Страница:
— Ну, как-то же вы обходились без меня три месяца?
Люда замолчала. Новую лаборантку не нанимали, но, вообще-то, прибиралась в основном Марина, Люда лишь делала вид. Альбина постаралась скрыть улыбку. Похоже, роль Катерины не так сложна, как казалось. Просто надо вовремя показывать зубки, к которым в этой лаборатории, видимо, не привыкли.
Время до обеда пролетело довольно быстро, Марина Степановна показала ей, что где лежит и что с чем надо делать. Людочка изображала жуткую занятость, усиленно вглядываясь в монитор старенького компьютера. К обеду выяснилось, что принято накрывать на стол.
— Мы тут все приносим что-нибудь к обеду и потом делаем общий стол, — сообщила Марина Степановна, показывая, где лежит посуда. — Я вот сегодня бутерброды принесла, не было времени готовить.
— А что, нельзя что-то купить поблизости? — озадаченно осведомилась Альбина, никогда в жизни не носившая обеды из дому.
— Дорого. Мы разве что хлеб или булочки покупаем, а так все из дому.
Альбина отметила про себя, что Людочка принесла лишь горсть конфет, а шеф, похоже, вообще об этом не думал.
— Так что, на всех одни ваши бутерброды будут?
Марина Степановна ничего не ответила. Она давно уже смирилась, что кроме неё, да в прошлом Лаврентьевой, никто не утруждался обедами. Но так уж сложилось.
— А ты сбегай в булочную, я тебе из окна покажу, где. — глядя в упор предложила Люда.
— Ой, страшно что-то, — ответила таким же взглядом Альбина. — Может, вместе сходим?
— Я еще работу не закончила!
— А я подожду. Все равно ведь обед без этого не начнем?
Люда скривила мордашку и отвернулась. Шеф разозлится, если стол будет пустой. Придется сбегать в магазин. По дороге она все пыталась выяснить, что же произошло с Катериной.
— А они не сказали, та авария была случайностью или ты сама под колеса сиганула?
— Случайность. А что, у меня были причины сигать под колеса? — пытливо взглянула Альбина на Люду.
— Ну, кто его знает. Несчастная любовь или еще что… — Молчанова не знала, стоит ли напоминать ей о Леониде. Тогда ей крепко досталось от шефа за переполох, который она развела своими сплетнями. Но она была настолько уверенна в том, что Лаврентьева «залетела» от того аспиранта, что даже когда пупсик (так она называла шефа) наорал на неё, не стесняясь в выражениях, и сообщил, что «улитка» понесла от кого-то другого и парень, вроде бы, умер в автокатастрофе, Людочка не до конца поверила в эту историю. Слишком явно была Лаврентьева влюблена в Леню, слишком странным совпадением был её обморок во время разговора о его женитьбе. Но выяснить она тогда это не сумела, так как Лаврентьева внезапно пропала, перестала появляться на работе и они все тогда решили, что она, скорее всего, уехала к родителям в деревню рожать ребенка. Когда же она появилась вновь, да еще и при таких странных обстоятельствах, выяснить что-либо уже не представлялось возможным.
— Несчастная любовь? А что, была несчастная любовь? — продолжала цепляться за детали Альбина.
— Ну, я не уверена. Ты аспиранта Лёню из Нижнего Новгорода помнишь?
— Нет, — покачала головой Дормич. — А кто это?
— Да, приезжал к нам диссер доделывать. Мы все подумали, что ты в него по уши втюрилась. Неужели даже этого не помнишь?
— Говорю же, ничего до больницы не помню. Но мне важно, сама понимаешь, знать, как можно больше.
Люда замолчала. Сказать или не сказать про беременность? Наверное, пока не стоит. Неизвестно, кто отец, ребенок все равно погиб, что это даст сейчас Катерине? А больше ничего интересного она и не знала о Лаврентьевой.
Купив булочек с маком к чаю, девушки вернулись в институт. Там уже за столом устроились Олег Васильевич и Марина Степановна, кроме них за столом восседала еще одна девица, довольно ухоженная, хорошо одетая и очень уверенно державшаяся.
— Привет, Катерина! — сказала она, величественно вздернув подбородок.
— Это Виолетта, — подсказала Марина Степановна, видя замешательство Лаврентьевой.
— Ты здорово изменилась. Прямо не узнать! — покровительственно заметила Виолетта. Она заскочила на пять минут узнать кое-что у Драгова, заодно выведала все новости у словоохотливой Марины Степановны.
— И как изменилась? В лучшую или худшую сторону? — усмехнулась Дормич.
— В лучшую, в принципе. Я имею в виду внешность. — в голосе Виолетты послышалось удивление и недовольство. Что-то она не помнила, чтобы Лаврентьева умела отвечать.
— А кроме внешности?
Виолетта передернула плечиками и повернулась к шефу продолжить прерванный разговор.
Во время обеда Альбина молчала, не задавая лишних вопросов, но внимательно слушая разговоры других. Люда навела её на смутный след, но она еще не была уверена, где искать. Надо сблизиться с Мариной Степановной и узнать у той поподробнее.
Когда обед закончился, Альбина обнаружила, что все автоматически ожидают от неё уборки стола. Она нарочито медленно собрала чайные чашки, а потом, стоя у раковины, обратилась к Виолетте:
— Ты не могла бы мне передать тарелки?
— Что?
— Тарелочки не могла бы передать?
Виолетта растерялась и протянула её стопку тарелок под насмешливые взгляды остальных. Альбина сделала вид, что с уборкой закончено и, совершенно не задумываясь о своих действиях, автоматически вынула помаду из сумочки и подкрасила губы.
— А где здесь туалет? — тихо спросила она Марину и вышла в указанном направлении.
— Она что, миллионера в больнице встретила? — воскликнула Виолетта, как только за Альбиной закрылась дверь.
— Говорит, родители деньжат подкинули, — многозначительно сообщила Люда. — Ты тоже заметила шмотки и новую прическу? Я от своей парикмахерши никак не могу таких «перышек» добиться! Надо спросить, у кого она красилась.
— Шмотки шмотками, а ты видела её помаду? — не успокаивалась Виолетта, которая до последнего держала пальму первенства по дорогой одежде и привозимой родителями из-за границы косметикой.
— А что за помада?
— Это же настоящий Диор! Последняя коллекция. Я такую недавно в «Космополитене» видела. Знаешь, какие деньги стоит? Говоришь, родители денег подкинули? Что-то не похоже.
— А может помада — подделка? Сейчас китайцы что хочешь подделают. — попыталась найти разумное объяснение Марина Степановна.
