Страница:
напротив мечети возник из ниоткуда дворец роскошный, затмивший свои
богатством все дома золотокаменные в городе мастеров. Отворились пред
Зувейле и Арсеном ворота резные из чистого золота и вступили они на ковры
мягкие, шаги заглушавшие. Лишь только закрылись ворота за ним, наступила
вокруг тишина великая, ни криков ни стонов от резни, что творилась в
городе не долетало во дворец султана.
Как только оказались они за воротами, провела Зувейле, дочь султана
Бендина, сквозь залы роскошные Арсена во внутренний двор широкий к фонтану
из чистого золота, и усадила на скамью удобную. Сама же взмахнула рукой, и
тотчас за ней возникла другая скамья, на которую опустилась Зувейле. А меж
ними появился ковер, укрытый яствами многими, фруктами свежайшими и
сладостями со всех африканских стран. Удивился Арсен такому гостеприимству
в городе захваченном его слугами, кровью залитом, и спросил Зувейле.
- За что же ты меня угощаешь так, словно я друг твой, а не враг злейший(
Ведь воины мои почти всех жителей Золотого города отправили к Аллаху, и
сейчас, когда ты меня услаждаешь яствами, лишают жизни последних из
мастеров.
- Со злодеев довольно содеянного, - сказала Зувейле, - И наказаны они
будут вскорости Аллахом за деяния свои. Но, не то беспокоит тебя Арсен
молодой. Читаю я в глазах твоих вопрос. Хочет знать Арсен, где же отец
мой, великий султан Бендин(
- Ничто не укроется от тебя, сладкоголосая Зувейле. Если верить речам
твоим, то пришел я сюда против воли своей и отца своего, властелина земель
обширных африканских, Кабашона. Где же тогда отец твой, султан Бендин(
Почему не защитит он силой Золтой город от воинов моих кровожадных.
- Это по его воле ты здесь, Арсен. Это он велел мне открыть тебе твою
судьбу, потому что ему это велел сам Аллах. Но ты не увидишь отца моего
Бендина, ибо он, по велению Аллаха невидим, как и джинны, которые ему
служат. А что до воинов твоих, то не смогли они убить ни одного мастера из
Золотого города, ибо все это мираж. Истинный город спрятан надежно
джиннами и его никто и никогда не найдет. Все мастера, что убитыми
кажутся, на самом деле духи бестелесные, коих отец мой прислал для
отвлечения воинства твоего и утоления жажды смерти, что живет в сердцах
сарацинских. Но твое сердце, Арсен, еще чисто. Потому и говорю с тобой.
При словах этих Зувейле скинула паранджу и открыла Арсену свое лицо.
Красива была дочь султана Бендина. Длинные черные волосы ниспадали на
плечи, обрамляя лицо юное с глазами серны, смуглое от бесконечного солнца.
Никогда в жизни своей не видал еще Арсен подобной красоты.
- Не гори огнем Арсен, а то сгоришь, - сказала Зувейле, взгляд горячий
поймав, - не я тебе предначертана. Очень скоро, не пройдет и трех лет с
нашей встречи, воспылает сердце отца твоего Кабашона лютой ненавистью ко
всем людям, кто власти его не ведает под солнцем африканским. И тогда
начнет он войну бесконечную со всеми народами и поработит многих, ибо
силен силой злой и черен душой отец твой. Многие духи, ифриты и джинны,
что землей, водой и стихиями управляют, ему подчиняются. Но не упоится
сердце его содеянным. Скоро снова мало ему станет земли африканской и
пойдет он войной на народы заморские и возьмет в рабство все народы, кроме
последнего. И в походе последнем увидишь ты много крови и смерти, но
встретишь и ту, чье сердце для тебя одного в мире поднебесном
предназначено. Встреча та принесет вам много горя и страданий, но подарит
и любовь сильную. Очень многое случится с вами потом, чего вперед не
расскажешь, но в конце всего настанет час выбирать.
Прекратила тут свою речь прекрасная Зувейле, дочь невидимого султана
Бендина. Молчал и Арсен, не зная верить или нет предсказанию. Наконец
нарушил он тишину:
- А что же будет потом, отчего говоришь ты со мной загадками, Зувейле(
- То, что будет потом, зависит только от вас, Арсен. Этого не знает даже
сам Аллах, ибо дальше судьба твоя не написана.
- Аллах знает все.
- Да, но влюбленные об этом не ведают.
Призадумался молодой Арсен о судьбе своей не зная, верить или нет дочери
султана Бендина, прекрасноокой Зувейле. Никогда раньше в жизни его
недолгой не слышал он таких предсказаний, только лишь в ожидании битв,
отцом задуманных и жил Арсен, на коне боевом подрастая. Хоть и должен был
он воином великим стать, но в душе ему смерти вид был не радостен. Не
любил он умерщвлять тысячами по одному лишь желанию, как делал это отец
его Кабашон сильный, которому смерти вид приятен был, а мучения людские
желанны, словно сладости. Вздохнул Арсен молодой, стряхнул мысли глубокие,
и спросил наконец:
- Но что же мне делать теперь, прекрасная Зувейле(
- Идти на встречу судьбе своей, Арсен, и да поможет тебе Аллах в том, что
не сказано!
- И ты не сердишься за то, что я хотел сделать с городом твоего отца(
- То не ты хотел Арсен, то была воля Кабашона Черного, как зовут его меж
собой джинны могучие. Ты же, хоть и плоть от плоти его, но родился в день
священного праздника, и отмечен путь твой с малых лет светлой звездой,
потому и не захватила твое сердце еще злоба, как стало с Кабашоном много
лет назад.
- А что было с отцом моим(
- Про то сведаешь, Арсен, когда час придет. А сейчас уходи отсюда, ибо
время на беседу отпущенное истекает. Собери воинов своих, чей разум сейчас
захвачен жадностью бесконечной и предаются они грабежу и насилию, и веди
их на север, а светить тебе будет звезда путеводная. Лишь только выйдешь
ты из ворот моего дворца Арсен, пропадет мираж и окажитесь вы посреди
пустыни бескрайней без пищи и воды, а лишь с золотом, что велю я насыпать
во множестве своим слугам невидимым в мешки верблюдов ваших. Я даю тебе
золота, чтобы отец твой доволен был и не смел мешать предсказанию. Будет
думать он, что нашли его сарацины верные Золотой город султана Бендина,
разграбили и огню жестокому предали.
Подивился еще раз Арсен тем словам и всему, что было с ним, на сон
похожее. Встал он, попрощался с Зувейле, гостеприимной колдуньей из
Золотого города, и покинул роскошный дворец невидимого султана Бендина.
Лишь только ступил он за ворота резные золоченые, как сгустилась ночь
черная над песками пустыни. Конь Арсена стоял тут же, ожидая хозяина.
