Неизвестен Автор. Особое задание (сборник)

   Пуговицы не сохранились, но мальчишки в один голос уверяли, что отрывали их от лохмотьев брезентовой куртки.
   Такие блестящие пуговицы "с красноармейской звездой"
   могли быть у пожарников, хотя и не только у них.
   К этому же времени наши товарищи закончили анализ двух диверсий, о которых вскользь упоминалось в никитинском дневнике. Примерно два года назад вспыхнул пожар в одном из служебных помещений, примыкавших к центральному залу с кроссами телефонной станции на Большой Морской. Почти одновременно обнаружили динамит, заложенный для взрыва, около котлов центральной водопроводной станции на Шпалерной улице. Работников обеих станций чекисты тщательно проверяли и пришли к выводу: поджог и взрыв готовили посторонние люди. Следственные показания помогли установить, что диверсии на телефонной станции предшествовало посещение представителей городского Совета и пожарного надзора. Сотрудники горсовета, окруженные большим числом людей, находились на станции непродолжительное время, а об инспекторе пожарного надзора никто толком не знал, к кому и зачем он приходил. И только бойцы охраны водопроводной станции со Шпалерной и дежурный из бюро пропусков телефонной станции с трудом припомнили, что какой-то пожарный инспектор угощал их редкими для того времени ароматными папиросами и при этом многозначительно советовал: "Затягивайтесь с соблюдением противопожарных правил".
   А если поискать Никитина в списках Госпожарнадзора? И пуговицы ведь на пепелище были, по словам ребят, с куртки пожарника...
   Поискали. Нашли в архиве приказ о зачислении в конце 1920 года некоего Никитина Григория Васильевича (приятельница парикмахера называла имя Григорий)
   на должность техника. Проработал он там около трех месяцев, но, как видно, успел запастись бланками удостоверений. В то время в составе учреждений была большая текучесть кадров, поэтому найти в 1923 году людей, работавших в 1920 году, было нелегким делом. Кто-то из бывших сослуживцев Никитина вспомнил, что однажды встретился с ним и тот заговорил о своей работе в редакции журнала.
   Лихорадочно листаем учетные карточки всех журналов. Фамилия Никитина с инициалами Г. В. встречается в ведомости на зарплату среди курьеров одной из редакций журналов. Нас отослали к старичку кассиру, помнившему всех и вся. Он думал долго, даже взмок он напряжения и потом вдруг сказал:
   - Как же, помню Никитина. Такой представительный мужчина. Он даже помог сейф передвинуть. "Силенкой, - говорю, - вас природа не обошла". Он ответил, что у пих в Опочецком уезде все такие дюжие.
   - Вы не ошиблись - именно в Опочецком?
   - Мы, кассиры, - люди точные. - Старичок даже обиделся за недоверие.
   Поблагодарив его, мы впоследствии выяснили в Опочецком уезде Псковской губернии, что Никитин Г. В. в юные годы привлекался к суду по делу о краже телефонного имущества. Наш сотрудник немедленно выехал в уезд, ибо мы подозревали, что Никитин может укрываться у себя на родине.
   А пока пришел обнадеживший нас ответ из-под Воронежа: милиционер выздоровел и писал уже сам. Извинялся за путаное первое письмо. Скорее всего его действительно ранили на Екатерингофском. Он помнит только, что прополз еще несколько метров, поднял голову, пытаясь рассмотреть парадную, из которой стреляли, но в глазах замаячили змеи, а что было дальше, не помнит. "Пусть товарищи чекисты не смеются, - заканчивал он, - но змеи и вправду маячили, только на резьбе парадной двери". Мы нашли и парадную и змей, точнее, одну змею, вьющуюся вокруг чаши, - медицинскую эмблему (видимо, в доме была когда-то фельдшерская школа).
   Из Опочки приехал наш сотрудник. Действительно, несколько месяцев назад Никитин появился в родных местах.
   Его опознал на сельской вечеринке делопроизводитель военкомата и пытался задержать. Никитин тут же застрелил его. Застрелил и погнавшегося за ним милиционера и скрылся. Снова след утерян. Правда, не совсем.
   Одному из собутыльников Никитин прихвастнул, что сына-то уж он научит, как сколачивать капиталец.
