– Извлекайте, я-то при чем?

– При том, Олга, что без вашей протекции мне не нагнуть будет наших соседей через дорогу, не склонить к сотрудничеству с нами ночную охрану этого всенародно-хозяйственного заведения.

– Ричард, вы постарайтесь свои мысли излагать яснее, все-таки применяясь к моему преклонному возрасту. Что вы хотите, чтобы я сделала?

– Пусть им, системе охраны, дадут распоряжение о сотрудничестве со мною, хотя бы на грядущую ночь. А само сотрудничество будет заключаться в следующем: днем я хочу осмотреть охраняемый ими объект, а на ночь оснастить меня и их представителей двусторонней связью, по типу рации, либо мобильных телефонов. На эту ночь. Все.

– Реджинальд, ты понял, что от нас хочет молодой детектив?

– Да, мэм. Не думаю, чтобы на этом отрезке пути возникли проблемы. Мой племянник там работает, кстати говоря.

– Да ты что? Кем же?

– Начальником охраны. Вы же сами его рекомендовали, мэм.

– Вот как? Я и забыла. Вас это устраивает, Ричард? Реджинальд решит все ваши запросы.

– Спасибо! Иневия – не просто город, а мегаполис чудес. Все тут родственники друг другу, солнце светит и днем, и ненастной ночью, а местные улыбки шириной в локоть. Волшебство, а не Иневия. Тогда я уже позавтракал и – пора. Ред?

– Если графиня не против…

– Я не против, ступайте оба. Мара, Мария! Где пульт, где звук? Сейчас начнется, там уже титры пошли… Скорее, скорее, Мара!.. Реджинальд, позовите Мару, пусть пошевелится!

– Да, мэм.

Через улицу мы с Редом перебрались за считанные секунды, пешком; и там, на интересующем меня объекте, также никаких проблем не возникло, все необходимое свершили в мгновение ока: один час служебных согласований и два часа беглого внутреннего осмотра. И час на небольшие интервью с начальником охраны, со старшим смены и с двумя сторожами. Сторожевых собак пришлось проигнорировать с допросами, но я угадал, есть они там на службе: две немецкие овчарки-девочки.

– Слушай, Ред, а почему ты ее называешь «мэм»? – Реджинальд смущенно поскреб тугую седину на темени.

– Да, понимаешь, нравится ей иногда изображать плантаторшу из Миссисипи, насмотрелась фильмов в молодости… А мне не жалко, я же на работе.

– А-а, понятно. Тогда последний штрих и отдыхаем, берем перерыв до вечера. Я возвращаюсь туда, к вам домой, а ты подожди здесь. Я тебе звоню на трубку, и мы проверяем качество связи – берет, или не берет? Ты прямо с трубкой возле уха пройдешь по маршруту, мы с тобой… вернее, лучше если ты будешь говорить с небольшими паузами: «проверка связи, проверка связи», а я подтверждать. Врубился?

– По всему маршруту идти? По всем боксам?

– Нет, нет, нет! Только по наружному периметру: ноги собьешь – весь маршрут обходить. Только по наружному периметру. И разбегаемся на заслуженный отдых, до двадцати двух тридцати пополудни. Ок?

– Чего? А… да, о'кей. А в пол одиннадцатого что будет?..

– Собираемся у вас, в вашей резиденции.

Реджинальд весь сегодняшний день бок о бок со мною бегал, подустал, но держится молодцом, к тому же и видит, что градус моего настроения резко вверх попер.

– Рик, ты еще раз повтори, плиз, кого пригласить, точный список?

