Страница:
Был у нас молодой летчик В. А. Горин, подававший большие надежды, особенно по части воздушной разведки. И вот с некоторых пор веселый и остроумный Вася Горин в чем-то изменился. В боевые полеты уходил с готовностью, но, как можно было заметить, без прежнего энтузиазма, с какой-то непонятной вялостью, возвращался раздраженным, даже злым. Казалось, не удовлетворен и успехом в полете, и даже высокой оценкой командира, словно что-то весьма досадное сдерживало и мешало ему оставаться самим собою. В часы досуга предпочитал слушать, а не рассказывать, лишь изредка улыбаясь, будто разучившись громко смеяться, как это было совсем недавно. Недоумевавшим друзьям отвечал неопределенно. И друзья решили, что Горин переживает неразделенную любовь. Называли и объект выдуманной любви. Вскоре, однако, до Горина дошел слух, что он якобы стал бояться летать. Честь и самолюбие летчика, несомненно волевого и отнюдь не робкого десятка, оказались несправедливо задетыми. Чтобы опровергнуть небылицу, он решил по-своему: не раскисать, покрепче взять себя в руки и во что бы то ни стало преодолеть причину замеченных в нем перемен. Не распространяться о ней и не давать новых поводов для дальнейших пересудов.
Я не замедлил вмешаться.
- Ничего особого, доктор. Показать нечего. Потому и говорить неудобно, а может быть, и незачем. Время фашистов бить, а не жаловаться, - смущаясь, начал Горин, когда мы, уединившись однажды, уселись поговорить дружески о его самочувствии.
- А если по существу?
- Головные боли донимают. Особенно на высоте и после полета.
- В каком месте?
- Больше всего лоб, надбровные дуга. Думал, шлемофон тесен или очки давят. Но нет. Временами трудно дышать носом. Иногда кажется, что ломит верхние зубы спереди.
Слушая Горина, авиационный врач не мог не подумать о воспалении придаточных полостей носа - лобных (фронтит) и верхнечелюстных (гайморит). Для летчика-истребителя заболевание особенно нежелательное, плохо поддающееся лечению. Иногда бывает причиной оставления летной работы, как это имело место С. А. Гладченко, о чем уже рассказывалось.
- Летать смогу и дальше. Мне бы таблеток каких, - продолжал Горин после непродолжительной паузы.
- Нет. Запутывать картину заболевания таблетками и запускать болезнь не годится. Летать тебе пока нельзя. Не станем сожалеть, что не выяснились твои жалобы раньше. Лучше будет, если начнем без проволочек действовать. Давай-ка, Вася, ляжем на обследование и лечение по всем правилам науки.
- В госпиталь? Ни за что! - протестующе повышая голос, отозвался Горин. А если ничего не найдут и останутся одни мои жалобы? Что тогда обо мне подумают? И без того слухи ползут. Да вы о них знаете.
- Не слухам, а тебе верю. Поверь и ты доктору, твоему тезке. Нет дыма без огня. Есть причины и твоих головных болей.
- Как же, некоторые уже "выявили". Полеты, видите ли, устрашают...
- Ты снова о том же, хотя отлично понимаешь, что это не так.
- Не только понимаю, но и докажу делом.
- Не сомневаюсь. Но прежде надо вылечиться. Доказывать в воздухе с головными болями, как у тебя, нельзя. Разве не так?
Горин промолчал.
Объясняя мои предположения о возможном у него заболевании, я отметил, что полеты сами по себе еще не причина. Ведь у других летчиков ничего подобного нет. Однако полеты обостряют причину: с высотой барометрическое давление падает, воздух в придаточных полостях расширяется и давит на воспаленную слизистую стенок, вызывая или усиливая боли, продолжающиеся некоторое время и после полетов. Закончил я довольно безапелляционным предположением:
- Специалисты по уху, горлу и носу уточнят, что к чему, и непременно устранят причину твоих головных болей.
- Мне только это и надо. Вы поверили, что я не выдумываю, верю и я вам.
- Ну вот и договорились.
После доклада в тот же день командиру полка Горина направили в госпиталь. Диагноз, конечно, подтвердился. Летчика успешно оперировали. Головные боли исчезли бесследно. Репутация Горина была восстановлена. Учитывая его перспективность как воздушного разведчика, В. А. Горина перевели в специальную разведывательную авиачасть. Там он отличился на разведке и 15 мая 1946 года был удостоен звания Героя Советского Союза (у В. А. Горина 360 боевых вылетов, из них 110 особо важных и результативных - на дальнюю разведку. Сбил 4 самолета врага лично и 3 - в группе).
Полковник запаса Василий Алексеевич Горин живет в Ленинграде, работает в Аэрофлоте. До сих пор хранит добрую память о медиках, вернувших ему возможность летать.
На встрече ветеранов 9 мая 1978 года с трибуны клуба в поселке Мурино, где увековечены имена многих наших погибших летчиков, он с полным правом говорил о том, что в воздушных победах большая доля труда тех, кто обеспечивал полеты, кто неусыпно стоял на страже здоровья летчиков, их боеспособности. В качестве примера рассказал свою историю, о которой читатель уже знает. Он сказал, что без своевременного участия в его судьбе доктора полка он, летчик Горин, не выступал бы сейчас здесь. И уж конечно, не имел бы тех знаков отличия, которыми его удостоила Родина.
Смущенный, я вслед за Гориным вспоминал давно минувшее, радуясь встрече, возможности снова видеть отважного летчика. Я испытывал особое чувство признательности всем моим бывшим пациентам, вместе с которыми мы честно исполнили в меру сил и возможностей свой долг в трудные годы войны.
Прерывая Горина аплодисментами, ветераны потребовали и меня на сцену. Герой-летчик и я, его бывший доктор, крепко обнялись и многократно расцеловались, приветствуемые бурей рукоплесканий. Когда наступила тишина, я сказал несколько ответных слов. Вслед за мной выступил один из лучших наших летчиков полка Б. А. Лощенков. Дополняя меня, Борис Алексеевич прочитал свое новое, превосходное стихотворение "Боевому другу - Васе Горину".
