Норман Джон. Капитан

   Конечно, передавать такое сообщение было рискованно — как знать, кто мог перехватить его.
   И впрямь, сообщение оказалось перехваченным.
   Однако корабли не свернули к Варне. Их целью была другая планета.
   Сами эти корабли не посылали никаких сигналов.

Глава 9

   — Меня послали к вам и приказали называть вас «господином», — сказала она.
   Двое воинов позади нее шагнули за порог небольшого шатра и опустили за собой ткань, закрывающую вход.
   Она была закутана в черный плащ с капюшоном. Опустив голову, она говорила тихо, еле слышно.
   Отто едва смог разобрать слова. Он приблизился к ней и откинул капюшон.
   — Геруна! — удивленно воскликнул он.
   — Да, — резко отозвалась она.
   — Вот так принцесса, — усмехнулся Юлиан, руки и ноги которого сковывали золотые цепи.
   — Вонючая свинья! — зло выпалила она. Юлиану позволили прийти в шатер Отто, чтобы утром он мог оказать необходимые своему господину услуги. По собственному желанию Отто не взял с собой слуг.
   — Почему тебя привели в шатер? — спросил Юлиан.
   Принцесса метнула в него яростный взгляд. Она пренебрежительно подняла подбородок, когда Отто взялся за шнурки плаща, развязал их и распахнул плащ.
   Геруна была действительно красива.
   На шее у нее на тонком шнурке висел крохотный ключ.
   — Не смей смотреть на меня! — прошипела Геруна Юлиану.
   Но тот пожирал глазами ее тело, наслаждался им в полную силу мужской страсти.
   Геруна и не пыталась запахнуть плащ.
   Отто взял плащ в руку и повернул Геру ну к себе спиной. Ее хрупкие запястья были схвачены тонкими, искусной работы, прочными наручниками для рабынь.
   Несомненно, ключи от этих наручников висели на ее шее.
   — Кажется, брат высоко ценит тебя, — заметил Отто.
   — Я опозорила ортунгов, — ответила принцесса.
   — И за это тебя послали сюда на ночь, — продолжал Отто.
   — Да, это наказание. Я должна служить вам, как простая рабыня. А затем, после очищения и утреннего поединка, меня спрячут от людских глаз, и, формально оставаясь свободной, я буду пользоваться меньшей свободой, чем рабыня.
   — Как жаль, — усмехнулся Юлиан. — Из тебя бы вышла отличная рабыня.
   — Пес! — крикнула она.
   — Ты ведь женщина, — продолжал Юлиан. — Ты быстро научишься всему с помощью плети.
   Она с яростью оглядела его и фыркнула:
   — Ободранный пес!
   Юлиан не был обнажен, но его туника уже порядком изорвалась, открывая тело молодого аристократа. Это очень веселило пастухов, к которым его бросили днем.
   — Пес в цепях, — презрительно цедила она сквозь зубы.
   Его запястья были стянуты за спиной золотыми наручниками. На ногах висели кандалы с короткой, тоже золотой цепью.
   — Освободи себе руки, женщина, — усмехнулся он» и Геруна отвернулась. — Твое ожерелье очень тебе идет.
   Она тряхнула головой, и ключик на шнурке запрыгал у ее шеи.
   — Твоя одежда поразительно хороша; несомненно, это последняя мода варварских принцесс, выставленных на продажу с торгов.
   — На этот вечер я ваша, — сказала Геруна Отто. — Делайте со мной все, что захотите.
   — Это правда? — спросил Отто.
   — Да, — кивнула она и добавила: — Да, господин.
   Отто взял висящий на ее шее ключ. Шнурок был достаточно коротким; он плотно охватывал шею, чтобы его нельзя было стащить через голову. В глазах принцессы промелькнул ужас. Она слегка отшатнулась, как только Отто поднял руку.
   Он отошел.
   — Наверное, тебе надо крикнуть, — предложил Юлиан.
   Принцесса в ярости взглянула на него.