– Через четверть часа по трубке я тебе его продиктую, а пока сам в уме уточню. Я побежал, Ред, ибо жрать хочу, сил никаких нет…


– …все. Все, Реджинальд, порядок. Полный порядок. Передай племяшу, что я буду хлопотать перед графиней о премии для него и для дежурной смены. За помощь и содействие. Да… Как и договаривались… Угу… Записывай: графиня с Марией, ты и я, адвокат, ваш архитектор… И наш представитель, разумеется. Специально не будем нотариуса звать? Что?.. Чтобы акт составлять – хватит вашего и нашего адвокатов? Тогда мой список – весь. Племянник твой пусть там будет, на своем рабочем месте. Дело раскрыто, я побежал. Один хочу пообедать, заодно и заключительную речь обдумаю. Чао.

Собралась вся это компания в курительной комнате, в которой никто из присутствующих не курил, после чего я толкнул, как водится в телевизионных детективах, разоблачительную, все объясняющую речугу, после чего мы провели ходовые испытания призрака, после чего я попытался было подписать акт о безоговорочной капитуляции вышеупомянутого призрака, – однако, номер не вышел: мою победу признали, всем налили шампанского в знак этой победы, но материальное чествование отложили на завтра-послезавтра. Впрочем, домашний архитектор поклялся, что «уж эту проблему и за фук не считает: полчаса работы двум парням, одному каменщику и одному сварщику». Очень хорошо, до послезавтра я подожду…

А дело-то было в простом: в результате ремонтов и редчайшего стечения «строительных» обстоятельств, в коридоре особняка образовалось нечто вроде «Дионисиева уха», но не простого, а… как бы вибрационного, то есть, не всякий звук по нему передавался, лишь тот, который резонировал со стенами, полами, канализационными трубами, чугунными балками… Поэтому-то слабослышащая дуэнья нашей графини, Мария, чуяла «призрака» по вибрациям, оттого-то и мы слышали шаги охранников, а иногда собачьи топоточки, но никогда – голоса и иные звуки-не-стуки. Ровно в полночь я позвонил охраннику и взялся им руководить по телефону: «стой, иди, назад, вперед, псинку на поводок, опять один, теперь снова вдвоем…». Охранник там зарабатывает в поте лица обещанную премию, а мы все, графиня, я и остальные, затаив дыхание, слушаем как призрак бегает и ходит по нашему коридору, бух-бух и ток-ток-ток – и все это строго по моим приказам!

Минут пятнадцать, не меньше, я дрессировал охранника телефонными командами, прежде чем получил «добро» от окружающих, отпустил призрака на волю и отключил трубку.

После этого почти все с минуту смотрели на меня молча, и в этом молчании чувствовалось разочарование с гомеопатической примесью восхищения: «неужели все так просто? А почему же тогда раньше…» Все вдруг просто, когда уже понятно.

– Про звуковую перемычку я уже понял, про двух ребят с кувалдами тоже, я же согласился ждать до послезавтра. И проблема, теперь уже бывшая – она да, не спорю, проще не бывает. И все же, спрошу:

а) Решена проблема? Сударыня Олга? Решена? Да? Отлично.

б) Решил ее – в основном я? Спасибо, вы очень добры ко мне.

в) Госпожа Бунаго, вам понравились мои умственные способности? Как это – какие? Продемонстрированные и приведшие к последствиям? Я рад, что теперь вы о них нового мнения.

г) Последствия наступили? Я говорю: завтра ночью, после контрольных испытаний, мы подписываем акт? К дальнейшей оплате комплекса предоставленных услуг? Очхор, графиня. Будем ждать.

Ну, господа, тогда и мне полбокальчика плесните. Я себе разрешаю. Хотя мне бы лучше пивка… Тост? Ладно.

– Гм… Тридцать лет назад одна хорошая музыкальная группа, по имени The Rolling Stones, записала великолепный альбом «Aftermath». Вот я и предлагаю выпить за «Aftermath».

Глава девятая

В которой доказывается, что отсебятина – это просто авторство.

– … Ши, зайчик мой!..

– Я не шизайчик.

– Тем не менее, ты прелесть, и ты, и детки. Я же вам звонил дважды в сутки!

– А мы все равно скучали. Сколько лет этой Маре, Марии?

