- При всем моем волчьем аппетите, больше не могу... - взмолился Павленко.
   - Наш Боб, очевидно, сегодня не здоров: съел всего десяток бутербродов и осушил полдюжины стаканов чаю, - смеялась Ирина. Ее вздернутая верхняя губа обнажили острые белые зубы.
   - Диагноз установить не трудно: он влюблен. И в кого - догадаться еще легче. Посмотри,Иринка, какими глазами он на тебя смотрит, - с улыбкой проговорила Ветрова. - Бедняга, он так страдает, что совсем потерял аппетит.
   - Скорее это я страдаю от тоски по вас, Татьяна Владимировна. Кремнев не сводил восхищенных глаз с Ветровой.
   - Я замужем!-спокойно сказала она и показала обручальное кольцо.
   - За мифическим мужем!
   - Увы, вполне реальным, который к тому же никак не хочет дать мне развод.
   - Скажите, где он и я моментально освобожу вас, - пылко проговорил прапорщик.
   - Вы-то тут причем, Боб?
   - Для своего командира я готов на все, даже на самоубийство, шутливым тоном ответил Павленко.
   - Ой, какие страсти вы говорите! - лукаво играя черными, как агат, глазами, сказала Ирина.
   Прапорщик в шутку состроил свирепую физиономию. Все захохотали.
   - Правда, чтоскоро начнется наступление?-справилась Ветрова.
   - Вот уже четыре месеца, как я веду ожесточеннейшие атаки на ваше сердце, Татьяна Владимировна, - ответил Кремнев.
   - И совершенно безуспешно, Александр Васильевич! Все ваши атаки и впредь будут отбиваться с огромными потерями для вас, - улыбнулась Ветрова.
   - В ближайшее время я подвезу тяжелую артиллерию своей боевой славы, и вы принуждены будете сдаться на милость победителя, - пригрозил Кремнев.
   - Вы итак окружены ореолом героя, но это на меня мало действует, ответила Татьяна Владимировна. - Если вы действительно начнете наступать против немцев, то наш отряд двинется непосредственно за сто второй дивизией...
   - ...Вместе с нашей батареей, - живо добавил Павленко.
   - Мы вам не товарищи! Вы, артиллеристы, народ шумный, все время стреляете, раненые этого не любят. Скорее мы пойдем за пехотой, - сказала Ирина.
   - В таком случае наша батарея пойдет рядом с вами. Мы тоже двинемся за пехотой, - не унимался прапорщик.
   - Нет уж избавьте хоть в наступлении от вашего общества.
   - Как вы нас гоните? Подобное оскорбление смываетсь лишь поцелуями, наступал прапорщик на раскрасневшуюся от удовольствия Ирину.
   - Нам пора домой, - взглянул на часы Кремнев, поднимаясь из за стола. - Нет ли у вас новых газет, а то мы ничего не знаем, что делается на свете.
   - Так скоро? - разочаровано проговорила Ирина. - Ирочка, принеси, пожалуйста, последние номера газет "Киевской мысли" да попробуй стащить у Емельянова "Русское слово", - распорядилась Ветрова.
   Девушка исчезла.
   Откинув брезентовую полу, которая прикрывала вхд под навес, офицеры вышли во двор. После освещенной столовой ночная темнота показалась им особенно густой и плотной. Кое-где проглядывали очертания черных силуэтов деревьев, хат. На черном небе ярко мерцали крупные звезды.
   Кремнев и Павленко медленно направились к воротам, вслед за ними вышла из столовой и Ветрова.
   - Кликни-ка, Боб, вестового с лошадьми, а я подожду здесь, - попросил Кремнев.
   Прапорщик направился к соседнему двору и громко крикнул вестового. Из глубины сада показалась коренастая фигура солдата. Рядом с ним мелькало светлое женское платье.
   - Сию минуту, вашбродие, - отозвался солдат и направился к лошадям. вот только хозяйка откроет ворота.