   — Но твои крики останутся неуслышанными теми, кто ждет тебя снаружи.
   — Да, — согласилась она.
   — А потом, — продолжал он, — когда тобой овладеют насильно, твои протяжные крики, стоны беспомощного экстаза, обычные для рабыни, будут обязательно переданы твоему брату.
   Она побледнела.
   — Простите, госпожа, — Отто решительно взялся двумя руками за шнурок на ее шее и порвал его.
   Принцесса в изумлении смотрела на него. Она не ожидала, что ее освободят.
   Конечно, рабынь не часто заковывали в цепи, чтобы они могли служить еще лучше.
   Но Отто не грубо стащил шнурок с ее шеи. Он снял его осторожно и решительно.
   Он повернул Геруну к себе спиной, и она вздрогнула, почувствовав, как его руки вставляют ключ в замок наручников совсем близко от ее тела. Спустя мгновение она уже потирала освобожденные запястья.
   Он отбросил наручники в сторону вместе с ключами.
   — Оденься, — сказал он.
   Геруна взяла плащ и закуталась в него.
   — Не понимаю, — проговорила она, и как только Отто вопросительно взглянул на нее, поспешно добавила: — господин.
   — Ты свободная женщина, принцесса, — объяснил он. — К тебе будут относиться с уважением.
   Она изумленно приподняла брови. Отто указал в угол шатра, где на землю было свалено несколько одеял.
   — Вот ваше место, госпожа. Советую вам сегодня ночью вести себя тихо и скромно — вы очень красивы, а мы всего-навсего мужчины.
   — Да, господин, — прошептала она.
   Она отправилась на место, указанное ей, и опустилась на колени. Плащ полностью окутывал ее фигуру, оставляя на виду только шею и голову.
   — Вам не стоит становиться на колени, — предупредил Отто: эта поза легко могла возбудить мужчин.
   — Да, господин, — она едва заметно улыбнулась.
   Она села, опершись на руку. Юлиан часто видел в такой позе прикованных к стенам женщин на невольничьих торгах. Геруна запахнула плащ у шеи и робко опустила голову. Тонкая щиколотка и маленькая ступня показались из-под подола плаща, но, заметив снисходительную усмешку Юлиана, Геруна поспешно подтянула ногу под плащ.
   — Она знает, что делает, эта плутовка, — посетовал Юлиан.
   — Разве так бывает? — удивился Отто. — Она свободная женщина.
   — Она женщина, — уточнил Юлиан.
   Следует напомнить, что совсем недавно, на «Аларии», принцесса Геруна впервые почувствовала веревки. Значение этого обычая, физиологические изменения, связанные с ним, сильнейший эмоциональный удар — столь невыразимый, древний и таинственный, напоминающий о прошлом, намекающий на истину — таковы, что ни одна женщина не в состоянии забыть его.
   Вечером в шатер принесли еду.
   — Не ешь ее, — посоветовал Юлиан.
   — В шатре принцесса, — возразил Отто, — вряд ли они хотят отравить ее.
   Однако оба не знали, позволено ли Геруне принимать пищу в их шатре.
   — Им незачем травить вас, — сказала Геруна.
   — Почему?
   — Они не из Империи, — усмехнулась Геруна.
   — Сука! — крикнул Юлиан.
   — Пес! — злобно отозвалась она.
   Геруна лежала на боку на одеялах, опираясь на правый локоть и завернувшись в плащ. В темноте ее было трудно рассмотреть.
   — Ты будешь есть первой, сука, — предупредил Юлиан.
   Геруна отвернулась.
   — Мне надо подкрепить свои силы, — объяснил Отто. Он ничего не ел уже два дня.
   — Это не имеет значения, — произнесла Геруна.
   — Почему ты так говоришь?
   — Вы все равно пропадете.
   — Откуда ты знаешь? — требовательно спросил Юлиан.
   — У вас нет шансов, — горько проговорила она.
   — Оружие будет незнакомым или воин непобедимым? — допытывался Отто.
   — Нет.