– Ну… За семьдесят. Глухая, толстая, щеки в индейских бородавках, любит телесериалы… Вот фото из газеты, где они с хозяйкой, графинею Бунаго, позируют для интервью, случайно в кармане завалялось.

– Бородавки индейские? Я и не знала, что такие бывают. Ладно, живи. И будь добр, сядь прямо, и отодвинься, дети же еще не спят!.. Тиран… пусти…

Шонна достаточно прохладно отнеслась к моим рассказам о встречах с иневийскими родственниками, о фантасмагорических по своей калорийности пирах, которые нам с зятем задавала моя сестра Молина, зато проявила нешуточное внимание к «аристократической» теме, в лице графини Олги Бунаго, даже порывалась немедленно ехать в Иневию, чтобы взять там «роскошное» интервью «с последней представительницей родовой аристократии, древнейшей в Европе». И очень-очень была недовольна мною, когда я объяснил, что вовсе даже не подружился с графиней, а почти наоборот: уел старуху, был едва ли не дерзок с нею и ее окружением. Впрочем, аристократическая спесь, пару раз проявленная графиней в мою сторону, не понравилась Шонне еще больше, и мало-помалу она остыла к идее – с помощью интервью проникнуть в Большой Аристократический Старый Свет.

Элли, наш неугомонный колокольчик с моторчиком, пойдя в школу, взялась учиться не хуже старшего брата – откуда в них эта рьяность к образованию, в ущерб шаляй-валянию и баловству??? Неужели действительно в Шонну? А как же я? Я ведь тоже не кочка с мохом, я тоже по-своему талантлив. Меня повысили по службе, в конце-концов…

Шонна зарабатывает на журнальном поприще нешуточные деньги, реально ощутимые в нашем нынешнем семейном бюджете, хотя основа, костяк его – все же именно мои заработки. Ши у меня просто молодец и отрада моему черствому сердцу, но нет роз без шипов: иногда безумно раздражают ее новые подруги, все сплошь говорливые журналисточки с неустроенной судьбой, поголовно пьющие и курящие. Меня они не любят, считают не галантным и наверняка исподволь дуют ей в уши по моему поводу. Подозреваю, оттого это, что я ни на одну не поглядел с похотью во взоре. Правильно говорят: гарпии – это подруги подруги. Те еще сучки, но на внешность некоторые не дурны.

От руководства «силовым» отделом мне пока по-прежнему удается уклоняться, однако «следственный аналитический» пришлось возглавить. У моего подразделения от настоящего отдела – только что название, а числится в нем всего четыре человека: я, мой делопроизводитель Мелисса, и два парня, Чак и Винс. Парням по двадцать пять лет, Мелиссе тридцать восемь. Все мы – семейные, с мужьями и женами. У меня и у Мелиссы по двое детей, у парней пока по одному. У Мелиссы две десятилетних девицы-близнеца, у Винса девочка трех лет, у Чака мальчик, тоже трех лет. Почему я придаю такое значение наличию семьи и детей? Семейные лучше трудятся… Ну, не всегда, но в общей массе, чаще, нежели одинокие. И… они… как бы это сформулировать… надежнее, да. Одиноких половозрелых работников я всегда воспринимаю как группу кадрового риска. Тот же и Бобби Бетол: заслуженный и проверенный кадр, хоть куда работник, а все же – будь я самым главным – поостерегся бы на него опираться без оглядки. Якоря нет в нем, той самой основательности, без которой не бывает настоящего, большого доверия. А у семейных, разумеется, свои заморочки, куда без них: то они с благоверными ругаются до драки и собирания манаток, до бюллетенят детскими болезнями, то…

– Да? Але? Я самый. Тебе того же. Хорошо, до обеда потерпим без тебя. Но не думай, что я забуду, сверхурочно отработаешь в тройном размере. Плюс натура, Милли, готовься… Так вот и не хватало, а как ты думала: тут тебе не благотворительная богадельня.

