Страница:
– Так, пожалуй, сойдет. – Роланд отложила перо, и Лоуренс, выйдя из задумчивости, понял, что молчит уже добрых двадцать минут. В руках у него был ее корсет. Лоуренс поспешно сунул его в саквояж поверх прочих, уложенных совершенно машинально вещей и защелкнул замок.
В окно заглянуло солнце – время было на исходе.
– Ну же, Лоуренс, не хмурьтесь. Я летала в Гибралтар не меньше дюжины раз. – Она звучно чмокнула его в щеку. – Вам здесь, боюсь, придется еще хуже нашего. Они непременно попытаются что-то выкинуть, узнав, что мы улетели.
– Я всецело на вас полагаюсь. – Лоуренс дернул звонок. – Надеюсь только, что мы рассудили верно. – Большего он и Лентону не осмелился бы сказать, чувствуя, что с полной объективностью рассуждать об этом не может. Не будь у него даже личных причин, он все равно колебался бы. Полнота сведений, которыми они обладали, оставляла желать много лучшего.
Три дня назад к ним прилетел Волли с новыми неутешительными вестями. В Кадис прибыло несколько французских драконов. Их было достаточно, чтобы помешать Мортиферусу, но они не составляли и десятой доли размещенных на Рейне воздушных сил. И даже теперь, когда всех легких драконов, кроме курьеров, посылали в разведку, англичане так и не сумели узнать, чем занимается Бонапарт на Канале. Лоуренс проводил Роланд к Эксидиуму, посмотрел, как она поднялась на борт. Ему все время казалось, что чувства его недостаточно сильны. Случись ему отправить Эдит одну навстречу опасности, он предпочел бы пустить себе пулю в лоб, но с Роланд расставался не тяжелее, чем с любым другим из своих товарищей. Она послала ему воздушный поцелуй со спины Эксидиума.
– Увидимся через несколько месяцев – даже раньше, если удастся выгнать лягушатников из гавани. Хороших вам полетов, и не позволяйте Эмили отбиться от рук.
– Счастливо! – Он махнул рукой, глядя, как тает в небе звено Эксидиума, улетающее на юг.
Оставшиеся настороженно следили за небом, но в первые недели после отлета Эксидиума никто не пытался атаковать их. Французы, по мнению Лентона, полагали, что Эксидиум все еще здесь.
– Чем дольше они будут пребывать в таком убеждении, тем лучше, – сказал он капитанам после очередного ничем не ознаменовавшегося патруля. – Дело не только в нас. Им совершенно незачем знать, что их драгоценный кадисский флот скоро познакомится еще с одним воздушным отрядом.
Две недели спустя Волли принес дуврцам добрую весть: Эксидиум и другие драконы благополучно прибыли в Кадис.
– Они уже начали, когда я улетал, – сообщил капитан Джеймс, завтракая с другими капитанами перед обратной дорогой. – Слышали бы вы, какой вой подняли испанцы! Их торговые корабли разваливаются от кислоты не хуже военных, и дома тоже, и лавки. Думаю, они скоро сами начнут колошматить своих союзников, если Вильнёв не уберется от них.
Атмосфера в запаснике прояснилась, и Лентон сократил патрульное время, чтобы люди, работавшие на пределе сил, отпраздновали хорошую новость. Наиболее энергичные офицеры отправились в город, другие, как и драконы, улеглись спать.
Лоуренс воспользовался случаем, чтобы почитать немного Отчаянному при свете фонаря. Они засиделись допоздна. Задремавший Лоуренс очнулся после восхода луны. На звездном небе чернела голова Отчаянного – тот смотрел куда-то на север.
– Случилось что-нибудь? – До Лоуренса донесся странный высокий звук.
– По-моему, это Лили. – Отчаянный встопорщил свою манишку.
Лоуренс тут же соскользнул с его лапы.
– Побудь здесь, я скоро, – сказал он. Отчаянный кивнул, глядя в ту же сторону. Дорожки почти не освещались. Все легкие драконы были в разведке, авиаторы, даже самые рьяные, ушли в дом от ночного холода. Три дня назад начались заморозки, и сапоги Лоуренса гулко стучали по мерзлой земле.
Он вышел на лужайку Лили, где не было ни одного человека. Вдали светились окна казармы. Сама Лили лежала, устремив в пространство взгляд желтых, обведенных красным глаз, и копала когтями землю.
Послышались чьи-то тихие голоса, потом плач. Лоуренсу подумалось, что он пришел в неподходящее время, но Лили явно была расстроена, и он громко позвал:
– Харкорт, вы тут?
– Ни шагу дальше, – тихо и резко произнес голос Шуазеля.
Лоуренс обошел вокруг головы Лили, и картина, которую он там увидел, поразила его. Шуазель крепко держал Харкорт за локоть, и по его лицу было видно, что он готов на крайние меры.
– Молчите, Лоуренс. – В другой руке он держал шпагу, позади него лежал ничком молодой мичман с кровавым пятном на спине. – Ни звука.
– Бога ради, что вы такое делаете? Харкорт, вы целы?
– Он убил Уилпойса, – ответила она хрипло. При колеблющемся свете факела Лоуренс разглядел большой синяк у нее на лбу. – Лоуренс, не думайте обо мне, ступайте за помощью. Он хочет причинить зло Лили.
– Неправда, – заявил Шуазель. – Клянусь, что ничего не сделаю ни ей, ни вам, Кэтрин, пусть только Лоуренс не вмешивается. – Он поднес окровавленную шпагу к шее Харкорт, и Лили опять заскулила тонким, режущим слух голосом. Видя зеленоватую бледность Шуазеля, Лоуренс остался на месте.
Убедившись, что он не собирается уходить, Шуазель сказал:
– Сейчас мы все вместе пойдем к Прекурсорису. Ты, Лили, останешься здесь и взлетишь следом за нами. Обещаю, что с Кэтрин не случится ничего, если ты будешь слушаться.
– Предатель, жалкий пес! – произнесла Харкорт. – Ты думаешь, я отправлюсь с тобой во Францию и буду лизать сапоги Бонапарту? Давно ли ты это задумал? – Она попыталась вырваться, но Шуазель так тряхнул ее, что она чуть не упала.
Лили привстала, в ее костяных втулках блеснула темная жидкость.
– Кэтрин! – прошипела она, не разжимая зубов.
– Ну, довольно. – Шуазель заломил руки Харкорт назад, по-прежнему угрожая ей шпагой. – Ты сделаешь то, что я приказываю, Лили. Идемте. Вперед, мсье! – Он взмахнул шпагой, но Лоуренс успел отойти чуть дальше во мрак, и француз, сам того не ведая, подступил к нему слишком близко.
Последовала яростная схватка. Все трое упали наземь, шпага куда-то улетела. Шуазель оказался внизу, но Лоуренс пожертвовал своим преимуществом, чтобы отпихнуть Харкорт в сторону. Француз тут же ударил его в лицо кулаком.