   Значит, у Никитина где-то был сын. Мы пустились на несколько рискованный эксперимент: к Елизавете Федоровне Ивановой направили медсестру из поликлиники для обследования здоровья ребенка. Косвенными расспросами удалось установить, что отец ребенка - уроженец Псковщины.
   Все становилось на свои места. Иванова и есть возлюбленная и сообщница Никитина. Никитин мог под одной из "своих" трех фамилий проживать на Екатерингофском или же у кого-то из Ивановых. Оказалось, что в квартире No 68 дома со "змеиной" эмблемой проживал некий Акимов. По сведениям управдома, он имел широкие связи в пожарной инспекции и как-то даже пообещал снять с него штраф. Но комната на замке, жилец уже давно отсутствует.
   За всеми этими квартирами установили наблюдение.
   Но Рождественская улица... Кто живет на Рождественской?
   Из Тверской губернии о семье Ивановых нам ответили:
   Рудова Ирина, двадцати трех лет. Обратились в адресный стол: такая значится. Дали адрес. Мы воспрянули духом, но по указанному адресу Рудова не проживала. Снова адресный стол. Начальник извинился: сотрудница недосмотрела. Рудова переменила адрес и фамилию - теперь она Акимова. Акимова? Но ведь это же одна из кличек Никитина! От неожиданности мы опешили. Начальник, неверно истолковав паше молчание, мягко сказал:
   - Не торопитесь, товарищи. Я еще не окончил. Акимова вышла вторично замуж, сейчас она Бахтина и проживает на 6-й Рождественской.
   Видимо, паузу в разговоре он опять расценил неверно и растерянно сказал:
   - Ответ окончательный...
   - Обжалованию не подлежит, - засмеялись мы. - Спасибо.
   Все концы сходились. Установили наблюдение и за этой квартирой. Однажды, осматривая интересовавший нас дом на 6-й Рождественской, встретил я однополчанина, с которым вместе служил на границе.
   - Ты чего здесь бродишь? - спросил я.
   Сергей растерялся, покраснел:
   - Я собирался вам звонить. Приду завтра.
   На другой день действительно пришел к нам на Гороховую, в здание ЧК, и стал изливать душу. Питает он симпатию к одной женщине и, кажется, любим, но тем не менее не может бывать у нее в определенные часы. Смеясь, мы объяснили Сергею, что органы государственной безопасности созданы не в помощь несчастной любви.
   - Я не о том, - сказал он мрачно. - Кто-то внушает ей все время, что при иных порядках она бы лучше жила.
   В общем, не нравится мне это.
   - Ты же бывший пограничник, - сказали мы, - не нравится - перевоспитай ее.
   Он уже был в дверях, когда Солоницын спросил:
   - Послушайте, Сергей, а на 6-й Рождественской что вы делали?
   - Так Ирина и живет там. В доме семь.
   Мы, не сговариваясь, вскочили. Сергей смотрел на нас с недоумением...
   Начался заключительный этап нашего сражения.
   Мы пришли к Бахтиной вместе с Сергеем в часы, "дозволенные для посещения". Маленькая угловая квартира во дворе была скрыта от посторонних глаз. Обстановка в комнате бедная, даже слишком бедная, а двое маленьких плачущих детей только усугубляли картину нужды. Сергей представил меня как своего давнего товарища. Я попросил у Ирины разрешения поговорить с ней наедине.
   По памяти приведу отрывки из нашей беседы.
   - Вам тяжело живется?
   - Видите сами.
   - У вас двое детей... Где их отец?
   - Сбежал, - усмехнулась, - как и многие из вас.
   - Кажется, ваша сестра Лиза тоже растит сына одна?
   Молчит.
   - Почему вы не отвечаете? У вас есть сестра - Елизавета Федоровна?
   - Двоюродная, - будто огрызнулась. - Мы ее зовем Лиля.
   Лиля... Лиля... Несколько раз это имя промелькнуло в никитинском дневнике.
   - Ну и как, есть что-то общее, например, между Сергеем и отцом Лилиного ребенка? Хотя бы в отношении к детям. Только говорите напрямик, сразу.
   - Да, они разные, - чуть оживилась (а у меня гора свалилась с плеч. Нашли!). - Сережа привязался к моим сорванцам.
   - Когда вы в последний раз видели того человека?
   - Слушайте, - возмутилась она, - в конце концов, вы здесь в гостях.
