— Опять вырубился свет!
   — Ничего не видно!
   — Надо подождать минутку, луна выйдет из-за облака.
   — Осторожно, не стреляйте наобум!
   — Ребята, не бросайте меня тут!
   — Я устроила замыкание, — шепчет мне Иветт. — Так, теперь слушайте: тут сбоку, рядышком, идет спуск к лесу. Жюстина, садитесь на колени к Элиз, мадам Реймон будет вас толкать.
   А она сама? Речи не может быть, чтобы она принесла такую жертву, я…
   — А я пойду за Лорье и вашим дядюшкой, — добавляет Иветт. — Мы не бросим своих за линией фронта.
   Иветт — героиня фильма о войне! Не будь ситуация так трагична, я бы улыбнулась.
   Она поворачивает кресло к склону, Жюстина садится ко мне на колени, тяжесть холодной плоти, клацающие зубы. Мадам Реймон читает вперемешку «Аве, Мария!» и «Верую», ее назойливое бормотание напоминает жужжание мухи, бьющейся о стекло.
   — Фернан, надо вытащить Фернана, — лепечет Жюстина.
   — Я займусь им! — отвечает Иветт. — Ну, мадам Реймон, толкайте!
   Мощное сотрясение. Я тут же нажимаю кнопку ускорения, мы начинаем спуск.
   — Эй, там! Остановитесь, стоп! — кричит Ян. — Я видел что-то движущееся в темноте, — объясняет он своим сообщникам.
   — Где заложники? — спрашивает Мартина.
   — Вот дерьмо, они удрали! — восклицает Летиция. — Это все из-за цирка, который устроил Кристиан.
   — Посмотрел бы я на тебя на моем месте, недоделанная! — стонет Кристиан.
   — Знаешь что? Я сниму, как ты подыхаешь! — огрызается она.
   — Ясное дело, если не следить за персонажами, мы рискуем не дописать книгу! — недовольно замечает Мартина. — Если бы Господь так поступил с Творением…
   Их голоса все удаляются.
   Склон становится круче, Жюстина цепляется за мою шею, она буквально душит меня, кресло подскакивает, это напоминает мне другие головокружительные спуски, другие падения, другие страхи, с которыми я надеялась никогда больше не столкнуться. Кресло накреняется, мы едва не опрокидываемся, потом оно выпрямляется, на что-то налетает, и мы катимся кувырком по метровому слою свежевыпавшего снега.
   — Элиз! Элиз! — шепчет Жюстина.
   Я машу рукой, чтобы удержать голову над снегом, не желаю играть в их «Альпийский Титаник», цепляюсь за что-то жесткое и узловатое, это ветка, еловые иголки покалывают кожу. Жюстина совсем близко, она цепляется за мое плечо, слышу, как она шарит, хватается за ветку, мы остаемся лежать, скорчившись, задыхаясь, наполовину утонувшие в снегу, стуча зубами и вслушиваясь в ночь.
   Скрипит колесо кресла. Где оно? Ползу, как могу, утыкаюсь в металл и кожу, поднять руку, остановить это колесо, пальцы попадают в спицы. Иногда это хорошо, что не можешь кричать. Мне удается вытащить руку, колесо больше не скрипит.
   — Они забаррикадировались, говорю вам! — кричит в это время Ян. — Может кто-нибудь починить свет?
   Интересно, куда подевалась мадам Реймон?
   — Предохранитель сгорел! — кричит Мартина Яну. — Ничего не поделаешь. Надо взять фонари у легавых.
   — Нас всех повяжут! — мрачно предрекает Франсина. — «Может быть, чаю, комиссар?»
   — Прости меня, Господь, ибо я согрешила…
   — Мадам Реймон! Мы тут! — шепчет Жюстина. — Скорее, сюда!
   — Бедняжка ты моя, я в снегу по уши, я уж останусь тут, под деревом.
   До нас четко доносится звонкий голос Летиции:
   — Их надо прикончить. Свидетелей оставлять нельзя.
   — Боже мой, нам почти все удалось! — негодует Ян. — Первая живая книга!
   — Да с одними фотками мы бы взорвали фанклуб Элиз! — замечает Кристиан между двумя стонами.
   — Мы упустили Гонкуровскую премию! — сокрушается Франсина.