Вскочил в седло Арсен и поехал на огни, что горели повсюду вокруг. То
металось по пескам окрестным сарацинское воинство, в поисках исчезнувшего
вдруг Золотого города. Когда поравнялся он с огнями первыми, что факелами
были в ругах рыцарей сарацинских, и был узнан, велел крикнуть Иорнанада
чернобородого. А когда узрел его перед собою, не было конца удивлению
предводителя сарацинского, и рассказал он Арсену историю об исчезновении
Золотого города. Узнал Арсен, что уж больше месяца тому, как внезапно,
посреди поживы великой, когда воины сарацинские наполняли мешки верблюжьи
золотом, пропал вдруг Золотой город и оказались сарацины с караваном своим
посреди песков бескрайних в пустыне бесконечной. Было у них много золота,
но не было еды и звезды им не показывались, а потому плутают они по
пустыне уже больше месяца и не могут найти дорогу, что ведет сквозь
нагорье Ахаггар прямо в земли Кабашона Великого. А всего более были они
опечалены тем, что пропал в то мгновение вместе с Золотым городом и сын
Кабашона Великого Арсен храбрый. И вот теперь Иорнанад снова счастлив,
потому что может показаться перед властелином мавританским и славит Аллаха
за спасение его сына.
Удивился Арсен рассказу сему рассказу, а более всего тому, что расстоянье,
которое проскакал он на коне быстром, показалось ему малым, а на самом
деле то был месяц пути. Значит не обманула его Зувейле сладкоголосая и
силен был в колдовстве невидимый султан Бендин. А раз сбылось одно
предсказание, сбудется и другое. Посмотрел на небо черное ночное Аресен и
увидал звезду единственную, что зажглась в то мгновение путеводным светом
над песками бескрайними. Возликовали сарацины и пустились в путь за
Арсеном храбрым, которому звезды открывались. И теперь уже Иорнанд
чернобородый ехал рядом не зная дороги и во всем ему был преданным слугою.
Очень скоро выехал отряд сарацинский с караваном к нагорью Ахаггар, а
оттуда уже десять дней пути оставалось сквозь пески раскаленные до хребта
горного, что прозывался Западный Эрг. А оттуда уже совсем близок был путь
до Грандахарга, столицы Кабашона, властителя земель мавританских и многих
других. Потому в конце концов вернулись они домой с поживой великой, хоть
и умерла половина войска в пути от жажды неминучей. Но смерти той Кабашон
не заметил вовсе, ибо дух ее был приятен властелину, а за золото и
храбрость он был доволен Арсеном и велел устроить в честь того праздник
шумный. О встрече своей с Зувейле и предсказании странном не сказал Арсен
ничего.
С той поры не успело минуть и трех лет, как задумал Кабашон хитрый новый
поход в земли славянские, в которых видел он угрозу растущую от князей
русских и богатырей многих, что не боялись сарацин его верных. Много
золота скопилось уже в землях тех, но не столько золота жаждал Кабашон,
сколь хотел умертвить он страну обширную, что жила по своим законам и его
знать не желала, как хозяина. Кликнул клич Кабашон и скоро собралось
великое воинство разноплеменное на брегах моря средь земель лежащего. И
настал час, когда отправил в поход бесконечный славный воинство свое
Кабашон и сам вместе с ним отправился, взяв с собой Арсена храброго.
И вот ступили они уже на земли прибрежные, из коих путь лежал дальше в
земли славянские посуху и по рекам полноводным, растеклось по брегам
воинство мавританское, расползлось, словно тучи саранчи. И стоял Кабашон
на брегу, вперив взор в дали туманные, за которыми враги его жили пока ни
о чем не ведая, и билось от того сильно в предвкушении смертей многих
сердце его злобой полное. И смотрел в даль с тревогой Арсен храбрый, стоя
рядом, ибо помнил он о предсказании.
Насладившись видом первых земель захваченных, снова сел Кабашон на корабли
чернотелые и пустились они дальше вверх по рекам с половиной войска
сарацинского к самому сердцу земель славянских, предавая огню и мечу все
селения встречные. Были в том войске сарацины из рода Сегри с Лавритасом
во главе, Алабесы с Иорнандом в предводителях, и Альморади под началом
Гаруса. А вторая половина воинства огромадного под началом Отера,
предводителя рода Гомелов, и Абенсеррахи с Рамом во главе, двинулась путем
пешим покоряя все страны, что на пути ее лежали, устилая путь тот трупами
многочисленными.
В тот самый день и час появились в землях князя киневского Вельямира
посланники Кабашоновы - звероголовые рыцари из темного рода. И велели ему
идти немедленно к князю новгородскому Юрию Дориановичу и стать в ополчение
Новагорода, что последней крепостью будет на пути мавританского воинства к
Солнцеграду. И пошли воины подлые Вельямира и принял их Юрий Дорианович в
войско свое и доверил защищать тылы Новгородские.
Совет у Великого князя
С той поры, как отряд богатырский покинул леса колдовские потеряв одного
Алексия только, минуло много дней. Лешие, в схватке жаркой побитые, на
глаза боле не показывались, разбежавшись кто куда по закоулкам лесным,
потому богатыри русские спокойно путь свой дальний совершали. Ехали они
через поле высокотравное. А погода в ту пору стояла теплая, солнцем
богатая.
- Сколь ехать-то нам еще, брат Усыня? - вопросил богатыря-предводителя
один из ратников, вглядываясь в даль синюю, где дорога петляла меж полей и
исчезала в лесу широком.
- Да недалече уж, - ответствовал Усыня, - верст шестьдесят с гаком, да гак
еще в половину того, ну а там, глядишь, и с князем Солнцеградским попируем.
При словах этих небо над головами всадников потемнело вдруг, словно ночь
наступила в одно мгновение. На солнце, высоко в небе висевшее, наползла
огромная туча, на медведя похожая.
- Никак опять дождь будет, дяденька? - спросил Дубыню ехавший сзади ратник
Михайло. Дубыня-богатырь поднял голову и посмотрел на небо.
- Может и будет, - ответил он, подумав, - А может и нет.
Вдруг черногривый конь его заржал громко и встал, как вкопанный. Конь
Усыни тоже словно врос в землю рядом. Подивившись немало и осмотревшись,
богатыри увидали то, что даже коней богатырских, к шуму сечи приученных,
испугать сумело. Посреди дороги стоял огромный волк. Шкура его мохнатая
бурым цветом отливала, словно и не волк это был вовсе, а медведь. Из пасти
оскаленной торчали клыки огромные, крови алчущие. А глаза свирепые на
людей смотрели выжидаючи.
- Гляди-ка, - удивился даже видавший виды Усыня, - вот это Тварь! Этот и
быка повалить сможет.
Волк, словно расслышав слова богатырские, зарычал негромко. И едва услышав
это, ратники, позади Горыни с Усыней находившиеся, стали в бой рваться.
- А ну я его сейчас палицей! - воскликнул Михайло и уже хотел было
броситься на волка, но Усыня осадил горячего воина.
- Обожди, боец. Что-то не нравится мне зверюга сия. Может и не волк это
вовсе.
- Да ну?! - удивился Михайло, но палицу опустил. - А кто же это, дяденька,
коли не волк?