Варварские обстрелы города. Гибель М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко. П. Ив. Павлов вступил в должность командира полка. В боях за снятие блокады полк стал Краснознаменным. Гибель А. Г. Ломакина
Лето 1943 года порадовало новым сокрушительным разгромом фашистов. На этот раз - на Курской дуге. Это было еще одно убедительное свидетельство дальнейшего роста могущества Советского государства и его Вооруженных Сил. Фашисты терпели одно поражение за другим. Под Ленинградом, где их ожидал новый сокрушительный разгром, гитлеровцам после прорыва блокады ничего не оставалось, как продолжать варварские обстрелы и бомбежки. В злобном бессилии предпринять что-либо другое, они делали это с нарастающей жестокостью. Только в сентябре 1943 года фашисты выпустили по городу 11 394 снаряда. Это самая большая интенсивность артиллерийского обстрела в течение всей блокады. За 1943 год артиллерия противника обстреливала город 243 дня. Зарегистрировано 66834 разрыва снарядов - 44 процента от всей численности за годы блокады. Пострадали 5966 человек, из них 1377 были убиты. За 1943 год фашисты 50 раз бомбили город. Попыток, заставлявших объявлять в городе воздушную тревогу, было 214. В большинстве случаев воздушным пиратам не удавалось прорваться к городу. А из числа прорвавшихся не все уходили безнаказанно. Вражеские снаряды достигали и нашего аэродрома в Гражданке. Туда фашисты бросали чаще всего шрапнельные и осколочные снаряды.
Бывая в Ленинграде, я неоднократно оказывался под обстрелом. Удобными местами укрытий для пешеходов служили подъезды домов на стороне улицы, на которой не было предостерегающих надписей: "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна".
Однажды С. Я. Плитко и меня обстрел сопровождал почти до самой Гражданки. Мы спешили из Первого военно-морского госпиталя в полк на партсобрание. Опоздать, а тем более не явиться, было нельзя: докладчик - Плитко. Поэтому в укрытиях долго не задерживались. Самый близкий разрыв снаряда настиг нас у Литейного моста. Когда рассеялся заполнивший подворотню дым и улеглась пыль от обрушившейся штукатурки, выяснилось: воронка на мостовой всего в нескольких метрах от нас. Пострадавших не было. Мы отряхнулись от пыли, обдавшей нас с головы до ног, и пошли через мост. На собрание успели вовремя.
Однажды мы поехали на концерт в Выборгский Дом культуры. Прежде чем начать представление, конферансье, появившийся перед занавесом, объявил порядок укрытия зрителей на случай артиллерийского обстрела. Буквально с последним словом конферансье, когда занавес еще не успели раздвинуть, поблизости стали рваться снаряды. Зрители организованно покинули зал и спустились в подвальное помещение. Многие оставались в фойе. Когда обстрел кончился, время, предусмотренное для вечера отдыха, осталось позади. Мы сели в автобус и поехали в Гражданку. По дороге домой летчики шутили по поводу того, что из всей программы концерта мы видели, и то мельком, одного конферансье.
12 октября 1943 года старший лейтенант М. В. Красиков, старшина 3-й эскадрильи Н. Н. Низиенко и я оказались в зоне очередного артиллерийского обстрела в Ленинграде. В тот день мы ездили на примерку шинелей в портновскую мастерскую. Полк стали переодевать в морскую форму. После примерки мы возвращались домой на трамвае. К сожалению, вернулся я один. Моих друзей М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко в числе других сразили осколки вражеского снаряда, угодившего между вагонами трамвая на Лесном проспекте у Муринского моста. На следующий день однополчане с почестями похоронили боевых друзей на кладбище в Мурине.
Спустя двадцать девять лет, 9 мая 1972 года, там был открыт памятник погибшим. Среди имен на граните высечены имена М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко. На открытии памятника присутствовали два брата Красикова и его племянница, родившаяся после войны. Они живут и трудятся в Оренбуржье. Присутствовала жена Низиенко, проживающая на Украине. До сих пор не угасла боль постигшей ее утраты. Была зачитана трогательная телеграмма от сына Н. Н. Низиенко - военного моряка Тихоокеанского флота. Капитан 3-го ранга Низиенко-младший выразил сердечную благодарность партии и правительству, совету ветеранов авиации ВМФ и однополчанам отца за благородные усилия по увековечиванию памяти погибших за Родину.
Работа эта, полная глубокого смысла и большого воспитательного значения, продолжается. 9 мая 1977 года в Мурине были открыты новые обелиски с именами тех погибших летчиков ВВС КБФ, которых однополчане не смогли похоронить в годы войны и чьи могилы остались неизвестными. На одном из вновь открытых обелисков в Мурине начертаны пятнадцать имен летчиков нашего 21-го авиаполка. Они вылетали на боевые задания с полевых аэродромов Гражданка, Каменка, Приютино, но не вернулись. Среди них майор И. И. Горбачев, капитан А. Г. Ломакин, лейтенанты Д. В. Пимакин, И. А. Чернышенко и другие.
С начала ноября 1943 года полком стал командовать майор Павел Иванович Павлов. Его заместителем по летной подготовке назначили майора Дмитрия Александровича Кудымова. Освободившееся место командира 3-й эскадрильи занял в первый день нового, 1944 года капитан Анатолий Георгиевич Ломакин, к сожалению ненадолго. Вскоре его сменил капитан Павел Ильич Павлов. Капитан Б. М. Сушкин получил своего рода предновогодний подарок: 2-ю эскадрилью, в которой он служил заместителем, он принял от майора Г. М. Шварева в декабре 1943 года. С июня того же года начальником штаба полка вместо майора В. М. Литвинюка прислали майора М. П. Носкова. В феврале 1944-го на эту должность (с временным исполнением обязанностей) прибыл подполковник А. В. Селиванов. Майоры Г. А. Романов и Г. М. Шварев получили назначения в другие части. (Г. А. Романов в первые послевоенные годы командовал гвардейским истребительным авиаполком истребительной авиадивизии. К слову сказать, спустя более двух лет после войны мне довелось быть авиационным врачом этой дивизии, снова встретиться и сотрудничать с Г. А. Романовым и инженером В. Н. Юрченко. Давно это было. И тем приятнее и трогательнее сознавать: оба они из числа замечательных людей, чьи имена и дела незабываемы, как незабываемо время совместной с ними работы в дни тяжелой войны и после нее.)