   — Тогда я не понимаю.
   — Я попробую еду, — предложила Геруна.
   — Давай, — усмехнулся Юлиан.
   Глаза Геруны сердито сверкнули.
   Отто зажег фонарь и повесил его на крюк под потолком шатра.
   — Вероятно, тебе придется снять плащ, — проговорил Юлиан. — Тела рабынь хорошо выглядят при таком освещении.
   — Имперский пес, — прошипела она.
   — Ты голодна?
   — Да.
   — Тогда ешь, — велел Юлиан.
   Он оторвал кусок хлеба с блюда, стоящего перед ним, и бросил его на одеяло возле Геруны.
   — Ты швырнул мне еду, как будто я рабыня! — возмутилась она.
   — Рабыни должны быть благодарны за такую милость, — заметил Юлиан.
   — Ты всего лишь грязный раб вольфангов!
   — Я — свободный гражданин Империи.
   — А я — принцесса ортунгов!
   — Так что вы предпочтете, принцесса — ползти ко мне и брать пищу из моих рук, как суках или подбирать ее языком с пола?
   Геруна задрожала.
   Обычно рабынь кормили именно так. Будучи рабынями, они считались более низкими существами, чем собаки.
   Она потянулась за хлебом.
   — Подождите, принцесса, — сказал Отто. Он поднял хлеб и протянул ей.
   — Спасибо, господин.
   — Она не рабыня, а свободная женщина, — сказал Отто Юлиану.
   Юлиан внимательно наблюдал, как Геруна жует хлеб. Он брал кусочки еды поочередно с каждого блюда и протягивал ей.
   Геруна ела, но лицо ее было хмурым.
   — Мы немного подождем, — решил Юлиан. — Действие яда может наступить не сразу, к тому же принцесса могла принять противоядие.
   — Пес! — выпалила принцесса.
   — У нее могли выработать устойчивость к ядам, постепенно увеличивая дозы, — объяснил Юлиан.
   Так часто поступали многие правители.
   — Я не пила противоядие, — призналась принцесса.
   Способ был весьма опасен — иногда дело заканчивалось неизлечимой болезнью и смертью человека, принимающего яд, и кроме того, польза от такой защиты была невелика ввиду разнообразия отравляющих веществ, имевшегося в распоряжении потенциальных убийц. Обычно предпочиталась комбинация противоядий в зависимости от проявленных симптомов. Конечно, в королевских домах за приготовлением пищи был установлен строгий надзор. При дворах имелись слуги, удостоенные почетной обязанности пробовать приготовленные блюда. Вопреки распространенному мнению, они были свободными людьми, зачастую опытными химиками или врачами. Они обладали обостренными чувствами вкуса и обоняния. Услуги этих людей ценились гораздо выше, чем услуги рабов или животных. Иногда, особенно в Империи, пробы пищи перед ее подачей на стол буквально подвергались химическому анализу. Несмотря на это, множество императоров умерло за обеденным столом. Любопытно добавить, что при дворах варваров этим вопросам уделялось очень мало внимания или совсем не уделялось. Варварские дворы обладали однообразным этносом, упорядоченным единством, органической целостностью племени и общины. Человека обычно окружали близкие люди, товарищи по оружию, так сказать, братья. Между собой их связывали прочные узы. Другое дело — в цивилизованном обществе, где человека окружали не родственники и товарищи, а настороженные, подозрительные чужаки, скопище корыстолюбцев, часто враждебные, конкурирующие группы, чуждые чести и традиций, многие из которых могли пойти на что угодно, лишь бы завоевать власть. Кроме того, в поселениях варваров обычно не встречалось ни лабиринта безымянных улиц, ни огромных толп, в которых можно было быстро раствориться, ища спасения или убежища.
   В варварских общинах виновного находили почти сразу: охотники были хитры и беспощадны. Здесь склонялись к органичной, сложной иерархии, в которой каждая ступень жила в согласии с другой. Это очень сложные взаимоотношения, но никто и не требует забираться в их глубь. Просто было известно: с друзьями можно пировать, с чужаками есть опасно.
