Ирина Надеждина
Поверь в любовь
(Поверь в любовь-1)
Все эти события ОДНАЖДЫ не произошли в городах, которые есть на карте, с людьми, которые, возможно, живут где-то в упомянутых местах, в период времени похожий на наше…
Глава 1
По удивительно-синему небу плыли редкие белые облачка с синими донышками. Тишину в бухточке нарушали только крики чаек и шум прибоя. Владислав лежал на горячем песке и наслаждался этой тишиной и покоем. Почему-то он вспомнил девушку, которую встретил год назад. Странно встретил, странно потерял… Она вернула его к жизни. При каждом воспоминании о ней у него возникало щемящее чувство тоски. Сейчас это чувство появилось снова.
От мыслей его оторвал Костя.
– Давай, наверное, еще по разу искупаемся и будем собираться, а то не успеем, и Маринкина тетка обидится, – сказал он поднимаясь.
– Костик, а нельзя как-нибудь без меня? – Владислав открыл глаза и прищурился на солнце. – В такую жару натягивать смокинг и куда-то тащиться… Придумай что-нибудь правдоподобное…
– Влад, ну не выделывайся. Давай поедем. Я же тебе вчера объяснял, что у Маринки тетка ужасно обидчивая. Тем более ты у нас – знаменитость, крутой, деловой, бабы от тебя без ума.
– Слушай, там что, вся компания такая же веселая, как тетушка, будет? Все обидчивые?
– Она, вообще-то, баба нормальная, если обидчивость убрать. Там еще какие-то гости намечаются.
– А я в качестве закуски? – Владислав прищурился снова.
– Она уже неделю нам про тебя жужжит. Еще сестра Маринкина троюродная приехала.
– Такая же, как и тетушка, обидчивая?
– Нормальная девчонка. Двадцать один год, студентка.
– Студентка, спортсменка, активистка, комсомолка. Нина зовут?
– Ника.
– Ника, – повторил Владислав. – Год назад я познакомился с девушкой по имени Ника, ей было двадцать лет, она была студенткой. А для меня она была богиней.
– Где же теперь твоя богиня? Её постигла участь остальных?
– Нет. Она ушла утром, пока я спал. Я спал впервые за пять лет. Я забыл ее адрес, а она ничего не дала о себе знать.
– Удивительно, что и тебя кто-то может кинуть. Ты пропажу своих часов случайно после этого не обнаружил?
– Балда ты, Костик! – беззлобно выругался Владислав. – Ничего у меня не пропало, и бумажник был на месте и часы. У тебя с твоими ментовскими заморочками мозги в одну сторону работают.
– Это не у меня, это у тебя они в одну сторону работают – баб потрахать побольше.
– Кто б уже говорил? Святоша. Ты Маринке по ночам уголовно-процессуальное законодательство рассказываешь, и детей тебе по гуманитарной помощи присылают.
– Ладно, идем купаться, а то точно никуда не попадем.
Владислав нехотя поднялся и пошел к воде.
От мыслей его оторвал Костя.
– Давай, наверное, еще по разу искупаемся и будем собираться, а то не успеем, и Маринкина тетка обидится, – сказал он поднимаясь.
– Костик, а нельзя как-нибудь без меня? – Владислав открыл глаза и прищурился на солнце. – В такую жару натягивать смокинг и куда-то тащиться… Придумай что-нибудь правдоподобное…
– Влад, ну не выделывайся. Давай поедем. Я же тебе вчера объяснял, что у Маринки тетка ужасно обидчивая. Тем более ты у нас – знаменитость, крутой, деловой, бабы от тебя без ума.
– Слушай, там что, вся компания такая же веселая, как тетушка, будет? Все обидчивые?
– Она, вообще-то, баба нормальная, если обидчивость убрать. Там еще какие-то гости намечаются.
– А я в качестве закуски? – Владислав прищурился снова.
– Она уже неделю нам про тебя жужжит. Еще сестра Маринкина троюродная приехала.
– Такая же, как и тетушка, обидчивая?
– Нормальная девчонка. Двадцать один год, студентка.
– Студентка, спортсменка, активистка, комсомолка. Нина зовут?
– Ника.
– Ника, – повторил Владислав. – Год назад я познакомился с девушкой по имени Ника, ей было двадцать лет, она была студенткой. А для меня она была богиней.
– Где же теперь твоя богиня? Её постигла участь остальных?
– Нет. Она ушла утром, пока я спал. Я спал впервые за пять лет. Я забыл ее адрес, а она ничего не дала о себе знать.
– Удивительно, что и тебя кто-то может кинуть. Ты пропажу своих часов случайно после этого не обнаружил?
– Балда ты, Костик! – беззлобно выругался Владислав. – Ничего у меня не пропало, и бумажник был на месте и часы. У тебя с твоими ментовскими заморочками мозги в одну сторону работают.
– Это не у меня, это у тебя они в одну сторону работают – баб потрахать побольше.
– Кто б уже говорил? Святоша. Ты Маринке по ночам уголовно-процессуальное законодательство рассказываешь, и детей тебе по гуманитарной помощи присылают.
– Ладно, идем купаться, а то точно никуда не попадем.
Владислав нехотя поднялся и пошел к воде.
Глава 2
Ника вышла на балкон. На бархатном небе проступили огромные южные звезды. Тетины гости шумели в комнатах. Тетя устроила «прием» по поводу её приезда. К этому событию она готовилась почти целую неделю. Для полноты ощущений она настояла, чтобы Костя и Марина привели с собой Костиного родственника – двоюродного брата – крутого бизнесмена, страшно богатого, страшно образованного, страшно талантливого, и вообще с массой всяких достоинств. По секрету тетя сообщила Нике, что своим назначением Костя обязан ему. Ника ожидала увидеть смесь зануды и парня, у которого «пальцы веером», но увидела совсем другого человека. Она увидела того, с кем год назад ее столкнуло странное стечение обстоятельств, и с кем она уже никогда не надеялась увидеться. В первый момент, когда он вошел, у неё стали ватными ноги, но он только мило улыбнулся и галантно поцеловал ей руку. Сейчас он развлекал тетушку разговором о классической музыке, и Нике стало даже обидно, что он её не узнал. «Хотя, что он мог запомнить? – подумала она. – Он был в таком состоянии, что ему было совсем не до меня, я просто попалась под руку». Ника вздохнула. В саду тихо шелестели листья. Кто-то вышел на балкон, но Ника не стала оборачиваться. Сильные мужские руки взяли ее за плечи. У нее все замерло внутри.