О, как раз иллюстрация: Мелиссе нужно вести свою двойню в поликлинику, муж, видите ли, не справится… Мелисса не боится у меня отпрашиваться, несмотря на мои угрозы жестоко припахать и отхарразментить, поскольку у нас и без моих обещаний день не слишком-то нормирован расписанием. Да и я не зверствую особо и ни разу к ней не приставал. У меня в отделе сейчас, в эти дни, поселились рутина, застой и нудятина, тихие все особи, при этом они гости такого свойства, что ощутимо давят на психику одному очень хорошему человеку, доблестному начальнику маленького отдела. Мне, то есть. Нам поставили задачу: нарыть компромат на одного управляющего дружественной страховой компанией, нашего прочного клиента, которому и мы клиенты, с тем, чтобы данного компромата хватило на решение организационного вопроса, то есть, на выпинку неугодной персоны с насиженного кресла, и пообещали густые премиальные тому отделу, который первый даст требуемый результат. Мы – это три отдела: «адюльтерный» гадючник Бобби Бетола, крохотный мой, «следственный аналитический», и отдел экономической безопасности, где все дерьмо от защищаемых фирм, которое хотя бы однажды проливалось сквозь «экобезов», задокументировано и ждет своего часа, чтобы обернуться компроматом, если потребуется, или защитой от компромата, что, в конечном итоге, пахнет совершенно одинаково. Кстати, мой папаша поменял сферу деятельности, вместо утиля и мусора занялся чуть ли ни ценными бумагами, и на этом основании приостановил клиентские отношения с нами, с «Совой». В том смысле, что отныне грузовиков у него нет, уличной работы нет, защита от лягавых и от хулиганов не нужна, а по фондовым делам у нас в «Сове» квалифицированных юристов нет. Аргументировано. Не велика потеря для нашего портфеля заказов, и вообще – это жизнь: все течет, все меняется. Папаша утверждает, что временно свернулся, из экономии, а как разбогатеет – вернется щедрым клиентом. Так вот, и на него какие-то бумажки в отделе «экономической безопасности» тоже лежат, пусть мертво, но вечно.

Отделы в нашей фирме с давних пор умеренно конкурируют между собою, каждый из них владеет собственными тайнами и производственными секретами, но «внешней» информацией делятся честно, от сотрудничества не бегают, больших подлянок не подкидывают: все же-таки мы пальцы одной руки…

Не будет особой служебной оплошности для меня, если лавры и премии достанутся другому отделу, поскольку весь «профильный» объем работ, вываленный на нас непосредственно, мы выполняем исправно, а данный «непрофильный» всегда идет помимо санкций, ибо здесь, в дополнительном, противу табельных, усилии, наше обычно желчное руководство свято-святейше блюдет чистоту стимула: никаких кнутов, только пряник; но конечно же, я и без помощи кнута хотел бы забежать в первые, на этом кусочке бесконечного служебного марафона имени господина Мёбиуса. По логике вещей, в силу новой должности, на новом рабочем месте, меня отныне пореже бы должны посылать во всякие командировки, не мальчик уже… Оно так и есть, и замечательно. Оборотная сторона этой медали – в малоподвижном образе жизни, что я считаю для себя недопустимым. Исходя из такой недопустимости и будучи логиком, возобновил я регулярные походы в спортзал с качалкой и в тир, а то закисну, молодой, на сидячей работе… Не хотелось бы. Рассчитывал Жана с собою брать в спортзал, но он уже ангажирован детской спортивной школой, в футболисты метит, в нападающие. Вот это – по-моему, это отлично! Главное, чтобы увлечение спортом не превратилось в карьеру, ну а пока – пусть гоняет мяч, футбол – истинно мужская забава, это вам не этикет с политесами изучать, да ногами в ригодоне шаркать.

