Назаров Вячеслав Алексеевич. Вечные паруса

   - В ноль часов сорок минут экипаж неизвестного вертолета напал на находившийся на месте происшествия наряд дорожной полиции и патруль МСК. В перестрелке убито три патрульных и один полицейский. Тело Эдварда Стоуна похищено.
   На экране замелькали фотографии бетонной площадки, поврежденного полицейского вертолета, трупов, снятых во всех ракурсах.
   В зале возбужденно заговорили:
   - Какая там перестрелка, только у одного оружие в руке.
   - Остальные даже не успели...
   - А этого лейтенанта - раз! - и пополам.
   - Чистая работа.
   - Тише, господа!
   Полицейский снова появился - еще более подчеркнуто строгий.
   - На месте преступления найдена вот эта визитная карточка.
   Во всю телестену распластала крылья черная птица с черепом в когтях.
   - "Коршуны Космоса"!..
   - Коршун хорош...
   - Тощий что-то очень.
   - Откормится.
   - Тише...
   - Расследование продолжается. Есть основания полагать, что появилась новая гангстерская организация. Всех лояльных граждан, которые имеют какие-либо сведения о "Коршунах Космоса", о похищении трупа Эдварда Стоуна или о чем-либо другом, связанном с этим, уголовная полиция и МСК просят сообщить по адресу...
   Зал снова дружно загалдел, обсуждая происшествие, хоть как-то развеявшее томительную скуку, и поэтому никто не заметил, когда и как появились четверо новых посетителей, с которых ручьями стекала вода.
   Они, не снимая плащей, прошли к стойке, но Клаус не обратил на них внимания даже тогда, когда они оказались под самым его носом.
   - Всем по двойному виски.
   Клаус скорее автоматически, чем осознанно, плеснул в четыре рюмки золотистую жидкость.
   - Я сказал - всем!
   Клаус поднял голову и встретился с бесстрастным взглядом холодных серых глаз. Лицо показалось ему знакомым, но он сейчас никак не мог припомнить, где он видел этого человека. Особенно вот этот белый шрам на подбородке.
   - Ты что, дядя Клаус, резал лук или у тебя трахома? Ты стал плохо видеть. Я сказал всем, а ты налил только четыре рюмки. Ведь с тобою нас пятеро.
   - Я не пью.
   - Даже за упокой души Тэдди Заморыша?
   - Кто вы такие? Я где-то видел тебя.
   - Это тебе показалось, Герман Клаус. Мы из уголовной полиции.
   Человек со шрамом небрежно протянул через стойку удостоверение. Клаус повертел его в руках и вернул.
   - Что вам надо?
   - Во-первых, поскольку Тэдди уже нет в живых и спасти его невозможно, мы хотим спасти хотя бы его доброе имя. Потолкуем?
   - Ну, если так, то потолкуем. Садитесь здесь.
   Бармен налил пятую рюмку и придвинул себе. Трое сели на высокие вращающиеся стулья, а четвертый остался стоять, повернувшись лицом к залу.
   - Позавчера ночью Тэдди был у тебя. Зачем?
   - Он заехал выпить и поговорить. Они всегда со Свэном приезжали ко мне после рейса.
   - Он был один?
   - Да.
   - А у тебя кто-нибудь был?
   - Нет. В тот вечер никого.
   - О чем вы говорили?
   - О чем говорят старые знакомые после долгой разлуки? Вспоминали друзей. Толковали о жизни.
   - Он говорил, как погиб Свэн Стэрберг?
   - Да. Авария. Неуправляемая ядерная реакция в баках. Свэн взорвался.
   - Где?
   - Тэдди... он не говорил.
   - Не юли, Клаус. Это очень важно. Для доброго имени Тэдди.
   Клаус посмотрел на всех четверых изумленно и недоверчиво.
   - Вы что, свихнулись?
   - Для дела надо точно знать, где взорвался Свэн. Ты это хочешь скрыть. И это очень подозрительно.