С приходом Павла Ивановича Павлова в качестве командира начался второй, такой же славный, как и при Я. 3. Слепенкове, период боевой деятельности полка. Он совпадал с выдающимися наступательными операциями Советских Вооруженных Сил последних полугора лет войны. Сокрушительные удары по врагу в 1944 году начались битвой под Ленинградом в январе - феврале, напоминавшей битву в январе 1943 года, но с очень существенной разницей: тогда прорыв, а теперь полное снятие блокады и освобождение всей Ленинградской области от врага.
В период подготовки окончательного разгрома фашистов под Ленинградом почти невозможное сделали балтийские моряки. За время с ноября 1943 года и до начала битвы они сумели скрытно (и без потерь!) перебросить из Ленинграда и Лисьего Носа на Ораниенбаумский плацдарм целую армию! "Переброска огромных масс людей и техники по Финскому заливу, - вспоминает генерал армии И. И. Федюнинский, проходила в сложнейших ночных условиях осенних штормов, а затем и ледостава, по мелководью и стесненным фарватерам, в зоне наблюдения противника". По сложности и важности эту операцию прославленный командарм назвал беспримерной. В итоге на направлении главного удара с Ораниенбаумского плацдарма было создано в пехоте и артиллерии трехкратное, а в танках - шестикратное превосходство над противником, а на участке прорыва с Ораниенбаумского плацдарма и того больше.
С Ораниенбаумского плацдарма 14 января перешла в наступление 2-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского, а 15 января 42-я армия генерал-полковника И. И. Масленникова из района Пулкова в общем направлении на Ропшу.
Одновременно с войсками Ленинградского фронта (командующий генерал армии Л. А. Говоров) в наступление перешла 59-я армия Волховского фронта под командованием генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова (командующий фронтом генерал армии К. А. Мерецков), наносившая главный удар по войскам 18-й армии противника севернее и южнее Новгорода. Остальные армии обоих фронтов активными наступательными действиями на своих участках не давали врагу возможности перебрасывать подкрепления в направлении главного удара наших войск.
Краснознаменный Балтийский флот (командующий - адмирал В. Ф. Трибуц) в ходе операции содействовал войскам 2-й ударной и 42-й армий огнем корабельной, береговой и морской железнодорожной артиллерии, авиацией.
Кроме балтийской авиации воздушное обеспечение боевых действий осуществляла авиация Ленинградского и Волховского фронтов. Операция развивалась успешно. Уже 19 января войска 2-й ударной и 42-й армий Ленинградского фронта соединились севернее Ропши (у деревни Русско-Высоцкое). Стрельнинско-петергофская группировка противника была окружена, а затем и ликвидирована. 20 января войска 59-й армии Волховского фронта освободили Новгород.
Разгромив, таким образом, фланги осадной 18-й армии фашистов под Ленинградом и Новгородом к 20 января, наши войска продолжали успешное наступление. Враг бесповоротно откатывался все дальше от Ленинграда.
В боях, начавшихся 14 января и продолжавшихся до конца февраля 1944 года, наши летчики надежно прикрывали бомбардировщиков.
23 января однополчанам стало известно о присвоении звания Героя Советского Союза командиру 3-й эскадрильи капитану А. Г. Ломакину (Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года). Приятная новость всех нас обрадовала. Героя тепло поздравили. Никто и не предполагал, что спустя всего два дня, 25 января, случится непоправимое и мы будем переживать гибель Анатолия Георгиевича Ломакина. Ему шел тогда двадцать третий год.
В паре со своим ведомым летчиком Н. Д. Серых А. Г. Ломакин сопровождал звено пикирующих бомбардировщиков. "Петляковы" во главе с Героем Советского Союза В. И. Раковым наносили удар по станции Волосово. На обратном пути самолет В. И. Ракова был атакован "мессершмиттом". Атаку врага, вспоминает В. И. Раков, отразил А. Г. Ломакин и самоотверженно ринулся преследовать фашиста, уйдя за ним в облака, висевшие совсем низко. Участник того памятного полета на Волосово в звене В. И. Ракова А. Ф. Калиниченко видел, что "мессершмитта", атаковавшего В. И. Ракова, Ломакин сбил, но, увлекшись стрельбой, не заметил, как сзади появился другой "мессер". Его жертвой и стал Ломакин. Загоревшийся "як" упал в лес и взорвался.
Настойчивые поиски А. Г. Ломакина продолжались две недели. Закончились безрезультатно. Не удалось обнаружить никаких следов. Надо сказать, что 88 процентов поисков закончились в полку успешно и только в 12 процентах случаев летчика или не удавалось найти, или его находили погибшим.
В те дни политотдел ВВС КБФ издал листовку-плакат с фотопортретами десяти новых Героев Советского Союза и кратким описанием их боевых дел. У Анатолия Ломакина значилось 502 боевых вылета, 52 воздушных боя, 7 сбитых самолетов врага лично и 17 - в группе. Не увидел этот документ сам Ломакин. Его уже не было. Но пример героя продолжал жить и вдохновлять друзей на новые подвиги во имя Победы.
Такие люди, как А. Г. Ломакин, в нашей благодарной памяти будут жить всегда. 20 апреля 1986 года, спустя более четырех десятилетий после гибели отважного летчика, однополчане Ю. В. Храмов, Н. А. Дурачин и автор этих строк побывали в поселке Кикерино Ленинградской области на празднике улицы А. Г. Ломакина. В составе нашей небольшой группы ветеранов ездили учительница 44-й школы Ждановского района Ленинграда Л.В. Климова и пятеро четвероклассников Илья Бондарев, Алеша Пашков, Леня Родыгин, Ренад Садриев, Миша Симоновский. Неподалеку от Кикерина погиб А. Г. Ломакин. В память о нем и назвали одну из лучших улиц поселка, протянувшуюся вдоль железнодорожной линии. В музее кикеринской средней школы под руководством преподавателя истории Т. И, Алексеевой оформлена экспозиция, посвященная А. Г. Ломакину. Его имя носит комсомольская организация школы.
