- Почему именно в Ангарск?
- В Ангарске не могло быть такого контроля, как в Иркутске, а через него тоже идут поезда дальнего следования и порой останавливаются. Когда я сидел против вас в электричке, меня не оставляло ощущение опасности. Но вы были слишком хорошо одеты для человека, который ведет наблюдение, и к тому же мало обращали на меня внимания. Один раз я все-таки вас заподозрил, когда вы стояли на площадке вагона. Но вы себя ничем не выдали. Я слез с поезда. У меня в Ангарске был только один адрес - Колесниковой дочки, где я мог бы укрыться. На крайний случай я знал, что на окраине в Байкальске большое строительство, а раз так, там легко переночевать. Но у меня созрел другой план: переодеться, пойти куда-нибудь в людное место и с кем-нибудь познакомиться. В переулке встретил вас.
- Как вы ушли в последний раз? - спросил Миронов.
- Когда я очнулся, вы лежали на снегу. Я обыскал вас, нашел документы, договорился с хозяином дома, который перевязал мне ногу, и ушел. Мне надо было проковылять как можно дальше. Тут остановилась какая-то машина, и я попросил подвезти меня до Усолья. Шофер согласился, но я потерял сознание. А когда пришел в себя, был уже в больнице. Остальное вам известно.
- Ясно. Последний вопрос: вы работали по идейным соображениям на наших врагов?
- Видите ли… - задумался Соколов, - вначале мне самому так казалось. Но потом, когда я работал в плановой комиссии, стали приходить другие мысли. Страна живет, работает, люди сыты, заняты делом. Чего еще нужно? Какой такой западной свободы? Но я был связан по рукам и ногам.
- Все понятно. Увести.
Соколов пошел к дверям и остановился.
- Меня расстреляют?
- Это решит суд.
Соколов кивнул головой и вышел.
В кабинете генерала Васильева собрались все участники операции.
- Теперь, когда основные показания получены, - говорил генерал, - а остальное он скоро сам расскажет, выхода у него нет, я от души благодарю всех участников операции. Сложная операция проведена успешно. Показания Оборотня подтверждают, что ошибок было минимальное количество. Работа велась планомерно и творчески. В своих весьма неожиданных переездах по нашей стране Оборотень всегда чувствовал за собой наблюдение… А главное, побежден опасный и хитрый враг. Мы имели дело с великолепно обученным противником, обладающим к тому же незаурядными личными качествами. От лица управления, товарищи, выношу вам благодарность и отмечаю, что к успеху операции привели опыт и организаторский талант товарища Скворецкого, спокойное мужество товарища Луганова, храбрость и находчивость товарища Миронова. Спасибо, товарищи!
Во время выступления генерал обратил внимание на Скворецкого - полковник выглядел задумчивым, даже угрюмым. После поздравления генерал подошел к нему.
- Кирилл, ты что затосковал? Со своими питомцами взяли такого зверя, а не весел?
- Недоглядели мы одного дела… - тяжело вздохнул Скворецкий. - Скажи, хотел ли ты, чтобы после смерти тебя ругали?
- Что за разговор! Человек всегда стремится оставить хорошую память.
- И я так считаю, но одного мы не сделали.
- Чего же? - нахмурился генерал.
- Помнишь, как Рогачева хоронили? Из-за чего Дима Голубев погиб? Ведь, в сущности, они начали это дело, а мы лишь подхватили.
- Тут ты не прав, - сказал Васильев. - Не поймай мы Климова с рацией, ничего этого не было бы: ни опергруппы, ни выезда к вам Миронова… Но в другом ты прав. Надо отдать настоящие почести старому партизану.
Подошли Миронов и Луганов.
- Товарищи, - обратился к ним Васильев, - про Рогачева вы помните?
- А как же, товарищ генерал, - отозвался Луганов. - Надо его память отметить.
- С Рогачева-то, собственно, все и началось, - добавил Миронов, - с него и Димы. Какой мальчишка был! Против общего мнения пошел, не поверил, что Рогачев был предатель…
- Надо, товарищи, отметить память этих людей, - сказал Васильев, - устранить несправедливость. Память о человеке должна быть такой, какую он заслужил. Надо, чтобы у людей осталась светлая память о Рогачеве.
В начале весны в пригородном совхозе под Крайском почтить память Константина Семеновича Рогачева и Димы Голубева собрались пионеры, солдаты, местные и городские жители.
Первым выступил директор школы:
- Константин Семенович Рогачев, - сказал он, - был человек большой души, настоящий патриот, труженик, человек огромной доброты. На его долю выпало много испытаний. Он жил трудно, страдал и боролся, но своих идеалов не предавал. Многие из нас, видя его каждый день, не смогли различить под его внешней суровостью настоящую душу. И ошиблись, пошли по пути осуждения Рогачева. Но не все поверили в ложное обвинение, были люди, которые начали трудную борьбу за честь Рогачева. Среди этих людей был и Дима Голубев, ученик нашей школы. Его могила рядом с могилой Константина Семеновича Рогачева, его взрослого друга…
В толпе плакали. Когда директор сошел с насыпи, на нее поднялся полковник в форме КГБ.