— Мариночка, уж я отличу дешевку от оригинала, — обиженно поджала губы Горячева. — У нашей девочки косметика явно не на китайской барахолке куплена.
— Ну, ладно, дамы, хватит сплетничать. Пора за работу, — прервал их шеф. Сам он, правда, был не меньше своих сотрудниц, удивлен переменами в Лаврентьевой. Конечно, ему такие мелочи, как одежда и косметика, были не под силу для оценки, но его мужской взгляд не мог не отметить фигуру и походку, манеру держаться. Раньше ничего в скромнице Лаврентьевой не цепляло его взгляда, почему же теперь вдруг взволновало? Но еще более странным ему показалось неприкрытое патронирование Катерины самим Булевским. Даже если учесть, что она была его пациенткой, его чрезмерная забота не могла не удивлять. Что могло быть общего между профессором и младшей лаборанткой? Неужели постель? Неужели девчонка так зацепила старика Булевского, что он даже не стесняется так афишировать свои сердечные дела? От этой мысли Олег Васильевич усмехнулся. Добро пожаловать в клуб, коллега!
Когда Альбина вернулась, шефа уже не было. Зато все оставшиеся как-то недобро уставились на неё.
— Катерина, а что правду говорят, что у тебя парень нехилый появился? — спросила Виолетта без лишних церемоний.
— С чего вдруг такая информация? — Альбина и бровью не повела. Уж в чем— в чем, а здесь её поймать не на чем.
— Ну, я смотрю — приоделась ты, помаду от Диор прикупила, да вообще, выглядишь очень даже…
— Очень даже как?
— Очень даже ничего.
— По сравнению с тем, что было?
— Ну, можно и так сказать, — Виолетта несколько растерялась от Катиной непробиваемости.
— Ну, так как я не помню, что из себя представляла раньше, то даже не знаю, что и сказать.
— Послушай, не морочь голову! — не выдержала Молчанова. — Скажем, изменения можно списать на твою болезнь, но деньги от беспамятства уж точно не появляются! Так что давай, колись, с чего вдруг разбогатела?
— А я обязана? — холодно спросила Альбина. Потом спохватилась, что не стоит перегибать палку. Ей еще эти люди пригодятся. — Ну, ладно, ладно, расскажу, — тон её сменился на доверительный. — На самом деле тот дебил, который меня сбил, очень уж не хотел садиться в тюрьму. Вот и откупился, чтобы я подписала бумаги, что сама кинулась под колеса.
— И что, много дал? — Людочка от любопытства аж на стуле заерзала.
Альбина опустила глаза, чтобы не выдать усмешку. Сколько, интересно, для этой красотки с её нищей зарплатой кажется «много»?
— Много.
— Ну, девочки, это неприлично как-то выспрашивать. — вмешалась Марина Степановна, которая в это момент подумала излюбленную мысль «Везет же некоторым!».
— Так ты же ничего не помнила? Как же ты могла подписать такое заявление? — не унималась Горячева.
— Объяснили, — скромно сказала Альбина, довольная вовремя пришедшей в голову историей с подкупом. Вытянувшиеся лица сотрудниц откровенно забавляли её.
— Повезло, — только и сказала Людочка, а про себя подумала, что это уж точно лучше, чем спать с обрюзгшим пупсиком ради несчастной кандидатской.
Остаток дня Альбина вела себя тихо, дав возможность остальным переварить новости о её персоне. Марина Степановна казалось из всех самой адекватной, надо бы сблизиться с ней и выяснить, как можно больше.
На следующий день она чуть не прокололась. Зайдя в лабораторию, она застала Людочку за чтением «Космополитена», на первой странице которого красовалась Альбинина «докислотная» фотография и крупными буквами выведена завлекающая фраза «Красавица Дормич доживает последние дни в коматозном состоянии». Альбину чуть удар не хватил от этих слов. Она нарочно не покупала эти журналы, чтобы не расстраиваться еще больше. Но она даже не предполагала, что журналисты уже готовы похоронить её. Интересно, кто им это сказал? Кто-то из больницы или сами выдумали?
Люда оторвалась от журнала и подняла удивленные глаза на Альбину.
— О! Наша миллионерша пришла на работу! Ты что на журнал уставилась, как будто привидение увидела?
Альбина смутилась и не нашлась, что ответить. Люда закрыла журнал и со словами «Эх, красивая была баба!» бросила его на стол.
— Можно? — протянула руку к журналу Дормич.
— Возьми, — равнодушно пожала плечами Люда. — Что, так нравится читать про звезд? Аж вон зарумянилась вся.
— Угу.
— Ну, у тебя теперь деньги есть, может тоже озвездишься! — хохотнула снедаемая завистью Люда и направилась к девочкам в соседнюю комнату на утренний сплетнеобмен.
Альбина лихорадочно отыскала нужную страницу. Вот она, статья. Так, вот, оказывается, в чем дело. Мадам Руна Дормич дала интервью.
— Моя бедная девочка так и не вышла из комы и, боюсь, ей уже вряд ли что-нибудь поможет.
Нда, мамочка. Ты хоть бы потрудилась у врачей проверить свою информацию. Небось, за последний месяц ноги твоей в больнице не было. Статью сопровождали фотографии Дормич, в телестудии, на подиуме, реклама. Словно речь над могилой, подумала Альбина. Еще осталось написать в конце — «Прощай, Альбина!», и статья имела бы законченный вид. С другой стороны, она ведь сама не захотела «оживать», чего же еще ожидать?
Когда пришла Марина Степановна, Альбина бросилась к ней помогать разбирать сумку — обед в холодильник, бумаги на стол.
— Вы знаете, я не помню, какие у нас с вами были отношения, но чувствую, что вы единственная душа в лаборатории, которая относится ко мне по-человечески.
Марина Степановна слегка смутилась. В общем-то, в прошлом она тоже, как и все, не замечала Катю и когда она исчезла, её даже мучили угрызения совести, что девушка осталась наедине со своей проблемой и некому ей помочь. Она оправдывала себя тем, что у неё самой проблем хватает, потому и нет сил в чужие вникать. «Добивать» кандидатскую становилось все сложнее и сложнее, денег ни на что не хватало, муж не задерживался ни на одной работе, дети постоянно болели, словом, не до Катиных несчастий было. Когда Лаврентьева объявилась, живая и невредимая, пусть и со странностями, Марина Степановна почувствовала облегчение — чтобы там не случилось, а девушке так, несомненно будет проще. А когда шеф добавил, что от нахождения Лаврентьевой в лаборатории будет зависеть проект с Булевским, она решила возложить на себя эту миссию и убить этим двух зайцев — обеспечить прибавку к зарплате и окончательно избавится от чувства вины перед многострадальной Катей.