   - Танюша!-страстным шепотом говорил Кремнев, сжимая маленькую и холодную от волнения руку сестры. - Немучьте меня, скажите - свободны вы или нет?
   - Увы, Александр Васильевич, я занята, и вы это знаете. Муж собирается приехать сюда с какой-то научной химической комиссией. Они будут исследовать состав немецких отравляющих газов, - так же тихо и, казалось, спокойно ответила Ветрова.
   Подошла Осипенко с пачкой газет в руках.
   - Вытащила у Емельянова не только "Киевлянина" и "Русское слово", ни и петербургскую "Речь", - с торжеством сообщила Ирина.
   - Очень, очень вам благодарен, - с чувством поблагодарил Кремнев Правда, "Киевлянина" я никогда не читаю. Это черносотенно-погромная газета самого низкого пошиба.
   - Вы придерживаетесь либеральных взглядов?-спросила Ветрова.
   - К черносотенцам себя не причисляю. Я сторонник мирного обновления нешего государственного строя, - ответил капитан.
   - А я социалист, - вмешался Павленко.
   - Вы, Боб, просто-напросто... дурачек. Куда вам соваться в политику! - фыркнула от смеха Осипенко.
   - Вы не верите? Помянете мое слово: если после войны случится революция, то вы увидите меня на барикадах с красным флагом, - пылко уверял прапорщик.
   - Уцелейте сначала во время войны, - спокойно заметила Ветрова.
   - Пока что вся революционность Боба заключается в том, что он готов ухаживать за всеми встречными девушками, - съязвил Кремнев.
   - Ах, так!-подхватила Ирина. - Значит, он ветрогон, которому нельзя верить?
   - Я думала, что ты наблюдательнее, Ира, - обняла подругу Ветрова.
   Девушка обижено замолчала.
   Вэто время вестовой подвел лошадей.
   Застоявшиеся в ночной прохладе лошади нетерпеливо топтались на месте и громко фыркали. Кремнев и Павленко легко вскочили в седла и, пожав на прощание руки сестрам, широкой рысью двинулись по дороге.
   - Тебе Ирина, Боб, не говорила, что за муж у Татьяны Владимировны?-задумчиво спросил Кремнев, когда они проехали деревню. - Кто он?
   - Упоминала вскользь, что он известный профессор, что-то лет на двадцать старше своей жены, но тем не менее она его очень любит, - ответил Павленко.
   - не почему-то этому не верится, - проговорил капитан.
   Остальную дорогу оба приятеля молчали, погруженные в свои думы. Прапорщик по молодости мечтал о невероятных подвигах, которые он совершит в первом же бою этого грандиозного наступления.
   "Да, именно грандиозного!-думал Павленко, горяча свою лошадь. - Я, конечно, маленький человек, всего только прапорщик, но и я вижу, какое большое готовится наступление, как стягивают части пехоты, сколько нам подбросили вооружения. А не днях,говорят, к нам прибудет какая-то сверхтяжелая артиллерия.Это, дорогой Боб, тебе не фунт изюма! Хорошо бы тебе, дружище, в этих частях послужить, Да впрочем, нет, - мне и здесь хорошо! Ведь главное - учавствовать в историческом наступлении. А что оно будет историческим - это определенно. Ведь не даром командующий фронтом сам генерал Брусилов".
   И Боб Павленко, взволнованый своими мыслями представил себе, как он , увенчаный славой героя, предстанет перед Ириной. Она после этого, конечно, разрешит ему поцеловать себя. Кремнев не мечтал о боевой славе, он решал мучительный для него вопрос: любит ли его Таня, или ему только кажеться. Он вспоминал ее ласковые теплые карие глаза, и надежда загоралась в его душе. "Но голос, почему такой спокойный голос?-в который раз спрашивал он себя, чувствуя, как холодеет его сердце.
   Вернувшись на батарею, капитан справился у дремавшего на постели Крутикова, не было ли новых распоряжений от начальства, и передал привезенные с собою газеты. Штабс-капитан с жадностью накинулся на них, забыв про сон. Быстро просмотрев киевские газеты, Крутиков впился в "Русское слово", вчитываясь в каждую статью.