– Хочешь сделать вид, что не узнаешь меня? – спросил голос Владислава.
– Я думала, что это ты не узнаешь меня, – Ника повернулась и попыталась в темноте рассмотреть его лицо. – Все забыл…
– Тебя забудешь. Год прошел, а все как будто вчера…
– Год, месяц и семнадцать дней.
– Значит, и ты помнишь. Почему ты тогда ушла?
– Мне показалось, что тебе не до меня.
– Я же просил не уходить.
– Я думала, это спросонья.
– Больше не поступай так, хорошо? Не исчезай.
– Попробую, – Ника слабо улыбнулась.
– И ещё, нам нужно переговорить. Это важно для нас обоих.
– Хорошо, но здесь и сегодня вряд ли получится.
– Ты долго ещё пробудешь здесь?
– С неделю. А ты?
– И я неделю, дней десять. Давай завтра пойдем на пляж в бухточку, там нет никого, и мы спокойно поговорим.
– Влад, подумай хорошо, действительно ли это нужно? – Ника склонила голову.
– У тебя кто-то есть? – она почувствовала его напряжение.
– Нет. А у тебя?
– Нет. Хотя, не скажу, что год я прожил монахом. Но я тебе говорил, какого рода у меня связи.
– Меня не интересуют твои связи, – сказав это, она смутилась.
– Скажи, а я тебя еще интересую? Только не пытайся меня убедить, что я тебе не нравлюсь.
– Нравишься. Остается только выяснить встречный вопрос: нравлюсь ли тебе я?
– Ты помнишь, что я тогда сказал?
Ника промолчала. Она стояла, опустив голову, и благодарила про себя темноту, за то, что он не может видеть её лица.
– Почему ты молчишь?
– Помню.
– Я сказал, что люблю тебя. С тех пор ничего не изменилось. По крайней мере, у меня.
– Влад, так не бывает.
– Чтоб ничего не изменилось?
– Нет. Чтобы полюбить человека, которого видишь впервые в жизни.
– Бывает. У меня бывает либо так, либо никак. И ты прекрасно знаешь, как это бывает.
– Я не могу сейчас говорить. Давай вернемся к гостям, – Ника еле сдерживала нервную дрожь.
– Хорошо, вернемся. Только можно я тебя поцелую?
– А вдруг кто-нибудь выйдет?
– Никто не выйдет, – он обнял Нику. – Что с тобой? Ты вся дрожишь. Не бойся, ведь все будет хорошо.
– Я не боюсь, – она попыталась еще раз в темноте увидеть выражение его лица. – Просто я не ожидала тебя здесь встретить.
– Ты не рада?
– Рада.
В следующий момент её губ коснулись его горячие сухие губы. У Ники закружилась голова. Целовались они довольно долго. Наконец Ника уперлась ему кулачками в грудь и, склонив голову, прошептала:
– Хватит. Возвращайся в комнату, я сейчас тоже вернусь. Поговорим завтра.
– В котором часу за тобой зайти?
– В десять. Все, иди.
– Хочешь сделать вид, что не узнаешь меня? – спросил голос Владислава.
– Я думала, что это ты не узнаешь меня, – Ника повернулась и попыталась в темноте рассмотреть его лицо. – Все забыл…
– Тебя забудешь. Год прошел, а все как будто вчера…
– Год, месяц и семнадцать дней.
– Значит, и ты помнишь. Почему ты тогда ушла?
– Мне показалось, что тебе не до меня.
– Я же просил не уходить.
– Я думала, это спросонья.
– Больше не поступай так, хорошо? Не исчезай.
– Попробую, – Ника слабо улыбнулась.
– И ещё, нам нужно переговорить. Это важно для нас обоих.
– Хорошо, но здесь и сегодня вряд ли получится.
– Ты долго ещё пробудешь здесь?
– С неделю. А ты?
– И я неделю, дней десять. Давай завтра пойдем на пляж в бухточку, там нет никого, и мы спокойно поговорим.
– Влад, подумай хорошо, действительно ли это нужно? – Ника склонила голову.
– У тебя кто-то есть? – она почувствовала его напряжение.
– Нет. А у тебя?
– Нет. Хотя, не скажу, что год я прожил монахом. Но я тебе говорил, какого рода у меня связи.
– Меня не интересуют твои связи, – сказав это, она смутилась.
– Скажи, а я тебя еще интересую? Только не пытайся меня убедить, что я тебе не нравлюсь.
– Нравишься. Остается только выяснить встречный вопрос: нравлюсь ли тебе я?
– Ты помнишь, что я тогда сказал?
Ника промолчала. Она стояла, опустив голову, и благодарила про себя темноту, за то, что он не может видеть её лица.
– Почему ты молчишь?
– Помню.
– Я сказал, что люблю тебя. С тех пор ничего не изменилось. По крайней мере, у меня.
– Влад, так не бывает.
– Чтоб ничего не изменилось?
– Нет. Чтобы полюбить человека, которого видишь впервые в жизни.
– Бывает. У меня бывает либо так, либо никак. И ты прекрасно знаешь, как это бывает.
– Я не могу сейчас говорить. Давай вернемся к гостям, – Ника еле сдерживала нервную дрожь.
– Хорошо, вернемся. Только можно я тебя поцелую?
– А вдруг кто-нибудь выйдет?
– Никто не выйдет, – он обнял Нику. – Что с тобой? Ты вся дрожишь. Не бойся, ведь все будет хорошо.
– Я не боюсь, – она попыталась еще раз в темноте увидеть выражение его лица. – Просто я не ожидала тебя здесь встретить.
– Ты не рада?
– Рада.
В следующий момент её губ коснулись его горячие сухие губы. У Ники закружилась голова. Целовались они довольно долго. Наконец Ника уперлась ему кулачками в грудь и, склонив голову, прошептала:
– Хватит. Возвращайся в комнату, я сейчас тоже вернусь. Поговорим завтра.
– В котором часу за тобой зайти?
– В десять. Все, иди.
Глава 3
Часы пробили два, но Ника никак не могла уснуть. Она с трепетом ожидала завтрашнего дня. Невольно в памяти всплыли события годичной давности. Она никогда не могла понять, почему все её подруги пользуются большим успехом, а она, вроде бы и собой не дурнушка, вроде бы и душа компании, сидит одна. Дальше того, чтобы проводить её домой ничего не двигалось.
