Страница:
Нет ничего дурного в том, чтобы человек -- инже-нер, коммерсант, художник -- разбогател благодаря своим способностям и упорству. Напротив. Общество возвращает ему то, что получило от него. Если бы он не внес никакого вклада или вклад его был невелик, конкуренты вытеснили бы его. И в социалистических странах уровень жизни известного композитора или директора завода выше, чем у остальных трудящихся. Впрочем, за исключением нескольких известных ки
(627)
ноактеров, пары художников, десятка певцов да двух-трех авторов детективных романов, творческим лич-ностям редко удается сколотить огромное состояние. По большей части крупные состояния создаются по-другому -- путем сложных комбинаций и подсчетов, не укладывающихся в мозгу нормального человека. Организация акционерных обществ, слияние предпри-ятий, удачные биржевые сделки, нахождение новых рынков сбыта, приобретение патентов и разнообраз-ные спекуляции и махинации приносят миллиарды. Миллиардер может быть полон добрых намерений, но он теряет ощущение реальности. Успех делает его слишком доверчивым, он расширяет дело, но по воле рока его карточный домик внезапно рушится. Никогда не будьте слишком богаты. Для богача, как для завое-вателя, главное -- умение вовремя остановиться. Это редкий дар.
Богатство особенно опасно для вас, если вы доро-жите способностью к художественному творчеству. Природа творчества такова, что, чем несчастнее и бед-нее художник, тем выше он воспаряет в своих произ-ведениях. Стал ли бы Бальзак Бальзаком без нищеты, кредиторов, долговой тюрьмы, ростовщиков? За свою нелегкую жизнь ему приходилось сталкиваться с ред-чайшими человеческими типами, которых богач, на-дежно охраняемый в своем красивом особняке секре-тарями и слугами, никогда не узнает. Нужда заставляла его работать. Писал ли бы он по четыре романа в год, создавал ли бы в порыве вдохновения гениальные но-веллы за одну ночь, если бы в дверях его не стоял некий страж коммерции, готовый тут же арестовать его, если он не заплатит по тому или иному векселю? Я своими глазами видел, как богатство погубило та-лант не одного музыканта и художника. Участи этой удается избегнуть лишь тем, кто и разбогатев продол-жает трудиться так же, как. во времена бедности. Виктор Гюго владел огромным состоянием и умело распоряжался им, но до гробовой доски жил очень скромно. Бесплодие минует и тех художников, кото-рые, подобно Бальзаку, не успев получить гонорар, тут же с безумной щедростью проматывают его.
(628)
тей тратить деньги в соответствии со своими вкусами. С другой стороны, быть рабом денег низко. Хвалить человека и заискивать перед ним только потому, что он богат, недостойно. Конечно, богатство не мешает человеку быть умным и обаятельным; можно дружить и с богачом, ценя в нем ум и обаяние. Но богатство как таковое не должно вызывать у вас ни любви, ни ненависти. В особенности это касается людей творчес-кого труда: художник может принять (и даже потребо-вать) плату за свою работу, но он ни в коем случае не должен опускаться до торговли своим талантом. Дру-гая сложная проблема -- это деньги в семейных отно-шениях. Я не могу одобрить отца, который, живя в довольстве, оставляет своих детей прозябать в нужде. Зависть, интриги вокруг наследства рождаются в тех семьях, где голодные волчата кружат вокруг старого разжиревшего волка. Если у вас есть возможность, по-могите своим детям встать на ноги. Конечно, в том случае, когда их планы кажутся вам разумными. Если один из них чувствует сильную, непреодолимую тягу к какому-либо роду деятельности, не мешайте ему, пусть даже вкусы его не совпадают с вашими. Родители Бальзака, мелкие буржуа, жаждавшие респектабель-ности, отнюдь не поощряли склонности сына к лите-ратурной деятельности. Однако они дали ему содержа-ние и год времени, чтобы попробовать свои силы. Разве было бы лучше, если бы они его прокляли? Вспомните свою молодость. Но, помогая своим детям, требуйте, чтобы они и сами себе помогали. У них не будет ни твердого характера, ни силы воли, если они не научатся преодолевать препятствия. Птица кормит птенцов из клюва и при этом учит их летать самосто-ятельно.
_________________________________________________________________
Писательский труд
Когда я спросил вас: "Как вы собираетесь строить свою жизнь?", вы ответили: "Быть может, писать". Надо или отбросить "быть может", или отказаться от от этого намерения. Если вы призваны стать писате
(630)
лем, вы станете им во что бы то ни стало. Виктор Гюго с детства хотел быть "Шатобрианом или никем"". При-рожденный писатель пишет, потому что ему есть что сказать и выразить это он может лишь на письме. Если вас притягивает чистый лист бумаги, если вы готовы всем пожертвовать ради того, чтобы поведать миру мысли, которые теснятся у вас в голове, ища выхода, если вы знаете, что будете писать, несмотря на прова-лы, несмотря на враждебность критиков, если вы, как Пруст, испытываете чувство освобождения и триумфа, когда вам удается одной удачной фразой точно обри-совать человека, предмет или чувство, тогда в добрый час!
Но, вступая на эту стезю, знайте, что вы принимае-те постриг и вам всю жизнь придется работать больше, чем человеку любой другой профессии. Когда видишь готовую, целостную и стройную книгу, то кажется, что перед тобой -творение природы. "Госпожа Бовари", "Адольф", "Отец Горио" естественны, как дуб или яб-лоня. Меж тем они -- плоды огромного, невероятного труда. Взгляните на черновые рукописи великого про-изведения. Сколько перечеркиваний! Сколько вставок! Сколько исправлений в тексте и на полях! Какая странная бахрома листочков, подклеенных к гранкам? Конечно, случается, что в порыве вдохновения автор за ночь "выдает на-гора" целых тридцать страниц. Но какими бы вдохновенными ни были эти пламенные строки, они должны обрести окончательную форму, гладкость. Бывают и счастливые часы, но сколько тяж-ких дней, когда писатель никак не может выбрать сюжет для нового произведения! Сколько отвергнутых начал! Сколько разочарований в тех случаях, когда автор думал, что растит розу, а вырастил репейник.