   - Я чекист, гражданка Бахтина, и пришел не в гости.
   Она задумалась, замолчала надолго. Я кратко объяснил, что не из такой она семьи, чтобы цепляться за "бывших" и мечтать о гибели большевиков. А укрывать у себя преступника...
   - Он не преступник, - испуганно перебила она меня. - Лиля сказала, что у него в кассе недостача...
   - А револьвер, который он перед сном прячет под подушку?
   Через час я уже знал все. Никитин, которого Лиля ей представила под фамилией Акимова, уже немало ночей провел у Бахтиной. Сергея он велел больше не впускать, но ей Сергей дорог, она не могла... И Лиле не могла отказать. А ее фамилия по первому браку и кличка Никитина - чисто случайное совпадение.
   Перед уходом я сказал:
   - Поймите, Ирина, нельзя вести двойную игру. Либо вы дадите нам знать о первом же появлении Акимова, либо мы будем вас считать его пособницей.
   - У меня двое детей... и Сергей, и Сергей, - тихо сказала она. - А счастья у Лили все равно с ним не будет...
   В один из последующих дней поступило сообщение, что к Лиле Ивановой пришли незнакомые люди. Она сообщила соседям$ что якобы готовится к свадьбе, а друзья ей помо250 гают устроить торжество. Часом позже вспыхнул свет в комнате по Екатерингофскому. Желая проследить все связи Никитина, мы дали ему возможность "попутешествовать" по городу.
   Была и еще одна веская причина, заставившая отсрочить до вечера его арест: Москва предупредила, что участники заговора скрыли существование одного тайного склада оружия. Возможно, Никитин о нем знает и передаст его местонахождение сообщникам.
   Никитина не выпускали из-под контроля ни на минуту.
   Все люди находились на своих постах. План операции был тщательно продуман.
   В 7 часов, когда мы дали себе четверть часа на отдых, раздался звонок, и почти тотчас прибежал запыхавшийся Сергей:
   - Бахтина передает: у нее Никитин.
   Заранее получив ордер на арест Никитина-Алексеева-Акимова и обыск в его квартирах, мы выехали на 6-ю Рождественскую.
   Непринужденной походкой вошел я во двор дома номер семь. В окнах угловой квартиры, задернутых занавесками, мелькнул и скрылся силуэт коренастого мужчины.
   Ждать пришлось долго. Уже совсем стемнело (сентябрьские вечера наступают рано), когда из квартиры вышел плечистый человек и, осмотревшись, направился к воротам. Я сидел на тумбе перед домом, устало привалившись к стене, и Никитин не обратил внимания ни на меня, ни на моих товарищей, оживленно беседующих на противоположной стороне улицы. Я успел разглядеть волевое и, как отмечали многие, злое выражение его лица, характерную манеру тяжело ступать. Одет он был в черный пиджак и парусиновые брюки. На глаза был низко надвинут картуз. Одну руку он держал в кармане пиджака, другой сжимал большую трость.
   Взмахом платка я подал условный знак товарищам:
   это он!
   Никитин неторопливо направился к Греческому проспекту. Дождавшись, когда вблизи не оказалось прохожих (это случилось на проезжей части проспекта), я прыгнул на Никитина, сдавил его обеими руками, чтобы он не мог извлечь из кармана оружие. Сильный, ловкий, он все же не смог вырваться... Мы упали на мостовую, подоспевшие товарищи обезоружили его, но он продолжал биться животом о булыжную мостовую до тех пор, пока мы не обнаружили у него торчавшие за поясом две гранаты...
   Враг продолжал сопротивляться, пока его не связали.
   Когда же его обезоружили и из потайного кармана извлекли удостоверение на имя Акимова, проживающего в доме No 65 по Екатерингофскому проспекту, а также пачку чистых бланков из третьего дивизиона и оттиски печатей на резине и меди, он завыл и забился...
   При обысках на квартирах находили оружие, поддельные документы, бланки.
   Никитин оказался крепким орешком. Он признавал факт за фактом только тогда, когда ему предъявляли выписку из его же дневника или когда показания свидетелей прижимали его к стене. Он вынужден был признаться во всех своих преступлениях против Советской власти.
   Рассказал он и о том, что сделал Лилю своей сообщницей и через нее поддерживал связь с нужными ему людьми.
