"Чемодана я не беру", -- сказал я вслух и опять зашагал по комнатe.
Как мнe забыть утро девятаго марта? Само по себe оно было блeдное, холодное, ночью выпало немного снeга, и швейцары подметали тротуары, вдоль которых тянулся невысокiй снeговой хребет , а асфальт был уже чистый и черный, только слегка лоснился. Лида мирно спала. Все было тихо. Я приступил к одeванiю. Одeлся я так : двe рубашки, одна на другую, -причем верхняя, уже ношеная, была для него. Кальсон -- тоже двe пары, и опять же верхняя предназначалась ему. Засим я сдeлал небольшой пакет , в который вошли маникюрный прибор и все что нужно для бритья. ?тот пакетик я сразу же, боясь его забыть, сунул в карман пальто, висeвшаго в прихожей. Далeе я надeл двe пары носков (верхняя с дыркой), черные башмаки, мышиныя гетры, -- и в таком видe т. е. уже изящно {145} обутый, но еще без панталон , нeкоторое время стоял посреди комнаты, вспоминая, все-ли так дeлаю, как было рeшено. Вспомнив , что нужна лишняя пара подвязок , я разыскал старую и присоединил ее к пакетику, для чего пришлось опять выходить в переднюю. Наконец выбрал любимый сиреневый галстук и плотный темно-сeрый костюм , который обычно носил послeднее время. Разложил по карманам слeдующiя вещи: бумажник (около полутора тысяч марок ), паспорт , кое-какiя незначительныя бумажки с адресами, счетами... Спохватился: паспорт было вeдь рeшено не брать, -- очень тонкiй маневр : незначительныя бумажки как -то художественнeе устанавливали личность. Еще взял я: ключи, портсигар , зажигалку. Теперь я был одeт , я хлопал себя по карманам , я отдувался, мнe было жарко в двойной оболочкe бeлья. Оставалось сдeлать самое главное, -- это была цeлая церемонiя: медленное выдвиганiе ящика, гдe он покоился, тщательный осмотр , далеко впрочем не первый. Он был отлично смазан , он был туго набит ... Мнe его подарил в двадцатом году в Ревелe незнакомый офицер , -- вeрнeе, просто оставил его у меня, а сам исчез . Я не знаю, что сталось потом с этим любезным поручиком .
Между тeм Лида проснулась, запахнулась в земляничный халат , мы сeли в столовой, ?льза принесла кофе. Когда ?льза ушла:
"Ну-с , -- сказал я, -- день настал , сейчас поeду".
Маленькое отступленiе литературнаго свойства. Ритм этот -- нерусскiй, но он хорошо передает {146} мое эпическое спокойствiе и торжественный драматизм положенiя.
"Герман , пожалуйста, останься, никуда не eзди", тихо проговорила Лида и, кажется, сложила ладони.
"Ты, надeюсь, все запомнила", -- продолжал я невозмутимо.
"Герман , -- повторила она, -- не eзди никуда. Пускай он дeлает все, что хочет , -- это его судьба, ты не вмeшивайся..."
"Я рад , что ты все запомнила, -- сказал я с улыбкой, -- ты у меня молодец . Вот , с eм еще булочку и двинусь".
Она расплакалась. Потом высморкалась, громко трубя, хотeла что-то сказать, но опять принялась плакать. Зрeлище было довольно любопытное: я -хладнокровно мажущiй маслом рогульку, Лида -- сидящая против меня и вся прыгающая от плача. Я сказал с полным ртом : "По крайней мeрe, ты сможешь во всеуслышанiе -- ( -- пожевал , проглотил , -- ) вспомнить, что у тебя было дурное предчувствiе, хотя уeзжал я довольно часто и не говорил куда. А враги, сударыня, у него были? Не знаю, господин слeдователь".
"Но что же дальше будет ?" -- тихонько простонала Лида, медленно разводя руками.
"Ну, довольно, моя милая, -- сказал я другим тоном . -- Поплакала, и будет . И не вздумай сегодня ревeть при ?льзe".
Она утрамбовала платком глаза, грустно хрюкнула и опять развела руками, но уже молча и без слез .
"Все запомнила?" -- в послeднiй раз спросил я, пристально смотря на нее. {147}
"Да, Герман . Все. Но я так боюсь..."
Я встал , она встала тоже. Я сказал :
"До свиданiя, будь здорова, мнe пора к пацiенту".
"Герман , послушай, ты же не собираешься присутствовать?"
Я даже не понял .
"То-есть как : присутствовать?"
"Ах , ты знаешь, что я хочу сказать. Когда... Ну, одним словом , когда... с этой веревочкой..."
"Вот дура, -- сказал я. -- А как же иначе? Кто потом все приберет ? Да и нечего тебe так много думать, пойди в кинематограф сегодня. До-свиданiя, дура".
Мы никогда не цeловались, -- я не терплю слякоти лобзанiй. Говорят , японцы тоже -- даже в минуты страсти -- никогда не цeлуют своих женщин , -- просто им чуждо и непонятно, и может быть даже немного противно это прикосновенiе голыми губами к эпителiю ближняго. Но теперь меня вдруг подтянуло жену поцeловать, она же была к этому неготова: как то так вышло, что я всего лишь скользнул по ея волосам и уже не повторил попытки, а, щелкнув почему-то каблуками, только тряхнул ея вялую руку и вышел в переднюю. Там я быстро одeлся, схватил перчатки, провeрил , взят ли сверток , и уже идя к двери услышал , как из столовой она меня зовет плаксивым и тихим голосом , но я не обратил на это вниманiя, мнe хотeлось поскорeе выбраться из дому.
Я направился во двор , гдe находился большой, полный автомобилей гараж . Меня привeтствовали улыбками. Я сeл , пустил мотор в ход . Асфальтовая {148} поверхность двора была немного выше поверхности улицы, так что при в eздe в узкiй наклонный туннель, соединявшiй двор с улицей, автомобиль мой, сдержанный тормозами, легко и беззвучно нырнул .
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА IX.
Сказать по правдe -- испытываю нeкоторую усталость. Я пишу чуть ли не от зари до зари, по главe в сутки, а то и больше. Великая, могучая вещь -искусство. Вeдь мнe, в моем положенiи, слeдовало бы дeйствовать, волноваться, петлить... Прямой опасности нeт , конечно, -- и я полагаю, что такой опасности никогда не будет , -- но все-таки странно -- сиднем сидeть и писать, писать, писать, или же подолгу думать, думать, думать, -- что в общем то же самое. И чeм дальше я пишу, тeм яснeе становится, что я этого так не оставлю, договорюсь до главнаго, -- и уже непремeнно, непремeнно опубликую мой труд , несмотря на риск , -- а впрочем и риска-то особеннаго нeт : как только рукопись отошлю, -- смоюсь; мiр достаточно велик , чтобы мог спрятаться в нем скромный, бородатый мужчина.