Входящие сюда, оставьте не всякую надежду, но всякую лень и всякое тщеславие. Вам придется смот-реть на свое творение со стороны, судить его и в случае необходимости осудить. Кроме того, умейте разглядеть его красоты, если они в нем действительно есть. На-учиться верно оценивать свои произведения можно, только читая классиков. Вскормленный Чеховым и Кэтрин Мэнсфилд*, вы будете со смирением, порой с
(631)
надеждой равнять свою прозу по их новеллам. Воспи-танный на Бальзаке, Стендале, Прусте, вы будете стро-ги к своим романам. Восхищаясь интеллектуальными фантазиями Свифта и Кафки, вы будете беспристраст-но оценивать свои вымыслы. И остерегайтесь принять за новое то, что существует с незапамятных времен. Пример -- кому принадлежат слова: "Вы действитель-но не знаете, за что оказались в этой тюрьме, именуе-мой жизнью, и за что страдаете, но вы знаете, что процесс..."'? Думаете, это Кафка? Ничего подобного, мой дорогой: Виньи! Вот вам урок осторожности. Не советую вам копировать стиль мастеров (хотя Пруст многому научился, пародируя их*); если вы обладаете писательским даром, вам и самому не захочется под-ражать. Вы бессознательно позаимствуете у Толстого манеру представлять героев, у Бальзака -- любовь к пространным вступлениям, у Стендаля -- пылкую дер-зость, но все остальное возьмете у самого себя и сами изготовите свой мед.
Будьте неподкупным судьей своей работы, но бой-тесь презирать ее. Раз вы воспитаны на классиках, ваше собственное суждение приобретает большую ценность. Если, закончив произведение и перечитав его, вы найдете его прекрасным, верьте в это, кто бы что ни говорил. К счастью, среди критиков есть люди серьезные, беспристрастные, великодушные, образо-ванные; вы будете прислушиваться к их мнению и считаться с их замечаниями. Но кроме них на вашем пути встретятся -- увы! -- критики злобные и скупые на похвалы. "Посредственность остается посредствен-ностью и в своем неумении восхищаться". Признаюсь, теплые отзывы могучих умов -- Алена, Валери, Робера Кемпа, Эдмона Жалу*, Вирджинии Вулф, Эдмунда Госсе, Десмонда Маккарти (я называю только умер-ших) -- оказали мне в юности большую поддержку. Если вам случается говорить о чужих произведениях, умейте похвалить то, что того заслуживает. Перечитай-те чудесную статью Бальзака о "Пармской обители"*. Гений, открывающий другого гения, -- эта картина согревает душу, особенно когда вспоминаешь, что в ту
(632)
пору ни тот, ни другой еще не были в полной мере оценены критикой.
Предположим, что призвание к писательскому труду и умение выражать свои мысли у вас есть. Это прекрасно, но какой род литературы вы изберете? Самые великие умы не сразу нашли себя. Бальзак счи-тал себя драматургом, философом, памфлетистом. Свои первые романы он назвал "настоящим литера-турным свинством", только успех убедил его в том, что он романист. Будущий великий поэт узнает себя рань-ше. Байрон, Гюго еще подростками писали прекрас-ные стихи и знали это. Если человека тянет излить свои ощущения в стихах, если у него есть чувство ритма, это проявится еще до двадцати лет. Осознание себя романистом приходит позднее. Чтобы описать мир, нужен жизненный опыт. Желаю вам жить полной жизнью и избрать в юности профессию, которая столкнет вас с самыми разными людьми. Будущему романисту не помешает сначала заняться другим делом. Он накопит воспоминания. Диккенс был жур-налистом, Бальзак печатником. Оба прошли через нужду, кредиторов, долговую тюрьму (Диккенс -- на-вещая отца)'. Эти несчастья принесли им счастье.
Призвание драматурга, судя по всему, проявляется так же рано, как призвание поэта, но расцветает лишь в благоприятных условиях. Романист, историк творят в своем кабинете или в тиши архива. Драматургу нужны сцена, актеры, зрители. Если ему посчастли-вится вовремя найти их, он получит возможность по-пробовать свои силы. Все великие драматурги -- дети театра. Мольер был актером и писал для своей труппы;
Шекспир играл сам и строчил шедевры для своих то-варищей. Корнель, Расин, Мариво были влюблены в актрис. Драматург -- свой человек в мире подмостков и кулис; он знает актерское ремесло и основы режис-суры. Дюма-отец, да и Дюма-сын тоже, разыгрывали комедию в своих романах и даже в своей собственной жизни. Ответы их были репликами, концы глав -- кон-цами актов. ГJте открыл свое призвание на представ-лении театра марионеток; Ануй осознал себя драматур-гом за кулисами казино. Случается также, что рома
(633)
нист становится на склоне лет драматургом под влия-нием мудрого режиссера. Так Жироду привела в театр встреча с Жуве'.
Кем бы вы ни стали -- романистом или эссеистом, драматургом или писателем, -- будьте терпеливы. Слава -- особа капризная и гордая, с ней шутки плохи. Бывает так, что первая же книга приносит шумный успех; бывает и так, что признание приходит не сразу. Но маловероятно, чтобы в наше время гений прошел по земле незамеченным. Столько издателей, столько читателей, столько продюсеров ищут авторов, что пол-ное фиаско талантливого человека стало бы своего рода античудом. Вас оценят по достоинству и, если вы того заслуживаете, будут печатать и ставить. Останется только пройти узкий проход, отделяющий известность от славы. Литературные премии приносят (порой) из-вестность, но это еще не слава. Вовсе нет. Славу при-носят либо произведение, получившее всеобщее при-знание ("Прародительница"*, "Поцелуй, дарованный прокаженному"*), либо книга, пьеса, отвечающая на-строениям эпохи ("Вертер", "Грязные руки"'), либо монументальное создание ("Люди доброй воли"'), либо необычная судьба автора. "Большой Мольн" про-славил Ален-Фурнье: читающая публика была потря-сена романтическим поклонением героя книги едва знакомой женщине и безвременной гибелью автора'. Порой (но это не лучший путь к славе) внимание публики привлекают не литературные достоинства произведения, сами по себе весьма незначительные, а необычный образ жизни автора, его политическая по-зиция или вызывающая манера поведения. На первый взгляд кажется, что тайны и мистификации способст-вуют популярности. Однако искусственный успех не-долговечен. Рано или поздно справедливость востор-жествует. Одно поколение может ошибиться, десять поколений не ошибаются.