   Спустя несколько дней Иванову арестовали. Мы не скрыли своего удовлетворения, когда обнаружили заветную перламутровую сумку и сапожки тридцать пятого размера.
   Никитину говорили:
   - Неужели вы не видите, что со старым миром навсегда покончено, что никогда не сбудутся ваши нелепые надежды на "переворот"? Ведь Орловский и ему подобные вас просто надули!..
   С перекошенным от злости лицом он плел всякий вздор о "силе личности", о "неподходящих условиях при советском режиме для развития частной инициативы". И совершенно гнусно - о людях, о нашем народе.
   - Не смейте клеветать на народ, которого вы не знаете! - Наше терпение истощилось.
   Мы рассказали ему, как советские граждане - молодые и старые, политически грамотные и не столь искушенные в политике - приходили нам на помощь. Как помогли нам белозубый чистильщик сапог Вагиф и подмастерье сапожника, раненный в голову милиционер, тринадцатилетний Димка и старичок кассир, и многие-многие другие люди, без помощи которых невозможен был бы успех в напряженной работе чекистов...
   В. Пудик
   "СИНДИКАТ-2"
   В 1922 году советская земля была очищена от интервентов и белых армий. За рубежом оказались большие массы белоэмигрантов. Они рассеялись по многим странам.
   Но в большинстве своем осели в Маньчжурии, Румынии, Болгарии, Польше, Югославии, Чехословакии, Франции.
   Бежавшие - разные "бывшие" и "великие" - люто ненавидели Советскую Россию, ее народ. Многие из них надеялись на скорое возвращение в Россию, на обязательную реставрацию эксплуататорского строя.
   Международный империализм, не оставлявший мечту поработить народы России, черпал из среды эмигрантов шпионов, диверсантов, террористов и засылал их в нашу страну.
   Одним из самый злейших врагов советского народа был матерый бандит, террорист, эсер Борис Савинков. Правящие круги империалистических держав возлагали большие надежды на этого специалиста по грязным антисоветским делам.
   Еще в 1917 году Савинков, будучи товарищем военного министра в правительстве Керенского, использовал свой пост для организации корниловского заговора, чтобы задушить назревавшую в стране пролетарскую революцию.
   А когда в России победил рабочий класс, Савинков тотчас же оказался в белогвардейском штабе Краснова, а затем Деникина.
   Весной 1918 года он нелегально приехал в Москву и с помощью Локкарта, Нуланса и других иностранных шпионов-дипломатов организовал контрреволюционную организацию под демагогическим названием "Союз защиты родины и свободы".
   ВЧК при помощи советских патриотов раскрыла и обезвредила этот опаснейший контрреволюционный очаг.
   Но Савинкову все же удалось поднять кровавый мятеж в Ярославле.
   После разгрома мятежа многие сообщники Савинкова оказались за решеткой. Сам же он и на этот раз ушел от возмездия.
   Теперь Савинков оказался в ставке Колчака. Отсюда следы его ведут в страны Европы и в США. Ярый контрреволюционер занимался организацией поставок белым армиям оружия, обмундирования, продовольствия.
   Там, за рубежом, и застал его полный разгром белогвардейщины, победоносное окончание гражданской войны.
   Признать себя побежденным Савинков не мог. Как азартный игрок, он делал все новые и новые ставки. Благо под руками - белоэмиграция с лихими атаманами, щедрые кредиты, покровительство русских и иностранных миллионеров.
   Обосновавшись в панской Польше, Савинков собирает вокруг себя самых отъявленных ненавистников революционного строя и направляет их на борьбу с Советским государством.
   Вместо разгромленного СЗРиС ("Союз защиты родины и свободы") создается новая контрреволюционная организация - НСЗРиС ("Народный союз защиты родины и свободы"). И хотя вывеска обогатилась словом "народный", суть осталась прежняя: взрывы, поджоги, убийства, бандитизм. Подпольные группы и организации НСЗРиС, словно грибы поганки, вырастали в западных районах страны.
   К весне 1922 года савинковский центр в Польше от создания широко разветвленной сети так называемых комитетов НСЗРиС перешел к засылке в нашу страну крупных бандитских формирований. Действия банд Перемыкина, Павловского, Булак-Булаховича, Войцеховского, Васильева и других атаманов свидетельствовали о новой тактике Савинкова и его хозяев в борьбе с Советской Республикой.
