Наумов Яков Наумович. Схватка с оборотнем

   - Все правильно, но почему мы ищем среди этих четверых? - спросил Миронов. - Мало ли в совхозе бывало посторонних?
   - Но Рогачев пишет о том, что этот человек был командирован в их совхоз.
   - Да, круг поисков обозначен, - согласился полковник, - искать надо среди этой четверки, и более всего подозрительны двое участников войны. Но выводы делать рано Вы, майор, затребовали из Центра данные о Соколове?
   - Да, товарищ полковник, завтра будут.
 

***

 
   Лейтенант Мехошин нервничал. Объявили отправление, а Длинного не было. Лейтенант, правда, знал, что по пятам врага идут товарищи, но все же Длинному уже пора было быть в поезде. Мехошин в штатском костюме, похожий на спортсмена, сидел на своем месте, а неподалеку от него должен был расположиться Длинный. В другом конце вагона, у выхода, болтал с соседями парень в свитере - второй сотрудник. Таким образом, если бы Длинный был на месте, оба выхода из вагона были бы ему перекрыты.
   Загудел электровоз. Мехошин встал. И в это время по вагону, помахивая сумкой с надписью “Аэрофлот”, прошел высокий угловатый человек, что-то жуя и лениво оглядывая пассажиров. Мехошин вздохнул спокойнее: это был Длинный. В окне поплыли провожающие, станционные здания… Поезд все ускорял и ускорял ход. Мехошин увидел, что парень в свитере уже сражается в шахматы, а Длинный сидит, почесывая голову, словно в раздумье. В отражении стекол было видно все, что делается в соседнем купе.
   Длинный уже копошился над своим чемоданом, затем сел оглядел публику и лениво подбросил колоду карт.
   - Желающие и сочувствующие есть?
   Коренастый человек на руках спустился с полки.
   - В дурачка?
   - В очко.
   - Неинтересно без денег.
   - А я про что? - Длинный оглянулся и зашептал в ухо коренастому.
   Тот выслушал и полез на полку:
   - Нет, поищи других.
   Длинный оглядел собравшихся, подумал. Потом встал и пошел из вагона. Поезд уже набрал ход. Мехошин увидел, как парень в свитере, пропустив Длинного, пошел за ним. Немного погодя встал и он.
   В спальных и купированных вагонах у раскрытых окон болтали пассажиры. Мехошин, задевая их плечом, шел по проходам. Вот и вагон-ресторан. За первым же столом сидел парень в свитере. Длинный сидел за столом один, официантка записывала его заказ.
   - Селедка - первое, - говорил Длинный, - а то давай две. Потом борщ. Потом вот это - бифштекс. И…
   - Кроме водки, что пить будете?
   - Чай, - сказал Длинный, облизывая губы, - чай, и покрепче.
   Официантка ушла. Мехошин сел через столик от Длинного.
   Через несколько минут около Длинного сел грузный мужчина в распахнутой нейлоновой сорочке. Пот заливал ему глаза.
   Мехошин заказал салат и бутылку минеральной воды. В вагоне-ресторане было жарко. Он все время прислушивался к разговору за соседним столиком.
   - А теперь по своей специальности работаете? - спрашивал Длиппый.
   - Завбазой, - скрипуче хвастал толстяк, - все начальство в Крайске знакомое.
   - Выпьем, землячок. Вроде я тебя знаю.
   - Выпьем. А я вас не припомню что-то. Ну, со знакомством! Меня Николай зовут, Николай Агафоныч.
   - Меня - Алексей.
   - Поехали.
   - Рванули.
   Мехошин потягивал минеральную воду.
   - Ты по какой части? - расспрашивал Длинного толстяк. - Шофер?
   - Я человек свободный, - солидно говорил Длинный, - пенсионер. Личную пенсию за фронт получаю.
   - А какое ранение?
   - Инвалид первой группы. В голове дырка есть и в желудке. Так что есть за что от государства получать.
   - В пехоте служил?
   - В разведке.
   - На каком фронте?
   - На Первом Белорусском.