У мемориальной доски на улице героя состоялся митинг. От ветеранов, боевых друзей А. Г. Ломакина к собравшимся жителям поселка, школьникам обратился Ю. В. Храмов. Ученики кикеринской школы выступили с патриотической, хорошо подготовленной программой. Присутствовали жена Ксения Павловна Ломакина и дочь Валентина Анатольевна Блинова. В день гибели отца ей было полтора месяца. Теперь она уже бабушка! Наташе, правнучке А. Г. Ломакина, четыре с половиной года. Она по-своему серьезно гордится прадедом.
Праздник на улице А. Г. Ломакина в Кикерине явился свидетельством выражения живой связи поколений, неисчерпаемости воспитательной роли подвигов, свершенных в годы Отечественной войны.
За бои под Ленинградом Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года наш 21-й истребительный авиаполк был награжден орденом Красного Знамени, 8-й минно-торпедной авиадивизии присвоили почетное наименование Гатчинской. Ее 73-й полк пикирующих бомбардировщиков был преобразован в 12-й гвардейский. 27 января 1944 года Военный совет Ленинградского фронта объявил приказ, возвещавший о полном снятии вражеской блокады. В ознаменование одержанной победы 27 января 1944 года в 20 часов в Ленинграде был дан салют. Громыхавшие один за другим 24 артиллерийских залпа из 324 орудий торжественно озаряли ленинградское небо разноцветными огнями. Ленинградцы ликовали!
Более сорока лет прошло с той поры. Но и теперь, наблюдая очередной праздничный фейерверк в Ленинграде, я каждый раз будто снова вижу тот незабываемый салют на Неве.
В день тридцатилетия окончания Великой Отечественной войны на площади Победы в Ленинграде был открыт величественный ансамбль, воздвигнутый в честь героической обороны города и разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом в 1944 году. В подземном памятном зале среди имен Героев Советского Союза запечатлены имена летчиков нашего полка - Анатолия Георгиевича Ломакина, Павла Ивановича и Павла Ильича Павловых, Якова Захаровича Слепенкова, Константина Федотовича Ковалева, Василия Алексеевича Горина.
Ранения истребителей в воздухе относились преимущественно к легким. И это понятно. Тяжело раненные в воздухе летчики (особенно те, кто потерял сознание) к нам не поступали. Возможно, М. С. Королев, найденный нами погибшим, в воздушном бою был только ранен. И не безнадежно, по земным меркам, но с потерей сознания. В воздухе этого оказалось достаточно для печального исхода. Потеряв сознание, летчик упал вместе с самолетом с высоты около трех тысяч метров. Шанс на жизнь, возможный при аналогичном ранении на земле, в воздухе остался нереализованным. Подобное могло быть и у И. И. Горбачева, и у Д. В. Пимакина, и у других летчиков, упавших на глазах боевых друзей в воздушных схватках. Бессознательное состояние раненного на земле еще не означало отрицательного исхода. Тут можно было бороться за жизнь и нередко побеждать. Но то же самое, случившееся с летчиком, оставляло раненого наедине с собой и законами силы тяжести, без спасительной помощи, что нередко оборачивалось безвозвратной потерей. У врача эта своеобразная особенность не могла не вызывать досадного чувства ограниченности возможностей медицины приходить на помощь всегда и всюду, как того хотелось.
Травмы же, полученные летчиками на вынужденных посадках подбитых самолетов или в случавшихся авариях на взлете, нередко отличались тяжестью. Громадные динамические и инерционные силы в момент вынужденного соприкосновения с землей не всегда щадили летчиков. В особо сложных условиях аварийной посадки, иногда напоминавшей падение самолета, лишь изредка (чудом, как у Г. В. Новикова на Ладоге) летчик оставался физически почти или совсем невредимым. Физически! Зато его нервная система, как уже отмечалось, повреждалась при этом всегда, в большей или меньшей степени.
Надо сказать, ранения летчика в воздухе не так уж редко дополнялись травмой на вынужденной посадке подбитого самолета. Часто раненый летчик не мог дотянуть до аэродрома или, дотянув, произвести нормальную посадку. Для этого подчас не хватало не только возможностей поврежденного самолета, но и сил раненого. Только при благоприятных обстоятельствах вынужденная посадка на фюзеляж заканчивалась без осложнений для летчика. Бывало и так: летчик в воздухе оставался невредим, но его подводил поврежденный самолет. Падая по пути домой или на соседний аэродром, летчик получал тяжелую травму.
Иногда при тяжелой аварийной посадке летчик терял сознание. Но случалось это на твердой основе - на земле, в момент соприкосновения с нею, - и потому, в отличие от потери сознания в воздухе, заканчивалось, как правило, благополучно. Так было при вынужденном приземлении П. Д. Журавлева, Л. О. Брыжко, Ю. В. Храмова.
По нашим наблюдениям, ранения истребителей в воздухе от огня противника численно не очень заметно превышали травмы летчиков на земле и составили соответственно 53,6 и 46,4 процента. Причем среди ранений в воздухе преобладали множественные осколочные, как у Дмитрия Ивановича Зосимова, Павла Ивановича и Павла Ильича Павловых и других наших летчиков.
Небезынтересна локализация ранений в воздухе и травм летчиков на земле. Оказалось, в подавляющем большинстве (до 85 процентов) повреждались руки и ноги. Ранения головы в воздухе у летчиков полка составили 15 процентов. Подобную структуру ранений в воздухе в немалой степени обусловили конструкция бронезащиты и тактика воздушного боя. При вынужденных посадках подбитых самолетов или в момент случавшихся осложнений на взлете характерны обратные соотношения - чаще всего повреждалась голова (72 процента), что в значительной мере объяснялось конструкцией сиденья пилота и привязных ремней.
Ранения в воздушном бою составили у нас 63,6 процента, от зенитного и других видов огня с земли при полете на малой высоте - 31,9 процента, от бомбардировок и штурмовых налетов врага - 4,5 процента от числа всех ранений летного состава полка.
За годы войны было возвращено в боевой строй 95,2 процента раненых летчиков полка. Это значительно выше аналогичных данных в целом по Красной Армии.
О летной утомляемости
Повседневные наблюдения за летчиками полка убеждали меня в том, что утомление принципиально не похоже на обычную усталость. Человек уставший, как правило, засыпает быстро и глубоко. Выспался - и усталости как не бывало. Снова бодрость, прежняя работоспособность. И неудивительно. Ведь усталость это физиологическая реакция здорового организма на рабочую нагрузку. Траты организма в этом случае не превышают индивидуальных компенсаторных возможностей и потому сравнительно легко восполняются: достаточно поспать.
