Страница:
– Снижаешься над горами, орел…
– А сколько перьев ветер вылущил! - грустно согласился Алихан. - Хорошо, что еще летаю, что когти не обломал и клюв не притупился…
– Думаешь? - с сомнением посмотрел на него Фарид.
– Верь!
– Нужен тебе этот клюв… Ты уже с рук приучился есть. Вареное мясо.
Алихан улыбнулся. Он не обиделся. Он действительно стал другим. И правильно: тот, прежний - горячий, бескомпромиссный воин, расценивавший жизнь как сон, а смерть - как шаг в вечность, недолго бы просуществовал в сегодняшней окружающей его среде, к которой привязывали многие удовольствия, ранее презираемые им, а ныне ставшие смыслом и сутью.
Ныне он полагал, что избегать соблазнов не стоит, ведь их так мало…
Орел превратился в змею. Мудрую, ловкую, ядовитую…
«Но ведь и змеи полезны», - усмехнулся про себя Алихан.
ИГОРЬ ВОЛОДИН
МОСКОВСКАЯ МЯСОРУБКА
– А сколько перьев ветер вылущил! - грустно согласился Алихан. - Хорошо, что еще летаю, что когти не обломал и клюв не притупился…
– Думаешь? - с сомнением посмотрел на него Фарид.
– Верь!
– Нужен тебе этот клюв… Ты уже с рук приучился есть. Вареное мясо.
Алихан улыбнулся. Он не обиделся. Он действительно стал другим. И правильно: тот, прежний - горячий, бескомпромиссный воин, расценивавший жизнь как сон, а смерть - как шаг в вечность, недолго бы просуществовал в сегодняшней окружающей его среде, к которой привязывали многие удовольствия, ранее презираемые им, а ныне ставшие смыслом и сутью.
Ныне он полагал, что избегать соблазнов не стоит, ведь их так мало…
Орел превратился в змею. Мудрую, ловкую, ядовитую…
«Но ведь и змеи полезны», - усмехнулся про себя Алихан.
ИГОРЬ ВОЛОДИН
Посовещавшись, мы все-таки решили посвятить Василия в наши кладоискательские планы, чье осуществление предполагало фрахт судна и нуждалось в серьезных и квалифицированных трудозатратах. А море мой флотский приятель знал.
Нам предстояло не только найти банку, где лежала «немка», но каким-то образом проникнуть в отсеки подводного корабля. Впрочем, каким именно образом это следует делать, мне пояснил папаня, с гордостью продемонстрировавший тротиловые шашки, контрабандой вывезенные им из Москвы.
Я прямо-таки оторопел от подобного сюрприза, но мое возмущенное замечание о том, что желание получить второй срок по одному и тому же делу если у кого и имеется, то исключительно у президента, папа выслушал с покровительственной усмешкой, сказав:
– От первого срока ты открутился, а второй дали бы мне, да и то - вряд ли, учитывая преклонные годы и старческое слабоумие. К тому же кто бы стал шмонать почтенного человека?
Тротил папа вез на себе, как террорист-смертник.
Чекист Сергей, всю жизнь посвятивший борьбе с контрабандистами, благосклонно папе поддакивал, а затем продемонстрировал мне свое имущество, незадекларированное на проездах через таможни: высокотехнологичный, сделанный из прочнейших космических полимеров пистолет «глок-17».
– Привык я к оружию, - поведал он грустно. - Без него как без рук… Да и что нас ждет в этих пампасах? Какие трудности? Кто знает…
Я открыл рот, дабы объяснить этим преступникам, что самыми опасными типами среди мирного населения Канарского архипелага являются исключительно они, но папаня, с интересом рассмотрев «глок», опередил меня, поведав, что прихватил с собой инструмент для нарезки ствола в подводном пистолете и пачку мелкокалиберных патронов, так что его самодельный агрегат тоже будет ого-ого! А уж что до прицельности…
Я закрыл рот и слабо махнул рукой, осознав бесполезность дискуссии.
Подремав пару часов в четырехкоечном номере дешевой гостиницы «El Cortijo», оккупированной английскими студентами, подрабатывающими на Тенерифе, в сумерках ночи мы тронулись в путь.
Я и Вова покатили к причалу, загнав «Мерседес» в чрево океанского парома, после чего с комфортом разместились в одном из ресторанов огромного судна.
Нам было куда легче, нежели Сергею, папане и Василию, отправившимся к Фуэртевентуре на катере.
Покидая Тенерифе, я даже и представить не мог, сколь необычной будет моя встреча с соседним островом - иной планетой.
Древняя вулканическая стихия, вздыбившая из своего нутра над океаном эти клочки суши, заложила в каждый из них исходную непохожесть, неспособную нивелироваться никакими усилиями цивилизации.
Сойдя с парома, мы растерянно уставились на расстилавшуюся вокруг безжизненную землю, серые однообразные сопки и редкие припортовые строения.
Над нами висело огромное белесое небо раннего утра. Океан бился в завалы бетонных чушек, защищающих полосу берега.
Вспоминая слова Василия о том, что на данном острове проживают в большинстве своем богатые немцы и англичане, я невольно преисполнился скептицизмом по отношению к правдивости такого его утверждения, одновременно смутно размышляя об извращенных вкусах некоторых толстосумов.
«Мерседес» покатил на север острова по узкой, петляющей по склонам вулканических сопок дороге.
Обозревая лунный ландшафт за оконцем автомобиля, я откровенно прокисал, вспоминая чудный Тенерифе с его зеленью, чистенькими городишками, ресторанчиками, дискотеками и казино; тротуарами, выстланными цветным мрамором, праздной толпой…
Здесь же нас окружало царство мертвого унылого камня, изъеденного ветрами и солнцем.
Я невольно вспоминал влажные просторы российских лугов и лесов.
Родная нордическая флора виделась отсюда некими буйными джунглями Амазонки.
Расстилавшийся вокруг марсианский пейзажик оживляли лишь мужественно выживавшие на каменистых склонах редкие салатовые перья алоэ и лепешки кактусов с оранжевыми выростами своих кисло-сладких плодов - ценнейшего по своим питательным свойствам фрукта, как меня опять-таки уверял Канарский старожил Вася.
Тут уж будешь питательным…
Володька, до сего момента с подозрением озиравший окрестности, внезапно произнес:
– А ведь прав был дед насчет неба-то… Помнишь? Глянь, какое!