Вот кто меня не раздражает и никогда не выводит из себя – мои детки. Жан основательный такой мужичок, уравновешенный, строгий… Сядет напротив и по пунктам, дотошно выясняет все по интересующему его вопросу. Кто самый сильный: штангист, сумоист или боксер? Почему римляне использовали такие странные цифры вместо обыкновенных и кто их этому научил? Кто придумал части света? Почему говорят «более-менее», когда так вместе не бывает? Взопреешь отвечать на иные вопросы, но я стараюсь не уклоняться и счастлив быть многознающим папой. Кстати, этот парнишка, Гэри Отин, с которым они отчаянно дрались в первом классе, теперь его дружок, не разлей вода, я его часто у нас в гостях вижу. Ну, не часто, а чаще случайного, когда забегаю днем пообедать. Познакомились мы тогда, в разгар конфликта, с его родителями, мимолетно, не дружа: ровесники, мамочка его – так себе тетка, со всех сторон средняя, в присутствии мужа очень даже смирная, а папаша – быковатый такой, молчун, с меня ростом, но пошире будет… По-моему, из военных, я не стал уточнять; главное – что все хорошо разрешилось, для нас и для них. Элли – егоза невероятная, бывало, часами вьется в моем кабинете, и поет, и подметает, и что-то мне за шиворот льет, и причесывает, и требует отгадывать и загадывать – все мне в радость! А в дневное время, Ши рассказывала, запросто может целый табунок одноклассниц в дом привести, дескать, для заседания их женского клуба, где она председатель! Рехнуться. Но это днем, а вечером, естественно, вся энергия выплескивается в семью, или персонально на папу. Как устоять? Я свои дела и рисунки побоку – в ее выдумки с головой погружаюсь, она устали не знает – и я тоже. Тут и Жан не выдержит, подключится, и мы втроем действуем на просторах новой квартиры не хуже вулкана Кракатау. А уж если и Ши, позабыв про серьезность, оторвется от зеркала да от телефона, к нам в компанию, то конец света перестает казаться чем-то далеким и недостижимым…

Ну, правду сказать, в остальное время домочадцы дружно пеняют мне, что я слишком долго работаю, а дома – слишком часто отрешен, ничего не вижу, ни на что не реагирую… Отрешен… Нет, просто я думу думаю и рисовать ее пытаюсь. А как же мне иначе-то? Сплю я положенный минимум, работаю, сколько требуется, не пью, не хожу ни на футбол, ни на концерты, ни в сауну с пивом и сослуживцами, ни в преферанс с друзьями детства… И при всем при этом кручусь как заведенный с утра и до вечера. Когда мне рисовать-то?.. Вот и отрешен, что я в голове творю, обдумываю «живописные» идеи разного свойства и этажности.