Они покатились по земле, молотя друг друга вслепую и стараясь дотянуться до шпаги. Лоуренс имел большой опыт в рукопашных боях, но Шуазель превосходил его ростом и весом. Лили ревела теперь во всю мочь, в парке слышались голоса. Шуазель, которому отчаяние придало сил, двинул Лоуренса в живот. Тот скрючился от боли, и француз ринулся к своему клинку.
Раздался громовой рев, земля содрогнулась, сверху посыпались сухие листья и сосновые иглы. Старое дерево вывернулось из земли с корнем – это Отчаянный поднялся в воздух, круша все вокруг. С другой стороны грянул ответный рев, и мраморные крылья Прекурсориса забелели во тьме. Отчаянный, выставив когти, летел навстречу врагу. Лоуренс, через силу поднявшись, обрушился на Шуазеля и повалил его. Капитана продолжало корчить от боли, но Отчаянному грозила беда, и медлить было нельзя.
Француз опять вывернулся, навалился на Лоуренса и согнутой рукой перехватил ему горло. Лоуренс начал уже задыхаться, но француз вдруг обмяк: Харкорт, выдернув железный брусок из сбруи Лили, ударила его по затылку.
От этого усилия она едва не упала в обморок. Лили продиралась к ней сквозь деревья, экипаж наконец прибежал на подмогу, и множество рук помогло Лоуренсу встать.
– Стерегите этого человека, зажгите факелы, – выговорил он, тяжело дыша. – Принесите рупор – да поскорее, черт побери! – Отчаянный и Прекурсорис все так же кружили в небе, держа наготове когти.
Первый лейтенант экипажа Харкорт, мужчина с могучей грудью, в рупоре не нуждался. Разобравшись что к чему, он сложил руки у рта и позвал Прекурсориса. Французский дракон, увидев, что его капитан повержен, сразу понурил голову и вернулся на землю. Отчаянный продолжал парить, бдительно наблюдая за ним.
Максимус размещался неподалеку. Беркли пришел на шум и тут же начал распоряжаться. Одним он велел посадить на цепь Прекурсориса, другим отнести в лазарет Харкорт и Шуазеля, третьим заняться беднягой Уилпойсом.
– Спасибо, я сам. – Лоуренс отстранил тех, кто собирался унести заодно и его. Дыхание у него восстановилось, и он пошел к Отчаянному, севшему рядом с Лили, – успокаивать обоих.
Шуазель очнулся лишь в середине дня. Сначала язык плохо повиновался ему, но на следующее утро он полностью пришел в себя и отказался отвечать на вопросы.
Все драконы запасника окружили Прекурсориса плотным кольцом, однако в повиновении его удерживала только угроза предать Шуазеля смерти. Средство, к которому прибег сам Шуазель, принуждая Лили бежать с ним во Францию, теперь обернулось против него. Прекурсорис, съежившись в своих цепях, ничего не ел и временами испускал тихие стоны.
– Харкорт, – сказал Лентон, придя в столовую, где собрались все офицеры, – мне чертовски жаль обращаться к вам с такой просьбой, однако… Больше ни с кем он говорить не желает, но вам, если у него осталась хоть капля чести, должен дать объяснения. Вы согласны его допросить?
Она, кивнув, допила свой бокал, но при этом так побледнела, что Лоуренс тихо предложил:
– Хотите, я пойду с вами?
– Да, прошу вас, – благодарно ответила она, и они вместе направились в темную камеру Шуазеля.
Шуазель не мог смотреть Харкорт в глаза. Он тряс головой, содрогался, а когда она приступила к нему с вопросами, даже заплакал.
– Да будьте вы прокляты! – наконец вскричала она. – Как у вас только духу хватило? Все, что вы говорили мне, было ложью. Не вы ли подстроили нам засаду на пути в Дувр? Отвечайте!
Француз отнял руки от лица и взмолился, глядя на Лоуренса:
– Бога ради, заставьте ее уйти. Вам я скажу все, только пусть она выйдет.
Лоуренс не имел ни малейшего желания вести допрос, но к чему длить напрасные страдания Харкорт? По его просьбе она тут же выбежала из камеры, оставим мужчин вдвоем. Лоуренсу тяжело было задавать вопросы и еще тяжелее слышать, что Шуазель задумал измену, как только покинул Австрию.
– Я знаю, что вы обо мне думаете, – сказал француз, видя отвращение на лице Лоуренса. – Вы правы, но у меня попросту не было выбора.
Раньше Лоуренс сдерживался, но эта жалкая попытка оправдаться разожгла его гнев.
– Вы могли избрать честный путь, – бросил он, – и выполнять свой долг там, где вас приютили.
– Вот как? – невесело рассмеялся Шуазель. – А что сделал бы со мной Бонапарт, который будет в Лондоне не позднее грядущего Рождества? Не нужно так на меня смотреть. Я в этом уверен. Если бы я мог хоть как-то предотвратить подобный исход, то непременно предотвратил бы.
– Вместо этого вы стали предателем дважды и помогли ему, в то время как первую вашу измену могла оправдать только верность принципам. – Уверенность Шуазеля невольно встревожила Лоуренса, но он ничем не выдал себя.
– Принципы, принципы… – Вся бравада Шуазеля куда-то исчезла, оставив за собой только усталость и покорность судьбе. – Франция не испытывает такого недостатка в драконах, как вы. Бонапарт и раньше их казнил за измену. Что мне до принципов, когда на Прекурсорисе лежит тень гильотины? Куда мне с ним укрыться? В Россию? Он переживет меня лет на двести, а вы должны знать, как обращаются там с драконами. До Америки нам без корабля не добраться. Вся моя надежда – на прощение, и Бонапарт предложил мне его – но не даром.
– В обмен на Лили, – холодно уточнил Лоуренс.
– Нет, – ответил, к его удивлению, Шуазель. – В обмен на вашего. Вернее, на яйцо, подарок китайского императора. Его он и требовал вернуть, не зная, что Отчаянный уже вылупился. – Шуазель развел руками: – Быть может, империала следовало убить…
Лоуренс ударил его по лицу с такой силой, что узник повалился на каменный пол камеры, с грохотом опрокинув стул. В дверь заглянул часовой.
– Все в порядке, сэр? – Он смотрел только на Лоуренса, благополучие Шуазеля его мало трогало.
– Да, можете идти. – Лоуренс вытер руку платком. Раньше бы ему даже в голову не пришло бить заключенного, но сейчас он не испытывал никакого стыда. Сердце стучало, не унимаясь.
Шуазель, потрогав разбитую губу, поставил стул на место и сел.
– Извините. Я думал об этом, но заставить себя не смог и решил, что вместо этого… – Он умолк, видя, как лицо Лоуренса снова налилось кровью: капитан весь кипел при мысли, что лишь остатки совести Шуазеля спасли Отчаянного от грозившего ему столько месяцев зла.
