Страница:
Через год и четыре месяца наш батальон был переведен в Ростовское пехотное училище, и там, в Персиановских лагерях, под Новочеркасском, и приколол я себе на петлицы 15 июля 1941 года по два кубаря. Но об этом я уже упоминал раньше.
Не думал не гадал тогда, в начале Великой Отечественной войны, что стану кадровым военным, что офицерская профессия - на всю жизнь. А вот так получилось: полвека находился в строю Советских Вооруженных Сил. И горжусь этим!
К исходу 1944 года 5-я гвардейская армия создала на Сандомирском плацдарме глубоко эшелонированную оборону. Общая протяженность оборонительных рубежей по. фронту составляла свыше 50 километров. Все соединения, части и подразделения армии, в том числе и наш полк, прочно и надежно закрепились на своих позициях. Нам, командирам, было ясно, что усиленная боевая подготовка войск проводилась в целях решения стратегической задачи - крупного наступления, которое предстояло осуществить уже в 1945 году.
В ночь под Новый год, ровно в 24.00 по московскому времени, загудел фронт боевыми салютами. В сторону вражеских позиций били орудия, минометы, веером летели трассирующие пули из пулеметов, винтовок и автоматов. А офицеры палили из пистолетов. Все мы, участники Великой Отечественной войны, глубоко верили в то, что час победы уже недалек. Но за нее надо было еще воевать и воевать...
Глава 8.
Возмездие
Рассвет нового, 1945 года наступал медленно. Неистово бушевала поземка, задерживая пробуждение нового дня.
Войска 5-й гвардейской армии в первые январские дни готовились к крупной наступательной операции, которая вошла в историю Великой Отечественной войны под названием Висло-Одерской и которая осуществлялась войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при содействии войск левого крыла 2-го Белорусского фронта и правого крыла 4-го Украинского фронта.
На 500-километровом фронте были сосредоточены огромные силы Красной Армии. Только в двух фронтах - 1-м Белорусском маршала Г. К. Жукова и 1-м Украинском маршала И. С. Конева - было шестнадцать общевойсковых и четыре танковые армии, две воздушные армии, не считая отдельных танковых, механизированных, кавалерийских корпусов и других специальных частей и соединений, непосредственно подчиненных фронтам и Ставке Верховного Главнокомандования. Такой крупной стратегической группировки наших войск еще не создавалось на советско-германском фронте для проведения одной наступательной операции. И это не случайно: ведь между Вислой и Одером гитлеровцы создали 7 оборонительных рубежей на глубину до 500 километров, превратив в крепости многие крупные города. Прорвать такую оборону малыми силами было просто невозможно. А наши войска сумели на втором этапе операции (с 18 января по 3 февраля) обеспечить среднесуточный теми наступления в 25 километров.
И конечно же, боевые действия нашего полка в масштабе такой грандиозной операции - это, как говорится, капля в море. Но, как из маленьких ручейков образуется полноводная рока, так и из частных, на первый взгляд, незначительных успехов рот, батальонов и полков в боях с противником складывались победные операции армий и фронтов.
Накануне наступления командующий нашей армией генерал А. С. Жадов провел совещание с командирами дивизий и полков. Нашу 97-ю гвардейскую стрелковую представлял на этом совещании новый комдив, назначенный вместо убывшего к другому месту службы генерала Анциферова, - гвардии полковник Антон Прокофьевич Гаран.
Посреди большой комнаты, куда мы вошли, стоял массивный ящик с песком, на котором в соответствующем масштабе изображалась местность района предстоящих боевых действий армии с важнейшими ориентирами - городами и поселками, железными и шоссейными дорогами, лесами и перелесками. Из угла в угол через весь ящик, петляя, пролегла голубая лента Одера, который нам предстояло форсировать.
Когда командиры докладывали о готовности соединений и частей к предстоящему наступлению, Жадов внимательно слушал, лишь изредка уточняя отдельные детали. Сделав несколько замечаний в адрес докладчиков, он поставил каждому соединению задачу по прорыву вражеской обороны. После некоторого молчания, оглядев пристальным взглядом присутствующих, командарм заключил:
- Артиллерии придется потрудиться и за себя и за авиацию, поскольку, по предсказанию синоптиков, погода будет нелетная.
Поздно вечером 10 января мне позвонил гвардии полковник А. П. Гаран и приказал к 9.00 11 января вынести полк на рубеж Мокре, Жизня. Времени оставалось в обрез, и я отдал распоряжение майору Такмовцеву направить офицеров штаба в батальоны и немедленно приступить к подготовке марша.
Дело осложнялось тем, что у нас не хватало транспорта, чтобы поднять сразу весь боезапас. И даже наличие нескольких трофейных автомашин не решало эту проблему. Невольно вспомнились мне тяжелые времена сорок первого и сорок второго годов, когда в полку зачастую на каждого бойца приходилось всего по 30-40 патронов, 1-2 гранаты и 10-15 мин и снарядов на каждый миномет и орудийный ствол. Тогда все это можно было унести на себе. Теперь наша промышленность бесперебойно обеспечивала фронт всем необходимым, и только один полный боекомплект полка весил десятки тонн. Посоветовавшись с командованием дивизии, я разрешил своему заместителю по тылу гвардии майору И. И. Гончарову и начальнику артвооружения полка гвардии капитану Н. М. Коденко привлечь для перевозки всех боеприпасов 30-35 подвод польских крестьян из близлежащих деревень. Жители охотно согласились помочь нам. Добровольцев набралось даже больше, чем требовалось. И большой транспорт с боеприпасами в сопровождении взвода автоматчиков двигался вслед за продвигавшимся в глубь Германии нашим полкам вплоть до города Карлсруэ, откуда польские граждане возвратились домой, увозя с собой благодарственные грамоты от командования полка.
32-й гвардейский стрелковый корпус действовал на главном направлении армии. Наша дивизия шла во втором эшелоне и имела задачу развить успех наступления в направлении Пинчува. Артиллерийская подготовка началась 12 января в 8.00 и продолжалась почти два часа. Плотность артиллерии на километр фронта составляла в полосе 5-й гвардейской армии 183 ствола. И хотя низкая облачность помешала авиации поддерживать наступающих с воздуха, натиск советских воинов был мощным и неудержимым. Передовые части уже к 10.00 прорвали первую линию вражеских траншей.
Батальоны полка двинулись в направлении Стшельце, Кухари. В Дзеславице к нашей колонне присоединились подразделения 232-го гвардейского артиллерийского полка.