Будет ли у вас свой стиль? Это зависит от вас. Стиль -- победа личности над природой. Ренуар, Ван Гог и Сера напишут один и тот же пейзаж в трех разных стилях. Без личности нет стиля. Почти всякий человек -- личность; трудность в том, чтобы сохранить
(634)
свою индивидуальность, не став ни банальным, ни легковесным. Чем детальнее и точнее описания, тем больше у автора шансов обрести свой стиль. У фило-софов обычно нет стиля, но философы, которые, как Декарт, Бергсон или Ален, оперируют конкретными примерами и говорят обычным языком, обретают соб-ственный стиль. Порой писатель, сам того не замечая, проходит мимо своего стиля. Пруст в начале своего творчества ("Утехи и дни")* искал и не находил себя. Он открыл свой стиль, переводя Рескина, в трудах английского мыслителя мир купался в свете, которого Пруст всегда жаждал. После чего он стал писать не как Рескин, но как настоящий Пруст. Ищите, и вы обряще-те себя".
Бал-маскарад
"Ищите, и вы себя обрящете". Да! Вы должны найти себя не только в литературном, но и в человеческом плане, а это не так легко. Я когда-то был близко зна-ком с великим Пиранделло, в чьих пьесах всегда идет речь о многоликости человека. Я со школьной скамьи, говорил он мне, был одержим мыслью, что неверно описывать человека как цельную личность. В общении с одними людьми мы играем одну роль, в общении с другими -- другую. Недаром мы порой страдаем, ока-зываясь в обществе двух друзей; только с каждым из них по отдельности мы чувствуем себя в своей тарелке. Много семейных драм объясняется тем, что супруги больше не могут играть роль, которая поначалу была взята на себя добровольно. Рядясь в одежды доброде-тельного семьянина, мужчина выбрал линию поведе-ния, которую не в состоянии продолжать. Единствен-ный выход -- сбежать, то есть начать новую жизнь с другой женщиной, для которой он будет играть другую роль, в этот момент более близкую ему... Мысль, что все эти персонажи сливаются в одно-единственное я, -- иллюзия!.. Жизнь -- это постоянное изменение. Как только движение останавливается, человек старит-ся и умирает.
(635)
Пиранделло был прав. В одном-единственном че-ловеке совмещается сотня разных людей. Хорош он или дурен? И то и другое. Вы знаете это по себе, вы бываете нежным и жестоким, разумным и неистовым, мудрецом и безумцем. Это зависит от обстоятельств, от прочитанной книги, от советчиков, приятелей. Вспом-ните, например, Шатобриана. В нем жили два челове-ка: один -- истово верующий, христианин по рожде-нию и воспитанию, другой -- слабовольный грешник, гордец, распутник. Кто из них двоих Шатобриан? Ни тот ни другой. Шатобриан был суммой. Вспомните Наполеона. Какой глава государства был столь же чес-толюбив? Какой завоеватель был столь же ненасытен? И тем не менее с какой сдержанностью, можно даже сказать, с какой скромностью рассуждал он о себе и своей судьбе! На острове Святой Елены из-под маски императора выглянула душа младшего лейтенанта", студента, мечтающего поселиться в Париже, жить на тридцать су в день и восхищаться игрой Тальма в пье-сах Корнеля.
Кто же настоящий Наполеон? Да все. Причем каж-дый из них был искренним даже в собственных глазах. Ведь мы играем не только перед другими, но и перед собой. Чувства и возраст изменяют нас, подобно тому как лучи прожектора превращают белую пачку балери-ны в желтую, розовую, голубую. Ваше юное я смеется сегодня над страстями стариков, а ведь и вас ждет то же самое, когда вы доживете до их лет. Свой отпечаток накладывает и профессия. Негодный мальчишка, на-кануне экзаменов раскроивший кулаком челюсть ко-миссару полиции, быть может, станет впоследствии министром юстиции или председателем апелляцион-ного суда. Молодой поэт, зло насмехающийся над Французской академией, в один прекрасный день под барабанный бой вступит под ее своды и, пьянея от счастья, обратится к академикам с благодарственной речью.
Итак, в вас дремлют самые разные люди, и если десять, сто из них дадут о себе знать по мере того, как вы будете взрослеть, влюбляться, продвигаться по слу-жебной лестнице, то многие другие так до самого
(636)
конца и не обнаружат себя. Есть люди, которые с юных лет раз и навсегда избрали себе позу. Иногда эта поза красива. Это поза человека мудрого, сурового, верно-го, который полностью посвятил себя счастью других людей и отказался от радостей жизни. Однако порой внутренний голос говорит актеру, который играет -- и играет с блеском -- эту возвышенную роль: "Неужели ты так и будешь всю жизнь ломать комедию? Из тебя с таким же успехом вышел бы и донжуан и циник, стоило только захотеть... Это было бы куда интереснее, а может, и честнее". Вот тут-то человек и начинает подозревать, что прожил жизнь зря, что лишил себя самых больших радостей. А почему? Потому что не решился сорвать со своего лица привычную личину, отражавшую лишь одну из сторон его натуры, единст-венную, что реализовалась в действительности.
Когда-то я был знаком с очаровательной англичан-кой, отличавшейся почти болезненной робостью. Со-здавалось впечатление, что муж, человек большого ума, совершенно подавил ее. Мужчины, привлеченные ее красотой, настойчиво ухаживали за ней, но ее зам-кнутость и мнимое равнодушие обескураживали их. Однажды одна знатная дама устроила в своем особняке бал-маскарад. Случилось так, что рядом со мной ока-залась прекрасно сложенная молодая женщина. Она не танцевала. Из вежливости я завязал беседу, соседка моя отвечала так смело и остроумно, что совершенно покорила меня, и я не отходил от нее весь вечер. Уверившись в том, что я очарован ее грацией и речами, она засмеялась и приподняла маску. Пораженный, я узнал в ней прелестную молчунью. Маска позволила ей стать другой. Другой, то есть самой собой. Думаю, именно по этой причине балы-маскарады в Опере пользовались некогда огромным успехом. Так приятно забыться и почувствовать себя другим человеком.
Жизнь -- маскарад. Надо ли всегда носить одну и ту же маску? Это зависит от маски -- и от вас. Если маска вам не идет, если она вам мешает, если вам кажется, что она вынуждает вас играть роль, для кото-рой вы не созданы, попытайтесь заменить ее другой. Их множество. Вот важная маска многообещающего
(637)
политика; вот маска художника, к которой лучше всего подойдет яркая ковбойка с расстегнутым воротом; а вот маска будущего медика с проницательным взгля-дом из-под очков. Еще есть время выбирать. Но будьте осторожны! Маска сама станет править бал. Другие маски будут принимать вас за того, кем вы кажетесь. Отправляясь на бал жизни, выберите себе подходящую маску.