– Вместо этого, – произнес он с гадливостью, – вы решили соблазнить девушку, вчерашнюю школьницу, и похитить ее.
Шуазель молчал, не находя, видимо, никаких доводов в свое оправдание.
– На честь вы больше не можете претендовать, – снова заговорил Лоуренс. – Расскажите мне, что задумал Бонапарт, и Лентон, возможно, отошлет Прекурсориса в Ньюфаундлендский питомник. Если вы, конечно, действительно печетесь о нем, а не о собственной шкуре.
Шуазель побледнел.
– Я готов рассказать то немногое, что мне известно, если адмирал даст мне слово.
– Нет. Вы можете надеяться лишь на милосердие, которого не заслуживаете. Сделок с вами я заключать не стану.
Сломленный Шуазель заговорил так тихо, что Лоуренс едва слышал его.
– Я не знаю в точности планов Бонапарта, но мне было поручено ослабить здешнюю оборону. В частности, постараться, чтобы на Средиземное море отправили как можно больше драконов.
Лоуренсу стало не по себе. Что ж, эту задачу шпион выполнил с блеском.
– Располагает ли его флот какими-то средствами, чтобы прорвать блокаду и покинуть Кадис? Есть ли у Бонапарта основания полагать, что флот доберется сюда без столкновения с Нельсоном?
– По-вашему, он стал бы со мной советоваться? – пробормотал, не поднимая головы, Шуазель. – Для него я такой же предатель. Мне дали задание и ни во что больше не посвящали.
Поспрашивав еще, Лоуренс убедился, что Шуазель действительно рассказал все, что знал. В сильной тревоге и с нехорошим осадком на душе капитан направился прямиком к Лентону.
Последние новости тяжким гнетом легли на запасник. Капитанов не посвятили в подробности, но все до последнего кадета и грума знали, что дела плохи. Шуазель удачно рассчитал время: почтовый курьер ожидался теперь только через шесть дней, и лишь через две недели после него можно было надеяться на возвращение какой-то части их воздушного гарнизона. Ополчению и нескольким армейским подразделениям уже послали предупреждение. Они должны были подтянуться через несколько дней, чтобы укрепить артиллерийскую оборону берега.
Лоуренс, у которого имелись дополнительные причины для беспокойства, просил Грэнби и Холлина смотреть за Отчаянным особенно бдительно. Бонапарт, задавшись целью отнять у противника столь ценный трофей, мог заслать к ним и другого агента, способного убить дракона без зазрения совести.
– Обещай мне соблюдать осторожность, – твердил капитан самому Отчаянному. – Не ешь ничего, если кого-то из нас нет рядом, а если к тебе захочет подойти незнакомец, не подпускай его ни под каким видом. Перелети на другой луг, если придется.
– Я буду осторожен, Лоуренс, обещаю. Не понимаю только, зачем французскому императору нужно меня убивать. Ему-то какая польза? Лучше попросил бы у китайцев другое яйцо.
– Вряд ли они дадут ему другое, голубчик, раз он первого не сумел уберечь. Одно то, что ему сделали такой подарок, немало меня удивляет. Французский посланник при китайском дворе должен быть весьма талантливым дипломатом. Кроме того, тут может быть затронута гордость. Подумать только – какой-то ничтожный британский моряк перехватил дракона, предназначенного самому императору!
– Уверен, он бы мне ни чуточки не понравился, – презрительно фыркнул Отчаянный, – даже если бы я вылупился во Франции. О нем рассказывают одни только неприятные вещи.
– Не знаю, право. Часто приходится слышать о его непомерной гордыне, но нельзя отрицать, что он великий человек, хотя и тиран. – Лоуренс говорил это с неохотой. Он много бы дал за то, чтобы убедить самого себя в глупости Бонапарта.
Лентон распорядился посылать в патруль только половину звена. Вторая половина в это время проходила ускоренную боевую подготовку. Из запасников Эдинбурга и Инвернесса к ним под покровом ночи тайно прибыли еще несколько драконов, в том числе и Викториатус – парнасиец, которого они спасли, как теперь казалось, давным-давно. Его капитан Ричард Кларк первым делом пришел поздороваться с Лоуренсом и Отчаянным.
– Надеюсь, вы мне простите, что я так запоздал со своей благодарностью. В Лэггане, признаться, я думал только о том, чтобы он пришел в себя, и отправили нас оттуда без всякого предупреждения, как, полагаю, и вас.
– Не беспокойтесь по пустякам, – сердечно ответил Лоуренс. – Надеюсь, теперь он совсем выздоровел?
– Да, благодарение небу – и как раз вовремя, – сумрачно молвил Кларк. – Нападения, насколько я понял, можно ждать в любую минуту.
Томительные дни тянулись, а враг все не появлялся. Разведчики, которым придали еще трех винчестеров, докладывали, что вражеский берег в любое время суток усиленно охраняется с воздуха, и нет никакой возможности проникнуть чуть глубже и добыть какие-то сведения.
Левитас тоже летал в разведку, но с Ренкином Лоуренс, по счастью, встречался не слишком часто. Он старался не замечать того, что не мог исправить. Если бы он продолжал навещать винчестера, это привело бы к ссоре, крайне нежелательной для всего запасника. Однако он пошел на сделку с совестью и промолчал, увидев виноватого Холлина в ранний час с полным ведром грязной протирочной ветоши.
В ночь на воскресенье всех охватило уныние. Миновала первая неделя ожидания, но Волатилус так и не прилетел. Погода стояла ясная, и непонятно было, что могло его задержать. Не прибыл он и в последующие три дня. Лоуренс старался не смотреть на небо и не замечать таких же стараний своего экипажа. Вечером он обнаружил в парке Эмили, которая спряталась там, чтобы поплакать.
Девочке было стыдно, что ее поймали за этим, и она притворялась, будто ей что-то попало в глаз. Лоуренс привел ее к себе, напоил какао.
– Я был на два года старше вас, когда ушел в море, – сказал он, – и всю первую неделю ревел по ночам. – Ее взгляд, откровенно скептический, вызвал у него смех. – Не думайте, что я сочинил это ради вас. Когда вы будете капитаном и застанете одного из ваших кадетов в сходных обстоятельствах, вы, может быть, расскажете ему то же самое, что я сегодня рассказал вам.
– Я не то что боюсь, – пробормотала она, сонная от усталости и какао. – Я знаю, Эксидиум не позволит, чтобы с мамой случилось плохое, а он самый лучший дракон в Европе. – Тут она вздрогнула, поняв свою оплошность, и поспешно добавила: – Отчаянный, конечно, почти такой же хороший.
– Отчаянный гораздо моложе, – серьезно кивнул Лоуренс. – Возможно, набравшись опыта, он станет вровень с Эксидиумом.