В тот вечер она с двумя подругами – Тамарой и Ритой пошли на дискотеку. Ника не особенно хотела идти, но девчонки ее уговорили. Настроение у нее немного улучшилось, девчонки быстро познакомились с тремя парнями. Часов в одиннадцать Ника случайно услышала, как Тамара говорила одному из парней, что неплохо бы обратить побольше внимания на Нику. Парень поморщился и сказал:
– Знаешь ли, твоя подружка девчонка, как с обложки, но только уж больно вид у неё целомудренный. Так что, извини, домой как-нибудь проводим всей компанией.
Нике стало до слез обидно и, сославшись на головную боль, она решила быстренько уйти.
Она шла по почти пустой улице и смахивала на ходу слезы. Она переходила дорогу, занятая настолько своими мыслями, что чуть не попала под темно-зеленую «Вольво». Машина резко остановилась, что называется перед её носом, и вышел водитель – мужчина очень высокого роста, с белыми волосами, заплетенными в косичку «колосок» и прихваченными сзади черной ленточкой, одетый во все черное. Ника смотрела на него перепуганными глазами и продолжала плакать.
– Подруга, ты что, дороги не видишь? – спросил он. – Ты зачем под машину бросаешься?
Ника не могла ответить и слова. Водитель подошел к ней и легонько тряхнул её за плечи.
– Что с тобой? Ты что плачешь? Испугалась?
– Да… – пролепетала Ника.
– Куда тебя подвезти? Садись. Не бойся, я тебя не трону.
Ника села в машину и с горечью подумала: «Похоже, меня даже трогать противно». Водитель повернулся к ней и спросил:
– Куда тебя везти?
Ника назвала адрес. Машина мягко тронулась с места. Прошло несколько минут, на протяжении которых Ника продолжала плакать. Мужчина повернулся к ней.
– Ну, успокойся. Ничего ведь страшного не произошло. Ну, испугалась, ну, поплакала, и хватит.
– Я не испугалась, – вытирая слезы, ответила Ника.
– С мальчиком своим поругалась?
– Какая вам разница?
– Да, собственно, никакой. У меня к тебе есть одна просьба, только не пойми превратно. Договорились?
– Какая ещё просьба?
– Тебя ведь все равно никто не ждет: ни муж, ни жених, ни любовник.
– Вы что, ясновидящий? – удивилась Ника.
– Нет, просто у меня сегодня далеко не лучший день в моей жизни. И мне так показалось. Я ошибся?
– Нет.
– Ты можешь не бояться меня, я ничего тебе не сделаю и, как только захочешь, отвезу тебя домой.
Ника удивленно на него посмотрела. Мужчина смутился.
– А почему именно я?
– Извини, если я ошибся, я сейчас отвезу тебя домой. Только не думай, пожалуйста, что я извращенец или снимаю девиц посреди дороги.
– А я ничего такого и не думаю. Я согласна поехать с вами, – Ника вытерла слезы. – Только и вы не думайте, что я большая любительница острых ощущений.
– О тебе я подумал одно – вот та женщина, которая мне сможет помочь. И ещё я тебя попрошу, не говори мне вы.
– Хорошо. Но, как договорились, ты отвезешь меня домой, как только я скажу. Ты далеко живешь?
– Нет. Минут двадцать еще ехать. На Александровской.
Больше в машине они не произнесли ни слова. Улица Александровская была одним из элитных районов города – островок особняков и садов в самом центре. Машина остановилась у коттеджа из красного кирпича. Невысокий забор был увит плющом. Мужчина вышел из машины, открыл ворота и загнал машину во двор. На ступеньках крыльца сидел другой мужчина и, когда машина остановилась у гаража, легко поднялся, подошел и предупредительно открыл дверь. «Попала в сказку! – подумала Ника, – Их здесь ещё и двое. Что дальше?». Мужчина вышел из машины и открыл дверь перед Никой.
– Выходи, – предложил он.
– Босс, там Дан Саныч звонил, – обратился к нему второй. – Просил перезвонить.
– На, тачку поставь и можешь быть свободен до утра, – он бросил ключи от машины.
– Как свободен, Влад Палыч?
– До утра. Я должен повторить дважды? – в его голосе послышалось недовольство.
– Нет, но что скажет Дан Саныч? – растерянно произнес второй.
– Я могу тебе сказать, что если ты будешь проявлять обо мне такую отеческую заботу, то будешь свободен насовсем. Завтра сутра ты или Сергей?
– Сергей.
– Все. Спокойной ночи. До завтрашнего вечера.
– Спокойной ночи, босс.
– Идем в дом, – обратился мужчина к Нике. – Не обращай внимания.
– А кто это? – удивленно спросила Ника.
– Это мой конвоир, – спокойно ответил мужчина, гостеприимно открывая перед ней дверь. – Проходи.
– Конвоир? – ещё больше удивилась Ника.
Чуть ли не с порога ноги утопали в ковре почти по щиколотку. Они прошли в комнату с камином. Здесь стоял рояль, журнальный столик, три глубоких уютных кресла, на стенах висело несколько карандашных пейзажей. Хозяин включил торшер и выключил верхний свет.
– Ну, не конвоир, телохранитель. Какая разница? Это все прихоть моего дяди. Кстати, нужно ему перезвонить. Ты извини, я быстро. Устраивайся поудобней.
Ника села в кресло и ещё раз оглядела комнату. На каминной полке стояли две рамки с фотографиями, но с её места рассмотреть их было не как. Ещё там стоял очень изящный подсвечник и какая-то вазочка с росписью золотом. На журнальном столике стояла бронзовая пепельница, лежала пачка сигарет «Труссарди» и зажигалка.
Мужчина взял трубку радиотелефона и набрал номер.
– Дан, это я, – сказал он невидимому собеседнику. – Да, уже приехал… Нет, не один… Какая тебе разница? Нет, не с Эриком… Я его отправил до утра… Спать домой отправил… Дан, я не на зоне и не маленький ребенок. Нянька мне не нужна… Ну, тогда ты не впадай в детство… Все нормально, не волнуйся. Алик спит?… Ну, хорошо. Скажи я завтра сам заеду за ним перед школой. Все, спокойной ночи, – он нажал кнопку отбоя и повернулся к Нике. – Теперь я свободен. Давай знакомиться, а то уже почти час вместе и имен не знаем. Меня зовут Владислав, просто – Влад.
– А меня Вероника, просто – Ника.
– Богиня, – он пристально посмотрел на неё.
– Такое скажешь, – Ника смутилась.
– Мне виднее. Кофе хочешь?
– Хочу.
– Тогда поскучай немного.
– Может тебе помочь?
– Спасибо, я сам. Тебе с сахаром или так?
– Так. Курить можно?
– Да, сколько угодно.
