Из трех прочитанных имен Кэннингхему было знакомо одно: Канишка. Об этом мудром правителе древности, великом покровителе буддизма, сообщалось в буддийских текстах Индии, Тибета и Китая, его имя было знакомо выдающемуся среднеазиатскому ученому Средневековья Абу Рей-хану ал-Бируни. Но никто никогда не упоминал о том, что этот знаменитый древний царь был кушанским государем! И что это за страна такая — Кушан?
   Вплоть до 2-й половины XIX столетия ученый мир не знал о существовании Кушанской империи. А между тем, как впоследствии выяснилось, в древних текстах сохранилось довольно много разрозненных сообщений о ней. О могучем Кушанском царстве писали китайские летописцы, путешественники, странствующие буддийские монахи. О ней знали римские географы и историки. Название этой страны в персидском варианте — Кушан-шахр — встречается в надписях сасанидских царей Ирана, о войнах Сасани-дов с кушанами писали армянские и сирийские авторы.
   Постепенно великая империя древности начинала восставать из небытия. Однако долгое время в распоряжении ученых имелись лишь очень отрывочные и скудные источники. Надписи на монетах донесли до нас только отзвуки истории кушан и религиозной политики кушанских царей, объявивших своими покровителями богов и богинь, почитавшихся различными народами Древнего мира. Изучив надписи на монетах, А. Кэннингхем установил, что самыми поздними из них являются те, что выполнены греческими буквами на неизвестном — очевидно местном — языке, и такие надписи появляются уже вскоре после воцарения Канишки. Видимо, в правление этого царя, прославленного своей мудростью, какие-то неизвестные кушанские ученые создали письменность, основанную на греческом алфавите.
   В конце XIX века в Северной Индии было обнаружено несколько кратких надписей кушанских царей и их наместников, нанесенных на предметы буддийского культа, постаменты статуй и сопровождавших рельефы. Все они были написаны по-индийски, и в них, как и на монетах, в основном упоминались титулы и имена царей и иногда даты. Эти надписи ученым позволили составить приблизительную хронологию правления кушанских царей и продолжительность царствований. Между прочим оказалось, что свое летосчисление кушане вели от даты восшествия на престол Канишки, н0 эта дата начала «эры Канишки» науке до сих пор неизвестна! Называются разные варианты: 78, 103, 125, 128, 144 годы нашей эры — вплоть до 278-го. В течение долгого времени ученые придерживались мнения, что «эра Канишки» началась в 78 году н. э., теперь многие специалисты склонны датировать начало его правления более поздним временем — первой четвертью II века н. э. А отсюда следует, что все известные нам события кушанской истории «плавают» в пределах плюс-минус 200 лет…
   Между тем эта история была на редкость яркой и интересной. На протяжении многих лет ученые буквально по крупицам восстанавливали обстоятельства возникновения, расцвета и падения одной из величайших империй древности.
   Среднеазиатские кочевые племена, сокрушившие Греко-Бактрийское царство, обосновавшись на землях Бактрии, образовали пять отдельных владений. Кочевники довольно быстро восприняли традиции оседлой культуры. В I веке до н. э. они уже начинают сооружать новые ирригационные каналы, восстанавливать города. Один из пяти правителей, по имени Ге-рай, начинает чеканку собственных монет, в надписях на которых он впервые именует себя кушанцем. Совокупность изображенного на монетах Ге-рая вооруженного всадника и греческой надписи была призвана символизировать связь двух начал: традиций кочевой степи и эллинистической государственности Греко-Бактрии. Кушане унаследовали многие традиции бактрийской культуры.
