз от Стивена, которого уводили; слезы собирались на концах ее густых ресниц, слепя ее. Ей хотелось кричать, что он невиновен, но она понимала, что только ухудшит положение.
   Пока самодовольный ухмыляющийся Макон наблюдал за уходом Стивена, старик улыбнулся Эмме и предложил ей свой носовой платок.
   — Так как мой внук не побеспокоился, чтобы представить нас, — сказал он, бросив недовольный взгляд на Макона, — я возьму на себя эту честь. Я Сайрус Фэрфакс, а теперь, когда вы вошли в нашу семью, я считаю себя вашим дедушкой.
   Эмма вытерла глаза и выпрямилась. Стивену не поможешь, если будешь жалеть себя и отчаиваться.