Мы уже забрались высоко в горы, прибрежные сопки плавными серо-оранжевыми волнами застыли внизу, а бездна неба словно приблизилась к нам, и ее глубина и ширь завораживали, словно здесь сходились какие-то тайные космические стихии, грани иных миров…
И безжизненный камень внезапно показался прекрасным в своей гармонии с великолепием этих небес.
Вот где надлежало бы, вооружившись мольбертом, написать картину «Какой простор!».
А городок, открывшийся после умопомрачительно крутой горной дороги, был чист, весел, беспечен и нес в себе все признаки наицивилизованной Европы, с ее бензоколонками, магазинами, аккуратными белеными домиками с черепицей крыш, рекламными щитами и искусными вывесками над дверьми местных ресторанов.
Я очутился не то в Германии, не то в Испании, не то в Англии… Здесь соседствовали все традиции. Традиции лучших Испании, Германии и Англии.
И лишь недоуменным воспоминанием отражались в сознании дикие пустоши недавних гор, синими пятнами видневшиеся вдалеке.
И - удивительно: желалось вернуться к ним, в их первозданный простор.
Городок омывал океан, и мы, выйдя на безлюдный берег, тянувшийся солнечной песчаной далью, тихо и счастливо дурели от прозрачности воды на проплешинах прибрежных вымоин и сочетаний сини, зелени, золота, соревнующихся между собой в своем утверждении - бесконечном…
К вечеру прибыли наши мореходы.
Папаня, хотя и ощутимо подустал, находился в приподнятом настроении, и мы понимали его: он возвратился в прошлое, он становился тем, кем был более полувека назад, - молодым парнем, ступившим, избегнув страшной гибели, на незнакомую землю, на берег, что ныне именовался пляжем…
И его, как и тогда, вновь ожидало неведомое, а значит, продолжалась жизнь - подлинная, подобная свежести океанского «воздуха, и каждый день такой жизни стоил куда больше, чем год самозаточения в стенах московской квартиры, серенько и пасмурно высветленных квадратами оконных проемов.
Вечную осень мы поменяли на вечную весну. И пока о таком обмене не сожалели.
Между тем быт есть быт, и теперь перед нами остро встала проблема жилья.
Снять в городе квартиру оказалось задачей практически невыполнимой. Со свободными апартаментами на островах дело обстояло туго. Чужеземцам предлагалась альтернатива поселения в отеле или же покупки собственного дома. И то и другое по причине дороговизны нас не устраивало. Третий вариант - жизнь в палатке на берегу - не привлекал своим избыточным романтизмом и отсутствием элементарных удобств. Так что на первый ночлег пришлось устраиваться в гостинице.
Поутру вместе с Василием и Вовой я отправился в супермаркет за продуктами питания и водичкой.
Дама в панаме и в темных очках, выгружавшая у кассы из сетчатой тележки гору разнообразной провизии, показалась мне странно знакомой, и, присмотревшись к ее облику, я закусил, сдерживая нервную усмешку, губу: в дебрях Канарского архипелага, оказывается, ныне проживала скрывающаяся от одураченных кредиторов Фира Моисеевна Лунц!
Сблизившись с компаньонами, я шепотом произнес:
– Видите старуху в панаме? Уникальный экземпляр! Она кинула «Соломон трэйдинг» на пятьдесят штук!
– Наши действия? - сосредоточенно оживился Василий.
– Отслеживаем фарватер!
Фира Моисеевна, загрузив провиант в маленький автомобильчик, неспешно покатила в сторону побережья, остановившись на узенькой улочке, где за забором, сложенным из тесаных разноцветных булыжников, выглядывали беленькие виллы с аккуратными крышами из малиновой черепицы.
Неряшливо одетый мужик средних лет, почесывая брюшко, выступающее из-под короткой, заляпанной желтыми пищевыми пятнами майки, в пузырящихся на коленях штанах, раскрыл кованые черные ворота, и автомобильчик въехал во внутренний дворик, где резвились, играя в мяч, детишки.
Привратник, чей нос опоясывал округлый шрам, был идентифицирован мной как пострадавший в дискуссии с юдофобами сын-официант.
Узрев российский номер на бампере нашего «Мерседеса», официант окаменел, мгновенно сообразив, что это - категорически не к добру, а потому я, решив использовать момент внезапности, вышел из машины, небрежной походкой направившись к воротам дивной виллы.
Василий и Вова, в чьих глазах появился подобающий ситуации стальной гангстерский блеск, последовали моему примеру.
Отодвинув створкой ворот опешившего официанта, мы подошли к автомобильчику, из багажника которого Фирой Моисеевной извлекались продовольственные товары.
– Ну вот, - произнес я в затылок старухе. - Как радостно встретить делового партнера на чужбине! Очень дорогого партнера! Не угостите нас кофе, золотая вы наша Фира Моисеевна?
Очки старухи медленно сползли на кончик угреватого носа. Зрачки, дрогнув, залили собой поблекшую от возрастных изменений радужную оболочку.
Я понимал: остановившееся мгновение обреченного узнавания моей персоны было для старой мошенницы своего рода ужасным откровением.
– А в чем, собственно… - пискнул с нервным пафосом официант, но тут же и запнулся, пригвожденный к месту грозными взорами моих компаньонов.
Фира Моисеевна, впрочем, быстро от шока оправилась и, подбоченясь, довольно-таки бойко затараторила:
– Какой еще кофе, молодой человек? Мы не имели желаний принимать сегодня гостей! Или вы приехали с претензией? Но тогда мы знаем, как вести такие переговоры! - Она уже потихоньку наступала на меня. - И нечего пугать меня своей публикой с бандитскими выражениями морд! Я буду смотреть, как их морды изменятся в полицейском участке…
– О, - сказал я, - насчет полиции - очень хорошая мысль! Главное - здравая!
– То есть? - с подозрением вопросила Фира.
– То есть, - продолжил я импровизацию, - вы имеете мысль, будто вас преследует мафия с намерениями причинения вам физического и материального ущерба. А это не совсем так. То есть оно, может быть, и так, но в вашем клиническом случае мафии полиция не страшна. Напротив, здесь существует благодатная почва для сотрудничества между силовыми структурами. Цивилизованного сотрудничества, - подчеркнул я. - Ну, теперь вы понимаете, откуда дует сегодня сильный ветер на Фуэртевентуру? Если нет, поясню, - добавил доверительно. - Вы объявлены в розыск как мошенница и аферистка. Совершившая экономическое преступление против российских и - самое главное! - иностранных компаний. А это, - кивнул на Василия и Вову, - представители частных сыскных агентств, уполномоченных московским представительством Интерпола связаться с правоохранительными сферами Испании… До вас дошло? У вас упало в мозг?