   - Но я, ей-богу, не помню. Мы тогда здорово выпили. Я хотел спросить утром, но он уехал, когда я спал. Даже не попрощался.
   - Выпей виски - это прочистит память. Постарайся вспомнить все до последней мелочи.
   Клаус отхлебнул из рюмки, сжал голову ладонями. Бой подскочил к стойке, удивленно оглядел молчаливую группу, вздохнул, увидев лужу на полу, и тронул за локоть задумавшегося бармена.
   - Дядя Клаус, четыре цейлонских грога.
   - Налей сам. Грог внизу слева.
   Белая куртка боя упорхнула в зал.
   - Пятно... Красное пятно...
   - Что?
   - Он здорово перебрал. Когда он говорил о Свэне, у него начиналась истерика. Он все время говорил про какое-то красное пятно.
   - Что за чушь?
   - Да. Он сказал именно так: "Свэн взорвался... там... красное пятно"... И ткнул пальцем в карту, но я стоял далеко и не заметил, куда. Я не стал его расспрашивать, потому что ему было плохо, я хотел спросить утром. Это все, что я знаю.
   Сероглазый потер шрам на подбородке, и Клаусу опять показалось, что он когда-то уже видел этот жест.
   - Не густо. Это действительно все?
   - Да.
   - Смотри, Клаус. Если что - мы тебя под землей сыщем.
   Все трое поднялись и направились к выходу, подняв капюшоны. Сероглазый бросил на стойку пятидолларовую бумажку.
   Дождь продолжался, разговоры по поводу происшествия на автотрассе уже иссякли, телестена показывала какую-то рекламную пьесу, и скука снова сводила скулы, а у этих четверых в плащах был какой-то не совсем обычный вид, и то, что они уходили в такую грозу, было тоже не совсем нормально, поэтому десятки сонных глаз провожали четверку, пока вертящаяся дверь не замерла за последним из них.
   Клаус привычно смахнул пятерку со стойки в кассовый ящик, но из-под нее вылетел белый картонный квадратик.
   Бармен взял его в руки, повертел в недоумении и вдруг бросился к окну.
   Черная длинная, как торпеда, машина бесшумно ринулась в дождь и через мгновение исчезла за густой серой пеленой.
   - Это они! Это они убили Тэдди! "Коршуны Космоса"! Их надо догнать! Это гангстеры! Вот... вот...
   Клаус метался между столиками, тыча посетителям белый квадратик точь-в-точь такой же, как показывали на экране.
   Но посетители отмахивались от него, как от сумасшедшего:
   - Нашел дураков...
   - А ты видел, как эти парни работают лучеметами?
   - С этой братией лучше не связываться. Голова будет целей.
   - Пусть полиция гоняется, это ее дело. А нам и здесь хорошо, нас они не трогают.
   - Да что вы с ним разговариваете. Он просто пьян, я видел, как он пил за стойкой.
   - Сам толковал с ними, как миленький, а мы догоняй...
   Кто-то хихикнул, и нервные смешки полетели по залу.
   Клаус, растерянно оглядываясь и все еще протягивая белый квадратик, стоял под градом насмешек, ругани и острот. И только сидящий рядом парень в синем реглане сказал негромко:
   - Позвоните в полицию, бармен. Если только хватит смелости. Видно, эти молодцы шутить не любят.
   Клаус, словно очнувшись, прошел за стойку, набрал номер полиции.
   - Герман Клаус... Только что здесь были "Коршуны"... Вот, оставили карточку... Что? Нет, жертв нет. Да, помню всех, я говорил с ними... Да, могу опознать... В черном "Форде"... Хорошо...
   И пока Клаус говорил с дежурным полицейским, зал быстро пустел. Посетители бросали деньги на столики и торопились к выходу, хотя дождь еще не утих. Когда Клаус отошел от видеофона, в зале остались только бой и парень в синем реглане.