   - А какая армия?
   - Шестьдесят пятая. Батов командующий, не слыхал?
   - Нет. Я Второго Украинского. У нас Малиновский.
   - Знаю. Выпьем?
   Оба заметно хмелели. Однако Мехошин, следя за разговором, чувствовал, что Длинный ведет какую-то свою линию.
   - И далече сейчас? - спрашивал он у толстяка.
   - В Москву, - объяснял тот, - в Москву, Леха! - обнимал он Длинного. - Друг, а помнишь, как воевали? Помнишь? А теперь не ценят!…
   - В Москву-то по делам едешь? - спрашивал Длинный.
   - По делам-то по делам, но и по личному тоже, - откровенничал толстяк. - Хочу, Леха, купить “чайку”!
   - “Ча-ай-ку”! - изумился Длинный.
   - Ага, - гордясь, но не подавая виду, говорил толстяк. - Хочу, Леха, чтоб все знали, кто я такой есть.
   - Так ты ее для личной надобности?
   - Точно, тезка!
   - Да я не Коля, а Алексей!
   - Алексей так Алексей! Мне лестно, понимаешь, Леха, чтоб все видели, как Николай Агафонович Зайцев живет. Пусть видят!
   - Эт верно!… В картишки не балуетесь, Николай Агафонович?
   - Нет, Алексей, не из дураков мы!
   - Да я так, просто для интеллигентного человека пульку раскидать.
   - Преф?
   - Ну да.
   - А какая твоя наличность?
   - Об этом оставьте, Николай Агафонович, - хвастливо сказал Длинный, - наличность имеется. Не на “чайку”, может, а на “москвича” будет.
   - Пошли!
   - Нет погоди, допьем.
   Они допили и изрядно под хмельком встали из-за стола. Длинный, выходя, оглянулся, и Мехошин поразился трезвой зоркости его взгляда.
   Подождав минуты три, встал и он. Расплатившись, не торопясь прошел по вагонам. В спальном у окна стоял парень в свитере. Он молча кивнул на купе.
   За закрытой дверью слышалось:
   - Беру.
   - Ставлю.
   - Банк.
   Мехошин прошел в свое купе. Лучше всего караулить Длинного было у его места.
   Все постепенно задремали. Примерно через час Мехошин, приоткрыв глаза, заметил, что Длинный встает. Он лениво побрел через вагон. Шел позевывая и оглядывая спящих. Около парня в свитере он замедлил шаг. Тот спал. Длинный зашел в туалет. Сквозь стекло двери Мехошин следил за тем, что будет дальше. Минут через пять Длинный, все так же лениво поглядывая на спящих, прошел на свое место. Через минуту он уже вовсю высвистывал носом.
   Поезд мчался через просторы ночи. Вентиляторы гудели. Скоро Мехошин не столько услышал, сколько почувствовал легкий шорох и, приоткрыв глаза, увидел спину Длинного. Тот брел по вагону, одетый, но без сумки, сунув руки в карманы. Когда за ним закрылась дверь в тамбур, Мехошин кинулся к дверям. Подбежал и сотрудник в свитере.
   - Что делать, товарищ лейтенант? - спросил он шепотом.
   В это время сквозь грохот колес послышался удар. Мехошин рванул дверь и выскочил в тамбур. Дверь из вагона была распахнута, Длинного не было.
   - Прыгнул! - крикнул, перекрывая шум колес и ветра, сотрудник в свитере.
   Мехошин высунулся из вагона. Почти прижавшись к железнодорожной насыпи, сквозил лес.
   - Вы - до станции! - приказал он, оборачиваясь к сотруднику. - Немедленно сообщите о случившемся. Я - за ним!
   Мехошин взглянул на проносящиеся внизу кусты, на секунду завис в воздухе и… прыгнул.
   Он ободрал локти и колени, и только. Выпрямившись, он потер ушибы и вынул пистолет из кармана. Вокруг глухо гудел лес, рельсы лежали далеко вверху.
