Страница:
Один прыжок, и он стал навсегда уверенным в себе. Один прыжок, и он стал осознавать свои силы и возможности. Нет, он не загордился. Просто появилась уверенность — он сможет сделать все, что необходимо. Он знал, что у него есть внутренние резервы, которые позволят ему действовать решительно, когда появится необходимость. А это и есть особенность профессионального солдата.
Пенни целиком погрузился в армейскую жизнь. И когда ему посоветовали обратить внимание на специальные войска, он к совету прислушался. Сливки армии, сказали ему. Элита. Пользуются самыми необычными методами. Обучение строгое, требования высокие, у большинства ребят не получается.
На следующий день Пенни подал заявление. Черт возьми, он же был молод. Хотелось славы. Понимал ли он, во что ввязывается? Какое там. Впереди он видел только золотую зарю. Так он попал в специальные войска. И старался на полную катушку с первого дня.
Семнадцатичасовой день, который начинается шестимильным маршем с грузом в сорок пять фунтов на спине. Парашютная подготовка намного круче, чем в 82-й. Бой без оружия. Изучение тонкостей восьмидесяти с лишним видов мелкого стрелкового оружия. Потом его сбросили в совершенно дикие места с одним ножом, он должен был жить с земли и скрываться от хорошо обученных преследователей. Еще он изучал языки, средства связи, кое-что из механики, сбор информации. Осваивал взрывчатку, всяческие ловушки и необычные виды оружия вроде арбалета и гарроты.
Пенни очень старался. Он закончил курс. Семьдесят пять процентов парней, начавших вместе с ним, курс не закончили.
Элитные части. Идея, время которой как раз подошло. Новые бойцы с новой тактикой, только так можно было противостоять комбинации терроризма и новой технологии. Воины высочайшего класса, они предназначались для проведения операций, которые нельзя доверить обычным войскам, делающим старые вещи по-старому. В специальных войсках требовалось делать новое — то, с чем ты никогда не сталкивался раньше. И делать это идеально. Иначе ты погибнешь, а с тобой и еще многие.
— Награжден Серебряной Звездой, — говорит Асбун. — И Бронзовой также. В вашей стране это солидные награды. Похоже, вы созданы для военной жизни. О, но вот ваша карьера как мужа оказалась не очень удачной.
Пенни вытряхнул сигарету из пачки «Уинстона», зажег и выдохнул дым к потолку.
— Кое-что в жизни получается, кое-что нет. Армия не способствует счастливой, семейной жизни.
— Дважды женат, дважды разведен. Один ребенок. Дочь.
— Это верно, да. — Пенни большим и указательным пальцем сжал себе переносицу. Сейчас Асбун перейдет к самому больному. — Ваша дочь умственно отсталая и живет с матерью, которая повторно вышла замуж — местожительством указан Орегон.
— Да.
— Вы посылаете деньги на ребенка.
— Да.
Асбун улыбнулся.
— Это очень хорошо. Я тоже считаю, что неполноценным детям нужно помогать. Библия говорит, что они наследие Божие.
— Богатство бедняка.
Ухмыляясь, Асбун покачал головой.
— Тут с вами можно поспорить. — Он постучал пальцем по раскрытому досье. — Здесь все говорит о том, что солдатом вы были прекрасным. Однако же армию вы оставили.
— Ну, можно сказать, что так сложились обстоятельства.
— Такой человек как вы, квалифицированный профессиональный солдат, оставляет регулярную армию и становится наемником.
— Ничто не длится вечно. Скажем, пришла пора перемен.
— Сегодня здесь, завтра там. Так сказал Дэвид Ли Рот. Моя жена любит Дэвида Ли Рота.
— Вот как.
— Наверно, у нее есть все пластинки Ван Халена. Сам-то я предпочитаю черных музыкантов. Например, Джордж Бенсон, Оскар Петерсон, Роберта Флэк, Лайонел Ритчи. Люди, хорошо знающие свое дело, вы меня понимаете?
Пенни затянулся «Уинстоном», думая — переходите к делу, сеньор, которое заключается в: грязный я или нет? Запачкался я в дерьме, которое погубило мою часть, или был невинным свидетелем?
Асбун продолжал — вы уволились приблизительно в то время, когда произошел скандал в вашей части специальных войск. Что-то с деньгами, пропавшими из секретного фонда, кажется. Он поднял голову от досье, уставился на Пенни чуть косыми глазами, а тот смотрел на него вполне спокойно и молчал. Асбун его прямо ни о чем не спросил, значит, и отвечать не следует. А что вообще отвечать? Пенни тех денег не трогал. Ни цента. Но пострадать на этом деле пострадал.
Опустив глаза к досье, Асбун медленно переворачивал страницы.
— Похоже, кто-то в вашей части мошенничал с расходами. Это был ваш командир?
Пенни вздохнул, напоминая себе, что гневаться на Асбуна нельзя — если он хочет работать в Сан-Августине. Если хочет получать большие доллары, которые обещает эта работа. Поэтому он Асбуну сначала ничего не ответил. Долго и тщательно гасил свой «Уинстон», а когда закончил, был уже немного спокойнее.
— Я скажу вам то же, что сказал военному суду и гражданскому суду. Мне не известно, кто взял эти деньги.
— Ах да, именно так вы и заявили властям. По вашим словам, вы об этом деле вообще ничего не знали — однако вы были близки к своему командиру, которого обвинили в растрате денег.
Пенни ответил, что да, отношения у них были хорошие.
— Вы оба служили во Вьетнаме, — заметил Асбун.
— И в других местах. Полковник Нимэн — хороший солдат. И хороший человек.
— Поэтому вы и отказались дать против него показания?
Пенни, зажав в зубах незажженный «Уинстон», кивнул. Он тогда не сказал ни слова против полковника. И сейчас не скажет. Кроме того, мерзавцы, проводившие дознание, и не хотели, в общем, чтобы Пенни давал показания. Им было нужно, чтобы он солгал под присягой и помог утопить Нимэна. Пенни не знал, кто взял восемьсот десять тысяч долларов из денег части. Он знал только, что деньги пропали, а Нимэна уличили в том, что он пытается как-то эту растрату скрыть. Взял ли Нимэн деньги? Пенни этого не знал. И он никогда не спрашивал.
Но он знал, что это была самая настоящая охота на ведьм. Следователей не интересовало, исчезли ли восемьсот десять тысяч долларов в результате плохого счетоводства, растворились в воздухе или прилипли к чьим-то пальцам. Следователи эти, из простых армейских, увидели возможность распять Нимэна и расформировать его часть. Всех раздражали свободные нравы, присущие специальным частям. Вот и захотелось устроить кровавое жертвоприношение.