Квартира у нас большая, гораздо просторнее прежней: детишкам по комнате, наша спальня, гостиная, запасная гостевая, чтобы, например, тестю с тещей переночевать при случае, мой кабинет, и так называемая «палата для буйных», где мы всей семьей иногда проводим вечера. Она – своего рода дублер чинной и солидной гостиной, место, где можно швыряться подушками, ронять крошки на ковер, проливать чернила и краски, включать одновременно диктофон, телевизор, плеер, телефон и музыкальный центр. Компьютера у нас четыре: два «детских», ноутбук для Шонны и мой гробина с наворотами. Общим семейным собранием постановили: «в буйной палате компьютерам не место». А для самих компьютеров Шонна установила детям лимит и расписание, чтобы, значит, не попали бедные крошки в компьютерную зависимость, не стали рабами и зомби международных злодеев, кто тщательно и планомерно подготавливает плацдарм для… Шонна и сама не очень-то верит в апокалипсические камлания всех наших троглодитов и чайников, но на всякий случай контролирует размеры увлечения… Даже меня иной раз пытается отвадить… Есть еще кухня, просторные коридоры, лоджия, балкон… Прикинуть общую сумму затрат, прошлых и будущих – так это очень дорогое жилищное удовольствие нас приютило, но мы справляемся, даже выкраиваем деньги на скромные путешествия, в пределах Отечества и зарубежные… Эх, а того чудесного северного приключения с Чилли Чейном уже не повторить… Мы с Шонной иногда вспоминаем о нем, но краешком, почти вскользь, дабы не расстраиваться лишнего… Время ушло, и даже Ши уже не подзуживает меня позвонить по заветному номеру, чтобы напомнить о нас… Эх… Зато ездили с Шонной в Париж, ходили по Монмартру, взбирались на Эйфелеву башню… Что меня больше всего поразило в Европе, до самых печенок пробрало… Нет, это не Версаль и не частые границы-загородки через два шага на третий, каждая с переменой государственных языков… В другом дело. Там-то, в Старом Свете, было весьма хорошо и любопытно для нас, впервые ставших иностранцами, но вот когда мы вернулись… Вот тогда-то, задним числом, торкнуло и меня, и Шонну самое главное и острое: пережитая и утраченная безмятежность, расслабленность. Стоило нам с Ши миновать в аэропорту досмотровые барьеры и вступить в родную действительность, как пахнуло на нас Бабилоном родимым: тревожность, настороженность, напряженность, готовность к агрессии со стороны окружающих. Если это иллюзия – то очень уж яркая. А… чушь, на самом-то деле, через день-два эти ощущения прошли бесследно, но они были, они нас захлестнули на краткий первый миг свидания с Родиной. Да, повторюсь: это самое безмятежное спокойствие, «нетревожное неожидание» европейских улиц – задело меня больше всего. А там, в Европе, я и не заметил перехода и разницы, принял как должное, разве что улыбался чаще, чем в Иневии.

Работа моя также предполагает владение компьютером на уровне уверенного пользователя и я запросто справляюсь, хотя рабочий комп – совсем иной системы, нежели домашний, он для меня уродец постылый: все время виснет, все время глючит, периодически его надо подстраивать да перенастраивать… Не то что мой добрый надежный Мак: включу – и он мне рад, а я ему, с полтычка друг друга понимаем… Но и на работе можно приспособиться к агрегату, от которого, все же, пользы гораздо больше, чем вреда.

Мальчики мои второй день в местной командировке: шарятся по библиотекам, собирают в конспекты весь славный путь страховой компании «Континентальный МегаПолис» и ее высшего руководства, все, что доступно на эту тему в открытых источниках, то есть в газетах, таблоидах, журналах, бюллетенях… Мелисса разобралась с детьми и медициной, тарабанит по клавишам в качестве машинистки-комбайнера, сводит добытые рыхлые колосья в тугие компактные снопы, а в перерывах заваривает мне кофе, бегает по моим просьбам в архив, отвечает на первичные телефонные звонки… Пасьянс раскладывать ей просто некогда. Мне тоже, хотя на любой придирчивый взгляд – сидит мужчина во цвете лет за письменным столом и тупым взглядом озирает поочередно монитор, стены, ногти на руках, толстые коленки секретарши, ничего полезного при этом не совершая. А то схватится за ручку или карандаш – и ну чертить каракули на листке формата А-4…

На самом деле – я не бездельничаю, я мыслю; этот процесс у меня с детства болезненно проходил, а с тех пор, как я пополнил когорту самых отъявленных умников славной фирмы «Сова», житья не стало мне от этих чертовых размышлений, потому что все вокруг уверены: я детектив со стажем, а теперь начальник, и мои мозговые усилия просто обязаны завершаться неким положительным результатом. Зеваки, лодыри, шерлапупы, мерзавцы, придурки, остолопы и вообще бараны! «Ну что, шеф? Как мы? Хотя бы на полкорпуса впереди?..» «А, Рик… Как дела, как семья? Ну, что, раскопал чего? Давай, давай, ребята у Жука что-то там такое нащупали, а твои отстают… Привет семье…» Вослед моей прежней должности, прилепился к моему отделу ярлык – зубами не отдерешь – хотя и неформальный он, не по номенклатуре: «детективный» отдел. Оно бы и почетно иной раз, но у руководства мозги – по крайней мере та их часть, те извилины, что направлены в сторону подчиненных, – всегда гладкие и прямые, без изысков: «детективный» – значит, по их части налет, туда всю фактуру скинь, все показания, пусть они займутся… Какой такой аналитический? Да хоть хренический: неделя сроку, об исполнении доложить.» Не шучу, прецеденты уже бывали. Терпи, либо табличку на дверь привинчивай, что следственно– аналитический, а не детективный. Но не поможет табличка. А самые юмористы еще любят говорить «дедуктивный». И первые же смеются.