   — Дилетанты! — ворчит Мерканти.
   — Где Лорье? — вдруг спрашивает Ян.
   — В доме, с Андриоли, — отвечает Мартина.
   — Пойду туда. Дай мне полный магазин.
   Мы с Жюстиной прислушиваемся к шуму, к самым тихим звукам, время остановилось в ту минуту, когда Ян вернулся в дом, чтобы убить Лорье и моего дядю. Смогла ли Иветт вытащить их? Секунды тянутся вечность, я замечаю, что скрестила пальцы, а Жюстина непрерывно шепчет: «пожалуйста, пожалуйста».
   — Их там нет! — орет Ян. — Берите фонари, надо их найти! Кто увидит — стрелять!
   Тяжелое дыхание слева от меня. Кто-то идет с трудом, ветки трещат под ногами. Жюстина впивается ногтями в мое запястье. Кожа от страха так съежилась, что, кажется, вот-вот задушит меня.
   — Вы тут?
   Иветт! От облегчения кожа расслабляется.
   — Фернан! — шепчет Жюстина.
   — Он еще без сознания. Пришлось потрудиться, чтобы взвалить его на спину нашему бедняжке-старшине, у него руки скованы, я не смогла найти ключ от наручников! — одним духом выпаливает Иветт.
   — Фернан? — повторяет Жюстина, шаря кругом.
   — У… подножья дерева.. , — невнятно говорит Лорье. — Челюсть сломана… не могу…
   — Не напрягайтесь, мой мальчик! — ласково говорит Иветт, стуча зубами.
   Холод. Я и забыла, что мне холодно. Жюстина дрожит, как работающий генератор. Наверное, мы забавно выглядим, растерзанные, забившиеся в чащу, рядом с мужчиной в наручниках и в драной форме, и с другим, лежащим без сознания у наших ног.
   — Где мадам Реймон? — спрашивает Иветт.
   — Да тут я, ухватилась за ветки, лежу, не шевелюсь, а то в снег уйду!
   — У них фонари! — ахает Иветт. — Они нас найдут. Надо было спуститься в деревню.
   — Мы не можем оставить Фернана! — возражает Жюстина.
   — Молчите! — сквозь зубы приказывает Лорье. Сколько же их идет по нашим следам? Летиция, естественно, осталась наверху. Кристиан выведен из строя. Остаются Ян, Мартина, Франсина, Мерканти.
   — Они размахивают фонарями, — шепчет мне на ухо Иветт.
   Вдруг совсем рядом с нами раздается голос Мартины:
   — Они не могли уйти далеко, тем более с Элиз, — говорит она невидимому собеседнику.
   Я задерживаю дыхание. Она действительно совсем рядом. Треск веток, сучьев. «Крак-крак», — скрипят сапоги по снегу. Сердце бьется слишком громко. Она услышит. Она большая и сильная. Как Лорье сможет нейтрализовать ее, ведь у него скованы руки?
   — Иветт! — шепчет Лорье. — Бросьте… камень… вправо… сильнее!
   Иветт шарит вокруг нас, потом я слышу звонкий удар камня о дерево справа от нас. Автоматная очередь, за ней крик удивления и боли.
   — Что такое? — спрашивает Франсина, обнаруживая тем самым свою позицию: выше и слева от нас.
   — Эта штуковина мне чуть руки не оторвала! — восклицает Мартина. — Я услышала шум справа, метрах в десяти!
   — Черт, кончайте орать! — приказывает Мерканти. — Они нас обнаружат!
   — Можно подумать, вы сами не шумите! — кричит Летиция сверху. — Пойду посмотрю, может, в фургоне есть осветительные ракеты.
   Неужели я считала ее симпатичной?
   Мы слышим их глухие шаги, они ведут себя как охотники, устроившие облаву на крупную дичь.
   Кто-то идет в нашу сторону. Быстрым и мощным шагом. Треск кустарников, громкое дыхание, я чувствую тепло от луча света на коже, стараюсь превратиться в корень, что-то двигается возле меня, надеюсь, что Иветт и Лорье убежали, такое впечатление, что я насекомое, попавшее в ловушку, и я не знаю, кто это приближается, я не знаю, не целится ли этот некто мне в голову, я не знаю, не прогремит ли выстрел, не истекает ли последняя секунда моей жизни. Я прикована к мраку и ощущаю только этот свет на своей коже…
   — Привет, сердце мое! — восклицает Мерканти. Он наклоняется ко мне, теплое дыхание, ствол его пистолета касается моего виска.