— Ну, почему же, Катя, все здесь к вам хорошо относятся. — осторожно ответила она.
— Может, вы и правы, только я этого не вижу. — вздохнула Альбина. — Или это моя память играет со мной в злые шутки. Мне так нужна помощь, надо восстановить в деталях все, что со мной произошло, как я жила.
— Это придет, Катя, просто нужно время. Ты меня спрашивай, если что, я постараюсь рассказать, что знаю.
— Спасибо вам, Марина Степановна, — Альбина пожала её руку. — Мне так важна ваша поддержка.
Марина вздохнула, сомневаясь в душе, следует ли Катерине ворошить свое прошлое. Похоже, она намного комфортнее чувствует себя в настоящем, начатом с нуля.
Глава 11
Люда замолчала. Новую лаборантку не нанимали, но, вообще-то, прибиралась в основном Марина, Люда лишь делала вид. Альбина постаралась скрыть улыбку. Похоже, роль Катерины не так сложна, как казалось. Просто надо вовремя показывать зубки, к которым в этой лаборатории, видимо, не привыкли.
Время до обеда пролетело довольно быстро, Марина Степановна показала ей, что где лежит и что с чем надо делать. Людочка изображала жуткую занятость, усиленно вглядываясь в монитор старенького компьютера. К обеду выяснилось, что принято накрывать на стол.
— Мы тут все приносим что-нибудь к обеду и потом делаем общий стол, — сообщила Марина Степановна, показывая, где лежит посуда. — Я вот сегодня бутерброды принесла, не было времени готовить.
— А что, нельзя что-то купить поблизости? — озадаченно осведомилась Альбина, никогда в жизни не носившая обеды из дому.
— Дорого. Мы разве что хлеб или булочки покупаем, а так все из дому.
Альбина отметила про себя, что Людочка принесла лишь горсть конфет, а шеф, похоже, вообще об этом не думал.
— Так что, на всех одни ваши бутерброды будут?
Марина Степановна ничего не ответила. Она давно уже смирилась, что кроме неё, да в прошлом Лаврентьевой, никто не утруждался обедами. Но так уж сложилось.
— А ты сбегай в булочную, я тебе из окна покажу, где. — глядя в упор предложила Люда.
— Ой, страшно что-то, — ответила таким же взглядом Альбина. — Может, вместе сходим?
— Я еще работу не закончила!
— А я подожду. Все равно ведь обед без этого не начнем?
Люда скривила мордашку и отвернулась. Шеф разозлится, если стол будет пустой. Придется сбегать в магазин. По дороге она все пыталась выяснить, что же произошло с Катериной.
— А они не сказали, та авария была случайностью или ты сама под колеса сиганула?
— Случайность. А что, у меня были причины сигать под колеса? — пытливо взглянула Альбина на Люду.
— Ну, кто его знает. Несчастная любовь или еще что… — Молчанова не знала, стоит ли напоминать ей о Леониде. Тогда ей крепко досталось от шефа за переполох, который она развела своими сплетнями. Но она была настолько уверенна в том, что Лаврентьева «залетела» от того аспиранта, что даже когда пупсик (так она называла шефа) наорал на неё, не стесняясь в выражениях, и сообщил, что «улитка» понесла от кого-то другого и парень, вроде бы, умер в автокатастрофе, Людочка не до конца поверила в эту историю. Слишком явно была Лаврентьева влюблена в Леню, слишком странным совпадением был её обморок во время разговора о его женитьбе. Но выяснить она тогда это не сумела, так как Лаврентьева внезапно пропала, перестала появляться на работе и они все тогда решили, что она, скорее всего, уехала к родителям в деревню рожать ребенка. Когда же она появилась вновь, да еще и при таких странных обстоятельствах, выяснить что-либо уже не представлялось возможным.
— Несчастная любовь? А что, была несчастная любовь? — продолжала цепляться за детали Альбина.
— Ну, я не уверена. Ты аспиранта Лёню из Нижнего Новгорода помнишь?
— Нет, — покачала головой Дормич. — А кто это?
— Да, приезжал к нам диссер доделывать. Мы все подумали, что ты в него по уши втюрилась. Неужели даже этого не помнишь?
— Говорю же, ничего до больницы не помню. Но мне важно, сама понимаешь, знать, как можно больше.
Люда замолчала. Сказать или не сказать про беременность? Наверное, пока не стоит. Неизвестно, кто отец, ребенок все равно погиб, что это даст сейчас Катерине? А больше ничего интересного она и не знала о Лаврентьевой.
Купив булочек с маком к чаю, девушки вернулись в институт. Там уже за столом устроились Олег Васильевич и Марина Степановна, кроме них за столом восседала еще одна девица, довольно ухоженная, хорошо одетая и очень уверенно державшаяся.
— Привет, Катерина! — сказала она, величественно вздернув подбородок.
— Это Виолетта, — подсказала Марина Степановна, видя замешательство Лаврентьевой.
— Ты здорово изменилась. Прямо не узнать! — покровительственно заметила Виолетта. Она заскочила на пять минут узнать кое-что у Драгова, заодно выведала все новости у словоохотливой Марины Степановны.
— И как изменилась? В лучшую или худшую сторону? — усмехнулась Дормич.
— В лучшую, в принципе. Я имею в виду внешность. — в голосе Виолетты послышалось удивление и недовольство. Что-то она не помнила, чтобы Лаврентьева умела отвечать.
— А кроме внешности?
Виолетта передернула плечиками и повернулась к шефу продолжить прерванный разговор.
Во время обеда Альбина молчала, не задавая лишних вопросов, но внимательно слушая разговоры других. Люда навела её на смутный след, но она еще не была уверена, где искать. Надо сблизиться с Мариной Степановной и узнать у той поподробнее.
Когда обед закончился, Альбина обнаружила, что все автоматически ожидают от неё уборки стола. Она нарочито медленно собрала чайные чашки, а потом, стоя у раковины, обратилась к Виолетте:
— Ты не могла бы мне передать тарелки?
— Что?
— Тарелочки не могла бы передать?
Виолетта растерялась и протянула её стопку тарелок под насмешливые взгляды остальных. Альбина сделала вид, что с уборкой закончено и, совершенно не задумываясь о своих действиях, автоматически вынула помаду из сумочки и подкрасила губы.