Наступление развивалось так стремительно, что полк едва поспевал за частями первого эшелона дивизии. И в первые сутки нам вступить в бой не пришлось. В 20.30 мы расположились на ночевку в каком-то фольварке. Вокруг перемешанная со снегом земля. На дороге, ведущей в наш тыл, появилась первая большая группа пленных. Все грязные, перепуганные, некоторые без шинелей, в каких-то халатах, куртках. Конвойные заставляют их то и дело сторониться, чтобы дали дорогу машинам. Далеко впереди то тут то там вспыхивало зарево пожаров. Это фашисты, отступая, жгли польские селения.
Вторую ночь после общего наступления полк встретил в 10 километрах от реки Ниды.
Передовые части 5-й гвардейской армии, ломая сопротивление врага, к этому времени заняли город Пинчув, форсировали Ниду и продолжали развивать наступление на Ченстохову.
Стояла солнечная морозная погода, когда подразделения полка остановились в сосновом лесу у селения Коперня, недалеко от реки. Сизые дымки от небольших костров поднимались над полянками.
Полковой инженер гвардии капитан М. М. Хачатуров со специальной группой саперов был отправлен мною разведать переправу через Ниду. Примерно через час он вернулся и доложил, что по льду можно пропустить только людей, а автомашины, орудия - и полковые и приданного 232-го гвардейского полка - лед не выдержит.
- Что предлагаете? - спросил я.
- Надо делать бревенчатый настил для техники, товарищ подполковник.
Через несколько часов саперы устроили на льду Ниды две бревенчатые колеи, и мы без особых хлопот переправились на западный берег. За рекой оставленная врагом сильно укрепленная линия обороны. Добротно сделанные траншеи обшиты досками, блиндажи обставлены даже с некоторым комфортом. Видимо, надеялись отсидеться здесь гитлеровцы всю зиму. И вот теперь псе это брошено наспех: на дне траншей и каски, и автоматы, и винтовки, и лопаты, в блиндажах даже телефонные аппараты не вырублены из линии.
По пути начали встречаться уцелевшие польские селения. Гвардейцы присматривались к хуторам и местечкам. Вокруг гнетущая бедность, покосившиеся деревянные домики.
Из штаба дивизии поступило сообщение, что отдельные разрозненные группы разбитых дивизий противника потеряли связь со своими частями и остались в тылу советских войск, оказывая местами сопротивление.
Одна из таких групп была обнаружена в районе остановки полка в лесу, южнее селения Мельхув. Рано утром я отправил 2-й стрелковый батальон и роту автоматчиков прочесать лес. Завязалась перестрелка. Гвардейцы окружили отчаянно сопротивлявшихся фашистов. Бой был жаркий, но скоротечный. Оставшиеся в живых 27 вражеских солдат и офицеров сдались в плен.
* * *
Мы еще в 1944 году привыкли к тому, что почти каждый день передавались по радио и публиковались в газетах перед очередными сводками Совинформбюро о положении дел на фронтах приказы Верховного Главнокомандующего об освобождении советских городов. А осенью замелькали в сводках и приказах и названия румынских, болгарских, польских городов. В 1945 году, пожалуй, не проходило дня, чтобы Москва не салютовала доблестным войскам какого-нибудь фронта, освобождавшим все новые и новые населенные пункты, причем все чаще звучали названия городов и населенных пунктов с непривычными для русского окончаниями: "бург", "берг", "круэ", "лау". Это, конечно, вдохновляло нас, фронтовиков, вселяло уверенность в том, что гитлеровская Германия скоро будет поставлена на колени. Война-то уже кое-где шла на ее территории. Но еще не были полностью освобождены Польша, Чехословакия, Венгрия.
17 января наши соседи справа - войска 1-го Белорусского фронта совместно с 1-й армией Войска Польского - освободили Варшаву. Это была первая освобожденная столица иностранного государства, оккупированного гитлеровцами еще в 1939 году. И я и мои однополчане с радостью восприняли это известие: ведь наш полк одним из первых вступил на территорию Польши и вел тяжелые бои на Сандомирском плацдарме.
А 18 января вместе с другими частями дивизии мы ворвались в город Ченстохова.
20 января нам стало известно, что войска Красной Армии перешли границу Германии и большими силами вторглись в пределы Нижней Силезии. Наконец-то свершилось то, к чему мы стремились: будем бить врага на его территории.
* * *
А наш полк перешел границу Германии на следующий день. В рукописном полковом журнале это знаменательное событие командир орудия 76-мм батареи, по совместительству наш полковой "летописец", гвардии старший сержант Г. Ф. Скиба описал так: "21 января 1945 года в 10 часов 15 минут полк перешел границу. Маленький мост через узкую речку Личарта отделял Польшу от Германии. У мостика табличка. Свежей черной краской написано: "Германия". Кто-то из гвардейцев химическим карандашом дописал: "Мы пришли..." Утро было туманное. За плотной дымкой очертания села едва-едва просматривались. Тихо кругом. Только дымятся здания, подожженные еще во время боев и догоравшие на наших глазах.
На всем пути к Одеру жители почти не встречались. Их немцы насильственно эвакуировали. По всему видно, что людей выгоняли в последнюю минуту. В домах даже миски с обедом были оставлены на столах. Во дворах надрывно мычали коровы - непоеные, некормленые".
За сутки полк прошел около 40 километров. В пути нам встретилась первая группа освобожденных из фашистской неволи полек. На рукавах у них ромбовидные нашивки с буквой "Р". Одна из женщин рассказала, что все они жили в бараках, с 6 часов утра до 10 вечера работали на земляных работах - рыли окопы. Ходили в тряпье, ели черный хлеб по сто граммов, пили бурду - эрзац-кофе. Со слезами радости приветствовали они советских солдат.
Последним опорным пунктом, который еще удерживался гитлеровцами перед Одером, был город Карлсруэ. Видимо, его просто обошли части первого эшелона дивизии, чтобы не сбавлять темп наступления. По рации гвардии полковник Гаран приказал мне ускорить движение и с ходу захватить этот населенный пункт.
Но это не удалось. Бои за Карлсруэ продолжались почти сутки, и немцы были выбиты из него только к исходу 22 января. Особенно отличились там бойцы и командиры 3-го стрелкового батальона, которые в ночном бою очистили от фашистов почти треть города.
Нелегко дался нам прорыв глубоко эшелонированной обороны противника. Только на десятый день наступления передовые части корпуса вышли к Одеру на фронте Олау, Бриг. Наш полк в составе дивизии достиг этого рубежа через сутки, к исходу 22 января.