   - Большие умники кадеты. Вот бы создать ответственное перед Государственной думой министерство во главе с Павлом Николаевичем Милюковым! Он живо бы прибрал к рукам Гришку Распутина вместе с царицей. Тогда мы наверняка кончили бы войну если не в нынешнем, то в следуюшем году. Побывали бы в Берлине, посмотрели бы на немецкие порядки и вернулись бы домой, - вслух мечтал штабс-капитан.
   - Ты поступил бы в Академию Генерального штаба, а я - в артиллерийскую, - подхватил его мысль Кремнев.
   - А я женился бы на Ирочке, - отозвался Павленко.
   - Так она и пойдет за такого дурачка , как ты, - охладил пыл прапорщика Кремнев. - Ложись-ка лучше спать, а то завтра нам рано вставать.
   - Слушаюсь, господин капитан, - официально отозвался обиженый прапорщик.
   Сам Кремнев тоже лег спать, приказав разбудить себя на рассвете.
   16
   Было четыре часа утра, когда Кремнев с Павленко вышли на двор умываться. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но золотисто огненный пожар зари уже загорался на небосклоне. Деревья и травы блистали алмазными капельками утренней росы. В бездонной глубине утреннего чистого неба неслась радостная песня жаворонка. С запада тянул чуть заметный ветерок, едва шелестя верхушками деревьев. Воздух был необычайно прозрачен, на десятки километров четко виднелось каждое дерево. Грудь дышала глубоко и свободно.
   - Чудно! Чудно! - сказал дежуривший на батарее сологубенко, подходя к своему командиру. - И какой дрянью должен быть человек, чтобы пакостить войной это великое создание природы!-показал он рукой вокруг.
   - Что это ты расфилософствовался, Леня?-удивился Кремнев.
   - Какая тут философия! Я художник и восхишаюсь прекрасным утром. Где нам, жалким рисовальщикам, ровняться с этими чудесами природы! Нет, никогда не сможет человек создать такое богатство красок, тонов, такую гармонию, - Cологубенко рукой описал большой квадрат неба, - вот такую! Написать бы - и можно умереть, ибо имя твое станет бессмертным.
   - Мы с Павленко сейчас уйдем на передовой наблюдательный пункт, а тебя я попрошу остаться за старшего на батарее, - прервал сологубенко капитан.
   Художник разочаровано вздохнул и начал торопливо собираться.
   В воздухе послышалось гудение мотора, ивысоко вверху, чуть поблескивая на солнце, показался немецкий самолет. Он, гигантская птица, распростер свои крылия, зорко всматриваясь в еще погруженные в утреннюю дрему поля и леса. Изредка в небе раздавались короткие пулеметные очереди, которыми немец подавал своим какие-то сигналы.
   Кремнев тревожно обернулся в сторону батареи, на которой уже суетились солдаты.
   - Как бы немец не заметил нас сверху! Передай, Боб по телефону, чтобы люди не ходили около орудий, пока в воздухе кружит самолет.
   Cолнце уже выглянуло из-за горизонта и осветило землю первыми, еще нежаркими, красноватыми лучами, когда Кремнев и Павленко добрались до пехотных окопов.
   - Хорошо будет пристреливаться, - бросил Кремнев.
   - Да, быстро закончим пристрелку. Утром солнце светит нам в спину, а немцам в глаза, и они не смогут разглядеть, где расположен наш наплюдательный пункт.
   В блиндаже Хоменко артиллеристы застали уже в сборе командиров батальйонов и рот, которые должны были первыми атаковать немецкие окопы. Полковник неторопливо излагал свой план наступления и указывал на карте направление движения подразделений самого полка.
   - Нам дан участок протяжением по фронту всего триста сажен. Впереди пойдут разведчики и гренадеры, затем уже роты в густых цепях, следуя одна за другой на растоянии полутороста - двухсот шагов. Я намечаю двинуть один за другим первые три батальена, четвертый же батальен останется в моем частном резерве, - появнил Хоменко.