Он вышел. Ника закурила и подошла к камину. В одной рамке была фотография Владислава и, по-видимому, его брата-близнеца. Разобрать, кто есть кто, было невозможно, так они были похожи. В другой рамке была фотография очень красивой женщины, немного старше Владислава, на ее губах застыла задумчивая улыбка и взгляд был немного грустный. В углу фотографии была сделана, судя по дате шесть лет назад, надпись: «Моему Владу, моему мальчику, с любовью. Дина». В соседней комнате что-то тонко звякнуло, и Ника поспешила сесть на место. Вернулся Владислав с двумя чашечками ароматного кофе, бутылкой коньяка и двумя пузатыми бокалами на коротких ножках. Он налил понемногу коньяка в бокалы, один протянул Нике.
– Давай по чуть-чуть.
Еще в машине Ника уловила слабый запах спиртного от своего спутника и теперь, улыбнувшись, спросила:
– По-моему ты уже чуть-чуть попробовал. Домой меня потом довезешь?
– Довезу. В меня ещё много влить можно.
– Ну, если ты так уверен, тогда давай. За что пьем?
– За что хочешь. Давай просто так… – он почему-то тяжело вздохнул. – Извини, я сегодня пью не чокаясь.
– Это не имеет значения.
Они отпили понемногу коньяка. Кофе, который сварил Владислав, был просто великолепен. Владислав закурил, выпустил струйку дыма и задумчиво посмотрел на Нику. Сейчас, при нормальном освещении, она могла рассмотреть его. Это был мужчина около тридцати, необычайно красивый: у него были высокий лоб, небольшой чуть заметный шрам на левом виске, ровный, классической формы нос, большие удивительно голубые, точно небо в июле, глаза, красиво очерченные черные брови и длинные черные ресницы, чувственный рот с губами хорошей формы и твердый, упрямый подбородок. Ещё у него были густые, мягко вьющиеся, совершенно белые, даже с каким-то голубоватым отливом, волосы. В левом ухе блестела золотая серьга. Взгляд у него был грустный и усталый.
– Ты не возражаешь, если я сниму пиджак? – спросил он.
– Нет. Вообще-то можно и не спрашивать – ты у себя дома.
– Я не хочу, чтобы ты что-нибудь поняла превратно.
Он снял пиджак и остался в черной рубашке с воротником «стойкой» и золотой сколкой с цепочкой. Бросив пиджак в свободное кресло, он подошел к окну, распахнул створки и задернул до половины шторы.
– Так, пожалуй, посвежей будет, – сказал он, возвращаясь на свое место.
– Без охраны окна открывать не боишься? – пошутила Ника.
– А что, тебя кто-нибудь может украсть, с кем я не справлюсь?
– Тогда зачем тебе охрана? Тебя вроде бы ростом Бог не обидел и кулак, покажи-ка, с мою голову будет.
– Это прихоть моего дяди. Не хочется обижать старика.
– По-моему, ты и своего охранника уложить можешь.
– Вот тут-то ты и ошиблась.
– Неужели? – удивилась Ника.
– Троих, таких как он, и без особого труда. Это без шуток. Проверял.
– Тогда я не понимаю.
– Да Бог с ним, с охранником. Он все равно уже ушел. Сюда никто теперь не придет.
– А твоя жена из отпуска, по случаю, не вернется неожиданно?
– Я не женат, – он снова тяжело вздохнул.
– Развелся?
– Да, уже очень давно. У моей половины другая семья и все в порядке, а второй раз не получилось.
– И поэтому у тебя не лучший день.
– И поэтому тоже, – он опустил глаза. – Скажи лучше, почему ты плакала?
– Ну, это очень интимный вопрос… – Ника заколебалась. – Хотя, возможно, мы с тобой больше не увидимся.
– Это ещё как сказать.
– Скажи, у меня что, конченый вид?
– Почему? – удивился он.
– Один человек сказал сегодня, что у меня настолько целомудренный вид, что от меня лучше держаться подальше. Ты каким-то образом догадался, что меня никто не ждет. Что во мне не так?
– Все так, – он улыбнулся одними губами, но голубые глаза остались усталыми и холодными. – Просто тот человек, который тебе это сказал, безмерно глуп. Как я догадался о том, что тебя никто не ждет, я уже говорил, не знаю. Вид у тебя действительно целомудренный, но я бы не сказал, что от тебя нужно держаться подальше. Обычно у меня такие женщины, как ты вызывают мысль «Почему она не моя?».
– Ты говоришь это, чтобы успокоить меня?
– Я говорю то, что думаю. Может, что тебя никто не ждет, я решил потому, что от тебя просто веяло одиночеством. Иногда чужое одиночество чувствуется так же остро, как и свое. Я ошибаюсь?
– Нет. Выходит, ты тоже знаешь, что такое одиночество? – Ника внимательно посмотрела ему в глаза.
– Знаю, даже больше чем нужно, – в углах рта у него залегли горькие складки.
Они помолчали. Владислав подлил в бокалы коньяка и закурил новую сигарету.
– Давай ещё понемножку, – он взял свой бокал.
– Давай, – Ника вздохнула.
– Что так тяжко-то? – он сделал небольшой глоток коньяка.
– Ты тоже не особенно веселишься. Тебя тоже бросили?
– Нет. Ты не против, если я слегка расстегнусь и рукава подкачу?
– Не против. Я вообще удивляюсь, как ты в такую погоду в костюме, да ещё и в черной рубашке.
– Так сегодня нужно.
Владислав снял сколку, расстегнул несколько пуговиц на рубашке и подвернул рукава выше локтя. Теперь было частично видно мускулистую грудь и крепкие мускулистые руки. На груди виднелась довольно массивная золотая цепочка с крестом.
– А почему ты цепь носишь не поверх рубашки? – поинтересовалась Ника.
– Потому что это не украшение, а нательный крест. Крест в качестве украшения грех носить.
– Ты веришь в Бога?
– Верю.
– Давно?
– С детства. А ты веришь?
– Вообще-то да, но я не особенно сильна в вопросах религии. Ты часом, не священник? – она улыбнулась.
– Я – грешник.
– И в чем же ты грешен?
– Спроси лучше, в чем я не грешен. Долго перечислять мои грехи.
– На рояле играла твоя жена? – Ника подошла к роялю и провела пальцем по полированной крышке.
– Я, играл мой брат и играет мой сын. До нас играла бабушка, немного дед, отец, дядя.
– Такой старый… У тебя есть сын?
– Да. Пятнадцать лет мальцу. Он сейчас у моего дяди.