   По прошествии ста с небольшим лет, вероятно в I веке н. э., преемник Герая Кудзула Кадфиз (Кадфиз I; приблизительное время правления — 25 г. до н э. — 35 г. н. э.) подчинил своей власти четыре других княжества, создал новое государство — Кушанское царство и принял пышный титул «царя царей». Его сын и преемник Вима Кадфиз (Кадфиз II; приблизительное время правления — 35–62 гг. н. э. или несколько позже) завоевал значительную часть северо-западной Индии. При Кадфизе I ядром Кушанского государства являлась Бактрия, а столицей, скорее всего, был город Бактры (Балх). В дальнейшем центр страны переместился на юг, а столицей государства стал город Пурушапура (ныне Пешавар)
   Самым известным кушанским правителем был третий царь — Каниш-Ка, с именем которого связан расцвет империи, подъем экономики и культуры, утверждение и распространение буддизма Память об этом выдающемся правителе сохранилась во множестве поздних буддийских сказаний, Рисующих Канишку как ревностного буддиста и мудрого правителя В сере-Дине II века Канишка избрал буддизм в качестве государственной религии страны. В главных центрах империи — Балхе, Бамиане, Газни, Баграме — были созданы огромные буддийские комплексы, где в окружении многочисленных ступ поднимались величественные статуи загадочно улыбающегося Будды. Проходившие с караванами через Афганистан китайские пилигримы-буддисты с восхищением писали о множестве существовавших здесь монастырей и буддийских храмов, которые повидавшие мир странствующие монахи признавали самыми величественными из всего, что им доводилось видеть.
   При Канишке территория государства Кушан значительно расширилась, включив в себя даже некоторые области Центральной Индии и Восточного Туркестана. В этот период Кушанская империя превратилась в одно из сильнейших государств Древнего мира. Наряду с Римской империей, Парфянским царством (а позднее — сасанидским Ираном) и Китаем она входила в четверку «великих держав» древности, распространивших свое влияние практически на весь Старый Свет — от Атлантического до Тихого океана. Позднее историки назовут этот период (I–IV вв. н. э.) «имперским».
   Эти четыре империи были тесно связаны между собой сложными политическими, торговыми и культурными нитями. Соперничая друг с другом, они, тем не менее, поддерживали регулярную торговлю. Именно в этот период из Китая через земли кушан и парфян в римскую Сирию протянулась крупнейшая в истории человечества караванная дорога — Великий шелковый путь. Через порты Египта и порты Западной Индии Древний Рим был связан с Кушанской империей и морским путем. Известно, что в 99 году, при императоре Траяне, в Риме побывало «индийское» — а скорее всего кушанское — посольство.
   Торговые связи с Римом занимали одно из первых мест во внешней торговле Кушанской империи. В Рим везли пряности, благовония, драгоценные камни, слоновую кость, сахар, рис и хлопчатобумажные изделия. Транзитом из Китая доставлялись шелк и кожи. Из Рима привозили ткани и одежды, изделия из стекла и драгоценных металлов, мраморные статуи и вина. В большом количестве ввозилась золотая и серебряная римская монета, и даже когда кушанский царь Вима Кадфиз начал чеканку собственной золотой монеты, ее номинал все равно строго равнялся римскому ауреусу.
   Среди преемников Канишки наиболее известными были цари Хувиш-ка и Васудева. При Васудеве Кушанское царство начало клониться к упадку. Его наследникам пришлось вести длительную борьбу как с сасанидским Ираном, так и с местными династиями, утвердившимися в различных районах Индии. Наиболее ожесточенный характер война с Ираном приобрела к середине III века Шах Шапур I (241–272) захватил западные области Кушанской империи. Спустя сто лет сасанидские войска вторглись в сердце страны — на территорию Бактрии, и шахские наместники этой области стали именоваться «царями кушан». В руках законных кушанских царей оставалась лишь Гандхара — область на северо-западе Индии. Остатки некогда могучей империи вскоре были покорены индийским государством. От великого государства не осталось практически ничего, кроме надписей на монетах да кратких индийских текстов… Ничего?