– Да-да, – с облегчением согласилась она.
Капитан спрятал улыбку. Через пять минут Эмили крепко уснула. Он уложил ее на кровать и пошел спать к Отчаянному.
– Лоуренс, Лоуренс! – Отчаянный тыкал его носом, хотя до рассвета было еще далеко. Вдали слышались голоса, трещали ружейные выстрелы. Лоуренс вскочил. Никого из экипажа на лугу не было. Отчаянный поднялся на ноги, расправил крылья. – Что это, Лоуренс? Может, на нас напали? Но ни одного дракона в небе не видно.
– Сэр, сэр! – К нему мчался Морган, едва не падая в спешке. – Прилетел Волли. Произошло большое сражение, Наполеон убит!
– Значит, войне конец? – разочарованно пробурчал Отчаянный. – Так я и не побывал в настоящей битве.
– Возможно, эту новость немного преувеличили. Я буду очень удивлен, если Бонапарт в самом деле погиб. – Но голоса звучали радостно – вести явно были хорошие, пусть и не такого калибра. – Ступайте разбудите мистера Холлина, Морган, и всех его людей тоже. Извинитесь от моего имени и попросите их подать завтрак Отчаянному. Я пойду все разузнаю, голубчик, а потом расскажу тебе.
– Да, только приходи скорее. – Отчаянный встал на задние лапы, пытаясь разглядеть что-то за деревьями.
Здание штаба сияло огнями. Волли, сидя на плацу перед домом, пожирал барашка, пара механиков из почтовой службы сдерживала валящую из казармы толпу. Армейские офицеры и ополченцы палили из ружей. Лоуренс с трудом пробрался к парадной двери.
Дверь в кабинет Лентона была закрыта, но в офицерском клубе сидел Джеймс, поглощая пищу немногим умеренней своего дракона.
– Нельсон велел мне ждать. Сказал, что они выйдут из порта раньше, чем я успею обернуться туда и обратно, – говорил он с набитым ртом, а Саттон делал на бумаге наброски. – Я не очень-то в это верил, но воскресным утром они действительно вышли, и в понедельник мы встретили их у мыса Трафальгар.
Он залпом осушил чашку кофе, отодвинул тарелку и забрал у Саттона лист с набросками.
– Дайте-ка мне. – Он принялся рисовать кружки, обозначавшие корабли. – Двадцать семь кораблей и двенадцать драконов с нашей стороны, тридцать три и десять с французской.
– Две колонны и двойной прорыв линии? – Лоуренс смотрел на чертеж с одобрением. Именно такую стратегию применил бы он сам, чтобы рассеять французов – вряд ли их плохо обученные команды смогли оправиться после такого удара.
– Что? А, корабли, ну да. Эксидиум и Летификат шли над наветренной колонной, Мортиферус над подветренной. Во главе дивизионов, доложу я вам, было жарко. Я еле различал с высоты верхушки мачт, такой там стоял дым. Однажды мне показалось, что «Виктория» взлетела на воздух: один чертов испанец, флеча-дель-фузгос,[12] проскочил мимо наших стрелков и поджег на ней все паруса, но Летификат обратила его в бегство.
– Каковы же наши потери? – тихо спросил Уоррен, нарушив общее ликование.
– Там была настоящая кровавая баня, не сомневайтесь. Думаю, мы потеряли убитыми тысячу человек. Бедняга Нельсон сам был на волосок от гибели: пылающий парус упал прямо на квартердек, где стоял он. Какие-то шустрые ребята залили адмирала из питьевого бака, но все его медали, говорят, прикипели к телу. Теперь он будет их носить, не снимая.
– Тысяча человек! Упокой, господи, их души, – промолвил Уоррен.
Все притихли, но постепенно радость снова возобладала над чувствами, которые, вероятно, больше приличествовали минуте.
– Прошу меня извинить, джентльмены. – Лоуренс почти кричал из-за возобновившегося шума. Узнать что-то еще нечего было и думать. – Я обещал Отчаянному, что скоро вернусь. Бонапарт, полагаю, жив, Джеймс?
– Да, как ни жаль, если его только удар не хватил от таких новостей. – Раскат хохота, последовавший за словами Джеймса, перешел в песню «Стальные сердца», которая проводила Лоуренса через весь парк.
К восходу солнца запасник наполовину опустел. Спать никто уже не ложился, и всеобщее возбуждение дошло чуть ли не до истерики – нервы, натянутые до предела, с трудом переносили нежданную радость. Лентон даже не пытался призвать подчиненных к порядку и притворился близоруким, когда они хлынули в город – поделиться вестью с мирными жителями.
– Какой бы план вторжения ни выдумал Бонапарт, теперь о нем можно забыть, – заявил Чинери вечером. Капитаны стояли на балконе, а внизу толпились вернувшиеся из города. Все пьяные в дым, но слишком счастливые, чтобы затевать ссоры. Наверх долетали обрывки песен. – Хотел бы я видеть его лицо.
– Мы, видимо, были о нем слишком высокого мнения. – Лентон, хорошо угостившийся портвейном, был румян и доволен собой. Его решение отправить Эксидиума в Кадис оказалось верным и послужило немалым вкладом в победу. – Ясно, что на море он воюет хуже, чем на земле или в воздухе. Непосвященному человеку трудно понять, как могли тридцать три корабля так легко уступить двадцати семи.
– Но почему же его воздушное подкрепление так запоздало? – с недоумением спросила Харкорт. – Всего десять драконов, и половина из них, как говорит Джеймс, испанские. В Австрии у него вдесятеро больше. Неужели он так и не отправил никого с Рейна?
– Я слышал, что перелет через Пиренеи чертовски труден, хотя сам ни разу не пробовал, – сказал Чинери. – Однако причина, мне думается, не в этом. Он просто счел, что Вильнёву помощь не требуется, и оставил драконов отъедаться в запасниках. Думал, что Вильнёв пройдет сквозь Нельсона, потеряв разве что парочку кораблей. Ждал свой флот со дня на день, недоумевая, куда же тот подевался, а мы все это время попусту грызли ногти.
– Теперь ему не на чем перевезти свою армию, – добавила Харкорт.
– Сошлюсь на слова лорда Сен-Винсента: «Я не говорю, что вторжение невозможно, я говорю лишь, что они не могут вторгнуться с моря», – с усмешкой процитировал Чинери. – А если Бонапарт задумал взять Британию с сорока драконами, милости просим. Не зря же ребята из ополчения понатыкали столько пушек. Жаль будет, если их труды пропадут впустую.
– Я бы, признаться, не отказался от случая преподать этому негодяю еще один хороший урок, – сказал Лентон. – Но он не настолько глуп. Удовлетворимся тем, что честно выполнили свой долг, и предоставим австрийцам утереть ему нос. Все его надежды на вторжение рухнули. – Адмирал допил свой портвейн и добавил: – Боюсь, однако, что нам придется принять решение относительно Шуазеля. Он нам больше не нужен, и тянуть незачем.