   - Как же мы полезем на десять рядов колючей проволоки, да еще сомкнутым строем?-спросил один из офицеров. - Нас моментально перекосят из пулеметов!
   - Наши друзья артиллеристы проделают в проволоке три прохода на атакуемом участке: справа, посредине и слева, а тяжелые батареи разрушат первую линию вражеских окопов и заставят молчать немецкие батареи. Только после этого мы двинемся вперед. Послушаем теперь командира батареи, как он собирается действовать при наступлении.
   Кремнев подробно рассказал, как будет происходить артиллерийская подготовка наступления, условился об организации связи снаступающими ротами и попросил точно указать, где надлежит сделать проходы в проволоке.
   Пехотные офицеры задали ему множество различных вопрсов, уточняя детали связи и сигнализации. Когда беседа закончилась, Кремнев отправился на передовой наблюдательный пункт и осторожно, чтобы не привлечь внимание противника, двумя-тремя выстрелами пристрелял батарею по нужным направлениям. Затем он приказал записать исходные данные для стрельбы.
   - Теперь можно и домой. Я думаю, что мы за полдня пробьем все проходы, израсходовав по пятьсот - шестьсот гранат на каждой из них, прикинул он вслух. - Если я выбуду из строя, ты заменишь меня на наблюдательном пункте.
   - Слушаюсь! Я сегодня внимательно следил за всей пристрелкой и хорошо запомнил, где нужно разрушать проволоку. Только прошу вас: берегите себя в бою, - просил прапорщик.
   Было уже около полудня, когда они вернулись на батарею. Солнце немилосердно припекало. Люди и лошади укрывались от жары в тени деревьев. Батарея казалась вымершей. Фронт молчал. Воспользовавшись этим, Кремнев и Павленко занялись уточнением организации связи с пехотой во время наступления. Сологубенко чертил различные панорамы, иллюминовал карты. Крутиков с фельдфебелем обсуждал текущие хозяйственные вопросы. Солдаты чинили одежду, стирали белье или просто вели нескончаемые разговоры о том, скоро ли выйдет "замирение" и дадут ли им после войны землю.
   Среди призваных из запаса солдат были и участники русско-японской войны. Первую революцию они пережили,находясь в рядах армии. Видели и волнения рабочих, и крестьянские востания, в госпиталях, на фронте в окопах встречались с интересными людьми - большевиками, агитаторами. Над многим приходилось задуматься солдатам, и поэтому теперь они лучше других разбирались в политике, событиях и имели свое мнение о том, что будет после войны.
   - Никакой прирезки земли не будет, коли мы ее сами себе не прирежем! - неторопливо говорил наводчик Солопов, Георгиевский кавалер еще за японскую войну. - Воюем мы, братки, свою кровь проливаем, а доходы от войны получают генералы да помещики: генералы - чины, кресты, ордена, а помещикиденьги. Им почет и уважение, а нам только деревянные кресты да три аршина земли.
   - Пусть бы тогда генералы да помещики войну воевали, а нас отпустили по домам, - заметил еще не старый кадровый бомбардир-наводчик Грунин.
   - Без солдатской кровушки войны не будет. Господа не больно охочи свою проливать. На то, мол, мужик нужон, чтоб было кого убивать за Росею-матушку да за царя-батюшку, - заметил рядовой Кедров, из луганских рабочих.
   - А мы все враз домой подадимся. Пущай, кому охота, в окопах вшей кормят, - вмешался в разговор телефонист Петров.
   - Так тебя, дурака, и отпустят с фронта. На войне, брат, все продумано. Вперед на немца бежать разрешается, а как в тыл подашся, тебя мигом схватят жандармы да полиция. На то они и поставлены. Они знают: коль солдат побежализ окопов, то их заместо солдат пошлют на фронт кому же охота свою шкуру под пули подставлять? Тебя словят и начальству представят: так, мол, и так - дезертир, надобно его поскорей обратно в окопы загнать, а то некому господ от немца защищать, - пояснил Кедров.