   — Они могут убить нас хоть сейчас, если захотят, — заявил Отто. Он взял с блюда кусок мяса и, зажав его в обеих руках, начал рвать великолепными зубами, не нуждаясь в помощи ножа и вилки.
   — Видишь, имперский пес, — немного погодя сказала Геруна. — Еда не отравлена.
   — Зато плохо приготовлена, — возразил Юлиан. — Будь ты моей рабыней, я научил бы тебя готовить как следует.
   — Меня — готовить? — изумилась Геруна.
   — Да, это входило бы в круг твоих обязанностей.
   — Каких?
   — Конечно, тебе нетрудно догадаться.
   — Пес! пес! — закричала она.
   — Кажется, еда не испорчена, — заявил Отто.
   — Конечно, это было незачем делать, — кивнула Геруна.
   — Почему?
   — Утром вы узнаете это, господин.
   — Тебе не хочется больше говорить об этом? — спросил Отто.
   — Берегитесь жрицы Гуты.
   — Из народа тимбри?
   — Да, господин.
   — Что у нее общего с ортунгами? — удивился Отто.
   — Она оказывает сильное влияние на моего брата, — объяснила Геруа.
   — И ты этого не одобряешь?
   — Нет, господин.
   — Каким образом она будет участвовать в завтрашних событиях? — спросил Юлиан.
   — На тебе цепи, — презрительно заметила Геруна.
   — Если бы ты и вправду была рабыней, ты бы дорого поплатилась, — сказал Юлиан. — Пытки вынудили бы тебя заговорить.
   Она отшатнулась, сжавшись и плотнее завернувшись в плащ.
   — Говори дальше, — сказал Отто.
   — То, что готовится, достойно Империи, а не моего народа.
   — И тебя это тревожит?
   — Да, господин.
   — Ты можешь говорить?
   — Нет, господин.
   — Говори! — вскричал Юлиан.
   — Нет, голый раб, — прошипела она.
   — Ты еще узнаешь вкус хлыста, принцесса, — пригрозил Юлиан.
   — Пес!
   — Я свяжу тебе руки за спиной и заставлю тебя мучиться и кричать, как рабыню!
   — Ты не смеешь! — взвизгнула она. Юлиан шагнул к ней, взяв наручники.
   — Нет, — сурово сказал Отто. Юлиан в гневе остановился.
   — Будь ты моей рабыней, ты бы быстро смирилась с собственной участью!
   Она отодвинулась к самой стене шатра.
   — Нет, — сказал Отто. — Она свободна.
   Юлиан раздраженно отвернулся.
   — Давайте спать, — предложил Отто, поднял колпак фонаря и задул пламя.
   — Господин! — позвала она поздно ночью.
   — Что? — откликнулся Отто.
   — Вы хотите женщину, господин?
   — Ты свободна.
   — Но завтра утром вы умрете!
   — Ты свободна.
   — Да, господин.

Глава 10

   — Узнаем предзнаменование! — объявил Ортог с помоста.
   Оделась в своем шатре и появилась во всем великолепии королевских варварских одежд, расшитых золотой нитью и богато украшенных драгоценными камнями.
   Двое мужчин, которые поставили сосуд на накрытую тканью поверхность козел, удалились.
   Две прислужницы сняли крышку сосуда. Отто огляделся. На поляне было столько же воинов, сколько вчера в шатре; он различал знакомые лица посыльных, воинов, торговцев, гостей, свободных мужчин и женщин.
   На помосте рядом с Ортогом стояли его оруженосец, писец и несколько приближенных. Гундлихт и Хендрикс расположились справа от помоста.
   Жрицы принесли длинную палку, сунули ее в сосуд и принялись помешивать жидкость. Когда палку вынули, с нее закапала свежая, яркая кровь. Толпа вскрикнула.
   — Почему она остается жидкой? — удивился Отто. — Она обычно запекается и твердеет.
