Надеждина Ирина Николаевна. Поверь в любовь

   – За что?…
   – За то, что вас двое! – почти истерично закричал Вадик. – Сдохни, сволочь!
   Вороненый ствол пистолета обернулся в сторону полулежащего под стеной Владислава, висок обожгло, и ему показалось, что череп раскололся на части. Всё погрузилось в темноту.
   Ему показалось, что он очнулся. Было светло, рядом стоял Валентин и тихо говорил:
   – Влад, кто-то должен остаться. Держись.
   – Да всё нормально, Валек, – ответил Владислав, поражаясь слабости своего голоса. – Я так испугался за тебя.
   – Не бойся, за меня не бойся. Держись, братишка! Ты должен продержаться!
   – Не волнуйся, я в порядке, – Владислав попробовал шевельнуться.
   – Кажется, он приходит в себя, – услышал он голос над собой.
   – А кто здесь? – спросил Владислав у Валентина.
   – Ребята наши. Они тебе помогут. И я никуда не уйду, пока ты не наберешься сил. Держись.
   – Влад! – кто-то легонько похлопал его по щекам. – Влад, ты меня видишь? Слышишь?
   – Нет… не вижу… Валёк, кто это? У меня что-то с глазами…
   – Похоже, он бредит, – сказал всё тот же голос. – Давайте в операционную.
   – Валек, что случилось? – удивленно спросил Владислав.
   – Ничего страшного, всё нормально, – успокоил его Валентин. – Как ты?
   – Голова тяжелая и дышать плохо. И ещё голоса какие-то, вроде бы знакомые, но я никого не вижу.
   – Это пройдет. Скоро пройдет, тебе станет легче.
   – Где мы?
   – Мы рядом. Я скоро уйду, а ты останешься.
   – Куда уйдешь?
   – К отцу, ко всем остальным.
   – Но ведь отец же умер… Ты тоже?
   – Так вышло, братишка, – с грустью произнес Валентин.
   – Но я не хочу так! – Владиславу показалось, что он кричит. – Не уходи, не оставляй меня одного! Я не смогу остаться один!
   – Ты не один. Мы всегда будем с тобой. Ты должен остаться ради Альки. Он ведь ещё маленький.
   – Значит, всё, что было у нас дома, мне не показалось? В тебя и Дину стрелял Вадик?
   – Да. В тебя тоже.
   – Где Дина?
   – Там же где и ты.
   – Тебе больно?
   – Нет. Здесь нет боли, тепла, холода… Здесь всё иначе.
   – Почему я не чувствую?
   – Ты ещё не пришел сюда. Ты рядом, но не здесь.
   – Я не останусь один без тебя.
   – Останешься, – Валентин улыбнулся. – Куда ты денешься?
   Владиславу становилось всё труднее и труднее дышать, будто не хватало воздуха, голова становилась как чугунный шар. Неожиданно появилась Дина. Её лицо было спокойным и светлым. Она коснулась его лба, щеки, обвела контур губ и тихо сказала:
   – Прости, мальчик мой, так вышло.
   – Почему ты просишь прощения? – Владислав попытался взять её за руку, но тут увидел рядом с ней Валентина. – Ты тоже… тоже умерла?
   – Я не хотела, мальчик мой, оставлять тебя, но так нужно. Я всегда буду рядом. Помнишь, что ты мне обещал? Не оставайся один.
   – Нет… Нет! – Владиславу показалось, что он наконец-то вырвался из объятий боли. Ему стало легче. – Я не останусь здесь один, без тебя, без Валика!
   Они все оказались в каком-то светлом помещении. Окон не было, вернее не было даже стен, как таковых, не было потолка, свет падал неясно откуда, только под ногами было какое-то подобие прозрачного пола. Внизу был реанимационный зал. На кровати было распростерто чье-то удивительно знакомое тело, с повязкой на груди и забинтованной головой. Над ним суетились его и Валентина сотрудники. Слышно было, что они говорят и как звякают какие-то инструменты. Сергей Шмелев – Владислав узнал его – спрашивал у кого-то: «Сокращения?» и чей-то из медсестер голос отвечал: «Нет. Импульса нет» и всё продолжалось снова. Наконец голос Сергея произнес:
   – Всё, отмучался… Семнадцать минут…
   – Это я? – удивленно спросил Владислав.