Рeшенiе труд мой вручить тому густо психологическому беллетристу, о котором я как будто уже упоминал , даже, кажется, обращал к нему мой разсказ , ( -- давно бросил написанное перечитывать, -- некогда да и тошно...) было принято мною несразу, {149} -- сначала я думал , не проще ли всего послать оный труд прямо какому-нибудь издателю, нeмецкому, французскому, американскому, -- но вeдь написано-то по-русски, и не все переводимо, -- а я, признаться, дорожу своей литературной колоратурой и увeрен , что пропади иной выгиб , иной оттeнок -- все пойдет на смарку. Еще я думал послать его в СССР, -- но у меня нeт необходимых адресов , -- да и не знаю, как это дeлается, пропустят ли манускрипт через границу, -- вeдь я по привычкe пользуюсь старой орфографiей, -- переписывать же нeт сил ... Что переписывать! Не знаю, допишу ли вообще, выдержу ли напряженiе, не умру ли от кровоизлiянiя в мозгу...
Рeшив наконец дать рукопись мою человeку, который должен ею прельститься и приложить всe старанiя, чтобы она увидeла свeт , я вполнe отдаю себe отчет в том , что мой избранник (ты, мой первый читатель), -беллетрист бeженскiй, книги котораго в СССР появляться никак не могут . Но для этой книги сдeлают , быть может , исключенiе, -- в концe концов , не ты ее писал . О, как я лелeю надежду, что несмотря на твою эмигрантскую подпись (прозрачная подложность которой ни для кого не останется загадкой), книга моя найдет сбыт в СССР! Далеко не являясь врагом совeтскаго строя, я должно-быть невольно выразил в ней иныя мысли, которыя вполнe соотвeтствуют дiалектическим требованiям текущаго момента. Мнe даже представляется иногда, что основная моя тема, сходство двух людей, есть нeкое иносказанiе. ?то разительное физическое подобiе вeроятно казалось мнe (подсознательно!) залогом {150} того идеальнаго подобiя, которое соединит людей в будущем безклассовом обществe, -- и стремясь частный случай использовать, -- я еще соцiально не прозрeвшiй, смутно выполнял все же нeкоторую соцiальную функцiю. И опять же: неполная удача моя в смыслe реализацiи этого сходства об яснима чисто соцiально-экономическими причинами, а именно тeм , что мы с Феликсом принадлежали к разным , рeзко отграниченным классам , слiянiе которых не под силу одиночкe, да еще нынe, в перiод безкомпромисснаго обостренiя борьбы. Правда, мать моя была из простых , а дeд с отцовской стороны в молодости пас гусей, -- так что мнe самому-то очень даже понятно, откуда в человeкe моего склада и обихода имeется это глубокое, хотя еще невполнe выявленное устремленiе к подлинному сознанiю. Мнe грезится новый мiр , гдe всe люди будут друг на друга похожи, как Герман и Феликс , -- мiр Геликсов и Ферманов , -мiр , гдe рабочаго, павшаго у станка, замeнит тотчас , с невозмутимой соцiальной улыбкой, его совершенный двойник . Посему думаю, что совeтской молодежи будет небезполезно прочитать эту книгу и прослeдить в ней, под руководством опытнаго марксиста, рудиментарное движенiе заложенной в ней соцiальной мысли. Другiе же народы пущай переводят ее на свои языки, -американцы утолят , читая ее, свою жажду кровавых сенсацiй, французам привидятся миражи Содома в пристрастiи моем к бродягe, нeмцы насладятся причудами полуславянской души. Побольше, побольше читайте ее, господа! Я всецeло это привeтствую. {151}
Но писать ее нелегко. Особенно сейчас , когда приближаюсь к самому, так сказать, рeшительному дeйствiю вся трудность моей задачи является мнe -- и вот , как видите, я отвиливаю, болтаю о вещах , мeсто коим в предисловiи к повести, а не в началe ея самой существенной, для читателя, главы. Но я уже об яснял , что, несмотря на разсудочность и лукавство подступов , не я, не разум мой пишет , а только память моя, только память. Вeдь и тогда, то-есть в час , на котором остановилась стрeлка моего разсказа, я как бы тоже остановился, медлил , как медлю сейчас , -- и тогда тоже я занят был путанными разсужденiями, не относящимися к дeлу, срок котораго все близился. Вeдь я отправился в путь утром , а свиданiе мое с Феликсом было назначено на пять часов пополудни; дома мнe не сидeлось, но куда сбыть мутно-бeлое время, отдeлявшее меня от встрeчи? Удобно, даже сонно, сидя и управляя как бы одним пальцем , я медленно катил по Берлину, по тихим , холодным , шепчущим улицам , -- и все дальше, дальше, покуда не замeтил , что я уже из Берлина выeхал . День был выдержан в двух тонах , -- черном (вeтви деревьев , асфальт ) и бeлесом (небо, пятна снeга). Все продолжалось мое сонное перемeщенiе. Нeкоторое время передо мной моталась большая, непрiятная тряпка, которую ломовой, везущiй что-либо длинное, нацeпляет на торчащiй сзади конец , -- потом это исчезло, завернуло куда-то. Я не прибавил хода. На другом перекресткe выскочил мнe наперерeз таксомотор , со стоном затормозил и так как было довольно склизко закружился винтом . Я невозмутимо проeхал , будто плыл по {152} теченiю. Дальше, женщина в глубоком траурe наискось переходила мостовую передо мной, не видя меня; я не гукнул , не измeнил тихаго ровнаго движенiя, проплыл в двух вершках от ея крепа, она даже не замeтила меня, -- беззвучнаго призрака. Меня обгоняло любое колесо; долго шел , вровень со мной медленный трамвай, и я уголком глаза видeл пассажиров , глупо сидeвших друг против друга. Раза два я проeзжал плохо мощеными мeстами, и уже появились куры: расправив куцыя крылья и вытянув шею, перебeгали дорогу (а может быть это было не тогда, а лeтом ). Потом я eхал по длинному, длинному шоссе, мимо жнивьев испещренных снeгом , и в совершенно безлюдной мeстности автомобиль мой как бы задремал , точно из синяго сдeлался сизым , постепенно замер и остановился, и я склонился на руль в неиз яснимом раздумьe. О чем я думал ? Ни о чем , или о глупостях , я путался, я почти засыпал , я в полуобморокe разсуждал сам с собой о какой-то ерундe, вспоминал какой-то спор , бывшiй у меня когда-то с кeм -то на какой-то станцiи, о том , можно ли видeть солнце во снe, -- и потом мнe начинало казаться, что кругом много людей, и всe говорят сразу и замолкают , и дав друг другу смутныя порученiя, беззвучно расходятся. Погодя я двинулся дальше и в полдень, влачась через какую-то деревню, рeшил там сдeлать привал , -- ибо даже таким дремотным темпом я оттуда добирался до Кенигсдорфа через час не болeе, а у меня было еще много времени в запасe. Я долго сидeл в темном и скучном трактирe, совершенно один , в задней какой-то комнатe у большого {153} стола, и на стeнe висeла старая фотографiя: группа мужчин в сюртуках , с закрученными усами, при чем кое-кто из передних непринужденно опустился на одно колeно, а двое даже прилегли по бокам , и это напоминало русскiя студенческiя фотографiи. Я выпил много воды с лимоном и все в том же до неприличiя сонном настроенiи поeхал дальше. Помню, что через нeкоторое время, у какого-то моста, я снова остановился: старая женщина в синих шерстяных штанах , с мeшком за плечами, хлопотала над своим поврежденным велосипедом . Я, не выходя из автомобиля, дал ей нeсколько совeтов , совершенно впрочем непрошенных и ненужных , а потом замолчал и, опершись щекой о ладонь, а локтем о руль, долго и безсмысленно смотрeл на нее, -- она все возилась, возилась, но наконец я перемигнул , и оказалось, что никого уже нeт , -- она давно уeхала. Я двинулся дальше, стараясь помножить в умe два неуклюжих числа, неизвeстно что означавших и откуда выплывших , но раз они появились, нужно было их стравить, -- и вот они сцeпились и разсыпались. Вдруг мнe показалось, что я eду с бeшеной скоростью, что машина прямо пожирает дорогу, как фокусник , поглощающiй длинную ленту, -- и тихо проходили мимо сосны, сосны, сосны. Еще помню: я встрeтил двух школьников , маленьких блeдных мальчиков , с книжками, схваченными ремешком , и поговорил с ними; у них были непрiятныя птичьи физiономiи, вродe как у воронят , и они как будто побаивались меня и, когда я от eхал , долгое время глядeли мнe вслeд , разинув черные рты, -один повыше, другой пониже. {154} И внезапно я очутился в Кенигсдорфe, взглянул на часы и увидeл , что уже пять. Проeзжая мимо краснаго зданiя станцiи, я подумал , что может быть Феликс запоздал почему-либо и еще не спускался вон по тeм ступеням мимо того автомата с шоколадом , -- и что нeт никакой возможности установить по внeшнему виду приземистаго краснаго зданiя, проходил ли он уже тут . Как бы там ни было, поeзд , с которым велeно было ему прieхать в Кенигсдорф , прибывал в без пяти три, -значит , если Феликс на него не опоздал ...
Читатель, ему было сказано, выйти в Кенигсдорфe и пойти на сeвер по шоссе до десятаго километра, до желтаго столба, -- и вот теперь я во весь опор гнал по тому шоссе, -- незабываемая минута! Оно было пустынно. Автобус ходит там зимой только дважды в день, -- утром и в полдень, -на протяженiи этих десяти километров мнe навстрeчу попалась только таратайка, запряженная пeгой лошадью. Наконец , вдали, желтым мизинцем выпрямился знакомый столб и увеличился, дорос до естественных своих размeров , и на нем была мурмолка снeга. Я затормозил и оглядeлся. Никого. Желтый столб был очень желт . Справа за полем театральной декорацiей плоско сeрeл лeс . Никого. Я вылeз из автомобиля и со стуком сильнeе всякаго выстрeла захлопнул за собою дверцу. И вдруг я замeтил , что из -за спутанных прутьев куста, росшаго в канавe, глядит на меня усатенькiй, восковой, довольно веселый -- -
Поставив одну ногу на подножку автомобиля и как разгнeванный тенор хлеща себя по рукe снятой {155} перчаткой, я неподвижным взглядом уставился на Феликса. Неувeренно ухмыляясь, он вышел из канавы.
"Ах ты, негодяй, -- сказал я сквозь зубы с необыкновенной, оперной силой. -- Негодяй и мошенник , -- повторил я уже полным голосом , все яростнeй хлеща себя перчаткой (в оркестрe все громыхало промеж взрывов моего голоса), -- как ты смeл , негодяй, разболтать? Как ты смeл , как ты смeл , у других просить совeтов , хвастать, что добился своего, что в такой-то день на таком -то мeстe... вeдь тебя за это убить мало" -(грохот , бряцанiе и опять мой голос :) -- "Многаго ты этим достиг , идiот ! Профершпилился, маху дал , не видать тебe ни гроша, болтун !" -(кимвальная пощечина в оркестрe).
Так я его ругал , с холодной жадностью слeдя за выраженiем его лица. Он был ошарашен , он был искренне обижен . Прижав руку к груди, он качал головой. Отрывок из оперы кончился, и громковeщатель заговорил обыкновенным голосом .
"Ну уж ладно, браню тебя просто так , для проформы, на всякiй случай... А вид у тебя, дорогой мой, забавный, -- прямо грим !"
По моему приказу он отпустил усы; они кажется были даже нафабрены; кромe того, уже по личному своему почину, он устроил себe по двe курчавых котлетки. ?та претенцiозная растительность меня чрезвычайно развеселила.
"Ты конечно прieхал тeм путем , как я тебe велeл ?" -- спросил я улыбаясь. {156}
Он отвeтил :
"Да, как вы велeли. А насчет того, чтобы болтать... -- сами знаете, я несходчив и одинок ".
"Знаю, и сокрушаюсь вмeстe с тобой, -- сказал я. -- А встрeчные по дорогe были?"
"Если кто и проeзжал , я прятался в канаву, как вы велeли".
"Ладно. Наружность твоя и так хорошо спрятана. Ну-с , -- нечего тут прохлаждаться. Садись в автомобиль. Оставь, оставь, -- потом мeшок снимешь. Садись скорeе, нам нужно от eхать отсюда".
"Куда?" -- полюбопытствовал он .
"Вон в тот лeс ".
"Туда?" -- спросил он и указал палкой.
"Да, именно туда. Сядешь ли ты когда-нибудь, чорт тебя дери!"
Он с удовольствiем разглядывал автомобиль. Неспeша влeз и сeл рядом со мной.
Я повернул руль, медленно двинулись... ух ! еще раз : ух ! (с eхали на поле) -- под колесами зашуршал мелкiй снeг и дряхлыя травы. Автомобиль подпрыгивал на кочках , мы с Феликсом -- тоже. Он говорил :
"Я без труда с ним справлюсь (гоп ). Я уж прокачусь (гоп ). Вы не бойтесь, я (гоп -гоп ) его не попорчу".
"Да, автомобиль будет твой. На короткое время (гоп ) твой. Но ты, брат , не зeвай, посматривай кругом , никого нeт на шоссе?"
Он обернулся и затeм отрицательно мотнул головой. Мы в eхали или вeрнeе вползли в лeс . {157} Кузов скрипeл и ухал , хвойныя вeтви мели по крыльям .