Мы начали незамедлительно готовиться к форсированию водной преграды. Понтонную переправу решено было наводить в районе Михалвиц. Туда я направил группу разведчиков и саперов под командованием помощника начальника штаба полка по разведке гвардии капитана Золотова. В состав группы вошли разведчики гвардии старшина Придел, рядовые Фомин, Басов и другие, саперы старший сержант Санфиров, рядовые Драцюк и Чумак. На рассвете они подошли к Одеру.
Вслед за группой Золотова скрытно подошел к реке 3-й стрелковый батальон.
Лед на реке был покрошен взрывами. По воде шла шуга. Поэтому переправа была сопряжена с немалыми трудностями. Тем более что ширина реки на этом участке превышала 400 метров.
Саперы и стрелки подтащили к месту переправы все, что было способно держаться на воде: бревна, доски, двери, ворота... Когда бойцы начали переправляться, уже рассвело и противник открыл минометный и пулеметный огонь. В воздух поднимались высокие столбы воды и льда.
В 7.30 26 января начали форсировать Одер подразделения 3-го стрелкового батальона. Рота под командованием А. Прилипко решительно повела бой за расширение плацдарма, вклинилась в глубь обороны противника, совершив смелый рейд по вражескому тылу. Гвардейцам удалось захватить и доставить в штаб 23 пленных гитлеровца.
В 12.00 26 января Одер форсировали стрелковые батальоны, рота автоматчиков капитана Корячко, артиллерия полка и 1-й дивизион приданного нам 232-го артиллерийского полка. Пехотинцы переправлялись через реку на лодках, лавируя между льдами под огнем противника. Артиллеристы грузили орудия на плоты.
* * *
Первой боевой задачей, которую предстояло выполнить нам на плацдарме, был захват железнодорожной станции Линден. Поскольку участок наступления полка был невелик, я решил построить его боевой порядок в два эшелона. В первом наступал 2-й стрелковый батальон гвардии майора Стеблевского, во втором - 3-й стрелковый батальон, которым в то время командовал замкомбата гвардии майор Кузьмичев. В резерве у меня оставались 7-я рота 3-го батальона и рота автоматчиков.
После короткой артподготовки 2-й батальон пошел вперед, но был остановлен перед железнодорожным полотном сильным артиллерийско-минометным и ружейно-пулеметным огнем. Пришлось докладывать комдиву об этой неудаче и просить его повторить артиллерийскую подготовку. В 16.00 она возобновилась. На этот раз батарейцы поработали на славу. Уже через два часа, когда начали сгущаться сумерки, Стеблевский доложил мне, что гитлеровцы выбиты со станции Линден, а батальон пробился к насыпи железной дороги.
Первым со своим стрелковым взводом на станцию ворвался гвардии лейтенант Г. А. Васин и обеспечил продвижение всей роты и других подразделений полка.
3-й батальон закрепился за полотном левее 2-го батальона, на стыке с соседним полком. Но он отставал, и наш левый фланг оказался неприкрытым. По своему опыту, уже немалому, я знал, какими неприятностями это грозит, если противник обойдет 3-й батальон. А немцы, вфидимо, решились на это. Как доложили мне разведчики, к участку прорыва они стянули до батальона пехоты, пять танков и семь самоходных орудий, а за железной дорогой сосредоточили еще до десятка бронетранспортеров с пехотой. Как я и предполагал, им удалось обойти батальон.
Я решил силами резервной роты контратаковать противника, а роту автоматчиков направить в тыл врага. По радио командиру 7-й стрелковой роты была поставлена задача, а на КП срочно вызвали капитана Корячко. Распаленный от быстрой ходьбы, он часто дышал и выглядел уставшим. По крупному лбу офицера скатывались капельки пота, которые он смахивал широкой ладонью.
- Карп Дмитриевич, тебе жарко, сними полушубок, - посоветовал я.
- Пожалуй, сниму, - согласился он.
- А теперь подсаживайся ближе к столу.
Гвардии майор Такмовцев подвинул к нему стул. Я показал командиру роты автоматчиков обстановку на карте и сказал:
- Мы тут посоветовались с начальником штаба и решили поручить тебе очень важное и ответственное задание: обойти вклинившегося противника слева и нанести по нему удар с тыла. А мы одновременно ударим с фронта. Сигнал к атаке - две зеленые ракеты. Что скажешь, Карп Дмитриевич?
Капитан подвинул к себе карту, взял карандаш, повел им вдоль железнодорожной линии и поставил на ней жирную точку.
- Вот в этом месте проходит овражек, который упирается в квадратную рощу. Думаю, ночью им можно будет воспользоваться.
- Ну что ж, так и действуй, - согласился я. - Времени у нас в обрез. Если к нам больше вопросов нет, то в добрый час.
Мы с начальником штаба вышли вслед за Корячко. От мороза и порывистого ледяного ветра легкий озноб прошел по телу. Да, тревога за успех намеченного на ночь дела холодком заползала в душу.
Не успели мы вернуться на КП, как связист доложил мне:
- Вас требует комдив.
Я подошел к аппарату.
- Как ведет себя вклинившийся противник? - простуженным голосом спросил полковник Гаран.
- Пока тихо. Я решил на рассвете контратаковать его: с фронта резервной ротой, а с тыла автоматчиками.
- Добро. Правильное решение. О ходе боя докладывайте мне.
Я связался по рации с майором Кузьмичевым и сообщил ему о рейде капитана Корячко. Это обрадовало зам-комбата.
Приближался рассвет, а донесения от Корячко все еще не было. Я уже начал нервничать, но тут радист выпалил радостно:
- Товарищ подполковник, Кузьмичев на связи!
- Четверть часа тому назад, - возбужденным голосом докладывал тот, - в тылу у немцев началась перестрелка, слышны взрывы гранат, предполагаю, что Корячко вступил в дело.
- Думаю, что это так, теперь смотри в оба, не прозевай сигнал.
Вслед за Кузьмичевым вышел на связь и капитан Корячко. Он сообщил, что автоматчики скрытно достигли намеченного рубежа, но наткнулись на небольшую группу немцев в фольварке. Пришлось вступить с ними в бой. Вот как позже об этом рассказал мне Карп Дмитриевич:
- Когда мы спустились в овражек, надеялись, что ветер угомонится, но оказалось, что он здесь гулял как шальной. Мы шли быстро. На подходе к рубежу атаки все бойцы валились от усталости, но отдыхать было некогда - скоро рассвет. Передовой дозор, возглавляемый разведчиком Починко, подобрался к крайнему дому, но тут наших бойцов обнаружил немецкий часовой. Он успел выстрелить, прежде чем его схватили разведчики. Из домов начали выскакивать фашисты. Некоторые в одном нижнем белье. Мы открыли огонь, уничтожили всех, сколько - не считал. Я дал две зеленые ракеты и повел своих в атаку на позицию немцев, до которой оставалось каких-нибудь две сотни метров. Наш внезапный удар с тыла вызвал замешательство у фашистов. А тут и седьмая рота атаковала врага с фронта. Гитлеровцы вскоре пришли в себя, стали огрызаться огнем, по было уже поздно. Часть из них спаслась бегством.