   У Солсбери была странная манера читать газеты. Когда пневмопочта выбрасывала на стол очередной выпуск, доктор брал его и, не просматривая, складывал в аккуратную стопку на полку шкафа. Так было каждый день, кроме пятнадцатого числа. Пятнадцатого, ровно в десять утра, Солсбери садился за стол, вынимал заветную стопку и за чашкой кофе подробно изучал все, что случилось вне стен Биоцентра за тридцать прошедших дней. Месячный интервал придавал видимость логики ходу событий и снимал остроту каждодневных сенсаций: мыльные пузыри за это время успевали лопнуть, загадки раскрыться, догадки - подтвердиться, сплетни - заглохнуть.
   Это был единственный способ знать все, что происходит и не сделаться неврастеником. Месячное неведение придавало бедам мирским оттенок художественного вымысла, что позволяло ученому философски относиться ко всем суетным переменам, не касающимся непосредственно его работы.
   Короче говоря, такой способ чтения газет уберег от разрушительного скепсиса гуманистические идеалы юности, чем Солсбери был очень доволен.
   Сегодняшнее утро начинало четвертый день эксперимента, и сегодня как раз было пятнадцатое.
   Солсбери достал термос с кофе, который в течение многих лет заваривала ему Джой, добавил в ароматную жидкость несколько капель гавайского рома, хранящегося специально для такого случая, обрезал сигару и сел за стол.
   За шестьдесят с лишним лет жизни мир очень изменился, причем изменился к лучшему. Исчезла, наконец, висевшая над планетой опасность термоядерного самосожжения - атомное оружие было запрещено и уничтожены все его запасы. ООН из рекомендательного органа превратилась в реальную силу, регулирующую отношения между государствами. Это позволило провести всеобщее разоружение и практически исключить возможность военных конфликтов. Международные советы, комитеты, комиссии обладали влиянием и законодательной властью не меньшей, чем правительства государств, и многозначное слово "суверенитет" перестало быть спасительной ширмой для честолюбивых маньяков и оголтелой диктатуры.
   Словом, медленно, но неуклонно юношеские мечты Солсбери о всеобщем благоразумии как будто сбывались.
   И все же в мире, доступном Солсбери по газетам, было много странных, почти неразрешимых парадоксов.
   Ну, хотя бы это самое всеобщее благоразумие. Всю жизнь Солсбери верил, что только успехи культуры и науки способны облагородить человечество и привести к гармонии. Он был подчеркнуто далек от политики и не доверял всякого рода социальным преобразованиям, тем более что очень часто они были связаны с насилием, так претящим его душе.
   Но те же газетные сообщения доказывали доктору, что его облагороженным современникам все больше и больше хочется стать на четвереньки и залаять.
   И еще. Наука дала людям огромную власть над временем и пространством, над живой и неживой природой. Знаменитый "эффект Кларка" фактически уничтожил "предел досягаемости" космических кораблей, и человек получил доступ во многие галактики Вселенной.
   Тем не менее мир непрерывно сужался. Газеты охотно повторяли басни о чудовищах Проксима Центавра, но почти ничего не писали о жизни социалистической Африки и Азии, коммунистической России. И если бы не сообщения в научных журналах о выдающихся открытиях и изобретениях, можно было подумать, что четыре пятых Земли каким-то образом превратились в безлюдную пустыню.
   Солсбери листал газеты, попивал кофе и благодушно бормотал под нос:
   "Скачки на зебрах в Чили... Господи, откуда это зебры в Чили? Ах, вот что... Закуплены в Африке специально для скачек... Реклама губной помады для пожилых дам, тонизирующее действие на мужчин. Очень интересно... Научное обозрение. Посмотрим... Профессор Мичиганского университета Питер Уолтер утверждает, что запуск очередного советского искусственного солнца над Арктикой может вызвать мировую катастрофу... Ну, это они писали и перед первым запуском... Частная жизнь "Лысого Боба", чемпиона по вольному кэтчу... Боб в ванне... Да, типичная гипертрофия плечевых мышц... Забастовка на дне океана. Двадцать четыре часа не работали 13 подводных заводов для производства тяжелой воды... Так, и больше ни слова, что к чему, непонятно... Зато вот - раз, два, три, четыре, пять - пять страниц интервью со "звездой голубого экрана" трехлетней Эни Скотт. Очень мило...