   Длинный спрыгнул километра полтора назад, и, по расчету Мехошина, он пошел по тропинке в сторону, противоположную движению поезда. Луна светила ясно. Тени от деревьев подрагивали на смутных полянах. Мехошин за каждым кустом видел человека. Но надо было спешить. Скоро за деревьями замелькала тропа.
   Лейтенант вышел на нее; под ногами хрустели сухие ветки. И он подумал, что сейчас его услышит и глухой, хотя знал, что преувеличивает. Шороха, шелеста и хруста хватало в лесу. Он шел и раздумывал, правильно ли он поступил. Но как бы то ни было, а район этот скоро будет прочесан. Найдут его, а вот найдут ли Длинного? Тропинка впереди круто спускалась в овраг. Вокруг шумели огромные березы. Мехошин уже миновал кусты при спуске, как вдруг сзади раздался шорох. Он резко обернулся: на возвышении, ясно вырисованная лунным светом, стояла высокая угловатая фигура.
   - Земляк, - сказал хрипловатый знакомый голос, - куда топаешь?
   - А ты кто будешь? - в тон ему ответил лейтенант.
   - Я-то здешний, из Марковки, - ответил Длинный. - Закурить есть?
   Он стал спускаться к Мехошину. Тот ждал, подавляя дрожь. Длинный в темноте едва ли его узнает. В вагоне он старался не попадаться ему на глаза. Только бы не упустить случай.
   - Спички-то есть? - спросил Длинный.
   - Есть. - Он вынул из кармана коробок и чиркнул спичкой.
   Длинный, внимательно взглянув на него при вспышке, закурил.
   - Тебе-то дать? - Он протянул Мехошину сигарету.
   Лейтенант взял ее, и тут же острая боль обожгла ему низ живота.
   - Лежи, легавый! - сказал Длинный, уходя.
   Лейтенант лежал на холодной траве. Он был в полной памяти, но живот пронизывала острая боль. Он встал, боль была страшная. Длинный шел по дороге внизу, и черная его фигура была отчетливо видна при лунном свете. Мехошин изо всей силы прижал пиджак к животу, останавливая кровь, и заставил себя побежать. Он бежал, и боль разрасталась. Он бежал, почти теряя сознание. Бежал неслышно, как здоровый Длинный обернулся слишком поздно…
   Оперативный наряд нашел их утром.
   Миронов и Луганов были вызваны в кабинет начальника управления.
   Скворецкий хмуро поздоровался с вошедшими, пригласил их сесть и сообщил:
   - Одна из очередных неожиданностей. Лейтенант Мехошин тяжело ранен в схватке с Длинным. Оба они доставлены в больницу. - Он назвал город, расположенный в двухстах километрах от Крайска. - Мехошин выживет, операция прошла успешно. С Длинным положение неопределенное. Раненый Мехошин успел разбить ему череп, и, по утверждениям врачей, Длинный потерял память. Врачи не знают, временная это потеря или дело посерьезнее. Лейтенант действовал правильно, но тем не менее это неудача. Мы шли по следу, теперь опять оказываемся в неизвестности… Андрей Иванович, вы говорили с генералом Васильевым?
   - Да, - сказал Миронов, - он приказал по-прежнему заниматься резидентом, сообщил, что Климова допросили еще раз, и он дал прежние показания. Генерал утверждает, что встреча с резидентом не состоялась по каким-то иным причинам, и просит, чтобы мы эти причины выяснили. Кроме того, мне переданы некоторые сведения о полковнике РОА Соколове. Сведения не полные, но они наводят на многие размышления.
   - Немного позже к этому вернемся… Что у вас, Василий Николаевич?
   Луганов положил на стол папку с бумагами i сказал:
   - Со вчерашнего дня двое из тех, кого я перечислял вчера в качестве лиц, возможно, причастных к убийству Рогачева, исчезли.
   - Посланы в командировку? - спросил полковник.
   - Нет, не в командировку. Один - Варюхин - показал начальству телеграмму из города на Алтае, где проживает его мать, и сообщил, что она при смерти.
   - Телеграмма была заверена врачом?
   - Начальник отдела не проверил этого.