– Но…
– Я все-таки настаиваю на кофе. Но если мы вам так неприятны, то - разрешите ненадолго откланяться.
– Встретимся в инстанциях, - вставил Вова безразлично.
– Если вы уж так тяготеете к защите властей… - прокомментировал в свою очередь Василий. - Да, они вас действительно будут охранять. Двадцать четыре часа в сутки. Они любят таких, как вы: бесплатно кормят, меняют белье на нарах…
– Наум, пожалуй, я не против выпить с молодыми людьми кофе, - произнесла Фира Моисеевна задумчиво. - Только, молодые люди, оставьте свой садизм, я старый человек, и моей нервной системе неприятны ваши инсинуации…
Попивая кофе, я не спешил с какими-либо выводами, глубокомысленно замечая, что приобретенная Фирой вилла весьма мила и просторна, хотя интерьер ее в чем-то напомнил мне незабвенную московскую комнатенку старухи: те же самодельные детские нары, голая лампочка и - разномастная, явно с помойки, мебель.
– Стараюсь ради детей! Кладу на них жизнь! - не уставала повторять хозяйка. - А за это меня приезжают сюда убивать!
– Кто? - холодно спросил Володя.
– Морально… - уклончиво ответила Фира.
– Дом двухэтажный? - деловито осведомился Василий.
– Да, второй этаж хотим сдавать…
– Ну, - сказал я, - это навряд ли получится.
Повисла напряженная пауза. Итог паузы мне все-таки удалось выиграть, Фира не выдержала.
– Ваши условия? - выдохнула она.
– Вам не нужна реклама своего места жительства среди московской деловой публики? - спросил я.
– Вы знаете ответ…
– Второй этаж, - проронил я.
– Вы хотите его снять?
– Нет, купить в собственность, - сказал я. - За хорошую цену.
– Назовите…
– Цену? Она складывается из пятидесяти тысяч долларов вашего долга, плюс проценты, плюс наше молчание, - довел я до сведения продавца.
– Ох, я умираю, - обмякла Фира, закатывая глаза и хватаясь за морщинистое горло.
– В случае вашей смерти, - бесстрастно заметил ей Вова, - дальнейшие переговоры вы завещаете вести с вашими наследниками?
– Хорошо, - молвила старуха убито. - Когда вы въезжаете?
– Въезд состоялся, неужели вы не заметили? - изрек Василий.
– Вы садист! - ответила ему старуха. - Вам надо в охрану концлагеря!
– Кстати, об охране, - кивнул Василий. - Считайте, что теперь она у вас есть. Круглосуточная и бесплатная, между прочим. Вам бы радоваться…
– Мне кажется, вы - антисемит, - заметил ему угрюмо жидомасон, сидевший на табурете в дальнем углу и, приподняв кустистую бровь, мрачно таращившийся на нас.
– Неправда, - сказал я. - Вообще - что за странный термин? Семиты - это арабы. Значит, антисемит - это антиараб? Какая глупость! Все равно что назвать вас сионистом!
– Да, я сионист! - заметил официант гордо.
– Сионист, - просветил я его, - особь, стремящаяся объединить соплеменников на земле предков. Какой же вы сионист? Это мы скорее таковые… Я вот, например, очень даже за то, чтобы евреи жили в Израиле, у них хорошо там получается с урожаями помидоров и с производством «узи»… А вы - нет, вас в Испанию потянуло, в колыбель инквизиции…
– Кончаем базары, - сказал Вова. - Жить будем дружно, Фира Моисеевна станет готовить нам рыбу-фиш, сырьем мы ее снабдим. Вы умеете готовить рыбу-фиш, Фира Моисеевна?
– Но здесь нет щуки…
– Сойдет барракуда, - высказался старожил Василий.
Так мы решили проблему с жильем. И уже вечером сидели, попивая винцо, на балкончике собственного дома с резными перилами из Канарской сосны в неуклонно чернеющих сумерках, растворяющих в себе горы и океан, глядя в сторону городского центра Пуэрто-дель-Росарио, мерцавшего малиновым туманцем неоновых огней в сгущавшейся над островом ночи.
Нам предстояло не только найти банку, где лежала «немка», но каким-то образом проникнуть в отсеки подводного корабля. Впрочем, каким именно образом это следует делать, мне пояснил папаня, с гордостью продемонстрировавший тротиловые шашки, контрабандой вывезенные им из Москвы.
Я прямо-таки оторопел от подобного сюрприза, но мое возмущенное замечание о том, что желание получить второй срок по одному и тому же делу если у кого и имеется, то исключительно у президента, папа выслушал с покровительственной усмешкой, сказав:
– От первого срока ты открутился, а второй дали бы мне, да и то - вряд ли, учитывая преклонные годы и старческое слабоумие. К тому же кто бы стал шмонать почтенного человека?
Тротил папа вез на себе, как террорист-смертник.
Чекист Сергей, всю жизнь посвятивший борьбе с контрабандистами, благосклонно папе поддакивал, а затем продемонстрировал мне свое имущество, незадекларированное на проездах через таможни: высокотехнологичный, сделанный из прочнейших космических полимеров пистолет «глок-17».
– Привык я к оружию, - поведал он грустно. - Без него как без рук… Да и что нас ждет в этих пампасах? Какие трудности? Кто знает…
Я открыл рот, дабы объяснить этим преступникам, что самыми опасными типами среди мирного населения Канарского архипелага являются исключительно они, но папаня, с интересом рассмотрев «глок», опередил меня, поведав, что прихватил с собой инструмент для нарезки ствола в подводном пистолете и пачку мелкокалиберных патронов, так что его самодельный агрегат тоже будет ого-ого! А уж что до прицельности…
Я закрыл рот и слабо махнул рукой, осознав бесполезность дискуссии.
Подремав пару часов в четырехкоечном номере дешевой гостиницы «El Cortijo», оккупированной английскими студентами, подрабатывающими на Тенерифе, в сумерках ночи мы тронулись в путь.
Я и Вова покатили к причалу, загнав «Мерседес» в чрево океанского парома, после чего с комфортом разместились в одном из ресторанов огромного судна.
Нам было куда легче, нежели Сергею, папане и Василию, отправившимся к Фуэртевентуре на катере.
Покидая Тенерифе, я даже и представить не мог, сколь необычной будет моя встреча с соседним островом - иной планетой.
Древняя вулканическая стихия, вздыбившая из своего нутра над океаном эти клочки суши, заложила в каждый из них исходную непохожесть, неспособную нивелироваться никакими усилиями цивилизации.