Углубившись немного в бор , остановились и вылeзли. Уже без вожделeнiя неимущаго, а со спокойным удовлетворенiем собственника, Феликс продолжал любоваться лаково-синей машиной. Его глаза подернулись поволокой задумчивости. Вполнe возможно, -- замeтьте, я не утверждаю, а говорю: вполнe возможно, -- вполнe возможно, что мысль его потекла приблизительно так : а что если улизнуть на этой штучкe? Вeдь деньги я сейчас получу вперед . Притворюсь, что все исполню, а на самом дeлe укачу далеко. Вeдь в полицiю он обратиться не может , будет , значит , молчать. А я на собственной машинe... -- -
Я прервал теченiе этих прiятных дум . "Ну что ж , Феликс , великая минута наступила. Ты сейчас переодeнешься и останешься с автомобилем один в лeсу. Через полчаса стемнeет , вряд ли кто потревожит тебя. Проночуешь здeсь, -- у тебя будет мое пальто, -- пощупай, какое оно плотное, -- то-то же! -- да и в автомобилe тепло... выспишься, а как только начнет свeтать -- -- впрочем , это потом , сперва давай я тебя приведу в должный вид , а то в самом дeлe стемнeет . Тебe нужно прежде всего побриться".
"Побриться? -- с глупым удивленiем переспросил Феликс . -- Как же так ? Бритвы у меня с собой нeт , и я не знаю, чeм можно бриться в лeсу, развe что камнем ".
"Нeт , зачeм камнем ; такого разгильдяя как ты слeдует брить топором . Но я человeк предусмотрительный, {158} все с собой принес , и все сам сдeлаю".
"Смeшно, право, -- ухмыльнулся он . -- Как же так будет . Вы меня еще бритвой того и гляди зарeжете".
"Не бойся, дурак , -- она безопасная. Ну, пожалуйста. Садись куда-нибудь, -- вот сюда, на подножку, что-ли".
Он сeл , скинув мeшок . Я вытащил пакет и разложил на подножкe бритвенный прибор , мыло, кисточку. Надо было торопиться: день осунулся, воздух становился все тусклeе. И какая тишина... Тишина эта казалась врожденной тут , неотдeлимой от этих неподвижных вeтвей, прямых стволов , от слeпых пятен снeга там и сям на землe.
Я снял пальто, чтобы свободнeе было оперировать. Феликс с любопытством разглядывал блестящiе зубчики бритвы, серебристый стерженек . Затeм он осмотрeл кисточку, приложил ее даже к щекe, испытывая ея мягкость, -- она дeйствительно была очень пушиста, стоила семнадцать пятьдесят . Очень заинтересовала его и тубочка с дорогой мыльной пастой.
"Итак , приступим , -- сказал я. -- Стрижка-брижка. Садись, пожалуйста, боком , а то мнe негдe примоститься ".
Набрав в ладонь снeгу, я выдавил туда вьющiйся червяк мыла, размeсил кисточкой и ледяной пeной смазал ему бачки и усы. Он морщился, ухмылялся, -- опушка мыла захватила ноздрю, -- он крутил носом , -- было щекотно.
"Откинься, -- сказал я, -- еще". {159}
Неудобно упираясь колeном в подножку, я стал сбривать ему бачки, -волоски трещали, отвратительно мeшались с пeной; я слегка его порeзал , пeна окрасилась кровью. Когда я принялся за усы, он зажмурился, но храбро молчал , -- а было должно быть не очень прiятно, -- я спeшил , волос был жесткiй, бритва дергала.
"Платок у тебя есть?" -- спросил я.
Он вынул из кармана какую-то тряпку. Я тщательно стер с его лица кровь, снeг и мыло. Щеки у него блестeли как новыя. Он был выбрит на славу, только возлe уха краснeла царапина с почернeвшим уже рубинчиком на краю. Он провел ладонью по бритым мeстам .
"Постой, -- сказал я. -- ?то не все. Нужно подправить брови, -- онe у тебя гуще моих ".
Я взял ножницы и очень осторожно отхватил нeсколько волосков .
"Вот теперь отлично. А причешу я тебя, когда смeнишь рубашку".
"Вашу дадите?" -- спросил он и безцеремонно пощупал мою шелковую грудь.
"?, да у тебя ногти не первой чистоты!" -- воскликнул я весело.
Я не раз дeлал маникюр Лидe и теперь без особаго труда привел эти десять грубых ногтей в порядок , -- причем все сравнивал его руки с моими, -- онe были крупнeе и темнeе, -- но ничего, со временем поблeднeют . Кольца обручальнаго не ношу, так что пришлось нацeпить на его руку всего только часики. Он шевелил пальцами, поворачивал , так и сяк кисть, очень довольный. {160}
"Теперь живо. Переодeнемся. Сними все с себя, дружок , до послeдней нитки".
Феликс крякнул : холодно будет . "Ничего. ?то одна минута. Ну-с , поторапливайся". Осклабясь, он скинул свой куцый пиджак , снял через голову мохнатую темную фуфайку. Рубашка под ней была болотно-зеленая, с галстуком из той же матерiи. Затeм он разулся, сдернул заштопанные мужской рукой носки и жизнерадостно екнул , прикоснувшись босою ступней к зимней землe. Простой человeк любит ходить босиком : лeтом , на травкe, он первым дeлом разувается, но даже и зимой прiятно, -- напоминает , может быть, дeтство или что-нибудь такое.
Я стоял поодаль, развязывая галстук , и внимательно смотрeл на Феликса.
"Ну, дальше, дальше!" крикнул я, замeтив , что он замeшкался.
Он не без стыдливой ужимки спустил штаны с бeлых , безволосых ляжек . Освободился и от рубашки. В зимнем лeсу стоял передо мной голый человeк .
Необычайно быстро, с легкой стремительностью нeкоего Фреголи, я раздeлся, кинул ему верхнюю оболочку моего бeлья, -- пока он ее надeвал , ловко вынул из снятаго с себя костюма деньги и еще кое-что и спрятал это в карманы непривычно-узких штанов , которые на себя с виртуозной живостью натянул . Его фуфайка оказалась довольно теплой, а пиджак был мнe почти по мeркe: я похудeл за послeднее время.
Феликс между тeм нарядился в мое розовое {161} бeлье, но был еще бос . Я дал ему носки, подвязки, но тут замeтил , что и ноги его требуют отдeлки. Он поставил ступню на подножку автомобиля, и мы занялись торопливым педикюром . Боюсь, что он успeл простудиться -- в одном нижнем бeльe. Потом он вымыл ноги снeгом , как это сдeлал кто-то у Мопассана, и с понятным наслажденiем надeл носки.
"Торопись, торопись, -- приговаривал я. -- Сейчас стемнeет , да и мнe пора уходить. Смотри, я уже готов , -- ну и башмачища у тебя. А гдe фуражка? А, вижу, спасибо".
Он туго затянул ремень штанов . С трудом влeз в мои черные шевровые полуботинки. Я помог ему справиться с гетрами и повязать сиреневый галстук . Наконец , при помощи его грязнаго гребешка, я зачесал назад со лба и с висков его жирные волосы.
Теперь он был готов . Он стоял передо мной, мой двойник , в моем солидном темно-сeром костюмe, разглядывал себя с глупой улыбкой; обслeдовал карманы; квитанцiи и портсигар положил обратно, но бумажник раскрыл . Он был пуст .