   - И тем не менее отпустил?
   - Отпустил, товарищ полковник.
   - Что со вторым?
   - Со вторым еще сложнее. Если про Варюхина известно, что он и раньше мог позволять вольности по отношению к работе, то Дорохов - сама дисциплина. И несмотря на это, он второй день не является на работу. Сотрудник наш спросил у начальника облплана, случалось ли такое раньше. Тот ответил, что, когда Дорохов болел, звонила жена и предупреждала. На этот раз звонка не было.
   - Постарайтесь выяснить про того и другого все возможное.
   - Есть.
   - Пошлите сотрудников домой к обоим, пусть поговорят с женами, выяснят обстановку. Кроме того, хорошо бы не формально, а всерьез выяснить моральный облик каждого. Пусть поработают люди поопытнее, Василий Николаевич.
   - Хорошо, товарищ полковник.
   - Андрей Иванович, что у вас по полковнику Соколову? Похоже, очень любопытная фигура.
   - Мерзостная фигура, - сказал Миронов. - Я когда-то занимался власовцами. Там было много прохвостов, сукиных сынов, продавших Родину за кусок хлеба, были лакеи, были идейные враги нашего строя, затаившиеся в предвоенные годы. Но, судя по всему, полковник Соколов многих перещеголял. Самое удивительное вот что. Работал он на абвер. Во всяком случае, в спецлагере он вербовал пленных в армейскую разведку. Но, по некоторым данным, это была лишь одна из его личин. В сорок четвертом году гестапо уже взяло на себя многие функции абвера. И не исключено, что во власовском штабе Соколов действовал как агент гестапо. Перед нами предатель, который всегда работал на сильного против тех, кто слабей. Как видите, фигура действительно небезынтересная. Начнем сначала. Он служил в нашей армии с двадцать восьмого года. Его характеристики в архиве не обнаружены. Нет и личного дела с фотографией. Он служил в бригаде тяжелых танков, был в чине майора. Бригада была разбита в первых же боях на западной границе. Людей оттуда сейчас ищут в Центре. Итак, о его службе в Красной армии мы почти ничего не знаем. Зато кое-что известно о другом периоде его жизни. В штабе Власова он появился в конце сорок третьего года. Впечатление там произвел сразу, и не только потому, что, видно, был незаурядной личностью, но и потому, что был теснейшим образом связан с гестапо. Считалось, что он один из главных гестаповских агентов при власовской верхушке. С сорок четвертого года начинаются его поездки в концлагеря для вербовки пленных в РОА. В этом деле Соколов отлично зарекомендовал себя. Он хорошо разбирался в человеческой психологии: воздействовал на страх, на самолюбие, на любовь к близким и, как ни странно это покажется, на патриотизм. Человек он был холодный, сдержанный, решительный и лишенный чувства жалости. В спецлагере подо Львовом он работал больше, чем в других. Этот лагерь для него, видимо, был экспериментальным. Туда попадали те, кто был особо опасен, кого нельзя было держать в обычном лагере военнопленных. В Львовском спецлагере Соколов раскрыл деятельность подпольной организации. Между прочим, завербовать в этом лагере ему удалось немногих.
   След полковника Соколова обрывается приблизительно с февраля сорок пятого года. Как известно, власовский штаб существовал до конца войны. Но ни во власовских, ни в немецких документах мы не нашли пока никакого упоминания о деятельности Соколова с зимы сорок пятого года.
   - Материалов маловато. Однако не исключена возможность, что Соколов и есть резидент, - сказал Скворецкий. - Но это пока лишь предположение. Во всяком случае, вы, товарищи, координируйте свою работу. Любое совпадение может дать нам важные данные… Андрей Иванович, где мы в сорок пятом имели дело с власовцами?
   - Во многих местах, Кирилл Петрович. Но большинство из них взяли вместе с самим Власовым в Чехословакии, где Шернер продолжал сопротивление после девятого мая. Отдельные их части были окружены в Курляндии вместе с Шестнадцатой и Восемнадцатой армиями.