   — Мы рады снова увидеть папочку Мерканти? — снова говорит он. — Мы знаем, что сейчас нас до смерти затрахают?
   Единственное, чего я хочу — чтобы ты выстрелил, давай же, кончай с этим!
   — Оф-ф-ф!
   Звук сдувающегося воздушного шарика, что-то твердое падает мне на голову, пистолет! Слышу бормотание Мерканти, глухие удары, как будто кто-то лупит по мешку с песком, потом сильный треск, и он умолкает.
   — Старшина двинул ему ногой в грудь, повалил и оглушил ударами головой — восхищенно шепчет мне Иветт. — Ох! Видели бы вы, как он его ударил носком ботинка! Как только грудину ему не проломил!
   — Наручники… привязать.. , — лепечет Лорье.
   — Сию минуту!
   Иветт приковывает Мерканти к дереву его же собственными наручниками, и мы снова ждем.
   — Его пистолет у меня. Пусть только шевельнется, я разобью ему череп рукояткой, — шепчет Иветт.
   Надеюсь, он шевельнется.
   Мы слышим, как Мартина, введенная в заблуждение нашей уловкой, рыщет справа от нас. Скверные из них партизаны. Не очень представляю себе, как Франсина ковыляет на своих каблучищах. Самый опасный — это Ян. Он в горах, как у себя дома, к тому же натренирован.
   Выстрел!
   Такое впечатление, что я ощутила ветерок от пролетевшей пули.
   И тут же рядом, слишком близко, голос Мартины: «Ничего страшного! Я поскользнулась! Он сам выстрелил!», и кто-то левее и выше меня испускает протяжный вздох.
   — Мадам Реймон? — шепчет Иветт в сторону вздоха.
   — Ох, а я уж думала, что померла! — с удивлением отвечает та.
   Тишина. Шум ломающихся веток, как будто кто-то падает. Летиция кричит сверху:
   — Я нашла ракеты!
   — Не надо привлекать внимание деревни! — кричит в ответ Ян.
   — Но это будет такой красивый финал, перестрелка под вспышками салюта! — ветер искажает голос Летиции.
   — Верно, — поддакивает Франсина, бродящая по склону где-то над нами, — это будет грандиозно!
   — Дуры несчастные! — ревет Кристиан. — Это просто наведет на нас жандармов, и все тут.
   — Как жалко, что не хватает света для съемки! — опять ноет Летиция.
   Раскат грома мешает мне расслышать ответ Яна. Недалеко вспыхивает молния. Я не успеваю мысленно сказать «раз».
   — Опять гроза! — кричит Мартина, и по ее голосу мне кажется, что она боится гроз.
   Гром. Молния. Эти подлые молнии заменят им ракеты! И грохот перекрывает все: мы ничего не слышим. Опять начался снегопад.
   — Я не чувствую ни рук, ни ног, — говорит Жюстина. — Посплю немножко, что ли.
   — Нет! Нет! Спать нельзя! Растирайтесь! — говорит Иветт.
   Я тоже не чувствую своих конечностей. И правда, так хочется поспать. Отдохнуть, как дядя…
   Наверное, я на несколько секунд задремала. Все тихо. Неужели наши мучители ушли? Неужели все кончилось?
   — Привет честной компании!
   Ян! Я поднимаю голову так резко, что сильно ударяюсь о ветку. От боли просыпаюсь окончательно.
   Он подошел сзади, разумеется, он понял, где мы находимся, и обошел нас. Чувствую его дыхание на своем затылке, волосы встают дыбом. Под его «луноходами» скрипит снег.
   — Иветт, бросьте пистолет, который вы и держать толком не умеете, или мне придется выстрелить в голову Элиз, что не пойдет на пользу ее дикции! — ржет он.
   Глухой звук предмета, падающего в снег. Пропал наш последний шанс.