Сойдя с парома, мы растерянно уставились на расстилавшуюся вокруг безжизненную землю, серые однообразные сопки и редкие припортовые строения.
Над нами висело огромное белесое небо раннего утра. Океан бился в завалы бетонных чушек, защищающих полосу берега.
Вспоминая слова Василия о том, что на данном острове проживают в большинстве своем богатые немцы и англичане, я невольно преисполнился скептицизмом по отношению к правдивости такого его утверждения, одновременно смутно размышляя об извращенных вкусах некоторых толстосумов.
«Мерседес» покатил на север острова по узкой, петляющей по склонам вулканических сопок дороге.
Обозревая лунный ландшафт за оконцем автомобиля, я откровенно прокисал, вспоминая чудный Тенерифе с его зеленью, чистенькими городишками, ресторанчиками, дискотеками и казино; тротуарами, выстланными цветным мрамором, праздной толпой…
Здесь же нас окружало царство мертвого унылого камня, изъеденного ветрами и солнцем.
Я невольно вспоминал влажные просторы российских лугов и лесов.
Родная нордическая флора виделась отсюда некими буйными джунглями Амазонки.
Расстилавшийся вокруг марсианский пейзажик оживляли лишь мужественно выживавшие на каменистых склонах редкие салатовые перья алоэ и лепешки кактусов с оранжевыми выростами своих кисло-сладких плодов - ценнейшего по своим питательным свойствам фрукта, как меня опять-таки уверял Канарский старожил Вася.
Тут уж будешь питательным…
Володька, до сего момента с подозрением озиравший окрестности, внезапно произнес:
– А ведь прав был дед насчет неба-то… Помнишь? Глянь, какое!
Мы уже забрались высоко в горы, прибрежные сопки плавными серо-оранжевыми волнами застыли внизу, а бездна неба словно приблизилась к нам, и ее глубина и ширь завораживали, словно здесь сходились какие-то тайные космические стихии, грани иных миров…
И безжизненный камень внезапно показался прекрасным в своей гармонии с великолепием этих небес.
Вот где надлежало бы, вооружившись мольбертом, написать картину «Какой простор!».
А городок, открывшийся после умопомрачительно крутой горной дороги, был чист, весел, беспечен и нес в себе все признаки наицивилизованной Европы, с ее бензоколонками, магазинами, аккуратными белеными домиками с черепицей крыш, рекламными щитами и искусными вывесками над дверьми местных ресторанов.
Я очутился не то в Германии, не то в Испании, не то в Англии… Здесь соседствовали все традиции. Традиции лучших Испании, Германии и Англии.
И лишь недоуменным воспоминанием отражались в сознании дикие пустоши недавних гор, синими пятнами видневшиеся вдалеке.
И - удивительно: желалось вернуться к ним, в их первозданный простор.
Городок омывал океан, и мы, выйдя на безлюдный берег, тянувшийся солнечной песчаной далью, тихо и счастливо дурели от прозрачности воды на проплешинах прибрежных вымоин и сочетаний сини, зелени, золота, соревнующихся между собой в своем утверждении - бесконечном…
К вечеру прибыли наши мореходы.
Папаня, хотя и ощутимо подустал, находился в приподнятом настроении, и мы понимали его: он возвратился в прошлое, он становился тем, кем был более полувека назад, - молодым парнем, ступившим, избегнув страшной гибели, на незнакомую землю, на берег, что ныне именовался пляжем…
И его, как и тогда, вновь ожидало неведомое, а значит, продолжалась жизнь - подлинная, подобная свежести океанского «воздуха, и каждый день такой жизни стоил куда больше, чем год самозаточения в стенах московской квартиры, серенько и пасмурно высветленных квадратами оконных проемов.
Вечную осень мы поменяли на вечную весну. И пока о таком обмене не сожалели.
Между тем быт есть быт, и теперь перед нами остро встала проблема жилья.
Снять в городе квартиру оказалось задачей практически невыполнимой. Со свободными апартаментами на островах дело обстояло туго. Чужеземцам предлагалась альтернатива поселения в отеле или же покупки собственного дома. И то и другое по причине дороговизны нас не устраивало. Третий вариант - жизнь в палатке на берегу - не привлекал своим избыточным романтизмом и отсутствием элементарных удобств. Так что на первый ночлег пришлось устраиваться в гостинице.
Поутру вместе с Василием и Вовой я отправился в супермаркет за продуктами питания и водичкой.
Дама в панаме и в темных очках, выгружавшая у кассы из сетчатой тележки гору разнообразной провизии, показалась мне странно знакомой, и, присмотревшись к ее облику, я закусил, сдерживая нервную усмешку, губу: в дебрях Канарского архипелага, оказывается, ныне проживала скрывающаяся от одураченных кредиторов Фира Моисеевна Лунц!
Сблизившись с компаньонами, я шепотом произнес:
– Видите старуху в панаме? Уникальный экземпляр! Она кинула «Соломон трэйдинг» на пятьдесят штук!
– Наши действия? - сосредоточенно оживился Василий.
– Отслеживаем фарватер!
Фира Моисеевна, загрузив провиант в маленький автомобильчик, неспешно покатила в сторону побережья, остановившись на узенькой улочке, где за забором, сложенным из тесаных разноцветных булыжников, выглядывали беленькие виллы с аккуратными крышами из малиновой черепицы.
Неряшливо одетый мужик средних лет, почесывая брюшко, выступающее из-под короткой, заляпанной желтыми пищевыми пятнами майки, в пузырящихся на коленях штанах, раскрыл кованые черные ворота, и автомобильчик въехал во внутренний дворик, где резвились, играя в мяч, детишки.
Привратник, чей нос опоясывал округлый шрам, был идентифицирован мной как пострадавший в дискуссии с юдофобами сын-официант.
Узрев российский номер на бампере нашего «Мерседеса», официант окаменел, мгновенно сообразив, что это - категорически не к добру, а потому я, решив использовать момент внезапности, вышел из машины, небрежной походкой направившись к воротам дивной виллы.
Василий и Вова, в чьих глазах появился подобающий ситуации стальной гангстерский блеск, последовали моему примеру.
Отодвинув створкой ворот опешившего официанта, мы подошли к автомобильчику, из багажника которого Фирой Моисеевной извлекались продовольственные товары.
– Ну вот, - произнес я в затылок старухе. - Как радостно встретить делового партнера на чужбине! Очень дорогого партнера! Не угостите нас кофе, золотая вы наша Фира Моисеевна?