Пенни угрозам не поддался, лгать не стал. Все пытались его использовать — армия, ЦРУ, Пентагон, Министерство обороны, все те, кто хотел наказать этих ковбоев из спецвойск, не желающих играть по правилам. Пенни держался, молчал, а потом сделал единственно возможное при данных обстоятельствах. Он ушел из армии.
Время он для этого выбрал хорошее. Армия с каждым днем становилась все более политизированной, ее пронизывал имперский дух. Трое офицеров, среди них Нимэн и две секретарши сели в тюрьму по делу о пропавших деньгах, а Пенни оставалось стоять и смотреть. Он остался верен себе и людям, с которыми служил, и все прекрасно, но, увидев, во что превратилась армия, был вынужден уйти.
Попал он сразу в частный сектор. А там хорошие деньги. Он консультировал по вопросам безопасности корпорации, знаменитостей разного рода, иностранных бизнесменов. Ну а поскольку он все еще любил армию, то, когда просили, обучал подразделения командо, читал лекции в военных колледжах. После армии у него осталась репутация человека, который хорошо знает свою работу и не болтлив. Для такого место в этом мире всегда найдется.
Асбун продолжал:
— Среди многих других дел, вы помогали выплачивать выкуп за американских и немецких бизнесменов, которых похитили коммунисты в…, сейчас посмотрим, Аргентине и Гондурасе.
— Я был посредником. Осуществлял обмен денег на заложников.
Асбун кивнул.
— Впечатляет. Никто при этих обменах не погиб. Неосторожного поведения с вашей стороны не было. Вы оправдали свою репутацию профессионала, который умеет держать вещи под контролем. А, мы подходим к манильскому инциденту с вашим сенатором Фрэн Маклис — это было несколько месяцев назад. — Он поднял голову от досье. — Ситуация получилась острая, как я вижу.
— Я обеспечивал безопасность сенатора, — проговорил Пенни. — Моей обязанностью было сохранить ей жизнь. Что я и сделал.
Сенатор Фрэн Маклис расследовала попытку корпорации «Мудзин» тайно купить крупный вашингтонский банк, и след привел на Филиппины, к манильскому синдикату и банкиру китайцу, которые служили ширмой для «Мудзин». Синдикату помогал кое-кто в филиппинском правительстве, они за взятки использовали свое влияние в Вашингтоне. Сенатор сказала Пенни, что собирается публично раскрыть связи синдиката с «Мудзин», а дальше будет видно. Ее следователи отыскали несколько человек в Маниле, которые были согласны поговорить с ней об этих вещах наедине, а она очень хотела послушать. Эта поездка в Манилу была для сенатора важна, так как приближалась ее перевыборная кампания. Не отличаясь в этом от других политиков, она стремилась получить хорошую известность.
Второй вечер в Маниле. Пенни, сенатор и двое ее помощников присутствовали на приеме во дворце Малакананг, официальной резиденции филиппинских глав государства. Первая леди Имельда Маркос руководила приемом, устроенным в честь сингапурской торговой комиссии и включавшим осмотр дворца и других правительственных помещений. Госпожа Маркос также спела гостям. Ее вокальный талант не произвел большого впечатления на Пенни и сенатора Маклис.
Когда прием закончился, Пенни и вся группа сенатора вернулись в отель, и как только лифт остановился на их этаже и дверцы раскрылись, Пенни почувствовал — что-то не в порядке. Он приказал остальным не выходить из лифта. Дверь держать открытой. Соблюдать тишину. Никаких вопросов. Сам он вышел в коридор с «Браунингом» в руке.
Почти все лампы в коридоре не горели. Весьма необычно для пятизвездного отеля, в котором пентхаус идет по две тысячи долларов за сутки. А выходная дверь напротив лифта по диагонали была открыта. В темноте разглядеть лестничную площадку и лестницу не удавалось. Пенни обвел глазами весь затемненный коридор, тревога нарастала. Он прислушался. Сделал вдох. И прошептал:
— Закройте дверь лифта! Всем лечь на пол! Быстро, быстро, быстро!
Пенни бросился на пол, снимая «Браунинг» с предохранителя и целясь в проем выходной двери — там, слева, он увидел вспышки выстрелов, над головой пролетели три пули, они оторвали пару листьев у пальмы и попали в стоячую металлическую пепельницу, потом он сам сделал четыре выстрела по оранжевым вспышкам, перекатился направо и выпустил еще четыре пули. Теперь он полз на четвереньках к выходной двери, держась чуть справа, у стены замер, выжидая, «Браунинг» держал на высоте плеч, лифт заскрипел кабелем, опускаясь, а в воздухе по-прежнему веял запах марихуаны, которую курил стрелявший (стрелявшие?), удалялся голос сенатора, она выкрикивала его имя. Пенни ждал. Дышал неглубоко и медленно. Ждал. В нескольких футах от него, сразу за проемом выходной двери, кто-то кашлянул, испустил долгий вздох, потом стало тихо. Позади Пенни открылась дверь номера, в коридор хлынул свет. Он крикнул, чтобы дверь закрыли и вызвали охрану отеля. Сейчас же. Дверь захлопнулась. Он прождал в темноте еще пятнадцать минут и только тогда выполз на лестничную площадку.
Один стрелок, без поддержки, он уже истекал кровью. Не какая-нибудь заметная фигура. Некто Карлос Ригодон, как выяснилось позже — худой, лицо в оспинах, он получил две пули в грудь и одну в ногу, умер в машине «скорой помощи» на пути в больницу. Из мелкой шпаны, как сказали Пенни в полиции. Ранее судимый: устраивал в Маниле секс-шоу с семилетними детьми, грабил туристов, продавал наркотики, сбывал поддельные драгоценности. Ну и к тому же избивал жену и скупал краденое.
Во всем этом списке ни слова о Ригодоне как о стрелке, подумал Пенни, потому его и выбрали для покушения на сенатора. Наймешь любителя, который ничем серьезным никогда не занимался, и тогда хотя бы до самих событий никто об этом знать не будет. Только вот надо было предупредить стрелка, что на деле марихуану не курят, это выдает твою позицию.
Пенни спросил в полиции — были ли у Карлоса Ригодона какие-либо связи с сенатором Фрэн Маклис? Нет, не было. А с «Мудзин» или филиппино-китайским синдикатом, который расследует сенатор? Опять нет. Но когда Пенни спросил себя, кому сейчас выгодно устранить Фрэн Маклис, получилось — «Мудзин». Ригодон был просто наемником.