В контратаке против вклинившегося противника принимала участие и левофланговая рота 3-го батальона. В этом бою отлично действовал командир минометного расчета гвардии старший сержант В. А. Афанасьев. Двадцатилетний комсомолец, уроженец Вологды, был среднего роста, с русой кудрявой шевелюрой, смекалистый, с веселым характером парень. Его расчет метко разил врага. Афанасьев был награжден орденом Славы I степени.
Я связался с командиром дивизии, доложил обстановку. Когда закончил доклад, Антон Прокофьевич спросил:
- Что ты намерен сейчас предпринять?
- Буду продолжать наступление...
- Хорошо, действуй. А на капитана Корячко оформляй представление к званию Героя Советского Союза.
Уже не раз мною упоминался командир роты автоматчиков гвардии капитан Карп Дмитриевич Корячко. Этому смелому офицеру выпала нелегкая судьба. До войны он закончил сельскохозяйственный техникум, работал землеустроителем в колхозе и МТС, потом был призван в армию, служил на границе с Румынией, учился в полковой школе. В 4 часа утра 22 июня курсанты были подняты по тревоге: границу перешел румынский полк. И Карп Корячко вместе со всеми иступил в первый бой. Атаку румын красноармейцы отбили. Но потом начались, тяжелые дни отступления. В Крыму Корячко был ранен, попал в окружение, но вместе с группой бойцов вырвался из него. Через Перекоп пробрались бойцы в южные степи Украины, потом на Полтавщину. Там Карп и его товарищи влились в партизанский отряд, а когда пришла1 туда Красная Армия, Корячко был определен командиром взвода в роту автоматчиков нашего полка. А через несколько месяцев он принял роту.
Карп Дмитриевич живет сейчас в Полтаве, активно участвует в военно-патриотическом воспитании молодежи.
* * *
Тем временем 2-й стрелковый батальон прочесал рощу юго-западнее станции Линден и закрепился на опушке. 3-й стрелковый батальон вышел на правый фланг и продолжал продвигаться на запад.
Противник отступал в район населенного пункта Розенхайн. Я выслал туда разведывательную группу в составе двух взводов автоматчиков и взвода пошей разведки. Там разведгруппа натолкнулась на гитлеровцев. Завязалась перестрелка, в результате которой несколько вражеских солдат было убито, а двое захвачены в плен.
Разведчики гвардии старшие сержанты П. С. Мигун, А. М. Язов, гвардии рядовые Я. Л. Стерпунь, И. А. Катань проникли дальше в тыл противника. Вскоре появились две немецкие автомашины с пехотой и тягач с пушкой на прицепе. Наши бойцы решили устроить засаду. С обеих сторон дороги по гитлеровцам был открыт огонь из автоматов. Через несколько минут все было копчено. Трофеями гвардейцев стали две автомашины и трактор-тягач. За находчивость и мужество, проявленные в этой схватке, все четверо разведчиков были награждены орденом Славы I степени. За два дня в полку прибавилось сразу пять полных кавалеров этого боевого солдатского ордена.
Очень богата событиями фронтовая биография командира отделения разведчиков гвардии старшего сержанта Петра Семеновича Мигуна, бывшего колхозника из Хабаровского края. Где он только не воевал, начиная с 41-го! Защищал Одессу и Севастополь будучи краснофлотцем на крейсере "Червона Украша", в Крыму воевал морским пехотинцем, под Кировоградом бил гитлеровцев из "максима", на Днепре из автомата, а на польской и немецкой земле стал командовать отделением разведчиков. Кроме ордена Славы всех трех степеней Петр Мигун был награжден орденом Красной Звезды.
* * *
Преодолевая сопротивление противника, полк 27 января занял Розенхайн. Немцы никак не могли смириться с потерей этого населенного пункта и вечером в тот же день двумя батальонами пехоты при поддержке 25 танков пошли в контратаку. Положение сложилось серьезное, и если бы не меткий огонь артиллеристов и минометчиков, полку пришлось бы туго. Высокое огневое мастерство проявили офицеры-артиллеристы К. С. Худов, И. К. Хорошун, И. М. Лазарев. Воины 2-й батареи 232-го артиллерийского полка, которой командовал гвардии старший лейтенант И. П. Фролов, подбили 6 танков.
В который уже раз отличились минометчики 120-мм батареи гвардии капитана М. Я. Личмана. Отважно громили фашистов из своих минометов сержанты И. П. Нетребо, А. В. Акиньшин, Н. И. Тихонов, П. Е. Капустин, В. С. Швоев, П. Ф. Редькин.
Прицельный, массированный артиллерийский и минометный огонь сыграл свою роль - контратака фашистов захлебнулась.
По рации я приказал комбату-2 Стеблевскому поднять батальон в атаку. Фашисты, теряя солдат и офицеров, стали отходить. Не давая опомниться врагу, гвардейцы ворвались в селение Етцдорф.
За образцовое выполнение боевых задач по взятию станции Линден, а затем населенных пунктов Розенхайн и Етцдорф, проявленные при этом мужество и героизм Командир 2-го стрелкового батальона гвардии майор Алексей Кузьмич Стеблевский был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.
Расскажу о нем подробнее. Алексей пошел на войну уже тридцатилетним. Родился он в местечке Звенигородка Киевской области, в семье бедного портного, который в гражданскую умер от тифа. Переболел этой болезнью и его сын. Осиротев, два года пас у кулаков коров, дубовую кору для кожевенного завода заготавливал. Но все же сумел закончить семилетку. Потом подался в Крым, слесарил в ремонтной бригаде в Ялте.
В 1933 году призвали Стеблевского в армию. Закончил он полковую, а в 1940 году пограничную школы, стал младшим лейтенантом и служил на погранзаставе в Крыму. Тут и застала его Отечественная. Воевал под Москвой, попал в окружение под Вязьмой, вывел к своим группу в 15 человек с оружием. Назначили Алексея командиром взвода в разведроту, потом он возглавил отдельную моторазведроту. Под Ржевом Стеблевский был тяжело ранен, лечился в Свердловске, потом закончил курсы усовершенствования командного состава и попал в пашу 97-го гвардейскую дивизию, когда мы вели бои на Курской дуге. Там он и получил назначение в наш полк, в 43-м был принят в партию. И вот он уже почти два года командовал батальоном. И как воевал!