- Не все то волк, что волком кажется, - пробормотал Усыня себе в усы
богатырские, - сдается мне, - оборотень это лесной.
Волк осклабился и поднял на Михайло злые желтые глаза. Из открытой
клыкастой пасти снова послышалось рычание. Кони богатырские, хоть и были
ко всему приучены, чуть прочь не бросились. Еле-еле ратники их
утихомирили, и стоять заставили.
- И точно дьявол какой-то, - сплюнул Михайло сквозь зубы, - враз коней
взбаламутил. Дяденька, дозволь я его на тот свет отправлю!
- Гляди, как бы он тебя туда вперед себя не впустил, - молвил мудрый
Дубыня-богатырь. - Дайте-ка мне стрелу каленую.
Взял Дубыня стрелу, натянул лук тугой, да прицелился. Волк же не
шелохнется, все стоит и смотрит на Дубыню, словно нарочно смерти просит.
Да в глазах его насмешка бродит. Запела тетива каленая, засвистела стрела
быстрая и вошла в сырую землю, аккурат в том месте, где волк стоял. Только
его и след простыл к тому времени, будто и не было никого на пустынной
дороге, акромя богатырей странствующих. Приумолкли ратники, очи в землю
потупили. Что сказать не знают. На Усыню с Дубыней глядят, ответа ждут.
Первым тишину Михайло нарушил:
- Прав ты был дяденька, оборотень был зверюга сей. Недаром смеялся он над
нами.
И как сказал это, стемнело вокруг пуще прежнего, словно ночь непроглядная
наступила. А в деревьях придорожных родился смех великий, кроны их
сотрясавший.
- Что за дьявол над нами куражится, - молвил Усыня мудрый оглядевшись. -
Мне не ведомо. Одно чую: не к добру это. Уж ежели он среди бела дня на
Руси добрым людям на дороге кажется, - видать беда стряслась в земле
нашей. Большая беда, коли нечисть ликует и места своего знать не хочет.
Поспешать надо к князю нашему в Солнцеград на подмогу.
Сказавши это перекрестился Усыня. В тот же час все как было сделалось:
небо чистое, солнце ясное, да поле широкое высокотравное. И погнали воины
коней своих прямо в Солнцеград, и были у ворот его к утру следующему.
Аккурат в то утро Вячеслав совет держал воинский с боярами верхними, да
военачальниками, прибывшими на зов его, а заодно и трапезничал. Как
расположились все в палатах великокняжеских, за столами длины немеряной,
велел князь кушанья подавать. Поскольку до недавних пор в государстве
наблюдалась благодать великая, то и на столах явилось несчетное количество
кушаний. Были там почки моченые, окорока крученые, яблоками, грибами,
перцем да вином заморским сдобренные. "Гусь в яблоках" горделиво посреди
стола возвышался, потому как почитали его за главное блюдо. Осетры, икрой
полный, на подносах из чистого золота лоснились. А уж румяным поросячьим
тушкам и счету не было. Вино любили здесь просвещенное - из Византии.
Хотя, по правде говоря, вином тем Патриарху больше угодить хотели.
Остальным князьям удельным русским медовуха да квас боле по сердцу
приходились. В них на столе недостатка тоже не было. Как наполнили кубки
золотые великие перво-наперво вином просвещенным, поднялся Вячеслав-князь
и молвил:
- За тебя пьем, Патриарх Викентий, опора веры нашей младой!
- За тебя! - сказали князья удельные и кубки дружно подняли. Не успели на
стол поставить, как слуги быстрые их сызнова до краев наполнили. Поднялся
тогда патриарх Викентий с ответным словом.
- Храни тебя Боже, князь! Помоги тебе в делах ратных, кои грядут скоро.
Сказал так и осушил свой кубок Викентий. За ним великий князь
Солнцеградский. Следом и все князья удельные. Закусив почками мочеными,
молвил Вячеслав подданным своим:
- Теперь, братья, совет держать будем.
Поднялся тут князь Новгородский Юрий Дорианович.
- Дозволь сказать князь Великий. Думаю я, обождать денек надо. Не прибыли
еще богатыри твои Усыня с Дубыней, да Горыня-молодец. Без них и совет не
совет.
На что ответил ему Вячеслав:
- Не могу я ждать более. Уже много дней прошло с тех пор, как разослал я
гонцов во все края земли моей. Известил всех, что беда идет великая на
землю русскую. Вы уже давно явились, а богатырей моих все нет. Решил я без
них совет держать. Коль скоро приедут, выслушаем их слово мудрое. А нет, -
я здесь великий князь, - как скажу, так и будет!
Согласились все с ним, только Юрий Дорианович сел недоволен на место свое.
- Будем думу думать, други мои, - продолжал Вячеслав, - где нам встретить
проклятого ворога. То ли в поле широкое выйти навстречу ему, то ли в граде
моем сидючи оборону держать, покуда не подоспеют богатыри. Каждый слово
свое молвить должен. Начинай ты, Северин Святославович.
Поднялся с места своего Северин, князь Владимирский:
- Слышал я князь от людей верных, что полчища Кабашоновы уже близко.
Появились они из земель далеких галльских, пронеслись огненным вихрем
сквозь славянские земли, что граничат на западе с государством нашим,
оставив повсюду пепелище и вторглись теперь в родные пределы, потоптав уже
конями земли Кривичей, Родимичей да Древлян, в лесах дремучих обитающих.
Много русичей полегло уже от мечей поганого воинства. Доколе же мы будем
сиднями сидеть на полатях, князь? Дозволять народ свой умерщвлять
чернотелым разбойникам? Нужно сей же час сбирать наши дружины в одно
войско, и в поход выступать против Кабашона. Таким будет мое слово.
Сказал так и сел Северин Святославович, князь Владимирский: кулаки сжимая
во гневе великом.Следом встал боярин Серапион:
- Дозволь слово молвить, князь. Храбр и горяч князь Владимирский, а
дружина его сильна, словно вепрей стая, и быстра как ветер. Хочет он,
чтобы мы сей же час в поход выступили. Но подумай, князь. Там лишь поле
чистое, да небо голубое заступники, здесь же - стены крепкие да высокие.
Акромя того богатыри твои еще не прибыли. А без них кто же битву начнет с
Кабашоном?
- Не нужны воинам русским заступники, - молвил тут Северин Святославович,
- не пристало им за стенами прятаться, покуда силушка в руках имеется. А
на поединок с маврами у нас и без того найдутся охотники.
- Говори теперь ты, Мал Олегович, - приказал Вячеслав князю Рязанскому.
Поднялся со скамьи Мал Олегович, почесал свою бороду долгую, оправил
платье богатое и молвил:
- Слышал я, княже, что мавры кабашоновы вторым войском идут по рекам нашим
на лодьях своих крутобоких, паля по пути все селения встречные. Очень
скоро быть они должны под стенами града моего, от того беспокоен я в
ожидании этом и хотел дозволения просить в путь обратный отправится,
богатырей не дождавшись. Ибо нужен я в Рязани для защиты стен ее.