   Органы ВЧК в это время, как и прежде, находились начеку. Опираясь на поддержку широких трудящихся масс, они вовремя вскрывали и беспощадно громили савинковские шпионско-террористические гнезда, а советские вооруженные силы давали решительный отпор нашествию банд.
   Еще в мае 1921 года в Минске был арестован один из руководителей савинковского "западного областного комитета", бывший помощник начальника одного из штабов Западного фронта Красной Армии некто Опперпут. На допросе он дал ценные показания, которые помогли выявить и ликвидировать большую сеть ячеек НСЗРиС в западных районах страны, пресечь преступную деятельность областных комитетов НСЗРиС в Белоруссии и Смоленской губернии.
   Тогда же Особым отделом ВЧК Западного фронта были получены сведения о появлении в Смоленске и Витебске эмиссара НСЗРиС штабс-капитана белой армии Герасимова. На поиски савинковского эмиссара были направлены наиболее опытные работники ЧК Западного края. Сотрудникам контрразведывательного отдела удалось выявить цель этого визита: восстановление разгромленных чекистами антисоветских организаций.
   Было установлено, что Герасимов проживает под фамилией Дракун у своего двоюродного брата, бывшего милиционера смоленской городской милиции, работающего в промтоварном ларьке на базаре. Чекисты узнали, что для связи с Герасимовым из Варшавы прибывают специальные курьеры с паролем: "Нет ли у вас плакатов таких, какие покупал Павел Андреевич?" (вымышленное имя и отчество Герасимова). В ответ продавец открывал двери ларька, а затем отводил курьеров к себе на квартиру, где и происходили встречи с Герасимовым...
   Показания арестованного Герасимова послужили основанием для поимки других эмиссаров НСЗРиС и ликвидации вражеских гнезд.
   К концу 1922 года основные ячейки и организации НСЗРиС, находящиеся в нашей стране, были ликвидированы.
   Непрекращавшаяся подрывная работа Савинкова против Советского государства с территории Польши противоречила содержанию мирного договора, заключенного между Польшей и Советской Россией в 1920 году. Советское правительство заявило по этому поводу решительный протест. В результате правительство Пилсудского вынуждено было предложить Савинкову и его шпионскому штабу покинуть пределы Польши. Савинков перебрался сначала в Прагу, а затем в Париж. Но его антисоветская деятельность не ослабла. Стремясь поддержать свой пошатнувшийся престиж, он с еще большим фанатизмом продолжал засылать в нашу страну своих опытных и проверенных эмиссаров. При этом замышлялись новые и более широкие масштабы подрывной работы. Своим эмиссарам Савинков стал давать задания о контактировании деятельности с подпольными организациями других антисоветских направлений и о создании "единого центра антибольшевистской борьбы".
   В этой обстановке у руководителей советских органов государственной безопасности и родилась идея "помочь"
   Савинкову в его стремлении создать в Советской России "мощную организацию" из "единомышленников" и "объединить" все антибольшевистские силы под его руководством. В этом плане чекисты увидели возможность заманить Савинкова в Россию, арестовать его и нанести сокрушительный удар по белоэмигрантскому антисоветскому движению за рубежом. Разработка и осуществление задуманного плана, названного делом "Синдикат-2", проходили под непосредственным руководством Ф. Э. Дзержинского.
   Для осуществления задуманного плана важно было найти подходящие кандидатуры из среды арестованных савинковцев, на которых можно было бы опереться в предстоящем большом деле.
   Следует сказать, что во время следствия по делам эмиссаров НСЗРиС некоторые из них предлагали свою помощь в вывозе из-за границы отдельных руководителей союза, в том числе и самого Савинкова. Однако от этих услуг пришлось отказаться, так как преступления этих людей перед советским народом были настолько велики, что использовать их по делу было рискованно.
   Выбор пал на адъютанта Савинкова Леонида Шешенго и резидента НСЗРиС в Москве Зекунова. Их арест был зашифрован и создана видимость того, что они успешно выполняют задание своего шефа по созданию на территории СССР подпольных организаций. В то же время был дан ход легенде о создании в стране широко разветвленной антисоветской организации под названием "Либерально-демократическая группа" - сокращенно "группа ЛД" - с центром в Москве.