Как мнe забыть утро девятаго марта? Само по себe оно было блeдное, холодное, ночью выпало немного снeга, и швейцары подметали тротуары, вдоль которых тянулся невысокiй снeговой хребет , а асфальт был уже чистый и черный, только слегка лоснился. Лида мирно спала. Все было тихо. Я приступил к одeванiю. Одeлся я так : двe рубашки, одна на другую, -причем верхняя, уже ношеная, была для него. Кальсон -- тоже двe пары, и опять же верхняя предназначалась ему. Засим я сдeлал небольшой пакет , в который вошли маникюрный прибор и все что нужно для бритья. ?тот пакетик я сразу же, боясь его забыть, сунул в карман пальто, висeвшаго в прихожей. Далeе я надeл двe пары носков (верхняя с дыркой), черные башмаки, мышиныя гетры, -- и в таком видe т. е. уже изящно {145} обутый, но еще без панталон , нeкоторое время стоял посреди комнаты, вспоминая, все-ли так дeлаю, как было рeшено. Вспомнив , что нужна лишняя пара подвязок , я разыскал старую и присоединил ее к пакетику, для чего пришлось опять выходить в переднюю. Наконец выбрал любимый сиреневый галстук и плотный темно-сeрый костюм , который обычно носил послeднее время. Разложил по карманам слeдующiя вещи: бумажник (около полутора тысяч марок ), паспорт , кое-какiя незначительныя бумажки с адресами, счетами... Спохватился: паспорт было вeдь рeшено не брать, -- очень тонкiй маневр : незначительныя бумажки как -то художественнeе устанавливали личность. Еще взял я: ключи, портсигар , зажигалку. Теперь я был одeт , я хлопал себя по карманам , я отдувался, мнe было жарко в двойной оболочкe бeлья. Оставалось сдeлать самое главное, -- это была цeлая церемонiя: медленное выдвиганiе ящика, гдe он покоился, тщательный осмотр , далеко впрочем не первый. Он был отлично смазан , он был туго набит ... Мнe его подарил в двадцатом году в Ревелe незнакомый офицер , -- вeрнeе, просто оставил его у меня, а сам исчез . Я не знаю, что сталось потом с этим любезным поручиком .
Между тeм Лида проснулась, запахнулась в земляничный халат , мы сeли в столовой, ?льза принесла кофе. Когда ?льза ушла:
"Ну-с , -- сказал я, -- день настал , сейчас поeду".
Маленькое отступленiе литературнаго свойства. Ритм этот -- нерусскiй, но он хорошо передает {146} мое эпическое спокойствiе и торжественный драматизм положенiя.
"Герман , пожалуйста, останься, никуда не eзди", тихо проговорила Лида и, кажется, сложила ладони.
"Ты, надeюсь, все запомнила", -- продолжал я невозмутимо.
"Герман , -- повторила она, -- не eзди никуда. Пускай он дeлает все, что хочет , -- это его судьба, ты не вмeшивайся..."
"Я рад , что ты все запомнила, -- сказал я с улыбкой, -- ты у меня молодец . Вот , с eм еще булочку и двинусь".
Она расплакалась. Потом высморкалась, громко трубя, хотeла что-то сказать, но опять принялась плакать. Зрeлище было довольно любопытное: я -хладнокровно мажущiй маслом рогульку, Лида -- сидящая против меня и вся прыгающая от плача. Я сказал с полным ртом : "По крайней мeрe, ты сможешь во всеуслышанiе -- ( -- пожевал , проглотил , -- ) вспомнить, что у тебя было дурное предчувствiе, хотя уeзжал я довольно часто и не говорил куда. А враги, сударыня, у него были? Не знаю, господин слeдователь".
"Но что же дальше будет ?" -- тихонько простонала Лида, медленно разводя руками.
"Ну, довольно, моя милая, -- сказал я другим тоном . -- Поплакала, и будет . И не вздумай сегодня ревeть при ?льзe".
Она утрамбовала платком глаза, грустно хрюкнула и опять развела руками, но уже молча и без слез .
"Все запомнила?" -- в послeднiй раз спросил я, пристально смотря на нее. {147}
"Да, Герман . Все. Но я так боюсь..."
Я встал , она встала тоже. Я сказал :
"До свиданiя, будь здорова, мнe пора к пацiенту".
"Герман , послушай, ты же не собираешься присутствовать?"
Я даже не понял .
"То-есть как : присутствовать?"
"Ах , ты знаешь, что я хочу сказать. Когда... Ну, одним словом , когда... с этой веревочкой..."
"Вот дура, -- сказал я. -- А как же иначе? Кто потом все приберет ? Да и нечего тебe так много думать, пойди в кинематограф сегодня. До-свиданiя, дура".
Мы никогда не цeловались, -- я не терплю слякоти лобзанiй. Говорят , японцы тоже -- даже в минуты страсти -- никогда не цeлуют своих женщин , -- просто им чуждо и непонятно, и может быть даже немного противно это прикосновенiе голыми губами к эпителiю ближняго. Но теперь меня вдруг подтянуло жену поцeловать, она же была к этому неготова: как то так вышло, что я всего лишь скользнул по ея волосам и уже не повторил попытки, а, щелкнув почему-то каблуками, только тряхнул ея вялую руку и вышел в переднюю. Там я быстро одeлся, схватил перчатки, провeрил , взят ли сверток , и уже идя к двери услышал , как из столовой она меня зовет плаксивым и тихим голосом , но я не обратил на это вниманiя, мнe хотeлось поскорeе выбраться из дому.
Я направился во двор , гдe находился большой, полный автомобилей гараж . Меня привeтствовали улыбками. Я сeл , пустил мотор в ход . Асфальтовая {148} поверхность двора была немного выше поверхности улицы, так что при в eздe в узкiй наклонный туннель, соединявшiй двор с улицей, автомобиль мой, сдержанный тормозами, легко и беззвучно нырнул .
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА IX.
Сказать по правдe -- испытываю нeкоторую усталость. Я пишу чуть ли не от зари до зари, по главe в сутки, а то и больше. Великая, могучая вещь -искусство. Вeдь мнe, в моем положенiи, слeдовало бы дeйствовать, волноваться, петлить... Прямой опасности нeт , конечно, -- и я полагаю, что такой опасности никогда не будет , -- но все-таки странно -- сиднем сидeть и писать, писать, писать, или же подолгу думать, думать, думать, -- что в общем то же самое. И чeм дальше я пишу, тeм яснeе становится, что я этого так не оставлю, договорюсь до главнаго, -- и уже непремeнно, непремeнно опубликую мой труд , несмотря на риск , -- а впрочем и риска-то особеннаго нeт : как только рукопись отошлю, -- смоюсь; мiр достаточно велик , чтобы мог спрятаться в нем скромный, бородатый мужчина.