Призадумался Великий князь Вячеслав. С двух сторон шли вороги на его
родину великую. Как оборониться ото всех сразу( Как сохранить силу сильную
войска, разделив его на части отдельные( Не единожды бился князь на войне,
не единожды сам в походы ходил в земли чужие, но супротив воинства столь
великого не приходилось биться еще на своей земле. Обмыслил Вячеслав дело
сие и решенье свое высказал:
- Так мы сделаем, други мои верные. Уж коль скоро Псков и Новгород с
запада первыми на пути кабашоновых извергов стоят, отошлем мы дружину
среднюю Черняя Неулыбы на подмогу Юрию Дориановичу, князю Новгородскому.
Пусть сколь может, сбирает мужиков и ополчения любые на подмогу, и держит
ворогов покуда достанет силы. А затем отойдет с войском своим к
Солнцеграду. Ты, Мал Олегович, поступишь также, коль скоро град твой с юга
первой крепостью сильной на пути сарацин встанет. Дадим мы тебе в подмогу
дружину малую Ермила Мечиславича. Держать будешь град свой до последнего,
ну а там, как обернется. Жив будешь - приведешь войско свое к Солнцеграду.
Здесь и дадим собаке Кабашону, в сраженьях уже помятому, битву последнюю.
Встал князь великий и окну резному подошел, в даль далекую взгляд бросил.
Но, не простоял и мгновенья малого, как раздался вдруг грохот великий от
ворот городских исходивший. Переглянулись князья меж собой: отчего сей шум
случиться мог? Али вороги злые уже под стены подошли? Ведь были ж они еще
далеко, как доносили лазутчики. Но не вороги то были проклятые. Шум сей
произвел Усыня-богатырь, что с отрядом своим и Дубыней, добрался, наконец,
до столицы великокняжеской. А добравшись, так возрадовался сему, что,
узрев ворота городские запертыми по случаю трапезы и совета княжеского,
возвестил о своем прибытии тройным ударом по ним палицей. Но видно не
рассчитал Усыня силушки, или радость его была так сильна, что ворота
городские, сто лет стоявшие незыблемо, рухнули после третьего удара. Как
рассеялась пыль великая, осмотрел Усыня дело рук своих и слегка
опечалился. Теперь в Солнцеград мог любой войти никого не спросясь и днем
и ночкой черною, а лихого народу в округе хватало. Но делать нечего, пора
было и к князю на поклон идти. "Вячеслав ведь еще не ведает, что прибыли
его богатыри верные, - думал Усыня. Но ошибался.
Доложили уже Вячеславу слуги верные о прибытии отряда богатырского. Ждал
он их с кубком в руке. Отворились двери дубовые, поднялся полог парчовый и
вступили в зал великие воины Дубыня с Усыней, как были в дорожном платье.
Остальные ратники на дворе княжеском коней сторожить остались, мало ли,
что теперь без ворот случиться могло.
- Заходите скорее, други мои великие! - Вячеслав их приветствовал, - Рад
вас видеть я в добром здравии. Где ж вы ездили столь долго времени? По
каким таким лесам-полям носило вас? Не спешили вы ко мне на зов великий.
Поклонилися богатыри князю в ноженьки и молвили:
- Не брани ты нас, Великий князь. Помним мы, где были и что делали, все
сейчас расскажем без утайки. Находились мы в пути уж боле месяца. Аж из
славного из города Чернигова, через местные чащобы колдовские, где
последняя травинка одурманена, добирались мы сюда на зов твой княжеский,
во великий город Солнцеград. Повидали многого в пути своем утуренном.
Довелося нам в лесу глухом силушкою с лешими померяться, на дороге полевой
извилистой повстречались с оборотнем хитрым мы. Оборотень тот привиделся
нам страшенным волком. Сколь стреляли мы в него из луков наших стрелами
калеными, - не попали, сколько мы не тужились. И решили мы тогда, что дело
худо на Руси, коль не знает себе места нечисть. Поспешили поскорее в
стольный град твой, чтоб помочь родную землю защитить от проклятых
ворогов. А тебе в подарок мы добыли Сардера, что главою был нечистой
братии, лешакам да кикиморам Черниговским начальником. Прикажи, князь, нам
его пустить на ложки-табуретки, аль другие действия полезные.
Помолчал с минуту Вячеслав. Стыдно ему стало, что бранил он богатырей
своих за опозданье, а они столь много разных подвигов свершили в пути
своем долгом. И сказал тогда Великий Князь:
- Вижу я, что долог был и труден путь ваш. Многое нечисти извели вы в том
пути и гостинец даже князю привезли на забаву. За то благодарю. Только
видать, так торопились вы, что ворот городских в спешке не заметили вовсе.
И теперь мне подумать надобно о том, чем их на ночь запереть. Не могу я
град обширный оставить без ворот главных. Пусть Сардер ваш мне засовом
теперь послужит. Как мастера ворота новые дубовые сколотят, начнет он
отрабатывать грехи свои. Ну, а если в скорой битве с Кабашоном, мне таран
понадобится крепкий, разрушать высоки укрепленья, лучшего тарана не найти.
Нечисть будет бить другу нечисть.
- Мудро, князь, решил ты. - отвечал ему Усыня.
- А теперь, други мои великие, садитесь за стол мой княжеский, да
отведайте вина просвещенного, а ли медовухи, что боле по сердцу придется.
А потом продолжим наш совет.
Князь Великий Всея Руси, Вячеслав, был женат на Настасье Фаддеевне,
патриарха Викентия дщери любимой. Жил он с ней душа в душу уже двадцать
лет, не имея большей радости в жизни, акромя жены своей. И росла у них
дочь Ксения, коей минул уже осьмнадцатый годок. Хоть и не велика была
царевна ростом, но статна и красою весьма богата. Цвела, словно маков
цвет. С младых ногтей научилась она повадкам княжеским, да ухваткам
девичьим, так что вокруг нее женихи и местные и заморские давно уж стаями
кружили, в надежде хозяйкой сделать в землях своих. Но сердца княжеской
дечери сии женихи докучливые не трогали, ждала она любовь свою великую.
По целым дня сидела у окошка в тереме высоком, да глядела в поля далекие:
вдруг появится мил человек, что желанным станет.
Дни шли за днями, а его все не было. А Ксения все ждала своего суженного.
В тот день, что держал совет воинский Вячеслав, а дечь его по обычаю
своему сидела в высоком тереме у окна, и слушала как девки внизу у реки,
поют песни, да гадают. Погода стояла теплая и безветренная, потому до нее
все слова песенные долетали отчетливо, хоть и высоко она сидела.
- Летит сокол из улицы, слава! Голубушка, из другой. Слеталися,
целовалися, сизыми крыльями обнималися.
Девки пели и смеялись на берегу, а Ксения только вздыхала при каждом
раскате смеха. Грустно было на душе у нее.
- Медведь-пыхтун, слава! По реке плывет, - слава! Кому пыхнет во двор,
- слава! Тому зять в терем, - слава!