   - Да, дело тут темное... Ну, мне надо идти в пехоцкие окопы, сменять телефониста. - И Петров отошел.
   Приближение Крутикова заставило солдат замолчать. Штабс-капитан, заметив на траве окурки от солдатских цигарок и мелкие бумажки, приказал тщательно подмести около орудий.
   - Что твой театр: ни плюнь, ни окурка наземь не брось, - ворчал Солопов, подметая около своего орудия.
   Когда все было убрано и подметено, Крутиков успокоился и ушел.
   Уже в сумерки к дому лесника подъехала группа всадников, оказавшихся командирами и офицерами тяжелой батареи, приданной 102-й дивизии. Они сообщили, что батарея подойдет на рассвете, и, чтобы не терять даром времени, принялись по карте знакомиться с лежащим впереди участком фронта. За ними прибыли офицеры 39-го мортирного дивизиона, тоже направленного в район расположения 102-й дивизии.
   Офицеров угостили чаем, подробно рассказали им о расположении наших и немецких окопов и, в ожидании подхода батарей, предложили вздремнуть на сеновале.
   - Подваливают, однако, батареи на наш участок. Видимо, ему придается большое значение, - заметил Кремнев, когда офицеры ушли.
   Крутиков взглянул на часы. Было уже около полуночи.
   - Надо думать, что сегодня никто больше нас не навестит, - проговорил он, - можно, пожалуй, и на боковую.
   Через десять минут все спали на походных кроватях, а еще через четверть часа к домику подкатил автомобиль, и в дверь громко постучались.
   - Прошу прощения за бесспокойство, - прогудел густой протодьяконовский бас, и в комнате появилась огромная фигура в кожаном пальто. - Командир особой тяжелой батареи капитан Борейко прибыл для выбора позиции в этом районе.
   Кремневу пришлось снова подняться и зажечь свечу. Он пригласил Борейко присесть к столу и развернул свою карту.
   - У нас уже побывал один командир тяжелой батареи. Сейчас он спит в сарае.
   - Какой части?-спросил приезжий.
   - Первого тяжелого дивизиона шестидюймовых гаубиц.
   - У нас калибр немного побольше - двенадцатидюймовые английские гаубицы Виккерса, - усмехнулся Борейко.
   - Ого! Я даже не слыхал еще о таких пушках, - вскочил с постели Павленко. - Нельзя ли на них посмотреть?
   - Отчего же нельзя? Через час батарея подойдет. Завтра днем вы их увидите во всей красе и мощи.
   - Вы, если так можно выразиться, сверхтяжелая артиллерия, - улыбнулся Кремнев.
   - Около того.
   Постучавшись, в комнату вошел еще один офицер - высокий поручик со спокойными ясными глазами на загорелом, румяном лице.
   - Знакомьтесь, господа, - мой старший офицер, поручик Звонарев, представил его Борейко.
   - Сергей Владимирович? - сорвался с постели Сологубенко. - Вот уж не ожидал вас здесь встретить! - и художник, как был в нижнем белье, полез обнимать поручика.
   Расцеловались, затем художник засыпал звонарева вопросами.
   - Почему вашу батарею направили сюда? Как поживает Варвара Васильевна? Я слыхал, что она теперь находится на фронте?
   - Да. Узнав, что наша батарея придается сто второй дивизии, она выпросила себе назначение в передовой перевязочный отряд Союза городов, который стоит где-то здесь поблизости.
   - В деревне Бронники! В этом отряде работают сестры Ветрова и Осипенко, - сразу оживился прапорщик. - Вы их, конечно, знаете, господин поручик?
   - Представления не имею. Чем знамениты эти особы?
   - Ничем, кроме того, что в одну из них влюблен наш Боб, - пояснил Сологубенко.