   — Да они все тут, мои славные персонажики! — присвистывает он. — Отважная Компаньонка, Подстреленный Дядюшка, Красавица со Спящими Глазами и, lastbutnotleast[7], Бен-Гурионша без танка. О, я чуть не забыл… Доблестный Рыцарь. Мерзкая у него рожа, у этого Доблестного Рыцаря. Ты мне доставил массу хлопот, Филипп, — продолжает он с явным наслаждением. — Я-то думал, что оказываю тебе услугу, избавляя тебя от этой шлюшки Сони. Она тебе наставляла рога со всеми подряд. Ты мне даже как-то сказал: «Я бы ее убил!», но, как все слабаки, ты не способен перейти к действию. Вот в чем ты отличаешься от нас. Мы выражаемся действием. Наши слова — это поступки Мы пишем плотью по плоти. Ох, а потом это уже никому не нужно, никто никогда не поймет.
   Звук взводимого курка.
   — Ну, кого пришить первым?
   — Вы просто подонок! — бросает ему Иветт.
   — Ой, как страшно, старая дура!
   — У вас гнилая душа! — говорит Жюстина.
   — А, свирепый огурец в маске! Валяй, кладезь шуток. Да, совсем забыл сказать… я придумал действительно замечательный конец. Элиз разгадывает тайну: безумный убийца — это Лорье, и она его убивает. А сама остается в живых! Разве плохо? В таком случае она нам еще разок послужит. Вы мне скажете: «Но она же вас выдаст». Как бы не так, козочки мои! Потому что перед смертью Лорье отрубит ей обе руки. Вот ведь сволочь! Таким образом, наша храбрая Элиз нема и лишена своих культяпок, так как же она теперь нас выдаст? Тем более что Иветт умерла и у нее теперь новая компаньонка. Чертовски симпатичная и весьма, весьма стильная.
   — Хотите чайку, Элиз? Кипяточку или холодненького?
   Франсина.
   — Мы с вами не соскучимся! — добавляет она с обычной жеманностью. — Долгие годы! Ну, чтобы вернуться к настоящему, мой милый Ян, по-моему, настало время поставить точку в приключениях наших героев. По порядку: Андриоли, Жюстина, Иветт и на закуску красавчик Лорье, — слащаво заключает она.
   — А Мерканти? С ним что делать? — в голосе Яна звучит сомнение.
   — Он попытался изнасиловать дядюшку, и наша милая Жюстина размозжила ему башку! — не без сарказма предлагает Франсина.
   Перекрывая раскаты грома, сверху доносится голос Летиции:
   — Что вы там возитесь?
   — Идем! — кричит в ответ Ян. — Мы их нашли!
   — Как вы собираетесь уйти? — несмотря на сломанную челюсть, удается выговорить Лорье.
   — А? Ну, проблем нет, снегокаты, помнишь? Дойдем до Сей, а там возьмем внедорожник.
   Неужели они так и не поймут, что подкрепление запаздывает?
   — Алло, алло, вызывает Земля! — внезапно завывает мегафон. — Танго-Чарли, перехожу на прием!
   Шутница эта Летиция.
   — Ветер может донести звук до деревни! — свирепеет Ян. — Пойди скажи ей, чтобы прекратила.
   — Сам иди, я без сил! — возражает Франсина.
   Где-то в лесу, одновременно далеко и близко, слышен голос Мартины:
   — Ау, ау, где вы? Ничего не видно!
   Надо действовать, но я напрасно ломаю голову, и хоть от этого зависит моя жизнь, я ничего не могу придумать. Главное — ничего такого, что я могла бы привести в исполнение. Я даже не знаю, чем они вооружены, на кого нацелено их оружие. Думаю, на Иветт и на Лорье.
   Кто-то приближается . Кто-то грузный, от его тяжелых шагов с веток осыпается снег. Судя по всему, это слышу только я, потому что Ян и Франсина продолжают спорить. Проблеск надежды: вдруг это жандармы в специальных костюмах, со штурмовым оружием наготове.
   — В ванной не было света. Горбатого могила исправит.
   О, нет! Бернар!
   — Гадкий мальчишка, — добавляет он. — Не получишь сладкого.
   — Эге! Это что еще такое?
   Напряженный голос Яна.
   — Это автомат, который жирный кретин нацелил тебе в правое ухо, — тихо объясняет Франсина.