В окно заглянуло солнце – время было на исходе.
– Ну же, Лоуренс, не хмурьтесь. Я летала в Гибралтар не меньше дюжины раз. – Она звучно чмокнула его в щеку. – Вам здесь, боюсь, придется еще хуже нашего. Они непременно попытаются что-то выкинуть, узнав, что мы улетели.
– Я всецело на вас полагаюсь. – Лоуренс дернул звонок. – Надеюсь только, что мы рассудили верно. – Большего он и Лентону не осмелился бы сказать, чувствуя, что с полной объективностью рассуждать об этом не может. Не будь у него даже личных причин, он все равно колебался бы. Полнота сведений, которыми они обладали, оставляла желать много лучшего.
Три дня назад к ним прилетел Волли с новыми неутешительными вестями. В Кадис прибыло несколько французских драконов. Их было достаточно, чтобы помешать Мортиферусу, но они не составляли и десятой доли размещенных на Рейне воздушных сил. И даже теперь, когда всех легких драконов, кроме курьеров, посылали в разведку, англичане так и не сумели узнать, чем занимается Бонапарт на Канале. Лоуренс проводил Роланд к Эксидиуму, посмотрел, как она поднялась на борт. Ему все время казалось, что чувства его недостаточно сильны. Случись ему отправить Эдит одну навстречу опасности, он предпочел бы пустить себе пулю в лоб, но с Роланд расставался не тяжелее, чем с любым другим из своих товарищей. Она послала ему воздушный поцелуй со спины Эксидиума.
– Увидимся через несколько месяцев – даже раньше, если удастся выгнать лягушатников из гавани. Хороших вам полетов, и не позволяйте Эмили отбиться от рук.
– Счастливо! – Он махнул рукой, глядя, как тает в небе звено Эксидиума, улетающее на юг.
Оставшиеся настороженно следили за небом, но в первые недели после отлета Эксидиума никто не пытался атаковать их. Французы, по мнению Лентона, полагали, что Эксидиум все еще здесь.
– Чем дольше они будут пребывать в таком убеждении, тем лучше, – сказал он капитанам после очередного ничем не ознаменовавшегося патруля. – Дело не только в нас. Им совершенно незачем знать, что их драгоценный кадисский флот скоро познакомится еще с одним воздушным отрядом.
Две недели спустя Волли принес дуврцам добрую весть: Эксидиум и другие драконы благополучно прибыли в Кадис.
– Они уже начали, когда я улетал, – сообщил капитан Джеймс, завтракая с другими капитанами перед обратной дорогой. – Слышали бы вы, какой вой подняли испанцы! Их торговые корабли разваливаются от кислоты не хуже военных, и дома тоже, и лавки. Думаю, они скоро сами начнут колошматить своих союзников, если Вильнёв не уберется от них.
Атмосфера в запаснике прояснилась, и Лентон сократил патрульное время, чтобы люди, работавшие на пределе сил, отпраздновали хорошую новость. Наиболее энергичные офицеры отправились в город, другие, как и драконы, улеглись спать.
Лоуренс воспользовался случаем, чтобы почитать немного Отчаянному при свете фонаря. Они засиделись допоздна. Задремавший Лоуренс очнулся после восхода луны. На звездном небе чернела голова Отчаянного – тот смотрел куда-то на север.
– Случилось что-нибудь? – До Лоуренса донесся странный высокий звук.
– По-моему, это Лили. – Отчаянный встопорщил свою манишку.
Лоуренс тут же соскользнул с его лапы.
– Побудь здесь, я скоро, – сказал он. Отчаянный кивнул, глядя в ту же сторону. Дорожки почти не освещались. Все легкие драконы были в разведке, авиаторы, даже самые рьяные, ушли в дом от ночного холода. Три дня назад начались заморозки, и сапоги Лоуренса гулко стучали по мерзлой земле.
Он вышел на лужайку Лили, где не было ни одного человека. Вдали светились окна казармы. Сама Лили лежала, устремив в пространство взгляд желтых, обведенных красным глаз, и копала когтями землю.
Послышались чьи-то тихие голоса, потом плач. Лоуренсу подумалось, что он пришел в неподходящее время, но Лили явно была расстроена, и он громко позвал:
– Харкорт, вы тут?
– Ни шагу дальше, – тихо и резко произнес голос Шуазеля.
Лоуренс обошел вокруг головы Лили, и картина, которую он там увидел, поразила его. Шуазель крепко держал Харкорт за локоть, и по его лицу было видно, что он готов на крайние меры.
– Молчите, Лоуренс. – В другой руке он держал шпагу, позади него лежал ничком молодой мичман с кровавым пятном на спине. – Ни звука.
– Бога ради, что вы такое делаете? Харкорт, вы целы?
– Он убил Уилпойса, – ответила она хрипло. При колеблющемся свете факела Лоуренс разглядел большой синяк у нее на лбу. – Лоуренс, не думайте обо мне, ступайте за помощью. Он хочет причинить зло Лили.
– Неправда, – заявил Шуазель. – Клянусь, что ничего не сделаю ни ей, ни вам, Кэтрин, пусть только Лоуренс не вмешивается. – Он поднес окровавленную шпагу к шее Харкорт, и Лили опять заскулила тонким, режущим слух голосом. Видя зеленоватую бледность Шуазеля, Лоуренс остался на месте.
Убедившись, что он не собирается уходить, Шуазель сказал:
– Сейчас мы все вместе пойдем к Прекурсорису. Ты, Лили, останешься здесь и взлетишь следом за нами. Обещаю, что с Кэтрин не случится ничего, если ты будешь слушаться.
– Предатель, жалкий пес! – произнесла Харкорт. – Ты думаешь, я отправлюсь с тобой во Францию и буду лизать сапоги Бонапарту? Давно ли ты это задумал? – Она попыталась вырваться, но Шуазель так тряхнул ее, что она чуть не упала.
Лили привстала, в ее костяных втулках блеснула темная жидкость.
– Кэтрин! – прошипела она, не разжимая зубов.
– Ну, довольно. – Шуазель заломил руки Харкорт назад, по-прежнему угрожая ей шпагой. – Ты сделаешь то, что я приказываю, Лили. Идемте. Вперед, мсье! – Он взмахнул шпагой, но Лоуренс успел отойти чуть дальше во мрак, и француз, сам того не ведая, подступил к нему слишком близко.
Последовала яростная схватка. Все трое упали наземь, шпага куда-то улетела. Шуазель оказался внизу, но Лоуренс пожертвовал своим преимуществом, чтобы отпихнуть Харкорт в сторону. Француз тут же ударил его в лицо кулаком.