   - Поди сюда, Сережа, - подозвал поручика Борейко. - Покумекаем, где нам разместить на ночь орудия, автомобильный парк и нашу колбасу. Мы должны дествовать главным образом на участке четыреста восьмого полка, вот тут, около железной дороги.
   Офицеры склонились к карте.
   В раскрытое окно донесся шум бешено мчавшегося мотоцикла, и вдали сверкнул огонек фары.
   - Что за сумасшедший так несется в ночной темноте? - взглянул в окно Кремнев. - Этак недолго и сломать себе шею.
   - Не иначе, как твоя супруга, Сережа! - буркнул Борейко Звонареву.
   - Варя собиралась приехать только утром, а не сейчас.
   - Между тем шум мотоцикла стремительно приближался, в окне мелькнул свет, и выключенный мотор сразу замолк. В следующую минуту раздался энергичный стук в дверь, и громкий женский голос спросил:
   - Можно войти?
   - Сию минуту, - испуганно отозвался за всех Сологубенко, торопливо одеваясь.
   Офицеры засуетились, поспешно приводя себя в порядок.
   - Прошу! - распахнул двери Кремнев.
   В комнату вошла Варя, в кожаной куртке, с повязкой Красного Креста на левом рукаве. На лбу красовались автомобильные очки, из-под берета упрямо выбивались локоны волос. Звонарева окинула взглядом присутствующих, подошла к Борейко, который по-прежнему продолжал рассматривать карту, и слегка хлопнула его по плечу.
   - Здравствуйте, Боречка! - приветствовала она капитана.
   - Здравствуйте, Варенька! Прилетели-таки на своем трескучем помеле? неторопливо поворачивая голову, ответил Борейко.
   - Не вытерпела, так соскучилась по вас!
   - И я, как видите, извелся от тоски! - в тон ей отозвался капитан.
   - Здравствуйте, Леонид Романович! Познакомьте меня с вашими сослуживцами.
   Художник поспешил представить Варе офицеров.
   - Звонарева, - крепко, по-мужски, встряхивала руку Варя.
   Потом подошла к мужу, молча обняла его, прижалась щекой к груди.
   - Где же застряли мои девочки? - обернулась она к двери. - Таня, Ира, идите сюда!
   Услышав эти имена, Павленко поспешил к двери и ввел обеих сестер милосердия. Вид у них был довольно растрепанный и испуганный.
   - Мы все еще не можем прийти в себя после бешеной скачки на мотоцикле. Думали, что и в живых не останемся, - оправдывались они, оправляя платье, волосы и косынки.
   - Зато в двадцать минут долетели до места!
   - Как же ты их двоих привезла на одном мотоцикле? - справился Звонарев.
   - Очень просто: посадила одну в каретку, а другую на багажник. А теперь, - обернулась Звонарева к офицерам, - прошу вас, милостивые государи, немедленно очистить это помещение. Здесь будет развернут перевязочный пункт. Даю вам четверть часа на сборы, - безапелляционно закончила Варя.
   - Позвольте, я протестую, - возразил Кремнев. - Тут расположились офицеры трех батарей: моей, мортирной и тяжелой. Сейчас ночь, темно, и переселение в другое место весьма затруднительно.
   - Согласно приказу по сто второй дивизии, перевязочный пункт должен быть открыт здесь к пяти часам утра. Сейчас половина первого. Только-только хватит времени, чтобы привести в поряжок этот свинушник. Звонарева махнула рукой на почерневшие от копоти стены.
   - Об этом мне ничего не известно, - возразил было Кремнев.
   Звонарева выхватила из карманасложенную бумагу и, развернув ее, ткнула в нее пальцем.
   - Читайте пункт двадцать второй, а затем без долгих размышлений поскорее выселяйтесь отсюда.
   Кремнев принужден был подчиниться и велел крикнуть денщиков.
   - Дайте мне хоть с картой разобраться, - взмолился Борейко. - Сергей, да укроти ты служебный пыл своей супруги.