   И вдруг глаза Солсбери удивленно округлились: "Похищение трупа... звездолетчик Эдвард Стоун... четверо убитых... "Коршуны Космоса"... Какая связь между смертью Тэдди Заморыша, ночным нападением на патруль и новой бандой?..
   Действительно, какая связь?
   Солсбери отставил кофе, еще раз перечитал заметку, перелистал огромные фотографии.
   Черный коршун... Череп в когтях... Бред! Средневековье какое-то. Лейтенант, перерезанный пополам...
   Скомканная в бешенстве газета полетела в угол.
   - Эйлин, здравствуйте. Кого-нибудь из боссов срочно.
   На экране появились темные очки Дуайта:
   - А, Солсбери! Ну, как дела? Как ваш покойник? Есть что-нибудь новое?
   - Есть, мистер Дуайт. Только не для вас, а для меня.
   Лицо Солсбери горело. Он поднял скомканную газету, потряс ею перед Дуайтом.
   - Что это все значит? Во что вы меня втравили?
   - Что вы имеете в виду?
   - Я имею в виду похищение трупа!
   - Видите ли, вы же сами сказали, что труп Тэдди надо доставить немедленно. А обращение к МСК и связанные с этим волокиты и формальности поставили бы под угрозу все дело. Ваше дело, кстати. И вообще - как бы вы объяснили МСК, зачем вам так срочно понадобилось тело Стоуна? Начались бы заседания, комиссии.
   - Я не о том, мистер Дуайт. Ради науки, может быть, и следовало нарушить инструкцию, пойти на незаконное похищение. Но все остальное!.. Неужели для того, чтобы спасти одного человека, надо убить четырех? Ведь это же безумие! Самое гуманное, самое обнадеживающее открытие века начинается с преступлений!
   Желваки на скулах Дуайта дрогнули, но голос был по-прежнему спокоен.
   - Ах, вот вы о чем! Вы просто ребенок, Солсбери. Это же обычная газетная утка. Мы действительно похитили тело Стоуна, но все остальное вымысел.
   - А фотографии? Трупы убитых?
   - Солсбери, вы неподражаемы. Это же просто совпадение. На автостраде аварии бывают чуть ли не каждые пять минут. Тэдди был похищен без всякого шума. А потом где-то рядом случилась перестрелка - из-за чего, не знаю. Может быть, просто сводили счеты. Ну, а полиция, чтобы оправдать свою оплошность - ведь труп-то исчез! - свалила свою вину на гангстеров. Газеты подхватили, вот и результат. Надеюсь, теперь вы поняли?
   Солсбери колебался. Ему очень хотелось, чтобы все было именно так, как сказал Дуайт, но...
   - Вы мне не верите? Я прошу прочитать вечерний номер вон из той стопки, которую я вижу на вашем столе.
   Солсбери машинально взял газету, и в глаза ему сразу бросились огромные буквы: "Коршуны наглеют! Четыре часа назад на трассе Луна - Марс совершено нападение на грузовой лайнер фирмы "СС" "Антей". Корабль поврежден, имеются человеческие жертвы...".
   Фотографии... Похожий на лезвие ножа космолет, на борту которого красуется знакомая птица с черепом, развороченная рубка управления, окровавленная голова пилота на пульте, пустота ограбленного трюма с рваными полукружьями пробоин, сквозь которые видно звезды...
   И снова текст: "Фирма "СС" обратилась в МСК с требованием защитить пассажирские и грузовые трассы от действий космических пиратов... Девять крупнейших концернов страны поддержали справедливое требование фирмы "СС"... Экстренное заседание Международного Совета Космонавтики...".
   - Вот видите, дорогой доктор, прежде чем устраивать истерику и обвинять нас чуть ли не в бандитизме, вам просто надо было бы дочитать газеты. Ведь не станете же вы теперь утверждать, что фирма "СС" связана с этими "коршунами"? Ведь вы же умеете мыслить логически, надеюсь.