– У тебя настолько хорошие отношения с бывшей половиной, что она отпускает к тебе сына?
– Просто сын живет со мной. Он остался со мной после развода.
– А еще у вас дети были?
– Слава Богу, нет. Мы развелись, когда Алику было год и два месяца. А с бывшей половиной у меня, действительно, не плохие отношения, хотя, с Аликом они друг друга не воспринимают. Она обычно появляется, когда у неё возникают какие-либо большие проблемы или совсем уж не хватает денег.
– У нее есть ещё дети?
– Трое. Её муж, правда, не особенно в курсе, что она здесь бывает.
– А если он узнает? Будет маленькая семейная разборка?
– Я не думаю, что он об этом узнает. Впрочем, о моем существовании он знает и не плохо.
– Знает, что ты подкидываешь деньги?
– Может просто догадывается. Впрочем, это их проблемы.
– Я не пойму, почему ты в таком случае с ней развелся?
– Так вышло. Мы познакомились, когда он был в армии. Я был молодым, она ещё моложе. Я хорошо соображал, что делают с девчонками в постели, и хорошо ей это объяснил. Она тоже была немного в курсе, и мои объяснения ей понравились. Какое-то время мы объяснялись исключительно в постели, а потом, когда собирались разбежаться, наметился Алик. Зое было всего семнадцать лет, и ни о каком аборте речи быть не могло. Я, без лишних проволочек, предложил ей пожениться. Ни о какой любви никто и не говорил. Мы поженились, родился Алька. Не могу сказать, чтобы мы жили идеально, мы не ссорились, но и постоянно чувствовали себя, как чужие люди. К Альке у нее вообще никаких чувств не было, она его не воспринимала то ли в силу возраста, то ли потому, что не особенно хотела его появления на свет. Ещё в какой-то момент до его рождения, она предлагала мне оставить его в роддоме. Я не согласился. Заканчивался второй год нашей жизни, когда вернулся из армии её мальчик. На неё стало страшно смотреть – она, как зомби, ходила, никого вокруг не видела, ничего не хотела слушать. Да ещё и он стал появляться на улице время от времени в надежде её увидеть. Когда мы проходили мимо него, он смотрел на нас глазами больной собаки. Потом позвонила его сестра и сказала, что он порезал себе вены и лежит в больнице. Зоя рыдала часа два. Мне стало жалко их обоих, Альку, себя и я предложил развестись. Мы развелись, но, как остаться без Алика, я не представлял. Я предложил, что сын останется со мной, она не была против. Вскоре они поженились. Только время от времени они ругаются, а Зоя приходит ко мне плакать и просить совета. Это началось лет через пять после их женитьбы. В последнее время у основной массы с деньгами напряжонка, Зою сократили, её мужу зарплату платят нерегулярно, приходится выручать.
– Почему? Ты такой жалостливый?
– Да нет. Ей не к кому больше податься. С сестрой у неё очень натянутые отношения, родители и сестра мужа не могут ей простить того, что она была замужем, пока он был в армии. Я встретил её случайно, когда она пыталась сдать на лом в ювелирной мастерской кольцо, которое я ей подарил после рождения Алика. Выходило, что за это кольцо ей могут дать по цене лома только долларов тридцать. Она стояла и чуть не плакала. У неё в это время болел младший ребенок. Деньги были нужны и как минимум раза в три-четыре больше, чем ей давали. Я подумал, что в какой-то мере в её неприятностях виноват и я. За ошибки всегда нужно платить. Тогда, когда мы встретились, я был намного старше и должен был быть умнее. Если уж тянуло трахаться, то стоило это сделать хотя бы без последствий. И ещё… пять лет назад это была единственная женщина, которая, не знаю уж в силу каких причин, хотела, чтоб я остался жив…
– Если она бывает здесь, то почему её не воспринимает сын?
– Не знаю. Возможно, он никогда не думал о ней как о матери. Он хорошо к ней относится, всегда вежлив с ней, но не больше, чем с хорошей знакомой. Он её даже матерью никогда не называл. Просто Зоя.
– Он не спрашивал, почему вы развелись?
– Спрашивал. Я ему объяснил, насколько смог, что виновных нет или только я. Он сказал, что я не виноват, что он поступил бы примерно также. Вообще Алик у меня парень не глупый, знает, что папа далеко не монах, по поводу женщин вопросов не задает и воспринимает их как должное.
– И много у тебя женщин? – Ника улыбнулась.
– Более чем достаточно.
– И ты обо всех так заботишься?
– По мере возможности стараюсь, чтоб от меня обиженным никто не ушел.
– Та, на которой ты собирался жениться второй раз, тоже ушла не обиженная?
– Она не ушла, – глухо после паузы сказал Владислав. – Её убили. Её и моего брата-близнеца, Валентина.
– Извини, – Нике стало неловко. – Я не хотела.
– Ничего страшного. Ты ведь не знала.
– Это её фотография на камине?
– Да. Её звали Дина.
– Давно это случилось?
– Ровно пять лет назад. Поэтому у меня сегодня и не лучший день.
– Все ясно. Скверно. Прими мои соболезнования.
– Спасибо…
– Если я тебе мешаю, может мне лучше уйти?
– Нет. Не могу я оставаться один в этот день. Не уходи.
– Зачем ты тогда отправил телохранителя?
– Это не то. Телохранители появились после смерти Валика и Дины, когда я вышел из больницы, – пояснил он. – Меня от них мутит. Это маленькая уступка дяде. Жаль старика.
– Почему ты был в больнице? Так сильно переживал их смерть?
– Нет. Я сильно переживаю её до сих пор и, буду переживать, наверное, до конца своих дней. Просто меня тогда тоже постреляли, и я провел три месяца в больнице. Из них месяц в коме в реанимации. Никто не надеялся, что я оттуда выйду.
– Только твоя бывшая жена за тебя переживала?
– Алька, дядя, несколько человек друзей.
– А родители? Ты все время говоришь про дядю.
– У меня нет родителей. Отец погиб, когда нам с Вальком было по шестнадцать лет. С тех пор нами занимался дядя. Бабушка и дедушка умерли почти семь лет назад, но он был уже в возрасте и с двумя такими балбесами, как мы, им было тяжело справиться. У Дана – это мой дядя – жена умерла во время родов, и он женился второй раз только десять лет назад.
– А мать?
– У нас не было матери, – жестко произнес он.
– Как не было? – удивилась Ника.