Они покатились по земле, молотя друг друга вслепую и стараясь дотянуться до шпаги. Лоуренс имел большой опыт в рукопашных боях, но Шуазель превосходил его ростом и весом. Лили ревела теперь во всю мочь, в парке слышались голоса. Шуазель, которому отчаяние придало сил, двинул Лоуренса в живот. Тот скрючился от боли, и француз ринулся к своему клинку.
Раздался громовой рев, земля содрогнулась, сверху посыпались сухие листья и сосновые иглы. Старое дерево вывернулось из земли с корнем – это Отчаянный поднялся в воздух, круша все вокруг. С другой стороны грянул ответный рев, и мраморные крылья Прекурсориса забелели во тьме. Отчаянный, выставив когти, летел навстречу врагу. Лоуренс, через силу поднявшись, обрушился на Шуазеля и повалил его. Капитана продолжало корчить от боли, но Отчаянному грозила беда, и медлить было нельзя.
Француз опять вывернулся, навалился на Лоуренса и согнутой рукой перехватил ему горло. Лоуренс начал уже задыхаться, но француз вдруг обмяк: Харкорт, выдернув железный брусок из сбруи Лили, ударила его по затылку.
От этого усилия она едва не упала в обморок. Лили продиралась к ней сквозь деревья, экипаж наконец прибежал на подмогу, и множество рук помогло Лоуренсу встать.
– Стерегите этого человека, зажгите факелы, – выговорил он, тяжело дыша. – Принесите рупор – да поскорее, черт побери! – Отчаянный и Прекурсорис все так же кружили в небе, держа наготове когти.
Первый лейтенант экипажа Харкорт, мужчина с могучей грудью, в рупоре не нуждался. Разобравшись что к чему, он сложил руки у рта и позвал Прекурсориса. Французский дракон, увидев, что его капитан повержен, сразу понурил голову и вернулся на землю. Отчаянный продолжал парить, бдительно наблюдая за ним.
Максимус размещался неподалеку. Беркли пришел на шум и тут же начал распоряжаться. Одним он велел посадить на цепь Прекурсориса, другим отнести в лазарет Харкорт и Шуазеля, третьим заняться беднягой Уилпойсом.
– Спасибо, я сам. – Лоуренс отстранил тех, кто собирался унести заодно и его. Дыхание у него восстановилось, и он пошел к Отчаянному, севшему рядом с Лили, – успокаивать обоих.
Шуазель очнулся лишь в середине дня. Сначала язык плохо повиновался ему, но на следующее утро он полностью пришел в себя и отказался отвечать на вопросы.
Все драконы запасника окружили Прекурсориса плотным кольцом, однако в повиновении его удерживала только угроза предать Шуазеля смерти. Средство, к которому прибег сам Шуазель, принуждая Лили бежать с ним во Францию, теперь обернулось против него. Прекурсорис, съежившись в своих цепях, ничего не ел и временами испускал тихие стоны.
– Харкорт, – сказал Лентон, придя в столовую, где собрались все офицеры, – мне чертовски жаль обращаться к вам с такой просьбой, однако… Больше ни с кем он говорить не желает, но вам, если у него осталась хоть капля чести, должен дать объяснения. Вы согласны его допросить?
Она, кивнув, допила свой бокал, но при этом так побледнела, что Лоуренс тихо предложил:
– Хотите, я пойду с вами?
– Да, прошу вас, – благодарно ответила она, и они вместе направились в темную камеру Шуазеля.
Шуазель не мог смотреть Харкорт в глаза. Он тряс головой, содрогался, а когда она приступила к нему с вопросами, даже заплакал.
– Да будьте вы прокляты! – наконец вскричала она. – Как у вас только духу хватило? Все, что вы говорили мне, было ложью. Не вы ли подстроили нам засаду на пути в Дувр? Отвечайте!
Француз отнял руки от лица и взмолился, глядя на Лоуренса:
– Бога ради, заставьте ее уйти. Вам я скажу все, только пусть она выйдет.
Лоуренс не имел ни малейшего желания вести допрос, но к чему длить напрасные страдания Харкорт? По его просьбе она тут же выбежала из камеры, оставим мужчин вдвоем. Лоуренсу тяжело было задавать вопросы и еще тяжелее слышать, что Шуазель задумал измену, как только покинул Австрию.
– Я знаю, что вы обо мне думаете, – сказал француз, видя отвращение на лице Лоуренса. – Вы правы, но у меня попросту не было выбора.
Раньше Лоуренс сдерживался, но эта жалкая попытка оправдаться разожгла его гнев.
– Вы могли избрать честный путь, – бросил он, – и выполнять свой долг там, где вас приютили.
– Вот как? – невесело рассмеялся Шуазель. – А что сделал бы со мной Бонапарт, который будет в Лондоне не позднее грядущего Рождества? Не нужно так на меня смотреть. Я в этом уверен. Если бы я мог хоть как-то предотвратить подобный исход, то непременно предотвратил бы.
– Вместо этого вы стали предателем дважды и помогли ему, в то время как первую вашу измену могла оправдать только верность принципам. – Уверенность Шуазеля невольно встревожила Лоуренса, но он ничем не выдал себя.
– Принципы, принципы… – Вся бравада Шуазеля куда-то исчезла, оставив за собой только усталость и покорность судьбе. – Франция не испытывает такого недостатка в драконах, как вы. Бонапарт и раньше их казнил за измену. Что мне до принципов, когда на Прекурсорисе лежит тень гильотины? Куда мне с ним укрыться? В Россию? Он переживет меня лет на двести, а вы должны знать, как обращаются там с драконами. До Америки нам без корабля не добраться. Вся моя надежда – на прощение, и Бонапарт предложил мне его – но не даром.
– В обмен на Лили, – холодно уточнил Лоуренс.
– Нет, – ответил, к его удивлению, Шуазель. – В обмен на вашего. Вернее, на яйцо, подарок китайского императора. Его он и требовал вернуть, не зная, что Отчаянный уже вылупился. – Шуазель развел руками: – Быть может, империала следовало убить…
Лоуренс ударил его по лицу с такой силой, что узник повалился на каменный пол камеры, с грохотом опрокинув стул. В дверь заглянул часовой.
– Все в порядке, сэр? – Он смотрел только на Лоуренса, благополучие Шуазеля его мало трогало.
– Да, можете идти. – Лоуренс вытер руку платком. Раньше бы ему даже в голову не пришло бить заключенного, но сейчас он не испытывал никакого стыда. Сердце стучало, не унимаясь.
Шуазель, потрогав разбитую губу, поставил стул на место и сел.
– Извините. Я думал об этом, но заставить себя не смог и решил, что вместо этого… – Он умолк, видя, как лицо Лоуренса снова налилось кровью: капитан весь кипел при мысли, что лишь остатки совести Шуазеля спасли Отчаянного от грозившего ему столько месяцев зла.