   — У Яна все руки в крови, он должен помыть руки, — говорит Бернар менторским тоном. — В Рождество принято есть «полено».
   — Ладно, только опусти это чертово ружье, это опасно, — отвечает ему Ян.
   — Я хочу, чтобы включили свет! — протестует Бернар. — Не люблю темноту! Почему мы не идем в кино?
   — Все будет, как ты хочешь, правда, Франсина, дорогая?
   — Ну, конечно. Бернар, милый, дай ружье тете Франсине, и мы все пойдем в кино.
   — «Жирный кретин, жирный кретин», — вопит Бернар, передразнивая ее интонации. — Вызов полиции — семнадцать!
   — Мартина! — зовет Франсина, пытаясь сохранить достоинство. — У нас тут небольшая проблема с Бернаром.
   — С Бернаром нет проблем! — кричит он в ответ. — Бернар не дебил!
   — Конечно, нет! — подтверждает Франсина.
   — Бернар, — вдруг говорит Жюстина своим спокойным, глубоким голосом, — ты ведь знаешь, Ян говорит, что ты жирный и что от всех жирных воняет.
   — Сука! — бросает ей Ян.
   — Не двигаться! — приказывает ему Бернар. — Имел я его мамочку! Хочешь, Ян, я тебе вымою рот? — добавляет он.
   — Она врет! — уверяет его Ян. — Давай положи ружье.
   — Бернар, — говорит Иветт, — а хочешь, мы все разденемся и выкупаемся в снегу? Скажи, чтобы они положили свое оружие.
   — Да! — восторженно кричит Бернар. — Все голышом в снегу! Раздевайтесь! Яблочный пудинг гораздо вкуснее.
   — Нет, ты что, спятил? — отвечает ему Ян. — Ты что, не видишь, что идет снег, что это тебе взбрело в голову, ты, кусок сала? Ну, клади ружье!
   Ян говорит властным тоном, голосом предводителя, он играет ва-банк.
   Бернар колеблется. Он всегда такой послушный. Но сейчас он должен смутно ощущать, что обладает властью, что другие боятся его. Боятся его, жирного и вонючего, над которым Ян так часто смеется, конечно, дружелюбно…
   Трещит ветка. Кто-то тихо подбирается к нам. Запах приторных духов матушки всех психов, Мартины. В тот момент, когда я судорожно пытаюсь придумать, как бы предупредить Бернара, она пронзительно восклицает:
   — Бер…
   — И-и-и! — взвизгивает Бернар, и я, в буквальном смысле этого слова, слышу, как он подскакивает.
   Оглушительный выстрел.
   Удивленный крик боли.
   Недоверчивый смех Бернара.
   — Ян, ты видел? Бах! Бах! В кино все понарошку.
   — Мартина? — неуверенно говорит Франсина. — Мартина?
   Ответа нет.
   — Ты что, не видишь, что жирный кретин в нее попал? — рычит Ян. — Это невероятно! Начинается какой-то кошмар!
   — Я так и знала, что все кончится плохо, — холодно отвечает ему Франсина. — Никто никогда не хочет всерьез задуматься над глубиной наших художественных замыслов. Вы — всего лишь банда мелкобуржуазных преступников.
   — По-моему, я забыл закрыть кран, — говорит Бернар. — А два плюс два всегда будет четыре.
   — Я пойду с тобой, — говорит Иветт, — я тебе помогу.
   — Ладно, пошли. А потом оба выкупаемся.
   Иветт проходит мимо меня, ее ледяная рука касается моей в знак ободрения. Да-да, иди, спасайтесь.
   — Мы тоже можем пойти? — спрашивает Ян.
   — Нет. Быть собаке битой, найдется и палка, а летом все ходят на пляж.
   — А я? — с надеждой спрашивает Франсина.
   — Ты, — огрызается Бернар, — ты отправляйся и вымой свой поганый рот снегом. Сейчас же!
   — Речи быть не может…
   — Сейчас же! И на десерт я хочу сливочное мороженое!