____________________________________________________________
Политика
Заниматься ли вам политикой и в какой маске? Равнодушие к политике -тоже одна из форм полити-ческой деятельности. Тот, кто не интересуется полити-кой, как бы говорит: "Мне наплевать на родной город, на родную страну, на весь мир". Такой человек мелко плавает и на первое место всегда ставит соображения личной выгоды и интересы минуты. От политики за-висит и его собственная судьба, но ради того, чтобы его оставили в покое, он готов пожертвовать своим благополучием. Его можно сравнить с дохлой собакой, которая то плывет то течению, то кружится на месте в стоячей воде. Но вы-то живой человек, вы поплывете сами в том направлении, в каком сочтете нужным, иными словами, вы будете интересоваться политикой. Не обязательно принимать активное участие в полити-ческой борьбе. Единственное, чего я от вас хочу, -- это чтобы вы обладали необходимым кругозором, имели собственное мнение, короче говоря, могли играть роль гражданина.
Стремиться ли вам к общественной деятельности? Решайте сами. Все зависит от вашего характера и об-стоятельств. Есть люди, к которым подходят слова Аристотеля: "Человек -- животное политическое". Если вас влечет борьба, если вы от природы красноре-чивы, если вы на опыте убедились в своем умении увлечь аудиторию, толпу и, что в наше время гораздо важнее, "произвести впечатление", выступая по теле-визору, то почему бы и нет? Мне нравятся люди, при-шедшие в политику случайно. Как-то раз один человек
(638)
был избран мэром большого города, потому что вода у него в ванной шла с перебоями. Он стал искать при-чину, устранил неполадки и улучшил тем самым водо-снабжение города. С этого началась его карьера.
Эррио, профессор-филолог, на заре своей деятель-ности гораздо больше думал о мадам Рекамье, чем о лионской мэрии*. Обстоятельства, известность, кото-рой он пользовался в родном городе, приятный голос способствовали его избранию мэром. Это стало трам-плином. Поскольку он показал себя хорошим админи-стратором большого города, во время войны прави-тельство доверило ему снабжение всей страны. От ми-нистра недалеко и до премьер-министра. Если случай поможет вам (а его благосклонность надо заслужить), вы будете идти по жизни от успеха к успеху.
Если представится возможность, стоит ли вам до-биваться власти. Ален, красноречивый и целеустрем-ленный мыслитель, блестящий диалектик, один из лучших профессоров Руанского народного универси-тета, имел все основания питать честолюбивые надеж-ды. Но он не давал себе воли, ибо больше всего хотел остаться свободным человеком. Лидеры политических партий, фавориты власть имущих суть также их плен-ники. Они должны нравиться. Ален об этом не забо-тился. Кроме того, он считал, что за великими мира сего нужен надзор и поэтому стране нужны рядовые граждане с острым умом. Он хотел быть одним из этих граждан. По той же причине во время первой мировой войны он, добровольцем вступив в армию, отказался от всех нашивок, кроме капральских. Я, как и он, неизменно отвергал все посты, которые мне предлага-ли, хотя иные из них были и высокими, и почетными. Но эти примеры еще ничего не доказывают, всякому народу нужны активные руководители. Быть может, вы станете одним из них.
Если это произойдет, занимайтесь в первую оче-редь практической деятельностью. Глава города и даже государства должен следовать завету -меньше слов, больше дела. Расширение сети путей сообщения, обо-рудование больниц, решение жилищной проблемы, строительство спортплощадок, поддержка театральных
(639)
коллективов -- вот о чем заботится настоящий мэр. Укрепление обороноспособности страны, проведение мудрой внешней политики, контроль над бюджетом, совершенствование налоговой системы, строительство школ, лицеев и университетов для подрастающего по-коления, надежное и общедоступное социальное обес-печение, равенство всех граждан перед законом, ува-жение прав человека -- вот о чем заботится мудрое правительство. Вы скажете: "Значит, неважно, правый я или левый?" Этого я не говорил. Но, по-моему, между английским консерватором -- сторонником ре-форм -- и английским умеренным лейбористом нет существенной разницы. Обычно во всякой партии есть и благородные люди, и подлецы (о безумцах и чудови-щах я не говорю). Это разделение кажется мне более важным, чем деление, в сущности произвольное, на социалистов и радикалов, независимых и народных республиканцев, Народно-республиканское движение и Союз защиты новой республики. Не будьте фанати-ком своей партии. Нация едина, процветание каждого связано с процветанием всех. И ультраправые, и ульт-ралевые всегда сами разрушали режим, который преж-де защищали.
А главное -- не будьте тупым упрямцем, который отказывается выслушать мнение противной стороны. Отмахнуться от тех, кто думает не так, как мы, легче, чем опровергнуть их. В политике невозможно сохра-нять беспристрастие. Жизнь сделает вас либо консер-ватором, либо оппозиционером. Но старайтесь оцени-вать факты без предвзятости. Я знаю многих людей, которые рьяно отстаивают ту или иную меру, если она выдвинута их партией, и безжалостно осуждают ту же самую меру, если ее предлагает противник. Учтите:
безумие и ненависть -- не двигатели политики. "Вели-чие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и за-полнять промежуток между ними" (Паскаль).
Было время, когда никто на Западе не оспаривал парламентский режим. До 1914 года в общем и целом он приносил Франции только добро. Благодаря III Республике мы вступили в первую мировую войну с
(640)
превосходной армией и могучими союзниками. Одно-го из деятелей III Республики называли в народе Отцом победы*. Продолжение было не столь блестя-щим. Во многих европейских странах парламентская анархия породила фашизм, диктатуру силы, без зазре-ния совести попирающую все свободы. Тем временем в России установилась иная, но не менее сильная власть. Пример других стран поколебал шаткое равно-весие в общественной жизни французов. В результате разобщенная, раздираемая противоречиями Франция вступила во вторую мировую войну, не имея ни сил, ни веры. После войны в правительство вошло несколь-ко незаурядных людей, но и это не изменило положе-ния дел; в период IV Республики стало очевидно, что, если французы хотят быть уверенными в завтрашнем дне, им необходимы конституционные реформы. По-пыткой решить этот вопрос было принятие конститу-ции 1958 года". Как всякая конституция, она может быть использована и во благо, и во зло. Я думаю, что, какова бы она ни была, она вам поможет.