   – Да, – кивнул Валентин.
   – Я тоже уже умер?
   – Не знаю. Тебе скажут. Ты сам узнаешь.
   В этот момент свет стал нестерпимо ярким и все – Валентин, Дина и он – склонили головы. Его охватило ещё неиспытанное раньше чувство любви. Неизвестно откуда величественный голос спросил:
   – Ты готов умереть?
   – Да, – Владислав и все, услышав этот голос, опустились на колени.
   – Все дела закончены?
   – Да. Я один.
   – И нет дитя, за которое ты в ответе? Ты отрекаешься от своего сына?
   Владислав очень ясно увидел Альку, стоящего над его гробом, заливающегося слезами. Он вспомнил свою боль, когда узнал о смерти отца. Теперь почему-то это чувство будто удвоилось.
   – Нет. Я не готов, – ответил он. – Он ещё маленький и я ему нужен. Дай мне проститься с братом и Диной.
   – Они будут с тобой. Ты сейчас слишком слаб и не останешься один.
   Свет стал снова нормальным, не слишком ярким и они поднялись с коленей. Владислав удивленно смотрел на Дину и Валентина. Между ними начала появляться прозрачная стена. Он попытался рвануться через эту стену, но она оказалась очень прочной. Валентин протянул ему руку и сказал:
   – Иди, Влад. Мы ещё увидимся. Сейчас тебе нужно вернуться.
   – Не оставляй меня, – прошептал Владислав и сделал шаг назад.
   Ему показалось, что он падает в пустоту, а потом он услышал чей-то крик:
   – Сергей Николаевич! У него фибриляция… слабые сокращения… Скорее!
   Он так и не пришел до конца в себя. Он слышал всё, что говорят вокруг него, каждый звук, каждое движение, чувствовал каждое прикосновение к себе. Он остался где-то в том светлом помещении и одновременно в реанимационном зале. Он не мог сделать последний шаг и уйти от Валентина. Ему казалось, что его рвут на части. Валентин был всё время с ним. За прозрачной стеной был какой-то другой мир – теплый и светлый, в нем царили гармония и совершенство. Из-за этой стены приходила иногда Дина, её прикосновения были ласковыми и легкими, как дуновение ветерка. Она приходила и уходила, а они оставались вдвоем. Они вспоминали то, что было. Жизнь проходила перед ними, как на экране – всё было на двоих: горе, радость, смех, печаль, удача. И чем больше они вспоминали, тем больше Владислав чувствовал всё за двоих. Сколько прошло так часов, дней или лет он не знал. Они дошли до ТОГО УТРА. И тогда из-за стены пришел отец. Он пришел вместе с Диной, но Дина осталась стоять в стороне, у стены. Отец подошел к ним, ласково улыбнулся и протянул Валентину руку.
   – Пора, сынок.
   – А я? – Владислав почувствовал холод одиночества сильно, как никогда.
   – Влад, ты остаешься. Пойми, сынок, ты сейчас не можешь уйти. Настанет день, мы все встретимся. Но это будет не скоро. Сейчас Вальку пора и тебе пора, – он погладил Владислава по голове, как когда-то в детстве. – Мне жаль, что всё так вышло.
   – Мне плохо без вас, – прошептал он.
   – Будь сильным. На двоих сил у вас не было, должен был остаться тот, у кого не окончены земные дела. Это был ты. Валик отдал тебе всё, что осталось у него.
   – Поэтому я чувствую всё вдвое сильнее?
   – Да. И так будет всегда. Так когда-то было и у меня с Даном. У меня совсем не осталось сил жить, пришлось вас доверить ему. Отдать я смог то, что осталось по отношению к вам. Ведь тогда он был в полном порядке. А сейчас, сынок, прощай, – он обнял Владислава и прижал к себе.
   – Прощай, отец, – прошептал Владислав.