   «Этот акрополь — храм в честь Канишки Победителя, которым господин царь почтил Канишку. И вот, когда первоначально было закончено сооружение акрополя, тогда высохли внутри него находящиеся хранилища воды, в результате чего акрополь остался без воды. И когда от сильного летнего зноя наступила засуха, тогда боги из их гнезда были унесены — и изображения их и скульптуры их. И акрополь опустел — до тех пор, пока в 31-м году управления, в месяце нисан, пришел сюда к храму канаранг — наместник Ноконзок, любимый царем, наиболее дружественный к царю, сиятельный, старающийся, делающий добро, полный добродетелей, чистый помыслами по отношению ко всем существам. Затем он акрополь обнес стеной, вырыл колодец, провел воду, выложил колодец камнем так, чтобы акрополь не испытывал недостатка в чистой воде и чтобы в случае засухи, возникающей от сильного летнего зноя, боги не были бы унесены из их гнезда, чтобы акрополь не опустевал. А над колодцем был устроен подъемник для воды, было сооружено также водохранилище. И благодаря этому колодцу, и благодаря этому водоподъемнику весь акрополь стал процветающим. И этот акрополь и это… сделали Хиргоман, Бурзмихр, сын Кузгашки, Астилганциг и Ноконзок, канаранги, послушные приказу царя. И написал эту надпись Евман вместе с Михраманом, сыном Бурзмихра, и Амихраманом» Это — текст высеченной на камне надписи, относящейся к временам правления царя Канишки. Ее нашли в 1950-х годах французские археологи во главе с Даниэлем Шлюмберже, раскопавшие большой кушанский храм в Сурх-Котале (Северный Афганистан). В руки исследователей впервые попал длинный, связный, хорошо сохранившийся кушанский текст, выполненный четкими греческими буквами. Впрочем, прочитать его оказалось не так-то просто: надпись была сделана на неизвестном языке, который, по-видимому, и являлся государственным языком Кушанской империи. Лишь после многолетних усилий и новых открытий сделанных археологами — прежде всего советскими, внесшими огромный вклад в разгадку тайны Кушан, надпись удалось прочесть. Сделал это советский исследователь Владимир Лившиц, один из крупнейших знатоков древних языков Средей Азии. Расшифровка надписи из Сурх-Котала позволила определить и зык кушанской Бактрии: это было одно из восточноиранских наречий, лизкое согдийскому и хорезмийскому.
   Прочтение сурх-котальской надписи открыло новый этап в истории изучения загадочной империи. Впервые наряду с именами царей зазвучали имена зодчих, писцов, строителей — людей, населявших Кушан и созидавших великую культуру этой страны. А именно высокий уровень культуры и стал едва ли не наиболее значительным достижением кушанской эпохи, «в кушанской культуре (при всех ее локальных и временных различиях) в творческом единстве были сплавлены достижения местной цивилизации древневосточного типа, лучшие традиции культуры эллинизма, утонченность искусства Индии и особый стиль, принесенный кочевыми племенами из просторов Азии». [11]
   Одним из самых ранних по времени возникновения памятников Кушанского царства был Халчаян — центр одного из кочевнических владений на севере Бактрии, расположенный в долине Сурхандарьи (Таджикистан). Здесь в 1959–1963 гг. советские археологи под руководством ГА. Пугаченковой открыли небольшой, богато украшенный дворец правителя, в облике которого «чисто азиатские» архитектурные формы тесно переплелись с эллинистическими. В Халчаяне воочию можно увидеть истоки замечательной кушанской культуры.
   В сохранившихся фрагментах росписей и скульптур присутствуют одновременно детали иранских костюмов и причесок и явные признаки эллинистического влияния. Здесь были найдены изображения античных божеств Ники и Афины, сатиров, обнаженных амуров с гирляндами — все обычные элементы греческих декоративных росписей. Однако основной идеей декоративного убранства Халчаянского дворца является прославление царствующей династии. Какой? Г. А. Пугаченкова предположила, что дворец в Халчаяне принадлежал Гераю — тому во многом загадочному князю, которого принято считать основателем Кушанской империи.
   О том, как культура Кушан усваивала и творчески перерабатывала различные традиции, позволяют судить результаты раскопок на холме Кара-тепе близ Термеза, начатые в 1961 году совместной экспедицией Государственного Эрмитажа, Музея искусств народов Востока и Всесоюзной центральной научно-исследовательской лаборатории по консервации и реставрации Министерства культуры СССР. На протяжении полутора сезонов работ здесь были раскрыты остатки огромного буддийского культового комплекса кушанской эпохи. Широкое распространение буддизма у кушан связано с периодом правления Канишки. Находки в Кара-тепе позволили установить, что уже в те времена этого вероучения придерживались не только царь и придворная знать, но и самые широкие слои населения империи. Комплекс памятников Кара-тепе включал в себя до 25 сооружений ритуального характера — ступ, пещерных храмов и наземных святилищ. Среди руин были найдены многочисленные обломки буддийских статуй и рельефов, а также фрагменты стенных росписей, среди которых — портреты донаторов (жертвователей на храм), мужчин и женщин, переданных в половину натуральной величины. При этом интересно отметить, что одежда и обувь мужчин явно напоминают степные («скифские») образцы, а одежда женщин более характерна для греческих и эллинистических городов Восточного Средиземноморья.