Она укрепила исполнительную власть. Это было необходимо. Технический прогресс изменил произ-водство. Экономика становится все более и более сложной. Следовательно, нужны перспективные планы. Разве можно доверить проведение их в жизнь министрам, пребывающим в постоянном страхе перед отставкой? Мы по-прежнему ратуем за то, чтобы пар-ламент осуществлял контроль над правительством; мы ратуем за то, чтобы депутат оставался посредником между избирателями и властью, а при необходимос-ти -- защитником избирателей; мы ратуем за то, чтобы свобода мысли и свобода слова оставались священны;
(627)
ноактеров, пары художников, десятка певцов да двух-трех авторов детективных романов, творческим лич-ностям редко удается сколотить огромное состояние. По большей части крупные состояния создаются по-другому -- путем сложных комбинаций и подсчетов, не укладывающихся в мозгу нормального человека. Организация акционерных обществ, слияние предпри-ятий, удачные биржевые сделки, нахождение новых рынков сбыта, приобретение патентов и разнообраз-ные спекуляции и махинации приносят миллиарды. Миллиардер может быть полон добрых намерений, но он теряет ощущение реальности. Успех делает его слишком доверчивым, он расширяет дело, но по воле рока его карточный домик внезапно рушится. Никогда не будьте слишком богаты. Для богача, как для завое-вателя, главное -- умение вовремя остановиться. Это редкий дар.
Богатство особенно опасно для вас, если вы доро-жите способностью к художественному творчеству. Природа творчества такова, что, чем несчастнее и бед-нее художник, тем выше он воспаряет в своих произ-ведениях. Стал ли бы Бальзак Бальзаком без нищеты, кредиторов, долговой тюрьмы, ростовщиков? За свою нелегкую жизнь ему приходилось сталкиваться с ред-чайшими человеческими типами, которых богач, на-дежно охраняемый в своем красивом особняке секре-тарями и слугами, никогда не узнает. Нужда заставляла его работать. Писал ли бы он по четыре романа в год, создавал ли бы в порыве вдохновения гениальные но-веллы за одну ночь, если бы в дверях его не стоял некий страж коммерции, готовый тут же арестовать его, если он не заплатит по тому или иному векселю? Я своими глазами видел, как богатство погубило та-лант не одного музыканта и художника. Участи этой удается избегнуть лишь тем, кто и разбогатев продол-жает трудиться так же, как. во времена бедности. Виктор Гюго владел огромным состоянием и умело распоряжался им, но до гробовой доски жил очень скромно. Бесплодие минует и тех художников, кото-рые, подобно Бальзаку, не успев получить гонорар, тут же с безумной щедростью проматывают его.
(628)
тей тратить деньги в соответствии со своими вкусами. С другой стороны, быть рабом денег низко. Хвалить человека и заискивать перед ним только потому, что он богат, недостойно. Конечно, богатство не мешает человеку быть умным и обаятельным; можно дружить и с богачом, ценя в нем ум и обаяние. Но богатство как таковое не должно вызывать у вас ни любви, ни ненависти. В особенности это касается людей творчес-кого труда: художник может принять (и даже потребо-вать) плату за свою работу, но он ни в коем случае не должен опускаться до торговли своим талантом. Дру-гая сложная проблема -- это деньги в семейных отно-шениях. Я не могу одобрить отца, который, живя в довольстве, оставляет своих детей прозябать в нужде. Зависть, интриги вокруг наследства рождаются в тех семьях, где голодные волчата кружат вокруг старого разжиревшего волка. Если у вас есть возможность, по-могите своим детям встать на ноги. Конечно, в том случае, когда их планы кажутся вам разумными. Если один из них чувствует сильную, непреодолимую тягу к какому-либо роду деятельности, не мешайте ему, пусть даже вкусы его не совпадают с вашими. Родители Бальзака, мелкие буржуа, жаждавшие респектабель-ности, отнюдь не поощряли склонности сына к лите-ратурной деятельности. Однако они дали ему содержа-ние и год времени, чтобы попробовать свои силы. Разве было бы лучше, если бы они его прокляли? Вспомните свою молодость. Но, помогая своим детям, требуйте, чтобы они и сами себе помогали. У них не будет ни твердого характера, ни силы воли, если они не научатся преодолевать препятствия. Птица кормит птенцов из клюва и при этом учит их летать самосто-ятельно.
_________________________________________________________________
Писательский труд
Когда я спросил вас: "Как вы собираетесь строить свою жизнь?", вы ответили: "Быть может, писать". Надо или отбросить "быть может", или отказаться от от этого намерения. Если вы призваны стать писате
(630)
лем, вы станете им во что бы то ни стало. Виктор Гюго с детства хотел быть "Шатобрианом или никем"". При-рожденный писатель пишет, потому что ему есть что сказать и выразить это он может лишь на письме. Если вас притягивает чистый лист бумаги, если вы готовы всем пожертвовать ради того, чтобы поведать миру мысли, которые теснятся у вас в голове, ища выхода, если вы знаете, что будете писать, несмотря на прова-лы, несмотря на враждебность критиков, если вы, как Пруст, испытываете чувство освобождения и триумфа, когда вам удается одной удачной фразой точно обри-совать человека, предмет или чувство, тогда в добрый час!
Но, вступая на эту стезю, знайте, что вы принимае-те постриг и вам всю жизнь придется работать больше, чем человеку любой другой профессии. Когда видишь готовую, целостную и стройную книгу, то кажется, что перед тобой -творение природы. "Госпожа Бовари", "Адольф", "Отец Горио" естественны, как дуб или яб-лоня. Меж тем они -- плоды огромного, невероятного труда. Взгляните на черновые рукописи великого про-изведения. Сколько перечеркиваний! Сколько вставок! Сколько исправлений в тексте и на полях! Какая странная бахрома листочков, подклеенных к гранкам? Конечно, случается, что в порыве вдохновения автор за ночь "выдает на-гора" целых тридцать страниц. Но какими бы вдохновенными ни были эти пламенные строки, они должны обрести окончательную форму, гладкость. Бывают и счастливые часы, но сколько тяж-ких дней, когда писатель никак не может выбрать сюжет для нового произведения! Сколько отвергнутых начал! Сколько разочарований в тех случаях, когда автор думал, что растит розу, а вырастил репейник.