Иное дело утомление и переутомление. Это - болезнь. При ней сон приходит трудно. Становится, как было у К. Ф. Ковалева, поверхностным, часто и легко прерывается. Отягощается тревожными, нередко кошмарными сновидениями. Ночь тянется медленно. Она не приносит утренней свежести, необходимого заряда энергии для нового трудового дня. Если представить себе систему таких ночей, нетрудно понять, что станет с работоспособностью летчика, его выносливостью.
Я не замедлил вмешаться.
- Ничего особого, доктор. Показать нечего. Потому и говорить неудобно, а может быть, и незачем. Время фашистов бить, а не жаловаться, - смущаясь, начал Горин, когда мы, уединившись однажды, уселись поговорить дружески о его самочувствии.
- А если по существу?
- Головные боли донимают. Особенно на высоте и после полета.
- В каком месте?
- Больше всего лоб, надбровные дуга. Думал, шлемофон тесен или очки давят. Но нет. Временами трудно дышать носом. Иногда кажется, что ломит верхние зубы спереди.
Слушая Горина, авиационный врач не мог не подумать о воспалении придаточных полостей носа - лобных (фронтит) и верхнечелюстных (гайморит). Для летчика-истребителя заболевание особенно нежелательное, плохо поддающееся лечению. Иногда бывает причиной оставления летной работы, как это имело место С. А. Гладченко, о чем уже рассказывалось.
- Летать смогу и дальше. Мне бы таблеток каких, - продолжал Горин после непродолжительной паузы.
- Нет. Запутывать картину заболевания таблетками и запускать болезнь не годится. Летать тебе пока нельзя. Не станем сожалеть, что не выяснились твои жалобы раньше. Лучше будет, если начнем без проволочек действовать. Давай-ка, Вася, ляжем на обследование и лечение по всем правилам науки.
- В госпиталь? Ни за что! - протестующе повышая голос, отозвался Горин. А если ничего не найдут и останутся одни мои жалобы? Что тогда обо мне подумают? И без того слухи ползут. Да вы о них знаете.
- Не слухам, а тебе верю. Поверь и ты доктору, твоему тезке. Нет дыма без огня. Есть причины и твоих головных болей.
- Как же, некоторые уже "выявили". Полеты, видите ли, устрашают...
- Ты снова о том же, хотя отлично понимаешь, что это не так.
- Не только понимаю, но и докажу делом.
- Не сомневаюсь. Но прежде надо вылечиться. Доказывать в воздухе с головными болями, как у тебя, нельзя. Разве не так?
Горин промолчал.
Объясняя мои предположения о возможном у него заболевании, я отметил, что полеты сами по себе еще не причина. Ведь у других летчиков ничего подобного нет. Однако полеты обостряют причину: с высотой барометрическое давление падает, воздух в придаточных полостях расширяется и давит на воспаленную слизистую стенок, вызывая или усиливая боли, продолжающиеся некоторое время и после полетов. Закончил я довольно безапелляционным предположением:
- Специалисты по уху, горлу и носу уточнят, что к чему, и непременно устранят причину твоих головных болей.
- Мне только это и надо. Вы поверили, что я не выдумываю, верю и я вам.
- Ну вот и договорились.
После доклада в тот же день командиру полка Горина направили в госпиталь. Диагноз, конечно, подтвердился. Летчика успешно оперировали. Головные боли исчезли бесследно. Репутация Горина была восстановлена. Учитывая его перспективность как воздушного разведчика, В. А. Горина перевели в специальную разведывательную авиачасть. Там он отличился на разведке и 15 мая 1946 года был удостоен звания Героя Советского Союза (у В. А. Горина 360 боевых вылетов, из них 110 особо важных и результативных - на дальнюю разведку. Сбил 4 самолета врага лично и 3 - в группе).
Полковник запаса Василий Алексеевич Горин живет в Ленинграде, работает в Аэрофлоте. До сих пор хранит добрую память о медиках, вернувших ему возможность летать.
На встрече ветеранов 9 мая 1978 года с трибуны клуба в поселке Мурино, где увековечены имена многих наших погибших летчиков, он с полным правом говорил о том, что в воздушных победах большая доля труда тех, кто обеспечивал полеты, кто неусыпно стоял на страже здоровья летчиков, их боеспособности. В качестве примера рассказал свою историю, о которой читатель уже знает. Он сказал, что без своевременного участия в его судьбе доктора полка он, летчик Горин, не выступал бы сейчас здесь. И уж конечно, не имел бы тех знаков отличия, которыми его удостоила Родина.
Смущенный, я вслед за Гориным вспоминал давно минувшее, радуясь встрече, возможности снова видеть отважного летчика. Я испытывал особое чувство признательности всем моим бывшим пациентам, вместе с которыми мы честно исполнили в меру сил и возможностей свой долг в трудные годы войны.
Прерывая Горина аплодисментами, ветераны потребовали и меня на сцену. Герой-летчик и я, его бывший доктор, крепко обнялись и многократно расцеловались, приветствуемые бурей рукоплесканий. Когда наступила тишина, я сказал несколько ответных слов. Вслед за мной выступил один из лучших наших летчиков полка Б. А. Лощенков. Дополняя меня, Борис Алексеевич прочитал свое новое, превосходное стихотворение "Боевому другу - Васе Горину".
Варварские обстрелы города. Гибель М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко. П. Ив. Павлов вступил в должность командира полка. В боях за снятие блокады полк стал Краснознаменным. Гибель А. Г. Ломакина
Лето 1943 года порадовало новым сокрушительным разгромом фашистов. На этот раз - на Курской дуге. Это было еще одно убедительное свидетельство дальнейшего роста могущества Советского государства и его Вооруженных Сил. Фашисты терпели одно поражение за другим. Под Ленинградом, где их ожидал новый сокрушительный разгром, гитлеровцам после прорыва блокады ничего не оставалось, как продолжать варварские обстрелы и бомбежки. В злобном бессилии предпринять что-либо другое, они делали это с нарастающей жестокостью. Только в сентябре 1943 года фашисты выпустили по городу 11 394 снаряда. Это самая большая интенсивность артиллерийского обстрела в течение всей блокады. За 1943 год артиллерия противника обстреливала город 243 дня. Зарегистрировано 66834 разрыва снарядов - 44 процента от всей численности за годы блокады. Пострадали 5966 человек, из них 1377 были убиты. За 1943 год фашисты 50 раз бомбили город. Попыток, заставлявших объявлять в городе воздушную тревогу, было 214. В большинстве случаев воздушным пиратам не удавалось прорваться к городу. А из числа прорвавшихся не все уходили безнаказанно. Вражеские снаряды достигали и нашего аэродрома в Гражданке. Туда фашисты бросали чаще всего шрапнельные и осколочные снаряды.