Сенатор Фрэн Маклис во все это не поверила. Она была потрясена случившимся и поэтому выслушала Пенни до конца. Но она не могла поверить, что ее готовы убить всего лишь из-за расследования. Ригодон? По ее мнению, обычный преступник, его целью было ограбление. Бизнесмены, заявила она, не убивают тех, кто их критикует.
Эдвард Пенни сказал — позвольте не согласиться. Он знает несколько корпораций, среди них есть и американские, которые весьма активно занимались истреблением человеческой расы — по разным причинам, но сводились они все к деньгам, разумеется. Да и ему такую работу предлагали, он отказался. Однако другие в его профессии оказались не столь разборчивыми.
Доказательства связи Ригодона с «Мудзин»? У Пенни их не было. А чувство такое было. Этого недостаточно, подчеркнула сенатор. Так что… Она вечно будет благодарна за то, что он спас ей жизнь, никогда не забудет, и это из тех обещаний, которые можно отнести в банк. Но она должна думать о политической карьере, а значит, продолжать расследование, и ее не отпугнет какой-то грошовый пистолетчик. Возьмемся за «Мудзин», сказала она. А эту тему оставим.
Последняя деталь: филиппинские власти тоже не было склонны усматривать связь между Ригодоном и «Мудзин», чего Пенни, в общем-то, и ожидал. «Мудзин» вложила в острова очень много денег. Лучше, чтобы сенатор Маклис не ворошила эти дела. Не впускать ее на Филиппины нельзя, страна слишком зависит от американской помощи. Но, так или иначе, люди отчего-то потеряли желание с ней говорить. Вероятно, объяснялось это случаем с Ригодоном.
— Так вы хотите сказать, что филиппинское правительство прикрыло попытку японской компании уничтожить американского сенатора?
— В то время я думал так, да. И сейчас так думаю. Но сенатор Маклис придерживается иного мнения.
— Напоминая этим вас. Вы же не предали своего командира. Отказались говорить с армейскими следователями о краже денег. Вы могли бы сказать о себе, что вас не легко сломать, мистер Пенни?
— Почему вы спрашиваете?
— О, я просто подумал… Некоторые люди говорят, что никогда не сломались бы на допросе с применением пыток. А мой опыт показывает, что не выдерживает никто. Даже такой человек как вы рано или поздно поддастся. Хотя вы и герой. Да, даже вы.
— Или вы, — огрызнулся Пенни, немного разозленный бесцеремонностью Асбуна.
Асбун улыбнулся.
— И я тоже. Вы правы. — Продолжая улыбаться, он задумался и повторил затем — да, и я тоже. Опять помолчал. — Вы признаете, что вам нужны деньги. Ваше производство сидра во Франции, больная дочь в Орегоне. Удобно иметь такую дочь, вы согласны? Она дает вам предлог ехать куда угодно и заниматься чем угодно в чужой стране.
В Пенни вспыхнул такой гнев, что перед глазами появилась очень реальная картина: он перерезает Асбуну горло, обе сонные артерии, которые снабжают кровью голову. А потом смотрит, как эта свинья истекает кровью до смерти.
Пенни зажег еще одну сигарету, дал себе время успокоиться, выпустил в потолок длинную струю дыма.
— В Сан-Августине я потому, что мы дружны с Фабио — это и есть мой предлог. И — да, я ожидаю, что за мою работу мне заплатят. Так же как и вы ожидаете платы за свою работу. Я понимаю, что вы имеете право меня допрашивать. Это ваша страна, я здесь всего лишь гость. Но когда вы используете имя моей дочери, чтобы критиковать меня, я должен сказать, что мне это не нравится.
Асбун моргнул, потом наклонился вперед, опираясь рукой о стол.
— Я не совсем понял. Вы собираетесь меня учить, как мне вести разговор? Будете перечислять, что вам нравится и что не нравится.?
Пенни загасил сигарету в пепельнице из нержавеющей стали.
— Может быть, я лучше Фабио Очоа и его отцу скажу, что мне не нравится.
У Асбуна раздулись ноздри, по щекам пошли красные пятна — он взбесился, взбесился до предела; замерев в кресле, он смотрел на Пенни из-под приспущенных век, услышанное ему не понравилось, это ясно, но он и понимал в то же время: президента и его сына раздражать нельзя.
Пенни подумал — теперь я для него враг. Надо оглядываться через плечо, потому что при первом удобном случае полковник тебя прикончит. Конечно, пока Пенни под защитой Фабио, проблем особых быть не должно. Двадцативосьмилетний Фабио. Крупный, симпатичный парень, армейский майор, у которого папаша оказался по случайности президентом страны. Фабио был одним из тридцати иностранных офицеров, которых Пенни учил восточному боевому искусству и стрелковому делу в Форт-Брэгг. Фабио любил повеселиться, свободное время проводил в Северной Каролине, где гонял на своем новом «Феррари», играл в теннис и перетрахал всех светловолосых официанток.
Он и Пенни стали друзьями, когда Пенни спас Фабио в сельском клубе, конфликт возник из-за чужой жены. После этого Пенни взяли на жалованье как телохранителя Фабио, и он отрабатывал каждый цент в поездках в Атлантик-сити на уикэнд — Фабио носил с собой много денег и был поэтому соблазнительной мишенью. Однажды в казино у Пенни ушла вся ночь, чтобы отговорить Фабио, который хотел увезти австралийскую девочку из хора с собой в Форт-Брэгг. Она может работать моим шофером, доказывал Фабио, но Пенни сказал — нет, на военную базу ее брать нельзя. Когда у иностранных офицеров курс окончился, Фабио уговорил его поехать с ним в Сан-Августин.
Сейчас, в доме Асбуна, Пенни встал и сам оборвал интервью, сказав, что если вопросов больше нет, то… Асбун медленно покачал головой, молча, смотрел он не на Пенни, а на маленькую игрушку, украшавшую его стол — обезьянка в полосатых штанишках и красной шапочке, с музыкальными тарелками в лапах. Когда Пенни ушел, Асбун взял обезьянку, завел ключиком, торчавшим у нее из спины, поставил на стол и стал смотреть, как она прыгает и быстро-быстро бьет тарелками. Она делала именно то, чего хотел от нее Асбун.
Январь, 1985
В первом часу пополудни Эдвард Пенни и Ник Максимилиан стояли в небольшом спортзале, где они проводили занятия по бою без оружия, и смотрели, как шестеро мужчин входят во вращающиеся двери из стекла и алюминия. Шаги этих шестерых отдавались эхом, когда они шли через зал к трибуне, где и сели лицом к классу. Неприятности. Это знал весь класс, телохранители Очоа. Пенни и Ники Макс тоже знали, разумеется.