Входящие сюда, оставьте не всякую надежду, но всякую лень и всякое тщеславие. Вам придется смот-реть на свое творение со стороны, судить его и в случае необходимости осудить. Кроме того, умейте разглядеть его красоты, если они в нем действительно есть. На-учиться верно оценивать свои произведения можно, только читая классиков. Вскормленный Чеховым и Кэтрин Мэнсфилд*, вы будете со смирением, порой с
(631)
надеждой равнять свою прозу по их новеллам. Воспи-танный на Бальзаке, Стендале, Прусте, вы будете стро-ги к своим романам. Восхищаясь интеллектуальными фантазиями Свифта и Кафки, вы будете беспристраст-но оценивать свои вымыслы. И остерегайтесь принять за новое то, что существует с незапамятных времен. Пример -- кому принадлежат слова: "Вы действитель-но не знаете, за что оказались в этой тюрьме, именуе-мой жизнью, и за что страдаете, но вы знаете, что процесс..."'? Думаете, это Кафка? Ничего подобного, мой дорогой: Виньи! Вот вам урок осторожности. Не советую вам копировать стиль мастеров (хотя Пруст многому научился, пародируя их*); если вы обладаете писательским даром, вам и самому не захочется под-ражать. Вы бессознательно позаимствуете у Толстого манеру представлять героев, у Бальзака -- любовь к пространным вступлениям, у Стендаля -- пылкую дер-зость, но все остальное возьмете у самого себя и сами изготовите свой мед.
Будьте неподкупным судьей своей работы, но бой-тесь презирать ее. Раз вы воспитаны на классиках, ваше собственное суждение приобретает большую ценность. Если, закончив произведение и перечитав его, вы найдете его прекрасным, верьте в это, кто бы что ни говорил. К счастью, среди критиков есть люди серьезные, беспристрастные, великодушные, образо-ванные; вы будете прислушиваться к их мнению и считаться с их замечаниями. Но кроме них на вашем пути встретятся -- увы! -- критики злобные и скупые на похвалы. "Посредственность остается посредствен-ностью и в своем неумении восхищаться". Признаюсь, теплые отзывы могучих умов -- Алена, Валери, Робера Кемпа, Эдмона Жалу*, Вирджинии Вулф, Эдмунда Госсе, Десмонда Маккарти (я называю только умер-ших) -- оказали мне в юности большую поддержку. Если вам случается говорить о чужих произведениях, умейте похвалить то, что того заслуживает. Перечитай-те чудесную статью Бальзака о "Пармской обители"*. Гений, открывающий другого гения, -- эта картина согревает душу, особенно когда вспоминаешь, что в ту
(632)
пору ни тот, ни другой еще не были в полной мере оценены критикой.
Предположим, что призвание к писательскому труду и умение выражать свои мысли у вас есть. Это прекрасно, но какой род литературы вы изберете? Самые великие умы не сразу нашли себя. Бальзак счи-тал себя драматургом, философом, памфлетистом. Свои первые романы он назвал "настоящим литера-турным свинством", только успех убедил его в том, что он романист. Будущий великий поэт узнает себя рань-ше. Байрон, Гюго еще подростками писали прекрас-ные стихи и знали это. Если человека тянет излить свои ощущения в стихах, если у него есть чувство ритма, это проявится еще до двадцати лет. Осознание себя романистом приходит позднее. Чтобы описать мир, нужен жизненный опыт. Желаю вам жить полной жизнью и избрать в юности профессию, которая столкнет вас с самыми разными людьми. Будущему романисту не помешает сначала заняться другим делом. Он накопит воспоминания. Диккенс был жур-налистом, Бальзак печатником. Оба прошли через нужду, кредиторов, долговую тюрьму (Диккенс -- на-вещая отца)'. Эти несчастья принесли им счастье.
Призвание драматурга, судя по всему, проявляется так же рано, как призвание поэта, но расцветает лишь в благоприятных условиях. Романист, историк творят в своем кабинете или в тиши архива. Драматургу нужны сцена, актеры, зрители. Если ему посчастли-вится вовремя найти их, он получит возможность по-пробовать свои силы. Все великие драматурги -- дети театра. Мольер был актером и писал для своей труппы;
Шекспир играл сам и строчил шедевры для своих то-варищей. Корнель, Расин, Мариво были влюблены в актрис. Драматург -- свой человек в мире подмостков и кулис; он знает актерское ремесло и основы режис-суры. Дюма-отец, да и Дюма-сын тоже, разыгрывали комедию в своих романах и даже в своей собственной жизни. Ответы их были репликами, концы глав -- кон-цами актов. ГJте открыл свое призвание на представ-лении театра марионеток; Ануй осознал себя драматур-гом за кулисами казино. Случается также, что рома
(633)
нист становится на склоне лет драматургом под влия-нием мудрого режиссера. Так Жироду привела в театр встреча с Жуве'.
Кем бы вы ни стали -- романистом или эссеистом, драматургом или писателем, -- будьте терпеливы. Слава -- особа капризная и гордая, с ней шутки плохи. Бывает так, что первая же книга приносит шумный успех; бывает и так, что признание приходит не сразу. Но маловероятно, чтобы в наше время гений прошел по земле незамеченным. Столько издателей, столько читателей, столько продюсеров ищут авторов, что пол-ное фиаско талантливого человека стало бы своего рода античудом. Вас оценят по достоинству и, если вы того заслуживаете, будут печатать и ставить. Останется только пройти узкий проход, отделяющий известность от славы. Литературные премии приносят (порой) из-вестность, но это еще не слава. Вовсе нет. Славу при-носят либо произведение, получившее всеобщее при-знание ("Прародительница"*, "Поцелуй, дарованный прокаженному"*), либо книга, пьеса, отвечающая на-строениям эпохи ("Вертер", "Грязные руки"'), либо монументальное создание ("Люди доброй воли"'), либо необычная судьба автора. "Большой Мольн" про-славил Ален-Фурнье: читающая публика была потря-сена романтическим поклонением героя книги едва знакомой женщине и безвременной гибелью автора'. Порой (но это не лучший путь к славе) внимание публики привлекают не литературные достоинства произведения, сами по себе весьма незначительные, а необычный образ жизни автора, его политическая по-зиция или вызывающая манера поведения. На первый взгляд кажется, что тайны и мистификации способст-вуют популярности. Однако искусственный успех не-долговечен. Рано или поздно справедливость востор-жествует. Одно поколение может ошибиться, десять поколений не ошибаются.
Будет ли у вас свой стиль? Это зависит от вас. Стиль -- победа личности над природой. Ренуар, Ван Гог и Сера напишут один и тот же пейзаж в трех разных стилях. Без личности нет стиля. Почти всякий человек -- личность; трудность в том, чтобы сохранить
(634)
свою индивидуальность, не став ни банальным, ни легковесным. Чем детальнее и точнее описания, тем больше у автора шансов обрести свой стиль. У фило-софов обычно нет стиля, но философы, которые, как Декарт, Бергсон или Ален, оперируют конкретными примерами и говорят обычным языком, обретают соб-ственный стиль. Порой писатель, сам того не замечая, проходит мимо своего стиля. Пруст в начале своего творчества ("Утехи и дни")* искал и не находил себя. Он открыл свой стиль, переводя Рескина, в трудах английского мыслителя мир купался в свете, которого Пруст всегда жаждал. После чего он стал писать не как Рескин, но как настоящий Пруст. Ищите, и вы обряще-те себя".