Услыхав сие, вскочила она и заметалась по светлице, места себе не находя.
богатством все дома золотокаменные в городе мастеров. Отворились пред
Зувейле и Арсеном ворота резные из чистого золота и вступили они на ковры
мягкие, шаги заглушавшие. Лишь только закрылись ворота за ним, наступила
вокруг тишина великая, ни криков ни стонов от резни, что творилась в
городе не долетало во дворец султана.
Как только оказались они за воротами, провела Зувейле, дочь султана
Бендина, сквозь залы роскошные Арсена во внутренний двор широкий к фонтану
из чистого золота, и усадила на скамью удобную. Сама же взмахнула рукой, и
тотчас за ней возникла другая скамья, на которую опустилась Зувейле. А меж
ними появился ковер, укрытый яствами многими, фруктами свежайшими и
сладостями со всех африканских стран. Удивился Арсен такому гостеприимству
в городе захваченном его слугами, кровью залитом, и спросил Зувейле.
- За что же ты меня угощаешь так, словно я друг твой, а не враг злейший(
Ведь воины мои почти всех жителей Золотого города отправили к Аллаху, и
сейчас, когда ты меня услаждаешь яствами, лишают жизни последних из
мастеров.
- Со злодеев довольно содеянного, - сказала Зувейле, - И наказаны они
будут вскорости Аллахом за деяния свои. Но, не то беспокоит тебя Арсен
молодой. Читаю я в глазах твоих вопрос. Хочет знать Арсен, где же отец
мой, великий султан Бендин(
- Ничто не укроется от тебя, сладкоголосая Зувейле. Если верить речам
твоим, то пришел я сюда против воли своей и отца своего, властелина земель
обширных африканских, Кабашона. Где же тогда отец твой, султан Бендин(
Почему не защитит он силой Золтой город от воинов моих кровожадных.
- Это по его воле ты здесь, Арсен. Это он велел мне открыть тебе твою
судьбу, потому что ему это велел сам Аллах. Но ты не увидишь отца моего
Бендина, ибо он, по велению Аллаха невидим, как и джинны, которые ему
служат. А что до воинов твоих, то не смогли они убить ни одного мастера из
Золотого города, ибо все это мираж. Истинный город спрятан надежно
джиннами и его никто и никогда не найдет. Все мастера, что убитыми
кажутся, на самом деле духи бестелесные, коих отец мой прислал для
отвлечения воинства твоего и утоления жажды смерти, что живет в сердцах
сарацинских. Но твое сердце, Арсен, еще чисто. Потому и говорю с тобой.
При словах этих Зувейле скинула паранджу и открыла Арсену свое лицо.
Красива была дочь султана Бендина. Длинные черные волосы ниспадали на
плечи, обрамляя лицо юное с глазами серны, смуглое от бесконечного солнца.
Никогда в жизни своей не видал еще Арсен подобной красоты.
- Не гори огнем Арсен, а то сгоришь, - сказала Зувейле, взгляд горячий
поймав, - не я тебе предначертана. Очень скоро, не пройдет и трех лет с
нашей встречи, воспылает сердце отца твоего Кабашона лютой ненавистью ко
всем людям, кто власти его не ведает под солнцем африканским. И тогда
начнет он войну бесконечную со всеми народами и поработит многих, ибо
силен силой злой и черен душой отец твой. Многие духи, ифриты и джинны,
что землей, водой и стихиями управляют, ему подчиняются. Но не упоится
сердце его содеянным. Скоро снова мало ему станет земли африканской и
пойдет он войной на народы заморские и возьмет в рабство все народы, кроме
последнего. И в походе последнем увидишь ты много крови и смерти, но
встретишь и ту, чье сердце для тебя одного в мире поднебесном
предназначено. Встреча та принесет вам много горя и страданий, но подарит
и любовь сильную. Очень многое случится с вами потом, чего вперед не
расскажешь, но в конце всего настанет час выбирать.
Прекратила тут свою речь прекрасная Зувейле, дочь невидимого султана
Бендина. Молчал и Арсен, не зная верить или нет предсказанию. Наконец
нарушил он тишину:
- А что же будет потом, отчего говоришь ты со мной загадками, Зувейле(
- То, что будет потом, зависит только от вас, Арсен. Этого не знает даже
сам Аллах, ибо дальше судьба твоя не написана.
- Аллах знает все.
- Да, но влюбленные об этом не ведают.
Призадумался молодой Арсен о судьбе своей не зная, верить или нет дочери
султана Бендина, прекрасноокой Зувейле. Никогда раньше в жизни его
недолгой не слышал он таких предсказаний, только лишь в ожидании битв,
отцом задуманных и жил Арсен, на коне боевом подрастая. Хоть и должен был
он воином великим стать, но в душе ему смерти вид был не радостен. Не
любил он умерщвлять тысячами по одному лишь желанию, как делал это отец
его Кабашон сильный, которому смерти вид приятен был, а мучения людские
желанны, словно сладости. Вздохнул Арсен молодой, стряхнул мысли глубокие,
и спросил наконец:
- Но что же мне делать теперь, прекрасная Зувейле(
- Идти на встречу судьбе своей, Арсен, и да поможет тебе Аллах в том, что
не сказано!
- И ты не сердишься за то, что я хотел сделать с городом твоего отца(
- То не ты хотел Арсен, то была воля Кабашона Черного, как зовут его меж
собой джинны могучие. Ты же, хоть и плоть от плоти его, но родился в день
священного праздника, и отмечен путь твой с малых лет светлой звездой,
потому и не захватила твое сердце еще злоба, как стало с Кабашоном много
лет назад.
- А что было с отцом моим(
- Про то сведаешь, Арсен, когда час придет. А сейчас уходи отсюда, ибо
время на беседу отпущенное истекает. Собери воинов своих, чей разум сейчас
захвачен жадностью бесконечной и предаются они грабежу и насилию, и веди
их на север, а светить тебе будет звезда путеводная. Лишь только выйдешь
ты из ворот моего дворца Арсен, пропадет мираж и окажитесь вы посреди
пустыни бескрайней без пищи и воды, а лишь с золотом, что велю я насыпать
во множестве своим слугам невидимым в мешки верблюдов ваших. Я даю тебе
золота, чтобы отец твой доволен был и не смел мешать предсказанию. Будет
думать он, что нашли его сарацины верные Золотой город султана Бендина,
разграбили и огню жестокому предали.
Подивился еще раз Арсен тем словам и всему, что было с ним, на сон
похожее. Встал он, попрощался с Зувейле, гостеприимной колдуньей из
Золотого города, и покинул роскошный дворец невидимого султана Бендина.
Лишь только ступил он за ворота резные золоченые, как сгустилась ночь
черная над песками пустыни. Конь Арсена стоял тут же, ожидая хозяина.