   Вдруг их голоса перекрывает грохот. Сноп молний озаряет небо. Радостные вопли Бернара: «Салют, салют!» Потом все взрывается. Когда возвращается тишина, запах гари кажется очень близким. Наверное, порох попал на какое-то дерево в нескольких метрах от нас. В ушах у меня стоит гул, все звуки я слышу как через вату. Откуда-то из-за окутавшего меня кокона доносится:
   — Бог недоволен! Бог вами недоволен! — проповедует Жюстина голосом медиума.
   — Бог недоволен Бернаром? — спрашивает слабый встревоженный голос.
   — Бог недоволен Яном и Франсиной! — кричит Жюстина. — Бог хочет, чтобы ты убил их!
   — Тварь! — орет на нее Ян.
   Курок щелкает вхолостую. Патронов больше нет. Патронов для кого? Жюстина бросается ко мне, а Ян кричит, явно обращаясь к Франсине: «Дай мне ствол с земли!» Пистолет Мерканти!
   — Ты видишь, что Господь сделал выбор! — кричит Жюстина. — Стреляй, Бернар, стреляй! Бах! Бах!
   — Бах! — повторяет Бернар и нажимает на курок. — Бах! Бах! Бах!
   Выстрелы, вопли, ответные выстрелы, можно подумать, что мы на поле боя, свист пуль в ушах, голоса перекрывают друг друга, сливаясь в оглушительную какофонию. С каким-то странным любопытством я жду, когда одна из пуль вонзится в мое тело… Мне кажется, что я так долго жду смерти, что уже и страх улегся, мое сердце заледенело.
   Ах, дьявол! Ах, дьявол! Ах, дьявол, как же больно! Там в плече, я чувствую, там дырка, я ее чувствую, я могу засунуть туда палец. Ох! От одной мысли подступает тошнота, я уверена, что пуля прошла через плечо, что там, в моей плоти, круглая дыра, мне трудно поверить в это, но ведь мне так больно, и…
   Шум прекратился. Раскаты удаляющейся грозы. Назойливый запах пороха. Стоны. Ощущение ватных тампонов в ушах, я сглатываю, чтобы уши разложило, но безуспешно. Чей-то голос сквозь вату.
   — оооо тааааа гууууу?
   Вата внезапно разрывается, и тогда я слышу:
   — Какого черта мы валяемся в снегу?
   Неуверенный голос дяди в оглушающей тишине.
   — Жюстина? Боже мой, Жюстина! Но, но что случилось? Лорье! Вставайте, приятель! Это же настоящая бойня! Эй, кто-нибудь, помогите!
   Далекий голос:
   — Иди в задницу-у-у-у, старый хре-е-ен!
   Летиция. Они с Кристианом застряли там наверху. Забились, как крысы. Сейчас дядя с ними разберется, и…
   Это бред. Мы не в компьютерной игре. Боль возвращается, меня захлестывает кипящая волна, и в то же время звуки становятся яснее, я слышу, как дядя трясет Жюстину, повторяя ее имя, потом бежит к Иветт.
   Иветт.
   — Все в порядке, — лепечет она, и я начинаю рыдать от счастья, — все в порядке, месье Фернан, займитесь остальными.
   — Но они мертвы! — кричит дядя. — Мадам Реймон лежит ничком в снегу, у Яна снесено все лицо, у мадам Ачуель все внутренности наружу, Лорье без сознания, у другого жандарма только полголовы, а толстый паренек…
   — От тараканов помогают инсектициды…
   — Он жив! — с облегчением восклицает дядя. — Мальчик мой, ты ранен? Пошевели руками-ногами.
   — Не могу, — отвечает Бернар, — нога какая-то странная. На похороны одеваются в черное.
   — Дай-ка посмотреть… Ох, черт! Не шевелись, слышишь, главное — не шевелись! Он может полежать спокойно? — спрашивает у нас дядя.
   — Непонятно почему, — объясняет Иветт, — но он не очень чувствителен к боли.
   Слышу, как дядя быстро переходит с места на место, становится на колени возле меня.
   — Иветт, — зовет он взволнованно, — у Жюстины широко раскрыты глаза, она не моргает, и…
   — Она слепая! — шепчет Иветт. — Это нормально, что она смотрит в никуда! Пощупайте пульс! На сонной артерии.
   — Бьется! Еле-еле, но я чувствую! Слава Богу, надо идти за помощью.
   — Наверху, перед домом, еще двое, Летиция и Кристиан. Они вас убьют.