   - Если бы у нас имелись данные о том, при какой власовской группировке он в тот момент находился, мы бы с большей точностью могли делать предположения, - сказал Скворецкий. - Если он был среди пленных, то вполне возможно, что, добыв документы, оказался у нас в стране. Конечно, не исключено, что иностранная разведка, используя архивы немецкой разведки, обнаружила его и сделала резидентом. Но возможно, что Соколов не был резидентом, а убил Рогачева, скрывая свое прошлое. Все это пока предположения. Будем выяснять… Что вы хотите сказать, Василий Николаевич?
   - Я хочу уточнить, товарищ полковник. Соколов взят в плен в сорок первом. У нас есть данные о его работе у власовцев и в спецлагере с сорок третьего по сорок четвертый год. Варюхин взят в плен осенью сорок второго. Сведения о нем мы имеем с весны сорок пятого. Остальное неясно. Дорохов взят в плен в сорок четвертом, летом. Поэтому он с его биографией не накладывается на биографию Соколова.
   - Это пока еще дело темное, - ответил полковник. - Пошлите запросы в Центр. Попросите, чтобы были просмотрены и выяснены все подробности об этих лицах. Затребуйте их фотографии. Но, Василий Николаевич, не упускайте и остальных. Пожалуй, только Кузькин молод для Соколова. Остальные должны быть проверены самым тщательным образом. Завтра надо знать, что говорят об исчезновении Варюхина и Дорохова. Но, кроме того, Василий Николаевич, мы с вами завтра должны навестить Мехошина. Вечерком найдете время?
   - Безусловно, товарищ полковник. Это же сотрудник моего отдела.
   - Товарищ полковник, нельзя ли мне присоединиться к вам? - подал голос Миронов. - Лейтенант - мужественный человек, хочу пожать ему руку.
   - Решено, - поднялся полковник, - завтра вечером едем.
   Миронов сидел в отведенном ему кабинете и просматривал полученные документы. Самым важным звеном в выяснении деятельности резидента представлялось ему сейчас то время, когда человек в коричневом костюме вел его на встречу с врагом. Почему она сорвалась, эта встреча? Миронов не сомневался, что его проверял не только человек в коричневом. Нет, кто-то смотрел на него из окна. Недаром Длинный растерялся и сбежал после того, как поглядел на окна дома.
   Итак, для начала надо было проверить жильцов дома. Причем не всех, а только тех, кто жил в квартирах, выходящих окнами на перекресток. Он вызвал сотрудника и поручил ему выяснить имена, фамилии, профессии и занятия всех жильцов этого крыла дома. Кроме того, надо было побеседовать с дворником и, если это человек, заслуживающий доверия, выяснить у него некоторые сведения о жильцах.
 

***

 
   У сотрудников облисполкома начался обеденный перерыв. Женщины направились в огромную облисполкомовскую столовую. Часть мужчин последовали за ними, а те, кто не в силах был обойтись без пива и мужского разговора, пошли через площадь в открытое кафе.
   - Николай Тарасович! - окликнул сотрудник КГБ усатого крепыша.
   - Именно, именно, а вы… А-а, вспомнил. Вы из милиции. Расспрашивали нас о Варюхине.
   - Совершенно верно. Вы в кафе?
   - Именно, именно. Люблю, знаете, побаловаться пивком, а вы?
   - Любитель.
   - А в милиции это не осуждается?
   - Пиво? Нет. Вот что-либо поградуснее, этого у нас не любят.
   - Поградуснее. Именно, именно, так составьте компанию.
   - С удовольствием.
   Они вошли в кафе, сели за столик, заказали четыре пива и салаты и разговорились.
   - В милиции у вас служба неприятная, - говорил усатый Николай Тарасович, - я, знаете, этого не люблю. За всем надзор и за собой надзор, это, знаете, нелегко.
   - Да ведь кому-нибудь надо?
   - Надо. Железное слово. Именно, именно… Вот и наше пивцо.