   - Зачем, Варя, в самом деле, так торопиться? До утра времени еще много.
   - А грязи в этом хлеву еще больше. Уборки хватит до завтрашнего вечера, не то что до утра. Марш отсюда!-холодно проговорила Варя.
   Мужчины, охая и ворча, стали выходить из комнаты. Павленко хотел увести и Иру, но девушка испугано запротесовала:
   - Пустите, а то мне здорово влетит. Видели бы вы, как она сегодня распушила за медлительность нашего уполлномоченого Емельянова! Тот совсем растерялся и не знал, что ей ответить, - шепотом сообщила Ира. - И откуда ее принесло на нашу голову? Жили тихо, мирно, а изволь теперь скакать, как блоха, с места на место.
   - А мне эта особочка определенно понравилась. Из нее вышел бы лихой командир батареи, заметил Павленко.
   - Вы прсто глупы, Боб, - обиделась Ира. - Звонарева врач, говорят не плохой хирург, любит делать самые рискованные операции, и с успехом, но все же она нам не командир, и мы ей не солдаты.
   - Это чисто женская логика. На войне все разделяются на командиров и подчиненных. Поняли, миледи?
   - Убирайтесь немедленно вон отсюда! Варвара Васильевна, велите ему уйти, а то он упирается, - разозлилась Ирина.
   Прапорщик исчез за дверью.
   К домику подъехал еще мотоцикл, и кто-то громко спросил Борейко.
   - Здесь!-крикнул капитан в окно.
   - Ох, испугали меня!-даже вздрогнула от неожиданности Варя.
   - Разрешите доложить, - раздалось из комнаты. - Батарея подходит.
   - Воздухоплавательная команда не отстала?
   - Никак нет! Аэростат и газгольдеры идут вместе с батареей. Здравствуйте, тетя Варя!-произнес вск тот же голос. - У окна появилась высокая плечистая фигура запыленного офицера.
   - Прошу познакомиться. Мой приемшик Василий Александрович Зуев, или просто Вася, студент четвертого курса технологического института в Петербурге, - представила она сестрам офицера, который улыбался стоя перед открытым окном хатки.
   Когда наконец денщики все вынесли из комнат, Звонарева еще раз осмотрела потолок, стены и, вздохнув, произнесла, обращаясь к сестрам:
   - Начнем с побелки. Где наша известь?
   Через десять минут, переодевшись в белые халаты, все трое неумело, но старательно мазали кистями стены и потолок. Запобелкой последовало мытье полов.
   Выйдя из домика, Борейко со Звонаревым и Зуевым потихоньку пошли на встречу батарее. Издали уже доносился гул многочисленных моторов. В темноте виднелась длинная цепь автомобильных фар. От нее отделилось десятка полтора светлых точек, и послышался треск мотоциклов.
   - Это разведчики выехали вперед, - пояснил Зуев.
   - До утра расположимся всей батареей вдоль опушки леса, а с рассветом выясним, где поставить наши пушки, - решил Борейко.
   - Слушаюсь!-вытянулись офицеры и пошли навстречу мотоциклистам.
   Когда разведчики подъехали, порутчик указал, куда вести батарею, и мотоциклисты умчались к подходящей колонне.
   Через четверть часа подошли тягачи, влекущие за собой лафеты орудий на огромных колесах с широченными пластинчатыми ободами. За ними на машинах отдельно везли тела орудий. Далее двигались несколько десятков автомобилей с солдатами, боеприпасами и хозяйственным инвентарем. В полуверсте за колонной, чуть проступая в ночной темноте, плыли по воздуху прикрепленный к автомобилям аэростат и два газгольдера. Лес сразу ожил, наполнившись шумом моторов и голосами людей. Прошло около часа, пока все разместились на указанных местах и суета постепенно начала утихать.
   - Вели, Сергей Владимирович, разбить нашу палатку возле орудий, а ты, Вася, останешься около колбасы. Пуще всего смотри, чтобы поблизости не разводили огня, - распорядился Борейко.