   В последний раз Дина коснулась его лица и ушла. Валентин, как и отец, обнял его. Владислав с ужасом прошептал: «Прощай», и заплакал. Слезы катились по лицу, он не вытирал их, а только смотрел вслед уходящим. Всё заволокло каким-то сумраком, через который стали постепенно проступать очертания стен, потолка, бестеневых ламп и окна. Дышать стало труднее, что-то мешало во рту. Он наконец-то ощутил своё тело, но оно показалось чужим, онемевшим и очень усталым. Владислав попробовал пошевельнуться, но не смог, до того он ослабел. Горло было сухим, как песком ободранным, хотелось пить.
   – Пить… – прошептал Владислав и не узнал в хриплом шепоте своего голоса.
   То, что началось вокруг него через секунду, можно было сравнить разве что с ураганом. За свою практику он не помнил такой суеты, какая поднялась вокруг. Причины этого он никак не мог понять. Его бывшие подчиненные смотрели на него со смесью страха и восторга. Кроме глотка воды, который он сделал с большим трудом, его ничего не интересовало. Он помнил, что он один. Одиночество стало слишком реальным. Сколько прошло времени, он не знал. Откуда-то появился Дан с усталым осунувшимся лицом. Он постарел на добрых пять лет. Он присел у кровати и смотрел молча на Владислава.
   – Дан, – прошептал он. Голос стал сильнее.
   – Влад, сынок, ты меня слышишь?
   – Да. Дан, Валек… Валек умер. И Дина.
   – Ты знаешь?
   – Да. Я видел их там… – он передохнул. – Их уже похоронили?
   – Конечно, сынок. Ведь прошел уже месяц.
   – Месяц?! – Владислав был поражен. – Где я, Дан?
   – В своей реанимации. Ты был ранен.
   – Я помню. Давно я здесь?
   – Месяц.
   – Почему?
   – Ты не приходил в себя.
   – Я всё слышал и видел, что здесь было… Я не думал, что прошло столько времени. Тебя я тоже видел.
   – Полежи тихо. Тебе нужно набираться сил.
   – Где Алик?
   – У меня. С ним всё в порядке, не беспокойся. Полежи тихо.
   – Сейчас. Что у меня во рту?
   – Трубка. Дышал-то ты с перебоями.
   – Попроси ребят, чтоб на нос переставили. Мешает.
   – Хорошо. Сейчас полежи тихо.
   – Не уходи.
   – Я никуда не ухожу, – Даниил Александрович взял его за руку.
   Владислав прикрыл глаза. Этот короткий разговор его утомил до полного изнеможения. Дядя просидел возле него долго. Владислав открывал глаза время от времени. Несколько раз ему делали какие-то уколы, трубку изо рта убрали. От усталости он задремал. Когда проснулся, Дана уже рядом не было, и он испугался, что так и останется совсем один. К нему подошел дежурный врач – Леша Почетный.
   – Как дела, шеф? – спросил он, склонившись к нему.
   – Нормально, – голос стал сильнее и он уже не шептал, а просто тихо говорил. – Где Дан?
   – Приедет вечером. Где-то через часик. Он уехал совсем недавно. Беспокоит тебя что-нибудь?
   – Нет. Голова тяжелая и слабость.
   – Слабость пройдет. Главное, что ты в себя пришел.
   – Я действительно здесь уже целый месяц?
   – Да. Сегодня ровно месяц. Напугал ты всех. Не буду тебя утомлять. Попробуй ещё заснуть.
   Владислав прикрыл глаза. Ему хотелось вернуться к той прозрачной стене, чтобы увидеть снова Валентина, но этого не получалось. Вместо этого росло и росло чувство беспредельного одиночества и удвоенной тоски.