Пенни предупредили утром, предупредил один из телохранителей, он сказал, что Асбун придет сегодня смотреть занятия, но придет не просто так. Он приведет Индейца, а этот тип совершенно сумасшедший. Телохранитель добавил, что Индеец хорошо дерется на ножах и никогда не проигрывает.
— Он тебя вызовет при всех, и примешь ты или отступишь, не имеет значения. Он все равно нападет. Что будешь делать, Эдуардо?
Пенни сказал — спасибо за предупреждение. Вот и все, что он сказал. Не будет он напрягаться из-за того, что кто-то хочет его подставить, первый раз, что ли.
У Пенни было часа два до появления Индейца. За это время он что-нибудь придумает. А уж придумать что-нибудь надо. Одно ясно: он не побежит. Индейца этого, да и любого индейца, которого может спустить на него полковник, он сделает. Если же у Пенни нет такой уверенности, ему следует уже сидеть в самолете на север.
Телохранитель сказал, что Индеец по-настоящему сумасшедший. Иногда, убив человека, он слизывает кровь с ножа. Совсем дикий Индеец.
Ники Макс не мог промолчать, разумеется.
— Ты вот что должен сделать. Возьми ствол и всади ему пулю в член, так будет лучше всего. Он псих, и если хочешь знать, эта гадина еще накокаинится до бровей. Ты должен понимать. Так что не играй с ним. Пара предупредительных выстрелов в лоб, потом возьмись за него всерьез и прикончи.
— Не могу, — помотал головой Пенни. — Нажать на спусковой крючок — не фокус. Стволом тут ничего не докажешь.
Ники Макс вздохнул.
— Видишь, в чем твоя беда. Ты стал слишком много думать.
Пенни улыбнулся едва заметно.
— Асбун хочет унизить меня в каратэ. Это как раз то, чему я приехал сюда учить. Все другое не имеет значения — в теперешнем случае.
— Тут ты прав, — согласился Ники Макс. — Ну и зачем же играть в его игру? По-моему, у тебя мозги размягчаются под старость. Всегда успей убить, пока тебя не убили. Иначе нельзя. А то совсем уже рассопливился со своим Томасом…
Пенни ущипнул Ники Макса за щеку.
— Все нормально. И не такое переживал, можешь поверить. Проблем нет, только разные возможности.
Ники Макс махнул на него рукой.
А были и еще трое. Асбун, конечно, стильный: как всегда, в голубом блейзере, шелковой рубашке, в этот раз розовой, и обычных сапогах из голубой замши. Зеркальные очки. Фу-ты, ну-ты.
Что же до Индейца, то он, в общем-то был метисом. Наполовину испанская, наполовину индейская кровь, лет сорока, широкоплечий и каменнолицый, в красной рубашке, пузырящихся серых штанах и черных с белым ботинках. Пенни смотрел, как он поднимается на три ряда выше Асбуна и других, проходит немного направо и садится один. Вытащив из кармана рубашки большой красный платок, он повязал голову и отклонился назад, опираясь локтями на скамью позади — а смотрел прямо на Пенни глазами-щелочками. Взгляд у него был такой, что мог бы дробить алмазы.
Шестым посетителем был Херман Фрей, маленький человечек средних лет с маслянистой кожей, кривым носом, в одну дужку очков в роговой оправе был встроен слуховой аппарат — а над всем этим витал пушок черных волос, обрамлявших лысинку. Его, бизнесмена весьма преуспевающего, часто видели во всем белом: сегодня тоже. Костюм, галстук, подтяжки и кожаные туфли. Белое с головы до ног.
Но это еще не все. Три верхних зуба была золотые, а один из них украшен сапфиром в форме звезды. А из ста восьмидесяти частных самолетов в аэропорту Мерседа — число потрясающее для столь маленькой страны — три принадлежали ему. Остальные, как узнал Пенни, принадлежали торговцам наркотиками, чьи ряды включали некоторые из старейших и лучших семей Сан-Августина.
Херман Фрей был самым преуспевающим в стране денежным менялой, его сеть обменных пунктов в четырех городах давала годичный оборот побольше самого крупного банка в Сан-Августине. Не являлось секретом, что видные люди в правительстве и армии, занимающиеся кокаином, широко пользуются его услугами. Сегодня он сидел в спортзале и нервно поглаживал кольцо с брильянтом на мизинце, хмурился и жевал нижнюю губу — он вообще был человек нервный. Когда неподалеку хлопнула дверь, он подскочил, будто от выстрела. Сейчас Фрей казался еще более нервным, чем обычно. Пенни знал почему.
Пенни смотрел, как Херман Фрей спускается с трибуны и подходит к автомату кока-колы рядом с офисом. Возвращаясь, он нес по банке в каждой руке, держал их подальше от тела, чтобы не забрызгать чем-нибудь свой белый ансамбль. Он отдал одну банку Асбуну, тот поднял ее тостом в сторону Пенни, улыбнулся, не обнажая зубов, потом начал что-то шептать сидевшему рядом армейскому офицеру.
Херман Фрей поднялся к Индейцу. Но остановился он чуть не доходя, облизнул губы и протянул банку — подходить ближе ему явно не хотелось, и Пенни подумал: будто боится кобру погладить. Фрей поставил банку на соседнее с Индейцем сиденье, вытер свои маленькие ручки белым носовым платком и вернулся к Асбуну. Индеец проигнорировал кока-колу. Он сидел совершенно неподвижно, глаза не сводил с Пенни.
А Пенни посмотрел наверх, туда, где проходила беговая дорожка вдоль стены зала. Он тронул Ники Макса за плечо и показал пальцем.
— Это еще что такое? — На дорожке стояла примерно дюжина мужчин, главным образом американцы и европейцы — «любители войны». Дорожка была предназначена для джоггинга, но никто из них джоггингом и не думал заниматься. Опершись на перила, все смотрели вниз, на Пенни и трибуну с шестью фигурами. — Надо полагать, все уже знают, — сказал он Ники Максу.
Глядя на беговую дорожку, проходящую над головой, Пенни раздраженно потер затылок. Поганые «любители войны». Если им не удается найти действие в Африке или на Среднем Востоке, если не получают жалованье за истребление людей в Никарагуа, Гондурасе или Сальвадоре, они по крайней мере могут с беговой дорожки спортзала в Сан-Августине посмотреть хотя бы какое-то действие бесплатно. Пенни начал чувствовать напряжение. Не хватало только маленьких животных и птиц, спасающихся кто куда, когда инстинкт предупреждает их о землетрясении, лесном пожаре или другом природном бедствии.
Пенни целиком погрузился в армейскую жизнь. И когда ему посоветовали обратить внимание на специальные войска, он к совету прислушался. Сливки армии, сказали ему. Элита. Пользуются самыми необычными методами. Обучение строгое, требования высокие, у большинства ребят не получается.