— А где здесь туалет? — тихо спросила она Марину и вышла в указанном направлении.
— Она что, миллионера в больнице встретила? — воскликнула Виолетта, как только за Альбиной закрылась дверь.
— Говорит, родители деньжат подкинули, — многозначительно сообщила Люда. — Ты тоже заметила шмотки и новую прическу? Я от своей парикмахерши никак не могу таких «перышек» добиться! Надо спросить, у кого она красилась.
— Шмотки шмотками, а ты видела её помаду? — не успокаивалась Виолетта, которая до последнего держала пальму первенства по дорогой одежде и привозимой родителями из-за границы косметикой.
— А что за помада?
— Это же настоящий Диор! Последняя коллекция. Я такую недавно в «Космополитене» видела. Знаешь, какие деньги стоит? Говоришь, родители денег подкинули? Что-то не похоже.
— А может помада — подделка? Сейчас китайцы что хочешь подделают. — попыталась найти разумное объяснение Марина Степановна.
— Мариночка, уж я отличу дешевку от оригинала, — обиженно поджала губы Горячева. — У нашей девочки косметика явно не на китайской барахолке куплена.
— Ну, ладно, дамы, хватит сплетничать. Пора за работу, — прервал их шеф. Сам он, правда, был не меньше своих сотрудниц, удивлен переменами в Лаврентьевой. Конечно, ему такие мелочи, как одежда и косметика, были не под силу для оценки, но его мужской взгляд не мог не отметить фигуру и походку, манеру держаться. Раньше ничего в скромнице Лаврентьевой не цепляло его взгляда, почему же теперь вдруг взволновало? Но еще более странным ему показалось неприкрытое патронирование Катерины самим Булевским. Даже если учесть, что она была его пациенткой, его чрезмерная забота не могла не удивлять. Что могло быть общего между профессором и младшей лаборанткой? Неужели постель? Неужели девчонка так зацепила старика Булевского, что он даже не стесняется так афишировать свои сердечные дела? От этой мысли Олег Васильевич усмехнулся. Добро пожаловать в клуб, коллега!
Когда Альбина вернулась, шефа уже не было. Зато все оставшиеся как-то недобро уставились на неё.
— Катерина, а что правду говорят, что у тебя парень нехилый появился? — спросила Виолетта без лишних церемоний.
— С чего вдруг такая информация? — Альбина и бровью не повела. Уж в чем— в чем, а здесь её поймать не на чем.
— Ну, я смотрю — приоделась ты, помаду от Диор прикупила, да вообще, выглядишь очень даже…
— Очень даже как?
— Очень даже ничего.
— По сравнению с тем, что было?
— Ну, можно и так сказать, — Виолетта несколько растерялась от Катиной непробиваемости.
— Ну, так как я не помню, что из себя представляла раньше, то даже не знаю, что и сказать.
— Послушай, не морочь голову! — не выдержала Молчанова. — Скажем, изменения можно списать на твою болезнь, но деньги от беспамятства уж точно не появляются! Так что давай, колись, с чего вдруг разбогатела?
— А я обязана? — холодно спросила Альбина. Потом спохватилась, что не стоит перегибать палку. Ей еще эти люди пригодятся. — Ну, ладно, ладно, расскажу, — тон её сменился на доверительный. — На самом деле тот дебил, который меня сбил, очень уж не хотел садиться в тюрьму. Вот и откупился, чтобы я подписала бумаги, что сама кинулась под колеса.
— И что, много дал? — Людочка от любопытства аж на стуле заерзала.
Альбина опустила глаза, чтобы не выдать усмешку. Сколько, интересно, для этой красотки с её нищей зарплатой кажется «много»?
— Много.
— Ну, девочки, это неприлично как-то выспрашивать. — вмешалась Марина Степановна, которая в это момент подумала излюбленную мысль «Везет же некоторым!».
— Так ты же ничего не помнила? Как же ты могла подписать такое заявление? — не унималась Горячева.
— Объяснили, — скромно сказала Альбина, довольная вовремя пришедшей в голову историей с подкупом. Вытянувшиеся лица сотрудниц откровенно забавляли её.
— Повезло, — только и сказала Людочка, а про себя подумала, что это уж точно лучше, чем спать с обрюзгшим пупсиком ради несчастной кандидатской.
Остаток дня Альбина вела себя тихо, дав возможность остальным переварить новости о её персоне. Марина Степановна казалось из всех самой адекватной, надо бы сблизиться с ней и выяснить, как можно больше.
На следующий день она чуть не прокололась. Зайдя в лабораторию, она застала Людочку за чтением «Космополитена», на первой странице которого красовалась Альбинина «докислотная» фотография и крупными буквами выведена завлекающая фраза «Красавица Дормич доживает последние дни в коматозном состоянии». Альбину чуть удар не хватил от этих слов. Она нарочно не покупала эти журналы, чтобы не расстраиваться еще больше. Но она даже не предполагала, что журналисты уже готовы похоронить её. Интересно, кто им это сказал? Кто-то из больницы или сами выдумали?
Люда оторвалась от журнала и подняла удивленные глаза на Альбину.
— О! Наша миллионерша пришла на работу! Ты что на журнал уставилась, как будто привидение увидела?
Альбина смутилась и не нашлась, что ответить. Люда закрыла журнал и со словами «Эх, красивая была баба!» бросила его на стол.
— Можно? — протянула руку к журналу Дормич.
— Возьми, — равнодушно пожала плечами Люда. — Что, так нравится читать про звезд? Аж вон зарумянилась вся.
— Угу.
— Ну, у тебя теперь деньги есть, может тоже озвездишься! — хохотнула снедаемая завистью Люда и направилась к девочкам в соседнюю комнату на утренний сплетнеобмен.
Альбина лихорадочно отыскала нужную страницу. Вот она, статья. Так, вот, оказывается, в чем дело. Мадам Руна Дормич дала интервью.
— Моя бедная девочка так и не вышла из комы и, боюсь, ей уже вряд ли что-нибудь поможет.
Нда, мамочка. Ты хоть бы потрудилась у врачей проверить свою информацию. Небось, за последний месяц ноги твоей в больнице не было. Статью сопровождали фотографии Дормич, в телестудии, на подиуме, реклама. Словно речь над могилой, подумала Альбина. Еще осталось написать в конце — «Прощай, Альбина!», и статья имела бы законченный вид. С другой стороны, она ведь сама не захотела «оживать», чего же еще ожидать?
Когда пришла Марина Степановна, Альбина бросилась к ней помогать разбирать сумку — обед в холодильник, бумаги на стол.