   Силы возвращались быстро. На третий день он уже мог садиться, не взирая на протесты коллег. Его перевели из зала в бокс. К нему началось настоящее паломничество. Всем почему-то хотелось на него посмотреть. Эти визиты и бурная радость окружающих не вызывали у него никакой реакции. Немного легче становилось, когда приходил Дан. Он не надоедал глупыми вопросами, не выражал никаких бурных эмоций. Иногда он просто сидел рядом и ничего не говорил. Владислав увидел у себя на груди слева наклейку. Голова всё также тупо болела, но он привык к этой боли на удивление быстро. На четвертый день он попросил у медсестры Кристины зеркало. Она принесла ему свою пудреницу, и он увидел свое лицо бледное, похудевшее, осунувшееся, с усталыми потухшими глазами. На левом виске также была наклейка. Обритые волосы стали отрастать, и дошли уже до длины «военкомата». На пятый день он встал, чем привел в ужас всех своих подчиненных. Тело казалось на удивление легким, движения давались с трудом. В эту ночь дежурил его хороший друг – Славик Попович. Владислав лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. В голову не шло ни единой мысли. Ему казалось, что он провалился в пустоту, и эта пустота заполнила его всего. Славик пришел и сел рядом с кроватью на вращающийся табурет. Владислав повернулся к нему.
   – Почему не спишь? – спросил Славик. – Поздно уже.
   – Не хочется. Выспался.
   – Хочешь что-нибудь снотворное?
   – Нет. Не волнуйся, я в норме.
   – Как ты?
   – Нормально.
   – Влад, пятый день одна и та же песня: «Нормально», – Славик посмотрел на него с укоризной.
   – Ты хочешь, чтобы было не нормально?
   – Я хочу, чтоб было нормально, но после всего этого, что-то не сходятся концы с концами.
   – Всё сходится, Славик. Я знаю, что вы меня хоронить ещё месяц назад собрались. Не время мне ещё.
   – Почему ты решил, что тебя хоронить собрались? – Славик был явно сконфужен.
   – Я всё видел и слышал с того момента, как у меня сердце стало. Сначала те семнадцать минут, а потом и всё остальное.
   – Видел и слышал? – Славик смотрел на него как на привидение. – Влад, но ведь у тебя была полная кома, зрачки на свет не реагировали, сам не дышал, ни одного рефлекса не было. И откуда ты знаешь про семнадцать минут? Сказал кто-то?
   – Я всё видел и слышал сам. Серега Шмелев тогда дежурил. Прошло семнадцать минут с момента остановки сердца, он всё возился со мной. Потом сказал, что я отмучился, а потом у меня появилась фибриляция и слабые сокращения. Разве не так?
   – Всё так. Сердце стало давать сбои первый раз в операционной, потом здесь.
   – Куда меня переведут?
   – В нейрохирургию. Пули из головы у тебя так и не достали. Гематома рассосалась. Легкого левого часть пришлось выкинуть сразу.
   – Это я знаю. Про голову не знал.
   – Сильно болит?
   – Нет. Так, тупо ноет.
   – А дышать нормально?
   – Не сказали б, и не заподозрил бы. Шов хоть косметический наложили?
   – Относительно.
   – И на том спасибо. У тебя курево с собой есть? – Владислав сел. – Что ты смотришь так, будто марсианина видишь?
   – Есть, – растеряно ответил Славик. – А что?
   – Дай сигарету и окно открой. Удавиться с тоски охота.
   – Но ведь нельзя же, Влад, – слабо запротестовал Славик.
   – Можно. Не волнуйся, хуже мне не станет, не помру я ещё долго.
   – А вдруг?
   – Не выдрючивайся, – Владислав посмотрел ему в глаза, – давай.
   Они закурили. Славик потушил свет и открыл окно, впустив ночную свежесть. Некоторое время они молчали. В темноте только то ярче, то тусклее становились огоньки сигарет. Владислав глухо спросил:
   – Ты не знаешь, Валек долго… – он осекся и после паузы добавил. – Не хочу Дану соли на раны подсыпать.
   – Сразу. У него одна пуля в сердце вошла, вторая в солнечное сплетение.
   – А Дина?
   – Два часа. Так в себя и не пришла. Тебя привезли вместе с ней. Ты ещё что-то говорил. Бредил. Валька звал.
   – Я помню, – Владислав вздохнул. – Как я в себя пришел?