На следующий день Пенни подал заявление. Черт возьми, он же был молод. Хотелось славы. Понимал ли он, во что ввязывается? Какое там. Впереди он видел только золотую зарю. Так он попал в специальные войска. И старался на полную катушку с первого дня.
Семнадцатичасовой день, который начинается шестимильным маршем с грузом в сорок пять фунтов на спине. Парашютная подготовка намного круче, чем в 82-й. Бой без оружия. Изучение тонкостей восьмидесяти с лишним видов мелкого стрелкового оружия. Потом его сбросили в совершенно дикие места с одним ножом, он должен был жить с земли и скрываться от хорошо обученных преследователей. Еще он изучал языки, средства связи, кое-что из механики, сбор информации. Осваивал взрывчатку, всяческие ловушки и необычные виды оружия вроде арбалета и гарроты.
Пенни очень старался. Он закончил курс. Семьдесят пять процентов парней, начавших вместе с ним, курс не закончили.
Элитные части. Идея, время которой как раз подошло. Новые бойцы с новой тактикой, только так можно было противостоять комбинации терроризма и новой технологии. Воины высочайшего класса, они предназначались для проведения операций, которые нельзя доверить обычным войскам, делающим старые вещи по-старому. В специальных войсках требовалось делать новое — то, с чем ты никогда не сталкивался раньше. И делать это идеально. Иначе ты погибнешь, а с тобой и еще многие.
* * *
Пенни смотрел, как Асбун поднимает лист в досье и рассматривает следующий.— Награжден Серебряной Звездой, — говорит Асбун. — И Бронзовой также. В вашей стране это солидные награды. Похоже, вы созданы для военной жизни. О, но вот ваша карьера как мужа оказалась не очень удачной.
Пенни вытряхнул сигарету из пачки «Уинстона», зажег и выдохнул дым к потолку.
— Кое-что в жизни получается, кое-что нет. Армия не способствует счастливой, семейной жизни.
— Дважды женат, дважды разведен. Один ребенок. Дочь.
— Это верно, да. — Пенни большим и указательным пальцем сжал себе переносицу. Сейчас Асбун перейдет к самому больному. — Ваша дочь умственно отсталая и живет с матерью, которая повторно вышла замуж — местожительством указан Орегон.
— Да.
— Вы посылаете деньги на ребенка.
— Да.
Асбун улыбнулся.
— Это очень хорошо. Я тоже считаю, что неполноценным детям нужно помогать. Библия говорит, что они наследие Божие.
— Богатство бедняка.
Ухмыляясь, Асбун покачал головой.
— Тут с вами можно поспорить. — Он постучал пальцем по раскрытому досье. — Здесь все говорит о том, что солдатом вы были прекрасным. Однако же армию вы оставили.
— Ну, можно сказать, что так сложились обстоятельства.
— Такой человек как вы, квалифицированный профессиональный солдат, оставляет регулярную армию и становится наемником.
— Ничто не длится вечно. Скажем, пришла пора перемен.
— Сегодня здесь, завтра там. Так сказал Дэвид Ли Рот. Моя жена любит Дэвида Ли Рота.
— Вот как.
— Наверно, у нее есть все пластинки Ван Халена. Сам-то я предпочитаю черных музыкантов. Например, Джордж Бенсон, Оскар Петерсон, Роберта Флэк, Лайонел Ритчи. Люди, хорошо знающие свое дело, вы меня понимаете?
Пенни затянулся «Уинстоном», думая — переходите к делу, сеньор, которое заключается в: грязный я или нет? Запачкался я в дерьме, которое погубило мою часть, или был невинным свидетелем?
Асбун продолжал — вы уволились приблизительно в то время, когда произошел скандал в вашей части специальных войск. Что-то с деньгами, пропавшими из секретного фонда, кажется. Он поднял голову от досье, уставился на Пенни чуть косыми глазами, а тот смотрел на него вполне спокойно и молчал. Асбун его прямо ни о чем не спросил, значит, и отвечать не следует. А что вообще отвечать? Пенни тех денег не трогал. Ни цента. Но пострадать на этом деле пострадал.
Опустив глаза к досье, Асбун медленно переворачивал страницы.
— Похоже, кто-то в вашей части мошенничал с расходами. Это был ваш командир?
Пенни вздохнул, напоминая себе, что гневаться на Асбуна нельзя — если он хочет работать в Сан-Августине. Если хочет получать большие доллары, которые обещает эта работа. Поэтому он Асбуну сначала ничего не ответил. Долго и тщательно гасил свой «Уинстон», а когда закончил, был уже немного спокойнее.
— Я скажу вам то же, что сказал военному суду и гражданскому суду. Мне не известно, кто взял эти деньги.
— Ах да, именно так вы и заявили властям. По вашим словам, вы об этом деле вообще ничего не знали — однако вы были близки к своему командиру, которого обвинили в растрате денег.
Пенни ответил, что да, отношения у них были хорошие.
— Вы оба служили во Вьетнаме, — заметил Асбун.
— И в других местах. Полковник Нимэн — хороший солдат. И хороший человек.
— Поэтому вы и отказались дать против него показания?
Пенни, зажав в зубах незажженный «Уинстон», кивнул. Он тогда не сказал ни слова против полковника. И сейчас не скажет. Кроме того, мерзавцы, проводившие дознание, и не хотели, в общем, чтобы Пенни давал показания. Им было нужно, чтобы он солгал под присягой и помог утопить Нимэна. Пенни не знал, кто взял восемьсот десять тысяч долларов из денег части. Он знал только, что деньги пропали, а Нимэна уличили в том, что он пытается как-то эту растрату скрыть. Взял ли Нимэн деньги? Пенни этого не знал. И он никогда не спрашивал.
Но он знал, что это была самая настоящая охота на ведьм. Следователей не интересовало, исчезли ли восемьсот десять тысяч долларов в результате плохого счетоводства, растворились в воздухе или прилипли к чьим-то пальцам. Следователи эти, из простых армейских, увидели возможность распять Нимэна и расформировать его часть. Всех раздражали свободные нравы, присущие специальным частям. Вот и захотелось устроить кровавое жертвоприношение.
Пенни угрозам не поддался, лгать не стал. Все пытались его использовать — армия, ЦРУ, Пентагон, Министерство обороны, все те, кто хотел наказать этих ковбоев из спецвойск, не желающих играть по правилам. Пенни держался, молчал, а потом сделал единственно возможное при данных обстоятельствах. Он ушел из армии.