Бывая в Ленинграде, я неоднократно оказывался под обстрелом. Удобными местами укрытий для пешеходов служили подъезды домов на стороне улицы, на которой не было предостерегающих надписей: "Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна".
Однажды С. Я. Плитко и меня обстрел сопровождал почти до самой Гражданки. Мы спешили из Первого военно-морского госпиталя в полк на партсобрание. Опоздать, а тем более не явиться, было нельзя: докладчик - Плитко. Поэтому в укрытиях долго не задерживались. Самый близкий разрыв снаряда настиг нас у Литейного моста. Когда рассеялся заполнивший подворотню дым и улеглась пыль от обрушившейся штукатурки, выяснилось: воронка на мостовой всего в нескольких метрах от нас. Пострадавших не было. Мы отряхнулись от пыли, обдавшей нас с головы до ног, и пошли через мост. На собрание успели вовремя.
Однажды мы поехали на концерт в Выборгский Дом культуры. Прежде чем начать представление, конферансье, появившийся перед занавесом, объявил порядок укрытия зрителей на случай артиллерийского обстрела. Буквально с последним словом конферансье, когда занавес еще не успели раздвинуть, поблизости стали рваться снаряды. Зрители организованно покинули зал и спустились в подвальное помещение. Многие оставались в фойе. Когда обстрел кончился, время, предусмотренное для вечера отдыха, осталось позади. Мы сели в автобус и поехали в Гражданку. По дороге домой летчики шутили по поводу того, что из всей программы концерта мы видели, и то мельком, одного конферансье.
12 октября 1943 года старший лейтенант М. В. Красиков, старшина 3-й эскадрильи Н. Н. Низиенко и я оказались в зоне очередного артиллерийского обстрела в Ленинграде. В тот день мы ездили на примерку шинелей в портновскую мастерскую. Полк стали переодевать в морскую форму. После примерки мы возвращались домой на трамвае. К сожалению, вернулся я один. Моих друзей М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко в числе других сразили осколки вражеского снаряда, угодившего между вагонами трамвая на Лесном проспекте у Муринского моста. На следующий день однополчане с почестями похоронили боевых друзей на кладбище в Мурине.
Спустя двадцать девять лет, 9 мая 1972 года, там был открыт памятник погибшим. Среди имен на граните высечены имена М. В. Красикова и Н. Н. Низиенко. На открытии памятника присутствовали два брата Красикова и его племянница, родившаяся после войны. Они живут и трудятся в Оренбуржье. Присутствовала жена Низиенко, проживающая на Украине. До сих пор не угасла боль постигшей ее утраты. Была зачитана трогательная телеграмма от сына Н. Н. Низиенко - военного моряка Тихоокеанского флота. Капитан 3-го ранга Низиенко-младший выразил сердечную благодарность партии и правительству, совету ветеранов авиации ВМФ и однополчанам отца за благородные усилия по увековечиванию памяти погибших за Родину.
Работа эта, полная глубокого смысла и большого воспитательного значения, продолжается. 9 мая 1977 года в Мурине были открыты новые обелиски с именами тех погибших летчиков ВВС КБФ, которых однополчане не смогли похоронить в годы войны и чьи могилы остались неизвестными. На одном из вновь открытых обелисков в Мурине начертаны пятнадцать имен летчиков нашего 21-го авиаполка. Они вылетали на боевые задания с полевых аэродромов Гражданка, Каменка, Приютино, но не вернулись. Среди них майор И. И. Горбачев, капитан А. Г. Ломакин, лейтенанты Д. В. Пимакин, И. А. Чернышенко и другие.
С начала ноября 1943 года полком стал командовать майор Павел Иванович Павлов. Его заместителем по летной подготовке назначили майора Дмитрия Александровича Кудымова. Освободившееся место командира 3-й эскадрильи занял в первый день нового, 1944 года капитан Анатолий Георгиевич Ломакин, к сожалению ненадолго. Вскоре его сменил капитан Павел Ильич Павлов. Капитан Б. М. Сушкин получил своего рода предновогодний подарок: 2-ю эскадрилью, в которой он служил заместителем, он принял от майора Г. М. Шварева в декабре 1943 года. С июня того же года начальником штаба полка вместо майора В. М. Литвинюка прислали майора М. П. Носкова. В феврале 1944-го на эту должность (с временным исполнением обязанностей) прибыл подполковник А. В. Селиванов. Майоры Г. А. Романов и Г. М. Шварев получили назначения в другие части. (Г. А. Романов в первые послевоенные годы командовал гвардейским истребительным авиаполком истребительной авиадивизии. К слову сказать, спустя более двух лет после войны мне довелось быть авиационным врачом этой дивизии, снова встретиться и сотрудничать с Г. А. Романовым и инженером В. Н. Юрченко. Давно это было. И тем приятнее и трогательнее сознавать: оба они из числа замечательных людей, чьи имена и дела незабываемы, как незабываемо время совместной с ними работы в дни тяжелой войны и после нее.)
С приходом Павла Ивановича Павлова в качестве командира начался второй, такой же славный, как и при Я. 3. Слепенкове, период боевой деятельности полка. Он совпадал с выдающимися наступательными операциями Советских Вооруженных Сил последних полугора лет войны. Сокрушительные удары по врагу в 1944 году начались битвой под Ленинградом в январе - феврале, напоминавшей битву в январе 1943 года, но с очень существенной разницей: тогда прорыв, а теперь полное снятие блокады и освобождение всей Ленинградской области от врага.