Бал-маскарад
"Ищите, и вы себя обрящете". Да! Вы должны найти себя не только в литературном, но и в человеческом плане, а это не так легко. Я когда-то был близко зна-ком с великим Пиранделло, в чьих пьесах всегда идет речь о многоликости человека. Я со школьной скамьи, говорил он мне, был одержим мыслью, что неверно описывать человека как цельную личность. В общении с одними людьми мы играем одну роль, в общении с другими -- другую. Недаром мы порой страдаем, ока-зываясь в обществе двух друзей; только с каждым из них по отдельности мы чувствуем себя в своей тарелке. Много семейных драм объясняется тем, что супруги больше не могут играть роль, которая поначалу была взята на себя добровольно. Рядясь в одежды доброде-тельного семьянина, мужчина выбрал линию поведе-ния, которую не в состоянии продолжать. Единствен-ный выход -- сбежать, то есть начать новую жизнь с другой женщиной, для которой он будет играть другую роль, в этот момент более близкую ему... Мысль, что все эти персонажи сливаются в одно-единственное я, -- иллюзия!.. Жизнь -- это постоянное изменение. Как только движение останавливается, человек старит-ся и умирает.
(635)
Пиранделло был прав. В одном-единственном че-ловеке совмещается сотня разных людей. Хорош он или дурен? И то и другое. Вы знаете это по себе, вы бываете нежным и жестоким, разумным и неистовым, мудрецом и безумцем. Это зависит от обстоятельств, от прочитанной книги, от советчиков, приятелей. Вспом-ните, например, Шатобриана. В нем жили два челове-ка: один -- истово верующий, христианин по рожде-нию и воспитанию, другой -- слабовольный грешник, гордец, распутник. Кто из них двоих Шатобриан? Ни тот ни другой. Шатобриан был суммой. Вспомните Наполеона. Какой глава государства был столь же чес-толюбив? Какой завоеватель был столь же ненасытен? И тем не менее с какой сдержанностью, можно даже сказать, с какой скромностью рассуждал он о себе и своей судьбе! На острове Святой Елены из-под маски императора выглянула душа младшего лейтенанта", студента, мечтающего поселиться в Париже, жить на тридцать су в день и восхищаться игрой Тальма в пье-сах Корнеля.
Кто же настоящий Наполеон? Да все. Причем каж-дый из них был искренним даже в собственных глазах. Ведь мы играем не только перед другими, но и перед собой. Чувства и возраст изменяют нас, подобно тому как лучи прожектора превращают белую пачку балери-ны в желтую, розовую, голубую. Ваше юное я смеется сегодня над страстями стариков, а ведь и вас ждет то же самое, когда вы доживете до их лет. Свой отпечаток накладывает и профессия. Негодный мальчишка, на-кануне экзаменов раскроивший кулаком челюсть ко-миссару полиции, быть может, станет впоследствии министром юстиции или председателем апелляцион-ного суда. Молодой поэт, зло насмехающийся над Французской академией, в один прекрасный день под барабанный бой вступит под ее своды и, пьянея от счастья, обратится к академикам с благодарственной речью.
Итак, в вас дремлют самые разные люди, и если десять, сто из них дадут о себе знать по мере того, как вы будете взрослеть, влюбляться, продвигаться по слу-жебной лестнице, то многие другие так до самого
(636)
конца и не обнаружат себя. Есть люди, которые с юных лет раз и навсегда избрали себе позу. Иногда эта поза красива. Это поза человека мудрого, сурового, верно-го, который полностью посвятил себя счастью других людей и отказался от радостей жизни. Однако порой внутренний голос говорит актеру, который играет -- и играет с блеском -- эту возвышенную роль: "Неужели ты так и будешь всю жизнь ломать комедию? Из тебя с таким же успехом вышел бы и донжуан и циник, стоило только захотеть... Это было бы куда интереснее, а может, и честнее". Вот тут-то человек и начинает подозревать, что прожил жизнь зря, что лишил себя самых больших радостей. А почему? Потому что не решился сорвать со своего лица привычную личину, отражавшую лишь одну из сторон его натуры, единст-венную, что реализовалась в действительности.
Когда-то я был знаком с очаровательной англичан-кой, отличавшейся почти болезненной робостью. Со-здавалось впечатление, что муж, человек большого ума, совершенно подавил ее. Мужчины, привлеченные ее красотой, настойчиво ухаживали за ней, но ее зам-кнутость и мнимое равнодушие обескураживали их. Однажды одна знатная дама устроила в своем особняке бал-маскарад. Случилось так, что рядом со мной ока-залась прекрасно сложенная молодая женщина. Она не танцевала. Из вежливости я завязал беседу, соседка моя отвечала так смело и остроумно, что совершенно покорила меня, и я не отходил от нее весь вечер. Уверившись в том, что я очарован ее грацией и речами, она засмеялась и приподняла маску. Пораженный, я узнал в ней прелестную молчунью. Маска позволила ей стать другой. Другой, то есть самой собой. Думаю, именно по этой причине балы-маскарады в Опере пользовались некогда огромным успехом. Так приятно забыться и почувствовать себя другим человеком.
Жизнь -- маскарад. Надо ли всегда носить одну и ту же маску? Это зависит от маски -- и от вас. Если маска вам не идет, если она вам мешает, если вам кажется, что она вынуждает вас играть роль, для кото-рой вы не созданы, попытайтесь заменить ее другой. Их множество. Вот важная маска многообещающего
(637)
политика; вот маска художника, к которой лучше всего подойдет яркая ковбойка с расстегнутым воротом; а вот маска будущего медика с проницательным взгля-дом из-под очков. Еще есть время выбирать. Но будьте осторожны! Маска сама станет править бал. Другие маски будут принимать вас за того, кем вы кажетесь. Отправляясь на бал жизни, выберите себе подходящую маску.