   — К ней подмешали химикаты, — раздраженно отозвался Юлиан.
   — Что такое «химикаты»?
   — Такие вещества — железо, соль и так далее. Их великое множество.
   Отто промолчал. Он вырос в деревне, и многие слова были ему непонятны.
   — Мы так беспомощны! — вдруг раздраженно пробормотал Юлиан и тряхнул золотыми цепями на наручниках, охвативших его запястья. Несколько людей повернулись к нему, и Юлиан прикусил губу.
   Геруна тоже повернулась, оглядела Юлиана и гордо вскинула головку.
   — Интересно, попробует ли Ортог связаться с имперским флотом и предложить тебя в обмен на выкуп? — вслух размышлял Отто.
   — Не думай обо мне, — перебил его Юлиан.
   — Конечно, он выждет время, — дальше рассуждал Отто. — Все будет сделано через посредников — Ортог не захочет раскрывать свое убежище.
   — Подумай лучше о себе, друг, — сказал Юлиан.
   — Интересно, дошло ли твое сообщение с Варны?
   — Вероятно, нет.
   — Имперский флот наверняка должен быть в этом квадранте, — сказал Отто.
   — Это еще неизвестно.
   — У экипажа «Аларии» было достаточно времени, чтобы послать сигналы бедствия.
   — Мы находимся далеко от того места, где погибла «Алария», — возразил Юлиан.
   — Но ты послал сообщение с Варны, — напомнил Отто.
   — Кажется, оно не дошло.
   — Принесите покрывало, — приказала Гута жрицам, — простой кусок ткани, ничем не отличающийся от других.
   Покрывало принесли. Оно и в самом деле выглядело как обычный кусок ткани.
   — Вы хотите проверить ткань, господин? — обратилась Гута к Ортогу.
   — Нет, госпожа, — ответил тот.
   Гута взяла покрывало за углы и показала толпе. Величина покрывала составляла не менее двух квадратных футов.
   — Я бы хотел проверить его, — сказал Отто.
   — Ты не заметил бы ничего необычного, — вздохнул Юлиан.
   — Здесь много рабынь, — проговорил Отто. Это было верно. Прежде, в большом шатре у помоста было приковано только три рабыни — три блондинки, взятые в плен на «Аларии», те, которые в прежней жизни, теперь уже забытой, были гражданками Империи. А сейчас на поляне находилось сорок-пятьдесят рабынь, стоящих на коленях со скованными за спиной руками в первом ряду зрителей, перед толпой.
   — Да, — согласился Юлиан. — Но самая красивая из них стоит на помосте.
   — Она свободна, — напомнил ему Отто.
   — Она красивая самка, — с восхищением проговорил Юлиан, уставясь на Геруну.
   Та поспешно отвела глаза.
   — Да, — кивнул Отто.
   — Тебе не кажется, что из нее получилась бы отличная рабыня?
   — Согласен. Она была бы отменно хороша.
   — Смотри, — указал Юлиан, — вон где теперь ее одежда и побрякушки.
   — Вижу, — подтвердил Отто.
   В самом деле, теперь все эти вещи красовались на рабынях — на каждой была частица богатого убора, некогда входившего в королевское одеяние Геруны на «Аларии». Одежда была изрезана так, что теперь вся состояла из лохмотьев и длинных лент.