Не думал не гадал тогда, в начале Великой Отечественной войны, что стану кадровым военным, что офицерская профессия - на всю жизнь. А вот так получилось: полвека находился в строю Советских Вооруженных Сил. И горжусь этим!
К исходу 1944 года 5-я гвардейская армия создала на Сандомирском плацдарме глубоко эшелонированную оборону. Общая протяженность оборонительных рубежей по. фронту составляла свыше 50 километров. Все соединения, части и подразделения армии, в том числе и наш полк, прочно и надежно закрепились на своих позициях. Нам, командирам, было ясно, что усиленная боевая подготовка войск проводилась в целях решения стратегической задачи - крупного наступления, которое предстояло осуществить уже в 1945 году.
В ночь под Новый год, ровно в 24.00 по московскому времени, загудел фронт боевыми салютами. В сторону вражеских позиций били орудия, минометы, веером летели трассирующие пули из пулеметов, винтовок и автоматов. А офицеры палили из пистолетов. Все мы, участники Великой Отечественной войны, глубоко верили в то, что час победы уже недалек. Но за нее надо было еще воевать и воевать...
Глава 8.
Возмездие
Рассвет нового, 1945 года наступал медленно. Неистово бушевала поземка, задерживая пробуждение нового дня.
Войска 5-й гвардейской армии в первые январские дни готовились к крупной наступательной операции, которая вошла в историю Великой Отечественной войны под названием Висло-Одерской и которая осуществлялась войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов при содействии войск левого крыла 2-го Белорусского фронта и правого крыла 4-го Украинского фронта.
На 500-километровом фронте были сосредоточены огромные силы Красной Армии. Только в двух фронтах - 1-м Белорусском маршала Г. К. Жукова и 1-м Украинском маршала И. С. Конева - было шестнадцать общевойсковых и четыре танковые армии, две воздушные армии, не считая отдельных танковых, механизированных, кавалерийских корпусов и других специальных частей и соединений, непосредственно подчиненных фронтам и Ставке Верховного Главнокомандования. Такой крупной стратегической группировки наших войск еще не создавалось на советско-германском фронте для проведения одной наступательной операции. И это не случайно: ведь между Вислой и Одером гитлеровцы создали 7 оборонительных рубежей на глубину до 500 километров, превратив в крепости многие крупные города. Прорвать такую оборону малыми силами было просто невозможно. А наши войска сумели на втором этапе операции (с 18 января по 3 февраля) обеспечить среднесуточный теми наступления в 25 километров.
И конечно же, боевые действия нашего полка в масштабе такой грандиозной операции - это, как говорится, капля в море. Но, как из маленьких ручейков образуется полноводная рока, так и из частных, на первый взгляд, незначительных успехов рот, батальонов и полков в боях с противником складывались победные операции армий и фронтов.
Накануне наступления командующий нашей армией генерал А. С. Жадов провел совещание с командирами дивизий и полков. Нашу 97-ю гвардейскую стрелковую представлял на этом совещании новый комдив, назначенный вместо убывшего к другому месту службы генерала Анциферова, - гвардии полковник Антон Прокофьевич Гаран.
Посреди большой комнаты, куда мы вошли, стоял массивный ящик с песком, на котором в соответствующем масштабе изображалась местность района предстоящих боевых действий армии с важнейшими ориентирами - городами и поселками, железными и шоссейными дорогами, лесами и перелесками. Из угла в угол через весь ящик, петляя, пролегла голубая лента Одера, который нам предстояло форсировать.
Когда командиры докладывали о готовности соединений и частей к предстоящему наступлению, Жадов внимательно слушал, лишь изредка уточняя отдельные детали. Сделав несколько замечаний в адрес докладчиков, он поставил каждому соединению задачу по прорыву вражеской обороны. После некоторого молчания, оглядев пристальным взглядом присутствующих, командарм заключил:
- Артиллерии придется потрудиться и за себя и за авиацию, поскольку, по предсказанию синоптиков, погода будет нелетная.
Поздно вечером 10 января мне позвонил гвардии полковник А. П. Гаран и приказал к 9.00 11 января вынести полк на рубеж Мокре, Жизня. Времени оставалось в обрез, и я отдал распоряжение майору Такмовцеву направить офицеров штаба в батальоны и немедленно приступить к подготовке марша.
Дело осложнялось тем, что у нас не хватало транспорта, чтобы поднять сразу весь боезапас. И даже наличие нескольких трофейных автомашин не решало эту проблему. Невольно вспомнились мне тяжелые времена сорок первого и сорок второго годов, когда в полку зачастую на каждого бойца приходилось всего по 30-40 патронов, 1-2 гранаты и 10-15 мин и снарядов на каждый миномет и орудийный ствол. Тогда все это можно было унести на себе. Теперь наша промышленность бесперебойно обеспечивала фронт всем необходимым, и только один полный боекомплект полка весил десятки тонн. Посоветовавшись с командованием дивизии, я разрешил своему заместителю по тылу гвардии майору И. И. Гончарову и начальнику артвооружения полка гвардии капитану Н. М. Коденко привлечь для перевозки всех боеприпасов 30-35 подвод польских крестьян из близлежащих деревень. Жители охотно согласились помочь нам. Добровольцев набралось даже больше, чем требовалось. И большой транспорт с боеприпасами в сопровождении взвода автоматчиков двигался вслед за продвигавшимся в глубь Германии нашим полкам вплоть до города Карлсруэ, откуда польские граждане возвратились домой, увозя с собой благодарственные грамоты от командования полка.
32-й гвардейский стрелковый корпус действовал на главном направлении армии. Наша дивизия шла во втором эшелоне и имела задачу развить успех наступления в направлении Пинчува. Артиллерийская подготовка началась 12 января в 8.00 и продолжалась почти два часа. Плотность артиллерии на километр фронта составляла в полосе 5-й гвардейской армии 183 ствола. И хотя низкая облачность помешала авиации поддерживать наступающих с воздуха, натиск советских воинов был мощным и неудержимым. Передовые части уже к 10.00 прорвали первую линию вражеских траншей.
Батальоны полка двинулись в направлении Стшельце, Кухари. В Дзеславице к нашей колонне присоединились подразделения 232-го гвардейского артиллерийского полка.