Рeшенiе труд мой вручить тому густо психологическому беллетристу, о котором я как будто уже упоминал , даже, кажется, обращал к нему мой разсказ , ( -- давно бросил написанное перечитывать, -- некогда да и тошно...) было принято мною несразу, {149} -- сначала я думал , не проще ли всего послать оный труд прямо какому-нибудь издателю, нeмецкому, французскому, американскому, -- но вeдь написано-то по-русски, и не все переводимо, -- а я, признаться, дорожу своей литературной колоратурой и увeрен , что пропади иной выгиб , иной оттeнок -- все пойдет на смарку. Еще я думал послать его в СССР, -- но у меня нeт необходимых адресов , -- да и не знаю, как это дeлается, пропустят ли манускрипт через границу, -- вeдь я по привычкe пользуюсь старой орфографiей, -- переписывать же нeт сил ... Что переписывать! Не знаю, допишу ли вообще, выдержу ли напряженiе, не умру ли от кровоизлiянiя в мозгу...
Рeшив наконец дать рукопись мою человeку, который должен ею прельститься и приложить всe старанiя, чтобы она увидeла свeт , я вполнe отдаю себe отчет в том , что мой избранник (ты, мой первый читатель), -беллетрист бeженскiй, книги котораго в СССР появляться никак не могут . Но для этой книги сдeлают , быть может , исключенiе, -- в концe концов , не ты ее писал . О, как я лелeю надежду, что несмотря на твою эмигрантскую подпись (прозрачная подложность которой ни для кого не останется загадкой), книга моя найдет сбыт в СССР! Далеко не являясь врагом совeтскаго строя, я должно-быть невольно выразил в ней иныя мысли, которыя вполнe соотвeтствуют дiалектическим требованiям текущаго момента. Мнe даже представляется иногда, что основная моя тема, сходство двух людей, есть нeкое иносказанiе. ?то разительное физическое подобiе вeроятно казалось мнe (подсознательно!) залогом {150} того идеальнаго подобiя, которое соединит людей в будущем безклассовом обществe, -- и стремясь частный случай использовать, -- я еще соцiально не прозрeвшiй, смутно выполнял все же нeкоторую соцiальную функцiю. И опять же: неполная удача моя в смыслe реализацiи этого сходства об яснима чисто соцiально-экономическими причинами, а именно тeм , что мы с Феликсом принадлежали к разным , рeзко отграниченным классам , слiянiе которых не под силу одиночкe, да еще нынe, в перiод безкомпромисснаго обостренiя борьбы. Правда, мать моя была из простых , а дeд с отцовской стороны в молодости пас гусей, -- так что мнe самому-то очень даже понятно, откуда в человeкe моего склада и обихода имeется это глубокое, хотя еще невполнe выявленное устремленiе к подлинному сознанiю. Мнe грезится новый мiр , гдe всe люди будут друг на друга похожи, как Герман и Феликс , -- мiр Геликсов и Ферманов , -мiр , гдe рабочаго, павшаго у станка, замeнит тотчас , с невозмутимой соцiальной улыбкой, его совершенный двойник . Посему думаю, что совeтской молодежи будет небезполезно прочитать эту книгу и прослeдить в ней, под руководством опытнаго марксиста, рудиментарное движенiе заложенной в ней соцiальной мысли. Другiе же народы пущай переводят ее на свои языки, -американцы утолят , читая ее, свою жажду кровавых сенсацiй, французам привидятся миражи Содома в пристрастiи моем к бродягe, нeмцы насладятся причудами полуславянской души. Побольше, побольше читайте ее, господа! Я всецeло это привeтствую. {151}
Но писать ее нелегко. Особенно сейчас , когда приближаюсь к самому, так сказать, рeшительному дeйствiю вся трудность моей задачи является мнe -- и вот , как видите, я отвиливаю, болтаю о вещах , мeсто коим в предисловiи к повести, а не в началe ея самой существенной, для читателя, главы. Но я уже об яснял , что, несмотря на разсудочность и лукавство подступов , не я, не разум мой пишет , а только память моя, только память. Вeдь и тогда, то-есть в час , на котором остановилась стрeлка моего разсказа, я как бы тоже остановился, медлил , как медлю сейчас , -- и тогда тоже я занят был путанными разсужденiями, не относящимися к дeлу, срок котораго все близился. Вeдь я отправился в путь утром , а свиданiе мое с Феликсом было назначено на пять часов пополудни; дома мнe не сидeлось, но куда сбыть мутно-бeлое время, отдeлявшее меня от встрeчи? Удобно, даже сонно, сидя и управляя как бы одним пальцем , я медленно катил по Берлину, по тихим , холодным , шепчущим улицам , -- и все дальше, дальше, покуда не замeтил , что я уже из Берлина выeхал . День был выдержан в двух тонах , -- черном (вeтви деревьев , асфальт ) и бeлесом (небо, пятна снeга). Все продолжалось мое сонное перемeщенiе. Нeкоторое время передо мной моталась большая, непрiятная тряпка, которую ломовой, везущiй что-либо длинное, нацeпляет на торчащiй сзади конец , -- потом это исчезло, завернуло куда-то. Я не прибавил хода. На другом перекресткe выскочил мнe наперерeз таксомотор , со стоном затормозил и так как было довольно склизко закружился винтом . Я невозмутимо проeхал , будто плыл по {152} теченiю. Дальше, женщина в глубоком траурe наискось переходила мостовую передо мной, не видя меня; я не гукнул , не измeнил тихаго ровнаго движенiя, проплыл в двух вершках от ея крепа, она даже не замeтила меня, -- беззвучнаго призрака. Меня обгоняло любое колесо; долго шел , вровень со мной медленный трамвай, и я уголком глаза видeл пассажиров , глупо сидeвших друг против друга. Раза два я проeзжал плохо мощеными мeстами, и уже появились куры: расправив куцыя крылья и вытянув шею, перебeгали дорогу (а может быть это было не тогда, а лeтом ). Потом я eхал по длинному, длинному шоссе, мимо жнивьев испещренных снeгом , и в совершенно безлюдной мeстности автомобиль мой как бы задремал , точно из синяго сдeлался сизым , постепенно замер и остановился, и я склонился на руль в неиз яснимом раздумьe. О чем я думал ? Ни о чем , или о глупостях , я путался, я почти засыпал , я в полуобморокe разсуждал сам с собой о какой-то ерундe, вспоминал какой-то спор , бывшiй у меня когда-то с кeм -то на какой-то станцiи, о том , можно ли видeть солнце во снe, -- и потом мнe начинало казаться, что кругом много людей, и всe говорят сразу и замолкают , и дав друг другу смутныя порученiя, беззвучно расходятся. Погодя я двинулся дальше и в полдень, влачась через какую-то деревню, рeшил там сдeлать привал , -- ибо даже таким дремотным темпом я оттуда добирался до Кенигсдорфа через час не болeе, а у меня было еще много времени в запасe. Я долго сидeл в темном и скучном трактирe, совершенно один , в задней какой-то комнатe у большого {153} стола, и на стeнe висeла старая фотографiя: группа мужчин в сюртуках , с закрученными усами, при чем кое-кто из передних непринужденно опустился на одно колeно, а двое даже прилегли по бокам , и это напоминало русскiя студенческiя фотографiи. Я выпил много воды с лимоном и все в том же до неприличiя сонном настроенiи поeхал дальше. Помню, что через нeкоторое время, у какого-то моста, я снова остановился: старая женщина в синих шерстяных штанах , с мeшком за плечами, хлопотала над своим поврежденным велосипедом . Я, не выходя из автомобиля, дал ей нeсколько совeтов , совершенно впрочем непрошенных и ненужных , а потом замолчал и, опершись щекой о ладонь, а локтем о руль, долго и безсмысленно смотрeл на нее, -- она все возилась, возилась, но наконец я перемигнул , и оказалось, что никого уже нeт , -- она давно уeхала. Я двинулся дальше, стараясь помножить в умe два неуклюжих числа, неизвeстно что означавших и откуда выплывших , но раз они появились, нужно было их стравить, -- и вот они сцeпились и разсыпались. Вдруг мнe показалось, что я eду с бeшеной скоростью, что машина прямо пожирает дорогу, как фокусник , поглощающiй длинную ленту, -- и тихо проходили мимо сосны, сосны, сосны. Еще помню: я встрeтил двух школьников , маленьких блeдных мальчиков , с книжками, схваченными ремешком , и поговорил с ними; у них были непрiятныя птичьи физiономiи, вродe как у воронят , и они как будто побаивались меня и, когда я от eхал , долгое время глядeли мнe вслeд , разинув черные рты, -один повыше, другой пониже. {154} И внезапно я очутился в Кенигсдорфe, взглянул на часы и увидeл , что уже пять. Проeзжая мимо краснаго зданiя станцiи, я подумал , что может быть Феликс запоздал почему-либо и еще не спускался вон по тeм ступеням мимо того автомата с шоколадом , -- и что нeт никакой возможности установить по внeшнему виду приземистаго краснаго зданiя, проходил ли он уже тут . Как бы там ни было, поeзд , с которым велeно было ему прieхать в Кенигсдорф , прибывал в без пяти три, -значит , если Феликс на него не опоздал ...
Читатель, ему было сказано, выйти в Кенигсдорфe и пойти на сeвер по шоссе до десятаго километра, до желтаго столба, -- и вот теперь я во весь опор гнал по тому шоссе, -- незабываемая минута! Оно было пустынно. Автобус ходит там зимой только дважды в день, -- утром и в полдень, -на протяженiи этих десяти километров мнe навстрeчу попалась только таратайка, запряженная пeгой лошадью. Наконец , вдали, желтым мизинцем выпрямился знакомый столб и увеличился, дорос до естественных своих размeров , и на нем была мурмолка снeга. Я затормозил и оглядeлся. Никого. Желтый столб был очень желт . Справа за полем театральной декорацiей плоско сeрeл лeс . Никого. Я вылeз из автомобиля и со стуком сильнeе всякаго выстрeла захлопнул за собою дверцу. И вдруг я замeтил , что из -за спутанных прутьев куста, росшаго в канавe, глядит на меня усатенькiй, восковой, довольно веселый -- -
Поставив одну ногу на подножку автомобиля и как разгнeванный тенор хлеща себя по рукe снятой {155} перчаткой, я неподвижным взглядом уставился на Феликса. Неувeренно ухмыляясь, он вышел из канавы.
"Ах ты, негодяй, -- сказал я сквозь зубы с необыкновенной, оперной силой. -- Негодяй и мошенник , -- повторил я уже полным голосом , все яростнeй хлеща себя перчаткой (в оркестрe все громыхало промеж взрывов моего голоса), -- как ты смeл , негодяй, разболтать? Как ты смeл , как ты смeл , у других просить совeтов , хвастать, что добился своего, что в такой-то день на таком -то мeстe... вeдь тебя за это убить мало" -(грохот , бряцанiе и опять мой голос :) -- "Многаго ты этим достиг , идiот ! Профершпилился, маху дал , не видать тебe ни гроша, болтун !" -(кимвальная пощечина в оркестрe).
Так я его ругал , с холодной жадностью слeдя за выраженiем его лица. Он был ошарашен , он был искренне обижен . Прижав руку к груди, он качал головой. Отрывок из оперы кончился, и громковeщатель заговорил обыкновенным голосом .
"Ну уж ладно, браню тебя просто так , для проформы, на всякiй случай... А вид у тебя, дорогой мой, забавный, -- прямо грим !"
По моему приказу он отпустил усы; они кажется были даже нафабрены; кромe того, уже по личному своему почину, он устроил себe по двe курчавых котлетки. ?та претенцiозная растительность меня чрезвычайно развеселила.
"Ты конечно прieхал тeм путем , как я тебe велeл ?" -- спросил я улыбаясь. {156}
Он отвeтил :
"Да, как вы велeли. А насчет того, чтобы болтать... -- сами знаете, я несходчив и одинок ".
"Знаю, и сокрушаюсь вмeстe с тобой, -- сказал я. -- А встрeчные по дорогe были?"
"Если кто и проeзжал , я прятался в канаву, как вы велeли".
"Ладно. Наружность твоя и так хорошо спрятана. Ну-с , -- нечего тут прохлаждаться. Садись в автомобиль. Оставь, оставь, -- потом мeшок снимешь. Садись скорeе, нам нужно от eхать отсюда".
"Куда?" -- полюбопытствовал он .
"Вон в тот лeс ".
"Туда?" -- спросил он и указал палкой.
"Да, именно туда. Сядешь ли ты когда-нибудь, чорт тебя дери!"
Он с удовольствiем разглядывал автомобиль. Неспeша влeз и сeл рядом со мной.
Я повернул руль, медленно двинулись... ух ! еще раз : ух ! (с eхали на поле) -- под колесами зашуршал мелкiй снeг и дряхлыя травы. Автомобиль подпрыгивал на кочках , мы с Феликсом -- тоже. Он говорил :
"Я без труда с ним справлюсь (гоп ). Я уж прокачусь (гоп ). Вы не бойтесь, я (гоп -гоп ) его не попорчу".
"Да, автомобиль будет твой. На короткое время (гоп ) твой. Но ты, брат , не зeвай, посматривай кругом , никого нeт на шоссе?"
Он обернулся и затeм отрицательно мотнул головой. Мы в eхали или вeрнeе вползли в лeс . {157} Кузов скрипeл и ухал , хвойныя вeтви мели по крыльям .