— Вы знаете, я не помню, какие у нас с вами были отношения, но чувствую, что вы единственная душа в лаборатории, которая относится ко мне по-человечески.
Марина Степановна слегка смутилась. В общем-то, в прошлом она тоже, как и все, не замечала Катю и когда она исчезла, её даже мучили угрызения совести, что девушка осталась наедине со своей проблемой и некому ей помочь. Она оправдывала себя тем, что у неё самой проблем хватает, потому и нет сил в чужие вникать. «Добивать» кандидатскую становилось все сложнее и сложнее, денег ни на что не хватало, муж не задерживался ни на одной работе, дети постоянно болели, словом, не до Катиных несчастий было. Когда Лаврентьева объявилась, живая и невредимая, пусть и со странностями, Марина Степановна почувствовала облегчение — чтобы там не случилось, а девушке так, несомненно будет проще. А когда шеф добавил, что от нахождения Лаврентьевой в лаборатории будет зависеть проект с Булевским, она решила возложить на себя эту миссию и убить этим двух зайцев — обеспечить прибавку к зарплате и окончательно избавится от чувства вины перед многострадальной Катей.
— Ну, почему же, Катя, все здесь к вам хорошо относятся. — осторожно ответила она.
— Может, вы и правы, только я этого не вижу. — вздохнула Альбина. — Или это моя память играет со мной в злые шутки. Мне так нужна помощь, надо восстановить в деталях все, что со мной произошло, как я жила.
— Это придет, Катя, просто нужно время. Ты меня спрашивай, если что, я постараюсь рассказать, что знаю.
— Спасибо вам, Марина Степановна, — Альбина пожала её руку. — Мне так важна ваша поддержка.
Марина вздохнула, сомневаясь в душе, следует ли Катерине ворошить свое прошлое. Похоже, она намного комфортнее чувствует себя в настоящем, начатом с нуля.
Глава 11
Альбина восстанавливала картину не сразу, по кусочкам, по черточкам, словно опытный следователь. Время от времени возвращалась со своими вопросами к Марине, заставляла её вспомнить все разговоры, Катеринины немногословные рассказы, сплетни. Постепенно все прояснялось и вставало на свои места. История была банальна, как бульварный роман. Дурочка Лаврентьева попалась на вульгарную удочку прохвоста, залетела от него, он её бросил, она отчаялась и бросилась под машину. Почему она сразу не избавилась от ребенка? Почему для этого надо было бросаться под машину? Была слишком наивна и верила в вечную любовь? Сама Альбина, когда случайно забеременела от одного из любовников в двадцать лет, даже не сказала никому об этом, а сразу же сделала аборт, как поступали все её подружки. Ребенок в их понимании был таким же продуманным проектом, как и брак, пока не готова почва для этого, не стоит и помышлять. Альбина нисколько не жалела о сделанном, и вообще пережила аборт не болезненнее, чем эпиляцию. Поэтому о Катерине она подумала, как о простодушной провинциалке, каких уже не встретишь в наши дни.
Марина Степановна не была уверенна, что Леонид был причастен к беременности Катерины, но других версий у неё не было. Альбине же все казалось ясным, как майский день. Задабривая Марину регулярными подарками в виде флаконов модных духов, игрушек для детей, бижутерии, она добилась полного её расположения. Марина Степановна, в свою очередь, удивлялась, как это она раньше не разглядела в Катерине такую приятную и интересную натуру. Альбина давала ей советы по прическе, макияжу, стилю одеваться, ходила к ней в гости и тратила вечера на превращения ординарной, затюканной жизнью, Марины Степановны, в миловидную стильную женщину.
Взамен она подбила её на то, что под предлогом необходимости какой-то информации, Марина вытянула из шефа телефон Леонида. Марина Степановна, конечно, поняла, что Катя собирается устроить выяснение отношений, и понимала так же, что шеф бы это не одобрил, но уж очень жалко её стало милую Катюшу.
Людочка все усмехалась, глядя на их внезапную дружбу, постоянное шушукание и хихикание. Перемены в Лаврентьевой не давали ей покоя. Это подогревалось тем, что её пупсик стал недвусмысленно поглядывать на вырез в Катиных облегающих кофточках, на обтянутую джинсами упругую попку, на покачивающиеся при походке бедра. Зная шефа, Людочка прекрасно понимала значение этих взглядов и понимала так же, что её короне фаворитки грозит реальная опасность. Она усилила свое внимание за шефом и старалась не спускать глаз с Лаврентьевой. Сколько бы она не слышала об историей с пластикой и потерей памяти, она никак не могла взять в толк, как серая безликая Катерина могла внезапно превратиться в уверенную в себе девицу, острую на язык, умеющую за собой ухаживать, знающую о мире моды и косметики явно больше, чем любая женщина в их институте. Молчанова поделилась своими сомнениями с Олегом Васильевичем, но тот сказал, что Булевский творит чудеса и в его институте работают первоклассные психологи. Может, потеря памяти освободила Лаврентьеву от ранее сидевших в ней комплексов, вот она и расцвела. Но семена сомнения Молчанова в нем посеяла. Однако выяснять информацию им было неоткуда, и они просто наблюдали. Наблюдали, пока Молчановой не пришла в голову гениальная по простоте идея, что Катерина вовсе не Катерина, а её двойняшка Даша, пропавшая без вести несколько лет назад.
— Ты только посмотри на неё, пупсик, ну какая из неё Катя? Глаза не её, походка, фигура, просто похожа лицом и все, так и бывает у двойняшек.
— А ты Дашу вообще видела?
— Ну, видела разок, но это давно было, — пожала плечами Люда, — я уж и не помню толком. Помню только, что Катя убивалась по ней, когда та пропала.
Олег Васильевич усиленно тер блестящий лоб, ничего не понимая.
— А зачем ей под Катю подделываться? И где тогда сама Катя?
— Ну, это еще надо выяснить. Что-то здесь нечисто.
— А как они Булевского привлекли?
— А я откуда знаю? Может, это не Катя, а Даша его цаца, вот он и поддержал их легенду.
— Как то не верится — такой человек и на такую глупость чтобы пошел?
— Ах, пупсик, мужчины иногда такие наивные и мягкие бывают, — жеманно улыбнулась Людочка, имея в виду, конечно же, не Булевского, а самого пупсика. — Не все же такие, как ты, — добавила она, поцеловав макушку расплывшегося в улыбке доцента.