В период подготовки окончательного разгрома фашистов под Ленинградом почти невозможное сделали балтийские моряки. За время с ноября 1943 года и до начала битвы они сумели скрытно (и без потерь!) перебросить из Ленинграда и Лисьего Носа на Ораниенбаумский плацдарм целую армию! "Переброска огромных масс людей и техники по Финскому заливу, - вспоминает генерал армии И. И. Федюнинский, проходила в сложнейших ночных условиях осенних штормов, а затем и ледостава, по мелководью и стесненным фарватерам, в зоне наблюдения противника". По сложности и важности эту операцию прославленный командарм назвал беспримерной. В итоге на направлении главного удара с Ораниенбаумского плацдарма было создано в пехоте и артиллерии трехкратное, а в танках - шестикратное превосходство над противником, а на участке прорыва с Ораниенбаумского плацдарма и того больше.
С Ораниенбаумского плацдарма 14 января перешла в наступление 2-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского, а 15 января 42-я армия генерал-полковника И. И. Масленникова из района Пулкова в общем направлении на Ропшу.
Одновременно с войсками Ленинградского фронта (командующий генерал армии Л. А. Говоров) в наступление перешла 59-я армия Волховского фронта под командованием генерал-лейтенанта И. Т. Коровникова (командующий фронтом генерал армии К. А. Мерецков), наносившая главный удар по войскам 18-й армии противника севернее и южнее Новгорода. Остальные армии обоих фронтов активными наступательными действиями на своих участках не давали врагу возможности перебрасывать подкрепления в направлении главного удара наших войск.
Краснознаменный Балтийский флот (командующий - адмирал В. Ф. Трибуц) в ходе операции содействовал войскам 2-й ударной и 42-й армий огнем корабельной, береговой и морской железнодорожной артиллерии, авиацией.
Кроме балтийской авиации воздушное обеспечение боевых действий осуществляла авиация Ленинградского и Волховского фронтов. Операция развивалась успешно. Уже 19 января войска 2-й ударной и 42-й армий Ленинградского фронта соединились севернее Ропши (у деревни Русско-Высоцкое). Стрельнинско-петергофская группировка противника была окружена, а затем и ликвидирована. 20 января войска 59-й армии Волховского фронта освободили Новгород.
Разгромив, таким образом, фланги осадной 18-й армии фашистов под Ленинградом и Новгородом к 20 января, наши войска продолжали успешное наступление. Враг бесповоротно откатывался все дальше от Ленинграда.
В боях, начавшихся 14 января и продолжавшихся до конца февраля 1944 года, наши летчики надежно прикрывали бомбардировщиков.
23 января однополчанам стало известно о присвоении звания Героя Советского Союза командиру 3-й эскадрильи капитану А. Г. Ломакину (Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года). Приятная новость всех нас обрадовала. Героя тепло поздравили. Никто и не предполагал, что спустя всего два дня, 25 января, случится непоправимое и мы будем переживать гибель Анатолия Георгиевича Ломакина. Ему шел тогда двадцать третий год.
В паре со своим ведомым летчиком Н. Д. Серых А. Г. Ломакин сопровождал звено пикирующих бомбардировщиков. "Петляковы" во главе с Героем Советского Союза В. И. Раковым наносили удар по станции Волосово. На обратном пути самолет В. И. Ракова был атакован "мессершмиттом". Атаку врага, вспоминает В. И. Раков, отразил А. Г. Ломакин и самоотверженно ринулся преследовать фашиста, уйдя за ним в облака, висевшие совсем низко. Участник того памятного полета на Волосово в звене В. И. Ракова А. Ф. Калиниченко видел, что "мессершмитта", атаковавшего В. И. Ракова, Ломакин сбил, но, увлекшись стрельбой, не заметил, как сзади появился другой "мессер". Его жертвой и стал Ломакин. Загоревшийся "як" упал в лес и взорвался.
Настойчивые поиски А. Г. Ломакина продолжались две недели. Закончились безрезультатно. Не удалось обнаружить никаких следов. Надо сказать, что 88 процентов поисков закончились в полку успешно и только в 12 процентах случаев летчика или не удавалось найти, или его находили погибшим.
В те дни политотдел ВВС КБФ издал листовку-плакат с фотопортретами десяти новых Героев Советского Союза и кратким описанием их боевых дел. У Анатолия Ломакина значилось 502 боевых вылета, 52 воздушных боя, 7 сбитых самолетов врага лично и 17 - в группе. Не увидел этот документ сам Ломакин. Его уже не было. Но пример героя продолжал жить и вдохновлять друзей на новые подвиги во имя Победы.
Такие люди, как А. Г. Ломакин, в нашей благодарной памяти будут жить всегда. 20 апреля 1986 года, спустя более четырех десятилетий после гибели отважного летчика, однополчане Ю. В. Храмов, Н. А. Дурачин и автор этих строк побывали в поселке Кикерино Ленинградской области на празднике улицы А. Г. Ломакина. В составе нашей небольшой группы ветеранов ездили учительница 44-й школы Ждановского района Ленинграда Л.В. Климова и пятеро четвероклассников Илья Бондарев, Алеша Пашков, Леня Родыгин, Ренад Садриев, Миша Симоновский. Неподалеку от Кикерина погиб А. Г. Ломакин. В память о нем и назвали одну из лучших улиц поселка, протянувшуюся вдоль железнодорожной линии. В музее кикеринской средней школы под руководством преподавателя истории Т. И, Алексеевой оформлена экспозиция, посвященная А. Г. Ломакину. Его имя носит комсомольская организация школы.
У мемориальной доски на улице героя состоялся митинг. От ветеранов, боевых друзей А. Г. Ломакина к собравшимся жителям поселка, школьникам обратился Ю. В. Храмов. Ученики кикеринской школы выступили с патриотической, хорошо подготовленной программой. Присутствовали жена Ксения Павловна Ломакина и дочь Валентина Анатольевна Блинова. В день гибели отца ей было полтора месяца. Теперь она уже бабушка! Наташе, правнучке А. Г. Ломакина, четыре с половиной года. Она по-своему серьезно гордится прадедом.
Праздник на улице А. Г. Ломакина в Кикерине явился свидетельством выражения живой связи поколений, неисчерпаемости воспитательной роли подвигов, свершенных в годы Отечественной войны.