Углубившись немного в бор , остановились и вылeзли. Уже без вожделeнiя неимущаго, а со спокойным удовлетворенiем собственника, Феликс продолжал любоваться лаково-синей машиной. Его глаза подернулись поволокой задумчивости. Вполнe возможно, -- замeтьте, я не утверждаю, а говорю: вполнe возможно, -- вполнe возможно, что мысль его потекла приблизительно так : а что если улизнуть на этой штучкe? Вeдь деньги я сейчас получу вперед . Притворюсь, что все исполню, а на самом дeлe укачу далеко. Вeдь в полицiю он обратиться не может , будет , значит , молчать. А я на собственной машинe... -- -
Я прервал теченiе этих прiятных дум . "Ну что ж , Феликс , великая минута наступила. Ты сейчас переодeнешься и останешься с автомобилем один в лeсу. Через полчаса стемнeет , вряд ли кто потревожит тебя. Проночуешь здeсь, -- у тебя будет мое пальто, -- пощупай, какое оно плотное, -- то-то же! -- да и в автомобилe тепло... выспишься, а как только начнет свeтать -- -- впрочем , это потом , сперва давай я тебя приведу в должный вид , а то в самом дeлe стемнeет . Тебe нужно прежде всего побриться".
"Побриться? -- с глупым удивленiем переспросил Феликс . -- Как же так ? Бритвы у меня с собой нeт , и я не знаю, чeм можно бриться в лeсу, развe что камнем ".
"Нeт , зачeм камнем ; такого разгильдяя как ты слeдует брить топором . Но я человeк предусмотрительный, {158} все с собой принес , и все сам сдeлаю".
"Смeшно, право, -- ухмыльнулся он . -- Как же так будет . Вы меня еще бритвой того и гляди зарeжете".
"Не бойся, дурак , -- она безопасная. Ну, пожалуйста. Садись куда-нибудь, -- вот сюда, на подножку, что-ли".
Он сeл , скинув мeшок . Я вытащил пакет и разложил на подножкe бритвенный прибор , мыло, кисточку. Надо было торопиться: день осунулся, воздух становился все тусклeе. И какая тишина... Тишина эта казалась врожденной тут , неотдeлимой от этих неподвижных вeтвей, прямых стволов , от слeпых пятен снeга там и сям на землe.
Я снял пальто, чтобы свободнeе было оперировать. Феликс с любопытством разглядывал блестящiе зубчики бритвы, серебристый стерженек . Затeм он осмотрeл кисточку, приложил ее даже к щекe, испытывая ея мягкость, -- она дeйствительно была очень пушиста, стоила семнадцать пятьдесят . Очень заинтересовала его и тубочка с дорогой мыльной пастой.
"Итак , приступим , -- сказал я. -- Стрижка-брижка. Садись, пожалуйста, боком , а то мнe негдe примоститься ".
Набрав в ладонь снeгу, я выдавил туда вьющiйся червяк мыла, размeсил кисточкой и ледяной пeной смазал ему бачки и усы. Он морщился, ухмылялся, -- опушка мыла захватила ноздрю, -- он крутил носом , -- было щекотно.
"Откинься, -- сказал я, -- еще". {159}
Неудобно упираясь колeном в подножку, я стал сбривать ему бачки, -волоски трещали, отвратительно мeшались с пeной; я слегка его порeзал , пeна окрасилась кровью. Когда я принялся за усы, он зажмурился, но храбро молчал , -- а было должно быть не очень прiятно, -- я спeшил , волос был жесткiй, бритва дергала.
"Платок у тебя есть?" -- спросил я.
Он вынул из кармана какую-то тряпку. Я тщательно стер с его лица кровь, снeг и мыло. Щеки у него блестeли как новыя. Он был выбрит на славу, только возлe уха краснeла царапина с почернeвшим уже рубинчиком на краю. Он провел ладонью по бритым мeстам .
"Постой, -- сказал я. -- ?то не все. Нужно подправить брови, -- онe у тебя гуще моих ".
Я взял ножницы и очень осторожно отхватил нeсколько волосков .
"Вот теперь отлично. А причешу я тебя, когда смeнишь рубашку".
"Вашу дадите?" -- спросил он и безцеремонно пощупал мою шелковую грудь.
"?, да у тебя ногти не первой чистоты!" -- воскликнул я весело.
Я не раз дeлал маникюр Лидe и теперь без особаго труда привел эти десять грубых ногтей в порядок , -- причем все сравнивал его руки с моими, -- онe были крупнeе и темнeе, -- но ничего, со временем поблeднeют . Кольца обручальнаго не ношу, так что пришлось нацeпить на его руку всего только часики. Он шевелил пальцами, поворачивал , так и сяк кисть, очень довольный. {160}
"Теперь живо. Переодeнемся. Сними все с себя, дружок , до послeдней нитки".
Феликс крякнул : холодно будет . "Ничего. ?то одна минута. Ну-с , поторапливайся". Осклабясь, он скинул свой куцый пиджак , снял через голову мохнатую темную фуфайку. Рубашка под ней была болотно-зеленая, с галстуком из той же матерiи. Затeм он разулся, сдернул заштопанные мужской рукой носки и жизнерадостно екнул , прикоснувшись босою ступней к зимней землe. Простой человeк любит ходить босиком : лeтом , на травкe, он первым дeлом разувается, но даже и зимой прiятно, -- напоминает , может быть, дeтство или что-нибудь такое.
Я стоял поодаль, развязывая галстук , и внимательно смотрeл на Феликса.
"Ну, дальше, дальше!" крикнул я, замeтив , что он замeшкался.
Он не без стыдливой ужимки спустил штаны с бeлых , безволосых ляжек . Освободился и от рубашки. В зимнем лeсу стоял передо мной голый человeк .
Необычайно быстро, с легкой стремительностью нeкоего Фреголи, я раздeлся, кинул ему верхнюю оболочку моего бeлья, -- пока он ее надeвал , ловко вынул из снятаго с себя костюма деньги и еще кое-что и спрятал это в карманы непривычно-узких штанов , которые на себя с виртуозной живостью натянул . Его фуфайка оказалась довольно теплой, а пиджак был мнe почти по мeркe: я похудeл за послeднее время.
Феликс между тeм нарядился в мое розовое {161} бeлье, но был еще бос . Я дал ему носки, подвязки, но тут замeтил , что и ноги его требуют отдeлки. Он поставил ступню на подножку автомобиля, и мы занялись торопливым педикюром . Боюсь, что он успeл простудиться -- в одном нижнем бeльe. Потом он вымыл ноги снeгом , как это сдeлал кто-то у Мопассана, и с понятным наслажденiем надeл носки.
"Торопись, торопись, -- приговаривал я. -- Сейчас стемнeет , да и мнe пора уходить. Смотри, я уже готов , -- ну и башмачища у тебя. А гдe фуражка? А, вижу, спасибо".
Он туго затянул ремень штанов . С трудом влeз в мои черные шевровые полуботинки. Я помог ему справиться с гетрами и повязать сиреневый галстук . Наконец , при помощи его грязнаго гребешка, я зачесал назад со лба и с висков его жирные волосы.
Теперь он был готов . Он стоял передо мной, мой двойник , в моем солидном темно-сeром костюмe, разглядывал себя с глупой улыбкой; обслeдовал карманы; квитанцiи и портсигар положил обратно, но бумажник раскрыл . Он был пуст .