Наступление развивалось так стремительно, что полк едва поспевал за частями первого эшелона дивизии. И в первые сутки нам вступить в бой не пришлось. В 20.30 мы расположились на ночевку в каком-то фольварке. Вокруг перемешанная со снегом земля. На дороге, ведущей в наш тыл, появилась первая большая группа пленных. Все грязные, перепуганные, некоторые без шинелей, в каких-то халатах, куртках. Конвойные заставляют их то и дело сторониться, чтобы дали дорогу машинам. Далеко впереди то тут то там вспыхивало зарево пожаров. Это фашисты, отступая, жгли польские селения.
Вторую ночь после общего наступления полк встретил в 10 километрах от реки Ниды.
Передовые части 5-й гвардейской армии, ломая сопротивление врага, к этому времени заняли город Пинчув, форсировали Ниду и продолжали развивать наступление на Ченстохову.
Стояла солнечная морозная погода, когда подразделения полка остановились в сосновом лесу у селения Коперня, недалеко от реки. Сизые дымки от небольших костров поднимались над полянками.
Полковой инженер гвардии капитан М. М. Хачатуров со специальной группой саперов был отправлен мною разведать переправу через Ниду. Примерно через час он вернулся и доложил, что по льду можно пропустить только людей, а автомашины, орудия - и полковые и приданного 232-го гвардейского полка - лед не выдержит.
- Что предлагаете? - спросил я.
- Надо делать бревенчатый настил для техники, товарищ подполковник.
Через несколько часов саперы устроили на льду Ниды две бревенчатые колеи, и мы без особых хлопот переправились на западный берег. За рекой оставленная врагом сильно укрепленная линия обороны. Добротно сделанные траншеи обшиты досками, блиндажи обставлены даже с некоторым комфортом. Видимо, надеялись отсидеться здесь гитлеровцы всю зиму. И вот теперь псе это брошено наспех: на дне траншей и каски, и автоматы, и винтовки, и лопаты, в блиндажах даже телефонные аппараты не вырублены из линии.
По пути начали встречаться уцелевшие польские селения. Гвардейцы присматривались к хуторам и местечкам. Вокруг гнетущая бедность, покосившиеся деревянные домики.
Из штаба дивизии поступило сообщение, что отдельные разрозненные группы разбитых дивизий противника потеряли связь со своими частями и остались в тылу советских войск, оказывая местами сопротивление.
Одна из таких групп была обнаружена в районе остановки полка в лесу, южнее селения Мельхув. Рано утром я отправил 2-й стрелковый батальон и роту автоматчиков прочесать лес. Завязалась перестрелка. Гвардейцы окружили отчаянно сопротивлявшихся фашистов. Бой был жаркий, но скоротечный. Оставшиеся в живых 27 вражеских солдат и офицеров сдались в плен.
* * *
Мы еще в 1944 году привыкли к тому, что почти каждый день передавались по радио и публиковались в газетах перед очередными сводками Совинформбюро о положении дел на фронтах приказы Верховного Главнокомандующего об освобождении советских городов. А осенью замелькали в сводках и приказах и названия румынских, болгарских, польских городов. В 1945 году, пожалуй, не проходило дня, чтобы Москва не салютовала доблестным войскам какого-нибудь фронта, освобождавшим все новые и новые населенные пункты, причем все чаще звучали названия городов и населенных пунктов с непривычными для русского окончаниями: "бург", "берг", "круэ", "лау". Это, конечно, вдохновляло нас, фронтовиков, вселяло уверенность в том, что гитлеровская Германия скоро будет поставлена на колени. Война-то уже кое-где шла на ее территории. Но еще не были полностью освобождены Польша, Чехословакия, Венгрия.
17 января наши соседи справа - войска 1-го Белорусского фронта совместно с 1-й армией Войска Польского - освободили Варшаву. Это была первая освобожденная столица иностранного государства, оккупированного гитлеровцами еще в 1939 году. И я и мои однополчане с радостью восприняли это известие: ведь наш полк одним из первых вступил на территорию Польши и вел тяжелые бои на Сандомирском плацдарме.
А 18 января вместе с другими частями дивизии мы ворвались в город Ченстохова.
20 января нам стало известно, что войска Красной Армии перешли границу Германии и большими силами вторглись в пределы Нижней Силезии. Наконец-то свершилось то, к чему мы стремились: будем бить врага на его территории.
* * *
А наш полк перешел границу Германии на следующий день. В рукописном полковом журнале это знаменательное событие командир орудия 76-мм батареи, по совместительству наш полковой "летописец", гвардии старший сержант Г. Ф. Скиба описал так: "21 января 1945 года в 10 часов 15 минут полк перешел границу. Маленький мост через узкую речку Личарта отделял Польшу от Германии. У мостика табличка. Свежей черной краской написано: "Германия". Кто-то из гвардейцев химическим карандашом дописал: "Мы пришли..." Утро было туманное. За плотной дымкой очертания села едва-едва просматривались. Тихо кругом. Только дымятся здания, подожженные еще во время боев и догоравшие на наших глазах.
На всем пути к Одеру жители почти не встречались. Их немцы насильственно эвакуировали. По всему видно, что людей выгоняли в последнюю минуту. В домах даже миски с обедом были оставлены на столах. Во дворах надрывно мычали коровы - непоеные, некормленые".
За сутки полк прошел около 40 километров. В пути нам встретилась первая группа освобожденных из фашистской неволи полек. На рукавах у них ромбовидные нашивки с буквой "Р". Одна из женщин рассказала, что все они жили в бараках, с 6 часов утра до 10 вечера работали на земляных работах - рыли окопы. Ходили в тряпье, ели черный хлеб по сто граммов, пили бурду - эрзац-кофе. Со слезами радости приветствовали они советских солдат.
Последним опорным пунктом, который еще удерживался гитлеровцами перед Одером, был город Карлсруэ. Видимо, его просто обошли части первого эшелона дивизии, чтобы не сбавлять темп наступления. По рации гвардии полковник Гаран приказал мне ускорить движение и с ходу захватить этот населенный пункт.
Но это не удалось. Бои за Карлсруэ продолжались почти сутки, и немцы были выбиты из него только к исходу 22 января. Особенно отличились там бойцы и командиры 3-го стрелкового батальона, которые в ночном бою очистили от фашистов почти треть города.
Нелегко дался нам прорыв глубоко эшелонированной обороны противника. Только на десятый день наступления передовые части корпуса вышли к Одеру на фронте Олау, Бриг. Наш полк в составе дивизии достиг этого рубежа через сутки, к исходу 22 января.
Мы начали незамедлительно готовиться к форсированию водной преграды. Понтонную переправу решено было наводить в районе Михалвиц. Туда я направил группу разведчиков и саперов под командованием помощника начальника штаба полка по разведке гвардии капитана Золотова. В состав группы вошли разведчики гвардии старшина Придел, рядовые Фомин, Басов и другие, саперы старший сержант Санфиров, рядовые Драцюк и Чумак. На рассвете они подошли к Одеру.