Людочка продолжала не спускать настороженных глаз с Кати-Даши, а подозреваемая тем временем обдумывала, стоит ли ей заниматься поисками Леонида Мартынова или нет? Даже если найдет, что она скажет? Я была от тебя беременна, а ты, подлец, бросил и женился на другой? Ерунда какая-та выходит. А вдруг Катерина перед смертью избавилась все же от ребенка и ему об этом сообщила? Тоже ерунда. На работе её незадолго до смерти видели, когда бы она успела? Дни летели, а она так и не могла решить, что же в жизни Катерины могло стать зацепкой для Дормич.
Если днем время для Альбины текло достаточно быстро, хоть и нудно и неинтересно, то проводить вечера было намного труднее. Одиночества и тоска так часто накатывали на неё, что зачастую единственным спасением становился бокал вина или бутылочка пива под гудение телевизора. У неё не было друзей, у неё не было желания выходить куда-либо, и даже случавшиеся иногда мысли пойти в клуб на всю ночь никогда не реализовались, так как комплекс, связанный с внешностью до сих пор крепко владел её разумом. Пару раз к ней звонил Олега Васильевич, предлагая под предлогом обсудить её планы на будущее встретиться где-нибудь. Едва сдерживая приливы тошноты от подобных предложений, она вежливо отказывалась, ссылаясь на курсы физиотерапии, которые она до сих пор должна была посещать по вечерам. Везде одно и тоже, думала она в такие минуты, будь ты звезда экрана или младшая лаборантка с упругой попкой, у тебя будут похожие проблемы с мужчинами, считающими, что они оказывают тебе честь своим липким вниманием, не имеющим ничего общего с нормальными отношениями. Наглотавшись этого с Владом, Альбину уже мутило от одного намека на подобное.
В этот вечер, опустошив бутылочку итальянского красного вина, она забылась перед телевизором, заснув на диване. Ей опять приснилась Катерина. Её образ часто являлся у неё во снах, он заменил, вытеснил разговоры со своим вторым я, заполнив сны другим содержанием. Теперь она уже не видела себя со стороны, не испытывала боли состояния навыворот, жжение обнаженных язв души, время сна превратилось в обычные часы беспамятства, приносящие отдых. Кроме тех ночей, когда стала появляться Катерина. Образ её, правда, был каким-то размытым, неясным, но она всегда четко понимала, что это именно Катерина. Она была так пронзительно тосклива, словно она что-то потеряла, часть себя, и никак не могла эту часть найти. Сон практически всегда был один и тот же. Без четкого сюжета, без слов, без действий. Просто сплошная тревога и тоска, пронизывающая всю картину. Словно черно-белая аллея, надо которой в лунном свете кружатся сухие листья. И еще она постоянно видела руки. Бледные, тонкие руки Катерины, выхваченные лучом слабого света из прозрачной темноты. Руки тянулись к ней, а потом бессильно опускались, словно не найдя того, что искали…
Альбина проснулась и резко поднялась. Каждый раз после этого сна она не находила себе места. За окном уже было совсем темно. Альбина прошла в ванную и склонилась над умывальником. Плеснув холодной воды на лицо, чтобы развеять остатки сна, она взглянула в зеркало. Катерина с фиолетовыми глазами смотрела на неё испуганно, растерянно.
— Чего ты хочешь? — закричала она отражению. — Чего ты хочешь от меня????? Я не знаю, что ты здесь потеряла! Слышишь? Не знаю!!! Почему ты не оставляешь меня в покое??? Я не хотела твоего лица, не хотела! Так почему ты мучаешь меня теперь???
Альбина швырнула в зеркало мыльницу и разрыдалась. Она и в самом деле не могла понять, что имел в виду Штопарь. Жизнь Лаврентьевой казалось такой серой и унылой, что она не видела и тени зацепки на что-то необычное. Что может держать Катерину в такой жизни? В ней и жить не хочется, не то что цепляться за неё.
А сны, тем не менее, продолжали терзать её воображение, не давая забыть о словах старикашки, что она не найдет покоя и мира, пока не успокоит душу своего лица.
Наутро следующего дня Альбина явилась на работу с опухшими глазами и явно не в настроении.
— Как ты? — обеспокоено осведомилась Марина Степановна. — Я тебе звонила вечером, никто не брал трубку.
— Да, уснула рано — отмахнулась Альбина.
— Не заболела ли, красавица? Или перепила? — Людочка, подбоченясь, встала прямо перед ней. — Что-то глазки у тебя больно опухшие!
— Люда, у тебя какие-то проблемы? Ты к шефу, пожалуйста, обращайся, а мне мозги не крути.
— Ух, ничего себе, как мы огрызаемся! Ты не находишь, Лаврентьева, что тебе не только глаза, но и язык подменили? И не надо мне рассказывать сказки, что ты так могла измениться! Я не идиотка какая-нибудь, чтобы в них верить!
Альбина отодвинула её с дороги и прошла к зеркалу. Посмотрев на свои опухшие глаза, она подумала, что с алкоголем в таких количествах надо завязывать, а то любая лишняя рюмка выпирает сразу всеми морщинками и мешками под глазами. Что там Молчанова вопит?
— Ты о чем, Людмила?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Если ты думаешь, что будешь продолжать строить глазки шефу и тебе это пройдет безнаказанно, то ошибаешься! Я тебя выведу на чистую воду!
— А-а-а! Госпожа Молчанова заревновала? Не беспокойся, мне твой мужик не нужен. Если бы был нужен, то давно бы уже взяла.
— Ты так считаешь? Да ты в зеркало на себя посмотри! — нервно захохотала Молчанова. — Да кому ты нужна, уродина!
Марина Степановна покраснела. Людочку явно занесло. Но встревать было опасно — обе имели сильные спины, а она что? Она скромная сотрудница.
— Да ладно вам, девочки, — лишь тихо вставила она, но никто не услышал.
Альбина еще раз повернулась к зеркалу. Может, лицо её не ахти какое сексуальное, но грудь и бедра, да и все остальное уж точно получше Людкиных будут, так что тут она не права.
— Ну, значит, есть что-то у этой уродины, чего у тебя, красавицы, нет, не так ли? — устало ответила Альбина. — А вообще, дело в том, Людочка, что меня постель твоего обрюзгшего любовника не интересует. Так что усвой это раз и навсегда, и перестань доставать меня. Все равно я здесь долго не останусь, у меня другие планы.
— И какие же у тебя планы, Даша?
Как бы ни многозначительно произнесла имя «Даша» Люда, Альбина не сразу поняла, к чему она клонит.
— Какая еще Даша, Молчанова? У тебя крыша поехала?