- Идет война, необъявленная война против первого в мире государства Советов, против наших идеалов. Враг хитер, ловок, имеет опытные кадры. Он старается пробираться всюду. Но на пути его встают все честные советские люди. Сейчас я кланяюсь праху одного из таких людей, чту память Константина Семеновича Рогачева. Он был старый партиец, участник первых пятилеток, боец подполья и партизанских отрядов во время войны. Он пал честно, как положено настоящему бойцу. Он знал, что перед ним враг, знал, что враг беспощаден, и все-таки начал борьбу. Правда, в одиночку. Он погиб, не успев известить нас. Но эстафету этой борьбы подхватил совсем юный, тринадцатилетний советский человек, пионер. И поступил как положено пионеру - вел борьбу против врага. Он тоже погиб, потому что, как и старший его товарищ, хотел сделать все один. Сейчас враг пойман и понесет заслуженную кару. Но надо помнить, товарищи, всегда: когда вы чувствуете близость врага, вы должны обращаться к чекистам. Нельзя бороться в одиночку, это чревато очень опасными последствиями. Я горжусь, что мы, советские чекисты, участвуем в реабилитации имени Константина Семеновича Рогачева. Спи спокойно, товарищ… Пусть земля тебе будет пухом, мы, живые, помним тебя и храним верность тому знамени, под которым ты сражался.
Полковник сошел с насыпи.
Раздался залп, второй, третий.
К полковнику подошли мальчик и девочка.
- Здравствуй, Валерик, - узнал его Скворецкий.
- Это Таня, - сказал Валерка. - Помните, товарищ полковник? Это она письмо принесла.
- Помню. Вы оба тогда нам очень помогли. Сейчас предлагаю прокатиться на машине до города, а потом прошу ко мне на чай с пирожными. Нам есть о чем поговорить, есть о чем вспомнить. Согласны?
- Конечно, Кирилл Петрович. Только пирожных не надо. - Он посмотрел на Таню, и та кивнула. - Мы же не маленькие, нам по четырнадцать…
- А кто сказал, что в четырнадцать лет не любят пирожных? - спросил Скворецкий, направляясь с ребятами к машине.
Там их уже ждали Миронов и Луганов.
- В Ангарске не могло быть такого контроля, как в Иркутске, а через него тоже идут поезда дальнего следования и порой останавливаются. Когда я сидел против вас в электричке, меня не оставляло ощущение опасности. Но вы были слишком хорошо одеты для человека, который ведет наблюдение, и к тому же мало обращали на меня внимания. Один раз я все-таки вас заподозрил, когда вы стояли на площадке вагона. Но вы себя ничем не выдали. Я слез с поезда. У меня в Ангарске был только один адрес - Колесниковой дочки, где я мог бы укрыться. На крайний случай я знал, что на окраине в Байкальске большое строительство, а раз так, там легко переночевать. Но у меня созрел другой план: переодеться, пойти куда-нибудь в людное место и с кем-нибудь познакомиться. В переулке встретил вас.
- Как вы ушли в последний раз? - спросил Миронов.
- Когда я очнулся, вы лежали на снегу. Я обыскал вас, нашел документы, договорился с хозяином дома, который перевязал мне ногу, и ушел. Мне надо было проковылять как можно дальше. Тут остановилась какая-то машина, и я попросил подвезти меня до Усолья. Шофер согласился, но я потерял сознание. А когда пришел в себя, был уже в больнице. Остальное вам известно.
- Ясно. Последний вопрос: вы работали по идейным соображениям на наших врагов?
- Видите ли… - задумался Соколов, - вначале мне самому так казалось. Но потом, когда я работал в плановой комиссии, стали приходить другие мысли. Страна живет, работает, люди сыты, заняты делом. Чего еще нужно? Какой такой западной свободы? Но я был связан по рукам и ногам.
- Все понятно. Увести.
Соколов пошел к дверям и остановился.
- Меня расстреляют?
- Это решит суд.
Соколов кивнул головой и вышел.
В кабинете генерала Васильева собрались все участники операции.
- Теперь, когда основные показания получены, - говорил генерал, - а остальное он скоро сам расскажет, выхода у него нет, я от души благодарю всех участников операции. Сложная операция проведена успешно. Показания Оборотня подтверждают, что ошибок было минимальное количество. Работа велась планомерно и творчески. В своих весьма неожиданных переездах по нашей стране Оборотень всегда чувствовал за собой наблюдение… А главное, побежден опасный и хитрый враг. Мы имели дело с великолепно обученным противником, обладающим к тому же незаурядными личными качествами. От лица управления, товарищи, выношу вам благодарность и отмечаю, что к успеху операции привели опыт и организаторский талант товарища Скворецкого, спокойное мужество товарища Луганова, храбрость и находчивость товарища Миронова. Спасибо, товарищи!