За бои под Ленинградом Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января 1944 года наш 21-й истребительный авиаполк был награжден орденом Красного Знамени, 8-й минно-торпедной авиадивизии присвоили почетное наименование Гатчинской. Ее 73-й полк пикирующих бомбардировщиков был преобразован в 12-й гвардейский. 27 января 1944 года Военный совет Ленинградского фронта объявил приказ, возвещавший о полном снятии вражеской блокады. В ознаменование одержанной победы 27 января 1944 года в 20 часов в Ленинграде был дан салют. Громыхавшие один за другим 24 артиллерийских залпа из 324 орудий торжественно озаряли ленинградское небо разноцветными огнями. Ленинградцы ликовали!
Более сорока лет прошло с той поры. Но и теперь, наблюдая очередной праздничный фейерверк в Ленинграде, я каждый раз будто снова вижу тот незабываемый салют на Неве.
В день тридцатилетия окончания Великой Отечественной войны на площади Победы в Ленинграде был открыт величественный ансамбль, воздвигнутый в честь героической обороны города и разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом в 1944 году. В подземном памятном зале среди имен Героев Советского Союза запечатлены имена летчиков нашего полка - Анатолия Георгиевича Ломакина, Павла Ивановича и Павла Ильича Павловых, Якова Захаровича Слепенкова, Константина Федотовича Ковалева, Василия Алексеевича Горина.
Ранения истребителей в воздухе относились преимущественно к легким. И это понятно. Тяжело раненные в воздухе летчики (особенно те, кто потерял сознание) к нам не поступали. Возможно, М. С. Королев, найденный нами погибшим, в воздушном бою был только ранен. И не безнадежно, по земным меркам, но с потерей сознания. В воздухе этого оказалось достаточно для печального исхода. Потеряв сознание, летчик упал вместе с самолетом с высоты около трех тысяч метров. Шанс на жизнь, возможный при аналогичном ранении на земле, в воздухе остался нереализованным. Подобное могло быть и у И. И. Горбачева, и у Д. В. Пимакина, и у других летчиков, упавших на глазах боевых друзей в воздушных схватках. Бессознательное состояние раненного на земле еще не означало отрицательного исхода. Тут можно было бороться за жизнь и нередко побеждать. Но то же самое, случившееся с летчиком, оставляло раненого наедине с собой и законами силы тяжести, без спасительной помощи, что нередко оборачивалось безвозвратной потерей. У врача эта своеобразная особенность не могла не вызывать досадного чувства ограниченности возможностей медицины приходить на помощь всегда и всюду, как того хотелось.
Травмы же, полученные летчиками на вынужденных посадках подбитых самолетов или в случавшихся авариях на взлете, нередко отличались тяжестью. Громадные динамические и инерционные силы в момент вынужденного соприкосновения с землей не всегда щадили летчиков. В особо сложных условиях аварийной посадки, иногда напоминавшей падение самолета, лишь изредка (чудом, как у Г. В. Новикова на Ладоге) летчик оставался физически почти или совсем невредимым. Физически! Зато его нервная система, как уже отмечалось, повреждалась при этом всегда, в большей или меньшей степени.
Надо сказать, ранения летчика в воздухе не так уж редко дополнялись травмой на вынужденной посадке подбитого самолета. Часто раненый летчик не мог дотянуть до аэродрома или, дотянув, произвести нормальную посадку. Для этого подчас не хватало не только возможностей поврежденного самолета, но и сил раненого. Только при благоприятных обстоятельствах вынужденная посадка на фюзеляж заканчивалась без осложнений для летчика. Бывало и так: летчик в воздухе оставался невредим, но его подводил поврежденный самолет. Падая по пути домой или на соседний аэродром, летчик получал тяжелую травму.
Иногда при тяжелой аварийной посадке летчик терял сознание. Но случалось это на твердой основе - на земле, в момент соприкосновения с нею, - и потому, в отличие от потери сознания в воздухе, заканчивалось, как правило, благополучно. Так было при вынужденном приземлении П. Д. Журавлева, Л. О. Брыжко, Ю. В. Храмова.
По нашим наблюдениям, ранения истребителей в воздухе от огня противника численно не очень заметно превышали травмы летчиков на земле и составили соответственно 53,6 и 46,4 процента. Причем среди ранений в воздухе преобладали множественные осколочные, как у Дмитрия Ивановича Зосимова, Павла Ивановича и Павла Ильича Павловых и других наших летчиков.
Небезынтересна локализация ранений в воздухе и травм летчиков на земле. Оказалось, в подавляющем большинстве (до 85 процентов) повреждались руки и ноги. Ранения головы в воздухе у летчиков полка составили 15 процентов. Подобную структуру ранений в воздухе в немалой степени обусловили конструкция бронезащиты и тактика воздушного боя. При вынужденных посадках подбитых самолетов или в момент случавшихся осложнений на взлете характерны обратные соотношения - чаще всего повреждалась голова (72 процента), что в значительной мере объяснялось конструкцией сиденья пилота и привязных ремней.
Ранения в воздушном бою составили у нас 63,6 процента, от зенитного и других видов огня с земли при полете на малой высоте - 31,9 процента, от бомбардировок и штурмовых налетов врага - 4,5 процента от числа всех ранений летного состава полка.
За годы войны было возвращено в боевой строй 95,2 процента раненых летчиков полка. Это значительно выше аналогичных данных в целом по Красной Армии.
О летной утомляемости
Повседневные наблюдения за летчиками полка убеждали меня в том, что утомление принципиально не похоже на обычную усталость. Человек уставший, как правило, засыпает быстро и глубоко. Выспался - и усталости как не бывало. Снова бодрость, прежняя работоспособность. И неудивительно. Ведь усталость это физиологическая реакция здорового организма на рабочую нагрузку. Траты организма в этом случае не превышают индивидуальных компенсаторных возможностей и потому сравнительно легко восполняются: достаточно поспать.
Иное дело утомление и переутомление. Это - болезнь. При ней сон приходит трудно. Становится, как было у К. Ф. Ковалева, поверхностным, часто и легко прерывается. Отягощается тревожными, нередко кошмарными сновидениями. Ночь тянется медленно. Она не приносит утренней свежести, необходимого заряда энергии для нового трудового дня. Если представить себе систему таких ночей, нетрудно понять, что станет с работоспособностью летчика, его выносливостью.