Время он для этого выбрал хорошее. Армия с каждым днем становилась все более политизированной, ее пронизывал имперский дух. Трое офицеров, среди них Нимэн и две секретарши сели в тюрьму по делу о пропавших деньгах, а Пенни оставалось стоять и смотреть. Он остался верен себе и людям, с которыми служил, и все прекрасно, но, увидев, во что превратилась армия, был вынужден уйти.
Попал он сразу в частный сектор. А там хорошие деньги. Он консультировал по вопросам безопасности корпорации, знаменитостей разного рода, иностранных бизнесменов. Ну а поскольку он все еще любил армию, то, когда просили, обучал подразделения командо, читал лекции в военных колледжах. После армии у него осталась репутация человека, который хорошо знает свою работу и не болтлив. Для такого место в этом мире всегда найдется.
Асбун продолжал:
— Среди многих других дел, вы помогали выплачивать выкуп за американских и немецких бизнесменов, которых похитили коммунисты в…, сейчас посмотрим, Аргентине и Гондурасе.
— Я был посредником. Осуществлял обмен денег на заложников.
Асбун кивнул.
— Впечатляет. Никто при этих обменах не погиб. Неосторожного поведения с вашей стороны не было. Вы оправдали свою репутацию профессионала, который умеет держать вещи под контролем. А, мы подходим к манильскому инциденту с вашим сенатором Фрэн Маклис — это было несколько месяцев назад. — Он поднял голову от досье. — Ситуация получилась острая, как я вижу.
— Я обеспечивал безопасность сенатора, — проговорил Пенни. — Моей обязанностью было сохранить ей жизнь. Что я и сделал.
Сенатор Фрэн Маклис расследовала попытку корпорации «Мудзин» тайно купить крупный вашингтонский банк, и след привел на Филиппины, к манильскому синдикату и банкиру китайцу, которые служили ширмой для «Мудзин». Синдикату помогал кое-кто в филиппинском правительстве, они за взятки использовали свое влияние в Вашингтоне. Сенатор сказала Пенни, что собирается публично раскрыть связи синдиката с «Мудзин», а дальше будет видно. Ее следователи отыскали несколько человек в Маниле, которые были согласны поговорить с ней об этих вещах наедине, а она очень хотела послушать. Эта поездка в Манилу была для сенатора важна, так как приближалась ее перевыборная кампания. Не отличаясь в этом от других политиков, она стремилась получить хорошую известность.
Второй вечер в Маниле. Пенни, сенатор и двое ее помощников присутствовали на приеме во дворце Малакананг, официальной резиденции филиппинских глав государства. Первая леди Имельда Маркос руководила приемом, устроенным в честь сингапурской торговой комиссии и включавшим осмотр дворца и других правительственных помещений. Госпожа Маркос также спела гостям. Ее вокальный талант не произвел большого впечатления на Пенни и сенатора Маклис.
Когда прием закончился, Пенни и вся группа сенатора вернулись в отель, и как только лифт остановился на их этаже и дверцы раскрылись, Пенни почувствовал — что-то не в порядке. Он приказал остальным не выходить из лифта. Дверь держать открытой. Соблюдать тишину. Никаких вопросов. Сам он вышел в коридор с «Браунингом» в руке.
Почти все лампы в коридоре не горели. Весьма необычно для пятизвездного отеля, в котором пентхаус идет по две тысячи долларов за сутки. А выходная дверь напротив лифта по диагонали была открыта. В темноте разглядеть лестничную площадку и лестницу не удавалось. Пенни обвел глазами весь затемненный коридор, тревога нарастала. Он прислушался. Сделал вдох. И прошептал:
— Закройте дверь лифта! Всем лечь на пол! Быстро, быстро, быстро!
Пенни бросился на пол, снимая «Браунинг» с предохранителя и целясь в проем выходной двери — там, слева, он увидел вспышки выстрелов, над головой пролетели три пули, они оторвали пару листьев у пальмы и попали в стоячую металлическую пепельницу, потом он сам сделал четыре выстрела по оранжевым вспышкам, перекатился направо и выпустил еще четыре пули. Теперь он полз на четвереньках к выходной двери, держась чуть справа, у стены замер, выжидая, «Браунинг» держал на высоте плеч, лифт заскрипел кабелем, опускаясь, а в воздухе по-прежнему веял запах марихуаны, которую курил стрелявший (стрелявшие?), удалялся голос сенатора, она выкрикивала его имя. Пенни ждал. Дышал неглубоко и медленно. Ждал. В нескольких футах от него, сразу за проемом выходной двери, кто-то кашлянул, испустил долгий вздох, потом стало тихо. Позади Пенни открылась дверь номера, в коридор хлынул свет. Он крикнул, чтобы дверь закрыли и вызвали охрану отеля. Сейчас же. Дверь захлопнулась. Он прождал в темноте еще пятнадцать минут и только тогда выполз на лестничную площадку.
Один стрелок, без поддержки, он уже истекал кровью. Не какая-нибудь заметная фигура. Некто Карлос Ригодон, как выяснилось позже — худой, лицо в оспинах, он получил две пули в грудь и одну в ногу, умер в машине «скорой помощи» на пути в больницу. Из мелкой шпаны, как сказали Пенни в полиции. Ранее судимый: устраивал в Маниле секс-шоу с семилетними детьми, грабил туристов, продавал наркотики, сбывал поддельные драгоценности. Ну и к тому же избивал жену и скупал краденое.
Во всем этом списке ни слова о Ригодоне как о стрелке, подумал Пенни, потому его и выбрали для покушения на сенатора. Наймешь любителя, который ничем серьезным никогда не занимался, и тогда хотя бы до самих событий никто об этом знать не будет. Только вот надо было предупредить стрелка, что на деле марихуану не курят, это выдает твою позицию.
Пенни спросил в полиции — были ли у Карлоса Ригодона какие-либо связи с сенатором Фрэн Маклис? Нет, не было. А с «Мудзин» или филиппино-китайским синдикатом, который расследует сенатор? Опять нет. Но когда Пенни спросил себя, кому сейчас выгодно устранить Фрэн Маклис, получилось — «Мудзин». Ригодон был просто наемником.
Сенатор Фрэн Маклис во все это не поверила. Она была потрясена случившимся и поэтому выслушала Пенни до конца. Но она не могла поверить, что ее готовы убить всего лишь из-за расследования. Ригодон? По ее мнению, обычный преступник, его целью было ограбление. Бизнесмены, заявила она, не убивают тех, кто их критикует.
Эдвард Пенни сказал — позвольте не согласиться. Он знает несколько корпораций, среди них есть и американские, которые весьма активно занимались истреблением человеческой расы — по разным причинам, но сводились они все к деньгам, разумеется. Да и ему такую работу предлагали, он отказался. Однако другие в его профессии оказались не столь разборчивыми.