   - Извините... Извините, мистер Дуайт. Я, кажется, действительно погорячился. Но мне, откровенно говоря, не очень нравится таинственность вокруг препарата СД. Ведь это же общечеловеческое достояние.
   - Разумеется, мой друг, разумеется. Но сейчас это необходимо, поверьте. Ради пользы дела, прежде всего. Придет время, и мы подарим человечеству этот живой огонь, вырванный у космоса... Кстати, вы ничего не знаете о красном пятне?
   - О каком красном пятне?
   - Ну, красное пятно, которое можно встретить в космосе, или что-нибудь в этом роде.
   - Понятия не имею. Ни о чем подобном не слышал.
   - Красное пятно, встретив которое, корабль взрывается?
   Солсбери удивленно уставился на Дуайта.
   - Я вас не понимаю, мистер Дуайт.
   - Ну, я это к слову. Я думал, может быть, в космической биологии есть какая-нибудь такая штука. Но, видимо, к биологии оно отношения не имеет... Ну, а как Тэдди?
   - Все по-старому, мистер Дуайт. Датчики регистрируют возрождение клеток, процесс идет бурно, организм восстанавливается, но он по-прежнему мертв.
   - Есть какая-нибудь надежда, что он оживет?
   - Не знаю. Мы перепробовали все - электростимуляцию, искусственное дыхание, химическую тонизацию, нейрошок - словом, все средства, которые современная медицина использует при выводе из состояния клинической смерти, но пока все тщетно.
   - Да, очень и очень жаль. Кстати, я посоветовал бы вам в будущем не тратить времени на газетные сплетни. Они не для вас. Вы созданы для науки. До свиданья.
   Солсбери откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза.
   Откуда появилась подозрительность? Или это старческий психоз? В конце концов, бизнесмены тоже люди. Причем, разные люди. Вот, Роберт Смит - это да. Недаром его за глаза зовут "Хромой кабан". А Дуайт - человек интеллигентный и мыслящий. Если даже Роберт задумает какую-нибудь пакость, Дуайт сумеет его обуздать. Действительно, его, Солсбери, дело - наука, а остальным пусть занимаются другие.
   Солсбери собрал газеты, разбросанные на столе, и сунул пачку в шкаф. Читать ему больше не хотелось. Он устроился в кресле поудобнее и снова прикрыл глаза.
   О чем это спрашивал Дуайт? Красное пятно, которое взрывает космокорабли... Непонятно.
   По ассоциации перед глазами проплыли носилки, покрытые белой простыней, а на простыне - расплывающееся красное пятно. Кровь... Впрочем, это была не кровь, а большая красная роза, на шелковистых лепестках которой дрожала роса. И весь куст, усыпанный розами, и весь сад, и желтая лента тропинки, посыпанной песком, - все было пронизано, просвечено, налито густым солнечным соком, и он был молод, и рядом с ним шла высокая смуглая девушка, но она улыбалась не ему, а Гарри Митчэлу, щеголяющему в новой форме пилота ВМС...
   Он открыл глаза, но Лили не исчезла: она стояла перед ним такая же, как тридцать пять лет назад, в тот день, когда выходила замуж за Гарри...
   - Что с вами, мистер Солсбери?
   - Джой? Господи... Я, кажется, немного задремал. Извините.
   Солсбери провел ладонью по лицу, собираясь с мыслями.
   Джой спрятала руки за спину.
   - Ну так что же вы скажете, Джой?
   - А что вы хотите?
   - Что хочу? Гм... Понятия не имею. У вас такой вид, словно кто-то вам сделал предложение.
   - Вы уверены, что это могло бы меня осчастливить?
   - Не знаю, но полагаю, что да.
   - Вы плохо разбираетесь в людях, мистер Солсбери.
   - Вполне возможно. Годы берут свое. Ведь это вполне закономерный биологический процесс.