Вслед за группой Золотова скрытно подошел к реке 3-й стрелковый батальон.
Лед на реке был покрошен взрывами. По воде шла шуга. Поэтому переправа была сопряжена с немалыми трудностями. Тем более что ширина реки на этом участке превышала 400 метров.
Саперы и стрелки подтащили к месту переправы все, что было способно держаться на воде: бревна, доски, двери, ворота... Когда бойцы начали переправляться, уже рассвело и противник открыл минометный и пулеметный огонь. В воздух поднимались высокие столбы воды и льда.
В 7.30 26 января начали форсировать Одер подразделения 3-го стрелкового батальона. Рота под командованием А. Прилипко решительно повела бой за расширение плацдарма, вклинилась в глубь обороны противника, совершив смелый рейд по вражескому тылу. Гвардейцам удалось захватить и доставить в штаб 23 пленных гитлеровца.
В 12.00 26 января Одер форсировали стрелковые батальоны, рота автоматчиков капитана Корячко, артиллерия полка и 1-й дивизион приданного нам 232-го артиллерийского полка. Пехотинцы переправлялись через реку на лодках, лавируя между льдами под огнем противника. Артиллеристы грузили орудия на плоты.
* * *
Первой боевой задачей, которую предстояло выполнить нам на плацдарме, был захват железнодорожной станции Линден. Поскольку участок наступления полка был невелик, я решил построить его боевой порядок в два эшелона. В первом наступал 2-й стрелковый батальон гвардии майора Стеблевского, во втором - 3-й стрелковый батальон, которым в то время командовал замкомбата гвардии майор Кузьмичев. В резерве у меня оставались 7-я рота 3-го батальона и рота автоматчиков.
После короткой артподготовки 2-й батальон пошел вперед, но был остановлен перед железнодорожным полотном сильным артиллерийско-минометным и ружейно-пулеметным огнем. Пришлось докладывать комдиву об этой неудаче и просить его повторить артиллерийскую подготовку. В 16.00 она возобновилась. На этот раз батарейцы поработали на славу. Уже через два часа, когда начали сгущаться сумерки, Стеблевский доложил мне, что гитлеровцы выбиты со станции Линден, а батальон пробился к насыпи железной дороги.
Первым со своим стрелковым взводом на станцию ворвался гвардии лейтенант Г. А. Васин и обеспечил продвижение всей роты и других подразделений полка.
3-й батальон закрепился за полотном левее 2-го батальона, на стыке с соседним полком. Но он отставал, и наш левый фланг оказался неприкрытым. По своему опыту, уже немалому, я знал, какими неприятностями это грозит, если противник обойдет 3-й батальон. А немцы, вфидимо, решились на это. Как доложили мне разведчики, к участку прорыва они стянули до батальона пехоты, пять танков и семь самоходных орудий, а за железной дорогой сосредоточили еще до десятка бронетранспортеров с пехотой. Как я и предполагал, им удалось обойти батальон.
Я решил силами резервной роты контратаковать противника, а роту автоматчиков направить в тыл врага. По радио командиру 7-й стрелковой роты была поставлена задача, а на КП срочно вызвали капитана Корячко. Распаленный от быстрой ходьбы, он часто дышал и выглядел уставшим. По крупному лбу офицера скатывались капельки пота, которые он смахивал широкой ладонью.
- Карп Дмитриевич, тебе жарко, сними полушубок, - посоветовал я.
- Пожалуй, сниму, - согласился он.
- А теперь подсаживайся ближе к столу.
Гвардии майор Такмовцев подвинул к нему стул. Я показал командиру роты автоматчиков обстановку на карте и сказал:
- Мы тут посоветовались с начальником штаба и решили поручить тебе очень важное и ответственное задание: обойти вклинившегося противника слева и нанести по нему удар с тыла. А мы одновременно ударим с фронта. Сигнал к атаке - две зеленые ракеты. Что скажешь, Карп Дмитриевич?
Капитан подвинул к себе карту, взял карандаш, повел им вдоль железнодорожной линии и поставил на ней жирную точку.
- Вот в этом месте проходит овражек, который упирается в квадратную рощу. Думаю, ночью им можно будет воспользоваться.
- Ну что ж, так и действуй, - согласился я. - Времени у нас в обрез. Если к нам больше вопросов нет, то в добрый час.
Мы с начальником штаба вышли вслед за Корячко. От мороза и порывистого ледяного ветра легкий озноб прошел по телу. Да, тревога за успех намеченного на ночь дела холодком заползала в душу.
Не успели мы вернуться на КП, как связист доложил мне:
- Вас требует комдив.
Я подошел к аппарату.
- Как ведет себя вклинившийся противник? - простуженным голосом спросил полковник Гаран.
- Пока тихо. Я решил на рассвете контратаковать его: с фронта резервной ротой, а с тыла автоматчиками.
- Добро. Правильное решение. О ходе боя докладывайте мне.
Я связался по рации с майором Кузьмичевым и сообщил ему о рейде капитана Корячко. Это обрадовало зам-комбата.
Приближался рассвет, а донесения от Корячко все еще не было. Я уже начал нервничать, но тут радист выпалил радостно:
- Товарищ подполковник, Кузьмичев на связи!
- Четверть часа тому назад, - возбужденным голосом докладывал тот, - в тылу у немцев началась перестрелка, слышны взрывы гранат, предполагаю, что Корячко вступил в дело.
- Думаю, что это так, теперь смотри в оба, не прозевай сигнал.
Вслед за Кузьмичевым вышел на связь и капитан Корячко. Он сообщил, что автоматчики скрытно достигли намеченного рубежа, но наткнулись на небольшую группу немцев в фольварке. Пришлось вступить с ними в бой. Вот как позже об этом рассказал мне Карп Дмитриевич:
- Когда мы спустились в овражек, надеялись, что ветер угомонится, но оказалось, что он здесь гулял как шальной. Мы шли быстро. На подходе к рубежу атаки все бойцы валились от усталости, но отдыхать было некогда - скоро рассвет. Передовой дозор, возглавляемый разведчиком Починко, подобрался к крайнему дому, но тут наших бойцов обнаружил немецкий часовой. Он успел выстрелить, прежде чем его схватили разведчики. Из домов начали выскакивать фашисты. Некоторые в одном нижнем белье. Мы открыли огонь, уничтожили всех, сколько - не считал. Я дал две зеленые ракеты и повел своих в атаку на позицию немцев, до которой оставалось каких-нибудь две сотни метров. Наш внезапный удар с тыла вызвал замешательство у фашистов. А тут и седьмая рота атаковала врага с фронта. Гитлеровцы вскоре пришли в себя, стали огрызаться огнем, по было уже поздно. Часть из них спаслась бегством.