В тот вечер она с двумя подругами – Тамарой и Ритой пошли на дискотеку. Ника не особенно хотела идти, но девчонки ее уговорили. Настроение у нее немного улучшилось, девчонки быстро познакомились с тремя парнями. Часов в одиннадцать Ника случайно услышала, как Тамара говорила одному из парней, что неплохо бы обратить побольше внимания на Нику. Парень поморщился и сказал:
– Знаешь ли, твоя подружка девчонка, как с обложки, но только уж больно вид у неё целомудренный. Так что, извини, домой как-нибудь проводим всей компанией.
Нике стало до слез обидно и, сославшись на головную боль, она решила быстренько уйти.
Она шла по почти пустой улице и смахивала на ходу слезы. Она переходила дорогу, занятая настолько своими мыслями, что чуть не попала под темно-зеленую «Вольво». Машина резко остановилась, что называется перед её носом, и вышел водитель – мужчина очень высокого роста, с белыми волосами, заплетенными в косичку «колосок» и прихваченными сзади черной ленточкой, одетый во все черное. Ника смотрела на него перепуганными глазами и продолжала плакать.
– Подруга, ты что, дороги не видишь? – спросил он. – Ты зачем под машину бросаешься?
Ника не могла ответить и слова. Водитель подошел к ней и легонько тряхнул её за плечи.
– Что с тобой? Ты что плачешь? Испугалась?
– Да… – пролепетала Ника.
– Куда тебя подвезти? Садись. Не бойся, я тебя не трону.
Ника села в машину и с горечью подумала: «Похоже, меня даже трогать противно». Водитель повернулся к ней и спросил:
– Куда тебя везти?
Ника назвала адрес. Машина мягко тронулась с места. Прошло несколько минут, на протяжении которых Ника продолжала плакать. Мужчина повернулся к ней.
– Ну, успокойся. Ничего ведь страшного не произошло. Ну, испугалась, ну, поплакала, и хватит.
– Я не испугалась, – вытирая слезы, ответила Ника.
– С мальчиком своим поругалась?
– Какая вам разница?
– Да, собственно, никакой. У меня к тебе есть одна просьба, только не пойми превратно. Договорились?
– Какая ещё просьба?
– Тебя ведь все равно никто не ждет: ни муж, ни жених, ни любовник.
– Вы что, ясновидящий? – удивилась Ника.
– Нет, просто у меня сегодня далеко не лучший день в моей жизни. И мне так показалось. Я ошибся?
– Нет.
– Ты можешь не бояться меня, я ничего тебе не сделаю и, как только захочешь, отвезу тебя домой.
Ника удивленно на него посмотрела. Мужчина смутился.
– А почему именно я?
– Извини, если я ошибся, я сейчас отвезу тебя домой. Только не думай, пожалуйста, что я извращенец или снимаю девиц посреди дороги.
– А я ничего такого и не думаю. Я согласна поехать с вами, – Ника вытерла слезы. – Только и вы не думайте, что я большая любительница острых ощущений.
– О тебе я подумал одно – вот та женщина, которая мне сможет помочь. И ещё я тебя попрошу, не говори мне вы.
– Хорошо. Но, как договорились, ты отвезешь меня домой, как только я скажу. Ты далеко живешь?
– Нет. Минут двадцать еще ехать. На Александровской.
Больше в машине они не произнесли ни слова. Улица Александровская была одним из элитных районов города – островок особняков и садов в самом центре. Машина остановилась у коттеджа из красного кирпича. Невысокий забор был увит плющом. Мужчина вышел из машины, открыл ворота и загнал машину во двор. На ступеньках крыльца сидел другой мужчина и, когда машина остановилась у гаража, легко поднялся, подошел и предупредительно открыл дверь. «Попала в сказку! – подумала Ника, – Их здесь ещё и двое. Что дальше?». Мужчина вышел из машины и открыл дверь перед Никой.
– Выходи, – предложил он.
– Босс, там Дан Саныч звонил, – обратился к нему второй. – Просил перезвонить.
– На, тачку поставь и можешь быть свободен до утра, – он бросил ключи от машины.
– Как свободен, Влад Палыч?
– До утра. Я должен повторить дважды? – в его голосе послышалось недовольство.
– Нет, но что скажет Дан Саныч? – растерянно произнес второй.
– Я могу тебе сказать, что если ты будешь проявлять обо мне такую отеческую заботу, то будешь свободен насовсем. Завтра сутра ты или Сергей?
– Сергей.
– Все. Спокойной ночи. До завтрашнего вечера.
– Спокойной ночи, босс.
– Идем в дом, – обратился мужчина к Нике. – Не обращай внимания.
– А кто это? – удивленно спросила Ника.
– Это мой конвоир, – спокойно ответил мужчина, гостеприимно открывая перед ней дверь. – Проходи.
– Конвоир? – ещё больше удивилась Ника.
Чуть ли не с порога ноги утопали в ковре почти по щиколотку. Они прошли в комнату с камином. Здесь стоял рояль, журнальный столик, три глубоких уютных кресла, на стенах висело несколько карандашных пейзажей. Хозяин включил торшер и выключил верхний свет.
– Ну, не конвоир, телохранитель. Какая разница? Это все прихоть моего дяди. Кстати, нужно ему перезвонить. Ты извини, я быстро. Устраивайся поудобней.
Ника села в кресло и ещё раз оглядела комнату. На каминной полке стояли две рамки с фотографиями, но с её места рассмотреть их было не как. Ещё там стоял очень изящный подсвечник и какая-то вазочка с росписью золотом. На журнальном столике стояла бронзовая пепельница, лежала пачка сигарет «Труссарди» и зажигалка.
Мужчина взял трубку радиотелефона и набрал номер.
– Дан, это я, – сказал он невидимому собеседнику. – Да, уже приехал… Нет, не один… Какая тебе разница? Нет, не с Эриком… Я его отправил до утра… Спать домой отправил… Дан, я не на зоне и не маленький ребенок. Нянька мне не нужна… Ну, тогда ты не впадай в детство… Все нормально, не волнуйся. Алик спит?… Ну, хорошо. Скажи я завтра сам заеду за ним перед школой. Все, спокойной ночи, – он нажал кнопку отбоя и повернулся к Нике. – Теперь я свободен. Давай знакомиться, а то уже почти час вместе и имен не знаем. Меня зовут Владислав, просто – Влад.
– А меня Вероника, просто – Ника.
– Богиня, – он пристально посмотрел на неё.
– Такое скажешь, – Ника смутилась.
– Мне виднее. Кофе хочешь?
– Хочу.
– Тогда поскучай немного.
– Может тебе помочь?