____________________________________________________________
Политика
Заниматься ли вам политикой и в какой маске? Равнодушие к политике -тоже одна из форм полити-ческой деятельности. Тот, кто не интересуется полити-кой, как бы говорит: "Мне наплевать на родной город, на родную страну, на весь мир". Такой человек мелко плавает и на первое место всегда ставит соображения личной выгоды и интересы минуты. От политики за-висит и его собственная судьба, но ради того, чтобы его оставили в покое, он готов пожертвовать своим благополучием. Его можно сравнить с дохлой собакой, которая то плывет то течению, то кружится на месте в стоячей воде. Но вы-то живой человек, вы поплывете сами в том направлении, в каком сочтете нужным, иными словами, вы будете интересоваться политикой. Не обязательно принимать активное участие в полити-ческой борьбе. Единственное, чего я от вас хочу, -- это чтобы вы обладали необходимым кругозором, имели собственное мнение, короче говоря, могли играть роль гражданина.
Стремиться ли вам к общественной деятельности? Решайте сами. Все зависит от вашего характера и об-стоятельств. Есть люди, к которым подходят слова Аристотеля: "Человек -- животное политическое". Если вас влечет борьба, если вы от природы красноре-чивы, если вы на опыте убедились в своем умении увлечь аудиторию, толпу и, что в наше время гораздо важнее, "произвести впечатление", выступая по теле-визору, то почему бы и нет? Мне нравятся люди, при-шедшие в политику случайно. Как-то раз один человек
(638)
был избран мэром большого города, потому что вода у него в ванной шла с перебоями. Он стал искать при-чину, устранил неполадки и улучшил тем самым водо-снабжение города. С этого началась его карьера.
Эррио, профессор-филолог, на заре своей деятель-ности гораздо больше думал о мадам Рекамье, чем о лионской мэрии*. Обстоятельства, известность, кото-рой он пользовался в родном городе, приятный голос способствовали его избранию мэром. Это стало трам-плином. Поскольку он показал себя хорошим админи-стратором большого города, во время войны прави-тельство доверило ему снабжение всей страны. От ми-нистра недалеко и до премьер-министра. Если случай поможет вам (а его благосклонность надо заслужить), вы будете идти по жизни от успеха к успеху.
Если представится возможность, стоит ли вам до-биваться власти. Ален, красноречивый и целеустрем-ленный мыслитель, блестящий диалектик, один из лучших профессоров Руанского народного универси-тета, имел все основания питать честолюбивые надеж-ды. Но он не давал себе воли, ибо больше всего хотел остаться свободным человеком. Лидеры политических партий, фавориты власть имущих суть также их плен-ники. Они должны нравиться. Ален об этом не забо-тился. Кроме того, он считал, что за великими мира сего нужен надзор и поэтому стране нужны рядовые граждане с острым умом. Он хотел быть одним из этих граждан. По той же причине во время первой мировой войны он, добровольцем вступив в армию, отказался от всех нашивок, кроме капральских. Я, как и он, неизменно отвергал все посты, которые мне предлага-ли, хотя иные из них были и высокими, и почетными. Но эти примеры еще ничего не доказывают, всякому народу нужны активные руководители. Быть может, вы станете одним из них.
Если это произойдет, занимайтесь в первую оче-редь практической деятельностью. Глава города и даже государства должен следовать завету -меньше слов, больше дела. Расширение сети путей сообщения, обо-рудование больниц, решение жилищной проблемы, строительство спортплощадок, поддержка театральных
(639)
коллективов -- вот о чем заботится настоящий мэр. Укрепление обороноспособности страны, проведение мудрой внешней политики, контроль над бюджетом, совершенствование налоговой системы, строительство школ, лицеев и университетов для подрастающего по-коления, надежное и общедоступное социальное обес-печение, равенство всех граждан перед законом, ува-жение прав человека -- вот о чем заботится мудрое правительство. Вы скажете: "Значит, неважно, правый я или левый?" Этого я не говорил. Но, по-моему, между английским консерватором -- сторонником ре-форм -- и английским умеренным лейбористом нет существенной разницы. Обычно во всякой партии есть и благородные люди, и подлецы (о безумцах и чудови-щах я не говорю). Это разделение кажется мне более важным, чем деление, в сущности произвольное, на социалистов и радикалов, независимых и народных республиканцев, Народно-республиканское движение и Союз защиты новой республики. Не будьте фанати-ком своей партии. Нация едина, процветание каждого связано с процветанием всех. И ультраправые, и ульт-ралевые всегда сами разрушали режим, который преж-де защищали.
А главное -- не будьте тупым упрямцем, который отказывается выслушать мнение противной стороны. Отмахнуться от тех, кто думает не так, как мы, легче, чем опровергнуть их. В политике невозможно сохра-нять беспристрастие. Жизнь сделает вас либо консер-ватором, либо оппозиционером. Но старайтесь оцени-вать факты без предвзятости. Я знаю многих людей, которые рьяно отстаивают ту или иную меру, если она выдвинута их партией, и безжалостно осуждают ту же самую меру, если ее предлагает противник. Учтите:
безумие и ненависть -- не двигатели политики. "Вели-чие не в том, чтобы впадать в крайность, но в том, чтобы касаться одновременно двух крайностей и за-полнять промежуток между ними" (Паскаль).
Было время, когда никто на Западе не оспаривал парламентский режим. До 1914 года в общем и целом он приносил Франции только добро. Благодаря III Республике мы вступили в первую мировую войну с
(640)
превосходной армией и могучими союзниками. Одно-го из деятелей III Республики называли в народе Отцом победы*. Продолжение было не столь блестя-щим. Во многих европейских странах парламентская анархия породила фашизм, диктатуру силы, без зазре-ния совести попирающую все свободы. Тем временем в России установилась иная, но не менее сильная власть. Пример других стран поколебал шаткое равно-весие в общественной жизни французов. В результате разобщенная, раздираемая противоречиями Франция вступила во вторую мировую войну, не имея ни сил, ни веры. После войны в правительство вошло несколь-ко незаурядных людей, но и это не изменило положе-ния дел; в период IV Республики стало очевидно, что, если французы хотят быть уверенными в завтрашнем дне, им необходимы конституционные реформы. По-пыткой решить этот вопрос было принятие конститу-ции 1958 года". Как всякая конституция, она может быть использована и во благо, и во зло. Я думаю, что, какова бы она ни была, она вам поможет.
Она укрепила исполнительную власть. Это было необходимо. Технический прогресс изменил произ-водство. Экономика становится все более и более сложной. Следовательно, нужны перспективные планы. Разве можно доверить проведение их в жизнь министрам, пребывающим в постоянном страхе перед отставкой? Мы по-прежнему ратуем за то, чтобы пар-ламент осуществлял контроль над правительством; мы ратуем за то, чтобы депутат оставался посредником между избирателями и властью, а при необходимос-ти -- защитником избирателей; мы ратуем за то, чтобы свобода мысли и свобода слова оставались священны;