Вскочил в седло Арсен и поехал на огни, что горели повсюду вокруг. То
металось по пескам окрестным сарацинское воинство, в поисках исчезнувшего
вдруг Золотого города. Когда поравнялся он с огнями первыми, что факелами
были в ругах рыцарей сарацинских, и был узнан, велел крикнуть Иорнанада
чернобородого. А когда узрел его перед собою, не было конца удивлению
предводителя сарацинского, и рассказал он Арсену историю об исчезновении
Золотого города. Узнал Арсен, что уж больше месяца тому, как внезапно,
посреди поживы великой, когда воины сарацинские наполняли мешки верблюжьи
золотом, пропал вдруг Золотой город и оказались сарацины с караваном своим
посреди песков бескрайних в пустыне бесконечной. Было у них много золота,
но не было еды и звезды им не показывались, а потому плутают они по
пустыне уже больше месяца и не могут найти дорогу, что ведет сквозь
нагорье Ахаггар прямо в земли Кабашона Великого. А всего более были они
опечалены тем, что пропал в то мгновение вместе с Золотым городом и сын
Кабашона Великого Арсен храбрый. И вот теперь Иорнанад снова счастлив,
потому что может показаться перед властелином мавританским и славит Аллаха
за спасение его сына.
Удивился Арсен рассказу сему рассказу, а более всего тому, что расстоянье,
которое проскакал он на коне быстром, показалось ему малым, а на самом
деле то был месяц пути. Значит не обманула его Зувейле сладкоголосая и
силен был в колдовстве невидимый султан Бендин. А раз сбылось одно
предсказание, сбудется и другое. Посмотрел на небо черное ночное Аресен и
увидал звезду единственную, что зажглась в то мгновение путеводным светом
над песками бескрайними. Возликовали сарацины и пустились в путь за
Арсеном храбрым, которому звезды открывались. И теперь уже Иорнанд
чернобородый ехал рядом не зная дороги и во всем ему был преданным слугою.
Очень скоро выехал отряд сарацинский с караваном к нагорью Ахаггар, а
оттуда уже десять дней пути оставалось сквозь пески раскаленные до хребта
горного, что прозывался Западный Эрг. А оттуда уже совсем близок был путь
до Грандахарга, столицы Кабашона, властителя земель мавританских и многих
других. Потому в конце концов вернулись они домой с поживой великой, хоть
и умерла половина войска в пути от жажды неминучей. Но смерти той Кабашон
не заметил вовсе, ибо дух ее был приятен властелину, а за золото и
храбрость он был доволен Арсеном и велел устроить в честь того праздник
шумный. О встрече своей с Зувейле и предсказании странном не сказал Арсен
ничего.
С той поры не успело минуть и трех лет, как задумал Кабашон хитрый новый
поход в земли славянские, в которых видел он угрозу растущую от князей
русских и богатырей многих, что не боялись сарацин его верных. Много
золота скопилось уже в землях тех, но не столько золота жаждал Кабашон,
сколь хотел умертвить он страну обширную, что жила по своим законам и его
знать не желала, как хозяина. Кликнул клич Кабашон и скоро собралось
великое воинство разноплеменное на брегах моря средь земель лежащего. И
настал час, когда отправил в поход бесконечный славный воинство свое
Кабашон и сам вместе с ним отправился, взяв с собой Арсена храброго.
И вот ступили они уже на земли прибрежные, из коих путь лежал дальше в
земли славянские посуху и по рекам полноводным, растеклось по брегам
воинство мавританское, расползлось, словно тучи саранчи. И стоял Кабашон
на брегу, вперив взор в дали туманные, за которыми враги его жили пока ни
о чем не ведая, и билось от того сильно в предвкушении смертей многих
сердце его злобой полное. И смотрел в даль с тревогой Арсен храбрый, стоя
рядом, ибо помнил он о предсказании.
Насладившись видом первых земель захваченных, снова сел Кабашон на корабли
чернотелые и пустились они дальше вверх по рекам с половиной войска
сарацинского к самому сердцу земель славянских, предавая огню и мечу все
селения встречные. Были в том войске сарацины из рода Сегри с Лавритасом
во главе, Алабесы с Иорнандом в предводителях, и Альморади под началом
Гаруса. А вторая половина воинства огромадного под началом Отера,
предводителя рода Гомелов, и Абенсеррахи с Рамом во главе, двинулась путем
пешим покоряя все страны, что на пути ее лежали, устилая путь тот трупами
многочисленными.
В тот самый день и час появились в землях князя киневского Вельямира
посланники Кабашоновы - звероголовые рыцари из темного рода. И велели ему
идти немедленно к князю новгородскому Юрию Дориановичу и стать в ополчение
Новагорода, что последней крепостью будет на пути мавританского воинства к
Солнцеграду. И пошли воины подлые Вельямира и принял их Юрий Дорианович в
войско свое и доверил защищать тылы Новгородские.
Совет у Великого князя
С той поры, как отряд богатырский покинул леса колдовские потеряв одного
Алексия только, минуло много дней. Лешие, в схватке жаркой побитые, на
глаза боле не показывались, разбежавшись кто куда по закоулкам лесным,
потому богатыри русские спокойно путь свой дальний совершали. Ехали они
через поле высокотравное. А погода в ту пору стояла теплая, солнцем
богатая.
- Сколь ехать-то нам еще, брат Усыня? - вопросил богатыря-предводителя
один из ратников, вглядываясь в даль синюю, где дорога петляла меж полей и
исчезала в лесу широком.
- Да недалече уж, - ответствовал Усыня, - верст шестьдесят с гаком, да гак
еще в половину того, ну а там, глядишь, и с князем Солнцеградским попируем.
При словах этих небо над головами всадников потемнело вдруг, словно ночь
наступила в одно мгновение. На солнце, высоко в небе висевшее, наползла
огромная туча, на медведя похожая.
- Никак опять дождь будет, дяденька? - спросил Дубыню ехавший сзади ратник
Михайло. Дубыня-богатырь поднял голову и посмотрел на небо.
- Может и будет, - ответил он, подумав, - А может и нет.
Вдруг черногривый конь его заржал громко и встал, как вкопанный. Конь
Усыни тоже словно врос в землю рядом. Подивившись немало и осмотревшись,
богатыри увидали то, что даже коней богатырских, к шуму сечи приученных,
испугать сумело. Посреди дороги стоял огромный волк. Шкура его мохнатая
бурым цветом отливала, словно и не волк это был вовсе, а медведь. Из пасти
оскаленной торчали клыки огромные, крови алчущие. А глаза свирепые на
людей смотрели выжидаючи.
- Гляди-ка, - удивился даже видавший виды Усыня, - вот это Тварь! Этот и
быка повалить сможет.
Волк, словно расслышав слова богатырские, зарычал негромко. И едва услышав
это, ратники, позади Горыни с Усыней находившиеся, стали в бой рваться.
- А ну я его сейчас палицей! - воскликнул Михайло и уже хотел было
броситься на волка, но Усыня осадил горячего воина.
- Обожди, боец. Что-то не нравится мне зверюга сия. Может и не волк это
вовсе.
- Да ну?! - удивился Михайло, но палицу опустил. - А кто же это, дяденька,
коли не волк?