– Спасибо, я сам. Тебе с сахаром или так?
– Так. Курить можно?
– Да, сколько угодно.
Он вышел. Ника закурила и подошла к камину. В одной рамке была фотография Владислава и, по-видимому, его брата-близнеца. Разобрать, кто есть кто, было невозможно, так они были похожи. В другой рамке была фотография очень красивой женщины, немного старше Владислава, на ее губах застыла задумчивая улыбка и взгляд был немного грустный. В углу фотографии была сделана, судя по дате шесть лет назад, надпись: «Моему Владу, моему мальчику, с любовью. Дина». В соседней комнате что-то тонко звякнуло, и Ника поспешила сесть на место. Вернулся Владислав с двумя чашечками ароматного кофе, бутылкой коньяка и двумя пузатыми бокалами на коротких ножках. Он налил понемногу коньяка в бокалы, один протянул Нике.
– Давай по чуть-чуть.
Еще в машине Ника уловила слабый запах спиртного от своего спутника и теперь, улыбнувшись, спросила:
– По-моему ты уже чуть-чуть попробовал. Домой меня потом довезешь?
– Довезу. В меня ещё много влить можно.
– Ну, если ты так уверен, тогда давай. За что пьем?
– За что хочешь. Давай просто так… – он почему-то тяжело вздохнул. – Извини, я сегодня пью не чокаясь.
– Это не имеет значения.
Они отпили понемногу коньяка. Кофе, который сварил Владислав, был просто великолепен. Владислав закурил, выпустил струйку дыма и задумчиво посмотрел на Нику. Сейчас, при нормальном освещении, она могла рассмотреть его. Это был мужчина около тридцати, необычайно красивый: у него были высокий лоб, небольшой чуть заметный шрам на левом виске, ровный, классической формы нос, большие удивительно голубые, точно небо в июле, глаза, красиво очерченные черные брови и длинные черные ресницы, чувственный рот с губами хорошей формы и твердый, упрямый подбородок. Ещё у него были густые, мягко вьющиеся, совершенно белые, даже с каким-то голубоватым отливом, волосы. В левом ухе блестела золотая серьга. Взгляд у него был грустный и усталый.
– Ты не возражаешь, если я сниму пиджак? – спросил он.
– Нет. Вообще-то можно и не спрашивать – ты у себя дома.
– Я не хочу, чтобы ты что-нибудь поняла превратно.
Он снял пиджак и остался в черной рубашке с воротником «стойкой» и золотой сколкой с цепочкой. Бросив пиджак в свободное кресло, он подошел к окну, распахнул створки и задернул до половины шторы.
– Так, пожалуй, посвежей будет, – сказал он, возвращаясь на свое место.
– Без охраны окна открывать не боишься? – пошутила Ника.
– А что, тебя кто-нибудь может украсть, с кем я не справлюсь?
– Тогда зачем тебе охрана? Тебя вроде бы ростом Бог не обидел и кулак, покажи-ка, с мою голову будет.
– Это прихоть моего дяди. Не хочется обижать старика.
– По-моему, ты и своего охранника уложить можешь.
– Вот тут-то ты и ошиблась.
– Неужели? – удивилась Ника.
– Троих, таких как он, и без особого труда. Это без шуток. Проверял.
– Тогда я не понимаю.
– Да Бог с ним, с охранником. Он все равно уже ушел. Сюда никто теперь не придет.
– А твоя жена из отпуска, по случаю, не вернется неожиданно?
– Я не женат, – он снова тяжело вздохнул.
– Развелся?
– Да, уже очень давно. У моей половины другая семья и все в порядке, а второй раз не получилось.
– И поэтому у тебя не лучший день.
– И поэтому тоже, – он опустил глаза. – Скажи лучше, почему ты плакала?
– Ну, это очень интимный вопрос… – Ника заколебалась. – Хотя, возможно, мы с тобой больше не увидимся.
– Это ещё как сказать.
– Скажи, у меня что, конченый вид?
– Почему? – удивился он.
– Один человек сказал сегодня, что у меня настолько целомудренный вид, что от меня лучше держаться подальше. Ты каким-то образом догадался, что меня никто не ждет. Что во мне не так?
– Все так, – он улыбнулся одними губами, но голубые глаза остались усталыми и холодными. – Просто тот человек, который тебе это сказал, безмерно глуп. Как я догадался о том, что тебя никто не ждет, я уже говорил, не знаю. Вид у тебя действительно целомудренный, но я бы не сказал, что от тебя нужно держаться подальше. Обычно у меня такие женщины, как ты вызывают мысль «Почему она не моя?».
– Ты говоришь это, чтобы успокоить меня?
– Я говорю то, что думаю. Может, что тебя никто не ждет, я решил потому, что от тебя просто веяло одиночеством. Иногда чужое одиночество чувствуется так же остро, как и свое. Я ошибаюсь?
– Нет. Выходит, ты тоже знаешь, что такое одиночество? – Ника внимательно посмотрела ему в глаза.
– Знаю, даже больше чем нужно, – в углах рта у него залегли горькие складки.
Они помолчали. Владислав подлил в бокалы коньяка и закурил новую сигарету.
– Давай ещё понемножку, – он взял свой бокал.
– Давай, – Ника вздохнула.
– Что так тяжко-то? – он сделал небольшой глоток коньяка.
– Ты тоже не особенно веселишься. Тебя тоже бросили?
– Нет. Ты не против, если я слегка расстегнусь и рукава подкачу?
– Не против. Я вообще удивляюсь, как ты в такую погоду в костюме, да ещё и в черной рубашке.
– Так сегодня нужно.
Владислав снял сколку, расстегнул несколько пуговиц на рубашке и подвернул рукава выше локтя. Теперь было частично видно мускулистую грудь и крепкие мускулистые руки. На груди виднелась довольно массивная золотая цепочка с крестом.
– А почему ты цепь носишь не поверх рубашки? – поинтересовалась Ника.
– Потому что это не украшение, а нательный крест. Крест в качестве украшения грех носить.
– Ты веришь в Бога?
– Верю.
– Давно?
– С детства. А ты веришь?
– Вообще-то да, но я не особенно сильна в вопросах религии. Ты часом, не священник? – она улыбнулась.
– Я – грешник.
– И в чем же ты грешен?
– Спроси лучше, в чем я не грешен. Долго перечислять мои грехи.
– На рояле играла твоя жена? – Ника подошла к роялю и провела пальцем по полированной крышке.
– Я, играл мой брат и играет мой сын. До нас играла бабушка, немного дед, отец, дядя.