Во время выступления генерал обратил внимание на Скворецкого - полковник выглядел задумчивым, даже угрюмым. После поздравления генерал подошел к нему.
- Кирилл, ты что затосковал? Со своими питомцами взяли такого зверя, а не весел?
- Недоглядели мы одного дела… - тяжело вздохнул Скворецкий. - Скажи, хотел ли ты, чтобы после смерти тебя ругали?
- Что за разговор! Человек всегда стремится оставить хорошую память.
- И я так считаю, но одного мы не сделали.
- Чего же? - нахмурился генерал.
- Помнишь, как Рогачева хоронили? Из-за чего Дима Голубев погиб? Ведь, в сущности, они начали это дело, а мы лишь подхватили.
- Тут ты не прав, - сказал Васильев. - Не поймай мы Климова с рацией, ничего этого не было бы: ни опергруппы, ни выезда к вам Миронова… Но в другом ты прав. Надо отдать настоящие почести старому партизану.
Подошли Миронов и Луганов.
- Товарищи, - обратился к ним Васильев, - про Рогачева вы помните?
- А как же, товарищ генерал, - отозвался Луганов. - Надо его память отметить.
- С Рогачева-то, собственно, все и началось, - добавил Миронов, - с него и Димы. Какой мальчишка был! Против общего мнения пошел, не поверил, что Рогачев был предатель…
- Надо, товарищи, отметить память этих людей, - сказал Васильев, - устранить несправедливость. Память о человеке должна быть такой, какую он заслужил. Надо, чтобы у людей осталась светлая память о Рогачеве.
***
В начале весны в пригородном совхозе под Крайском почтить память Константина Семеновича Рогачева и Димы Голубева собрались пионеры, солдаты, местные и городские жители.
Первым выступил директор школы:
- Константин Семенович Рогачев, - сказал он, - был человек большой души, настоящий патриот, труженик, человек огромной доброты. На его долю выпало много испытаний. Он жил трудно, страдал и боролся, но своих идеалов не предавал. Многие из нас, видя его каждый день, не смогли различить под его внешней суровостью настоящую душу. И ошиблись, пошли по пути осуждения Рогачева. Но не все поверили в ложное обвинение, были люди, которые начали трудную борьбу за честь Рогачева. Среди этих людей был и Дима Голубев, ученик нашей школы. Его могила рядом с могилой Константина Семеновича Рогачева, его взрослого друга…
В толпе плакали. Когда директор сошел с насыпи, на нее поднялся полковник в форме КГБ.
- Идет война, необъявленная война против первого в мире государства Советов, против наших идеалов. Враг хитер, ловок, имеет опытные кадры. Он старается пробираться всюду. Но на пути его встают все честные советские люди. Сейчас я кланяюсь праху одного из таких людей, чту память Константина Семеновича Рогачева. Он был старый партиец, участник первых пятилеток, боец подполья и партизанских отрядов во время войны. Он пал честно, как положено настоящему бойцу. Он знал, что перед ним враг, знал, что враг беспощаден, и все-таки начал борьбу. Правда, в одиночку. Он погиб, не успев известить нас. Но эстафету этой борьбы подхватил совсем юный, тринадцатилетний советский человек, пионер. И поступил как положено пионеру - вел борьбу против врага. Он тоже погиб, потому что, как и старший его товарищ, хотел сделать все один. Сейчас враг пойман и понесет заслуженную кару. Но надо помнить, товарищи, всегда: когда вы чувствуете близость врага, вы должны обращаться к чекистам. Нельзя бороться в одиночку, это чревато очень опасными последствиями. Я горжусь, что мы, советские чекисты, участвуем в реабилитации имени Константина Семеновича Рогачева. Спи спокойно, товарищ… Пусть земля тебе будет пухом, мы, живые, помним тебя и храним верность тому знамени, под которым ты сражался.
Полковник сошел с насыпи.
Раздался залп, второй, третий.
К полковнику подошли мальчик и девочка.
- Здравствуй, Валерик, - узнал его Скворецкий.
- Это Таня, - сказал Валерка. - Помните, товарищ полковник? Это она письмо принесла.
- Помню. Вы оба тогда нам очень помогли. Сейчас предлагаю прокатиться на машине до города, а потом прошу ко мне на чай с пирожными. Нам есть о чем поговорить, есть о чем вспомнить. Согласны?
- Конечно, Кирилл Петрович. Только пирожных не надо. - Он посмотрел на Таню, и та кивнула. - Мы же не маленькие, нам по четырнадцать…
- А кто сказал, что в четырнадцать лет не любят пирожных? - спросил Скворецкий, направляясь с ребятами к машине.
Там их уже ждали Миронов и Луганов.