- Не все то волк, что волком кажется, - пробормотал Усыня себе в усы
богатырские, - сдается мне, - оборотень это лесной.
Волк осклабился и поднял на Михайло злые желтые глаза. Из открытой
клыкастой пасти снова послышалось рычание. Кони богатырские, хоть и были
ко всему приучены, чуть прочь не бросились. Еле-еле ратники их
утихомирили, и стоять заставили.
- И точно дьявол какой-то, - сплюнул Михайло сквозь зубы, - враз коней
взбаламутил. Дяденька, дозволь я его на тот свет отправлю!
- Гляди, как бы он тебя туда вперед себя не впустил, - молвил мудрый
Дубыня-богатырь. - Дайте-ка мне стрелу каленую.
Взял Дубыня стрелу, натянул лук тугой, да прицелился. Волк же не
шелохнется, все стоит и смотрит на Дубыню, словно нарочно смерти просит.
Да в глазах его насмешка бродит. Запела тетива каленая, засвистела стрела
быстрая и вошла в сырую землю, аккурат в том месте, где волк стоял. Только
его и след простыл к тому времени, будто и не было никого на пустынной
дороге, акромя богатырей странствующих. Приумолкли ратники, очи в землю
потупили. Что сказать не знают. На Усыню с Дубыней глядят, ответа ждут.
Первым тишину Михайло нарушил:
- Прав ты был дяденька, оборотень был зверюга сей. Недаром смеялся он над
нами.
И как сказал это, стемнело вокруг пуще прежнего, словно ночь непроглядная
наступила. А в деревьях придорожных родился смех великий, кроны их
сотрясавший.
- Что за дьявол над нами куражится, - молвил Усыня мудрый оглядевшись. -
Мне не ведомо. Одно чую: не к добру это. Уж ежели он среди бела дня на
Руси добрым людям на дороге кажется, - видать беда стряслась в земле
нашей. Большая беда, коли нечисть ликует и места своего знать не хочет.
Поспешать надо к князю нашему в Солнцеград на подмогу.
Сказавши это перекрестился Усыня. В тот же час все как было сделалось:
небо чистое, солнце ясное, да поле широкое высокотравное. И погнали воины
коней своих прямо в Солнцеград, и были у ворот его к утру следующему.
Аккурат в то утро Вячеслав совет держал воинский с боярами верхними, да
военачальниками, прибывшими на зов его, а заодно и трапезничал. Как
расположились все в палатах великокняжеских, за столами длины немеряной,
велел князь кушанья подавать. Поскольку до недавних пор в государстве
наблюдалась благодать великая, то и на столах явилось несчетное количество
кушаний. Были там почки моченые, окорока крученые, яблоками, грибами,
перцем да вином заморским сдобренные. "Гусь в яблоках" горделиво посреди
стола возвышался, потому как почитали его за главное блюдо. Осетры, икрой
полный, на подносах из чистого золота лоснились. А уж румяным поросячьим
тушкам и счету не было. Вино любили здесь просвещенное - из Византии.
Хотя, по правде говоря, вином тем Патриарху больше угодить хотели.
Остальным князьям удельным русским медовуха да квас боле по сердцу
приходились. В них на столе недостатка тоже не было. Как наполнили кубки
золотые великие перво-наперво вином просвещенным, поднялся Вячеслав-князь
и молвил:
- За тебя пьем, Патриарх Викентий, опора веры нашей младой!
- За тебя! - сказали князья удельные и кубки дружно подняли. Не успели на
стол поставить, как слуги быстрые их сызнова до краев наполнили. Поднялся
тогда патриарх Викентий с ответным словом.
- Храни тебя Боже, князь! Помоги тебе в делах ратных, кои грядут скоро.
Сказал так и осушил свой кубок Викентий. За ним великий князь
Солнцеградский. Следом и все князья удельные. Закусив почками мочеными,
молвил Вячеслав подданным своим:
- Теперь, братья, совет держать будем.
Поднялся тут князь Новгородский Юрий Дорианович.
- Дозволь сказать князь Великий. Думаю я, обождать денек надо. Не прибыли
еще богатыри твои Усыня с Дубыней, да Горыня-молодец. Без них и совет не
совет.
На что ответил ему Вячеслав:
- Не могу я ждать более. Уже много дней прошло с тех пор, как разослал я
гонцов во все края земли моей. Известил всех, что беда идет великая на
землю русскую. Вы уже давно явились, а богатырей моих все нет. Решил я без
них совет держать. Коль скоро приедут, выслушаем их слово мудрое. А нет, -
я здесь великий князь, - как скажу, так и будет!
Согласились все с ним, только Юрий Дорианович сел недоволен на место свое.
- Будем думу думать, други мои, - продолжал Вячеслав, - где нам встретить
проклятого ворога. То ли в поле широкое выйти навстречу ему, то ли в граде
моем сидючи оборону держать, покуда не подоспеют богатыри. Каждый слово
свое молвить должен. Начинай ты, Северин Святославович.
Поднялся с места своего Северин, князь Владимирский:
- Слышал я князь от людей верных, что полчища Кабашоновы уже близко.
Появились они из земель далеких галльских, пронеслись огненным вихрем
сквозь славянские земли, что граничат на западе с государством нашим,
оставив повсюду пепелище и вторглись теперь в родные пределы, потоптав уже
конями земли Кривичей, Родимичей да Древлян, в лесах дремучих обитающих.
Много русичей полегло уже от мечей поганого воинства. Доколе же мы будем
сиднями сидеть на полатях, князь? Дозволять народ свой умерщвлять
чернотелым разбойникам? Нужно сей же час сбирать наши дружины в одно
войско, и в поход выступать против Кабашона. Таким будет мое слово.
Сказал так и сел Северин Святославович, князь Владимирский: кулаки сжимая
во гневе великом.Следом встал боярин Серапион:
- Дозволь слово молвить, князь. Храбр и горяч князь Владимирский, а
дружина его сильна, словно вепрей стая, и быстра как ветер. Хочет он,
чтобы мы сей же час в поход выступили. Но подумай, князь. Там лишь поле
чистое, да небо голубое заступники, здесь же - стены крепкие да высокие.
Акромя того богатыри твои еще не прибыли. А без них кто же битву начнет с
Кабашоном?
- Не нужны воинам русским заступники, - молвил тут Северин Святославович,
- не пристало им за стенами прятаться, покуда силушка в руках имеется. А
на поединок с маврами у нас и без того найдутся охотники.
- Говори теперь ты, Мал Олегович, - приказал Вячеслав князю Рязанскому.
Поднялся со скамьи Мал Олегович, почесал свою бороду долгую, оправил
платье богатое и молвил:
- Слышал я, княже, что мавры кабашоновы вторым войском идут по рекам нашим
на лодьях своих крутобоких, паля по пути все селения встречные. Очень
скоро быть они должны под стенами града моего, от того беспокоен я в
ожидании этом и хотел дозволения просить в путь обратный отправится,
богатырей не дождавшись. Ибо нужен я в Рязани для защиты стен ее.