   Джой не выдержала и выхватила из-за спины ленту самописца.
   - Пульс!
   - Так что же вы тянете, злая вы женщина!
   Он схватил ленту обеими руками. Ровная линия, прочерченная пером прибора, прерывалась едва уловимым зигзагом. И еще одним. И еще. И еще.
   - В лабораторию! - прокричал Солсбери, размахивая лентой, как победным флагом.
   - Выключайте, Джой, это бессмысленно.
   Солсбери устало сел на стул, взял за руку лежащего на койке человека. Рука чуть дрогнула, но подчинилась пальцам доктора. Солсбери согнул покорную руку в локте, отпустил. Рука осталась в том же положении.
   - Опусти.
   Человек опустил руку. Он спокойно смотрел на Солсбери, и от его спокойствия можно было сойти с ума.
   - Встань.
   Человек неторопливо поднялся на койке, свесил ноги вниз. Несколько секунд сидел неподвижно, глядя на свои ноги, потом медленно встал. Руки его оставались в том же положении, в каком он только что сидел - чуть согнутые в локтях, с пальцами, продолжавшими сжимать несуществующий край койки. Две или три секунды человек рассматривал напряженные руки, потом опустил их, разжал пальцы. Потом медленно поднял голову, посмотрел на Солсбери ясным взглядом, в котором не было ни торжества, ни вопроса, а только пустота спокойствие пространства, в котором нет ничего.
   - Ложись.
   Человек в том же ритме повторил все движения и вытянулся на койке, продолжая смотреть на доктора.
   - Спи.
   Человек закрыл глаза.
   - Может быть, попробуем комбинировать стимуляторы?
   - Нет, Джой, это бесполезно. Ведь это не болезнь. Не кретинизм и не идиотизм. И не потеря памяти. Все электроэнцефалограммы, все нейротесты говорят о том, что его мозг абсолютно здоров и абсолютно нормален. Я зондировал логометром Берга его память - кривая беспрерывна, об амнезии не может быть и речи...
   - Но что же все-таки с ним?
   - Как вам сказать? Это совершенно особый случай. Он... мертв.
   - Не пугайте меня, мистер Солсбери. Работая с вами, я привыкла к самым невероятным вещам, но...
   - Ну, я, пожалуй, неправильно выразился. Просто этому состоянию нет еще названия в медицине. Потому что мы с вами, Джой, первые, кому после Иисуса Христа приходится воскрешать из мертвых.
   Солсбери встал, закинул руки за голову, прошелся по комнате.
   - Понимаете, ведь мы с вами вернули пациента не из клинической, а из самой настоящей, биологической смерти, когда все процессы уже остановились, прекратились. В том числе и процессы, происходящие в клетках мозга. Человек умер в полном смысле этого слова, стал неживой материей. С помощью СД мы восстановили его клетки, восстановили заново весь организм с точностью, которую даже представить трудно - вплоть до последнего электрона в последнем атоме, из тех несчастных триллионов атомов, которые составляли нечто, бывшее когда-то Эдвардом Стоуном. Но этот восстановленный организм был именно "нечто" - не человеком и не трупом, а только копией человека.
   - Но ведь сейчас-то он жив!
   - Да, мы сумели "запустить" его сердце и легкие, нервные центры, руководящие всеми сложнейшими процессами организма, потому что мы знали, как это делать. Но его психика по-прежнему мертва, его мозг сейчас - это великолепный и вполне исправный мотор, который надо завести. А как вот это вопрос.
   - Но ведь надо же что-то делать.
   - Надо, Джой. Надо. Надо столкнуть его мышление с мертвой точки - с той десятой доли секунды, в которой оно было остановлено смертью. Но что пронеслось в его мозгу в эту десятую долю секунды? Какой образ? Слово или воспоминание? Ведь мы уже все перепробовали - и имена знакомых, и те небольшие кусочки его жизни, которые нам известны. Нo ведь это - песчинки огромной пустыни, и только одна единственная из них способна превратить в Эдварда Стоуна его живую копию.