   — Ах, вот как? — отвечает дядя. — Это мы посмотрим. Я заберу оружие у этих.
   — Думаю, что магазины пусты. Они стреляли, пока не кончились патроны.
   — Силы зла разгромлены! — удовлетворенно говорит Бернар. — Но у меня болит нога.
   — Мы тобой займемся. Оставайся здесь с Элиз.
   Стон. Женский стон.
   — Я хочу пить, дайте мне чаю, — еле слышно шепчет Франсина.
   — Вот дерьмо, она еще жива! — бормочет дядя. — Но как это возможно… в таком состоянии..
   — Положите ей в рот немного снега, — советует Иветт.
   — Вы очень добры к этой погани!
   — Она все равно умрет, месье Андриоли, к чему заставлять ее мучиться еще больше.
   — Я не умру, — говорит Франсина, — я не умру, помогите мне засунуть все это на место!
   Ее голос срывается на дикий крик, я зримо представляю себе, как она держит в руках собственные кишки.
   — Я не умру…
   — Нет, умрешь! — заверяет Бернар. — И пойдешь в ад! Весной лед тает.
   — Да здравствует воскрешение разума! — вопит Франсина с поразительной силой. — Да здравствует Горный Центр Освобождения Разума для Взрослых Инвалидов!
   ГЦОРВИ.
   На последнем слове она иссякает. Тишина.
   — Конец, — сухо констатирует дядя. — Как подумаю, кому я доверял! Это кашемировое пальто ей уже ни к чему, — добавляет он, — я прикрою Жюстину и пойду.
   — Куда пойдете?
   — За помощью. Передайте мне куртку Яна, накинем на плечи Элиз. А вы возьмите мою. Как голова болит! Ладно, сейчас я подниму кресло, вот так, оп-ля!
   Он, кряхтя, поднимает меня, кое-как усаживает, прикрывает промокшей курткой, пахнущей порохом, горелым мясом и кровью. Что это влажное у меня на шее, куски мозга? Подавляю тошноту.
   Иветт проверяет, дышит ли Жюстина.
   — У нее жуткая рана на голове, — сообщает она нам, — и еще на плече. Приложу снег, чтобы кровь остановилась. Видели бы вы все это, — можно подумать, мы в вестерне! Они стреляли все разом, и при этом казались такими счастливыми. Бернар не хуже Яна с Франсиной. Они улыбались. Пули врезались им в тело, а они улыбались. Даже Мерканти открыл глаза, когда все началось, и в тот момент, когда ему снесло макушку, он мне улыбался во весь рот. Никогда и никому этого не скажу, но от этого у меня мурашки по коже пробежали, они были словно бы не люди, вы понимаете…
   А может, и вправду не люди. Как знать?
   — Лорье явно плох, — замечает дядя.
   — Ян стрелял в него сверху. В ноги, в спину… Думаю, что если помощь еще задержится…
   Она не договаривает фразу.
   — А он, там, у него нога в клочья… Надо наложить жгут, — тихо говорит дядя.
   Я понимаю, что он имеет в виду Бернара.
   — Я прошла курсы оказания первой помоши, — отвечает Иветт, — я им займусь.
   — Но вы тоже ранены!
   — Ерунда, ничего серьезного. Просто большой палец сломан, по-моему, на левой руке, — уточняет она. — Я уже ломала его в пятьдесят шестом, когда собирала грибы.
   — Такое впечатление, что вы подорвались на мине! — возражает дядя.
   — У нас в семье все крепкие, за меня не бойтесь. Со мной все проще, чем в тот раз.
   Да, в тот раз был перелом черепа.
   Благотворное тепло от куртки распространяется по венам, от него оживает боль в плече, пульсирующая, острая. Кончики пальцев горят, как в огне. Но я уже меньше дрожу. Я представляю, как те двое, наверху, готовятся встретить нас ружейным огнем. О, чудо, мой блокнот запутался в пледе, а ручка по-прежнему висит на шнурке на шее.
   «Они тебя ждут, будь начеку. Ян говорил о снегокатах. Взять один, поехать за подмогой».
   Протягиваю листок, Иветт берет его и читает.
   — Элиз права. Кристиан ранен, Летиция убежать не может. Лучше вам пойти за подмогой.