Призадумался Великий князь Вячеслав. С двух сторон шли вороги на его
родину великую. Как оборониться ото всех сразу( Как сохранить силу сильную
войска, разделив его на части отдельные( Не единожды бился князь на войне,
не единожды сам в походы ходил в земли чужие, но супротив воинства столь
великого не приходилось биться еще на своей земле. Обмыслил Вячеслав дело
сие и решенье свое высказал:
- Так мы сделаем, други мои верные. Уж коль скоро Псков и Новгород с
запада первыми на пути кабашоновых извергов стоят, отошлем мы дружину
среднюю Черняя Неулыбы на подмогу Юрию Дориановичу, князю Новгородскому.
Пусть сколь может, сбирает мужиков и ополчения любые на подмогу, и держит
ворогов покуда достанет силы. А затем отойдет с войском своим к
Солнцеграду. Ты, Мал Олегович, поступишь также, коль скоро град твой с юга
первой крепостью сильной на пути сарацин встанет. Дадим мы тебе в подмогу
дружину малую Ермила Мечиславича. Держать будешь град свой до последнего,
ну а там, как обернется. Жив будешь - приведешь войско свое к Солнцеграду.
Здесь и дадим собаке Кабашону, в сраженьях уже помятому, битву последнюю.
Встал князь великий и окну резному подошел, в даль далекую взгляд бросил.
Но, не простоял и мгновенья малого, как раздался вдруг грохот великий от
ворот городских исходивший. Переглянулись князья меж собой: отчего сей шум
случиться мог? Али вороги злые уже под стены подошли? Ведь были ж они еще
далеко, как доносили лазутчики. Но не вороги то были проклятые. Шум сей
произвел Усыня-богатырь, что с отрядом своим и Дубыней, добрался, наконец,
до столицы великокняжеской. А добравшись, так возрадовался сему, что,
узрев ворота городские запертыми по случаю трапезы и совета княжеского,
возвестил о своем прибытии тройным ударом по ним палицей. Но видно не
рассчитал Усыня силушки, или радость его была так сильна, что ворота
городские, сто лет стоявшие незыблемо, рухнули после третьего удара. Как
рассеялась пыль великая, осмотрел Усыня дело рук своих и слегка
опечалился. Теперь в Солнцеград мог любой войти никого не спросясь и днем
и ночкой черною, а лихого народу в округе хватало. Но делать нечего, пора
было и к князю на поклон идти. "Вячеслав ведь еще не ведает, что прибыли
его богатыри верные, - думал Усыня. Но ошибался.
Доложили уже Вячеславу слуги верные о прибытии отряда богатырского. Ждал
он их с кубком в руке. Отворились двери дубовые, поднялся полог парчовый и
вступили в зал великие воины Дубыня с Усыней, как были в дорожном платье.
Остальные ратники на дворе княжеском коней сторожить остались, мало ли,
что теперь без ворот случиться могло.
- Заходите скорее, други мои великие! - Вячеслав их приветствовал, - Рад
вас видеть я в добром здравии. Где ж вы ездили столь долго времени? По
каким таким лесам-полям носило вас? Не спешили вы ко мне на зов великий.
Поклонилися богатыри князю в ноженьки и молвили:
- Не брани ты нас, Великий князь. Помним мы, где были и что делали, все
сейчас расскажем без утайки. Находились мы в пути уж боле месяца. Аж из
славного из города Чернигова, через местные чащобы колдовские, где
последняя травинка одурманена, добирались мы сюда на зов твой княжеский,
во великий город Солнцеград. Повидали многого в пути своем утуренном.
Довелося нам в лесу глухом силушкою с лешими померяться, на дороге полевой
извилистой повстречались с оборотнем хитрым мы. Оборотень тот привиделся
нам страшенным волком. Сколь стреляли мы в него из луков наших стрелами
калеными, - не попали, сколько мы не тужились. И решили мы тогда, что дело
худо на Руси, коль не знает себе места нечисть. Поспешили поскорее в
стольный град твой, чтоб помочь родную землю защитить от проклятых
ворогов. А тебе в подарок мы добыли Сардера, что главою был нечистой
братии, лешакам да кикиморам Черниговским начальником. Прикажи, князь, нам
его пустить на ложки-табуретки, аль другие действия полезные.
Помолчал с минуту Вячеслав. Стыдно ему стало, что бранил он богатырей
своих за опозданье, а они столь много разных подвигов свершили в пути
своем долгом. И сказал тогда Великий Князь:
- Вижу я, что долог был и труден путь ваш. Многое нечисти извели вы в том
пути и гостинец даже князю привезли на забаву. За то благодарю. Только
видать, так торопились вы, что ворот городских в спешке не заметили вовсе.
И теперь мне подумать надобно о том, чем их на ночь запереть. Не могу я
град обширный оставить без ворот главных. Пусть Сардер ваш мне засовом
теперь послужит. Как мастера ворота новые дубовые сколотят, начнет он
отрабатывать грехи свои. Ну, а если в скорой битве с Кабашоном, мне таран
понадобится крепкий, разрушать высоки укрепленья, лучшего тарана не найти.
Нечисть будет бить другу нечисть.
- Мудро, князь, решил ты. - отвечал ему Усыня.
- А теперь, други мои великие, садитесь за стол мой княжеский, да
отведайте вина просвещенного, а ли медовухи, что боле по сердцу придется.
А потом продолжим наш совет.
Князь Великий Всея Руси, Вячеслав, был женат на Настасье Фаддеевне,
патриарха Викентия дщери любимой. Жил он с ней душа в душу уже двадцать
лет, не имея большей радости в жизни, акромя жены своей. И росла у них
дочь Ксения, коей минул уже осьмнадцатый годок. Хоть и не велика была
царевна ростом, но статна и красою весьма богата. Цвела, словно маков
цвет. С младых ногтей научилась она повадкам княжеским, да ухваткам
девичьим, так что вокруг нее женихи и местные и заморские давно уж стаями
кружили, в надежде хозяйкой сделать в землях своих. Но сердца княжеской
дечери сии женихи докучливые не трогали, ждала она любовь свою великую.
По целым дня сидела у окошка в тереме высоком, да глядела в поля далекие:
вдруг появится мил человек, что желанным станет.
Дни шли за днями, а его все не было. А Ксения все ждала своего суженного.
В тот день, что держал совет воинский Вячеслав, а дечь его по обычаю
своему сидела в высоком тереме у окна, и слушала как девки внизу у реки,
поют песни, да гадают. Погода стояла теплая и безветренная, потому до нее
все слова песенные долетали отчетливо, хоть и высоко она сидела.
- Летит сокол из улицы, слава! Голубушка, из другой. Слеталися,
целовалися, сизыми крыльями обнималися.
Девки пели и смеялись на берегу, а Ксения только вздыхала при каждом
раскате смеха. Грустно было на душе у нее.
- Медведь-пыхтун, слава! По реке плывет, - слава! Кому пыхнет во двор,
- слава! Тому зять в терем, - слава!
Услыхав сие, вскочила она и заметалась по светлице, места себе не находя.