   Солсбери снова наклонился над койкой.
   - Открой глаза.
   Человек открыл глаза. Спокойствие пустоты царило в них.
   Шел уже четырнадцатый день эксперимента, и уже семь долгих мучительных дней и ночей на койке этот человек, живой и мертвый одновременно, с безропотностью лунатика выполнявший все, что ему говорили, и неспособный ничего сделать сам, потому что мозг его спал, как та сказочная царевна в хрустальном гробу. Каждые четыре часа с методичностью метронома звонили Дуайт или Роберт, и эти звонки еще больше действовали на нервы.
   - Нет, Джой, так не пойдет. Мы скоро сами сойдем с ума. Надо отдохнуть. Выключайте аппаратуру.
   Джой действительно устала. Перед глазами мелькали черные точки верный признак нервного переутомления.
   Привычно переключая рубильники на ноль, она прикрыла веки и слегка надавила на глазное яблоко - иногда это помогало.
   - Ой!
   Раздался треск предохранителей, и одновременно погас свет. На силовом щите замигала красная лампа аварийного освещения.
   - Простите, мистер Солсбери, это я натворила. Одну минуту...
   - Стойте!
   Солсбери держал за руку человека на койке. Пульс участился. Зрачки расширились и смотрели не на доктора, а на мигающую красную лампу.
   - Сядь.
   Человек сел на койке, но теперь его движения были суетливее. И он не отрывал глаз от красной лампы.
   Джой приоткрыла рот, чтобы что-то спросить, но в тоне доктора было что-то такое, что заставило ее промолчать и подойти ближе.
   - Красный свет! - негромко сказал Солсбери, наклонившись к самому уху человека и продолжая держать его за руку.
   Рука дрогнула.
   - Красный... свет! - повторил Солсбери раздельно.
   На слове "красный", рука дрогнула чуть сильнее.
   - Свет!
   Рука оставалась неподвижной.
   - Красная лампа.
   Снова - неуловимая судорога на слове "красный".
   - Красная роза. Красный кирпич. Красная кровь. Красная машина. Красный сигнал...
   При словах "Красный сигнал" рука задрожала мелкой дрожью. На лбу Солсбери выступил пот. Губы человека тряслись, словно он что-то хотел выговорить - впервые за все эти семь дней. И Солсбери поймал себя на том, что у него тоже трясутся губы. Джой стояла рядом, до боли сжав пальцы, и, сама не замечая, шепотом повторяла магические заклинания Солсбери.
   - Красный огонь. Красный пожар. Красный факел. Господи, Джой, что еще бывает красное?
   - Красный... красный бант.
   - Красный бант. Красное яблоко. Красный... Тьфу, черт!
   - Неужели так придется перебирать все слова? Но что еще... Скорее, господи, что там еще... Красная корова... Скорее...
   И вдруг по какой-то лихорадочной, не осмысленной еще ассоциации, откуда-то из подсознания, где-то услышанное и непонятное, но интуитивно чем-то связанное с жизнью этого так малознакомого человека, во весь голос почти крик:
   - Красное пятно!
   ...глаза слипались от выпитого виски и многочасовой гонки, фары высветили на шоссе две серебряные дорожки, и машины выскакивали из этих серебряных струй, как перепуганные темные рыбы, и это было смешно, и беспричинно весело было на душе от свистящего за стеклом ветра, и ни о чем не хотелось думать, а только жать до предела на тугую педаль акселератора и плевать на все опасности на свете, потому что...
   ...когда, пилот,
   не повезет
   тебе в полете вдруг,
   не верь тому,
   что бак в дыму
   и что последний круг...
   ...но он, кажется, все-таки задремал, потому что яркий красный сигнал машины, тормозящей впереди, ударил в глаза внезапно, и память отбросило туда, назад, к Свэну, и хотя рука автоматически вывернула руль, бросив послушный "Форд" в сторону, он уже не видел бетонных ребер ограждения, потому что перед глазами клокотало грозное и загадочное Красное Пятно...