– Такой старый… У тебя есть сын?
– Да. Пятнадцать лет мальцу. Он сейчас у моего дяди.
– У тебя настолько хорошие отношения с бывшей половиной, что она отпускает к тебе сына?
– Просто сын живет со мной. Он остался со мной после развода.
– А еще у вас дети были?
– Слава Богу, нет. Мы развелись, когда Алику было год и два месяца. А с бывшей половиной у меня, действительно, не плохие отношения, хотя, с Аликом они друг друга не воспринимают. Она обычно появляется, когда у неё возникают какие-либо большие проблемы или совсем уж не хватает денег.
– У нее есть ещё дети?
– Трое. Её муж, правда, не особенно в курсе, что она здесь бывает.
– А если он узнает? Будет маленькая семейная разборка?
– Я не думаю, что он об этом узнает. Впрочем, о моем существовании он знает и не плохо.
– Знает, что ты подкидываешь деньги?
– Может просто догадывается. Впрочем, это их проблемы.
– Я не пойму, почему ты в таком случае с ней развелся?
– Так вышло. Мы познакомились, когда он был в армии. Я был молодым, она ещё моложе. Я хорошо соображал, что делают с девчонками в постели, и хорошо ей это объяснил. Она тоже была немного в курсе, и мои объяснения ей понравились. Какое-то время мы объяснялись исключительно в постели, а потом, когда собирались разбежаться, наметился Алик. Зое было всего семнадцать лет, и ни о каком аборте речи быть не могло. Я, без лишних проволочек, предложил ей пожениться. Ни о какой любви никто и не говорил. Мы поженились, родился Алька. Не могу сказать, чтобы мы жили идеально, мы не ссорились, но и постоянно чувствовали себя, как чужие люди. К Альке у нее вообще никаких чувств не было, она его не воспринимала то ли в силу возраста, то ли потому, что не особенно хотела его появления на свет. Ещё в какой-то момент до его рождения, она предлагала мне оставить его в роддоме. Я не согласился. Заканчивался второй год нашей жизни, когда вернулся из армии её мальчик. На неё стало страшно смотреть – она, как зомби, ходила, никого вокруг не видела, ничего не хотела слушать. Да ещё и он стал появляться на улице время от времени в надежде её увидеть. Когда мы проходили мимо него, он смотрел на нас глазами больной собаки. Потом позвонила его сестра и сказала, что он порезал себе вены и лежит в больнице. Зоя рыдала часа два. Мне стало жалко их обоих, Альку, себя и я предложил развестись. Мы развелись, но, как остаться без Алика, я не представлял. Я предложил, что сын останется со мной, она не была против. Вскоре они поженились. Только время от времени они ругаются, а Зоя приходит ко мне плакать и просить совета. Это началось лет через пять после их женитьбы. В последнее время у основной массы с деньгами напряжонка, Зою сократили, её мужу зарплату платят нерегулярно, приходится выручать.
– Почему? Ты такой жалостливый?
– Да нет. Ей не к кому больше податься. С сестрой у неё очень натянутые отношения, родители и сестра мужа не могут ей простить того, что она была замужем, пока он был в армии. Я встретил её случайно, когда она пыталась сдать на лом в ювелирной мастерской кольцо, которое я ей подарил после рождения Алика. Выходило, что за это кольцо ей могут дать по цене лома только долларов тридцать. Она стояла и чуть не плакала. У неё в это время болел младший ребенок. Деньги были нужны и как минимум раза в три-четыре больше, чем ей давали. Я подумал, что в какой-то мере в её неприятностях виноват и я. За ошибки всегда нужно платить. Тогда, когда мы встретились, я был намного старше и должен был быть умнее. Если уж тянуло трахаться, то стоило это сделать хотя бы без последствий. И ещё… пять лет назад это была единственная женщина, которая, не знаю уж в силу каких причин, хотела, чтоб я остался жив…
– Если она бывает здесь, то почему её не воспринимает сын?
– Не знаю. Возможно, он никогда не думал о ней как о матери. Он хорошо к ней относится, всегда вежлив с ней, но не больше, чем с хорошей знакомой. Он её даже матерью никогда не называл. Просто Зоя.
– Он не спрашивал, почему вы развелись?
– Спрашивал. Я ему объяснил, насколько смог, что виновных нет или только я. Он сказал, что я не виноват, что он поступил бы примерно также. Вообще Алик у меня парень не глупый, знает, что папа далеко не монах, по поводу женщин вопросов не задает и воспринимает их как должное.
– И много у тебя женщин? – Ника улыбнулась.
– Более чем достаточно.
– И ты обо всех так заботишься?
– По мере возможности стараюсь, чтоб от меня обиженным никто не ушел.
– Та, на которой ты собирался жениться второй раз, тоже ушла не обиженная?
– Она не ушла, – глухо после паузы сказал Владислав. – Её убили. Её и моего брата-близнеца, Валентина.
– Извини, – Нике стало неловко. – Я не хотела.
– Ничего страшного. Ты ведь не знала.
– Это её фотография на камине?
– Да. Её звали Дина.
– Давно это случилось?
– Ровно пять лет назад. Поэтому у меня сегодня и не лучший день.
– Все ясно. Скверно. Прими мои соболезнования.
– Спасибо…
– Если я тебе мешаю, может мне лучше уйти?
– Нет. Не могу я оставаться один в этот день. Не уходи.
– Зачем ты тогда отправил телохранителя?
– Это не то. Телохранители появились после смерти Валика и Дины, когда я вышел из больницы, – пояснил он. – Меня от них мутит. Это маленькая уступка дяде. Жаль старика.
– Почему ты был в больнице? Так сильно переживал их смерть?
– Нет. Я сильно переживаю её до сих пор и, буду переживать, наверное, до конца своих дней. Просто меня тогда тоже постреляли, и я провел три месяца в больнице. Из них месяц в коме в реанимации. Никто не надеялся, что я оттуда выйду.
– Только твоя бывшая жена за тебя переживала?
– Алька, дядя, несколько человек друзей.
– А родители? Ты все время говоришь про дядю.
– У меня нет родителей. Отец погиб, когда нам с Вальком было по шестнадцать лет. С тех пор нами занимался дядя. Бабушка и дедушка умерли почти семь лет назад, но он был уже в возрасте и с двумя такими балбесами, как мы, им было тяжело справиться. У Дана – это мой дядя – жена умерла во время родов, и он женился второй раз только десять лет назад.
– А мать?
– У нас не было матери, – жестко произнес он.
– Как не было? – удивилась Ника.