   В Кара-тепе были найдены и многочисленные черепки с кушанским письмом. В 1972 году был найден фрагмент кувшина с буддийским религиозным текстом, провозглашающим великим благим деянием покровительство над живыми существами. Различные по времени, письму, языку, содержанию, выполненные и индийским алфавитом, и кушанским письмом, эти надписи открыли новую страницу в истории Кушанского царства. Они стали одним из важнейших источников для изучения истории буддизма за северными пределами Индии.
   Великолепные образцы буддийского искусства, относящиеся к кушанской эпохе, найдены археологами во всех областях Афганистана. Ко временам Кушанского царства относились и знаменитые Будды Бамиана, разрушенные дикарями весной 2001 года. В облике бамианских Будд тоже отразилось влияние различных культур: статуи были облачены в одеяния, напоминающие греческие туники. Легкая драпировка складок одежды, покрывающей фигуры, вызывает в памяти образы классических античных скульптур.
   Кушанские правители, покровительствуя буддизму, стремились вместе с тем утвердить и авторитет светской власти. Памятником династийного культа было, в частности, уже упоминавшееся святилище Сурх-Котал — храм Канишки Победителя, открытый и исследованный французскими археологами. Он являет собой образец культурного синтеза, столь характерного для кушанской эпохи. Планировка святилища связана с иранской традицией, большинство архитектурных приемов — греческие, и в то же время в облике святилища чувствуется влияние индийских религиозных представлений. Храм находился на высоком холме, увенчанном крепостной стеной. В склоне холма были вырублены три огромные платформы, расположенные одна над другой. Через эти террасы к подножию храма вела многоступенчатая лестница. Главный фасад окруженного колоннадой храма был обращен к востоку — туда, где восходит солнце. Вдоль стен в нишах располагались статуи и скульптурные группы, изображавшие членов правящей династии. В центре возвышался алтарь, где горел неугасимый священный огонь, зажженный в честь прославленного государя Канишки.
   Еще одним значительным памятником кушанского периода является святилище Матхура (Северная Индия) — крупный художественный центр Кушан, где археологами был найден целый ряд царских статуй. В их числе — ныне знаменитая статуя Канишки, ставшая сегодня своеобразным символом исчезнувшей Кушанской империи: от скульптуры уцелела лишь нижняя часть, приблизительно до уровня груди. Головы нет, и облик легендарного царя остался для нас загадкой, как остаются нераскрытыми еще многие другие страницы истории Кушан…

ОТКРЫТИЕ СОГДИАНЫ

   Это была удивительная страна — яркая, самобытная, цветущая. С чем сравнить ее? С империей инков, художественные сокровища которой были расхищены и уничтожены конкистадорами? Но культура Согдианы не знала демонизма и жестокостей, характерных для индейских культур доколумбовой Америки. Она впитала в себя лучшие достижения своих предшественников — ахеменидской Персии, Греко-Бактрии, Кушанского царства, и восприняла культурные влияния соседних стран — Китая, Индии, сасанидского Ирана. Однако судьба согдийской цивилизации была еще более трагичной, чем судьба инкской империи: она была варварски уничтожена вторгшимися в страну арабами. Завоеватели несли и утверждали новую религию и новую культуру, которая не желала иметь конкурентов.