Очки старухи медленно сползли на кончик угреватого носа. Зрачки, дрогнув, залили собой поблекшую от возрастных изменений радужную оболочку.
Я понимал: остановившееся мгновение обреченного узнавания моей персоны было для старой мошенницы своего рода ужасным откровением.
– А в чем, собственно… - пискнул с нервным пафосом официант, но тут же и запнулся, пригвожденный к месту грозными взорами моих компаньонов.
Фира Моисеевна, впрочем, быстро от шока оправилась и, подбоченясь, довольно-таки бойко затараторила:
– Какой еще кофе, молодой человек? Мы не имели желаний принимать сегодня гостей! Или вы приехали с претензией? Но тогда мы знаем, как вести такие переговоры! - Она уже потихоньку наступала на меня. - И нечего пугать меня своей публикой с бандитскими выражениями морд! Я буду смотреть, как их морды изменятся в полицейском участке…
– О, - сказал я, - насчет полиции - очень хорошая мысль! Главное - здравая!
– То есть? - с подозрением вопросила Фира.
– То есть, - продолжил я импровизацию, - вы имеете мысль, будто вас преследует мафия с намерениями причинения вам физического и материального ущерба. А это не совсем так. То есть оно, может быть, и так, но в вашем клиническом случае мафии полиция не страшна. Напротив, здесь существует благодатная почва для сотрудничества между силовыми структурами. Цивилизованного сотрудничества, - подчеркнул я. - Ну, теперь вы понимаете, откуда дует сегодня сильный ветер на Фуэртевентуру? Если нет, поясню, - добавил доверительно. - Вы объявлены в розыск как мошенница и аферистка. Совершившая экономическое преступление против российских и - самое главное! - иностранных компаний. А это, - кивнул на Василия и Вову, - представители частных сыскных агентств, уполномоченных московским представительством Интерпола связаться с правоохранительными сферами Испании… До вас дошло? У вас упало в мозг?
– Но…
– Я все-таки настаиваю на кофе. Но если мы вам так неприятны, то - разрешите ненадолго откланяться.
– Встретимся в инстанциях, - вставил Вова безразлично.
– Если вы уж так тяготеете к защите властей… - прокомментировал в свою очередь Василий. - Да, они вас действительно будут охранять. Двадцать четыре часа в сутки. Они любят таких, как вы: бесплатно кормят, меняют белье на нарах…
– Наум, пожалуй, я не против выпить с молодыми людьми кофе, - произнесла Фира Моисеевна задумчиво. - Только, молодые люди, оставьте свой садизм, я старый человек, и моей нервной системе неприятны ваши инсинуации…
Попивая кофе, я не спешил с какими-либо выводами, глубокомысленно замечая, что приобретенная Фирой вилла весьма мила и просторна, хотя интерьер ее в чем-то напомнил мне незабвенную московскую комнатенку старухи: те же самодельные детские нары, голая лампочка и - разномастная, явно с помойки, мебель.
– Стараюсь ради детей! Кладу на них жизнь! - не уставала повторять хозяйка. - А за это меня приезжают сюда убивать!
– Кто? - холодно спросил Володя.
– Морально… - уклончиво ответила Фира.
– Дом двухэтажный? - деловито осведомился Василий.
– Да, второй этаж хотим сдавать…
– Ну, - сказал я, - это навряд ли получится.
Повисла напряженная пауза. Итог паузы мне все-таки удалось выиграть, Фира не выдержала.
– Ваши условия? - выдохнула она.
– Вам не нужна реклама своего места жительства среди московской деловой публики? - спросил я.
– Вы знаете ответ…
– Второй этаж, - проронил я.
– Вы хотите его снять?
– Нет, купить в собственность, - сказал я. - За хорошую цену.
– Назовите…
– Цену? Она складывается из пятидесяти тысяч долларов вашего долга, плюс проценты, плюс наше молчание, - довел я до сведения продавца.
– Ох, я умираю, - обмякла Фира, закатывая глаза и хватаясь за морщинистое горло.
– В случае вашей смерти, - бесстрастно заметил ей Вова, - дальнейшие переговоры вы завещаете вести с вашими наследниками?
– Хорошо, - молвила старуха убито. - Когда вы въезжаете?
– Въезд состоялся, неужели вы не заметили? - изрек Василий.
– Вы садист! - ответила ему старуха. - Вам надо в охрану концлагеря!
– Кстати, об охране, - кивнул Василий. - Считайте, что теперь она у вас есть. Круглосуточная и бесплатная, между прочим. Вам бы радоваться…
– Мне кажется, вы - антисемит, - заметил ему угрюмо жидомасон, сидевший на табурете в дальнем углу и, приподняв кустистую бровь, мрачно таращившийся на нас.
– Неправда, - сказал я. - Вообще - что за странный термин? Семиты - это арабы. Значит, антисемит - это антиараб? Какая глупость! Все равно что назвать вас сионистом!
– Да, я сионист! - заметил официант гордо.
– Сионист, - просветил я его, - особь, стремящаяся объединить соплеменников на земле предков. Какой же вы сионист? Это мы скорее таковые… Я вот, например, очень даже за то, чтобы евреи жили в Израиле, у них хорошо там получается с урожаями помидоров и с производством «узи»… А вы - нет, вас в Испанию потянуло, в колыбель инквизиции…
– Кончаем базары, - сказал Вова. - Жить будем дружно, Фира Моисеевна станет готовить нам рыбу-фиш, сырьем мы ее снабдим. Вы умеете готовить рыбу-фиш, Фира Моисеевна?
– Но здесь нет щуки…
– Сойдет барракуда, - высказался старожил Василий.
Так мы решили проблему с жильем. И уже вечером сидели, попивая винцо, на балкончике собственного дома с резными перилами из Канарской сосны в неуклонно чернеющих сумерках, растворяющих в себе горы и океан, глядя в сторону городского центра Пуэрто-дель-Росарио, мерцавшего малиновым туманцем неоновых огней в сгущавшейся над островом ночи.
МОСКОВСКАЯ МЯСОРУБКА
Сидя в кабинете своего офиса, располагавшегося на одном из этажей научно-исследовательского института, Тофик, подравнивая ногти пилочкой, со скукой выслушивал томившегося на стульчике директора академика, чей бывший кабинет он теперь занимал.