   – Это не на моей смене было. Говорят, Лерка Марусевич услышала, как ты просишь пить. За минуту до этого к тебе подходил Володя, у тебя всё было на нуле. Володю чуть инфаркт не хватил, Лерка с перепугу тонометр разбила. Всё, Влад, хватит, бычкуй. Не дай Бог что, до конца своих дней себе не прощу.
   – Окно не закрывай, – Владислав бросил в окно окурок. – Шел бы ты спать, если работы нет.
   – А ты?
   – Я ещё успею выспаться. Иди.
   Славик ушел, а он снова остался в пустоте одиночества. Ночь продолжалась долго, из открытого окна доносились слабые редкие звуки ночного города. В коридоре время от времени кто-то ходил. Несколько раз в палату входила и выходила дежурная медсестра. Владислав вспомнил, как плакал, когда прощался с отцом, Диной и Валентином. Это всё было там, у прозрачной стены. Ему очень хотелось, как ребенку прижаться к Дану или ещё к кому-нибудь и заплакать. Но это было не возможно. Он не мог плакать. Слезы остались в детстве и там, у стены.
   Через несколько дней он окреп настолько, что мог свободно ходить. Его перевели в нейрохирургию. Сюда к нему приезжал Дан уже с Аликом. Увидев сына, Владислав почувствовал, как у него сжимается горло. Мальчик прижался к нему, и, казалось, боялся оторваться. Владислав присел, обнял его.
   – Папа, я знал, что ты не умрешь, – зашептал ему Алик на ухо. – Мне Валик приснился и сказал, что всё будет в порядке. Я бабушке Неле рассказал, а она только плакать начала. И Зоя плакала, когда я рассказал. Они что, не верили мне?
   – Верили, малыш. Просто они боялись, а вдруг что-то не получится. Сам же знаешь, бабушка Неля такая мнительная и Зоя мнительная.
   – Я так скучал за тобой. А ты за мной скучал?
   – Да, малыш. Ничего, я скоро вернусь домой и уже никогда никуда от тебя не денусь.
   – Мне так Валика жалко, – у Алика на голубые, как у отца, глаза навернулись слезы, – и Дину жалко. Она была такая добрая,
   – Не плачь, малыш, – Владислав вытер с его щеки слезинку. – Их уже не вернешь. Их теперь нужно просто помнить.
   – Я знаю, им там хорошо. Мне Валик говорил, но мне всё равно их жалко. Ты знаешь? Ты тоже там был?
   – Да, недолго, – Владислав вздохнул.
   Прошло ещё почти два месяца, прежде чем его выписали. Он чувствовал себя почти нормально, если не считать тупую головную боль, но его коллеги никак, похоже, не могли поверить в его выздоровление и находили всё новые и новые причины, чтобы задержать его.
   Оказавшись дома, он с новой остротой почувствовал охватившую его пустоту. Владислав вышел на работу. Всё было также как и раньше за исключением отсутствия Валентина, преследующих его удивленно – настороженных взглядов и того, что он перестал улыбаться. Ещё ему начали сниться кошмары. Ему снилось всё время ТО УТРО. Он метался по постели, стонал, вскрикивал во сне и просыпался. Засыпал, и всё повторялось.
   Через полтора месяца был суд. Вернувшись домой, Владислав чувствовал себя выжатым, как лимон. Давила боль в сердце и хотелось убежать от этого кошмара на край света. На край света убежать никак не получалось, нужно было ехать на дежурство. Он поехал. Выходя с бригадой хирургов из операционной, он подумал, что если не выпить нитроглицерин, то, пожалуй, ему будет худо. Его догнал медбрат из его отделения – Саша. Они вместе стали спускаться по лестнице. Саша пожаловался, что очень хочет спать.
   – Сейчас можешь часа два поваляться, если никого не привезли, – разрешил Владислав.
   – А вы, шеф? Что-то вы бледный какой-то.
   – Я сегодня на суде был.
   – И что? – Саша напряженно посмотрел на него.
   – Вышку ему дали. Её отправили в закрытую психиатрию на принудительное лечение. Устал я, Санек.