– Вместо этого, – произнес он с гадливостью, – вы решили соблазнить девушку, вчерашнюю школьницу, и похитить ее.
Шуазель молчал, не находя, видимо, никаких доводов в свое оправдание.
– На честь вы больше не можете претендовать, – снова заговорил Лоуренс. – Расскажите мне, что задумал Бонапарт, и Лентон, возможно, отошлет Прекурсориса в Ньюфаундлендский питомник. Если вы, конечно, действительно печетесь о нем, а не о собственной шкуре.
Шуазель побледнел.
– Я готов рассказать то немногое, что мне известно, если адмирал даст мне слово.
– Нет. Вы можете надеяться лишь на милосердие, которого не заслуживаете. Сделок с вами я заключать не стану.
Сломленный Шуазель заговорил так тихо, что Лоуренс едва слышал его.
– Я не знаю в точности планов Бонапарта, но мне было поручено ослабить здешнюю оборону. В частности, постараться, чтобы на Средиземное море отправили как можно больше драконов.
Лоуренсу стало не по себе. Что ж, эту задачу шпион выполнил с блеском.
– Располагает ли его флот какими-то средствами, чтобы прорвать блокаду и покинуть Кадис? Есть ли у Бонапарта основания полагать, что флот доберется сюда без столкновения с Нельсоном?
– По-вашему, он стал бы со мной советоваться? – пробормотал, не поднимая головы, Шуазель. – Для него я такой же предатель. Мне дали задание и ни во что больше не посвящали.
Поспрашивав еще, Лоуренс убедился, что Шуазель действительно рассказал все, что знал. В сильной тревоге и с нехорошим осадком на душе капитан направился прямиком к Лентону.
Последние новости тяжким гнетом легли на запасник. Капитанов не посвятили в подробности, но все до последнего кадета и грума знали, что дела плохи. Шуазель удачно рассчитал время: почтовый курьер ожидался теперь только через шесть дней, и лишь через две недели после него можно было надеяться на возвращение какой-то части их воздушного гарнизона. Ополчению и нескольким армейским подразделениям уже послали предупреждение. Они должны были подтянуться через несколько дней, чтобы укрепить артиллерийскую оборону берега.
Лоуренс, у которого имелись дополнительные причины для беспокойства, просил Грэнби и Холлина смотреть за Отчаянным особенно бдительно. Бонапарт, задавшись целью отнять у противника столь ценный трофей, мог заслать к ним и другого агента, способного убить дракона без зазрения совести.
– Обещай мне соблюдать осторожность, – твердил капитан самому Отчаянному. – Не ешь ничего, если кого-то из нас нет рядом, а если к тебе захочет подойти незнакомец, не подпускай его ни под каким видом. Перелети на другой луг, если придется.
– Я буду осторожен, Лоуренс, обещаю. Не понимаю только, зачем французскому императору нужно меня убивать. Ему-то какая польза? Лучше попросил бы у китайцев другое яйцо.
– Вряд ли они дадут ему другое, голубчик, раз он первого не сумел уберечь. Одно то, что ему сделали такой подарок, немало меня удивляет. Французский посланник при китайском дворе должен быть весьма талантливым дипломатом. Кроме того, тут может быть затронута гордость. Подумать только – какой-то ничтожный британский моряк перехватил дракона, предназначенного самому императору!
– Уверен, он бы мне ни чуточки не понравился, – презрительно фыркнул Отчаянный, – даже если бы я вылупился во Франции. О нем рассказывают одни только неприятные вещи.
– Не знаю, право. Часто приходится слышать о его непомерной гордыне, но нельзя отрицать, что он великий человек, хотя и тиран. – Лоуренс говорил это с неохотой. Он много бы дал за то, чтобы убедить самого себя в глупости Бонапарта.
Лентон распорядился посылать в патруль только половину звена. Вторая половина в это время проходила ускоренную боевую подготовку. Из запасников Эдинбурга и Инвернесса к ним под покровом ночи тайно прибыли еще несколько драконов, в том числе и Викториатус – парнасиец, которого они спасли, как теперь казалось, давным-давно. Его капитан Ричард Кларк первым делом пришел поздороваться с Лоуренсом и Отчаянным.
– Надеюсь, вы мне простите, что я так запоздал со своей благодарностью. В Лэггане, признаться, я думал только о том, чтобы он пришел в себя, и отправили нас оттуда без всякого предупреждения, как, полагаю, и вас.
– Не беспокойтесь по пустякам, – сердечно ответил Лоуренс. – Надеюсь, теперь он совсем выздоровел?
– Да, благодарение небу – и как раз вовремя, – сумрачно молвил Кларк. – Нападения, насколько я понял, можно ждать в любую минуту.
Томительные дни тянулись, а враг все не появлялся. Разведчики, которым придали еще трех винчестеров, докладывали, что вражеский берег в любое время суток усиленно охраняется с воздуха, и нет никакой возможности проникнуть чуть глубже и добыть какие-то сведения.
Левитас тоже летал в разведку, но с Ренкином Лоуренс, по счастью, встречался не слишком часто. Он старался не замечать того, что не мог исправить. Если бы он продолжал навещать винчестера, это привело бы к ссоре, крайне нежелательной для всего запасника. Однако он пошел на сделку с совестью и промолчал, увидев виноватого Холлина в ранний час с полным ведром грязной протирочной ветоши.
В ночь на воскресенье всех охватило уныние. Миновала первая неделя ожидания, но Волатилус так и не прилетел. Погода стояла ясная, и непонятно было, что могло его задержать. Не прибыл он и в последующие три дня. Лоуренс старался не смотреть на небо и не замечать таких же стараний своего экипажа. Вечером он обнаружил в парке Эмили, которая спряталась там, чтобы поплакать.
Девочке было стыдно, что ее поймали за этим, и она притворялась, будто ей что-то попало в глаз. Лоуренс привел ее к себе, напоил какао.
– Я был на два года старше вас, когда ушел в море, – сказал он, – и всю первую неделю ревел по ночам. – Ее взгляд, откровенно скептический, вызвал у него смех. – Не думайте, что я сочинил это ради вас. Когда вы будете капитаном и застанете одного из ваших кадетов в сходных обстоятельствах, вы, может быть, расскажете ему то же самое, что я сегодня рассказал вам.
– Я не то что боюсь, – пробормотала она, сонная от усталости и какао. – Я знаю, Эксидиум не позволит, чтобы с мамой случилось плохое, а он самый лучший дракон в Европе. – Тут она вздрогнула, поняв свою оплошность, и поспешно добавила: – Отчаянный, конечно, почти такой же хороший.
– Отчаянный гораздо моложе, – серьезно кивнул Лоуренс. – Возможно, набравшись опыта, он станет вровень с Эксидиумом.
– Да-да, – с облегчением согласилась она.
Капитан спрятал улыбку. Через пять минут Эмили крепко уснула. Он уложил ее на кровать и пошел спать к Отчаянному.