Директор - глупый, никчемный старикашка, еще пыжился, набивал себе цену, памятуя, видимо, те относительно недавние годы, когда ездил в Кремль на казенной «Волге» за наградами, распоряжался сотнями людей и миллионными суммами, считая таких, как Тофик, червяками в иле социального дна, шпаной и рыночно-гвоздичной швалью, да вот просчитался в итоге академик, став никем, насекомым, которое он, Тофик, мог прихлопнуть в любой необходимый момент.
«Отжировали свое эти чертежники и ботаники!» - без какого-либо сочувствия думал он.
Директор канючил о необходимости повышения аренды, приводи потешные доводы: мол, институт - бывший флагман советской оборонной науки - испускает дух, девяносто процентов сотрудников уволены, и если не поддержать материально оставшуюся горстку энтузиастов, настанет крах.
Тофик, с холодным презрением переводя взгляд со стоптанных ботиночек ученого на застиранные манжеты его рубашки, выглядывающие из обтертых до проплешин рукавов пиджака, сочувственно кивал, испытывая какое-то злорадное удовлетворение от униженного тона этого научного хмыря.
Итог разговора был Тофику превосходно известен, жужжание академика настраивало на сентиментально-философский лад, но мысли нынешнего хозяина кабинета были весьма далеки от нужд оборонной науки; думал он о вещах куда более важных и актуальных, а именно - о своих отношениях с группировкой Исы.
Проклятый чечен требовал компенсации за проваленную операцию с кокаином, обвиняя в провале его, Тофика.
Аргументы Исы выстраивались в грамотную, логически замкнутую цепочку. Во-первых, он дал заработать Тофику на голом железе - на «линкольнах», посреднический гонорар; во-вторых, словно предчувствуя, что операция нуждается в подстраховке, обещал долю по реализации наркотика совместными силами.
Таким образом, умышленно пойдя на потери в будущих дивидендах, Иса выиграл сегодняшнюю страховую сумму, ничего в итоге не потеряв.
Наконец, несомненной виной Тофику ставилось привлечение им в исполнители операции стукача-приятеля, чья принадлежность к органам получила двойное подтверждение.
В том, что Володин умышленно завалил перевоз контрабанды, Тофик поначалу не верил, сомневаясь в правдивости слов подкупленного Исой следака. Он знал Володина по зоне, где подобных грехов за тем не водилось, да и не того склада был Игорь, чтобы по доброй воле сподобиться на донос; однако отмазавшие его на стоянке менты явились для Тофика полной неожиданностью, и теперь он ничего не мог возразить Исе, приходя к унылому выводу, что жизнь ломает людей и, пребывая в сытости, а не на пайке, можно весьма внезапно и парадоксально ссучиться.
Володин скрылся, хотя Иса утверждал, что след его отыскан, возмездие близко и враг непременно будет казнен. Однако с тем же упорством, с каким разыскивал осведомителя, чечен настаивал на стопроцентной компенсации группировкой Тофика понесенных потерь, причем - с учетом упущенной выгоды!
Такое требование приводило Тофика, упрямо отнекивающегося от ответственности, в ярость.
Чечен обнаглел! Но, с другой стороны, оспаривать его вожделения было нелегко: Иса занимал куда более сильные позиции в криминальном мире столицы, нежели Тофик.
Кроме того, хлынувшие с окончанием чеченской войны соплеменники Исы, претендующие на возврат своих прежних доходных мест, сплачивались, получая поддержку от выстоявшего тяжелый период соотечественника, и вокруг него потихонечку формировалась верная армия головорезов.
«Что делать? - размышлял Тофик. - Затевать войну? Опасно и нерентабельно: война - занятие дорогостоящее…»
По всему выходило, что чечену, день ото дня становившемуся все несговорчивее и высокомернее, предстояло заплатить. Однако, если бы Тофику удалось отторговать упущенную выгоду и разделить «попадание» пополам (что планировалось им на крайний, безвыходный случай), он, понесший недавно катастрофические утраты в махинациях с ценными бумагами, все равно просел бы в зыбучую финансовую яму.
– Наука - занятие дорогостоящее, - следуя своим мыслям, произнес он, прерывая скулеж академика.
– Конечно! - с жаром поддержал тот.
– А потому, - продолжил Тофик, - на хрен ей заниматься?
– Как? А обороноспособность страны? А ее научно-технический потенциал?..
– Не надо анекдотов, - отмахнулся Тофик. - Разделите между собой арендную плату и сидите дома, пейте чай. Хотите еще денег? Я дам! Но тогда освободите цех опытного завода.
На опытном заводе, где ранее изготовлялись прототипы спутниковых систем, Тофик планировал открыть водочное производство.
– Цех? Но… я сам моту найти арендаторов… Гораздо более выго…
Глаза Тофика блеснули откровенной злобой.
– Я тебе найду! - прошипел он, навалившись грудью на столешницу стола. - Я тебе гроб найду, сволочь! Ты с кем говоришь, а?!
Академик испуганно подскочил со стула, быстро, впрочем, опомнившись от невольной оплошности и горделиво выпятив грудь.
– Я не позволю, молодой человек… - начал он, но собеседник, чье лицо исказила гримаса животной ярости, схватил со стола хрустальный кувшин с соком и брякнул его с размаху на светлый дорогой ковер. Брызнули по сторонам осколки, и оранжевые кляксы обезобразили чистый шерстяной ворс.
– Аренду плачу?! - заорал Тофик. - Дармоедов твоих кормлю?! Договор соблюдаю?! Крысы ученые! Исследования у них! На стройку идите! Машины мойте! Оборону они укрепляют! Ты хоть из автомата стрелял, а?!
Картинно покачав из стороны в сторону узел мятого обвислого галстука и возмущенно пыхтя, академик удалился из начальственного кабинета.
Тофик устало опустился в кресло. Прикрыл глаза. Не на этого старика он сейчас кричал, кричала в нем злоба на Ису. Злоба и безысходность.
Зазвонил прямой телефон, известный исключительно избранным.
– Тофик? - услышал он бесстрастный твердый голос. - Это Константин Иванович. Как бы встретиться?
– В любое время… - пробормотал он.
– Через час сможешь?
– Где обычно?
– Да.
Тофик положил трубку, задумчиво прищурившись, поглядел в серый провал окна.
Что же, звонок ко времени. И, вероятно, касается темы его сегодняшних тяжких раздумий.
Константин Иванович - полковник, деловой мент из центрального аппарата, с кем Тофик был знаком более трех лет, только что отмазал его от РУОПа, получив за очередную услугу щедрую плату, и нынешний звонок его мог оказаться весьма кстати: порой мент предупреждал Тофика и о тайных происках своих коллег, и о замыслах врагов из криминального мира.