   Весной 1932 года пастух Джур-Али Махмед-Али, пасший овец недалеко от таджикского кишлака Хайрабад, нашел полусгнившую корзину из ивовых прутьев, полную кожаных свитков, покрытых непонятными письменами. Все лето странная находка провалялась у него в доме, а осенью, когда уже не нужно было выгонять стадо в горы, он отнес ее в селение Варзи-Минор и отдал секретарю местного райкома. Тот отвез загадочные свитки в Душанбе, где ученые распознали в одном из документов неизвестные дотоле согдийские письмена. Это было открытие мирового значения.
   К месту находки — горе Кала-и-Муг, что в переводе означает «Замок колдунов», — немедленно отправилась археологическая экспедиция. На то, чтобы преодолеть 120 км, отделяющих Кала-и-Муг от Самарканда, ученым потребовалось восемь дней. Дорог в этих местах не было — приходилось добираться караванным путем по горным тропам и карнизам.
   На вершине горы высились остатки крепостных стен — руины древнего замка. Вероятно, когда-то это было грозное укрепление. С запада и севера его огибала река Зеравшан, с востока — река Кум. Южные подходы круты, а узкая перемычка была перегорожена двадцатиметровой высоты стеной, которую легко оборонять. И все же, как показали уже первые раскопки, замок был разрушен, разграблен и сожжен. Но когда и кем? Об этом могли рассказать только древние кожаные свитки. Но их никто не мог прочесть: в то время письменность согдийцев не была еще дешифрована.
   Лишь после Великой Отечественной войны началось планомерное исследование замка на горе Муг. Вскоре раскопки охватили и древнее городище Пенджикент, расположенное на окраине современного одноименного города. Когда в 1946 году сюда пришли археологи во главе с профессором А. Ю. Якубовским, перед их взором предстали сглаженные и оплывшие глиняные бугры — остатки древних строений и стен. Холмиков было очень много — целый город.
   Раскопки Пенджикента велись на протяжении четверти века. После смерти А. Ю. Якубовского ими руководил А. М. Беленицкий. В Пенджикенте археологам представился редкостный случай: им не пришлось пробиваться через множество культурных наслоений, добираясь до самого древнего. Они сразу же «вошли» в VIII век н. э. Сделанные здесь находки не перестают поражать воображение. Остатки многочисленных зданий, бесценные произведения живописи и скульптуры открыли облик древних согдийцев, своеобразие их культуры.
   Согдиана (Согд) на протяжении многих веков являлась одной из важнейших областей древней Средней Азии. В ее состав входили плодородные долины рек Кашкадарьи и Зеравшана. После походов Александра Македонского Согд, судя по всему, был включен в состав селевкидской державы и Греко-Бактрийского царства. Начиная с IV века н. э. Согд заметно выделялся по уровню своего хозяйственного и культурного развития среди других областей Средней Азии. Главным городом Согда была Мараканда, руины которой сегодня известны под именем Афрасиаб и расположены на окраине современного Самарканда. Его правитель носил титул царя (ихшида). Однако в политическом отношении Согд представлял собой конгломерат мелких княжеств, среди которых выделялись несколько более сильных и влиятельных.
   Столицей одного из княжеств и являлся Пенджикент. Площадь города была невелика: в общей сложности всего 19 га. Городские постройки были возведены из крупного (до 50 см в длину) сырцового кирпича. Толстые глинобитные стены взбегали по склонам холмов. На западе возвышалась хорошо укрепленная цитадель — кухендиз, еще выше поднималась сторожевая башня, соединенная с крепостью и городом коридором оборонительных стен. Слева от городских ворот, прикрывая их, располагалась башня, позволявшая обстреливать врага сбоку, когда он подступал к воротам. От ворот, полого поднимаясь наверх, шла дорога, переходящая в городскую улицу.
   Центральная площадь «собственно города» — шахристана — с одной стороны была сплошь застроена двух- и трехэтажными домами знати. С другой ее стороны возвышались украшенные скульптурой и многоцветными росписями открытые портики двух городских храмов. Как показали раскопки, один из этих храмов был покинут еще в древности, а второй погиб в огне огромного пожара. В результате в первом храме относительно хорошо сохранились стенные росписи, но сгнили или были растащены все деревянные детали архитектуры, а во втором безвозвратно погибла стенная живопись, но зато уцелело обугленные дерево.