— Ну конечно, скажешь, и это забыла? Только не говори мне, что ничего не знаешь о своей сестре!
— А-а-а! Ты о Даше…— Альбина нахмурилась, соображая, в чем дело. Потом рассмеялась. — Так ты считаешь, что я — Даша?
— А разве нет? Мы же помним Катю, помним прекрасно, и ты на неё похожа разве как сестра, не более того! И хватит нам тут очки втирать!
— Ну, еще бы! После стольких операций было бы странно, если бы я осталась прежней. Мне, в общем-то, наплевать, что ты думаешь, но я могу тебя свозить к своим родителям, которые расскажут тебе, что к чему. Да и Булевского можешь спросить, это даже легче. Набрать его номер? — она протянула руку к телефону, вопросительно глядя на Люду.
Молчанова застыла на месте. Она не ожидала, что Катерина так спокойно отреагирует. Её уверенность пошатнулась.
— Делай, что хочешь, — пробормотала она. — Все равно я тебе не верю.
Люда хлопнула дверью и пошла к пупсику ныть дальше, как её все не любят в лаборатории и изводят своими разговорами, а Лаврентьева пуще всех.
— Она что — двинулась совсем? — покрутила пальцем у виска Дормич. — При чем тут Даша вообще? Имела бы уважение к мертвым.
Марина Степановна пожала плечами, не зная, кому верить в данной ситуации.
— Ты тогда говорила, что Дашу так и не нашли, может, Люда поэтому засомневалась.
Марина Степановна не была уверенна, что Леонид был причастен к беременности Катерины, но других версий у неё не было. Альбине же все казалось ясным, как майский день. Задабривая Марину регулярными подарками в виде флаконов модных духов, игрушек для детей, бижутерии, она добилась полного её расположения. Марина Степановна, в свою очередь, удивлялась, как это она раньше не разглядела в Катерине такую приятную и интересную натуру. Альбина давала ей советы по прическе, макияжу, стилю одеваться, ходила к ней в гости и тратила вечера на превращения ординарной, затюканной жизнью, Марины Степановны, в миловидную стильную женщину.
Взамен она подбила её на то, что под предлогом необходимости какой-то информации, Марина вытянула из шефа телефон Леонида. Марина Степановна, конечно, поняла, что Катя собирается устроить выяснение отношений, и понимала так же, что шеф бы это не одобрил, но уж очень жалко её стало милую Катюшу.
Людочка все усмехалась, глядя на их внезапную дружбу, постоянное шушукание и хихикание. Перемены в Лаврентьевой не давали ей покоя. Это подогревалось тем, что её пупсик стал недвусмысленно поглядывать на вырез в Катиных облегающих кофточках, на обтянутую джинсами упругую попку, на покачивающиеся при походке бедра. Зная шефа, Людочка прекрасно понимала значение этих взглядов и понимала так же, что её короне фаворитки грозит реальная опасность. Она усилила свое внимание за шефом и старалась не спускать глаз с Лаврентьевой. Сколько бы она не слышала об историей с пластикой и потерей памяти, она никак не могла взять в толк, как серая безликая Катерина могла внезапно превратиться в уверенную в себе девицу, острую на язык, умеющую за собой ухаживать, знающую о мире моды и косметики явно больше, чем любая женщина в их институте. Молчанова поделилась своими сомнениями с Олегом Васильевичем, но тот сказал, что Булевский творит чудеса и в его институте работают первоклассные психологи. Может, потеря памяти освободила Лаврентьеву от ранее сидевших в ней комплексов, вот она и расцвела. Но семена сомнения Молчанова в нем посеяла. Однако выяснять информацию им было неоткуда, и они просто наблюдали. Наблюдали, пока Молчановой не пришла в голову гениальная по простоте идея, что Катерина вовсе не Катерина, а её двойняшка Даша, пропавшая без вести несколько лет назад.
— Ты только посмотри на неё, пупсик, ну какая из неё Катя? Глаза не её, походка, фигура, просто похожа лицом и все, так и бывает у двойняшек.
— А ты Дашу вообще видела?
— Ну, видела разок, но это давно было, — пожала плечами Люда, — я уж и не помню толком. Помню только, что Катя убивалась по ней, когда та пропала.
Олег Васильевич усиленно тер блестящий лоб, ничего не понимая.
— А зачем ей под Катю подделываться? И где тогда сама Катя?
— Ну, это еще надо выяснить. Что-то здесь нечисто.
— А как они Булевского привлекли?
— А я откуда знаю? Может, это не Катя, а Даша его цаца, вот он и поддержал их легенду.
— Как то не верится — такой человек и на такую глупость чтобы пошел?
— Ах, пупсик, мужчины иногда такие наивные и мягкие бывают, — жеманно улыбнулась Людочка, имея в виду, конечно же, не Булевского, а самого пупсика. — Не все же такие, как ты, — добавила она, поцеловав макушку расплывшегося в улыбке доцента.
Людочка продолжала не спускать настороженных глаз с Кати-Даши, а подозреваемая тем временем обдумывала, стоит ли ей заниматься поисками Леонида Мартынова или нет? Даже если найдет, что она скажет? Я была от тебя беременна, а ты, подлец, бросил и женился на другой? Ерунда какая-та выходит. А вдруг Катерина перед смертью избавилась все же от ребенка и ему об этом сообщила? Тоже ерунда. На работе её незадолго до смерти видели, когда бы она успела? Дни летели, а она так и не могла решить, что же в жизни Катерины могло стать зацепкой для Дормич.
Если днем время для Альбины текло достаточно быстро, хоть и нудно и неинтересно, то проводить вечера было намного труднее. Одиночества и тоска так часто накатывали на неё, что зачастую единственным спасением становился бокал вина или бутылочка пива под гудение телевизора. У неё не было друзей, у неё не было желания выходить куда-либо, и даже случавшиеся иногда мысли пойти в клуб на всю ночь никогда не реализовались, так как комплекс, связанный с внешностью до сих пор крепко владел её разумом. Пару раз к ней звонил Олега Васильевич, предлагая под предлогом обсудить её планы на будущее встретиться где-нибудь. Едва сдерживая приливы тошноты от подобных предложений, она вежливо отказывалась, ссылаясь на курсы физиотерапии, которые она до сих пор должна была посещать по вечерам. Везде одно и тоже, думала она в такие минуты, будь ты звезда экрана или младшая лаборантка с упругой попкой, у тебя будут похожие проблемы с мужчинами, считающими, что они оказывают тебе честь своим липким вниманием, не имеющим ничего общего с нормальными отношениями. Наглотавшись этого с Владом, Альбину уже мутило от одного намека на подобное.