Доказательства связи Ригодона с «Мудзин»? У Пенни их не было. А чувство такое было. Этого недостаточно, подчеркнула сенатор. Так что… Она вечно будет благодарна за то, что он спас ей жизнь, никогда не забудет, и это из тех обещаний, которые можно отнести в банк. Но она должна думать о политической карьере, а значит, продолжать расследование, и ее не отпугнет какой-то грошовый пистолетчик. Возьмемся за «Мудзин», сказала она. А эту тему оставим.
Последняя деталь: филиппинские власти тоже не было склонны усматривать связь между Ригодоном и «Мудзин», чего Пенни, в общем-то, и ожидал. «Мудзин» вложила в острова очень много денег. Лучше, чтобы сенатор Маклис не ворошила эти дела. Не впускать ее на Филиппины нельзя, страна слишком зависит от американской помощи. Но, так или иначе, люди отчего-то потеряли желание с ней говорить. Вероятно, объяснялось это случаем с Ригодоном.
* * *
Асбун удивился.— Так вы хотите сказать, что филиппинское правительство прикрыло попытку японской компании уничтожить американского сенатора?
— В то время я думал так, да. И сейчас так думаю. Но сенатор Маклис придерживается иного мнения.
— Напоминая этим вас. Вы же не предали своего командира. Отказались говорить с армейскими следователями о краже денег. Вы могли бы сказать о себе, что вас не легко сломать, мистер Пенни?
— Почему вы спрашиваете?
— О, я просто подумал… Некоторые люди говорят, что никогда не сломались бы на допросе с применением пыток. А мой опыт показывает, что не выдерживает никто. Даже такой человек как вы рано или поздно поддастся. Хотя вы и герой. Да, даже вы.
— Или вы, — огрызнулся Пенни, немного разозленный бесцеремонностью Асбуна.
Асбун улыбнулся.
— И я тоже. Вы правы. — Продолжая улыбаться, он задумался и повторил затем — да, и я тоже. Опять помолчал. — Вы признаете, что вам нужны деньги. Ваше производство сидра во Франции, больная дочь в Орегоне. Удобно иметь такую дочь, вы согласны? Она дает вам предлог ехать куда угодно и заниматься чем угодно в чужой стране.
В Пенни вспыхнул такой гнев, что перед глазами появилась очень реальная картина: он перерезает Асбуну горло, обе сонные артерии, которые снабжают кровью голову. А потом смотрит, как эта свинья истекает кровью до смерти.
Пенни зажег еще одну сигарету, дал себе время успокоиться, выпустил в потолок длинную струю дыма.
— В Сан-Августине я потому, что мы дружны с Фабио — это и есть мой предлог. И — да, я ожидаю, что за мою работу мне заплатят. Так же как и вы ожидаете платы за свою работу. Я понимаю, что вы имеете право меня допрашивать. Это ваша страна, я здесь всего лишь гость. Но когда вы используете имя моей дочери, чтобы критиковать меня, я должен сказать, что мне это не нравится.
Асбун моргнул, потом наклонился вперед, опираясь рукой о стол.
— Я не совсем понял. Вы собираетесь меня учить, как мне вести разговор? Будете перечислять, что вам нравится и что не нравится.?
Пенни загасил сигарету в пепельнице из нержавеющей стали.
— Может быть, я лучше Фабио Очоа и его отцу скажу, что мне не нравится.
У Асбуна раздулись ноздри, по щекам пошли красные пятна — он взбесился, взбесился до предела; замерев в кресле, он смотрел на Пенни из-под приспущенных век, услышанное ему не понравилось, это ясно, но он и понимал в то же время: президента и его сына раздражать нельзя.
Пенни подумал — теперь я для него враг. Надо оглядываться через плечо, потому что при первом удобном случае полковник тебя прикончит. Конечно, пока Пенни под защитой Фабио, проблем особых быть не должно. Двадцативосьмилетний Фабио. Крупный, симпатичный парень, армейский майор, у которого папаша оказался по случайности президентом страны. Фабио был одним из тридцати иностранных офицеров, которых Пенни учил восточному боевому искусству и стрелковому делу в Форт-Брэгг. Фабио любил повеселиться, свободное время проводил в Северной Каролине, где гонял на своем новом «Феррари», играл в теннис и перетрахал всех светловолосых официанток.
Он и Пенни стали друзьями, когда Пенни спас Фабио в сельском клубе, конфликт возник из-за чужой жены. После этого Пенни взяли на жалованье как телохранителя Фабио, и он отрабатывал каждый цент в поездках в Атлантик-сити на уикэнд — Фабио носил с собой много денег и был поэтому соблазнительной мишенью. Однажды в казино у Пенни ушла вся ночь, чтобы отговорить Фабио, который хотел увезти австралийскую девочку из хора с собой в Форт-Брэгг. Она может работать моим шофером, доказывал Фабио, но Пенни сказал — нет, на военную базу ее брать нельзя. Когда у иностранных офицеров курс окончился, Фабио уговорил его поехать с ним в Сан-Августин.
Сейчас, в доме Асбуна, Пенни встал и сам оборвал интервью, сказав, что если вопросов больше нет, то… Асбун медленно покачал головой, молча, смотрел он не на Пенни, а на маленькую игрушку, украшавшую его стол — обезьянка в полосатых штанишках и красной шапочке, с музыкальными тарелками в лапах. Когда Пенни ушел, Асбун взял обезьянку, завел ключиком, торчавшим у нее из спины, поставил на стол и стал смотреть, как она прыгает и быстро-быстро бьет тарелками. Она делала именно то, чего хотел от нее Асбун.
* * *
Мерсед, Сан-АвгустинЯнварь, 1985
В первом часу пополудни Эдвард Пенни и Ник Максимилиан стояли в небольшом спортзале, где они проводили занятия по бою без оружия, и смотрели, как шестеро мужчин входят во вращающиеся двери из стекла и алюминия. Шаги этих шестерых отдавались эхом, когда они шли через зал к трибуне, где и сели лицом к классу. Неприятности. Это знал весь класс, телохранители Очоа. Пенни и Ники Макс тоже знали, разумеется.
Пенни предупредили утром, предупредил один из телохранителей, он сказал, что Асбун придет сегодня смотреть занятия, но придет не просто так. Он приведет Индейца, а этот тип совершенно сумасшедший. Телохранитель добавил, что Индеец хорошо дерется на ножах и никогда не проигрывает.
— Он тебя вызовет при всех, и примешь ты или отступишь, не имеет значения. Он все равно нападет. Что будешь делать, Эдуардо?