   У подножия помоста, слева от него, были прикованы три блондинки — так называемые «рабыни для показа», бывшие гражданки Империи, обращенные в рабство на корабле «Алария». Они были одеты так, как обычно варвары наряжали рабынь. У одной на левой щиколотке, там, где обычно рабыни носили ножные браслеты с опознавательными знаками, была привязана полоска ткани, отрезанная от одежды принцессы Геруны. У другой такая лента, попросту оторванная от подола платья принцессы, была обмотана вокруг шеи, поверх ошейника. На третьей рабыне клок платья охватывал левое предплечье. Всем им достались и украшения, которые некогда носила Геруна — браслеты, надетые поверх наручников, ожерелья на шеях, под зачесанными вверх и соблазнительно уложенными волосами. Волос женщинам не подстригали со времени их пленения. У рабынь длинные волосы ценились, поскольку это было не только красиво, но и позволяло менять прически или использовать волосы в более интимных целях. Кроме того, в некоторых случаях их можно было использовать в качестве веревок. Обрезание волос или сбривание их считалось наказанием. Конечно, все зависело от того, к какой работе готовили женщину. Длинные волосы были ни к чему, если ей приходилось чистить конюшни. Длина, вид, ухоженность волос рабыни — все это зависело от воли хозяина. Рабыня должна была следить за ними так, чтобы угодить хозяину, и не имела права менять прическу без его разрешения. Точно так же обстояло дело с гривами и хвостами лошадей.
   — Как стыдно, должно быть, Геруне видеть свою одежду и украшения на рабынях, — заметил Отто.
   — Да, — одобрительно кивнул Юлиан.
   — Неужели тебе не жаль ее?
   — Она свободна, и я свободный человек — в этом смысле я, конечно, испытываю жалость, — ответил Юлиан. — Но если бы она была рабыней, мне ни к чему было бы жалеть ее.
   — Да, тогда ее никто не стал бы жалеть, — согласился Отто.
   — Тогда она стала бы просто рабыней.
   — Да.
   — Смотрите, господин, — провозгласила Гута, — я погружаю в священную кровь, кровь истины, белое, ничем не оскверненное покрывало и призываю десять тысяч богов тимбри изъявить свою волю и показать нам знак!
   Она до локтей погрузила в сосуд свои руки, обтянутые белой тканью рукавов, опуская покрывало в жидкость, а затем выпрямилась. Она удерживала ткань под поверхностью крови, сейчас бурлящей от движений пальцев верховной жрицы.
   — Явите нам знак, о, боги тимбри!
   Она вытащила ткань из сосуда и подняла ее — сперва показав стоящим на помосте, а потом всей толпе. Мужчины возбужденно кричали, женщины ахали.
   На поверхности ткани, пропитанной кровью, отчетливо проступил знак ортунгов.
   — Предзнаменование явилось! — провозгласила Гута.
   — Подойди, — позвал Ортог Отто, и тот приблизился к помосту вместе с Юлианом.
   Жрица Гута передала ткань со знаком ортунгов другим жрицам, те осторожно свернули полотнище и унесли.
   — Ты Отто, называющий себя вождем воль-фангов, — сказал Ортог.
   — Я — Отто, вождь вольфангов, — ответил Отто.
   — Пусть называет себя вождем, — прошептал писец Ортогу. — Чтобы участвовать в поединке, он должен быть вождем.
   — Приветствую тебя, — сказал Ортог, поднимая руку, — вождь вольфангов.
   — Я — вождь вольфангов, — подтвердил Отто.
   — Приветствуй меня, — ответил Ортог.
   — Приветствую тебя, — сказал Отто, поднимая руку, — Ортог, принц Дризриакский.
   — И король ортунгов, — поправил Ортог.
   — Да, и король ортунгов, — согласился Отто.
   На поляне раздались приветственные крики, воины неистово потрясали оружием, стреляли из револьверов и винтовок. Казалось, откуда-то издалека тоже донесся ответный залп.
   — Нам не нужно твое признание, чтобы стать теми, кто мы есть — независимым племенем народа алеманнов, — сказал Ортог.
   — В любом случае вы его уже получили, — напомнил Отто.
   — Да здравствуют ортунги! — закричал посланник.
   — Да, слава ортунгам! — подхватили другие.
   — Ты получил то, что хотел, — заметил Отто. — Теперь я хочу, чтобы ортунги перестали грабить вольфангов.
   — Грабить? — переспросил Ортог.
   — Вольфанги платят нам дань, — вставил писец.
   — Нет, ортунги требуют, чтобы вольфанги платили дань, — возразил Отто.
   — Но мы друзья вольфангам, — усмехнулся Ортог.