В этот вечер, опустошив бутылочку итальянского красного вина, она забылась перед телевизором, заснув на диване. Ей опять приснилась Катерина. Её образ часто являлся у неё во снах, он заменил, вытеснил разговоры со своим вторым я, заполнив сны другим содержанием. Теперь она уже не видела себя со стороны, не испытывала боли состояния навыворот, жжение обнаженных язв души, время сна превратилось в обычные часы беспамятства, приносящие отдых. Кроме тех ночей, когда стала появляться Катерина. Образ её, правда, был каким-то размытым, неясным, но она всегда четко понимала, что это именно Катерина. Она была так пронзительно тосклива, словно она что-то потеряла, часть себя, и никак не могла эту часть найти. Сон практически всегда был один и тот же. Без четкого сюжета, без слов, без действий. Просто сплошная тревога и тоска, пронизывающая всю картину. Словно черно-белая аллея, надо которой в лунном свете кружатся сухие листья. И еще она постоянно видела руки. Бледные, тонкие руки Катерины, выхваченные лучом слабого света из прозрачной темноты. Руки тянулись к ней, а потом бессильно опускались, словно не найдя того, что искали…
Альбина проснулась и резко поднялась. Каждый раз после этого сна она не находила себе места. За окном уже было совсем темно. Альбина прошла в ванную и склонилась над умывальником. Плеснув холодной воды на лицо, чтобы развеять остатки сна, она взглянула в зеркало. Катерина с фиолетовыми глазами смотрела на неё испуганно, растерянно.
— Чего ты хочешь? — закричала она отражению. — Чего ты хочешь от меня????? Я не знаю, что ты здесь потеряла! Слышишь? Не знаю!!! Почему ты не оставляешь меня в покое??? Я не хотела твоего лица, не хотела! Так почему ты мучаешь меня теперь???
Альбина швырнула в зеркало мыльницу и разрыдалась. Она и в самом деле не могла понять, что имел в виду Штопарь. Жизнь Лаврентьевой казалось такой серой и унылой, что она не видела и тени зацепки на что-то необычное. Что может держать Катерину в такой жизни? В ней и жить не хочется, не то что цепляться за неё.
А сны, тем не менее, продолжали терзать её воображение, не давая забыть о словах старикашки, что она не найдет покоя и мира, пока не успокоит душу своего лица.
Наутро следующего дня Альбина явилась на работу с опухшими глазами и явно не в настроении.
— Как ты? — обеспокоено осведомилась Марина Степановна. — Я тебе звонила вечером, никто не брал трубку.
— Да, уснула рано — отмахнулась Альбина.
— Не заболела ли, красавица? Или перепила? — Людочка, подбоченясь, встала прямо перед ней. — Что-то глазки у тебя больно опухшие!
— Люда, у тебя какие-то проблемы? Ты к шефу, пожалуйста, обращайся, а мне мозги не крути.
— Ух, ничего себе, как мы огрызаемся! Ты не находишь, Лаврентьева, что тебе не только глаза, но и язык подменили? И не надо мне рассказывать сказки, что ты так могла измениться! Я не идиотка какая-нибудь, чтобы в них верить!
Альбина отодвинула её с дороги и прошла к зеркалу. Посмотрев на свои опухшие глаза, она подумала, что с алкоголем в таких количествах надо завязывать, а то любая лишняя рюмка выпирает сразу всеми морщинками и мешками под глазами. Что там Молчанова вопит?
— Ты о чем, Людмила?
— Ты прекрасно знаешь, о чем я. Если ты думаешь, что будешь продолжать строить глазки шефу и тебе это пройдет безнаказанно, то ошибаешься! Я тебя выведу на чистую воду!
— А-а-а! Госпожа Молчанова заревновала? Не беспокойся, мне твой мужик не нужен. Если бы был нужен, то давно бы уже взяла.
— Ты так считаешь? Да ты в зеркало на себя посмотри! — нервно захохотала Молчанова. — Да кому ты нужна, уродина!
Марина Степановна покраснела. Людочку явно занесло. Но встревать было опасно — обе имели сильные спины, а она что? Она скромная сотрудница.
— Да ладно вам, девочки, — лишь тихо вставила она, но никто не услышал.
Альбина еще раз повернулась к зеркалу. Может, лицо её не ахти какое сексуальное, но грудь и бедра, да и все остальное уж точно получше Людкиных будут, так что тут она не права.
— Ну, значит, есть что-то у этой уродины, чего у тебя, красавицы, нет, не так ли? — устало ответила Альбина. — А вообще, дело в том, Людочка, что меня постель твоего обрюзгшего любовника не интересует. Так что усвой это раз и навсегда, и перестань доставать меня. Все равно я здесь долго не останусь, у меня другие планы.
— И какие же у тебя планы, Даша?
Как бы ни многозначительно произнесла имя «Даша» Люда, Альбина не сразу поняла, к чему она клонит.
— Какая еще Даша, Молчанова? У тебя крыша поехала?
— Ну конечно, скажешь, и это забыла? Только не говори мне, что ничего не знаешь о своей сестре!
— А-а-а! Ты о Даше…— Альбина нахмурилась, соображая, в чем дело. Потом рассмеялась. — Так ты считаешь, что я — Даша?
— А разве нет? Мы же помним Катю, помним прекрасно, и ты на неё похожа разве как сестра, не более того! И хватит нам тут очки втирать!
— Ну, еще бы! После стольких операций было бы странно, если бы я осталась прежней. Мне, в общем-то, наплевать, что ты думаешь, но я могу тебя свозить к своим родителям, которые расскажут тебе, что к чему. Да и Булевского можешь спросить, это даже легче. Набрать его номер? — она протянула руку к телефону, вопросительно глядя на Люду.
Молчанова застыла на месте. Она не ожидала, что Катерина так спокойно отреагирует. Её уверенность пошатнулась.
— Делай, что хочешь, — пробормотала она. — Все равно я тебе не верю.
Люда хлопнула дверью и пошла к пупсику ныть дальше, как её все не любят в лаборатории и изводят своими разговорами, а Лаврентьева пуще всех.
— Она что — двинулась совсем? — покрутила пальцем у виска Дормич. — При чем тут Даша вообще? Имела бы уважение к мертвым.
Марина Степановна пожала плечами, не зная, кому верить в данной ситуации.
— Ты тогда говорила, что Дашу так и не нашли, может, Люда поэтому засомневалась.