   Они выпили по кружке пива, и Николай Тарасович разговорился:
   - Я, понимаете, пиво уважаю за дух, за запах, знаете… Бодрый, здоровый, русский. Именно, именно… Говорят, пиво к нам пришло от немцев. Чепуха! Глупость. Это водка - аквавита - не русская, а средиземноморская. А пиво наше, как и меды. Русский человек любит выпить, но и закусить. И пил полезное для здоровья пиво. Это водка все губит. Сколько я Варюхину об этом втолковывал…
   - А он любит выпить?
   - Любит, любит. Хотя, надо сказать, Варюхин наш - не простак. - Николай Тарасович заговорщически прищурил глаз и поднял палец. - Выпивши всегда, пьяным сроду не попадался. И вообще, я вам скажу, человек он поразительный. Скажем, так… Любит рыбалку. Каждую неделю ездит. А кто его видел с удочками? Никто. Любит пошуметь, пооткровенничать. А кто о нем что знает? Никто. Именно, именно…
   Довольный своим анализом, Николай Тарасович пригладил усы.
   - И в этот раз. Сунул начальству телеграмму. Ему поверили: надо ехать. А сам наверняка на рыбалку. С другой стороны, это такая, знаете, может быть рыбалка… - Николай Тарасович, как кот, повел усами. - Он ведь у нас виртуоз. Именно, именно… А кто бы поверил, глядя на эту красномордую физиономию. Женщины, они ведь в наше время, знаете, любят тонкость обхождения, а тут рык… и тем не менее.
   - А жена? Не укрощает?
   - Жена? - Николай Тарасович осушил кружку. - У жены, знаете, дел хватает. Дети, хозяйство. А Варюхи-на нашего с поличным не возьмешь. Хитрец!…
   Скоро этот разговор уже знал Луганов. Он сидел в кабинете и обдумывал новые ходы в этом нелегком деле. В конце дня позвонил дежурный:
   - Товарищ майор, к вам гражданка.
   - По какому делу?
   - По делу Рогачева. Она из совхоза “Октябрьский”.
   - Пропустите! - приказал Луганов.
   Через несколько минут перед ним сидела невысокая, скромно одетая женщина лет сорока.
   - Вы знаете, - начала она, застенчиво улыбаясь и нервно перебирая пальцами по столу, - я преподаю в школе, где учился Дима Голубев. Мы все так были потрясены этими двумя смертями: Рогачева и Димы. Дима был такой беспокойный мальчик. Ему всегда во все надо было вмешаться. И вот связался с каким-то хулиганом… Ну, ладно, это я от волнения. Никогда не бывала в таких учреждениях, как ваше. Я, собственно, вот о чем. Рогачева у нас в совхозе плохо знали. И когда он оставил такое письмо, все поверили. Только мы немного сомневались, в школе. Почему? Потому что Рогачев был у нас очень частым гостем. И вот поверьте, товарищ майор…
   - Давайте по именам. Меня - Василий Николаевич. Вас?
   - Лидия Ефимовна… И вот, Василий Николаевич, в одном учителей обмануть трудно так же, как ребят. Рогачев очень любил детей. Не знаю, как вам это доказать без примера… Хотя нет, есть пример. Года два назад два подростка постарше ударили пятиклассника и как раз попались на глаза дяде Косте - так мы звали Рогачева. Я подоспела позже, и что меня поразило - какое-то оскорбленное выражение его лица, понимаете, глубина самого его переживания… Нет, он был хорошим человеком. И вот то главное, из-за чего я пришла. За два дня до его смерти я встретила Рогачева в лесу. Мы с моей маленькой дочкой гуляли на опушке бора рядом с поселком. Вдруг послышались голоса, и я вижу: прямо на нас идут Рогачев и какой-то городской человек. Я, правда, его уже перед этим видела в поселке. Кажется, это был командированный. Вид у обоих взволнованный, спорят, жестикулируют. Но увидели меня и стали говорить тише, потом свернули куда-то за деревья. Но лица обоих я запомнила. Это, знаете, мужские лица накануне драки…
   - Лица запомнили, значит, узнаете того человека по фотографии?
   - Безусловно.
   - Одну минуту.