Я не знаю, где и что искать на нашего фигуранта, директора крупной страховой компании. Боб может попытаться проститутку под него подложить, уличить в наркотических и азартных пристрастиях, или выследить его, рисующего скабрезные надписи в общественном туалете, в то время как персональный шофер на «Роллс-Ройсе» за углом ждет на стреме, терзает «газовую» педаль… Коллеги из «экономического» отдела могут пощупать все, связанное как с этой страховой фирмой, так и со всеми ее контрагентами из числа наших клиентов, на предмет злоупотребления служебным положением, либо халатности со стороны нашей будущей жертвы… А мне из какого воздуха прикажете наколдовывать компроматы и результаты? Только из открытых источников, при активной помощи разума, что я и пытаюсь делать, четвертые сутки безуспешно.

Вынашивание идеи – прегадостная штучка. Не было бы на свете ничего приятнее и радостнее, если бы заранее четко знать, что – да, увенчается успехом, что обязательно придет к тебе озарение и ты найдешь ключик, подходящий к замочку… Под это знание можно пахать не разгибаясь, не щадя сил и сотрудников, легко превозмогая бессонные ночи и мигрень. Но это если знать… А когда твои поиски мучительны, когда усилия велики, и, при этом, вполне возможно, не будут вознаграждены искомым результатом, а ты это понимаешь, и словно по инерции продолжаешь идти по дороге, чем дальше, тем больше напоминающей тупик, воняющий твоим же потом, тупик, в котором никто не восстановит тебе зря потраченные силы, не вернет напрасно проведенное в поисках время… Никто и никогда, не вернет и не возместит… И даже кивком не поблагодарит за все мытарства… Какой уж тут восторг?.. Хочется, взамен подобной перспективы, просто придумать превентивную отмазу и тихо сидеть, в тепле и уюте своего кабинета, переливать из пустого в порочное, и наоборот. Рождение идеи… Ну, подписался ты на подвиг внутренним голосом, начал искать и думать. Немедленно становится противно от первых движений ума: такие невыносимо куцые, серые, наидешевейшие мыслишки впору «даунам» природным, а не тебе любимому… К тому же и эти, с позволения сказать, думы, так и целятся соскользнуть в совсем иную, очень далекую от работы плоскость. Вдруг начинаешь сравнивать ценники на автозаправках от различных фирм, вспоминать, как мальчишками бегали купаться на крепостной пляж и подныривали под девчонок… Еще и еще раз прокручиваешь в голове утреннюю полуразмолвку с Шонной по поводу детского завтрака… А где же сама работа, парень? Ты что, так и будешь спать до вечера, лицо кирпичиком?.. Еще раз досье, его уже скоро наизусть можно будет выучить, и то хоть результат… Левый бок вспотел. Эти сволочи из отдела кадров, по наводке бухгалтерских гадюк, чуть было не проворонили мне продление лицензии на «нарезку», то есть на право ношения нарезного и автоматического оружия. Мол, если я в аналитическом, а не в оперативном и силовом, то фирме нет смысла нести дополнительные расходы на обновление разрешения. Усердие не по уму, вот как это называется. Если доведется мне уйти с работы – разрешение все равно при мне останется, только по истечении десятилетнего срока мне самому придется оплачивать все эти освидетельствования и перерегистрации. А пока – пусть родная «Сова» мошной трясет, ствол в работе мне никогда не лишний, даже за письменным столом.