Пенни сказал — спасибо за предупреждение. Вот и все, что он сказал. Не будет он напрягаться из-за того, что кто-то хочет его подставить, первый раз, что ли.
У Пенни было часа два до появления Индейца. За это время он что-нибудь придумает. А уж придумать что-нибудь надо. Одно ясно: он не побежит. Индейца этого, да и любого индейца, которого может спустить на него полковник, он сделает. Если же у Пенни нет такой уверенности, ему следует уже сидеть в самолете на север.
Телохранитель сказал, что Индеец по-настоящему сумасшедший. Иногда, убив человека, он слизывает кровь с ножа. Совсем дикий Индеец.
Ники Макс не мог промолчать, разумеется.
— Ты вот что должен сделать. Возьми ствол и всади ему пулю в член, так будет лучше всего. Он псих, и если хочешь знать, эта гадина еще накокаинится до бровей. Ты должен понимать. Так что не играй с ним. Пара предупредительных выстрелов в лоб, потом возьмись за него всерьез и прикончи.
— Не могу, — помотал головой Пенни. — Нажать на спусковой крючок — не фокус. Стволом тут ничего не докажешь.
Ники Макс вздохнул.
— Видишь, в чем твоя беда. Ты стал слишком много думать.
Пенни улыбнулся едва заметно.
— Асбун хочет унизить меня в каратэ. Это как раз то, чему я приехал сюда учить. Все другое не имеет значения — в теперешнем случае.
— Тут ты прав, — согласился Ники Макс. — Ну и зачем же играть в его игру? По-моему, у тебя мозги размягчаются под старость. Всегда успей убить, пока тебя не убили. Иначе нельзя. А то совсем уже рассопливился со своим Томасом…
Пенни ущипнул Ники Макса за щеку.
— Все нормально. И не такое переживал, можешь поверить. Проблем нет, только разные возможности.
Ники Макс махнул на него рукой.
* * *
Шестеро посетителей. Трое из них были офицерами армии Сан-Августина, очень внушительные в серо-зеленой форме, брюки заправлены в верховые сапоги, фуражки, пистолеты «Хеклера-и-Коха». Судя по знакам различия на воротниках и погонам, все трое были приписаны к генеральному штабу, что делало их важными лицами. На них-то Асбун и хотел произвести впечатление. Пенни этих офицеров раньше вроде бы не видел. Он взглянул на Ники Макса, тот помотал головой: тоже не знает. Пенни опять посмотрел на этих троих. Ничего утешительного в их холодных взглядах он не нашел.А были и еще трое. Асбун, конечно, стильный: как всегда, в голубом блейзере, шелковой рубашке, в этот раз розовой, и обычных сапогах из голубой замши. Зеркальные очки. Фу-ты, ну-ты.
Что же до Индейца, то он, в общем-то был метисом. Наполовину испанская, наполовину индейская кровь, лет сорока, широкоплечий и каменнолицый, в красной рубашке, пузырящихся серых штанах и черных с белым ботинках. Пенни смотрел, как он поднимается на три ряда выше Асбуна и других, проходит немного направо и садится один. Вытащив из кармана рубашки большой красный платок, он повязал голову и отклонился назад, опираясь локтями на скамью позади — а смотрел прямо на Пенни глазами-щелочками. Взгляд у него был такой, что мог бы дробить алмазы.
Шестым посетителем был Херман Фрей, маленький человечек средних лет с маслянистой кожей, кривым носом, в одну дужку очков в роговой оправе был встроен слуховой аппарат — а над всем этим витал пушок черных волос, обрамлявших лысинку. Его, бизнесмена весьма преуспевающего, часто видели во всем белом: сегодня тоже. Костюм, галстук, подтяжки и кожаные туфли. Белое с головы до ног.
Но это еще не все. Три верхних зуба была золотые, а один из них украшен сапфиром в форме звезды. А из ста восьмидесяти частных самолетов в аэропорту Мерседа — число потрясающее для столь маленькой страны — три принадлежали ему. Остальные, как узнал Пенни, принадлежали торговцам наркотиками, чьи ряды включали некоторые из старейших и лучших семей Сан-Августина.
Херман Фрей был самым преуспевающим в стране денежным менялой, его сеть обменных пунктов в четырех городах давала годичный оборот побольше самого крупного банка в Сан-Августине. Не являлось секретом, что видные люди в правительстве и армии, занимающиеся кокаином, широко пользуются его услугами. Сегодня он сидел в спортзале и нервно поглаживал кольцо с брильянтом на мизинце, хмурился и жевал нижнюю губу — он вообще был человек нервный. Когда неподалеку хлопнула дверь, он подскочил, будто от выстрела. Сейчас Фрей казался еще более нервным, чем обычно. Пенни знал почему.
Пенни смотрел, как Херман Фрей спускается с трибуны и подходит к автомату кока-колы рядом с офисом. Возвращаясь, он нес по банке в каждой руке, держал их подальше от тела, чтобы не забрызгать чем-нибудь свой белый ансамбль. Он отдал одну банку Асбуну, тот поднял ее тостом в сторону Пенни, улыбнулся, не обнажая зубов, потом начал что-то шептать сидевшему рядом армейскому офицеру.
Херман Фрей поднялся к Индейцу. Но остановился он чуть не доходя, облизнул губы и протянул банку — подходить ближе ему явно не хотелось, и Пенни подумал: будто боится кобру погладить. Фрей поставил банку на соседнее с Индейцем сиденье, вытер свои маленькие ручки белым носовым платком и вернулся к Асбуну. Индеец проигнорировал кока-колу. Он сидел совершенно неподвижно, глаза не сводил с Пенни.
А Пенни посмотрел наверх, туда, где проходила беговая дорожка вдоль стены зала. Он тронул Ники Макса за плечо и показал пальцем.
— Это еще что такое? — На дорожке стояла примерно дюжина мужчин, главным образом американцы и европейцы — «любители войны». Дорожка была предназначена для джоггинга, но никто из них джоггингом и не думал заниматься. Опершись на перила, все смотрели вниз, на Пенни и трибуну с шестью фигурами. — Надо полагать, все уже знают, — сказал он Ники Максу.
Глядя на беговую дорожку, проходящую над головой, Пенни раздраженно потер затылок. Поганые «любители войны». Если им не удается найти действие в Африке или на Среднем Востоке, если не получают жалованье за истребление людей в Никарагуа, Гондурасе или Сальвадоре, они по крайней мере могут с беговой дорожки спортзала в Сан-Августине посмотреть хотя бы какое-то действие бесплатно. Пенни начал чувствовать напряжение. Не хватало только маленьких животных и птиц, спасающихся кто куда, когда инстинкт предупреждает их о землетрясении, лесном пожаре или другом природном бедствии.