   Луганов вышел. Вскоре он вернулся и высыпал перед учительницей целый ворох фотографий.
   - Посмотрите, есть среди этих тот человек?
   Учительница стала перебирать фотографии; вскинула вопросительно глаза на Луганова, откладывая в сторону фотографии Рогачева.
   Фотография Варюхина, а за ней и фотография Дорохова отброшены с полным равнодушием, и вдруг…
   Луганов изумленно смотрел на полное, брезгливое лицо Аверкина, запечатленное на фотографии, которую протягивала ему Лидия Ефимовна.
   - Этот? - спросил он.
   - Этот, - решительно подтвердила учительница. - Я хорошо запоминаю лица.
   Луганов поблагодарил.
   Вечером этого же дня сотрудник КГБ стоял на освещенной лестничной площадке перед квартирой сорок семь. На его звонок дверь открыла невысокая молодая женщина со строгим лицом.
   - Я вас слушаю.
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте.
   - Дорохов Михаил Александрович здесь проживает?
   - Здесь. А в чем дело?
   - Простите, - гость улыбнулся, - вы всегда через порог беседуете?
   Женщина оглядела его с ног до головы и пропустила в прихожую.
   - Что вам угодно?
   - Особенно приветливой вас не назовешь… - сказал сотрудник. Он знал, что его невозмутимое спокойствие и степенная манера обращения в конце концов подействуют на собеседницу.
   - Прошу вас излагать ваше дело и не отвлекаться, - с легким раздражением перебила его хозяйка. - Чего вы хотите?
   - Ваш муж, Дорохов, не вышел на работу, - переставая улыбаться, сказал гость. - Он дома?
   - Михаила Александровича нет.
   - Но где же он?
   - Этого я не знаю. А зачем он вам?
   - То есть как? Человек не выходит на работу и отсутствует дома, где же он? Я его сотрудник. У нас в комиссии все встревожены. Он ведь обычно был аккуратен.
   - Может быть, уехал куда…
   - Куда же?…
   - В командировку.
   - Но мы бы тогда вас и не тревожили.
   - Как-то все это… - женщина приостановилась, пристально разглядывая собеседника, - как-то это очень подозрительно.
   - Что подозрительно? - опешил он.
   - Вламываться в дверь, задавать всякие вопросы…
   - Помилуйте, это вы себя ведете странно. Ваш муж не был на работе, а вы не хотите не только сообщить причину, но вообще превращаете это в какую-то таинственную историю.
   - Почему я должна вам рассказывать о муже? Может быть, вы шпион?
   - Что за секреты у вашего мужа, чтобы за ним охотились шпионы?… Простите, вас как зовут?
   - Софья Васильевна.
   - Софья Васильевна, я выполняю служебное поручение. Ваш муж человек крайне аккуратный, поэтому его отсутствие на работе нас удивило. Ведь он мог же позвонить, предупредить… А если с ним случилась беда?
   В глазах женщины что-то дрогнуло. Она прищурилась и ответила не сразу:
   - Да. Может быть. Но, я думаю, ничего страшного. - Она шагнула вперед. - До свидания.
   Когда слегка взволнованный непонятным событием в своей жизни - вызовом в областное управление КГБ, - слегка запыхавшись, Владимир Семенович Аверкин приоткрыл дверь двадцать второй комнаты, от стола поднял на него строгие глаза рослый человек и, наклонив русую голову, сказал:
   - Ко мне? Прошу.
   - Аверкии Владимир Семенович, - подрагивающим голосом сказал вошедший. - Я туда попал?
   - Туда, - заверил офицер. - Садитесь, Владимир Семенович. У меня к вам один вопрос…
   - Нет, позвольте… - сказал Аверкин, преисполняясь негодованием. - Позвольте мне выразить возмущение. Я работаю… У меня рабочий день, и вдруг…
   - Владимир Семенович, бывают такие моменты, вынужден был вас оторвать. Извините. Перейдем к делу. Знали ли вы бухгалтера совхоза “Октябрьский” Константина Семеновича Рогачева?