   Каждый храм состоял из обширного прямоугольного двора, окруженного стеной, и центральной части, поднятой на высокую платформу. Храмы выходили на площадь широкими, открытыми на восток порталами — айванами. К айвану из двора вел лестничный или покатый пандусный подъем.
   Один из двух храмов Пенджикента — северный, тот, что был по каким-то причинам покинут, как установили исследователи, был посвящен местному культу обожествленных природных стихий. Его центральный айван украшали раскрашенные глиняные рельефы, по технике и по характеру изображений напоминавшие произведения кушанского искусства. Рельефы тянулись вдоль всего айвана, обтекая дверной проем и переходя с одной стены на другую. Лучше сохранилась левая, южная, половина. Здесь располагалась рельефная композиция, изображающая обожествленную реку Зеравшан, называвшуюся по-согдийски Намик — «Несущий воды». Из каменистого грота бежали окрашенные синей краской струи воды со спиральными завитками волн. В воде плавали всевозможные существа, среди которых — зубастое чудовище, заглатывающее двух небольших рыб, фигура мифического тритона — существа с телом человека и рыбьими хвостами вместо ног, бога воды с трезубцем в правой руке. Несмотря на то, что изображения сильно повреждены, все же достаточно ясно можно понять, что перед нами персонажи, известные еще по памятникам кушанского искусства. Зубастое чудовище — макара пришло сюда из индийской мифологии, а изображения тритона, дельфина, Посейдона (Нептуна) и Нереиды заимствованы из античного (греческого) искусства.
   Миновав айван, молящийся вступал в обширный двор, где перед ним открывался шестиколонный портик храма. У святилища не было восточной стены, оно было раскрыто навстречу восходящему солнцу. Солнечный свет, проникая внутрь зала, озарял стены, сплошь покрытые цветистой росписью. Четыре резные колонны поддерживали плоский потолок. В глубине большого зала, между двух глиняных статуй, сидящих в глубине зала, в нишах, была устроена дверь, ведшая в совершенно темное святилище, где, очевидно, находилась статуя главного божества. Молящиеся не допускались не только сюда, но и в храм. Они оставались во дворе, издали наблюдая за богослужением и за процессиями, проходящими вокруг святилища по специальным коридорам. Благодаря отсутствию восточной стены все внутреннее великолепие храма было хорошо видно и безусловно производило сильное впечатление на горожан и гостей древнего Пенджикента.
   В южном храме, погибшем в огне большого пожара, уцелели остатки живописи, и в их числе — ныне знаменитая «сцена оплакивания». В сюжете этой росписи А. Ю. Якубовский видит легенду о Сиявуше — божестве в облике прекрасного юноши, олицетворявшего ежегодно умирающую и воскресающую природу.
   На ложе под балдахином покоится тело умершего юноши. Его оплакивают боги и люди. Древний художник, пользуясь темно-красной, коричневой, черной и белой краской, проложенной по алебастровому грунту, живо передал разнообразные позы людей, характерное различие в их лицах. Скорбя по ушедшему, плачущие наносят себе удары, рвут на себе волосы, царапают лица, надрезают длинными ножами мочки ушей. Одни из этих людей — светлокожие, с овальными лицами — несомненно согдийцы. Лица других выкрашены в желто-коричневый цвет, у них подчеркнуты выступающие скулы и удлиненные раскосые глаза: это, по-видимому, тюрки. В оплакивании принимают участие и божества, чьи изображения располагались по сторонам от центральной группы. Справа находились божества мужские, слева — женские. Их изображения по размеру значительно больше, чем фигуры людей, вокруг их голов видно сияние нимба, а одна из богинь изображена многорукой.
   Разгадан еще один сюжет, фрагменты которого сохранились рядом со «сценой оплакивания». По зороастрийским представлениям, душа умершего на четвертый день после смерти должна держать ответ за содеянное в жизни. Душа праведника вступает на Кинвадский мост шириной в девять копий, по которому она благополучно шествует в райские кущи. А грешнику приходится идти по мосту, постепенно сужающемуся до острия ножа, с которого бедняга срывается в бездну. Эта нравоучительная история и была запечатлена на стене южного храма.