   "Действует" она самостоятельно с 1921 года и ни с одной из крупных контрреволюционных организаций на территории страны и за рубежом связей не имеет. Хотя группа ЛД и признает необходимость активной борьбы с Советской властью при известных обстоятельствах, но она одновременно резко возражает против террора. В ряде центральных военных и гражданских ведомств группа ЛД имеет своих людей, способных добывать секретные сведения. Организацию возглавляет бывший белый офицер Федоров.
   В роли Федорова выступал сотрудник контрразведывательного отдела ГПУ А. П. Федоров. Андрей Павлович - в прошлом царский офицер с высшим юридическим образованием. Он полностью порвал со своим прошлым, перешел на сторону Советской власти. Во время гражданской войны служил в Красной Армии. По заданию командования находился в тылу врага с разведывательными целями.
   Был схвачен белогвардейской контрразведкой и приговорен к смертной казни. Из тюрьмы сумел бежать и вернуться на место службы. Затем был принят на работу в органы ВЧК. Этому чекисту предстояло совершить подвиг, вряд ли до того имевший место в истории разведок мира, - неоднократно бывать в логове врага и воздействовать в нужном для советской разведки направлении на таких опытных международных шпионов и террористов, какими были Борис Савинков и его сподручные. По легенде, разъезжая по стране и насаждая комитеты НСЗРиС, Зекуноз случайно встречает в Москве своего "старого товарища" белого офицера Федорова и узнает от него о существовании контрреволюционной организации "Либерально-демократическая группа". Но Зекунов встретил не просто "товарища по борьбе", а руководителя группы ЛД. Чекисты были уверены, что если до ушей Савинкова дойдет слух о появлении в России новой антисоветской организации, хотя и расходящейся по своей программе с НСЗРиС, то это обязательно возбудит у него интерес.
   Первым ответственным шагом по делу "Синдикат-2"
   была поездка Зекуыова в Варшаву в начале 1923 года с заданием: встретиться с руководителями центра НСЗРиС в Польше и сообщить о "проделанной" им (Зекуновым)
   и Шешеней работе по созданию ячеек союза в Советской России; рассказать о существовании в Москве контрреволюционной организации "Либерально-демократическая группа" и об установлении контакта с ее лидером Федоровым; заинтриговать савинковцев перспективами этой "организации", ее широкими "разведывательными" возможностями и целесообразностью установления связи союза с этой организацией на условиях автономности. Для решения этих важных вопросов попросить у руководителей НСЗРиС широких полномочий или выслать опытного консультанта. Чтобы заинтересовать польскую разведку, Зекунов был снабжен соответствующим "шпионским материалом", якобы полученным от одного из представителей группы Л Д.
   Советско-польскую границу Зекунов перешел без происшествий. Поляки доставили его в Вильно к уполномоченному Савинкова Фомичеву, который хорошо принял его. Из Вильно Зекунов вместе с Фомичевым выехали в Варшаву для доклада руководителю варшавского областного комитета НСЗРиС Философову. Философова они в Варшаве не застали, так как он находился в это время у Савинкова в Париже.
   Из разговора с другими руководителями союза Зекунов узнал, что союз готовит в Советской России серию новых заговоров, мятежи и посылку весной 1923 года вооруженных банд. Для финансирования и инструктажа по подготовке этой "работы" Савинков экстренно вызвал Философова в Париж.
   От варшавского комитета Зекунов получил указание всячески поддерживать связь с группой ЛД, а Фомичев выразил желание выехать в Москву для руководства там организацией и просил привезти ему надежные документы.
   Зекунову удалось узнать также о посылке в СССР новых эмиссаров НСЗРиС. На основании этих данных все они в последующем были арестованы.
   Разведка панской Польши осталась довольна "шпионскими материалами" Зекунова и выдала ему за "труды"
   изрядную сумму денег.
   Таким образом, в результате первой поездки Зекунова в Польшу были достигнуты серьезные успехи в осуществлении задуманной органами ГПУ легенды. В частности, была установлена связь с центром савинковской организации в Варшаве и панско-польской разведкой. Легенда продолжала развиваться. Перед группой ЛД встала задача - создание внутри ее центра фракции, согласной установить контакт с Б. Савинковым для эффективной борьбы с Советской властью, и таким образом добиться присылки представителей союза в Москву для ведения переговоров.