   – Зачем вы тогда сегодня приехали? Что, Самойленко один не справился бы? Лучше бы отдохнули.
   – Не в том плане. От всего я этого устал, – вздохнул Владислав. – Все эти события. Теперь все на меня смотрят, как на зверька невиданного в зоопарке. Уйду я, наверное, скоро от вас.
   – Куда? – Саша выглядел расстроенным.
   – Дан обижается, что фирму мы задумали, а занимается он. Я уже свою карьеру сделал, можно и кому-нибудь дорогу освободить.
   – Шеф, но…
   – Я уже всё решил, Санек. Если масть пойдет, заберу и тебя к себе. Пойдешь?
   – Конечно! – Саша просиял улыбкой. – За вами всё отделение пойдет.
   – Ну, всё не всё, а кое-кого заберу, если захотят. Ладно, иди отдыхай. Да, вот ещё что, принеси мне нитроглицерин. Я у себя в кабинете буду.
   – Вам плохо? – заволновался Саша.
   – Ничего страшного. Сердце поджимает.
   – Сейчас.
   Саша умчался, а Владислав пришел к себе в кабинет. Сердце болело очень сильно. Он сделал несколько шагов в направлении дивана, пол поднялся и ударил его в лицо…
   Очнулся он снова у прозрачной стены, лежа на прозрачном полу. Внизу была суета, вокруг тела. Он знал, что это его тело. Рядом сидел на корточках Валентин. Он улыбнулся и провел рукой по его груди.
   – Снова хулиганишь?
   – Это так, по случаю, Валек. Как ты?
   – Нормально. Не переживай, всё позади.
   – Да, конечно. Как Дина?
   – Тоже нормально. Тебе пора, не стоит здесь задерживаться.
   – Я ещё увижу тебя?
   – Я буду тебе сниться.
   – Ты и так мне снишься. Мне всё время сниться ТО УТРО.
   – Я буду сниться не так. Иди.
   – Мне плохо без тебя.
   – Я знаю, но так надо. Прощай.
   – Прощай.
   И снова Владислав, придя в себя, пугал своих коллег слишком быстрым выздоровлением. Через месяц он полностью оправился после инфаркта, рассчитался с работы и занялся фирмой, дав дяде уйти от дел. Как и говорил, он забрал к себе Сашу и несколько своих бывших сотрудников. Всё было бы хорошо, если б временами не болело сердце и не начинались, совсем не вовремя, приступы головной боли, сопровождавшиеся кровотечением из носу и укладывавшие его на несколько дней в постель. Дядя настоял на «охране», а вернее на «няньках» – трех бывших врачах, двоих из его отделения, – Сергее и Леше, и одним из нейрореанимации – Андрее. Сцепив зубы, Владислав согласился. Ему жаль было Даниила Александровича, который, казалось, страдал от его невзгод больше, чем он сам.
   В комнату вошел Сергей и сказал:
   – Влад Палыч, ты просил сказать, когда будет шесть часов.
   – Да, спасибо, – Владислав поднялся со своего места и выключил видеомагнитофон и телевизор. – Сейчас я переоденусь, заедем, возьмем цветы, отвезешь меня к Нике и можешь быть свободен. Приедешь сюда часов в десять. Бабки на такси дать?
   – Свои найдутся, – Сергей стоял, и что-то явно хотел ещё сказать.
   – Что ты топчешься как гусь? – Владислав исподлобья взглянул на него. – Проблемы?
   – В известной мере. Если я опоздаю?
   – Да хоть до утра. Я не обижусь. Опять к подружке собрался?
   – Босс, вы тоже не безгрешны.
   – Я тебе мораль не читаю. Если некуда пойти, комната у вас с Андрюхой и Лешиком есть. Я не подслушиваю.
   – Спасибо, – Сергей улыбнулся. – Она стесняется.
   – В общем, код ты знаешь, деньги у тебя есть. Я пошел одеваться, иначе у нас есть шанс опоздать.