   — Мы особенно дружим с их женщинами, — подхватил кто-то из толпы, и все рассмеялись.
   — Как я понял, это решит поединок? — спросил Отто.
   — Согласен, — кивнул Ортог.
   — Ты будешь биться со мной?
   — Нет, — отказался Ортог.
   — Ты имеешь право выбрать воина и оружие, — напомнил Отто.
   Когда-то Ортог и Отто уже встречались в поединке. Он происходил на песчаной арене в гигантской секции корабля «Алария». Тогда Отто был гладиатором, обученным в школе цирковых бойцов Палендия, он был опытным и умелым, готовым к битвам в главных цирках Империи.
   Ортогу не хотелось вновь терпеть поражение, впрочем, участия в поединке от него никто и не ждал.
   Ортог был королем, а не наемным убийцей. Для обнаженного, безоружного человека не было бесчестьем использование хитростей викота. Даже Аброгастес, его отец, вождь дризриаков, страшный и свирепый, не стал бы принимать такой вызов. Это было бы проявлением не храбрости, а безрассудства.
   Кроме того, из одного чувства долга король не должен был подвергать себя риску.
   — О твоем противнике тебе расскажет моя советница Гута из народа тимбри, — сказал Ортог, и в толпе кто-то хихикнул.
   — Что такое «единство» и «множество»? — спросила Гута.
   — Не понимаю, — пожал плечами Отто.
   — Звезд много?
   — Да.
   — Но все они звезды, верно?
   — Конечно.
   — Значит, они едины, — заключила Гута.
   — Не понимаю.
   — Что гласит принцип единства?
   — Не знаю.
   — Множество может быть единым, а единство — множественным, — объяснила Гута.
   — Я не понимаю, о чем она говорит, — пожал плечами Отто. — Наверное, она очень мудра.
   — Или безумна, а может, и хитроумна, — проворчал Юлиан.
   — Прикажите привести бойца, господин, — попросила Гута.
   — Привести сюда бойца! — крикнул Ортог.
   Откуда-то из толпы под руки вывели грузного, рослого, медлительного мужчину, с белесыми волосами и голубыми глазами. Его плечи отличались чудовищной шириной, тело было рыхлым. Боец не нес никакого оружия. Он обводил толпу остекленелым взглядом, и, казалось, не понимал, что происходит.
   — Его напоили или одурманили, — сказал Юлиан.
   — Выбери другого бойца, — обратился Отто к Ортогу.
   — Смотри, вот другой! — и Ортог указал в сторону.
   Из толпы вывели еще одного мужчину, как две капли воды похожего на первого.
   — Они одинаковые, — в изумлении проговорил Отто.
   — Близнецы, — объяснил Юлиан.
   — Приведите бойца! — снова приказал Ортог.
   Вывели еще одного медлительного гиганта.
   — Я буду драться с тремя? — спросил Отто.
   Но вызовы все продолжались, пока перед помостом не выстроилось десять совершенно одинаковых мужчин, несомненно, пьяных или одурманенных наркотиками. Некоторых из них пришлось поддерживать.
   — Это называется «клонирование», — объяснил Юлиан. — Процесс, при котором можно производить генетически одинаковые существа.
   — Вот боец, — провозгласила Гута, указывая на десятерых мужчин перед помостом.
   — Это десять бойцов, — возразил Юлиан.
   — Нет, один. Они едины!
   — Десять, — настаивал Юлиан.
   — А ты получил позволение говорить, раб? — осведомилась Гута. — Пусть ему вырвут язык, — обратилась она к Ортогу.
   — Нет, — отказался тот.
   — Они не похожи на бойцов, — сказал Отто.
   — Не похожи, — кивнул Ортог.
   — Они пьяны или больны.
   — Или одурманены, — добавил Юлиан.
   — Они не смогут быстро двигаться, — сказал Отто.
   — Им это не понадобится, — усмехнулся Ортог.
   — Я буду драться с ними со всеми одновременно? |
   — Нет, с одним.