На коррумпированного милиционера Тофик не жал, вел себя с ним деликатно, поскольку однажды, получив отказ на какую-то свою просьбу и отреагировав на отказ замаскированной угрозой, услышал от полковника МВД жесткую отповедь: «Будешь давить - спущу под откос. Я твоими бабками делюсь, понял? Так что крючки со своих лесок срежь. Проходили!»
И Тофику поспешно пришлось менять интонацию, рассыпаться в извинениях, ссылаться на плохое настроение и превратно истолкованное уважаемым Константином Ивановичем сложное душевное состояние собеседника.
Так что этот мент был именно что «деловой», а не «шестерящий». На дармовой ужин в ресторане не покупающийся и довольствующийся не подачками, а серьезными суммами за серьезные услуги; способный сказать «нет» и твердо исполняющий обязательства после слова «да».
Естественно, Тофик не ведал, что полковник играет с ним, как кот с опасной крысой, проводя долгосрочную операцию по осуществлению многопланового контроля за деятельностью столичных преступных группировок. Он не знал, что ФСБ, взяв его персону на особый контроль после завалившейся операции с кокаином, готовит, выйдя на заинтересованных коллег из Министерства внутренних дел, собственную акцию по развалу оживившихся после войны чеченских бандитских формирований, день за днем укрепляющихся в преступном мире России.
«Продажный» мент аккуратно отчитывался перед начальством о каждом контакте с разрабатываемым азербайджанцем, порой точно указывая суммы своих гонораров за оказанные Тофику услуги - детально согласованные и утвержденные.
Слякотным мартовским полднем Тофик стоял, зябко вобрав голову в приподнятый воротник пальто, у памятника великому поэту Пушкину, несколько строк из творчества которого когда-то он даже знал.
Сейчас Тофик пытался вспомнить эти строки.
Из глубин памяти тяжело поднимались на поверхность слова:
«Мой дядя самых чистых «правил»… Э… Как там про телку? Передо мной заявилась ты… Я вас любил, теперь пусть другой… Сдал свою бабу, короче! Чего там у него еще-то?»
Большего Тофик вспомнить не мог. К тому же праздное занятие прервал своим появлением энергичный, жилистый Константин Иванович.
Под грустным взором чугунного гения состоялся следующий разговор:
– Есть данные. На тебя, Тофик, пристреливают железо твои братья-мусульмане… По питерскому эпизоду.
– Знаю… - процедил Тофик равнодушно. - Пусть…
– Тогда я пошел, - сказал собеседник. - Извини за внимание. Чувствую, сам отобьешься.
– Не, ты чего? - Тофик удержал его за рукав. - Если вышел на тему, развивай…
– Сначала вопрос: чего ты с наркотой связался? Паскудное же дело…
Тофик пожал плечами.
– Не будь наркотиков, было бы что-нибудь похуже, - заметил со вздохом.
– Вот так, да? Интересная точка зрения. - Константин Иванович замолчал.
– Так и чего «чехи»? - осторожно полюбопытствовал Тофик.
– Чего? Не заплатишь - покрошат они тебя. В справедливом соответствии с «понятиями». Правда за ними, как не юли.
– Есть предложения?
Директор - глупый, никчемный старикашка, еще пыжился, набивал себе цену, памятуя, видимо, те относительно недавние годы, когда ездил в Кремль на казенной «Волге» за наградами, распоряжался сотнями людей и миллионными суммами, считая таких, как Тофик, червяками в иле социального дна, шпаной и рыночно-гвоздичной швалью, да вот просчитался в итоге академик, став никем, насекомым, которое он, Тофик, мог прихлопнуть в любой необходимый момент.
«Отжировали свое эти чертежники и ботаники!» - без какого-либо сочувствия думал он.
Директор канючил о необходимости повышения аренды, приводи потешные доводы: мол, институт - бывший флагман советской оборонной науки - испускает дух, девяносто процентов сотрудников уволены, и если не поддержать материально оставшуюся горстку энтузиастов, настанет крах.
Тофик, с холодным презрением переводя взгляд со стоптанных ботиночек ученого на застиранные манжеты его рубашки, выглядывающие из обтертых до проплешин рукавов пиджака, сочувственно кивал, испытывая какое-то злорадное удовлетворение от униженного тона этого научного хмыря.
Итог разговора был Тофику превосходно известен, жужжание академика настраивало на сентиментально-философский лад, но мысли нынешнего хозяина кабинета были весьма далеки от нужд оборонной науки; думал он о вещах куда более важных и актуальных, а именно - о своих отношениях с группировкой Исы.
Проклятый чечен требовал компенсации за проваленную операцию с кокаином, обвиняя в провале его, Тофика.
Аргументы Исы выстраивались в грамотную, логически замкнутую цепочку. Во-первых, он дал заработать Тофику на голом железе - на «линкольнах», посреднический гонорар; во-вторых, словно предчувствуя, что операция нуждается в подстраховке, обещал долю по реализации наркотика совместными силами.
Таким образом, умышленно пойдя на потери в будущих дивидендах, Иса выиграл сегодняшнюю страховую сумму, ничего в итоге не потеряв.
Наконец, несомненной виной Тофику ставилось привлечение им в исполнители операции стукача-приятеля, чья принадлежность к органам получила двойное подтверждение.
В том, что Володин умышленно завалил перевоз контрабанды, Тофик поначалу не верил, сомневаясь в правдивости слов подкупленного Исой следака. Он знал Володина по зоне, где подобных грехов за тем не водилось, да и не того склада был Игорь, чтобы по доброй воле сподобиться на донос; однако отмазавшие его на стоянке менты явились для Тофика полной неожиданностью, и теперь он ничего не мог возразить Исе, приходя к унылому выводу, что жизнь ломает людей и, пребывая в сытости, а не на пайке, можно весьма внезапно и парадоксально ссучиться.
Володин скрылся, хотя Иса утверждал, что след его отыскан, возмездие близко и враг непременно будет казнен. Однако с тем же упорством, с каким разыскивал осведомителя, чечен настаивал на стопроцентной компенсации группировкой Тофика понесенных потерь, причем - с учетом упущенной выгоды!
Такое требование приводило Тофика, упрямо отнекивающегося от ответственности, в ярость.
Чечен обнаглел! Но, с другой стороны, оспаривать его вожделения было нелегко: Иса занимал куда более сильные позиции в криминальном мире столицы, нежели Тофик.