Глава 30

   Людмила Сергеевна разволновалась, будто это было её первое свидание. Николай Степанович тоже заметно нервничал. Спокойна была одна Ника. Время близилось к семи. Родители всё чаще погладывали на часы, а она спокойно улыбалась. В дверь позвонили ровно в семь часов. Николай Степанович натянуто улыбнулся и сказал:
   – Он что, под дверью с часами стоял?
   – Коля, тебе всё шуточки, – вздохнула его жена.
   – Какие уж здесь шуточки…
   Ника вошла в комнату вместе с высоким, она не доставала ему даже до плеча, ослепительной красоты мужчиной. На нем был шикарный костюм, безупречная рубашка и галстук, на глазах очки в тонкой золотой оправе с фотохромными стеклами, в левом ухе блестела маленькая золотая серьга, на безымянном пальце левой руки было обручальное кольцо очень тонкой работы в виде свернувшейся змейки.
   – Знакомьтесь, мамочка, папочка, это Владислав Вансович, – Ника заулыбалась совсем как обрадованный ребенок. – Влад, а это мои мама – Людмила Сергеевна и папа – Николай Степанович.
   – Очень приятно, – Владислав улыбнулся, пожал руку Николаю Степановичу и протянул Людмиле Сергеевне букет орхидей. – Я не ошибся?
   – Нет, – Людмила Сергеевна смущенно улыбнулась. – Это Ника вам сказала?
   – Нет, мамочка, – Ника сияла от радости. – Просто у Влада талант, угадывать, временами, кто что любит.
   – Что же мы стоим? – Николай Степанович тоже улыбнулся и кивнул на кресло. – Присаживайтесь. Давайте знакомиться. С момента приезда Ники мы только и слышим, что о вас.
   – Ника очень много о вас тоже рассказывает, – Владислав сел в предложенное кресло.
   – Мы немного знаем вашего дядю – Дана Александровича. Как он поживает?
   – Спасибо, не плохо.
   – Ника, займись чаем, а мы пока поговорим по-взрослому, – сказал Николай Степанович. – Вы не возражаете, Владислав… – он сделал вопросительную паузу.
   – Вообще-то Павлович, но я бы предпочел просто Влад.
   – Хорошо, просто Влад.
   – Не возражаю. Собственно, поэтому я и решил с вами познакомиться. Ника уже сказала вам, что мы хотим пожениться?
   – Да. В некотором роде это привело нас в замешательство. Мне и жене Ника рассказала, что познакомилась с вами год назад, потом не виделась весь этот год, и встретились вы снова в Ялте, у наших общих родственников.
   – Да, это так. Мы познакомились двадцать пятого мая прошлого года.
   – Извините, при каких обстоятельствах?
   В это время в комнату вошла Ника, чтобы накрыть стол для чая. Она слышала последний вопрос отца. От внимания родителей не ускользнуло то, что она и Владислав обменялись быстрыми взглядами, и он чуть заметно, будто успокаивая её, кивнул.
   – У меня был очень тяжелый день. Я ехал домой после поминок брата и не состоявшейся жены, и чуть не сбил вашу дочь. После этого я предложил подвезти её. Время было позднее, транспорта почти не было, и я решил, что такая девушка не должна добираться домой чем попало. Ника согласилась. Я подвез её, а потом мы очень долго разговаривали в машине. Вот и всё.
   – Да, но Ника говорила, что вы не знали, где она живет.
   – Я подвез её только до площади. Она сказала, что живет рядом и дальше везти не стоит.
   – Папа, ну ты же знаешь, какие разговоры начались бы, если б кто-нибудь случайно увидел, на какой машине я приехала. Егоровна, по-моему, до утра наблюдает в окошко кто, с кем, куда и откуда.
   – В этом году мы встретились в Ялте. Когда в прошлом году мы расстались, я был очень подавлен и устал, а после пожалел, что не узнал ни телефона, ни адреса, ни фамилии Ники.
   – Что ж, убедительно, – Николай Степанович вздохнул.
   – Давайте, наверное, пересядем за стол и продолжим наш разговор, – предложила Людмила Сергеевна.