В контратаке против вклинившегося противника принимала участие и левофланговая рота 3-го батальона. В этом бою отлично действовал командир минометного расчета гвардии старший сержант В. А. Афанасьев. Двадцатилетний комсомолец, уроженец Вологды, был среднего роста, с русой кудрявой шевелюрой, смекалистый, с веселым характером парень. Его расчет метко разил врага. Афанасьев был награжден орденом Славы I степени.
Я связался с командиром дивизии, доложил обстановку. Когда закончил доклад, Антон Прокофьевич спросил:
- Что ты намерен сейчас предпринять?
- Буду продолжать наступление...
- Хорошо, действуй. А на капитана Корячко оформляй представление к званию Героя Советского Союза.
Уже не раз мною упоминался командир роты автоматчиков гвардии капитан Карп Дмитриевич Корячко. Этому смелому офицеру выпала нелегкая судьба. До войны он закончил сельскохозяйственный техникум, работал землеустроителем в колхозе и МТС, потом был призван в армию, служил на границе с Румынией, учился в полковой школе. В 4 часа утра 22 июня курсанты были подняты по тревоге: границу перешел румынский полк. И Карп Корячко вместе со всеми иступил в первый бой. Атаку румын красноармейцы отбили. Но потом начались, тяжелые дни отступления. В Крыму Корячко был ранен, попал в окружение, но вместе с группой бойцов вырвался из него. Через Перекоп пробрались бойцы в южные степи Украины, потом на Полтавщину. Там Карп и его товарищи влились в партизанский отряд, а когда пришла1 туда Красная Армия, Корячко был определен командиром взвода в роту автоматчиков нашего полка. А через несколько месяцев он принял роту.
Карп Дмитриевич живет сейчас в Полтаве, активно участвует в военно-патриотическом воспитании молодежи.
* * *
Тем временем 2-й стрелковый батальон прочесал рощу юго-западнее станции Линден и закрепился на опушке. 3-й стрелковый батальон вышел на правый фланг и продолжал продвигаться на запад.
Противник отступал в район населенного пункта Розенхайн. Я выслал туда разведывательную группу в составе двух взводов автоматчиков и взвода пошей разведки. Там разведгруппа натолкнулась на гитлеровцев. Завязалась перестрелка, в результате которой несколько вражеских солдат было убито, а двое захвачены в плен.
Разведчики гвардии старшие сержанты П. С. Мигун, А. М. Язов, гвардии рядовые Я. Л. Стерпунь, И. А. Катань проникли дальше в тыл противника. Вскоре появились две немецкие автомашины с пехотой и тягач с пушкой на прицепе. Наши бойцы решили устроить засаду. С обеих сторон дороги по гитлеровцам был открыт огонь из автоматов. Через несколько минут все было копчено. Трофеями гвардейцев стали две автомашины и трактор-тягач. За находчивость и мужество, проявленные в этой схватке, все четверо разведчиков были награждены орденом Славы I степени. За два дня в полку прибавилось сразу пять полных кавалеров этого боевого солдатского ордена.
Очень богата событиями фронтовая биография командира отделения разведчиков гвардии старшего сержанта Петра Семеновича Мигуна, бывшего колхозника из Хабаровского края. Где он только не воевал, начиная с 41-го! Защищал Одессу и Севастополь будучи краснофлотцем на крейсере "Червона Украша", в Крыму воевал морским пехотинцем, под Кировоградом бил гитлеровцев из "максима", на Днепре из автомата, а на польской и немецкой земле стал командовать отделением разведчиков. Кроме ордена Славы всех трех степеней Петр Мигун был награжден орденом Красной Звезды.
* * *
Преодолевая сопротивление противника, полк 27 января занял Розенхайн. Немцы никак не могли смириться с потерей этого населенного пункта и вечером в тот же день двумя батальонами пехоты при поддержке 25 танков пошли в контратаку. Положение сложилось серьезное, и если бы не меткий огонь артиллеристов и минометчиков, полку пришлось бы туго. Высокое огневое мастерство проявили офицеры-артиллеристы К. С. Худов, И. К. Хорошун, И. М. Лазарев. Воины 2-й батареи 232-го артиллерийского полка, которой командовал гвардии старший лейтенант И. П. Фролов, подбили 6 танков.
В который уже раз отличились минометчики 120-мм батареи гвардии капитана М. Я. Личмана. Отважно громили фашистов из своих минометов сержанты И. П. Нетребо, А. В. Акиньшин, Н. И. Тихонов, П. Е. Капустин, В. С. Швоев, П. Ф. Редькин.
Прицельный, массированный артиллерийский и минометный огонь сыграл свою роль - контратака фашистов захлебнулась.
По рации я приказал комбату-2 Стеблевскому поднять батальон в атаку. Фашисты, теряя солдат и офицеров, стали отходить. Не давая опомниться врагу, гвардейцы ворвались в селение Етцдорф.
За образцовое выполнение боевых задач по взятию станции Линден, а затем населенных пунктов Розенхайн и Етцдорф, проявленные при этом мужество и героизм Командир 2-го стрелкового батальона гвардии майор Алексей Кузьмич Стеблевский был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.
Расскажу о нем подробнее. Алексей пошел на войну уже тридцатилетним. Родился он в местечке Звенигородка Киевской области, в семье бедного портного, который в гражданскую умер от тифа. Переболел этой болезнью и его сын. Осиротев, два года пас у кулаков коров, дубовую кору для кожевенного завода заготавливал. Но все же сумел закончить семилетку. Потом подался в Крым, слесарил в ремонтной бригаде в Ялте.
В 1933 году призвали Стеблевского в армию. Закончил он полковую, а в 1940 году пограничную школы, стал младшим лейтенантом и служил на погранзаставе в Крыму. Тут и застала его Отечественная. Воевал под Москвой, попал в окружение под Вязьмой, вывел к своим группу в 15 человек с оружием. Назначили Алексея командиром взвода в разведроту, потом он возглавил отдельную моторазведроту. Под Ржевом Стеблевский был тяжело ранен, лечился в Свердловске, потом закончил курсы усовершенствования командного состава и попал в пашу 97-го гвардейскую дивизию, когда мы вели бои на Курской дуге. Там он и получил назначение в наш полк, в 43-м был принят в партию. И вот он уже почти два года командовал батальоном. И как воевал!