Кроме того, хлынувшие с окончанием чеченской войны соплеменники Исы, претендующие на возврат своих прежних доходных мест, сплачивались, получая поддержку от выстоявшего тяжелый период соотечественника, и вокруг него потихонечку формировалась верная армия головорезов.
«Что делать? - размышлял Тофик. - Затевать войну? Опасно и нерентабельно: война - занятие дорогостоящее…»
По всему выходило, что чечену, день ото дня становившемуся все несговорчивее и высокомернее, предстояло заплатить. Однако, если бы Тофику удалось отторговать упущенную выгоду и разделить «попадание» пополам (что планировалось им на крайний, безвыходный случай), он, понесший недавно катастрофические утраты в махинациях с ценными бумагами, все равно просел бы в зыбучую финансовую яму.
– Наука - занятие дорогостоящее, - следуя своим мыслям, произнес он, прерывая скулеж академика.
– Конечно! - с жаром поддержал тот.
– А потому, - продолжил Тофик, - на хрен ей заниматься?
– Как? А обороноспособность страны? А ее научно-технический потенциал?..
– Не надо анекдотов, - отмахнулся Тофик. - Разделите между собой арендную плату и сидите дома, пейте чай. Хотите еще денег? Я дам! Но тогда освободите цех опытного завода.
На опытном заводе, где ранее изготовлялись прототипы спутниковых систем, Тофик планировал открыть водочное производство.
– Цех? Но… я сам моту найти арендаторов… Гораздо более выго…
Глаза Тофика блеснули откровенной злобой.
– Я тебе найду! - прошипел он, навалившись грудью на столешницу стола. - Я тебе гроб найду, сволочь! Ты с кем говоришь, а?!
Академик испуганно подскочил со стула, быстро, впрочем, опомнившись от невольной оплошности и горделиво выпятив грудь.
– Я не позволю, молодой человек… - начал он, но собеседник, чье лицо исказила гримаса животной ярости, схватил со стола хрустальный кувшин с соком и брякнул его с размаху на светлый дорогой ковер. Брызнули по сторонам осколки, и оранжевые кляксы обезобразили чистый шерстяной ворс.
– Аренду плачу?! - заорал Тофик. - Дармоедов твоих кормлю?! Договор соблюдаю?! Крысы ученые! Исследования у них! На стройку идите! Машины мойте! Оборону они укрепляют! Ты хоть из автомата стрелял, а?!
Картинно покачав из стороны в сторону узел мятого обвислого галстука и возмущенно пыхтя, академик удалился из начальственного кабинета.
Тофик устало опустился в кресло. Прикрыл глаза. Не на этого старика он сейчас кричал, кричала в нем злоба на Ису. Злоба и безысходность.
Зазвонил прямой телефон, известный исключительно избранным.
– Тофик? - услышал он бесстрастный твердый голос. - Это Константин Иванович. Как бы встретиться?
– В любое время… - пробормотал он.
– Через час сможешь?
– Где обычно?
– Да.
Тофик положил трубку, задумчиво прищурившись, поглядел в серый провал окна.
Что же, звонок ко времени. И, вероятно, касается темы его сегодняшних тяжких раздумий.
Константин Иванович - полковник, деловой мент из центрального аппарата, с кем Тофик был знаком более трех лет, только что отмазал его от РУОПа, получив за очередную услугу щедрую плату, и нынешний звонок его мог оказаться весьма кстати: порой мент предупреждал Тофика и о тайных происках своих коллег, и о замыслах врагов из криминального мира.
На коррумпированного милиционера Тофик не жал, вел себя с ним деликатно, поскольку однажды, получив отказ на какую-то свою просьбу и отреагировав на отказ замаскированной угрозой, услышал от полковника МВД жесткую отповедь: «Будешь давить - спущу под откос. Я твоими бабками делюсь, понял? Так что крючки со своих лесок срежь. Проходили!»
И Тофику поспешно пришлось менять интонацию, рассыпаться в извинениях, ссылаться на плохое настроение и превратно истолкованное уважаемым Константином Ивановичем сложное душевное состояние собеседника.
Так что этот мент был именно что «деловой», а не «шестерящий». На дармовой ужин в ресторане не покупающийся и довольствующийся не подачками, а серьезными суммами за серьезные услуги; способный сказать «нет» и твердо исполняющий обязательства после слова «да».
Естественно, Тофик не ведал, что полковник играет с ним, как кот с опасной крысой, проводя долгосрочную операцию по осуществлению многопланового контроля за деятельностью столичных преступных группировок. Он не знал, что ФСБ, взяв его персону на особый контроль после завалившейся операции с кокаином, готовит, выйдя на заинтересованных коллег из Министерства внутренних дел, собственную акцию по развалу оживившихся после войны чеченских бандитских формирований, день за днем укрепляющихся в преступном мире России.
«Продажный» мент аккуратно отчитывался перед начальством о каждом контакте с разрабатываемым азербайджанцем, порой точно указывая суммы своих гонораров за оказанные Тофику услуги - детально согласованные и утвержденные.
Слякотным мартовским полднем Тофик стоял, зябко вобрав голову в приподнятый воротник пальто, у памятника великому поэту Пушкину, несколько строк из творчества которого когда-то он даже знал.
Сейчас Тофик пытался вспомнить эти строки.
Из глубин памяти тяжело поднимались на поверхность слова:
«Мой дядя самых чистых «правил»… Э… Как там про телку? Передо мной заявилась ты… Я вас любил, теперь пусть другой… Сдал свою бабу, короче! Чего там у него еще-то?»
Большего Тофик вспомнить не мог. К тому же праздное занятие прервал своим появлением энергичный, жилистый Константин Иванович.
Под грустным взором чугунного гения состоялся следующий разговор:
– Есть данные. На тебя, Тофик, пристреливают железо твои братья-мусульмане… По питерскому эпизоду.
– Знаю… - процедил Тофик равнодушно. - Пусть…
– Тогда я пошел, - сказал собеседник. - Извини за внимание. Чувствую, сам отобьешься.
– Не, ты чего? - Тофик удержал его за рукав. - Если вышел на тему, развивай…
– Сначала вопрос: чего ты с наркотой связался? Паскудное же дело…
Тофик пожал плечами.
– Не будь наркотиков, было бы что-нибудь похуже, - заметил со вздохом.
– Вот так, да? Интересная точка зрения. - Константин Иванович замолчал.
– Так и чего «чехи»? - осторожно полюбопытствовал Тофик.
– Чего? Не заплатишь - покрошат они тебя. В справедливом соответствии с «понятиями». Правда за ними, как не юли.
– Есть предложения?