– Лоуренс, Лоуренс! – Отчаянный тыкал его носом, хотя до рассвета было еще далеко. Вдали слышались голоса, трещали ружейные выстрелы. Лоуренс вскочил. Никого из экипажа на лугу не было. Отчаянный поднялся на ноги, расправил крылья. – Что это, Лоуренс? Может, на нас напали? Но ни одного дракона в небе не видно.
– Сэр, сэр! – К нему мчался Морган, едва не падая в спешке. – Прилетел Волли. Произошло большое сражение, Наполеон убит!
– Значит, войне конец? – разочарованно пробурчал Отчаянный. – Так я и не побывал в настоящей битве.
– Возможно, эту новость немного преувеличили. Я буду очень удивлен, если Бонапарт в самом деле погиб. – Но голоса звучали радостно – вести явно были хорошие, пусть и не такого калибра. – Ступайте разбудите мистера Холлина, Морган, и всех его людей тоже. Извинитесь от моего имени и попросите их подать завтрак Отчаянному. Я пойду все разузнаю, голубчик, а потом расскажу тебе.
– Да, только приходи скорее. – Отчаянный встал на задние лапы, пытаясь разглядеть что-то за деревьями.
Здание штаба сияло огнями. Волли, сидя на плацу перед домом, пожирал барашка, пара механиков из почтовой службы сдерживала валящую из казармы толпу. Армейские офицеры и ополченцы палили из ружей. Лоуренс с трудом пробрался к парадной двери.
Дверь в кабинет Лентона была закрыта, но в офицерском клубе сидел Джеймс, поглощая пищу немногим умеренней своего дракона.
– Нельсон велел мне ждать. Сказал, что они выйдут из порта раньше, чем я успею обернуться туда и обратно, – говорил он с набитым ртом, а Саттон делал на бумаге наброски. – Я не очень-то в это верил, но воскресным утром они действительно вышли, и в понедельник мы встретили их у мыса Трафальгар.
Он залпом осушил чашку кофе, отодвинул тарелку и забрал у Саттона лист с набросками.
– Дайте-ка мне. – Он принялся рисовать кружки, обозначавшие корабли. – Двадцать семь кораблей и двенадцать драконов с нашей стороны, тридцать три и десять с французской.
– Две колонны и двойной прорыв линии? – Лоуренс смотрел на чертеж с одобрением. Именно такую стратегию применил бы он сам, чтобы рассеять французов – вряд ли их плохо обученные команды смогли оправиться после такого удара.
– Что? А, корабли, ну да. Эксидиум и Летификат шли над наветренной колонной, Мортиферус над подветренной. Во главе дивизионов, доложу я вам, было жарко. Я еле различал с высоты верхушки мачт, такой там стоял дым. Однажды мне показалось, что «Виктория» взлетела на воздух: один чертов испанец, флеча-дель-фузгос,[12] проскочил мимо наших стрелков и поджег на ней все паруса, но Летификат обратила его в бегство.
– Каковы же наши потери? – тихо спросил Уоррен, нарушив общее ликование.
– Там была настоящая кровавая баня, не сомневайтесь. Думаю, мы потеряли убитыми тысячу человек. Бедняга Нельсон сам был на волосок от гибели: пылающий парус упал прямо на квартердек, где стоял он. Какие-то шустрые ребята залили адмирала из питьевого бака, но все его медали, говорят, прикипели к телу. Теперь он будет их носить, не снимая.
– Тысяча человек! Упокой, господи, их души, – промолвил Уоррен.
Все притихли, но постепенно радость снова возобладала над чувствами, которые, вероятно, больше приличествовали минуте.
– Прошу меня извинить, джентльмены. – Лоуренс почти кричал из-за возобновившегося шума. Узнать что-то еще нечего было и думать. – Я обещал Отчаянному, что скоро вернусь. Бонапарт, полагаю, жив, Джеймс?
– Да, как ни жаль, если его только удар не хватил от таких новостей. – Раскат хохота, последовавший за словами Джеймса, перешел в песню «Стальные сердца», которая проводила Лоуренса через весь парк.
К восходу солнца запасник наполовину опустел. Спать никто уже не ложился, и всеобщее возбуждение дошло чуть ли не до истерики – нервы, натянутые до предела, с трудом переносили нежданную радость. Лентон даже не пытался призвать подчиненных к порядку и притворился близоруким, когда они хлынули в город – поделиться вестью с мирными жителями.
– Какой бы план вторжения ни выдумал Бонапарт, теперь о нем можно забыть, – заявил Чинери вечером. Капитаны стояли на балконе, а внизу толпились вернувшиеся из города. Все пьяные в дым, но слишком счастливые, чтобы затевать ссоры. Наверх долетали обрывки песен. – Хотел бы я видеть его лицо.
– Мы, видимо, были о нем слишком высокого мнения. – Лентон, хорошо угостившийся портвейном, был румян и доволен собой. Его решение отправить Эксидиума в Кадис оказалось верным и послужило немалым вкладом в победу. – Ясно, что на море он воюет хуже, чем на земле или в воздухе. Непосвященному человеку трудно понять, как могли тридцать три корабля так легко уступить двадцати семи.
– Но почему же его воздушное подкрепление так запоздало? – с недоумением спросила Харкорт. – Всего десять драконов, и половина из них, как говорит Джеймс, испанские. В Австрии у него вдесятеро больше. Неужели он так и не отправил никого с Рейна?
– Я слышал, что перелет через Пиренеи чертовски труден, хотя сам ни разу не пробовал, – сказал Чинери. – Однако причина, мне думается, не в этом. Он просто счел, что Вильнёву помощь не требуется, и оставил драконов отъедаться в запасниках. Думал, что Вильнёв пройдет сквозь Нельсона, потеряв разве что парочку кораблей. Ждал свой флот со дня на день, недоумевая, куда же тот подевался, а мы все это время попусту грызли ногти.
– Теперь ему не на чем перевезти свою армию, – добавила Харкорт.
– Сошлюсь на слова лорда Сен-Винсента: «Я не говорю, что вторжение невозможно, я говорю лишь, что они не могут вторгнуться с моря», – с усмешкой процитировал Чинери. – А если Бонапарт задумал взять Британию с сорока драконами, милости просим. Не зря же ребята из ополчения понатыкали столько пушек. Жаль будет, если их труды пропадут впустую.
– Я бы, признаться, не отказался от случая преподать этому негодяю еще один хороший урок, – сказал Лентон. – Но он не настолько глуп. Удовлетворимся тем, что честно выполнили свой долг, и предоставим австрийцам утереть ему нос. Все его надежды на вторжение рухнули. – Адмирал допил свой портвейн и добавил: – Боюсь, однако, что нам придется принять решение относительно Шуазеля. Он нам больше не нужен, и тянуть незачем.